Текст книги "Ратоборцы"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

– Это «Полночный Ветер». Великий меч Тьмы, – с безнадёжной до белизны обречённостью сказал Ийлоро. – Восемьсот сорок два года назад он был сломан, а осколки разбросаны по всему трёхстороннему миру. Соколы и раньше пытались собрать их, но Ястребы не давали свершиться столь великому злу… И всё-таки потихоньку, осколок за осколком, Соколы почти собрали «Полночный Ветер». Остались лишь один осколок и рукоять. Где рукоять, им известно – такие письма не посылаются в одиночку, ушли и другие. Через неделю рукоять будет в верховной резиденции. И тогда собранные части сами притянут последнюю. – Ийлоро блекло, жалко улыбнулся: – Ведь даже сломанный меч всё равно остаётся мечом. Соколы возродят «Полночный Ветер».

– Мне и в голову не могло придти, – сказал до нельзя изумлённый Алекс, – что Соколы могут быть такими идиотами.

Ийлоро недоумённо глянул на человека.

– Ты о чём?

– Восемьсот – сколько там?..

– Сорок два, – подсказал Ийлоро.

– Восемьсот сорок два года собирать по миру куски какой-то никчёмной железяки, забухать на это кучу денег…

– Это не железяка! – рявкнул Хаким.

– А что, по-твоему – термопластик?!

– «Полночный Ветер» – величайший из мечей… – начал было Хаким.

– Который Соколиный гроссмейстер может засунуть себе в задницу, – перебил Алекс, – и повернуть там тридцать три раза до характерного щелчка! Если правильно пукнет – узрит небо в алмазах.

– Алекс, – у Ийлоро сел голос, – пойми, «Полночный Ветер» приносит победу в любой битве. Он неодолим.

– Ийлоро, – Алекс сел перед ним на корточки, осторожно взял его за плечи, слегка встряхнул, – ты выйдешь с «Полночным Ветром» против автомата Калашникова?

Гном ошарашено смотрел на человека.

– Ну так выйдешь? – повторил он.

– Я… Алекс… Но… Нет, лезть против автомата даже самому великому фехтовальщику, даже с самым величайшим из мечей нелепо. С автоматом и ребёнок сделает из него решето, прежде чем тот замахнуться успеет. Да и подходить на расстояние боя не нужно – прицельная дальность стрельбы у самого плохого автомата дальше, чем у самого хорошего лука. Не говоря уже о скорострельности… Пули мечом не отобьёшь, будь он хоть трижды великим… Но тогда, – Ийлоро смотрел умоляюще, очень хотел услышать желаемое, – в нынешнее время «Полночный Ветер» утратил всю свою силу?

– Ийлоро, – ответил Алекс с такой глубочайшей уверенностью, что все сомнения гнома смело как запруду из палой листвы могучим весенним потоком, – никакой силы у меча никогда и не было. Были только сказки для дураков – о великой железяке, которая выиграет за них все войны, принесёт кучу золота и стадо смазливых баб. Падкие на халяву дураки и верили. Пока не нашёлся один умный, и не засадил очередному меченосцу арбалетный болт в висок. На чём всё могущество меча и закончилось.

– Откуда ты знаешь? – испугался гном. – Ты ведь никогда прежде не слышал о «Полночном Ветре». Как ты узнал, что Максимилиан Рыжий застрелил Конрада Лотарингского из арбалета?

– Ну если бы в тринадцатом веке этого Конрада из снайперской винтовки завалили, было бы странно.

– Действительно, – поразился оригинальности мысли Ийлоро, – из чего ещё было стрелять в то время?

Гном высвободился из рук Алекса, отошёл к окну. Немного помолчал.

– Ты ведь пришёл с Технички? – спросил он.

– Да, – ответил Алекс.

– Сразу видно, – сказал Ийлоро. – Никто из срединников или магичников никогда не назвал бы «Полночный Ветер» железякой.

– Но он действительно всего-навсего железяка.

– Я пойду с тобой на штурм Весёлого Двора, – сказал гном и вышел из кабинета.

Едва за Ийлоро закрылась дверь, Хаким сказал:

– Даже гномы согласны. Чего ты ждёшь, ради чего мы сидим здесь третий месяц?

