Текст книги "Ратоборцы"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

– Сев озимых как раз заканчивается. Да и мало в Лихтенштейне посевных угодий. Горы.

– Главное, что они есть. По весне устроишь праздник вовремя. А этой осенью придётся праздновать, как получилось. Войнушка у нас была, из-за неё всё всегда наперекосяк идёт. Но с праздником мы ещё успеваем.

– Да не умею я пахать! – ответил Крафт. – И где поле брать?

– Иди сюда, – подтащил его к окну Славян. – Вон тот газончик видишь? Как раз подойдёт.

– Больно крохотный для главного государственного поля.

– Тебе урожай с него не продавать. – Славян сел в кресло. – А в качестве символа как раз то, что надо.

– Символа чего? – не понял Крафт.

– Чего-нибудь хорошего. Публика сама придумает, не забивай голову ерундой.

– Ладно, согласен, плуг из мечей, праздник Осенней Борозды – это всё замечательно. Но пахать-то я не умею!

– Фигня, – отмахнулся Славян. – Главное, что ты плуг сделать сумеешь. А пахать я тебя за пять минут научу, ничего сложного тут нет.

– Так ты и пахать умеешь?

– Пахать я умею в первую очередь. А вот «и» – всё остальное.

– Можно было догадаться, – ответил Крафт. – Но что, если мечи не расплавятся? Они ведь очень основательно заколдованы.

Славян немного подумал.

– А ты брось в топку ножны. Тогда точно расплавятся.

– Ну и чего ты сидишь? – спросил Крафт. – Пошли в кузню.

– Что я там делать буду? Я ведь ничего кузнечного не умею.

– Мехи раздувать. Кузница у нас старинная, для туристов.

– Как прикажете, мастер, – поднялся Славян. – Мехи так мехи.

* * *

Пахать Генрих отказался наотрез. Сказал: «Ты мечи добыл, ты придумал как их уничтожить без возврата – тебе и пахоту начинать». Тоже самое твердили и Тин с Феони. Упрямился Славян недолго, провести первую борозду – огромная честь, но просто неловко – чужая страна, чужое поле.

Запоздалый праздник получился весёлым и шумным, напуганные чуть было не пришедшей к ним войной люди уцепились за первый же повод для веселья, за доказательство того, что опять всё в порядке, что все кошмары закончились.

Прибыли на праздник и эмиссары обоих орденов. С перекошенными, как от тухлого лимона, рожами, с приклеенными улыбками бормотали поздравления и комплименты, заверяли в вечной дружбе и симпатии своих орденов Крафта, Феофанию и Риллавена. От Славяна старались держаться подальше – Бродников, он же Алекс Шарифи и Иван Чижик, пугал их до дрожи.

Славян немного позлорадствовал, подразнил эмиссаров – очень забавно они выписывали кренделя по бальным залам, уклоняясь от разговора. Пофлиртовал с двумя фотомоделями. Потанцевал с Дианой. Девочка нарядилась, сделала изящную причёску и действительно стала очень хорошенькой.

– Мама полностью оттестировала «Альфу», – по секрету сказала она своему другу. – И говорит, что это очень серьёзно, – девочку переполняла законная гордость. – Теперь её будут доделывать на госконцерне Лихтенштейна. А я буду главным конструктором! Все инженеры сами сказали, что главным конструктором должна быть я, потому что «Альфа» почти готова, осталось только мелочи доделать.

– Ты умница, – ответил Славян. – И очень красивая.

Девочка счастливо улыбнулась и стала ещё милее.

Славян смотрел на Тина. Брата что-то мучило, он четвёртый день ходил как в воду опущенный, а сегодня даже праздника не замечал, – это хелефайя-то! Тин почувствовал его взгляд, коротко, не поднимая ресниц, глянул в ответ. Уши дёрнулись, обвисли. Тьиарин опять глянул на брата и вышел в парк.

