Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 77 страниц)

Помню, в детстве меня страшно интересовало: как это люди ухитряются находить планеты, столь похожие, в общем, на Землю и пригодные для жизни? Меня смущало то, что в нашей системе такая была и есть только одна. В свое время, говорят, один простак сильно удивлялся тому – каким образом люди узнали названия звезд? Ему не пришло в голову, что не узнали, а сами придумали. Я же потом, повзрослев, понял все‑таки: находят – потому что ищут, и на каждую пригодную приходятся десятки, а то и сотни совершенно безжизненных планет. Но во Вселенной всего сотворено много, надо лишь искать. Для теллуриан это стало возможным после изобретения ВВ‑связи и транспорта; а уже и вовсе недавно, когда разобрались наконец не только в принципах, но и в математике творения, можно стало даже прогнозировать местонахождение (приблизительное, конечно) искомых объектов. Так что теперь я ничему уже больше не удивлялся – если говорить о вопросах заселения планет, разумеется. В других областях многое меня и по сей день удивляет – и, наверное, еще долго (я надеюсь) будет удивлять. Кто‑то сказал: жизнь есть движение. От себя добавлю: жизнь есть удивление. Когда ничто более тебя не удивляет – и, значит, не интересует, не волнует, – вызывай гробовщика и проси снять с тебя мерку.

И сейчас, глядя на обзорный экран, я снова удивлялся: тому, насколько все‑таки не совпадает картина, составленная тобой по книжным материалам, с той, что возникает перед взором в реальности.

Топси принято было считать миром глубоко провинциальным. Но после выхода из прыжка, когда наш «Титан» вошел в техносферу мира, это представление пришлось изрядно откорректировать. Прилегающая к планете область пространства оказалась хорошо обставленной не только необходимыми маяками и станциями связи; я успел заметить, самое малое, два мощных, судя по габаритам, энергососа, чьи kW‑воды были заботливо обвехованы, а кроме того (и это было уже немалой неожиданностью) мы прошли достаточно близко от громадных – без малого в футбольный стадион площадью – антенн перехватчиков связи. И еще – несколько сторожевиков лениво обращались по своим орбитам в разных широтных и долготных плоскостях, да к тому же в два слоя: внешний – близ границы сферы возникновения, а внутренний – на самом рубеже техносферы. Кто‑то явно не пожалел вложить в энергетику, связь и безопасность Топси очень немалые деньги. Трудно было даже прикинуть, о каких порядках величины могла идти речь. Во всяком случае, Теллусу такая роскошь была сейчас не по силам.

Не совпал с ожиданиями и облик самой планеты. Я ожидал увидеть что‑то вроде полупустыни, в лучшем случае – сухих степей, каких все больше возникало на Теллусе – безлюдных равнин, в которых тут и там поднимаются к облакам многоэтажия городов. Я как‑то упустил из виду, что все население Топси, по статистике, насчитывало что‑то около двух с половиной миллионов человек – а следовательно, воображенные мною города просто некому было бы населять; и – следующий вывод из этого – планета с высоты должна была выглядеть необитаемой на девяноста девяти процентах своей территории. Меня ввели в заблуждение проспекты, которые топсийские власти рассылали по всей Галактике: на них были и степи, и небоскребы. Действительность же оказалась совсем иной. На материке я успел заметить громадные лесные массивы, обширные зеленые луга, горные хребты, над которыми поднимался Эверест местного значения, да и степь действительно существовала – только не занимала сколько‑нибудь значительной территории.

Что же касается городов, то с высоты был заметен один‑единственный – и так оно и было на самом деле. Странно, что город этот находился на острове средней величины, лежавшем в океане близ экватора, а космодром, как потом оказалось, – тоже на острове, размером побольше, этот улегся на самом экваторе, недалеко от Топсимара (так этот единственный город назывался). Возможно, у топсиян были какие‑то причины избегать материка? Хотя это вряд ли могло иметь отношение к моим делам.

Было солнечно, снижаясь, мы не встретили ни единого облачка: видимо, тут сейчас стояло лето. Я надеялся, впрочем, что жара не будет слишком изнуряющей: уроженцу средних широт, мне по вкусу умеренные температуры.

