Текст книги "Ратоборцы"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

– Убил бы, – ответил Эрвин. – Всех Соколов до единого. Очень, очень, очень медленно.

– Ну так в чём дело? Может, Ястребы и не самые лучшие союзники, но других всё равно пока нет. От изжоги и они сгодятся.

– Славян, не говори так, – попросил Эрвин. – Ястребы защищают мир от зла. Только они одни. (Франциск кивнул). Может, они и не воплощение рыцарских баллад, но не будь Ястребов, трёхсторонний мир давным-давно поглотил бы Мрак. Это правда, Славян.

– Кстати, о трёхстороннем мире: вы ведь можете переселиться на Техничку.

– Ты предлагаешь вампирам поселиться на твоей стороне? – неверяще выговорил Эрвин. – Славян, да ты обезумел!

– А что такого? – не понял человек. – Открыть по кровозакупочному пункту на общину не трудно. Под видом частной больницы. Закон крови действует и на Техничке, а значит для моих состоронцев вы опасны не более, чем для срединников или магичников. – Славян потёр макушку. – Поосторожнее нельзя? В мозги ведь лезете, а не в собственный карман!

– Прости, – вампиры вскочили на ноги, скрестили руки на груди и склонились в глубоком поклоне. – Прости.

– Да ладно вам, – смутился Славян, – проехали.

«Обычай древнеегипетский. Или междуреченский, – машинально отметил он. – Опять Вавилон-Мемфис. Неужели вампиры их прямые наследники?»

Кассета закончилась. Вампиры глянули на экран, сообразили, что о делах говорили в гостиной – вопиющее нарушение приличий. Но со Славяном трудно придерживаться канонов, вечно всё начинает идти чёрти как. Пора бы и привыкнуть.

ГЛАВА 3. ТЁПЛЫЙ ИСТОЧНИК СЕРЕБРЯНЕЦ

– Свихнуться можно с вашими магазинами! – возмущался Славян. – Навороченный фирменный телевизор стоит гроши, а за дрянные портки дерут дороже, чем на Техничке за трёхкамерный холодильник.

– Никакие не дрянные, – запальчиво потряс костюмом Жерар. – Они из очень хорошего бутика.

– За эти деньги на Техничке можно купить четыре таких костюма. Пошли отсюда, – Славян потянул Жерара прочь из магазина.

– Одну минуту, Vjacheslav Andreevich, – остановил их управляющий, крепкий черноволосый человек тридцати пяти лет. Слишком крепкий для управляющего, гораздо больше он походит на охранника. – Не торопитесь. Вам известно, что продавать товары с Технички может только Трилистник?

– А кто говорил о торговле?

– Вы не позволили своему спутнику купить одежду. Хотите продать ему сами?

– Это у вас спутники. А у меня – друзья. Привозить друзьям подарки требуют русские обычаи.

– Ты нарушил закон! – сказал управляющий.

– Какой закон?

– Продавать товары с Технической стороны позволено только Трилистнику.

– Согласно законам Французской республики Срединной стороны, – напомнил Славян, – на которой мы сейчас находимся, лицо, не служащее в органах защиты правопорядка, предъявлять кому-либо обвинения может только в зале суда или в жандармерии в письменной форме. Причём заявление принимается только на основании соответствующей доказательной базы – рапорта полицейского патруля об осмотре обворованной квартиры, заключения судебного медика о телесных повреждениях и всём таком прочем. На худой конец, должны быть свидетельские показания двух совершеннолетних, психически здоровых людей, заверенные нотариально. И прежде чем бросать обвинения, надо подумать, чем ты будешь их доказывать.

– Нам и доказывать ничего не надо, – ответил управляющий. – На Техничке так часты несчастные случаи.

– Кому это «вам»? От имени какой частной группы лиц или организации ты говоришь?

– Вернёшься на Техничку – узнаешь, – пригрозил управляющий.

– Сначала ты ещё зайди на Техничку. Что там тебе аж в девяти странах корячится, расстрел или двадцать пять лет каторги? Расстрел выбирай, мучиться меньше. Раз – и на небесах.

– Доиграешься, Слав.

