Текст книги "Ратоборцы"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

– Тэкс, – оживился Славян, – это уже интересно.

– Ничего интересного, – отрезал Дариэль. – Она хоть и лайто, но не мужчина. Никакого интереса интриговать против владыки.

– А брат? Отец?

– У неё только брат. И он тут вообще ни при чём. Это у гоблинов и человеков дочь короля автоматически становится королевой, сестра – принцессой. И никого не интересует, могут ли они управлять страной. У нас всё по-другому. Ни муж владычицы, ни дети бывшего владыки Миратвена в дела долины не вмешивались. Они обычные долинники, не старейшины, и даже не советники.

Славян скептично хмыкнул. Родственникам вовсе не обязательно носить серый тайлонир, облачение старейшин и советников, чтобы влиять на решения владыки.

– Подожди, – заинтересовался он, – так ваши король и королева не женаты?

– Нет. Что владыка, что владычица – должность выборная. Из ста долин супруги правят только тремя, и двумя – брат с сестрой.

– Ну ладно, – не смутился Славян, – подойдём с другой стороны. Запиши имена всех, кто мог подтасовать результаты следствия. Сколько оно, кстати, длилось?

– С декабря прошлого года по май этого, как только в долине появились наркотики.

– Дариэль, вспоминай всех, от владык до уборщиков в кабинете дознавателя, и мужчин, и женщин. И совершеннолетних членов их семей.

Список получился на девятнадцать имён.

– Ничего себе, – простонал Дариэль.

– Да это мало, – заверил Славян. – Ты на Срединнице детективы смотрел?

– Редко. Они Лаурин нравятся, а мне больше комедии.

– Так вот, список подозреваемых на девятнадцать персон – очень мало. И сейчас мы его ещё сократим. Эти ваши выборы – как они проходят?

– Сначала проводятся испытания, – сказал Дариэль. – На закате к священным кругам придут все мужчины-лайто, и выяснится, кто из них лучше подходит для того, чтобы стать владыкой…

– Почему только лайто?

– Потому что владычица – дарко.

– Ага. – Славян опять в чём-то сомневался, но сказал: – А потом, после испытаний?

– Выборы. Из четырёх лучших надо выбрать одного. Сначала каждый хелефайя бросает в священный круг свою искрицу… Кусочек магического огня. Ох, ну это вроде пожелания – каким должен быть новый владыка. В круге разгорается огромный костёр, кандидаты заходят в него. Трое выйдут в том же виде, в котором и вошли, а четвёртый – в фиолетовом тайлонире владыки.

– Смошенничать на выборах-испытаниях можно?

– Да запросто! Прикинься дурачком, и живи себе дальше безо всяких владыческих заморочек.

– Я не о том, – ответил Славян. – Можно ли низкие результаты выдать за высокие?

– Нет. Круг не обманешь. И даже если найдётся такой умник, то сила волшебства у него должна быть огромной, он и так победит, без мошенничества.

– Дариэль, теперь отметь в списке тех, кто на испытаниях будет реальным претендентом на место в финальной тройке.

Список сократился до семи имён.

– Двоих убираем сразу, – сказал Дариэль, – владычица и так правит долиной, а Миратвен не может претендовать на власть второй раз. Ни в одной из долин. Оставшиеся пятеро – трое мужчин-дарко – вычёркиваем…

– Постой, – удержал его руку Славян. – Ради власти какие только законы не меняли.

– Только не этот. Славян, мы пользуемся магией стихий. А сколько стихий, знаешь?

– Восемь.

– Так вот, хоть хелефайям и доступны все стихии, но лайто лучше управляются с Водой, Эфиром, Деревом и Металлом. А дарко – с Землёй, Огнём, Зверем и Воздухом.

– Никогда не понимал, чем Эфир отличается от Воздуха, – сказал Славян.

– Воздух – это то, чем мы дышим, управление погодой. А Эфир – то, что переносит слова и мысли, свет и тьму. До некоторой степени позволяет управлять временем. У всех лайто хороший дар предвидения, а у дарко – управления пространством. Быстрые дороги делали дарко.

– Понял, – кивнул Славян. – Поэтому у вас четыре старейшины – два дарко и два лайто, помогают владыкам справиться с малодоступными стихиями.

– Правильно. Так что мужчины-дарко на власть претендовать не могут.