В общем, приятно смотрелся мир Топси с высоты. И этот его облик – или что‑то другое начало действовать на меня: в условиях, какие я наблюдал сверху, исчезнуть в случае осложнения было бы очень просто. Но крепла надежда на то, что скрываться ни от кого и не понадобится.

Наверное, это Топси уже проявляла свой характер.

Да, подумал я еще раз. Веселая планета.

Впрочем, это настроение изгладилось очень быстро. Уже на поверхности, в зале прибытия топсийского космотерминала, подсознание подсказало мне: что‑то не так. Это произошло, когда я, среди прочих прилетевших, направлялся к пограничной стойке.

Может быть, причина ощущения заключалась в том, что терминал оказался не пустым (как я ожидал, исходя из того, что на «Титане» прилетело никак не более двадцати человек). Наоборот, людей в обширных залах оказалось множество. Оказывается, незадолго до нас на Топси сели, один за другим, два пассажирских корабля: «Кастор» с Милены и «Цицернак», пришедший с Лорика. И тот, и другой привезли, похоже, по целому полку курортников, так что общий зал был под завязку набит пестрыми футболками, шортами, темными очками, багажными тележками, футлярами с удочками, раздутыми рюкзаками, водными лыжами и серфами, орущими младенцами и мало ли еще чем. А также и по той причине, что станция вневремянки здесь почему‑то оказалась совмещенной с космотерминалом – и оттуда чуть ли не ежесекундно возникали все новые и новые представители рода человеческого, еще более увеличивавшие царившую в залах в момент моего появления сумятицу. Она, впрочем, была скорее кажущейся, чем подлинной: все это людское – если не море, то, уж во всяком случае озеро – быстро разбивалось на несколько рукавов, из которых каждый медленно втекал в один из пограничных выходов, чтобы, зарегистрировавшись, обрести наконец свободу передвижения и устремиться к своим целям. Все это было, в общем, легко объяснимо и совершенно естественно; но мне от этого легче не становилось.

Я‑то рассчитывал, оказавшись здесь, быстро сориентироваться, просмотреть всех прилетевших и встречающих и таким способом определить, кто прибыл встретить меня и то ли ненавязчиво сопровождать при всех моих передвижениях по Топси, то ли (такое вовсе не исключалось), напротив, – лишить меня всякой возможности передвигаться и вообще действовать самостоятельно. При двух‑трех десятках людей выполнение моей программы отняло бы минимум времени и усилий. Но их тут ходили немереные сотни, и излучаемые этой толпой поля смешивались в такой нечленораздельный коктейль, из которого было совершенно невозможно выделить хоть одну составляющую. Иными словами, поджидавшее меня лицо – или лица – могло находиться тут на расстоянии протянутой руки – и я никак не смог бы засечь его.

А не зная подлинной обстановки, покидать терминал было просто опасно.

Но, впрочем, может быть, я просто‑напросто сам настраиваю себя на испуг, а на самом деле опасность мне не грозит?

Пришлось быстро думать, одновременно замедляя шаг, пропуская вперед шедших позади. В чем могла заключаться опасность? Примем как данность, что розыскное требование Служб Геллуса на меня уже дошло сюда по ВВ‑связи. И таким же путем прибыли и люди, которым надлежало, самое малое, взять меня и переправить на родную планету. Предположим, так оно и есть. Но как можно им опознать меня? По внешности? Вряд ли: выглядел я благодаря искусству Короля пентаклей, вовсе не похожим на самого себя – такого, каким меня знали на Теллусе все, с кем приходилось встречаться. Документы? Они ничем не хуже настоящих хотя бы потому, что они и есть настоящие: не подделанные, а купленные. Правда, мне не удалось на борту «Титана» совершить очередную метаморфозу: из‑за возни с унтером на это не хватило времени. Но, может быть, это и к лучшему: мой воинский антураж способен сыграть благую роль. Солдат всегда воспринимается как человек казенный, и как бы подразумевается, что его подлинность удостоверяется государством.