Славян встал, потянулся, подошёл к окну и сел на подоконник. Хелефайскую раму-«ветрорезку» давно заменили обычной, смотрелась она нелепой и грубой заплаткой.

– Если ты решил отказаться от мести, – заявил Хаким, – то я не откажусь никогда.

– Я тоже, – ответил Славян. – Но вдвоем мы крепость не захватим, а долинникам в бой идти пока не за что. У них нет ничего, что они хотели бы защитить, нет тех, ради чьей жизни надо побеждать. Они обречены на поражение.

– Славян, – плюнул на все предосторожности Хаким, – эти люди согласны умереть ради тебя!

– Я стал до такой степени похож на Ховена или Виалдинга? – совершенно серьёзно спросил Славян. – Отвечай – я стал похож на Ховена или Виалдинга?

– Нет. И думать не смей! – возмутился Хаким. – Ты не такой. Нет.

– Так зачем ты предлагаешь мне подобно весёлодворцам пожирать чужие смерти?

– Я?! – от изумления Хаким даже обидеться не сумел.

– Ты только что сказал, что есть люди, которые согласны умереть ради меня, и предложил отобрать их жизни, убить под стенами Весёлого Двора.

– Ты ведь сам сказал – к анэршы нас не пропустят, крепость придётся брать с долинниками.

– Всё верно, – сказал Славян. – Только анэршылнам есть за что идти в бой, и потому они могут побеждать, а долинникам пока нет, и они обречены. Надо ждать. Со временем всё изменится.

– Не понимаю. Они прекрасно могут сражаться!

– Но нам-то нужно не сражение, а победа. Побеждать они пока не могут. Только умирать.

– Всё равно не понял. Они воины. Смерть и битвы – их жизнь.

– Смерть не бывает жизнью, – возразил Славян. – Только её прекращением. А битва – всего лишь путь к победе или поражению. Путь, Хаким, но не цель пути. Цель – победа. А побеждать пока не настроен никто, даже ты. Раз нет победителей, нет смысла начинать сражение, только людей зря погубим.

– Но победители и получаются в сражении.

– Нет. Прежде чем идти в бой, надо решить, чего ты хочешь добиться этим сражением. Выбрать цель. И когда цель будет принадлежать тебе – ты добьёшься и её воплощения.

– Но у воина есть цель – честь и слава, – ответил Хаким.

– Честь и слава – побочный эффект достижения цели. Ты честно добился цели и получил за это славу.

У Хакима голова шла кругом.

– Но за что тогда сражаться? – спросил он.

– За жизнь. Победитель в бой идёт не ради славы, а ради жизни. Ради того, чтобы жили его дети, жена, родители, чтобы никто и никогда не причинил им страха и боли, чтобы светел был огонь в их очаге и тиха ночь за их окном. Ради покоя земли, на которой они живут. Защищать жизнь – высшая честь, а защитник жизни достоин самой высокой славы.

– Воин и защищает жизнь.

– Нет, – ответил Славян. – Воин сражается. Убивает. Грабит. О жизни он думает в последнюю очередь, если думает вообще. Воин – это профессиональный убийца. Пожиратель смерти.

Славян опять всё перевернул и перезапутал. Хакиму с детства твердили, что быть воином – лучший удел для мужчины, что в сражении – единственно достойная жизнь. И вот пойди ж ты: воин – презренный пожиратель смерти. И… и это правда – защитить, отстоять воин не способен. Только отбирать – скот, женщин, еду, воду, жизнь. И отдавать тому воину, который окажется сильнее.

– Тогда почему ты не учишь долинников защищать? – спросил Хаким.

– Именно этому я их и учу. У них должно появиться то, что надо уметь защищать. Поля, мастерские, дома, улицы. Боевые умения дело важное, но не главное. Когда люди поймут, что дороже долины у них ничего нет, что орден Соколов для Датьеркена опасен, Весёлый Двор они превратят в пыль.

– Но ты учишь их только пахать и сеять, – возразил Хаким. – Твои помощники – делать хлеб и кувшины. Пахари и пекари не способны противостоять воину! – Хаким досадливо шлёпнул ладонью по столу. – Воин сильнее.

– Правильно. И воин не способен противостоять тому, кто сильнее. Такое могут только те, кто одновременно является и пахарем, и воином; и пекарем, и бойцом; и разрушителем, и созидателем.