– Иди и поговори с ним. Сейчас же, – велела Диана. – Не видишь, что ли, он сам подойти к тебе боится.

– С чего брату меня бояться? – не поверил Славян.

– Вот иди и спроси, – подтолкнула его Диана.

Славян подчинился.

* * *

Для хелефайи деревья и друзья, и наставники, и судьи. Им солгать невозможно. Риллавен прислонился спиной к толстому, надёжному стволу дуба. На душе было пусто и зябко. И гадко. А ещё – стыдно. Риллавен спрятал лицо в ладонях, закрыл от деревьев. Нечего им на морду предателя смотреть. Как он мог сказать такую мерзость побратиму? Но ведь сказал… Предал кровь, которую ему отдали по доброй воле. Которую он принял. Осквернил величайший дар, который только может быть в жизни. Ты что-то говорил о доверии, Риллавен Тьиарин Нитриенский? Так вот ты его предал. Ты предал не только доверие побратима к тебе, но и своё доверие к нему. Кровь свою, добровольно отданную, предал. Самого себя предал.

Риллавен убрал ладони, прямо посмотрел на деревья. Теперь прятаться поздно, что сделано, то сделано. Славян никогда его не простит, и будет прав. Такое прощать нельзя. Себя Риллавен прощать не собирался.

Подошёл Славян. Посмотреть на него Риллавен не решился, опустил взгляд себе под ноги, на палую листву, на отблески праздничных фонариков. Сердце колотилось так, что не только чувства Славяна, собственных мыслей Риллавен не слышал. Но и слушать нечего, какие чувства может вызывать предатель, понятно и так.

– Тин, – тронул его Славян за плечо, – пойдём поговорим.

– Да, – кивнул Риллавен. Славян привёл его на закрытую террасу, понимал, что разговор среди деревьев для Риллавена будет слишком тяжёлым. Взгляд у Славяна мягкий, сочувственный. Риллавену перехватило горло. Не имеет он больше права ни на сочувствие, ни на понимание.

Риллавен дёрнул ушами и решительно сказал:

– Славян, если ты хочешь разорвать узы крови, ты прав. Я заслужил.

Глаза у побратима стали совершенно круглыми и испуганными.

– А… – только и сказал он. Поднапрягся, и громадным усилием выдавил более осмысленную фразу: – Что за ерунда? Ты что городишь, Тин?

– Это не ерунда, – говорил Риллавен решительно и твёрдо. – Я предал нашу клятву.

Славян заставил себя выслушать бредовое объяснение спокойно, без возгласов и перебивания.

– Что-то я не пойму, – ответил он, – кому из нас двадцать три года, а кому – три тысячи с лишним. Это мне дурить положено, а не тебе. Не было никакого предательства. И быть не могло. Ты ведь мой брат. А сомнения бывают у всех. О каждом сомнении помнить, так и жить некогда будет. И не смей реветь! Беда с вами, хелефайями – взрослые люди, здоровые мужики, а как чуть, так в слёзы. Как трёхлетки. Всё, престань. – Славян вытер брату слёзы. Действительно, как ребёнок. И в то же время Тьиарин – мудрый и прозорливый правитель, решительный и волевой. Нет, человеку никогда не понять, что у волшебных рас в голове происходит. Проще всё воспринимать как оно есть, и выводы делать даже не пытаться. Всё равно промахнёшься.

Риллавен задержал его руку, поцеловал ладонь у пальцев, прижался к ней щекой.

– Ты как хлеб, Славян. Пока рядом – не замечаешь, вроде так и должно быть. Но стоит тебе уйти… Сразу пусто становится. Ты ведь больше не уйдёшь, правда?

– Я твой брат, – сказал он. – И живой или мёртвый, я всегда буду с тобой, с Ниром, с Латриэлем. Всегда, Тин. И вы всегда будете со мной. А сейчас хватит серьёзных разговоров, сегодня праздник. Пойдём.

Тьиарин улыбнулся.

– Вон там в дротики играют. Спорим, я больше очков выбью?