Что‑нибудь компрометирующее в поклаже? Там нет совершенно ничего подозрительного. Оружие? Но я ‑солдат, мне положено носить его, и потому оно записано в моем предписании, в графе «Вооружение». И сериал, и дистант; и то, и другое является также и армейским оружием, заводские номера его безошибочно занесены в документ…

Номера, да.

Номера!..

Черт, как же можно было не подумать об этом вовремя?

Раз уж розыскное требование дошло до этих краев (а сомневаться в этом было бы крайне легкомысленно), то в нем – стопроцентно! – указаны и номера оружия, которое может находиться при мне. Номер сериала дамы‑киллера у них, конечно же, есть, да и все данные моего дистанта тоже: он был официально зарегистрирован и у меня имелось разрешение. Хоть бы его не было!..

Стоит мне предъявить на выходе оружие – и меня схватят. Вся история закончится, не успев толком начаться.

Оставить оружие здесь, спрятать где‑нибудь? Но вроде бы негде; а если и удастся сделать это – меня совершенно логично спросят: а где те штуки, которые согласно предписанию должны быть при вас? Вы же не потеряли их, старший унтер, и не подарили кому‑нибудь? Ах, у вас их украли в дороге? Корнет с Симоны? Прекрасно, мы начнем его поиски – а вам тем временем придется задержаться у нас, мы никак не можем пропустить вас в такой ситуации.

Обильно смазать узкое место, чтобы беспрепятственно проскользнуть? На Теллусе я бы так и сделал; но здесь – кто знает, какие тут в этом отношении порядки? Брать, конечно, берут, как и везде, хоть один такой да найдется; однако смазки явно не хватит. Рулями с Теллуса здесь не отмажешься – да и тех осталось не очень много, а кроме них, у меня есть только чек. Сумма в него вписана достаточно солидная, но отдать его – значит остаться совсем без гроша: как‑то не принято просить сдачи, давая взятку. Да и попросив – не получишь. Остаться же совсем без ничего значит сразу усложнить ситуацию процентов на триста, а то и на все пятьсот. Опять‑таки, будь это на Теллусе…

Но до него очень далеко. И надо решать быстро, иначе еще через несколько минут ты останешься тут один – и своей медлительностью привлечешь к себе совершенно излишнее внимание.

Постой. А зомбированый эмпи, самозваный проводник по лабиринту? Пограничники, как правило, считают полицию, включая и военную, своими людьми, и проверяют обычно спустя рукава. Так что если у него даже обнаружится пара лишних стволов, большого шума никто тут поднимать не станет.

Назвался проводником – вот пусть и проводит! Конечно, потом возникнет еще одна задача: вернуть оружие самому себе. Однако я полагал, что в споре с зомби всегда выйду победителем.

Где же он? Наверняка где‑то рядом: в его задачу не входит бросать меня на произвол судьбы. Я оглядел зал, постепенно пустеющий. Унтера не было видно.

Затаился где‑нибудь, сукин сын, и следит за мной. Ничего удивительного: ему‑то здесь ведом каждый закоулок. А у меня просто не было времени детально разобраться с такими вещами, как, например, план терминала. У меня его, кстати, и не было: улетать пришлось, мягко говоря, второпях.

Но унтер где‑то здесь; я прекрасно ощущаю его присутствие.

Я снова просканировал окружающее пространство, но на сей раз третьим, всевидящим глазом. И без труда обнаружил парня. Но, к сожалению, там, куда сейчас никак не мог добраться.

МП‑унтер успел уже пройти контроль, выйти из зала и теперь находился рядом со стойкой – но увы, с другой, внешней стороны.

Я попытался вызвать его, послав ему соответственную команду. Будь он нормальным человеком – команда подействовала бы, но он был зомбирован и настроен на команды только своего хозяина, я же мог воздействовать на него, лишь стоя рядом с ним. Ничего не получилось.

А время шло. Надо было что‑то делать. На меня уже поглядывали от стоек; смотрели с подозрением. Пограничники, такой народ.