– Но так не бывает!

– Только так и бывает, – сказал Славян. – И называется это ратоборец. Тот, кто побеждает войска.

– Ратоборец? – Хаким несколько раз повторил незнакомое слово, добился чистого выговора. – Но я никогда не видел таких людей. Не может их быть.

Славян рассмеялся.

– Бывало так, что воины твоего племени нападали на деревню или город, а получали такой отпор, что целый сезон опомниться не могли, и потом долго на это поселение напасть не помышляли?

– Бывало.

– Значит, нет нужды объяснять, как сражаются ратоборцы. Ты уже знаешь.

– Знаю, – хмуро ответил Хаким, воспоминания оказались слишком яркими. – Во всём сотворённом аллахом мире нет силы, которая способна одолеть ратоборца. – Он немного помолчал: – Славян, в твоём городе разве нет мужчин, которые занимаются только воинским ремеслом?

– Полно. Только они не воины, а ратоборцы. В бой идут не за ордена и погоны, а за землю, на которой живут, и за людей, которые живут на их земле. Воин, когда сражается, думает о том, что принесёт ему это сражение – славу или смерть, богатство или увечье, а ратоборец – что будет делать, когда вернётся домой после победы. Теперь ты понял разницу?

– Понял, – буркнул Хаким. – И ты надеешься сделать ратоборцев из здешнего люда? Славян, опомнись, они не годятся на такое, они все разные, каждый сам по себе, а ратоборцы едины как стена. И упёртые как не знаю кто – расколи на тысячу кусков, так и осколки в бой пойдут. Сам видел. А на этих только гаркни посильнее – вмиг разбегутся.

Усмешка Славяна Хакима напугала – он так в пыточной Ховену и Виалдингу в рожу усмехался.

– У них одна долина на всех, – ответил Славян. – И пески – тоже одни на всех. Когда датьеркенцы осознают, что все вместе сумели победить пустыню, отстоять долину от смерти – сами станут ратоборцами, мне ничего из них делать не придётся. Да и нельзя из людей ничего сделать. Они только сами из себя что-то могут сотворить. Но не другие из них. Тут Ховен большого дурака свалял. – И опять Славян из человека стал неотвратимостью, творцом судьбы, своей и чужой, который так напугал Хакима раньше. Но теперь у бедуина хватило сил сдержаться, не испугать своим страхом ни Славяна, ни себя. «Кто бы ты ни был, – сказал ему мысленно Хаким, – ты мой друг. И ты не несёшь людям зла. Потому я твой друг».

– Ты столько сил тратишь, – сказал он вслух, – и говоришь, что не надеешься ничего из них сделать.

– Как и ты. – Славян словно стряхнул с себя страшную личину, опять стал прежним, даже искорки в глазах вернулись.

– Верно, – грустно улыбнулся Хаким. – Хотел бы я ещё понять, зачем мы это делаем.

– Потому что если хочешь, чтобы люди что-то сделали для тебя, научи их находить силы и отвагу для свершений. А тут хочешь не хочешь, надо потрудиться.

– Тоже верно.

Ударил набатный колокол. Хаким вскочил из-за стола, Славян едва не вывалился в окно.

– Что там у них случилось? – спросил Хаким.

– Не знаю, – ответил Славян. – Тревогу бьёт мальчишка-гном лет тринадцати.

– Но это не тревожный сигнал! Так, вопёж какой-то…

– Сейчас и выясним, что такого произошло, чтобы гномий пацан с перепугу тревожный сигнал забыл.

Славян выпрыгнул в окно. Хаким следом.

– Ва'алмил! – закричал мальчишка, едва увидел Хакима. – Старшина, у ва'алмила трещина исчезла! Совсем исчезла, как и не было!

* * *

Над загадкой ва'алмила Хаким, Лиовен, Тзвага и Тирно ломали головы третий день. Целый, правильно расположенный камень не работал. В кабинете старшины они сидели уже четвёртый час, но ничего путного так и не придумали.

– Лиовен, – сказал Тирно, – поднапрягись, вспомни всё, что знаешь о ва'алмилах. Ведь это ваш народ придумал волшебные долины.