– Дариэль, но если владычицы не будет, владыкой может стать и дарко. А потом выберут владычицу-лайто.

– Нет, Славян, если долина окажется и без владыки, и без владычицы, первой будут выбирать именно владычицу. И выборы будут короткими, соберутся все хелефайны долины, пройдут испытания, они гораздо суровее, чем у мужчин, поэтому церемония Выбирающего Огня не нужна. Спустя всего шесть часов у нас будет новая владычица. – Дариэль даже со стула вскочил, надо было как можно доходчивее объяснить. – Она важнее: владыка защищает долину, вершит суд, решает повседневные дела, а владычица поддерживает само существование долины. Владыка иногда ездит с посольствами, раз в столетие уходит на месяц из долины, чтобы пожить в человеском городе. Но если хелефайна становится владычицей, то даже на час не может покинуть долину, даже выйти в приграничье. Владычица редко вмешивается в дела управления, у неё слишком много работы с самой долиной, но если вмешается – её слово перевешивает слово владыки. У неё власть больше, потому что без владычицы не будет и долины. Она погибнет за сутки. – Дариэль сел, взял ручку, вычеркнул из списка мужчин. – Они не могут знать, кто из хелефайн станет новой владычицей – дарко или лайто. Для них интрига бессмысленна.

– Но тогда, – Славян серьёзно, сочувствующе посмотрел на Дариэля, – интригу затеяла женщина-лайто, раз сначала понадобилось избавиться от светловолосого владыки.

– Мирайинг ар-Паддиан ли-Винелла… – еле выговорил Дариэль. – Ещё в декабре она настояла на смертной казни для наркоторговцев, говорила – изгнание для них не кара, совсем наоборот: за пределами долины они займутся тем же самым, да ещё и с большим размахом. Ей надо было чем-то шантажировать преступника. Дознаватель никак не мог Биреоинга найти – ли-Винелла не давала, он был нужен ей самой. А бежать мне помог её брат. Сначала ли-Винелла меня подставила… Теперь вернула… Вернула, чтобы сделать убийцей владычицы. Ведь повод мстить у меня есть, и ещё какой! – Дариэль схватил Славян за руку, потащил к двери. – Пошли быстрее!

– Куда?

– К владычице.

* * *

Когда на поляну со священным кругом прибежал словоблюститель, Мирайинг едва сдержала торжествующую улыбку: всё идёт как надо, глупый мальчишка догадался, какую роль сыграл, именно тогда, когда она и планировала. Сейчас бросит ей обвинения в заговоре.

– Владычица, – крикнул ли-Шанлон, – проверьте священный источник! Он или заколдован, или отравлен.

– Что? – не поняла усталая до полного отупения Нэйринг.

– Все воды Эндориена берут своё начало в священном источнике, – пояснил общеизвестное ли-Шанлон. – Если его отравить или заклясть, все долинники впадут в безумие. Оглянитесь, владычица, разве то, что творится в Эндориене – нормально?!

– Ну ты-то совершенно точно спятил, – ответила владычица.

– Элайвен, – обернулся к пиаплиенской посланнице ли-Шанлон, – я потом всё объясню, а сейчас беги к источнику, сделай хоть что-нибудь. Лаурин, – назвал он её изначальным именем, которое произносят только в присутствии близких, – я умоляю тебя, помоги источнику!

Посланница подхватила тайлонир и рванула с поляны так, словно за ней стая упырей гналась.

– Что происходит? – опомнилась владычица. – Аолинг, что ты делаешь? Ли-Шанлон, как ты посмел привести в долину человека, да ещё сюда, к священному кругу?!

Тот же вопрос задал и Миратвен, по-владычески грозно сверкнул ярко-синими глазами. Когда он пришёл на поляну, Мирайинг не заметила, слишком неожиданно повёл себя ли-Шанлон.

– Ли-Аддоир, – сказал ему словоблюститель. И Мирайинг, и владычица глянули на ли-Шанлона с недоумением, прозванье бывшего владыки все успели позабыть, и в первое мгновение не поняли, к кому словоблюститель обращается. – Вы вовремя, ли-Аддоир. Это мой друг Славян, – представил он человека. – Ходочанин. Помогите ему проверить телепорты. Для полного завершения сегодняшнего безумия нам только и не хватает, чтобы долина развалилась на куски. Славян… – обратился он к человеку.

