Текст книги "Разитель. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 77 страниц)

– Вы не ошиблись, – кивнул я. – Я тогда обитал в другом конце Галактики.

Разговаривая с ними, я постоянно следил за тем, чтобы в моей речи временами проскальзывал симонианский акцент; впечатление должно было создаться таким, что я стараюсь пользоваться литературным феделином, но иногда забываюсь, и тогда мое происхождение дает о себе знать.

– Так что, – продолжал я, – может быть, вы просветите меня на сей счет?

– Охотно, – сказал посол. – С недавнего времени Серпа, увы, подвержена влиянию «урагана» – иными словами, особого субстрата уракары. Это имя носит дерево…

Я, изображая живейший интерес, выслушал то, что мне уже было известно, и терпеливо ожидал, когда же наконец посол перейдет к новой для меня информации.

– Мы не смогли бы пользоваться «ураганом», находясь здесь, – в конце концов добрался он до этой части, – если бы не имели возможности нейтрализовать его действие на нас самих и на тех людей, чьей помощью мы тут пользуемся – начиная хотя бы с персонала наших посольств, а также президентского аппарата. Иначе и нам самим казалось бы, что мы уже достигли нирваны и можем пребывать в блаженном бездействии, наслаждаясь самим процессом жизни. Поиски, так сказать, противоядия заняли немало времени. Вести эту работу пришлось именно там – на Синере и Тернаре, причем достаточно скрытно. В конце концов его удалось найти.

Я широко раскрыл глаза, что должно было означать удивление, граничащее с восторгом. Была надежда, что в ответ на такую мою реакцию его откровенность еще усилится, не тут‑то было.

– Короче говоря, – внезапно оборвал он сам себя, – вам необходимо принять это средство, выражаясь старомодно – сделать прививку, чтобы, даже находясь в местах сильнейшего воздействия «урагана», вы не теряли головы. Как только мы закончим нашу приятную беседу, вас проведут в медицинскую часть. Это продолжится всего несколько минут и, могу обещать, никак не отразится на вашем самочувствии. Кстати, такую услугу мы оказываем всему дипломатическому корпусу на Серпе. Совершенно безвозмездно.

Я выразил обоим искреннюю благодарность. Хотя, откровенно говоря, на душе у меня было вовсе не так спокойно, как я старался показать.

В посольской медчасти, оборудованной, как я и ожидал, в соответствии с последними воплями медицинской моды, меня утешило, что я вовсе не оказался там в одиночестве. Несмотря на то, что посольский прием продолжался полным ходом, играли два оркестра и неустанно сновали официанты, разнося главным образом выпивку, у кабинета, где делали прививки, уже ожидало с полдюжины людей и в вечерних костюмах, и в военном (видимо, из охраны), и в рабочих комбинезонах: технари. Воистину Армаг все свое возил с собой, не полагаясь на квалификацию местных специалистов.

Я скромно занял место среди ожидавших, хотя проводивший меня сюда человек (кажется, то был кто‑то из сотрудников атташата по здравоохранению) хотел было продавить меня в обход очереди; я вежливо отказался. В очередях и других местах ожидания добывается вовсе не самая малая часть информации. Так и здесь: я узнал, в частности, что прививка повторяется ежемесячно; следовало полагать, что найденное средство от «урагана» не было таким уж совершенным. Пребывание в очереди, кроме того, несколько успокоило меня по поводу намерений моих недавних собеседников: нетрудно было предположить, что, не сумев по‑настоящему покопаться в моем рассудке, не говоря уже о подсознании, они захотят прибегнуть к более грубым, но и действенным средствам. Но тут, когда дело было поставлено на конвейер и никто не собирался особо представлять меня медикам, вряд ли ко мне могли применить особый порядок.