Мне, в общем, выбирать было не из чего. Заплатить – значит, попасть в сложные обстоятельства. Не заплатить равносильно немедленному провалу. Так что куда ни кинь – всюду клин.

Я вытащил из дальнего кармана аккуратно сложенный чек. Из другого, поближе, – воинскую иденткарту. Раскрыв чек, скользнул взглядом по проставленной в нем сумме, очень привлекательной сумме. Словно попрощался с нею. Но расставаться с деньгами было не впервой. Ничего, останемся живы – заработаем еще… Снова сложил чек, зажал его в пальцах вместе с иденткартой. Правила общения между мирами Федерации оставались почти точно такими же, какими были и сто, и двести лет назад: как я уже говорил, общество, невзирая на то, что расползлось по десяткам миров, последние века делало площадку, сохраняя нравы и обычаи – видимо, потому, что они наилучшим образом согласовывали интересы всех слоев, от правителей до бомжей. Держа все наготове, подхватил сумку и неторопливо направился – в числе последних – к пограничным стойкам с турникетами.

Стоек было четыре, и сейчас главным и решающим было – не ошибиться в выборе. Я начал справа, пытаясь забраться поглубже в психику сидевшего в будке пограничника. Установив канал связи, легко послал ненавязчивую мысль: хорошо, если бы кто‑нибудь сейчас предложил сотню‑другую… По легкой отдаче почувствовал, как мысль вошла в сознание адресата. И тут же сгорела. Мгновенно. Он даже не попробовал повертеть ее в голове: уничтожил сразу. Хорошо для пограничной службы Топси. А для меня – плохо.

Со вторым получилось лучше, но незначительно. Мысль осталась живой, но он упрятал ее так далеко, что стало понятно: чтобы подвигнуть его на такое действие, как пропуск через границу человека, у которого что‑то не в порядке, с ним пришлось бы долго работать. Он просто‑напросто боялся, хотя было совершенно ясно, что, к примеру, найди он такую сумму на улице – не побежал бы в стол находок и не стал бы расклеивать объявления. Трусоват и потому нерешителен. Не годится.

Третий – совсем плохо. Мысль ему понравилась, и он немедленно начал развивать ее дальше. Возникла картинка: ему предлагают взятку – и он немедленно хватает виновного за руку и поднимает большой шум. Честолюбив, не испытывает большой нужды в средствах, но очень недоволен продвижением по службе и сделает что угодно, чтобы отличиться. Затевать операцию с ним – хуже, чем войти безоружным в клетку с голодным тигром и начать дразнить его. Отпадает совершенно.

Плохо, плохо. Если и четвертый окажется идеалистом, трусом или карьеристом – положение станет действительно пиковым.

Я даже не успел составить мнения по поводу четвертого. Потому, видимо, что народу по эту сторону барьера оставалось совсем мало, он просто‑напросто закрыл свою форточку, вышел из будки, запер ее и направился к буфету, что находился по эту сторону границы, затесавшись между магазинчиками «такс фри». Проголодался, наверное.

Буфет «такс фри» – не самое дешевое место. Тем более что близ терминала по ту сторону границы – в этом я был более чем уверен – имеется достаточно забегаловок самого разного уровня. Вывод: человек, пользующийся таким буфетом, не очень стеснен в средствах. Это и хорошо, и плохо. Плохо – потому, что он может и не пойти на правонарушение ради некоторой суммы, тут важно, однако, знать – где та цифра, ради которой он рискнет. Хорошая же сторона дела заключается в том, что откуда‑то же он берет деньги, чтобы заказать… что именно? Ага. Чтобы заказать не что‑нибудь, а крабовый салат, тибоунстейк и бутылку красного вина – название было мне незнакомо, вероятно, оно было из местных сортов. Не слабо. Его заказ не остался для меня секретом потому, что я уже стоял у него за спиной, ожидая своей очереди. Он заплатил семнадцать топсийских уников с мелочью. Непохоже было, что у него они – последние. Я мысленно перевел уники в галлары; н‑да‑с. Этот немолодой уже мужик должен был зарабатывать очень неплохо. Оклад пограничника, пусть даже и в звании субкапитана и с большой, судя по шевронам на плечe, выслугой вряд ли мог обеспечить ему такой уровень существования. С другой же стороны – если государственный служащий не скрывает, что живет не только на оклад, его доходы должны быть в полном смысле слова безгрешными. Или же…

Вот именно: или же. Я вспомнил характеристику Топси как мира, в котором законность соблюдается меньше, чем на любой другой обитаемой планете. Может быть, здесь и не принято скрывать своих побочных доходов? Может быть, ими даже гордятся?