– Сделаю, – не дал озвучить просьбу человек. – Но одного помощника будет мало. Ремонтировать надо втроём.

– Хватай за уши первого попавшегося дарко потрезвее, и волоки на станцию.

– Аолинг! – разъярилась владычица.

– Заткнись, Нэйринг! – бешено рявкнул он в ответ. Мирайинг похолодела: так говорить с владычицей невозможно. – Все свои горшки ты уже перебила, так что не мешай убирать осколки. Владычица хренова! Тебе что, уши заложило, не слышишь, как стонет долина?!

Владычица побледнела резко и сильно, стон долины она действительно услышала.

– Но… – начала было Нэйринг.

– Источник исцелит Элайвен, – перебил её ли-Шанлон. – А ты собирай всех стражей… Чёрт, они же почти все разбежались! Хватай всех, кто худо-бедно может управляться с оружием – и на границу. Защиты никакой, с минуты на минуту начнётся нашествие.

– Какое нашествие?! – хором воскликнули Нэйринг и Миратвен.

– Упыриной стаи. И наверняка не одной. После всё объясню, сейчас времени нет. – Он подошёл к владычице, слегка встряхнул за плечи. – Нэйринг, владычица, сначала надо спасти долину, все объяснения потом.

Нэйринг отпихнула ли-Шанлона, выхватила из складок мантии дальдр, одним движением распорола и мантию, и рубаху от воротника до подола. Под ними оказался пятнистый тайлонур. Владычица достала из прицепленного к поясу трёхобъёмного кошелька сапоги.

Мирайинг поняла, что свою битву за венец владычицы безнадёжно проигрывает. Словоблюститель, известный на всю долину ушехлоп и недотёпа, не только не подох в человечьем городе, но многому научился. Слишком многому. Только бой ещё не кончен, ещё одно оружие у неё осталось. Мирайинг планировала использовать его совсем по-другому, но теперь выбора нет. Долинникам придётся многое объяснять, обвинять и оправдываться, ну да ничего, справится – им будет не до подробностей. А после, когда Мирайинг станет владычицей, им и в голову не придёт задавать вопросы, разбирать, что и как было. Владыкам и верят, и подчиняются безоговорочно, просто в силу того, что они владыки.

Она незаметно нащупала в кармане тайлонира мешочек с шариками, достала четыре штуки. Как там зовут этого потомка обезьяны, непрошенного свидетеля – Славян? Мирайинг встала поближе к каменному кругу. Осталось решить, в каком порядке называть имена. Владычицу – первой, она самая опасная. Затем – Аолинг, мальчишка стал… Кем за время изгнания стал теперь несомненно бывший словоблюститель, Мирайинг понять не могла, но исходящая от него сила пугала до дрожи. Третьим – Миратвен, отставной владыка всё ещё способен на многое. Ну и на закуску – обезьяныш.

Мирайинг бросила на камни шарики.

– Нэй… – По лицу больно хлестнула брошенная обезьянышем широкая и тяжёлая серебряная цепочка, и вместо имени владычицы выкрикнулось что-то неразборчивое, больше всего похожее на Нэйэль, изначальное имя старейшины Мирайинг.

Волшебство освободилось и выбрало наиболее близкий по наименованию объект.

– Великое изначалие, – прошептала владычица.

От Мирайинг вмиг остался только скелет с ошмётками плоти, учетверённое заклинание подействовало так быстро, что старейшина и вскрикнуть не успела.

– «Стеклянная смерть»… – сказала владычица. – Но как вы догадались? – спросила она человека.

– Любой ходочанин бы догадался, – ответил он. – Эти шарики на Технической стороне – безобиднейшая вещь, детская игра. Но при переходе Техничка-Срединница-Магичка превращаются в «стеклянную смерть». Не знаю, как на Магичке, а на Срединной стороне за попытку пронести шарики положена смертная казнь. – Человек едва держался на ногах, лицо мертвенно-бледное. – Но откуда простая хелефайна, пусть и старейшина, узнала то, что известно только ходочанам? У неё должен быть сообщник, человек. Ходочанин.

Визитёр достал из заднего кармана джинсов пластинку с таблетками, выколупал одну и сунул под язык. Перепуганный Аолинг подскочил к нему, схватил под руку.