Наконец пришел и мой черед. Я старался проследить за всеми действиями врача и двух сестер, привычно делавших свое дело. Подключил даже третий глаз. Но без всякого эффекта: в моем присутствии зелье не только не готовилось, но и не набиралось в инъекторы – просто вскрывалась очередная упаковка с уже заряженным инструментом, инъектор извлекался, я к тому моменту успел уже до пояса обнажиться, инъектор прижали к точке, примерно соответствовавшей проекции четвертой чакры; тихое шипение, обработанное место зазудело, тут же приложили влажный тампон – через секунду‑другую кожа перестала протестовать. Дело было сделано. Я настороженно ожидал – не будет ли еще какого‑то воздействия: добавочной инъекции или предложения выпить какую‑нибудь тинктуру; нет, ничего подобного не произошло. Я прикинул по времени; процедура заняла ровно столько же, что и у тех, кто прошел прививку передо мною. Похоже, причин для волнения не было. Я выслушал посланный мне вдогонку совет – если почувствую легкую слабость, на полчасика лечь в постель, – поблагодарил и вышел. Никакой слабости я не испытывал, но решил, что на сегодня сделано, пожалуй, достаточно, чтобы, не нарушая протокола, откланяться и отправиться восвояси. И уже в своих апартаментах проанализировать, что и как было сказано, что – не сказано, хотя и подразумевалось, что – и не говорилось, и не подразумевалось, далее – кто в какое мгновение и как смотрел, куда и зачем, и куда – избегал глядеть, как работали лицевые мускулы каждого, как – руки, как менялся цвет лица и в какие именно моменты – одним словом, извлечь максимум информации, содержавшейся во всем этом. Обычная работа. А потом, закончив – уйти в медитацию, достаточно надолго, и, может быть, даже – удостоиться другого разговора, не с этими сукиными детьми…

Размышляя так, я шагал по посольскому коридору, вовсе не отдавая себе отчета в том, что иду вовсе не к выходу, а в каком‑то другом, совершенно неведомом мне направлении, поднимаюсь по боковой, пустой лестнице – вместо того чтобы спускаться по главной, парадной; иду уверенно – словно не раз уже проходил здесь и сейчас направляюсь к какой‑то известной мне цели. По‑прежнему не контролируя своих действий, я остановился у одной из дверей в этой, явно служебной, а не парадной части обширного здания, нажал на ручку – дверь отворилась. Я вошел в небольшую квадратную комнатку – метра три на три, где из обстановки имелась только кровать больничного типа, с механикой, позволявшей изменять положение лежащего, тумбочка и два табурета. Еще одна дверца в противоположной стене – поуже той, через которую я попал сюда. Окон не было, но стоило войти – под потолком засветился матовый плафон. В памяти осталось: при виде всего этого я лишь кивнул, словно ничего другого и не ожидал увидеть. Койка была застелена. Я сунул руку под подушку, вытащил аккуратно сложенную, даже слегка надушенную пижаму. Переоделся в нее. Отворил маленькую дверь – как я и был уверен, там оказалась ванная. Хорошо, – подумал я безмятежно, – прекрасно просто. С удовольствием постоял под душем. Знал, что сейчас улягусь – и усну и что сон – именно то, что мне сейчас нужно. Спать буду столько, сколько захочется: у меня ведь никаких дел, спешить некуда, беспокоиться совершенно не о чем…

Беспокоиться совершенно незачем, это и была мысль, с которой я уснул.

Мне приснилось, что я медитирую. Точно так же, как делал это в дни, когда не занимался этим ремеслом, когда видел и слышал тех Посвященных, что издавна больше не возвращаются в то, что мы называем жизнью, но беседуют с продвинутыми там, у себя. Сейчас такие встречи были мне запрещены: я занимался низким делом, пусть оно и было необходимым, и не был достоин таких разговоров. С этим я вынужденно смирился, но во сне снова вошел в это состояние и услышал знакомый голос, который на самом деле не был голосом:

– Ты попал в очень тяжелое положение. Не знаю, как выйдешь из него.