– Испугал ежаку…

Управляющий скверно выругался. И ведь ничего этому русскому засранцу не сделаешь. Трилистник из-за такой мелочи, как пара-тройка продаж в обход его магазинов ссорится с ним не будет, слишком хлопотно. А убить втихаря ходочанина такого уровня не просто. Говорят, Слав заходит и на внесторонье… Управляющий содрогнулся – жуткое место, где нет ни пространства, ни времени, а только какое-то беспредельное нечто, которому названия нет ни в одном из людских языков.

Он попал туда одиннадцать лет назад, на краткие мгновения – напарник вытащил, но внесторонье до сих пор видит в кошмарных снах.

Вот оно, совсем рядом. Яма всего в трёх шагах. Управляющий смачно плюнул в неё и ушёл. Русский в который раз остался победителем. Недосягаемо виртуозным ходочанином.

Когда ушли и Слав с толстяком, продавщица, миленькая брюнетка, присела на корточки, потрогала пол. Ничего особенного. Но плевок исчез! Куда – девушка, как ни старалась, увидеть не смогла. Ничего, все знают, что ходочане до первого перемещения тоже не видят врат. Девушка развернулась спиной и крепко приложилась аппетитным задиком о паркет. Встала, потёрла отшибленную часть тела, забористо обложила всех ходочан в целом и управляющего в частности. Чёрт с ним, со случайно забредшим Славом, но ежедневно видеть ходочанина-управляющего уже не хватало сил.

* * *

– Какого чёрта ты нарываешься? – накинулся на Славяна Жерар. Злой декабрьский ветер швырнул им в лицо пронзительно-холодную смесь дождя и крохотных льдинок. Полдень, а сумрачно, как поздним вечером. – Хочешь, чтобы Трилистник объявил тебя вне закона?

– Трилистник здесь ни при чём. Обычное тявканье беглого уголовника.

– Достаточно громкое, чтобы заинтересовать их службу безопасности.

– Ерунда, – дёрнул плечом Славян и оценивающе оглядел расцвеченную множеством огней площадь Великой Революции. Ветер бросил под ноги оборванную с карниза магазинного окна гирлянду. В декабре на Срединнице и Магичке сразу три праздника: Первозимница – встреча зимы и Зимний Солнцеворот, плавно переходящий в Рождество для христиан и Предначалинец для всех остальных. А там и Новый год.

– Холодно, – сказал Славян. – Тут где-нибудь нормальное кафе есть?

Под нормальным подразумевалась трёхгрошовая забегаловка, как раз на зарплату электрика из городской электрослужбы. Из студии Жерара Славян уволился месяц назад. Жерар не возражал – с работодателем не дружат.

– Не думаю, – ответил Жерар, – Это самый фешенебельный район Гавра. Лучше поехать домой.

Автомобили на Срединной стороне – нечто трудновообразимое. Закупаются на Техничке, после чего из них вынимается ровно половина «требухи» и заменяется волшебными кристаллами с Магички. «Лишние» детали Трилистник успешно сбывает на Технической стороне. Ездят местные авто на ацетоне, так что вонь бензиново-дизельных выхлопов – ещё не самая большая погань в мире.

Скорость у Срединного транспорта тоже неважная, по сравнению с Техничкой здесь не ездят, а ползают.

– И всё-таки не нужно дразнить Трилистник, – сказал Жерар, усаживаясь в машину. – Опасно.

– Пока я не нарушил наш договор в главном, – ответил Славян, – на мелочи, вроде этого полудурка из магазина, Трилистник не обратит никакого внимания. Мне позволяют продавать не больше трёх зеркал или оберегов в месяц, водить всех желающих на Техничку – благо, их очень мало. Ну ещё заказы с Технички привозить, тоже не более трёх в месяц. Заработок не самый роскошный, но вполне приличный, на Техничке и такого не будет. Собственно, только из-за него я на Срединнице и поселился. А чтобы не морочиться с видом на жительство, пришлось устроиться на работу – так я автоматически перехожу в разряд поселенцев, и не должен еженедельно отчитываться перед службой паспортного контроля.

– И что же в вашем договоре главное? – спросил Жерар.

– Я не пробиваю щелей в межсторонних перегородках.