– Оставь, – властно, но необидно оттолкнул его человек. – У тебя есть дела поважнее. Фиадонинг ар-Паддиан ли-Анданан.

Аолинг неохотно отошёл, выудил из останков ли-Винеллы ожерелье человека, очистил заклинаньем, вернул владельцу. Человек пробормотал «Спасибо», сунул цепочку в карман джинсов.

Через кусты проломился ещё один человек, судя по покрою штанов и рубахи – горожанин с Магички, грузный седоватый брюнет.

– Владычица, – закричал он по-французски и повалится он в ноги Нэйринг, – спасите меня. Владычица, во имя милосердия!

– Встань, – сказала Нэйринг. – Кто ты такой?

– Филипп Патен, – резво поднялся человек. – Владычица, Фиадонинг…

– Владычица Нэйринг, – холодно поправила правительница. Просто «владыками» или «повелителями» правителей долин называют только их подданные, все прочие обязательно добавляют имя, а в официальных разговорах так и вообще будет – владычица Эндориена. – Ну так что там с Фиадонингом?

– Он был вместе с Мирайинг. Они заставили меня… взяли заложником моего сына… Заставили принести «стеклянную смерть». Спасите меня, владычица Нэйринг, Трилистник меня казнит! Я не виноват, владычица Эндориена! Меня заставили…

Разобрать, правду говорит он или лжёт, Нэйринг не могла, мешало наброшенное на человека заклятье. Работа добротная, явно Фиадонингова, он чертовски хороший волшебник.

– Мирайинг хотела стать владычицей, – сказал человек.

– Это и без тебя понятно. «Стеклянную смерть» ты принёс ей для меня. Говори о Фиадонинге.

– Он ждал, когда Мирайинг уберёт владыку Миратвена, он лайто, и вы, госпожа, ему не помеха. Он стал бы владыкой.

– Ему не пройти испытания, – сказала владычица.

– Но по вашим законам это не обязательно, – возразил человек. – Кто в условиях безначалия и развала сумеет спасти долину, то и станет владыкой. Мирайинг надеялась на исцеление священного источника, а Фиадонинг – на изгнание упырей.

– Нэйринг, на границу! – приказал Аолинг. – Славян, Миратвен, к телепорту! Хранители, заприте эту мразь в старом архиве, – показал он на Патена. – Я с ним позже поговорю, знает он гораздо больше, чем старается показать.

Из кустов вышли словохранители, дарко и лайто в зелёных тайлонурах. Человек попытался сбежать, но хранители легко поймали и поволокли его прочь.

Уходя с поляны, Нэйринг увидела, что Аолинг задержал Миратвена, о чем-то попросил. Попросил, а не приказал, и вид у него был довольно напуганный. Миратвен кивнул. Аолинг коротко глянул на Славяна…

Если он так боится этого человека, зачем притащил в долину, зачем назвал другом?

Владычица задержалась, и спросила Аолинга прямо, едва человек и Миратвен ушли с поляны.

– Не его, – ответил Аолинг. – За него. – И объяснил почему.

Владычица охнула и с тем же испугом посмотрела вслед человеку.

– Не бойся, – сказала она. – Миратвен хороший целитель. Он присмотрит за твоим другом.

Аолинг неуверенно кивнул.

– Ты сейчас к Элайвен? – спросила Нэйринг.

– Да. Ли-Винелла хорошо постаралась, лайто в одиночку не справится.

– Давай, – согласилась Нэйринг. – Я пришлю двоих вам в помощь, лайто и дарко.

– Если найдёшь неодурманенных.

* * *

С телепортацинной сетью провозились почти до заката, ар-Паддианы долине навредить успели крепко, сбились даже настройки телепортов. Что бы ни говорили о везучести пьяных, а всё лгали. Двадцать девять хелефайев погибли, полторы сотни покалечились, целителям работы надолго хватит. Работал Миратвен как одержимый, и помощников – человека и управителя телепортом – загонял почти до бесчувствия. Лишь бы только не думать ни о чём, кроме телепорта, не терзаться напрасными сожалениями. Владыка… Осёл он, а не владыка. Как не крути, а в бедах Эндориена его вины половина. Если не больше. Нет, всё, не думать, не вспоминать, никому его покаяние не поможет, своё дело он уже сделал, все горшки переколотил. И единственное, чем он может теперь помочь долине – осколки побыстрее убрать, пока ещё кто-нибудь не порезался.