– Я больше ничего не знаю. Что ты хочешь от простой долинницы? Я ведь владычицей никогда не была… Гномы хорошо разбираются в камнях. Что ты скажешь?

– Прекрасный ва'алмил. Лучше не бывает.

– А почему не работает?

– Не знаю!!! – Гном сердито глянул на хелефайну. У той обвисли уши. – Извини. Пойду покурю. – Гномы любят табак, а гоблины и хелефайи не выносят.

Тзвага тоже поднялся.

– Пойду послушаю яблоню. Может она что подскажет.

– Да, – кивнула Лиовен. – И пошли какого-нибудь лайто послушать источник.

– Хорошо.

Лиовен и Хаким остались в кабинете одни. Дарко молча смотрела в окно на неработающую станцию телепорта, Хаким пытался написать на листке бумаги её имя, но никак не мог вспомнить нужную букву, грамота давалась тяжело.

А Славян уехал с отрядом Ийлоро к Весёлому Двору, на разведку. Вернётся лишь через пять дней.

– Хаким, всё, хватит. Прекращай глупостями заниматься!

Хаким прикрыл локтями листок бумаги, смахнул в ящик.

– Какими глупостями?

– Думать, что бы на твоём месте сделал Алекс! – ответила Лиовен.

– Алекс?!

– Да, Алекс. – Хелефайна вскочила с подоконника, уши чуть повернулись вперёд, кончики едва заметно оттопырились – как перед боем. – Ты ведь во всём стремишься ему подражать, – сказала она. – Алекс то, Алекс, это. Алекс, Алекс, Алекс… Ты что, без него и штаны натянуть не можешь?

– Прекрати. Если бы ты видела его в крепости…

– Здесь Датьеркен, – перебила она, – а не Весёлый Двор. И долиной правишь ты, а не Ховен, и не Алекс!

– Без Алекса…

– Без Алекса Датьеркен неплохо существовал шестьсот лет и просуществует ещё миллион. Кто из вас хотел собственный оазис – ты или Алекс?

– Я, – ответил Хаким.

– Ну так ты его и получил. Датьеркен принадлежит тебе. И за людей, которые здесь живут, отвечаете тоже вы, старшина. И только вам принимать решения. Вам, а не Алексу, Ховену или мне с Тирно. – Хелефайна села на подоконник, отвернулась.

– Мне, – хмуро буркнул Хаким. – Неграмотный бедуин…

– Нет, – не оборачиваясь, ответила Лиовен. – Старшина Датьеркена.

– Который знать ничего не знает. Алекс хотя бы…

– Алекс – хороший парень, – сказала Лиовен, – но если ты станешь вторым Алексом, кто будет Хакимом? Ты хочешь предать собственную душу?

– Да кому она нужна?

– Мне.

– Лиовен… – неверяще выговорил Хаким, встал из-за стола, шагнул к ней и остановился. Не решился сделать второй шаг.

Хелефайна соскочила с подоконника и сама подошла к нему. Кончики ушей подрагивали.

– Мне ты нужен такой, какой ты есть. Хакимом, и ни кем другим.

– Нет, – отступил он. – Невозможно. Ты и… погонщик верблюдов, беглый палач.

– Я и старшина Датьеркена. Правитель оазиса, в котором не убивают. Это ведь ты придумал его – в пустыне, под прицелами Соколиных автоматов. Теперь ты можешь сделать свой оазис и на самом деле, не просто в мечтах. Так давно никто не мечтал о долине, где не льётся кровь. Где разные расы живут в мире. Пять тысяч лет, Хаким, никто не осмеливался на такую мечту. Ты – осмелился и решился. Но сделать свой оазис ты сможешь только как ты сам, только как Хаким. Никто другой с этим не справится – ни Пинем, ни Алекс, никто. Только ты – Хаким из Датьеркена. – Лиовен смотрела ему в глаза, мочки ушей приподнялись. – Решай, Хаким, чего ты хочешь: создать свой оазис или стать всего лишь чьей-то тенью.

– Мне страшно, Лиовен.

– Мне тоже. Но если ты всё бросишь, будет ещё страшнее – и тебе, и мне.