Субкапитан заплатил и отошел к столику, куда ему должны были принести все заказанное. Столик он выбрал ближайший к буфетному прилавку. Наверное, не случайно.

Дама за стойкой уже нетерпеливо постукивала ногтями по лакированной доске. Я поспешил изобразить смущенно‑нерешительную улыбку.

– Скажите, пожалуйста, вы принимаете земные рули? Она презрительно изогнула губы:

– Кроме уников – только галлары. Написано же! И ткнула пальцем вверх. Над ее головой и в самом деле висела табличка: «Расчет только в униках и галларах», и я, конечно, успел прочитать надпись. Но нужно же было как‑то завязать разговор.

– Ах да, простите, не обратил внимания. Ладно, пусть будут галлары. Вот только у меня не кэш, а трэвел‑чек…

Я вытащил чек и положил на прилавок. Она посмотрела. И проговорила – уже совсем другим тоном, даже с нотками извинения, при этом из ее речи почти исчезла легкая шепелявость телецкого диалекта (так он назван, поскольку Топси на земном небе располагается в созвездии Тельца):

– К сожалению, не могу вам помочь. Мы не принимаем чеков, только наличными. Даже карточками у нас не пользуются.

Одновременно она быстро просканировала меня острым взглядом. Видимо, очень уж несовместимыми показались ей – сумма и занюханный армейский унтер.

– А где‑нибудь здесь можно реализовать чек?

– Только в городе, в банке. Это не так уж далеко отсюда… Да и вряд ли здесь – даже будь тут обмен – нашлось бы столько денег: пятьдесят тысяч!

– Я понимаю, но у вас здесь все выглядит очень уж соблазнительно!

Думаю, что слова эти прозвучали убедительно: мне и в самом деле хотелось есть. Хотя это было не главным. Куда важнее было то, что за спиной у меня произошло некоторое движение: слышно было, как ножки стула скользнули по полу. Это означало, что наш разговор – а точнее, названная вслух (вряд ли случайно) сумма привлекла внимание субкапитана.

– Я бы накормила вас в кредит, – продолжала между тем буфетная фея, – но у нас это не практикуется. – Она развела руками.

– Спасибо за сочувствие, – грустно сказал я. – Видно, придется и в самом деле перехватить что‑нибудь там, снаружи.

За моей спиной послышались шаги. Субкапитан остановился рядом со мной.

– Царапочка, я заждался, – проговорил он вовсе не сердито. И медленно, как бы нехотя, повернулся ко мне. Наши взгляды встретились; и я сразу же ощутил, как его незримые, но от этого не менее реальные астральные щупальца утыкаются в мой блок, пытаясь разглядеть – что там у меня внутри; со своей стороны, и я попытался сделать то же самое – и безуспешно. Это было, как мгновенная стычка на фехтовальной дорожке: выпад – рипост – прыжок назад, чтобы разорвать дистанцию. Глаза пограничника на миг блеснули, но он тут же отвел взгляд и сказал, не улыбаясь:

– Потерпевший крушение в шлюпке гибнет от жажды – похоже, да?

Он тоже заговорил чисто, на литературном феделине. Возможно, тут это считалось признаком уважения, но скорее он просто думал, что я не разберусь в диалекте.

Усмехнувшись, я кивнул и жизнерадостно заверил:

– Ничего, выплыву. Берег близко.

– Близко, – согласился он. – Однако накат большой, а и тут не пляж – скалы. Без помощи трудно придется.

– Думаете?

– Если бы не так, – ответил он, – вы были бы уже на берегу, а не здесь. Угадал?

Я не стал отвечать, памятуя, что молчание – знак согласия.