На душе и без того муторно, а тут ещё человек – чужак, свидетель позора. Управитель, кареглазый дарко в форменном чёрном тайлонуре, смотрит на него с восхищением, каждое слово ловит, ещё бы – на внесторонье человек заходит так же легко и просто, как в собственную спальню. Вячеслав Андреевич то, Вячеслав Андреевич это. Нашёл великого мастера телепортов. Да не смыслит он в них ни уха, ни рыла, только и умений, что ходочанин. А гордиться тут нечем: один рождается голубоглазым, второй – смуглым, третий – ходочанином.

Но человек своим талантом и не гордиться, вот в чём досада-то. Никем не притворяется, никого из себя не корчит, простой и открытый как луговой цветок. Чистый, как вода в роднике. И сила как у воды: мягкая, незаметная и неодолимая. И безмерно опасная.

– Что ты на него зверишься? – спросил управитель, когда человек в очередной раз нырнул на внесторонье. – Хороший ведь парень.

– Вот именно, – ответил бывший владыка. – Будь он обычным засранцем, так и переживать не о чем, его и так любой хелефайя разглядит, даже самый глупый. Но ты и представить не можешь, каким ядом может стать человек порядочный. И оглянуться не успеешь, а он уже кому-то душу отравил, жизнь на столетия вперёд испоганил. И всё сам того не желая, не со зла…

– Ты о чём? – не понял управитель.

Ответить Миратвен не успел, вернулся человек.

– Всё, мужики, готово. Можно отдыхать. – Лицо у человека бедное, усталое, даже веснушки потускнели.

Миратвен быстро выплел пальцами левой руки простенькое заклятье исцеления.

– Не надо, – отстранился человек.

– Загнёшься тут, – буркнул Миратвен, – что я тогда Аолингу скажу?

Человек легкомысленно отмахнулся. Миратвен пробормотал ругательство.

– Пошли на воздух, – сказал человек. Они вышли на обзорную площадку рядом с миальерской станцией, облокотились на решётку.

– Телепорт можно устроить гораздо экономичнее, – сказал человек. – Столько магии зря тратится.

– Не твоя забота, – огрызнулся Миратвен. Управитель телепорта посмотрел на него удивлённо.

– Магии действительно сгорает очень много, – осторожно сказал он. – Если Вячеслав Андреевич придумал, как сократить расходы, то пусть хотя бы расскажет.

– И застрянет в Эндориене на неделю, а то и на месяц, – желчно сказал Миратвен.

– А что плохого? – не понял управитель.

– Чем дальше человеки и хелефайи держатся, тем лучше.

– Не знаю, – заколебался управитель. И придумал: – А пусть он поклянётся пред изначалием, что не причинит зла Эндориену.

– Идиот. Этот человек опасен сам по себе, просто потому, что он – человек. «И должен убраться из Эндориена как можно скорее, – решил Миратвен, – пока ещё не поздно, пока не натворил бед глубоких, непоправимых, на века. И уехать я заставлю его немедленно. Любым способом».

– Но чем он опасен, Миратвен, – продолжал недоумевать управитель, – чем именно? Почему все владыки запрещают знаться с человеками? Даже ты.

– Я больше не владыка, – напомнил Миратвен, – и никогда не запрещал. Просто не советовал. Не поощрял контактов сверх необходимого.

– А какая разница? – хмыкнул управитель. – И всё же, Миратвен, почему?

– Любой человек опасен, хочет того или нет, а зло причинит. Любой. Этот, – кивнул Миратвен на ходочанина, – тоже.

– Прекращайте говорить обо мне как об отсутствующем, – вмешался человек. – Ли-Аддоир, если я вам не нравлюсь, так скажите об этом мне. Если считаете, что я враг, так обвиняйте открыто, на Совете. Нечего по кустам шептаться.

– Не нравишься, – согласился Миратвен. – В твоей гнусной природе ничего не может нравиться. Порождение обезьяны, полуживотное.

– Миратвен, – тихо сказал управитель. – Не нужно. Не говори того, о чём пожалеешь.

– Ничего, – ответил ему человек. – Переживу. Ничего другого от прототипа разумной расы я услышать и не ожидал.