– Подожди, – не понял Жерар. – Что значит «не пробиваю щелей»? Они ведь сами собой появляются. О-пля! – он ловко, не дожидаясь сигнала светофора, вклинился в сплошной поток машин на Морском проспекте.

– И держатся от минуты до двух суток, – ответил Славян. – Но можно и самому щель пробить. Как, думаешь, врата строят? Пробивают щель и внутри естественного тамбура выстраивают искусственный, который не даёт ей срастись. Только пробивка – работа очень тяжёлая, я как-то попробовал. Лучше вагон угля в одиночку разгрузить. Закрыть щель тоже можно. Это полегче, хотя и не намного. Но деваться некуда было, чёртова дырка как раз над кроватью появилась.

– Жуть какая, – передёрнуло Жерара. – Хорошо, что я не ходочанин.

Славян пожал плечами.

– Привыкнуть можно ко всему.

Жерар свернул к Опере.

– Сходим в субботу?

– Лучше в воскресенье, – сказал Славян. – Сегодня вечером я в Латирису еду, проведу там всю субботу, вернусь только в воскресенье утром.

– К вампирам?! – Машина резко вильнула к тротуару и затормозила, звонко взвизгнув покрышками.

– Тише ты! – Славян потряс отбитыми о приборную доску руками.

– К вампирам?! – полупрорычал-полупростонал Жерар.

– А что такого? Не съедят же они меня.

– Слав, мы сейчас поедем к волшебнику, пусть снимет с тебя оморочку.

– Какую ещё оморочку?

– Вампирскую.

– Жерар, где таких бредней наслушался? Не бывает никаких вампирских оморочек.

– Конечно не бывает. И ты в их логово по своей воле собрался, – зло сказал Жерар.

– По личному приглашению повелителя Доминика. Наверняка хорошая шабашка будет, ерунды ради их правители собственноручно писем не пишут.

– Слав… я поговорю со своими приятелями… У тебя будет отличная работа, с гибким графиком и большим жалованием… Слав, если у тебя какие-то долги, я оплачу их сегодня же, все до единого…

– Да что с тобой? – Славян осторожно сжал ему плечо, слегка встряхнул. – Я ведь не солдатом в горячую точку вербуюсь.

– Слав, это гораздо страшнее, это вампиры!!!

– Меньше надо досужие байки слушать, – потихоньку начал заводиться Славян. – Ну вампиры, ну и что? Люди как люди.

– Слав!!! Это кровопийцы!!! Выродки!!! Нечисть!!! Убийцы!!!

– Хватит! – взорвался Славян. – Орёшь, как истеричная баба на расистском митинге.

– Слав, это упыри.

– Людьми это быть не мешает.

– Мальчишка. Щенок, – зло проговорил Жерар. – Да что ты о них знаешь? Поверил их вракам? Это они умеют. Слав, мы для них пища, убойный скот. С этими тварями нельзя по-людски, они понимают только осиновый кол в сердце.

– Жерар, на свете очень мало вещей, которые я ненавижу, – с совершенно неожиданным, и оттого цепеняще страшным спокойствием, как о чём-то очень простом, само собой разумеющимся сказал Славян. – Но зато ненавижу до конца, всем… сердцем, всей душой. Я ненавижу, когда людей причисляют к выродкам только за то, что у них другого, «не того» цвета кожа или молятся они другому, «не тому» богу. Или ещё какое-нибудь «не то» отыскивают. Вот на это действительно способна только нечисть, законченные выродки, на которых и колышек осиновый выстругать можно, и автомат зарядить. – Славян устало улыбнулся и Жерар на миг почувствовал себя нашкодившим подростком лет тринадцати рядом с мудрым старцем. Слав сказал: – Ты бы криминальную сводку прочитал что ли, её по понедельникам во всех газетах печатают. Вампиров там не бывает. Все расы есть, человеки так даже эльфийские банды опережают, а вампиров – нет. Вот такая статистика, Жерар.