– Датьеркен – ноша не для меня. Слишком тяжело, – ответил Хаким. – Прости, но я не тот… Ни Пинем, и не Алекс…

– Алекс часто называет тебя учителем, – уши Лиовен дёрнулись, верхушки резко отвернулись к затылку. – Говорит, что ты научил его, как сотворить себя. Как не сломаться под любым ветром, не сгореть в любом огне. Научил, как брать силы из ниоткуда. Как учить других быть сильными. Как из мертвой пустоты сделать сад. Что только благодаря тебе узнал, кем станет после победы. И как сумеет узнать, что ему можно вернуться домой. Разве тебе он этого не говорил?

– Говорил, и не раз.

– Так что ж ты не веришь лучшему другу?

Хаким усмехнулся.

– Поверить похвалам ученика, который давно превзошёл учителя?

– Так значит учитель ты действительно хороший, – ответила Лиовен. – У плохих учителей ученики не то что обогнать, с ними-то сравняться не могут. Для учителя лучший день тот, когда он сможет назвать ученика коллегой. Ты можешь.

Хаким подошёл к окну.

– А для садовника лучший день – когда закончен сбор урожая. Но мой сад не может и зацвести.

– Ну так думай, ищи причину, – сердито дёрнула ушами дарко. Сколько можно твердить упрямому человеку одно и тоже? – Править долиной, – сказала Лиовен, – работа трудная, но она того стоит. – Хелефайна села за стол. – Ну давай, придумывай что-нибудь.

– Долину держат источник, камень и дерево, так?

– Да.

– И у каждого народа своё дерево, – размышлял Хаким. – Но в Датьеркене живёт четыре народа – человеки, гоблины, хелефайи и гномы. Так может и деревьев должно быть четыре?

– А разве у человеков есть священное дерево?

– Есть, – уселся на подоконник Хаким. – Даже если они об этом ещё не знают. Для любого человека, который живёт в здешних краях, священное дерево – пальма.

– Ну пальм в долине полно. Здесь вообще все деревья есть, и европейские, и ближневосточные. Ты уверен, что это пальма?

– Да, – твёрдо ответил Хаким.

– Пальма, так пальма. Попробуйте, старшина. Гоблины прирождённые земледельцы, с деревьями управляются даже лучше нас. Выбрать и посадить на священной поляне нужные деревья смогут за сутки. Через три дня станет ясно, удалась ваша затея, или надо что-то новое придумать. Но хуже от неё точно не будет. Поговорю с Тзвагой. – Лиовен пошла к двери.

– Лиовен, – Хаким спрыгнул с подоконника, подошёл к ней. – Выходи за меня замуж?

Хелефайна побледнела, внимательно посмотрела Хакиму в лицо. Верхушки ушей дрожали, мочки задрались.

– Меня зовут Виорин, – сказала она. – А на счёт свадьбы давай поговорим после победы. Когда на долину не будет падать Соколиная тень. Когда за нами не будет хвостом тянуться прошлое.

Дарко ушла. Хаким сел за стол и принялся выводить на листочке имя Виорин. Получалось гораздо легче, ведь теперь у него была земля, а на этой земле – женщина, ради которой стоит побеждать.

* * *

Датьеркенцы сидеть в четырёх стенах не любили, и Хаким собрал старейшин и советников на священной поляне четырёх деревьев.

– Группа Ийлоро принесла вести, – сказал он. – Говори, Ийлоро.

– В крепости, – начал докладывать гном, – сменили почти весь гарнизон, боевая мощь возросла втрое, но нас поддержит одна рота спецподразделения. Все сплошь новички, по сравнению с основным контингентом Весёлого Двора – котята. Но такой союзник лучше никакого.

– Спецуру надо отправить на охрану пленников, – сказал Славян. – При штурме толку от новичков будет не много, а пленников Ховен постарается уничтожить в первую очередь. Тогда весь штурм станет бессмыслицей, людей мы не спасём.

– Согласен, – ответил Тзвага. – Пока мы доберёмся до центральной стены, в крепости не останется ни одного живого пленника.

– Но смогут ли новички-первогодки продержаться против опытных бойцов? – усомнилась Лиовен. – Да ещё и пленных защитить?

– Всё равно больше никого нет, – буркнул Тирно. – А когда припрут к стенке, и безрукий воином станет.

Остальные промолчали.