– Что? – не понял Миратвен.

– Ты ведь Перворождённый, верно? Старшая раса? Вот я и говорю – экспериментальная модель, пробная версия, разумности от тебя требовать бессмысленно. Придётся терпеть таким, каков есть. На убогих, то есть на Перворождённых, не обижаются.

Миратвен задохнулся от возмущения, даже слов не нашлось. Этот человек… Управитель засмеялся.

– Брэк, – сказал он, – один-один. Всё, прекращайте. Ну что, Миратвен, нашлась управа и на твой острый язык?

– Тебе бы всё хихикать, – буркнул Миратвен. – Семьсот лет прожил, а ума не нажил.

– Да что с тобой, Миратвен? Гавкаешь как цепной пёс, оскорбляешь гостя, да ещё и чужого.

Миратвен резко развернулся к человеку.

– Аолинг называет себя твоим другом?

– Не называет. Он действительно мой друг. А я – его друг.

– И вы давали клятву верности? – хрипло спросил Миратвен.

– Да, – спокойно ответил человек.

– Откуда ты только взялся… Что бы ты понимал, недоумок. И Аолинг хорош, сообразить не мог… – Миратвен едва сдерживался, чтобы не сорваться на крик. – Додумался, кому в дружбе клясться. Ты же бабочка-однодневка. Роса на траве. Миг – и нет. А что ему останется? Только боль да сожаления. Ты и вообразить-то не способен, что такое не день, не месяц, а века скорби. Вы все одинаковы, – с тёмной, крепко заваренной, давно настоявшейся ненавистью сказал Миратвен, – приходите, врастаете в нас – глубоко, как сорная ядовитая трава, всем корнями. И тут же уходите. Но жизнь успеваете отравить на века. Изуродовать на все последующие времена. – Хелефайя перевёл сбившее дыхание. – Убирайся. Уезжай из долины. Разорви клятву. Отпусти Аолинга.

– У тебя друг умер? Человеческой расы, – не столько спросил, сколько ответил человек.

– Догадливый, – хмыкнул Миратвен. Управитель посмотрел на человека, на бывшего владыку, который ещё не отвык решать за других, и тихо скользнул в кусты. Пусть сами поговорят. Без лишних ушей. А он пока за молоком сходит. После серьёзных разговоров – незаменимая вещь.

– Давно? – спросил человек.

– Что знаешь о давности, мотылёк? Для твоего краткого бытия и жалкое десятилетие – шестая часть жизни, если не больше. Двести пятьдесят три года прошло. Аолинг, герой наш сегодняшний, ещё и не родился… Ему всего лишь двести одиннадцать. – Миратвен умолк, говорить было трудно. И страшно – опять вернётся боль потери.

– Как его звали? – спросил человек.

– Рауль де Нанжи. Он был судьёй. Честным судьёй, справедливым и беспристрастным. И это в те времена, когда человеки свихнулись на политике, о законе никто и не вспоминал. А Рауль за всё время, пока он носил судейскую мантию, он не вынес ни одного несправедливого приговора. Никто не смог его ни подкупить, ни запугать. Его слову верили безоговорочно все – даже преступники и политики. И при всей твёрдости, при всей несгибаемости, несокрушимости – скала гранитная, он таким был таким… лёгким, весёлым, солнечным как… Даже не знаю, с чем или с кем сравнить… Рауль всегда был только Раулем. Всю жизнь. – Миратвен коротко передохнул. – Когда мы познакомились, ему было тридцать… А умер он в шестьдесят четыре. Всего-то тридцать четыре года. Так быстро… У вас не жизнь, – с безнадёжной яростью сказал хелефайя, – а искорка на ветру – сверкнёт и погаснет. Я видел, как старость уродует его облик, отнимает разум. Как он перестаёт узнавать близких, как превращается в лишённую рассудка развалину. А потом пришла смерть.

– Ну и стоит переживать из-за старого маразматика. К тому же отменного подонка.

Миратвен отшатнулся как от плевка в лицо.

– Ты, гнусное порождение обезьяны, не смей даже…

– Твой Рауль – обезьяна не меньшая. А может и большая, раз тебе и вспомнить-то о нём нечего. Ну так радуйся, сдох твой сорняк, некому больше тебе жизнь травить. Ты свободен.