Славян вышел из машины и через три шага исчез, скрылся в межсторонней щели. Жерар осторожно, словно боялся будто она исчезнет от прикосновения, погладил спинку пассажирского кресла. Вытащил кармашку, потёр рамку, пробормотал код. Зеркало блеснуло холодной мутной синевой и показало надпись «Вне зоны досягаемости». Жерар выскочил из машины и принялся яростно крошить ни в чем не повинное стекло тяжёлым широким каблуком ботинка.

* * *

Все волшебные долины устроены одинаково: метрах в трёхстах от крупного тракта, но не ближе, чем на десять километров к человеческому жилью. Внешне долины невелики, округлая площадка около двухсот метров в диаметре – срезанная верхушка холма, лесная полянка или рощица в диком поле. Граница любой долины – шестьдесят четыре межевых камня, крупные конусообразные валуны.

Если не умеешь входить в волшебный или, как говорят на Срединнице и Магичке, чарокамный круг, то можно истоптать в нём всё вдоль и поперёк, так ничего и не увидев, кроме небольшого участка самой обычной земли, густо заросшей шиповником или не менее обычной крохотной рощицы – дубовой, сосновой, ясеневой…

Но и для умельца мало просто войти в долину, её границы всегда зорко стерегут стражи. Чужаков волшебные расы не любят, особенно – человеков.

Изнутри любая долина несоизмеримо больше, чем снаружи – от тридцати до сорока тысяч квадратных километров, побольше некоторых человечьих стран.

Со стороны долины Эндориен на Большой Хелефайский тракт выехал верхом на угольно-чёрном коне лайто в одежде вестника – прямого посланца владыки, его голос и уши: всё, что говорит вестник, говорится устами правителя долины, всё что будет сказано вестнику – говорится владыке. За его конём следовали ещё два, вороные красавцы знаменитой породы ауринс – самые быстрые и выносливые что на Магичке, что на Срединнице. О лошадях Технички хелефайи знали мало, но то, что говорили в Трилистнике, позволяло им горделиво задирать изящные носики – весьма неплохо, но до нас технородцам далеко.

Вестник не без удовольствия вдохнул морозный воздух: вечное лето хелефайских долин прекрасно, но и у зимы есть свои прелести, тем более, что в этом году она выдалась в меру снежной и безветренной. Зато на Срединнице – хуже не придумаешь, ни мороз, ни оттепель, а так, стылая дождливая межеумочность. И время уже позднее – три часа пополудни, возвращаться придётся поздно ночью. Настроение вестника испортилось необратимо.

Спустя десять минут вестник достал из притороченной к седлу сумки рыбацкий дождевик. Сверх предписанного обычаем расстояния от долины демонстрировать вестническое облачение глупо, но мало кто из хелефаев об это знает, а самостоятельно догадаться вообще единицы способны.

А так – едет какой-то хелефайя в своем любимом плаще и едет. Мало ли их по дорогам шатается, одинаковых что на лицо, что на одежду. Вдоль Большого Хелефайского тракта расположены все эльфийские долины Европы.

Вестник открывается только тем, кому весть предназначена.

* * *

Городов у вампиров нет, только множество небольших деревень, в том числе и Волчевойка, столица Латирисы.

Единственное, что не нравится Славяну в вампирской общине – отсутствие уличного освещения. Вампиры прекрасно видят и в полной темноте, а живляне – общинники других рас – пользуются разнообразными амулетами ночного видения. Лампы в большинстве вампирьих домов только для украшения интерьера, даже к розетнику не подключены.

Зимний вечер ничем не светлее ночи, и пробираться на ощупь через полдеревни к Дому Советов, центру административной, государственной и прочей власти общины и, по совместительству, квартиры повелителя – удовольствие невеликое. Тем более под пронзительно-холодной смесью дождя со снегом. Нашарить случайного прохожего, судя по отсутствию крыльев – живлянина, оказалось гораздо легче. Славян попросил проводить. Недобровольный помощник без лишних слов подхватил его под руку и полубегом потащил к Дому Советов, шёпотом четырхаясь на каждое Славяново спотыканье. Над крыльцом Дома горел фонарь. Славян постоял на крыльце, пока глаза привыкли к свету, и толкнул дверь.