Буфетная фея собралась уже нести на столик заказ субкапитана. Но он удержал ее:

– Царапа, пусть молодой человек позавтракает – запишешь на меня. – И мне: – Заказывайте.

– Большое спасибо, – сказал я признательно. Чашку кофе и булочку, пожалуйста.

– Что так мало? – удивился он. – Не солдатский аппетит.

– Всерьез поем в расположении, – ответил я. – Положено, пусть отдают.

– Разумно. Что же – сядем?

Я пошел вслед за ним, не забыв забрать с прилавка чек. Он указал мне на стул, уселся сам. Глянул на меня в упор, но не сказал ни слова, пока хозяйка не принесла все заказанное и не удалилась за стойку. Лишь после этого спросил:

– Проблемы?

Я не успел глотнуть, как он предупредил:

– Только правду. Врать мне надо, когда я на посту.

– Есть небольшие сложности, – сказал я. – Хотя проблем и нет.

– Это сразу понятно. Мне. Давай по порядку. – Он перешел на «ты» как‑то совершенно естественно, словно мы вместе выпили уже не одну цистерну. – Трудно выйти?

– Да как сказать… – протянул я.

– Так и сказать. Похвались, что у тебя там, – потребовал он.

Я протянул ему иденткарту. Он проглядел ее наметанным глазом.

– Это сойдет. В чем загвоздка? Ага, погоди. Соображу. Ну‑ка, давай сюда самопалы…

Я вытащил из кобуры дистант, из сумки – сериал. Он сверил номера. Сказал:

– Все сходится.

– Я же сказал, что проблем нет…

– Сказал – и ошибся. Есть проблема. Даже две. Первая: до нашего захолустья такое оружие еще не добралось, наши оберегуны пока что обходятся простой автоматикой. Накладка. Но это – мелочи жизни. Вторая проблема серьезнее. На тебя – казенный заказ. По первой категории. Так что я тебя ждал, хочешь – верь, хочешь – нет.

– На меня заказ? Или на номера? Он двумя пальцами взял меня за щеку:

– Обработка хреновая. Молодые не заметят, но я – старый волк. Подержать тебя сутки на спецдиете – придешь в свой нормальный вид. И тогда хана тебе. Что, ты так громко нашумел там? Я покачал головой.

– На меня хотят навесить, – сказал я. – А мне работать надо.

– Почему сюда занесло? Есть тут кто‑нибудь?

Я не ответил. Он приободрил меня:

– Ты ведь все понял? Я тебе помочь хочу, взять тебя я мог бы и сейчас, без твоего согласия. А помочь могу серьезно: я всех знаю, и меня все знают. Но о тебе будут знать только те, кто может понадобиться. Вот и решай. Подумай, а я поем тем временем.

Я подумал. Когда он вытер губы, я медленно подвинул к нему чек. Он так же неторопливо спрятал листок во внутренний карман.

– Ну и правильно. Ладно: я пошел исполнять службу. Минут через пять подходи. Вопросы есть? Вопрос у меня был.

– Добраться до города – будут сложности?

– Ах, ты вот куда… – протянул он. – А я решил, что ты по курортной части – облегчать тех, кому тяжело деньги носить. А ты, выходит, нацелился на Топсимар. Знаешь, лично я тебе не посоветовал бы. За всю свою службу не слышал, чтобы там кому‑нибудь удалось урвать. А ведь были артисты, пытались. Может, передумаешь?

Он принял меня за нормального грабителя, вот что. Значит, в земном требовании ничего конкретного нет. Просто – задержать и препроводить. Ну что же: оставим его в этом приятном заблуждении.

– Я мужик рисковый. И пошел на спор на большие деньги, что возьму свое здесь. Субкапитан покачал головой:

– Ну, мое дело было – предупредить. Я кивнул:

– За это спасибо. Скажи: а как ты меня вычислил? Разве не могло быть, что я туда еду по делу? Пограничник улыбнулся, качнул головой:

– Ну, те выглядят совсем иначе. Подумал и добавил:

– И чеков не возят. Всегда кэш.