От удара человек уклонился, отбежал в сторону.

– Не смей даже имя его произносить своим поганым языком, – медленно проговорил Миратвен. – Чище и благороднее Рауля никого нет, не было и не будет во всём трёхстороннем мире. Из всех людей, которых я знал за восемь столетий – хелефайев, человеков, гоблинов, гномов – не было никого лучше Рауля. Никого… А тебя я…

– Хороший, значит, людь был? – перебил угрозу человек. – Отвечай, чего глазами блымаешь? Или нет? Плохим он был людем? Или всё-таки хорошим?

– Нет. Да. – В сплошной поток вопросов невозможно вставить ответ.

– Так значит хорошим был. Твоим другом, – голос человека стал похож на клинок дальдра – холодный, острый, смертельно опасный. Миратвен замер. Куда ударит сталь? Сколь тяжёлую рану добавит? И проклял своё бессилие – он ничего не сможет сделать. Человека ему не остановить. Сейчас время его силы. И человек ударил.

– Так что ж ты столько лет его старишь да хоронишь?! День за днём, год за годом. Как над пленным врагом измываешься. Сорняком называешь, говоришь – отравил жизнь, изуродовал на все грядущие века. Так кем был тебе твой Рауль – врагом или другом?

Откованный из слов клинок вонзился в душу по самую рукоять. А человек продолжал говорить.

– Тридцать четыре года, больше двенадцати тысяч дней. Что, за них ни разу он не сказал тебе доброго слова? Вы ни разу не веселились вместе? Не грустили? Он тебе никогда ни в чём не помог? Ты не можешь гордиться ни одним его поступком? – Человек хлестал вопросами как плетью. Безжалостная правдивость сказанного вгрызалась в сердце, опаляла стыдом лицо. А человек всё говорил, всё глубже вонзал клинок безупречно правильно подобранных слов. – Что ж ты вспоминаешь о своём друге только плохое? Грязью обливаешь, бесчестишь – сорняк, жизнь изломал-отравил… Или ты никогда ему другом не был? Да ты хоть помнишь, какого цвета у твоего друга глаза?

– Замолчи, – взмолился Миратвен. – Пощади, прошу тебя. – Его трясло как в белом ознобе, слёзы жгли глаза.

Человек подошёл, крепко обнял, погладил по волосам.

– Пойдём.

Человек усадил его на крыльцо станции, молча сел рядом. Сидел, смотрел на закат. Спокойный как сама тишина, надёжный как ва'алмил – камень-основа долины. Миратвен вытер слёзы. Ушла многолетняя боль. Холодная острота слов вскрыла давнюю рану, выпустила скопившийся гной. Печаль потери осталась, но – чистая, светлая. Достойная умершего друга.

– Спасибо. – Миратвен осторожно прикоснулся к руке Вячеслава.

– Расскажи что-нибудь о нём, – попросил Вячеслав. – Как вы познакомились?

– Обыкновенно, – ответил Миратвен. – Ничего интересного. Интересное потом было. Однажды он поженил Ромео и Джульетту.

– Как это?

– Влюбился один семнадцатилетний идиот в шестнадцатилетнюю дурочку. Здесь, в долине. Оба хелефайи. От рождения дураками оба не были, но от любви поглупели до невозможности. Хуже всего, что полюбили по-настоящему, – с досадой сказал Миратвен. – Как у нас бывает – на всю жизнь.

– Ну и чего тут плохого?

– Родители были против. Враждовали семьями. Говорю же – Ромео и Джульетта. Два года подождать, поженились бы и без родительского согласия, что такое два года в сравнении с вечностью… Но какое там! Для влюблённых день разлуки длиннее вечности. Дошло до того, что родители их дальдры попрятали, боялись, что с собой покончат. – Миратвен сочувственно улыбнулся. – Парень попросил меня быть сватом. Только сватовство владыки – почёт, но не приказ. Отец невесты волен отказать. Тогда Рауль решил пойти со мной. Нарядился астрологом. Великое изначалие, что он мёл! Не то что у отца невесты, у меня голова кругом пошла. Так его заморочил, что тот не только согласие дал, но свадьбу на следующий день назначил.

– Так человек хелефайю не обманет, – ответил Вячеслав.