В обширной приёмной его ждала одна из старейшин, синеглазая белокрылая блондинка лет двадцати пяти на вид, в элегантном темно-красном брючном костюме, который выгодно подчёркивал прелести безупречной фигуры. Славян откровенно оглядел её и восхищённо присвистнул, от телепатки нет смысла скрывать чувства и желания. Вампирка польщено улыбнулась, кокетливо расправила белоснежные крылья: в вожделении этого человека не было грязной и липкой похотливости, так похожей на ненавистную Жажду, и превращающей человеческих мужчин в скотов. Для этого мужчины телесная любовь – священнодействие, драгоценный и сладкий дар. Прикосновение его желания подобно шёлку и лучам утреннего солнца, которое ласкает и согревает, но никогда не обожжёт. Вампирка перевела внезапно сбившееся дыхание и сказала:

– Повелитель ждет вас в кабинете. Я провожу.

В сопровождении никакой нужды не было, но Славян вежливо поблагодарил и галантно предложил даме руку.

Планировка всех Домов Совета, будь он в обычной деревне или в столице, совершенно одинакова. Приёмная – просторная комната с мягкими, удобными диванчиками вдоль стен и трёхрядной вешалкой у входа. В приёмной три двери. Первая ведёт в зал советов, где собираются главы деревень и округов; вторая – в зал аудиенций, где нимлаты и дарулы принимают посланцев повелителей, а повелители – иностранных послов; третья – в церемониальный – для официальной части общинных праздников. Стены расписаны разнообразными сценами волчьей жизни. Вампиры волков любят, даже приручать умеют. Самый лучший комплимент, чтобы не хвалили – ум, красоту, наряды, кулинарные или спортивные успехи, это сравнить с волком. Из всех трёх залов можно выйти в общий коридор, в котором ещё четыре двери – в кабинет, гостиную, спальню и столовую всё с той же кухонной перегородкой, как и у любого общинника.

Кабинет в столичном Доме большой, на троих: повелителя и двух старейшин. Обычный, канцелярский, даже взглядом зацепиться не за что – столы письменные, круглый столик, диван, шкаф да стулья. Дарул обходится одним помощником, энэрулом, а нимлат вообще самостоятельно управляет, на деревню и его хватит. Столь любезной другим расам бюрократии вампиры не любят.

– Входите, мсье Бродников, – распахнула дверь кабинета вампирка, с сожалением отрываясь от Славяна.

– Доброго вечера, повелитель Доминик, – первым, как и положено пришедшему, поздоровался Славян и поклонился так, как кланялся всем в общине, как требует вежливость: наклонил голову и тут же выпрямил.

Старейшина поклонилась гораздо ниже, но это их дело, вампирское.

– Вечера доброго, Вячеслав Андреевич, – имя повелитель выговорил почти без акцента, кивнул в ответ и обратился к старейшине: – Тереза, если у тебя нет каких-нибудь важных дел, зайди часа через два. Уже стемнело, и нашему гостю будет плохо видно обратную дорогу. Нужно проводить его домой. – И к Славяну: – Если вы против, я подыщу другого сопровождающего.

– Нет-нет, – торопливо ответил Славян. – Если только у мадемуазель Терезы нет других планов.

– Я подожду в приёмной, – сказала вампирка. – Всё равно надо сводки дочитать, картофель в этом году плохо уродился, придётся закупать. Я могу идти, повелитель?

– Да, – кивнул он. Вампирка поклонилась и ушла.

Своим правителям вампиры не лгут. Тереза будет добросовестно читать важные, но сегодня совершенно ей не интересные сводки из земледельческих секторов. И даже успеет составить общую сводку, разговор повелителю с гостем предстоит долгий.

– Прошу, – вампир пригласил человека сесть за круглый столик, сел по другую сторону. Славян удивился: так следовало бы говорить с другим повелителем, президентом или чрезвычайным послом. Но ходочанина, людя хотя и очень нужного, но правителю государства, абсолютному монарху не ровню, повелитель должен был усадить на диван, а сам сесть за рабочий стол. Хотя, было ведь личное приглашение, и вампир назвал его гостем. В гости зовут только равных. Ох и на дрянное же дело хочет подрядить его латирисский правитель.