– Мне очень хорошо сейчас, – попробовал я возразить. – Тихо, спокойно. Я отдыхаю…

– Не время! Совсем не время. Но ты ослабел… Хорошо. Я помогу тебе, хотя ты еще не заслужил этого. Но иного пути не вижу. Сейчас ты обретешь свободу передвижения. Ненадолго. Но используй эту возможность как следует…

На этом сон кончился.

Сон? Или?..

Я поднялся с постели легко. Очень легко. Я был, казалось, невесом. Или – не только казалось?

Никогда еще не приходилось переживать такого состояния. Даже далеко продвинутым очень редко удается вызвать его по своему желанию.

Я немного задержался, чтобы поглядеть на лежавшее на кровати тело. Кровать уже приноровилась к нему, мягко обняла. Упокоила, чуть не подумалось. Но тело ровно дышало и, по всему судя, чувствовало себя вполне комфортно.

Убедившись в этом, я двинулся в путь.

Я знал, куда и зачем мне нужно было идти. Знание это пришло само собою, сейчас я впитывал информацию из тех сфер, которые обычно оставались для меня недоступными.

Я двигался по прямой, не пользуясь всякими коридорами и лестницами. Двери, стены, перекрытия – все то, что для обычного тела служило бы серьезными препятствиями, подчиняло бы себе, заставляя выбирать путь по их указке, – все это сейчас для меня просто не существовало.

Дорога заняла лишь минуту с небольшим. И я снова оказался в обществе моих недавних собеседников. На этот раз не в музыкальной гостиной, но в кабинете посла. Обычным путем я никак не смог бы попасть туда: подступы к кабинету для меня перекрыли бы наглухо четверо находившихся поблизости охранников.

Посол и президент Серпы не сидели в креслах у столика, на котором помещалась целая выставка очень доброкачественных напитков в хрустальных графинчиках и фирменных бутылках. Они находились в другом конце помещения – стояли, склонившись к экрану стоявшего на отдельном столике устройства. Раньше я видел его только на картинках; то была последняя армагская модель декриптора: машины, предназначенной для разгадывания даже самых сложных шифров. На экране возникали, сновали туда и сюда, сочетаясь в самых разных комбинациях, буквы, слова, какие‑то обрывки фраз… Посуетившись секунду‑другую, они исчезали, машина чуть подвывала и тут же принималась выбрасывать новые варианты, каждый из которых обозначался очередным номером. Эти же номера возникали в окошке счетчика. Судя по ним, сейчас шла двести шестьдесят седьмая попытка.

Эти люди не заметили меня. И не только потому, что были увлечены наблюдением за борьбой двух машинных разумов. Если бы даже они были настороже, оглядывались, нервно вздрагивая, на каждый шорох, они меня все равно не увидели бы. Это было мне известно заранее, и я чувствовал себя в совершенной безопасности.

Такое ощущение позволило мне подойти поближе и, как и они, вглядеться в экран. В его левом верхнем углу, отгороженные рамочкой от активной части, оставались неподвижными группы цифр, чей облик знаком каждому, когда‑либо встречавшемуся с шифровальным делом. Так же как ему известно, что не сами цифры важны, а те действия, в результате которых они получаются, и те многократные нарушения логики этих операций, которые делают практически невозможным разгадку шифра путем одних лишь логических выкладок.

Колонки с группами цифр показались мне знакомыми. Конечно, это они. Те самые, что были записаны на кристелле, которую я всегда имел при себе, чтобы уберечь ее от постороннего любопытства. И те самые, которые однажды уже удалось разгадать Вериге.

Правда, та кристелла так и осталась у Вериги, расставаясь с ним, я ее при нем не обнаружил. Он успел где‑то спрятать ее. Как же она попала сюда? По моим представлениям, Верига никак не мог находиться в союзе с этими двумя, скорее наоборот. Еще раньше я отдал подобную же запись президенту "Т", за что он передал мне свою благодарность – через женщину со светящимися губами. Значит, это уже третья, предпоследняя – та, что была при мне. Ее заполучить президенту Серпы или послу Армага было очень просто: уложив меня спать, просто обшарить мои карманы. Я не сомневался, что так и было сделано. Интересно, а как они потом станут объяснять свои действия против меня?