– Ясно, – сказал я. – Еще раз спасибо.

Пограничник встал, отодвинув стул.

– Значит – через пять минут.

И вразвалочку пошел, унося с собой весь мой капитал.

Капитал, да. Но кое‑какие ценности у меня еще оставались. И ими я никак не хотел рисковать. Мои кристеллы которыми я разжился еще у Пифии и на которых теперь было кое‑что записано. Если даже пограничник и в самом деле выпустит меня без осложнений, то предстоит еще таможенный досмотр – а у таможенников во всех мирах существуют достаточно строгие правила относительно провозимых записей: они считают необходимым просматривать все тексты, а мои для этого никак не годятся. Я рассчитывал использовать унтера, он шел по зеленому коридору – но сейчас его было уже не достать. Кто же поможет мне?..

Я успел заметить, что те, кто собирался пройти по зеленому, группировались у крайней левой стойки – оттуда путь в зеленый коридор был короче всего. Я присмотрелся и выбрал того из них, кто показался мне самым надежным. То был средних лет поджарый мужчина, хорошо одетый, из багажа при нем был один лишь кейс. Выражение лица у этого мужика было спокойным и весьма уверенным; таких, как правило, если и досматривают, то спустя рукава. К тому же он явно был местным жителем и достаточно хорошо известным: несколько человек уже почтительно поприветствовали его, он же лишь слегка кивнул им в ответ. Вот этот, решил я, и пронесет мои ценности без всяких недоразумений.

Пристроившись у него за спиной, я вошел в его сознание, готовый встретить серьезное сопротивление. К моему удивлению, его не было: психика моего невольного помощника оказалась почти не защищенной. Я внушил ему нужные мысли за считанные секунды; он тут же обернулся и проговорил, мельком глянув на меня:

– Что у вас там – давайте… Я вручил ему капсулы с кристаллами. Он небрежно сунул их в карман. Я предупредил:

– Обождете меня у выхода. Не вздумайте исчезнуть, пока не вернете все мне.

– Да, да, конечно, – ответил он спокойно. – Не беспокойтесь. Я обожду вас.

Я проводил его взглядом. Он прошел зеленым коридором, и никто и не подумал остановить его.

У меня отлегло от сердца.

Через пять минут, выпуская меня на волю, пограничник проговорил:

– Кстати, с Теллуса просили посодействовать тебе. При случае подтверди, что я так и сделал.

Я не сразу понял, что он имел в виду именно Короля.

– Так чего ж ты меня обобрал догола? – не выдержал я.

– А он не говорил, что я должен помогать тебе задаром. Ничего. Наживешь еще.

Я сделал усилие, промолчал и даже улыбнулся живодеру на прощание. На новом месте ни в коем случае не следует начинать с создания новых врагов. Это никогда не бывает сделать слишком поздно.

Человек с моими кристеллами терпеливо ожидал меня, как и было условлено, у выхода. Без единого звука он отдал мне все и не спешил удалиться; лишь после того, как я проверил содержимое капсул и убедился, что в них по‑прежнему покоятся мои записи, человек попрощался легким кивком и ушел. Я не стал следить за ним: он мне больше не был нужен. Я полагал, что никогда больше с ним не встречусь.

Когда я вышел из терминала на привокзальную площадь, мне было, как сказал поэт, грустно и светло. Светло – потому что я все‑таки прорвался. И еще наверняка по той причине, что уж очень приятно было – после пресного, фильтрованного и неподвижного воздуха и неживого света в терминале оказаться под солнцем (пусть и не столь ярким, как земное) и подставить лицо легкому ветерку, что задувал с океана, оказавшегося совсем рядом и хорошо видного с обширного плато, на котором и располагался космодром.

А грустно – потому, что все мои предварительные планы впору было выкинуть в корзину: они были основаны на деньгах – а их‑то у меня больше и не было. О том что осталось, говорить всерьез не стоило. Земные рули да же у меня самого перестали вызывать хоть какое‑то уважение: сумма показалась донельзя мизерной – особенно по мере того, как я, медленно продвигаясь по площади, пытаясь анализировать неразбериху людских излучений, клубившихся в этом пространстве, поглядел на цены в торговых павильонах. Оказаться нищим в совершенно чужом краю – незавидная участь. Я утешал себя тем, что главное – бодрость духа и присущие мне способности – удалось пронести через границу без ущерба для них. И кристеллы – то же, а они обещали успех – пусть и не сию минуту. Остальное же, как говорится, приложится.