– Значит так тому и быть, – сказал Хаким. – Теперь надо определить день штурма.

– Не позднее, чем через два-три дня, – сказал Славян. – Ребята слишком неопытны в конспирации, Виалдинг их вмиг вычислит.

– Алекс, – усомнился Ийлоро, – ты уверен?

– Ты же сам их видел, это бойцы, но не заговорщики.

– Ты прав.

– Выступаем послезавтра, – решил Хаким. – Подготовку начинаем сразу после совета.

– Старшина, – возмутился Тзвага, – но до крепости пять дней пути! Мы не успеем. А пока доковыляет войско, Соколы пришлют в крепость подкрепление.

Ийлоро довольно прищурился и сказал:

– Возвратки, старейшина. Их хватит на всю армию и пленных. Мы не зря четыре месяца околачивались близ крепости. Новейшая Соколиная разработка, специально для армии. Перебрасывает сразу по батальону. Одну часть долинные волшебники привязали к нужным точкам у крепости, другую – к вешкам у чарокамного круга.

Тзвага молча поклонился, признавая мастерство разведки.

– Прежде чем идти в бой, – сказала Лиовен, – надо выбрать имя долине. Люди должны знать, за кого они сражаются.

– Но название и так есть, – удивился Хаким. – Чем тебе Датьеркен не нравится?

– «-кен» означает мёртвую долину, – ответила дарко. – А наша долина теперь жива. «-иен» – что долина принадлежит хелефайям. Но здесь живёт не только наш народ. Необходимо новое имя.

– Тогда пусть будет просто Датьер, – сказал Славян. – Такого названия нет ни у кого.

– Да, – задумчиво сказала Лиовен, – везде принцип образования долинных имён другой, Датьер выглядит очень нетипично.

– Пусть будет Датьер, – согласился Хаким. – Вы как? – спросил он советников и старейшин.

Новое название понравилось всем, да и от старого почти не отличается.

– Теперь телепорт, – сказал Хаким. – Работает он плохо. Слишком медленно и слабо, берёт мало людей. А ведь нам переправлять армию. Потом будет ещё труднее – привезут раненых, пленников крепости…

– Меня вообще удивляет, что он работает, – сказал Славян. – Здесь одинарица, выхода на внесторонье нет.

– Просто он зацеплен не на внесторонье, – сказал Тирно. – А на самого себя, как и возвратки.

– По принципу ленты Мёбиуса или паутины? – спросил Славян, припоминая всё, чему успел научится в Эндориене и Пиаплиене.

– Возвратка по Мёбиусу, – ответил Тирно с интересом поглядев на Алекса, не ожидал, что человек с Технички может разбираться в таких вещах. – А телепорты по паутине.

– Двух– или трёхмерной?

– Двух.

– Тогда понятно, почему работает с такой скоростью, – ответил Славян, – контур не замкнут.

Теперь на него с интересом смотрел не только гном, но и Лиовен. Хелефайна давно догадалась, что Алекс – имя не настоящее. Странного людя судьба дала её Хакиму в товарищи. Хаким молчит, оберегает секреты Алекса, но Лиовен уверена: его настоящее имя она знает, слышала. Ещё немного, крошечный кусочек наводящей информации, и догадается, кто он. Пока остаётся только ждать.

Алекс и Тирно увлечённо обсуждали, как замкнуть контур телепорта.

– Тирно, – доказывал Алекс, – если контур замкнуть из центра – пропускная способность возрастёт вчетверо! А с периферии – только вдвое. Зато работы вдесятеро больше. А из центра – только и надо, что направляющие штыри к одной основе подвести.

– И провалиться на внесторонье, – ядовито ответил гном. – Силовой поток пробьёт даже одинарицу. И утянет тебя с собой.

– Если бы, – с неожиданной печалью ответил Алекс. – Тогда уже через две минуты я был бы у ворот верховной резиденции Ястребов, и заставил этих спесивых тварей прислать нам поддержку.

– Не смей так о Ястребах! – рявкнул Тзвага.

– Ты можешь ходить по внесторонью? – крикнул Тирно.

Алекс усмехнулся.