Счетчик показывал уже двести восемьдесят девятую попытку. Я улыбнулся бы, будь сейчас при мне то, чем улыбаются. Интересно, сколько еще им придется повозиться и когда они откажутся наконец от своей попытки?

Однако они были упрямы, а их машинка с честью оправдала высокую репутацию армагской атомтроники: на моих глазах (название условное) на экране начал возникать связный текст.

Оба встрепенулись, пригнулись, почти закрывая от меня экран. Но я в теперешнем состоянии отлично видел сквозь них – надо было только чуть изменить фокусировку,

Я прочитал:

«Мир Кармелы, военно‑пространственная база „Астра‑16“, штабное укрытие, седьмой ярус, подробности неизвестны».

Президент ухмыльнулся. Посол потер руки:

– Все‑таки мы его раскололи!

– Чья это база – не помните?

– Отчего же: помню, конечно. Когда‑то ее построил Теллус, а после его ухода база перешла к туземцам.

– Кармела? Это нидеряне, если не ошибаюсь?

– Они самые.

– Надеюсь, у нас не затянут с организацией визита вежливости этим ребятам?

– Да уж надо полагать.

– Ну вот и все. Суп сварен. Поздравляю.

– Взаимно. Давайте прикинем: для согласования визита по правительственным каналам уйдет не меньше недели. Переход… двое суток?

– Здесь вы ошибаетесь. По существующим соглашениям, при визитах такого рода на Кармелу делается предварительная остановка для окончательного согласования протокола на Шинаде. Значит, плюс один выход, остановка, еще один разгон. На Шинаде их продержат не менее суток. Общее время: от пяти до шести конвенционных суток.

– С этими чиновниками просто беда. Ладно, пусть шесть суток: все равно, семена будут у нас в срок. Они еще сохранят все свои качества.

– Да, – согласился второй. – Кстати, он тоже знает о сроке.

– Сукин сын, – отозвался посол. – Пожалуй, его лучше всего устранить. Тихо и спокойно.

– Я согласился бы, но так сразу – после того как с предыдущим их послом приключился этот странный несчастный случай? Это было бы подозрительным совпадением, вам не кажется?

– Пожалуй, да. Лишнее внимание ни к чему. Ну а что еще?

– Собственно, он уже и так окажется замазанным. Обрисовать ему обстановку – и он поймет, он, похоже, человек неглупый…

– И пусть поработает на нас. Ну а как только возьмем семена – там видно будет…

– Все правильно.

Сам я так не считал. Но оставил свое мнение при себе. Да и вообще пора была возвращаться.

Семена на Кармеле? Интересно. Ничего не скажешь – хороший у них декриптор. Пусть ищут, пока не надоест. Но я туда, пожалуй, не поеду…

Я проводил его взглядом и, когда дверь за ним затворилась, уткнулся в экран. Я располагал еще примерно получасом, после этого времени Повидж скорее всего двинется на поиски. Полчаса. Что же мы тут имеем? Поглядим внимательно. На какую букву искать? На "С"? "Т"? Или еще какую‑нибудь?

"С" – Синера. Так. Тут на нее – целый столбец. Но, похоже, все не то. Конечно, названия материалов не дают полного представления о содержании. Но тех двух недель, о которых я мечтал, никто мне не даст. Придется искать дальше. Ну а "Т"? Что у них есть по Тернаре?