Выглядит повелитель на двадцать пять, то есть моложе собственного сына. А лет – восемьсот одиннадцать. За это время и дурак на переговорах мошенничать выучится. Но латирисский повелитель дураком не был и в восемнадцать.

«С другой стороны, – подумал Славян, – семьсот с лишним лет – прекрасная возможность дожить до маразма».

Вампир едва заметно усмехнулся. Вывод потрясающий. Даже не знаешь, обидеться или рассмеяться. Или изумиться – сколько он ни видел человеков, до такого ещё никто не додумался. А человек продолжал размышлять. И смотреть на повелителя открыто и прямо, как и старейшины редко когда осмеливались.

Глаза у повелителя чёрные, южные. Огненному оттенку длинных, ниже ключиц, рыжих волос позавидует любой гоблин. От рождения у вампиров не бывает рыжины, цвет меняется во время испытаний Третьего Круга. Славян с интересом оглядел темно-зелёный свитер повелителя. «Ткань – ладно, но как вампиры умудряются дырявить трикотаж так, чтобы петли не поползли, совершенно не понятно».

* * *

Зимой темнеет рано, и Лаурин с грустью смотрела в густой тёмный сумрак за окном. Двор ремесленного училища уже не виден, ночного зрения у хелефайев нет. Фонарь опять разбили. Соседи Дариэля по общежитию пользуются электрическими карманными фонариками, но своему любимому она принесла фонарь хелефайский, «путеводную звезду», с магическим светокристаллом вместо лампочки. Его сияние гораздо ярче, но при этом нежнее и красивее. И, что особенно важно для общаги, его невозможно украсть.

Занятия у Дариэля закончились, но он опять задержится на два часа, как задерживается уже полтора месяца. Лаурин знает, куда его влечёт, но делает вид, что ни о чём и не догадывается. А Дариэль делает вид, что верит её незнанию.

Комнату в общежитии Дариэлю дали на этаже для семейных, из-за Лаурин, все бумаги они ходили заполнять вместе, Дариэль тогда не умел читать и писать по-французски. Их и посчитали семейной парой. Не очень-то и ошиблись, большинство ночей Лаурин проводила здесь, а не в доме Пиаплиена, куда ходила лишь на работу. Дочь владыки успешно воевала с тараканьими ордами, готовила на крохотной газовой плитке и совсем не смущалась убогой обстановкой: скрипучая кровать, обшарпанный письменный стол, два столь же обшарпанных стула и старый, гардычащий холодильник. В тесном коридорчике-прихожей, где и развернуться-то можно с трудом, стоят одежный шкаф, обеденный стол на двоих и газовая плитка с баллоном. Душевые и туалет в конце коридора.

Неустроенный быт – мелочь, которую легко перетерпеть. Пугает и ранит другое. То, о чём так упорно молчит Дариэль. То, о чем избегает говорить она. А стена недомолвок становится всё прочнее и выше.

«Хватит, – решилась Лаурин. – Сегодня я с ним поговорю – открыто и прямо. Хватит с нас намёков».

* * *

– Берите бутерброды, – предложил вампир. – Хотите вина?

Вампиры – прекрасные виноделы, но сердце с утра тупо ныло, возмущалось внезапным дождём, и от вина пришлось отказаться.

На столике – грушёвый сок, кофе, бутылка вина и низкая широкая плетёнка с бутербродами.

– Вы ведь не любите излишних церемоний, – сказал вампир. – Не возражаете, если соединим ужин с разговором?

Вслух Славян не ответил. Иногда с телепатами говорить очень удобно, нет нужды в лишних словах. Просто взял бутерброд с колбасой.

Лицом повелитель владел безупречно, его противоречивых чувств гость заметить не мог. Человеком техносторонец оказался необычным. Когда вспомнил, что имеет дело с телепатом, способным на глубочайшее подключение, то защитился самым простым и безотказным способом: полностью раскрылся. Просмотреть и прослушать его сейчас – всё равно что пытаться услышать отдельный голос в толпе из трёх сотен людей, когда каждый во всю глотку орёт своё. Да ещё все бегают с места на место, мельтешат как заполошные. К человечьей недоверчивости повелитель давно привык, научился обходить любые телепатические обереги, но здесь он, абсолютный телепат, бессилен. Можно в толпе уцепить отдельного людя, удержать силой, и, наконец, разобрать, что он там кричит, но как угадать, кто тебе нужен? Как в ментальном хаосе выделить единственно нужный поток мыслей? Тем более, что при такой открытости Славян почувствует малейшее прикосновение, а давить на него повелителю совсем не хочется. Ему нужна помощь, а на попытку давления последует прямой и категоричный отказ.