– Не надо на меня так смотреть. Многие ходочане умеют, ничего особенного здесь нет. А Ястребам, Тзвага, я просто не доверяю. Все, кому не лень, говорят о том, какие они правильные, расхорошие и замечательные спасители мира, но реальных дел что-то не видно, одна рекламная болтовня.

– Я тоже им не верю, – сказал Хаким. – В Весёлом Дворе о Ястребах много говорили, но как о серьёзном враге – никогда. Ордена словно играют в войну, только вместо глиняных куколок разбивают живых людей.

Тзвага не согласился, но спорить со старшиной не отважился.

– Так вы сможете настроить телепорт? – спросил он Алекса и Тирно.

– Сможем не сможем, но попробуем, – ответил Алекс.

– Нет, – жёстко сказал Хаким. – Слишком рискованно.

– Никакого риска. Ну даже если и затянет – что я, внесторонья не видел?

– Алекс…

– Телепорт мы настроим, – отрезал Славян. – И не спорь. Сам видишь – с таким ни войска переправить, ни раненых по целителям развезти.

От бессилия у Хакима желудок словно в узел скрутило. Проклятый мальчишка, упрямый и самонадеянный. И ведь не удержишь его, всё равно полезет, приказывай, не приказывай не послушает. А самое поганое – ведь он прав, телепорт настроить нужно.

– Я пойду с вами, – решил Хаким. – А вы оба наденете возвратки. Куда бы вас ни зашвырнула скрытая в телепорте сила, к чарокамному кругу Датьера вы вернётесь.

– Возвратки возьмём, – сказал Славян, – а вот тебе в телепортной сети делать нечего, только помешаешь.

– Я пойду с вами, – повторил Хаким.

Оставлять Славяна наедине с неведомой и непонятной опасностью он не собирался. «Какой бы шайтан ни спрятался в центре телепорта, прежде чем добраться до Славяна, ему придётся убить меня. А воина племени лухт и шайтану убить нелегко».

– Я тоже с вами пойду, – сказала Лиовен. – Я ведь дарко, Земля и Воздух – мои стихии. В наших долинах телепорты всегда настраивают дарко.

– Как раз четверо, – обрадовался Славян. – Квадрат составим, настройка гораздо быстрее пойдёт.

* * *

Последнее, что Славян запомнил – обезумевший от ужаса крик Хакима. «Бедняга, – пожалел его Славян. – Со стороны пространственный разлом выглядит как вспышка белого пламени. Наверное, решил, что я заживо сгорел. Но Лиовен всё ему объяснит».

От злости на собственную глупость хотелось завыть. Ну как можно было лезть настраивать основу с возвраткой? У них встречные силовые потоки! Но Славян возратками не пользовался никогда и забыл, как они работают. Да и о самой возвратке забыл, что для ходочана простительно – возвраток они не носят.

Но всё равно – глупо. Так глупо, что от стыда хочется повалиться куда-нибудь ещё глубже внесторонья.

Одно утешение: датьерский телепорт теперь работать будет лучше не в четверо, а в десятеро.

Славян сдул с ладони пыль от рассыпавшейся возвратки, вытер ладонь о штаны. Надо выбираться. Только вот куда? К резиденции Ястребов, больше некуда. Домой по-прежнему нельзя, да и ребят бросать накануне боя не годится. Славян сосредоточился, вспоминая, как выглядит парадная лестница резиденции, был там один раз с Тином.

Силовой поток подхватил его как щепку, закружил.

Идиот!!! Ну как можно было после разлома остаться в русле прежнего силового потока?! Ведь пойдёт отдача! За восемь с небольшим месяцев на одинарице Славян растерял все свои ходочанские навыки. Одно помнил твёрдо: если несёт потоком – не сопротивляться, раздавит. Пусть поток выбросит, там дальше разберёшься, но только не сопротивляться, не пытаться перенаправить.

Поток швырнул его на межстороннюю стену, от удара едва не треснули рёбра. А вот этого быть не должно, так просто не бывает. Но провалился-то он с одинарицы, какие это может вызвать эффекты и возмущения, не знает никто, ходочане всегда шарахались от одинарицы как от чумы.

Славяна опять подхватило волной и понесло к стене. Теперь он успел слегка направить поток так, чтобы тот мог пробить стену, и не Славяном, а собой. С двухметровой высоты Славяна швырнуло на горячий песок. Пригодились весёлодворские тренировки, упал правильно, ничего не сломал и не отбил. Сверху обрушился силовой поток. Славян потерял сознание.