Нашлось тоже достаточно, хотя и меньше, чем по Синере. Ничего удивительного: мирок поменьше и победнее. Тем не менее свои секреты есть, конечно, и на ней. Но все заголовки не производят впечатления. Некоторые вообще неизвестно почему причислены к секретам. Вот непонятное название: «Доклад Совместной Комиссии отделений Фитофизиологии, Биохимии и Наркологии Федеральной Академии Естественных наук и отделений Социологии и Психологии Академии Общественных наук ГФ от 26 августа 2676 года». Тема: «К вопросу о влиянии фитонцидов, продуцируемых видом „Уракара обыкновенная“, на поведение лиц и сообществ, находящихся в ареале воздействия указанного фактора».

Влияние уракары на людей и сообщества? Может быть, как‑то прояснится наконец что‑то относительно ценности украденных семечек?

Жаль только – времени остается все меньше.

Я начал читать. Дело пошло туго – не в последнюю очередь, наверное, из‑за сверхнаукообразного стиля, в каком текст был выполнен, но наверняка еще и потому, что так и не приходило ощущение, что это – мое дело. Подсознание молчало, а без его одобрения я избегаю брать на себя какие‑либо обязательства. Возникло даже желание отложить эту литературу на потом, а сейчас для прояснения мозгов – ну посмотреть вариабль хотя бы. Пришлось взять самого себя за шиворот и ткнуть мордой в монитор. Применить силу, так сказать. Я пробивался сквозь текст, словно сквозь джунгли, с мачете в руках, вынужденный то и дело останавливаться, чтобы перевести изложенное с академического воляпюка на доступный простым смертным – то есть мне – язык.

Но в конце концов результат оправдал усилия, и приобретенная информация, как я решил, стоила всех литров пота, что я пролил в процессе ее получения.

Из доклада мне удалось уяснить, что: а) эта самая чертова уракара со второго года жизни начинает выделять в атмосферу некий субстрат, способный оказывать определенное влияние на психику, а следовательно, и на поведение людей, независимо от их численности, находящихся в сфере воздействия этого самого субстрата (наблюдения проводились над местным населением Тернары); б) четкие границы этой сферы воздействия установить пока не представилось возможным, есть, однако, веские основания предполагать, что таких границ вообще не существует; в) биологическую, химическую, физическую сущность субстрата, а равно механизм его распространения на весьма значительные расстояния до сих пор определить не удалось, поскольку в месте произрастания уракары не были созданы необходимые условия для успешной деятельности комиссии (надо полагать, их туда просто и близко не подпустили), в отдаленных же местах факта присутствия субстрата установить при помощи любых известных методов не удалось, хотя, несомненно, констатировалось его влияние на население. Не исключено, что мы имеем дело со сверхфильтрующимся вирусом, хотя, разумеется, могут быть предложены и другие гипотезы; г) тем не менее удалось установить, что выраженное воздействие субстрата на людское население заключается в выработке у людей непреходящего эйфорического восприятия жизни независимо от социальных и физических условий. Такое мировосприятие в кратчайший срок приводит к полному отказу от любого производительного труда, чему в немалой степени способствуют благоприятные природные условия обследованного мира.

Не увенчались успехом попытки выяснить, сохраняется ли действие субстрата и после устранения его продуцентов (поскольку уничтожению деревьев уракары активно препятствуют не только представители местного населения, но и – даже в большей степени – вооруженные группы иммигрантов). Тем не менее есть основания предполагать, что изъятие самих продуцентов из процесса оказало бы благоприятное влияние на поведение жителей Тернары, поскольку, как удалось установить при анализе предоставленных эмигрантским правительством документов, распространение воздействия субстрата занимало определенное время, хотя скорость его нарастала в геометрической прогрессии как 1‑3‑9… и т.д. и, следовательно, имело место постоянное увеличение количества субстрата примерно в такой же пропорции; не исключено также, что субстрат обладает способностью размножаться (если это вирус) или вызывать явление резонанса (если мы имеем дело с неким полем); д) особый интерес вызывает то обстоятельство, что на жителей Синеры, независимо от мира обитания, и на их потомство на Тернаре исследуемый субстрат подобного влияния не оказывает. Весьма возможно, что в процессе акклиматизации при заселении Синеры, места естественного произрастания уракары, у людей выработался иммунитет к воздействию субстрата, пока условно названного комиссией «ураганом» – просто для удобства изложения…

Думать над новой информацией сейчас было некогда; главным было – усвоить ее, хорошо закрепить в памяти, потому что копировать никак не получалось.