Великолепная защита. Повелителя жгла досада побеждённого, и в тоже время он восхищался человеком – додуматься до такой защиты, а главное, не побояться ею воспользоваться мало кто способен.

– Вячеслав Андреевич, – тщательно выговорил он трудное имя, – я глубоко благодарен вам за те слова, которые вы сказали моему сыну – о Технической стороне.

Славян отложил бутерброд на салфетку.

– Повелитель Доминик, без дела любым словам цена копейка. Денье.

– Не всегда. Некоторые слова сами по себе дело. Сразу скажу, вашим великодушным предложением вампиры не воспользуются. На Технической стороне мы потеряем почти всю нашу магию, останутся только жалкие крохи. Это гораздо хуже, чем потерять всё, – тогда нет места сожалениям, и пустота заполняется чем-то новым. Но когда остаётся мелочь, обрывки прошлого – тоска и сожаление цепляются за них, разъедают и ум, и душу.

– Толку тогда от моего, как вы изволили выразиться, великодушного предложения… – Славян пренебрежительно покривил губы и отрезал: – Трепотня одна.

– Нет, Вячеслав Андреевич, не трепотня. Общинники верят мне безоговорочно, и вампиры, и живляне. Но чтобы поверил кто-то за пределами общины… Такого не случалось уже давно. Очень давно. Не скажи вы тех слов, вести переговоры с Ястребами, и тем более – договор заключать, я не отважился бы никогда. Спасибо, – склонил голову вампир.

– Не спешите благодарить, – буркнул вмиг помрачневший Славян. – Ещё не известно, чем это кончится.

– Да хоть чем. Хуже, чем с Соколами, не будет. Латириса благодарна вам за мудрый совет. И от имени общины я прошу вас ещё об одном совете.

– Повелитель Доминик, вы звали меня ради совета? – с лёгким ехидством поинтересовался человек. – Старейшин не хватает?

– Не хватает, – совершенно серьёзно ответил вампир. – Ни с чем подобным они раньше не сталкивались. Как и я. Вы смотрите на мир по-другому, не из общины. Мне интересно ваше мнение. Право окончательного решения, а значит и ответственность за него, ложится на меня. Я прошу вас о совете, который позволит иначе взглянуть на ситуацию, но ни вас, ни меня ни к чему не обяжет.

* * *

Старейшина долины Эндориен, синеглазая лайто Мирайинг ар-Паддиан ли-Винелла ранней темноте только порадовалась: свидетелей не будет совершенно точно. Человеки с наступлением вечера на поляну с тёплым источником Серебрянцем без крайней нужды не сунутся, собственных суеверий побоятся, а содолинники тоже ни за что сюда не пойдут в темноте по снегу и морозу, будь поляна хоть трижды магической. Что бы ни случилось, выкрутятся самым немыслимым способом, но до утра дотерпят. Хелефайи темноты побаиваются как человеческие детишки.

В глубине леса опробуют голоса волки. Настоящий вой будет позже, а сейчас так, репетиция.

Мирайинг тоже было не по себе, и яркий свет «путеводной звезды» не помогал, но как говорила знакомая мавка, охота пуще неволи. А охота была сильная. И давняя.

Долгожданное время приближается. Всё идёт так, как задумала она. Мирайинг отряхнула снег с хелефайской походной одежды: облегающие, но не тесные коричневые штаны, короткие мягкие сапожки на маленьких устойчивых каблучках, которыми при ловком пинке можно сломать кости даже медведю, тоже коричневые, на два тона темнее. Зелёный свитер, длинный, тонкий и тёплый, светло-зелёный кафтан до колен с маленьким отложным воротничком и рукавами на четверть ниже локтя. Слева приколот серебряный алиир-ящерка. Широкий черный пояс старейшины с серебряными ящерицами легко овивает немыслимо тонкую талию. Человечицы, чтобы достигнуть такого изящества, затягивают себя в корсеты до багровых кругов в глазах. К поясу прицеплен маленький узкий кинжал в посеребрённых ножнах.