– Даже не мечтайте, владыка. Я всё-таки бывший геометрик.

– Ха, – Тьиарин прямо лучился предвкушением победы, – так это не метательный нож спецуры, а дротик. В чём вы, Вячеслав Андреевич, сейчас и убедитесь.

* * *

Как всегда во время натурных съёмок, Жерар, пока в руках была камера, не замечал ничего вокруг, ни жары, ни холода, ни дождя. Но стоило отложить фотоаппарат, как июльское пекло обрушилось на голову словно мешок с песком. Едва под тент заполз.

– Опять кепку забыл, – хмуро буркнул Слав. – Доиграешься.

– В следующий раз обязательно надену, – пообещал Жерар. – У тебя когда защита диплома?

– Послезавтра.

– И ты будешь не студент, а дипломированный специалист.

– Ага, – рассеянно ответил Слав. – Дегре идёт.

– Какого чёрта ему надо? – насупился Жерар. Только что появилась замечательная идея, нетерпелось воплотить, а тут принесло зануду, часа два трындеть будет.

– Я быстро, – сказал вместо приветствия наученный горьким опытом Дегре. С Жерара станется и послать по очень экзотичному адресу, фотохудожник не терпел, когда прерывали съёмки. – Я получил информацию, что акции госконцерна Лихтенштейна скоро резко поднимутся в цене. Вы хотите их купить?

– А информация надёжная? – засомневался Жерар. – Предприятие успешное, но с чего бы акциям резко дорожать?

– С того, – вмешался Слав, – что они начинают выпуск очень интересной вещички.

– Вы так хорошо знаете это предприятие? – снисходительно сказал Дегре.

«И когда он только поумнеет? – подумал Жерар. – Каждый раз в одну и ту же лужу шлёпается, а всё мало».

– Нет, – ответил Слав. – Представление о концерне у меня довольно смутное. Зато я хорошо знаю одного из генеральных конструкторов. – Слав объяснил, что за товар вскоре появится на рынке. Дерге слушал с разинутым от изумления ртом. Как и Жерар.

– Но это означает конец власти орденов, – еле выговорил адвокат.

– Нет, – усмехнулся Слав, – власть орденов рухнет ещё не скоро, лет пятьдесят продержится. Ордена сильны и богаты. Но первый серьёзный удар по ним нанесёт именно «Альфа». И примерно на полгода акции госконцерна Лихтенштейна будут самыми дорогими на рынке.

– Почему только полгода? – не понял Дегре.

– Потому что через полгода, если не раньше, конкуренты завалят потребителя модификациями «Альфы». Так что титул монополиста Лихтенштейну не грозит.

– Полгода – тоже неплохо, – решил адвокат. – Акции надо брать. – Он сунул Жерару бумаги на подпись и умчался в контору.

Жерар, пока не появился ещё кто-нибудь с головоломными новостями, схватился за камеру, Славян едва успел ему кепку надеть.

ЭПИЛОГ.

Захарьева, главный бухгалтер птицеводческого совхоза близ Тулы, высокая статная сорокадвухлетняя брюнетка, с ненавистью посмотрела на телефон. Председатель вызывать изволит. Ну и о чём с ним говорить? О пустом, как его черепная коробка, бюджете совхоза? Но обиду демонстрировать настроения не было и к председателю зашла.

Председатель Громов, пухленький, шарообразный, подвижный как ртуть шатен, ровесник Захарьевой, не метался, как обычно, по кабинету, а сидел за столом и блаженно улыбался. Захарьева одарила его мрачным взглядом.

– Когда ты бухтела, – сказал он, – что я зря два новых цеха построил, что у совхоза теперь денег нет, я тебе что говорил? Я говорил, что деньги будут. Вот они, родимые! – Громов помахал чеком.

– Ты что, банк ограбил и или в рулетку выиграл?

– Я землю продал.