Я вернулся к собственному телу. Вошел. И продолжал спать, как и собирался – в свое удовольствие. И вроде бы без всяких сновидений. Во всяком случае, проснувшись, я не помнил.

Проснувшись, я обнаружил себя вовсе не там, где засыпал.

Я лежал в роскошной посольской постели в доме, являющемся суверенной территорией Симоны в серпенской столице. Иными словами, в посольстве, главой которого сам я и являлся. Первым, что попалось мне на глаза, когда я смог наконец открыть их, был все тот же симонианский унтер. Склонившись ко мне, он протягивал стакан с жидкостью, в которой поднимались мелкие пузырики.

– Что за дьявол? – кажется, пробормотал я.

– Это от похмелья, – ответил унтер. – Чтобы головка не бо‑бо.

– Это… таблетки? – почему‑то решил я уточнить. Он искренне удивился:

– Разве мужики таблетками лечатся?

Спросить – что же там такое, просто не было сил. Я взял стакан, понюхал. Зажмурился. Выпил. Опознал. Родное пойло с Теллуса. Хорошей очистки. Давным‑давно не пробовал. Я вернул стакан:

– Набрызгай еще полстолька. Да не разбавляй! Бутылка оказалась тут же, на столике. Я употребил. Закрыв глаза, немного подышал – и решил, что пришел в порядок.

– Как я здесь оказался? Докладывай.

Унтер отрапортовал не без удовольствия:

– Вас доставили ночью в два шестнадцать по местному. Без признаков сознания. Вы шумели. Выражались по автомату. Красиво.

– Да кто доставил?

– Полицейский патруль. Подобрали на улице. Вы вроде бы даже пытались сопротивляться…

Только этого мне не хватало! Но я же…

– А наша машина? Водитель? Охрана?

– Говорят – вы лично отправили их по домам. Сказали, что останетесь у армагов до утра. Они так и поняли, что будет хорошая пьянка.

Ничего похожего я не помнил. Остались в памяти только два разговора в том посольстве: тот, в котором я участвовал, и второй, незримым свидетелем которого был.

– Наверное, – фантазировал унтер вслух, – вы когда дошли до кондиции, решили все же вернуться домой, а остальные уже уснули, так что никто вас не отговорил. Только пошли вы совсем в другую сторону – ну и обессилели…

Я перестал слушать его: то, что он рассказывал, мне не доставляло удовольствия, да и никакой информации в себе не несло. В голове яснело, и я все лучше представлял себе, как все произошло на самом деле. Схема известная и простейшая. Ввести в организм нужное количество алкоголя, лучше всего прямо в кровеносную систему – для создания убедительной картины. На самом же деле они все‑таки ухитрились провести меня еще на прививке: состав, который мне впрыснули, наверняка сильно отличался от того, что они прививали своим. Какая‑нибудь новинка армагской химии, во всяком случае, там я не смог навскидку определить ее, правда, в памяти мика ее состав должен сохраниться, но это уже – для развлечения на досуге. Под действием этого зелья я добровольно, своими ногами пришел в ту самую келью, где позже они и проделали со мной все прочее перед тем, как вывезти и уложить на улице – по маршруту следования полицейского патруля. Хотя и патруль мог быть заранее предупрежден. Это все понятно. Неясно другое: почему я позволил проделать с собой все это? Почему не сработало подсознание, не заставило меня сопротивляться? Почему наконец память не сохранила ничего, так что приходится догадываться?