Заскрипел снег. Хелефайна презрительно усмехнулась: человеки так неуклюжи. И мерзлявы, вынуждены таскать на себе толстые тёплые куртки, что не добавляет им ни грации, ни проворства. На поляну человек зашёл правильно, не забыл поклониться источнику с целительной водой – водопадику полутораметровой высоты. Одинаково тёплая и в мороз и жару вода течёт с вершины невесть откуда взявшегося холмика, с одной стороны пологого, с другой – обрывистого, в раскопанную много сотен лет назад ямку полуметровой ширины и глубины, тщательно выложенную и обрамлённую обычными камнями-голышами, выбирается из каменной чаши ручейком и через два метра вновь уходит под землю.

Широкую поляну окружают высокие пушистые сосны, а холм порос снежноцветкой – похожими на ландыши душистыми ярко-голубыми цветами, время которых – круглый год, и чем жесточе морозы, там ярче и пышнее цветы. Мирайинг любила сравнивать себя со снежноцветкой – от любых трудностей только цветёт лучше. Но знакомая мавка, некстати припомнилось хелефайне, всегда говорила, что снежноцветка просто настоящих морозов никогда не видела.

– Чего мнешься? – спросила Мирайинг. – Принёс?

– Да, госпожа, – подобострастно ответил человек. Мирайинг явственно различила страх в его голосе и довольно улыбнулась.

Человек с глубоким поклоном протянул ей маленький кожаный мешочек. Мирайинг с нарочитой неторопливостью – пусть постоит полусогнутый, помается – надела чёрные перчатки из тончайшей лайковой кожи, достала из мешочка пёстрый стеклянный шарик величиной с вишню.

– И как подействует? – спросила она.

– Надо согреть шарик в ладонях, назвать ему имя вашего врага, госпожа, и разбить. Сначала у вашего врага, моя госпожа, лицо покроется язвами, потом и всё тело, а затем он умрёт в жутких мучениях. Всего минута, госпожа, но за это время ваш враг, прекраснейшая госпожа, успеет сотню раз позавидовать грешникам в самом жутком круге ада. Остальные присутствующие не пострадают.

– Звучит неплохо, – сказала хелефайна.

– Разбивать может один, госпожа, а имя говорить – другой. Но именно разбивальщика экспертиза назовёт владельцем шарика. Всё как вы и хотели, госпожа.

– Толково придумано, – снисходительно одобрила Мирайинг. – Но слова, – она подошла к водопадику, сунула шарик под тёплую воду, – всего лишь слова, – усмехнулась хелефайна и обернулась к человеку: – мой ненадёжный партнёр Филипп. – Мирайинг разбила шарик о каменный бордюр источника.

Человек с пронзительным воплем, от которого волки трусливо оборвали репетицию и рванули наутёк, повалился на снег. Мирайинг бросила ему загодя приготовленное заклинание исцеления.

– Что ж, – сказала она поскуливающему от свежепережитой боли и страха человеку, – товар стоит своей цены. – Мирайинг уронила на снег купюры. Человек резво подполз, принялся собирать.

– А премиальные, госпожа? За испытания.

«Великое изначалие, – подумала Мирайинг, бросая на снег ещё две купюры, – как они все предсказуемы. Как глупы и примитивны. Раса обезьян».

– Пшёл вон, – сказала она.

Повторять человек не заставил, убрался в поляны вмиг.

– Киарин, – негромко окликнула Мирайинг.

Из-за сосны вышел лайто, синеглазый как и сестра. Одет точно также, только пояс простого долинника – коричневый, без украшений. И ножны у кинжала простые, без затей. Хелефайи богатством воображения не отличались никогда, и многие столетия со смесью восхищения, зависти и благоговения смотрели на затейливое разнообразие человечьего рукомесла – одежды, архитектуры, утвари…