– Какую ещё землю? – удивилась бухгалтер. Пригодной к продаже земли, да и непригодной, у совхоза нет, – другая специализация. Спустя мгновение Захарьева сообразила: – Так ты тот пустырь продал? Что ж за дурак на него позарился?

– Ну ты это зря, – обиделся Громов. – Я дерьмом не торгую. Земля запущенная, но под фруктовый сад очень хороша. Если новый хозяин сумет привести её в достойный вид…

– Кто такой? – настроение Захарьевой понемногу улучшалось, она всё нежнее посматривала на чек.

– Свежеодипломленный агрохимик. Ничего так парень, видно, что руки работы не боятся.

– Подожди-подожди, это тот, что позавчера на пустыре в строительном вагончике поселился? Я тебе ещё сказать хотела, чтоб турнул его оттуда, бомжару.

– Нет, это новый землевладелец, – ответил председатель. – А вагончик – временно. Сегодня строиться начинает, до холодов надеется успеть.

– Тогда пусть у нас бригаду наймёт. Ребята хорошие, не пьют, работают на совесть. И деньги совхозу опять-таки пойдут.

– Он обещал подумать.

– Подумать обещал! – ядовито передразнила Захарьева. – Рекламщик фигов. Ладно, я сама с ним поговорю. – Бухгалтер влюблено глянула на чек. – Ну а что он за человек, сосед новый?

– Да вроде ничего, нормальный человек. Двадцать три года, наш университет закончил, ездил на заработки за границу, приехал – доучился и землю купил. Будет у нас теперь садоводческое хозяйство в соседях.

– Ну и дай бог ему всего хорошего, – кивнула Захарьева. – Главное, что не загородный бордель. Хоть смотреть на всякую мерзость не придётся.

– И то верно. Танюшка моя уже глаз на него положила.

– А он?

– Он… Ты покажи мне мужика, которому Танюшка не понравится. – Громов выругался.

– Ну и что тебе опять не так? – ответила Захарьева. – Серьёзный парень, с руками, высшее образование. И деньги есть. Или она у тебя ветврачом стала, чтобы за полудурка выйти, у которого мозгов не хватило, чтобы на штукатура толком выучиться?

– Да я ничего. Только ты ведь его видела. Моя Танюшка любой конкурс красоты выиграет, а он… Глянуть не на что, мосластый, рыжий, морда конопатая. А, – отмахнулся Громов, – так, ни пёс, ни выдра.

– Зато парень вроде бы дельный. Люська моя себе такого красавца выискала – картинка, артист. А толку? Двоих детей заделал и свалил искать великую любовь с большим приданым.

– Тоже верно. Но гадать не будем, жизнь покажет. Давай-ка лучше о птице поговорим. – Председатель достал из ящика стола журнал «Промышленное птицеводство», показал Захарьевой статью. – Что скажешь?

– Сейчас, дочитаю… Выглядит соблазнительно, но чем ты поручишься, что это не обычный рекламный трёп?

– Вот ты скажи своей Люське-программистке, пусть садится за интернет и по форумам пошарит. По чатам, если на такую тему чаты есть. Там не только реклама, но реальные отзывы должны быть. За каким чёртом мы держим интернет этот фигов? Пусть хоть какая-то польза будет.

– Сейчас скажу, посмотрит, – ответила Захарьева. – Заодно и новых покупателей пусть подыщет, раз производство расширяем, понадобятся. – Бухгалтер забрала чек. – Я сейчас к соседу схожу, поговорю на счёт бригады.

– Угу, – кивнул председатель. – Я на ферму. Посмотрю, может, ещё что сделать надо.

– Денег не дам, – отрезала бухгалтер.

Громов набрал в грудь побольше воздуха и разразился страстной речью о том, что любое доходное предприятие требует соответствующих капиталовложений. Бухгалтер отвечала короткими ехидными фразами, смысл которых сводился к тому, что хороший хозяин деньги зря не тратит. Началась их обычная перепалка. Спорить могли часами.