Ответ мог быть лишь один: весь запас энергии, имевшийся у меня в начале этого вечера, я израсходовал на ту самую пробежку сквозь стены и перекрытия к кабинету посла, на достаточно долгое пребывание там и возвращение на койку. Будь я в нормальном состоянии, ничего подобного, разумеется, не случилось бы: когда расход энергии приближается к критической отметке, подсознание дает сигнал, который ни с чем не спутаешь и который является, по сути дела, приказанием: «Заканчивай расходовать энергию, необходимо пополнить запас». Совсем как та лампочка в машине, что начинает мигать, когда в расход идет последний резерв топлива; когда она начинает гореть устойчиво – самое время искать заправку. Будь я в норме – я так и сделал бы: вовсе не обязательно было торчать там у них до конца, нужное я понял куда раньше. Да, но подсознание не сработало – скорее всего потому, что эта их хреновая прививка подействовала каким‑то образом именно на него. Что же, впредь будем считаться и с такой возможностью.

Дальнейшее тоже будет развиваться по наезженной схеме: дружеский разговор, предложение ознакомиться с полицейским протоколом, наверное, и с фотографиями – в непотребном состоянии на улице, а скорее всего – и не только на улице, но еще и в самом посольстве Армага. Я бью что‑то – посуду или там зеркала, хватаю дам за разные сладкие места, въезжаю кому‑то в рыло… Ну и так далее. При нынешнем уровне техники нет даже надобности ставить такие инсценировки: все будет нарисовано так, что и десять обычных экспертов не заметят разницы. Мне будут предъявлять все это, краснея от стыда – за меня, разумеется, только за меня! Потом открытым текстом доведут до моего сведения, что президент Рас и министерство иностранных дел возмущены до крайности и намерены объявить меня персоной «нон грата». Однако посол Армага, считая себя в какой‑то, пусть и очень небольшой мере ответственным за происшедшее («Ну кто же мог знать, дорогой коллега, что вы до такой степени подвержены влиянию алкоголя: остальные ведь ничего даже не почувствовали, да и что у нас подают: шампанское, легкие коктейли, больше ничего!»), – так вот, посол согласен употребить все свое влияние («Вы же понимаете, коллега, что оно достаточно велико, не так ли?») для того, чтобы замять скандал и сделать так, что о происшедшем не будет знать никто, кроме тех, кто о нем уже, к сожалению, информирован, – но будьте спокойны, в полиции об этом забудут мгновенно, как только им прикажут, но, как говорится в наши дни, – услуга за услугу. Верно? Нет, мы не ожидаем от вас ничего сверхъестественного, однако же…

Дальше пойдет уже сухое и деловое изложение условий моей капитуляции. Чего они захотят? Какой‑то информации о делах Симоны от меня не потребуют: там у Армага наверняка собственная густая сеть. Нет, вопросы будут на тему: что мне известно о делах с уракарой? Откуда у меня кристелла с записью, указывающей, как показала дешифровка, на место, где укрывают краденые семена? Что я знаю о самом похищении и его организаторах и исполнителях?

И так далее – в таком вот духе.

Это все – в случае, если о моем действительном лице они не догадываются и искренне считают меня человеком симонианской Службы, посланным делать карьеру на поприще легальной дипломатии. Традиционный отстойник для агентов среднего ранга и выше, начавших терять хватку и чутье. Но никогда не следует считать противника более глупым, чем ты сам. Всегда надо допускать, что он пусть на самую малость, но умнее. Сильнее. Информированее. Тем более что речь идет как‑никак об Армаге. А при таком допущении можно исходить и из такой данности, что они знают обо мне, во всяком случае не меньше, чем я о них. А то и больше. И тогда разговор пойдет совсем в иной плоскости. Тогда возможно, что он и не понадобится. Меня будут держать в качестве кандидата на уничтожение – как только приличия позволят. Ну да, об этом ведь они и разговаривали там. Слишком недавно погиб мой предшественник. Постой, а чьей реакции на мою слишком скорую гибель они опасаются? Симоны? Ни в коем случае. Что Армагу – Симона? Так. Бородавка, не более. Нет, конечно. Они опасаются реакции тех подлинных сил, что меня послали. С их точки зрения, это вполне может быть мир "Т". А с ним портить отношения не хочет никто. Сейчас между "О" и "Т" перемирие; и никто в мире не заинтересован в том, чтобы на сцену снова выходили киллеры и подрывники… Но они могут предполагать и другое: что меня послали на операцию Службы Теллуса. Конечно, с их точки зрения, Теллус – стареющий лев; но зубы в пасти у него еще целы, и никто не хочет на своей шкуре испробовать, насколько они еще сохранили остроту.