– А он и не обманывал. В астрологии Рауль разбирался прекрасно. Старик де Нанжи очень ею увлекался, собрал огромную библиотеку. Среди всяких эзотериков и астрологов великим уважением пользовался. Ну и сына научил. Так что Рауль не врал, а делал астрологический прогноз. Я вот разницы не вижу, ты, судя по ехидной твоей морде, тоже. А отец невесты видел. Ну вот Рауль ему и показал всю бездну астрологической премудрости.

– Никогда бы не подумал, – сказал Вячеслав, – что на Магичке могут быть астрологи. И что хелефайи, волшебная раса, могут верить в такой вздор.

– Как там один ваш мыслитель сказал: «Верую, потому что абсурдно»? Чем откровеннее чушь, тем охотнее в неё верят. Хелефайи среди людей не исключение.

– Ну с отцом невесты всё понятно. А что было с отцом жениха?

– А он Раулю свадьбу проспорил. Они пари заключили, кто дальше плюнет.

– Чего? – от изумления глаза у Вячеслава стали почти круглыми.

Миратвен повторил.

– Эт' как же на такое пари раскрутить?

– Уметь надо, – загордился другом Миратвен. – В итоге отец жениха плюнул на десять метров, а Рауль на их пари. Поскольку не было оговорено, надо плевать буквально или фигурально, судьи признали победителем Рауля.

– И была свадьба?

– Ещё какая! Но Рауль и тут не успокоился. Решил помирить наших Монтекки и Капулетти, родителей Ромео и Джульетты.

– Да знаю, кто они такие, – нетерпеливо сказал Вячеслав, – Шекспира читать доводилось! Как помирил-то?

– Поскольку обуви хелефайи не носят, у нас на свадьбе воруют дальдры жениха и невесты.

– Только не говори, что Рауль спёр ножи у свёкра и тестя.

– Все человеки мыслят в одном направлении, – улыбнулся Миратвен. – Если бы ещё можно было понять, в каком…

– В обыкновенном. Ну и что дальше было?

– Рауль действительно подговорил кого-то из гостей украсть дальдры не у жениха и невесты, а у свёкра с тестем. И заставил выкупать на круговой перебранке. Это когда двое становятся в круг спина к спине, а гости говорят каждому какую-нибудь хулу. Но защищать надо не себя, а напарника. Какая пара продержится, пока горит десятиминутная свеча, те победили. Так что врагов он помирил накрепко. Но они, поганцы, отомстили: поставили в круг нас. И в знак уважения к гостю долины и её владыке зажгли двадцатиминутную свечу.

– Ёшь те дрын!.. – только и сказал человек.

– Но не родился людь, который мог бы переспорить Рауля. Он и за себя отвечал, и мне подсказывал. Мы победили, – опять улыбнулся Миратвен.

Обречённые на раннюю смерть человеки твердят, что умершие живут в сердцах тех, кто их помнит. Что истинная смерть – это забвение.

И Миратвен едва не потерял в нём Рауля. Сохранил в памяти лишь смерть, боль и тёмную злую обиду: умер, бросил, ушёл, предал… А для друга места в воспоминаниях не осталась. И если бы не Вячеслав…

– Спасибо, – тихо сказал ему Миратвен. – От меня, и от Рауля. – Одного «спасибо» ничтожно мало, но чем вознаградить того, кто вернул тебе друга? Умершего друга. Привёл из небытия – молодого, полного сил и веселья, гораздого на проказы.

Только отдать жизнь за жизнь, другой цены нет.

Если Вячеслав согласится принять дружбу Миратвена.

– Моё изначальное имя Альирин, – сказал хелефайя.

– Славян, – ответил человек. – Изначальных имён у нас нет, это сокращение от Вячеслава.

– Маленькое имя для друзей, – кивнул хелефайя.

– Эй вы, двое, – крикнул от подножия холма управитель, – владычица зовёт вас на Совет.

* * *

В Совещательные Палаты, в зал совета, Дариэль и Лаурин пришли последними. Словохранитель мог входить сюда только в рабочем облачении – чёрном тайлонире. Но времени переодеться не было, и он остался всё в той же бледно-жёлтой рубахе и светло-коричневой мантии, которые надел утром. Бежевая рубаха и нежно-розовая мантия Лаурин тоже смотрелись излишне легкомысленно среди серых облачений советников и старейшин.