…Очнулся на постели. Чистое светлое бельё, приятный запах какой-то сладковато-пряной отдушки. Маленькая белостенная комната, из мебели только кровать, шкаф и стул у окна. Ставни закрыты, сквозь них пробивается свет опаляюще-жаркого утреннего солнца. А в комнате прохладно. И безопасно. За время плена Славян научился чувствовать все оттенки опасности, но здесь нет ничего угрожающего. Вообще нет, и пространство надёжное, принимающее, словно вернулся в Нитриен. Домой. В гостях так не бывает, там ты всегда чужой, даже будь ты гость желанный и дорогой, которого никому не хочется отпускать – как в Эндориене, Латирисе, Калианде или Датьере.

Здесь Славян именно дома. Но это не Нитриен. И не вилла отца. Пространство совершенно незнакомое, ходочане в таких вещах не ошибаются – Славян здесь ещё не был, но, тем не менее, оно признало его своим. Почему?

Открылась дверь, вошла добродушная мулатка лет сорока. Босая, в красном топике и белой в красной горох молодёжной юбочке. Наряд ей к лицу и к фигуре, соблазнительная женщина.

– Очнулись? – обрадовалась она. – Сейчас я принесу бульон.

Женщина ушла, вернулась с большой глиняной кружкой и полотенцем. Помогла Славяну приподняться – он был слаб, как после тяжёлого приступа, прикрыла полотенцем, напоила. Бульон оказался очень крепким, наваристым, пах целебными приправами.

– Теперь поспите, – сказала женщина.

– На какой я стороне? – Славян едва услышал собственный голос, так тих и слаб он оказался.

– Это Срединница. Межсторонняя буря закончилась, и вы можете вернуться домой.

«Хоть тут повезло, – подумал Славян. – Срединница. Хотя бы психушка не грозит, как на Техничке». И как всегда, люди нашли объяснение сами. Идиотов, которые, вопреки запрету, лезут через врата во время бури, хватает. Чаще всего это весёлые пьяненькие компании. Выбрасывает буря любителей пустопорожнего риска за многие сотни километров и от дома, и от врат, и друг от друга.

– Какое сегодня число? – спросил Славян.

– Пятое.

– Как пятое? Но ведь сейчас утро. А был вечер…

– Пятое июня.

У Славяна потемнело в глазах. Временной переброс. В точности как написано в книгах из эндориенской библиотеки – ровно на месяц вперёд.

Штурм Весёлого двора… Хаким, Лиовен, Ийлоро, ребята в крепости – что с ними?

– Тихо, не надо спешить, Иван, – женщина мягким, но сильным движением уложила Славяна на кровать. – Тебе надо поспать, восстановить силы. Вечером я ещё принесу тебе бульон и немного мяса. Вечером уже будет можно. Успокойся, Иван. Сейчас ты всё равно никому не поможешь. Надо сначала выздороветь.

– Иван?

– Джакомо сказал, что всех русских зовут Иван. Разве нет? Джакомо – известный шутник и врунишка, но в кои-то веки говорил серьёзно.

Иван так Иван. Имя как имя.

– Иван, – согласился Славян. И только сейчас сообразил, что говорит с мулаткой по-русски. Язык она знала хорошо, говорила бегло, с едва заметным французским акцентом.

– Я Кармела, – сказала женщина. И добавила: – О своих друзьях не беспокойся. С ними всё хорошо. Я погадала на них – Хаким, Лиовен, Тин, Ийлоро, Латрик и Жерар. Я правильно запомнила? Нашли тебя вчера на закате, и ты звал их всю ночь, плакал. Не плачь. Они живы, здоровы и сыты. Я гадала. Я очень хорошо гадаю, Иван. А сейчас спи.

Женщина ушла. Славян закрыл глаза. Что бы ни происходило, даже если мир начнёт рассыпаться на части, толку от полудохлого ходочанина всё равно не будет – ни друзьям помощи, ни врагам помехи. Надо восстановиться, набраться сил. Славян, как учил Франциск, расслабил тело, заставил успокоиться ум и чувства, уснул глубоким крепким сном исцеления.