Таким образом, выжидая, пока пройдет некоторый срок, нужный для того, чтобы гибель нового посла Симоны можно было объяснить просто трагическим стечением случайностей (никто не поверит, конечно, но это и не нужно, если правила соблюдены), меня запрут здесь, в посольстве, где я смогу формально выполнять все свои обязанности, появляться там и тогда, когда требует протокол, и ни на миг не буду забывать, что шаг в сторону вызовет боль без предупреждения. А как только время истечет…

Стоп, стоп. Но ведь для того, чтобы вывести меня из той игры, в которую играют они сами, нельзя и придумать ничего лучшего, чем то, что они со мной уже сделали! Позволить скандалу состояться, засветить меня на всю федерацию, вымазать отнюдь не кремом для загара… Может быть, я слишком рано построил схему предстоящих событий, и гром все‑таки грянет?

Тогда – почему я все‑таки на своей территории, а не в участке? Конфетка: посла выпускают из камеры под шелест камер – прямо в чащу микрофонов. И – на все белые светы…

А если нет – то почему?

Ответ не пришлось искать далеко: он напрашивался сам собой.

Да просто потому, что они сами еще не решили – какой вариант предпочтительнее. Выгоднее. Убойнее.

Как только они придут к общему знаменателю – я это почувствую незамедлительно. Конечно, в случае…

Вот‑вот. В случае, если я буду сидеть и ждать их приговора.

В седой древности была на Теллусе, как раз в тех местах, откуда я родом, такая песенка: «А мы сами не сидели, того дожидалися…»

Соблюдем теллурианскую традицию: не будем сидеть и ждать, когда понадобится перекреститься.

Если действовать быстро – что я могу унести отсюда? Имеется в виду нечто, пригодное для вступительного взноса в корпорацию Рынка. Я ведь не успел еще почти ничего…

«Ну, почему же „ничего“? – тут же осадил я сам себя. – Кое‑что у меня уже имеется».

Во‑первых, статус: какой‑никакой, но все же Чрезвычайный и Полномочный. Вполне достойно.

А во‑вторых… Ну, во‑вторых, уже то, что я могу сообщить о новом президенте Серпы, о его отношениях с Армагом и послом этого мира на Серпе: разве это не тянет на государственную тайну – пусть и хиловатую, но все же?

Я решил, что тянет.

Вот и прекрасно. Значит, оставаться здесь нет смысла. Серпа в качестве трамплина, можно считать, использована.

А что вынесу я отсюда для себя самого? Для моего дела?

Очень немногое, но все же. Представление о том, как используется уракара в политико‑экономических операциях федерального масштаба.

Я теперь более или менее понимаю – как. Знаю и примерный срок: остается менее месяца. Неизвестным остается другое, еще более важное: где?

Вот это и надо будет выяснить на Рынке.

Осталось уложить чемоданы. И – самая малость – найти способ исчезнуть с Серпы, не особенно рискуя и не оставляя слишком уж видимых следов.

Пойду предупредить унтера. Его я захвачу с собой. Пригодится – хотя бы как тягловая сила. А может быть, и не только.

Я настроился на восприятие унтера и пошел искать его туда, где помещается здешний низший персонал.