Отойдя в сторонку от выхода, я остановился, чтобы оглядеться и быстро решить, что предпринять в ближайшие минуты. Ясно было, что задерживаться здесь никак не следовало: вероятность быть схваченным уменьшалась пропорционально квадрату расстояния между мной и. терминалом. Надо было уходить, но – куда и каким способом? Как‑никак, здесь был остров, и – как я заметил еще сверху – не очень большой. И, насколько я мог сейчас видеть, от площади уходила только одна дорога, и вела она вниз – к берегу, окаймленному широкой набережной, от которой выдавались в океан несколько пирсов, рассчитанных, похоже, на небольшие суда, впрочем, больших в этом мире быть, пожалуй, и не могло – всякое плавание тут являлось каботажным, уходить в открытое море не возникало надобности (впрочем, это были только мои первоначальные соображения, первые впечатления, которые порой бывают обманчивыми). Сейчас у пирсов стояли два суденышка, которые я определил как прогулочные катера. Возможно, они и осуществляли перевозку людей в Топсимар. Левее, километрах в двух, у берега, у длинной стенки, виднелось несколько десятков разнокалиберных плавсредств: от маленьких тузиков до океанских, как мне показалось отсюда, яхт – двух– и даже трехмачтовых, с аккуратно убранными парусами. Судя по ним, народ здесь жил не бедно. В той же стороне виднелось несколько небольших строений, здесь же, в районе пирсов, – белое двухэтажное здание: вероятно, портовое управление. Остальное побережье, насколько хватал взгляд, представлялось пустынным. Известные курорты располагались явно не тут, а на каких‑то других островах, а может быть, и на материковом берегу. Отдыхающих доставляли туда не катерами, разумеется, а пассажирскими агралетами, чья стоянка просматривалась справа от терминала. На грунте сейчас стояло целых три машины, и к ним‑то и направлялось большинство пестрых футболок. Мне с ними было, как я решил, не по пути. Но и здесь торчать у всех на виду смысла не имело. Пора было двигаться.

Прочелночив всю площадь вдоль и поперек, я так и не наткнулся на то, что, собственно, искал: на прощупывающий, цепкий взгляд человека, пасущего меня, такой взгляд – визитная карточка соглядатая. Если даже сам он остается вне поля зрения, этот луч воспринимаешь всем телом. Это необязательно должен был быть тот унтер: он мог и благополучно передать меня своему сменщику. Я чем дальше, тем больше понимал, что операция выслеживания была поставлена на широкую ногу. Почему‑то эта мысль не вызвала у меня законной гордости; без подобного признания моей значимости я мог бы и обойтись.

Так или иначе – держаться мне следовало, как если бы наверняка знал, что рыболов с удочкой где‑то рядом, а крючок его и вовсе болтается в опасной близости. То есть приходилось соблюдать осторожность.

Это соображение помешало мне зайти в меняльную Контору, чтобы обратить последние рули хотя бы в здешние уники: не исключалось, что там меня и подкарауливали. Это было логично: в новой стране приезжий первым целом спешит обменять деньги. Только после этого он начинает чувствовать себя в своей тарелке. Поэтому к менялам я не пошел. Если доверять советам человека, только то вежливо ограбившего меня, официальные средства передвижения, такие, как уже замеченные мною катера и агралеты, – мне тоже были заказаны. Так что я сделал, пожалуй, единственное, что в этом положении мне оставалось: закинул сумку за спину и бодро потопал по обочине дорогй, что спускалась к берегу. Но не для того, чтобы встать в очередь на катера; пирсы я намерен был обойти по большой дуге. Куда больше интересовали меня те скорлупы, что плавно покачивались на пологих волнах прибоя дальше по берегу.