Текст книги "Ратоборцы"

Автор книги: Влада Воронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Ну теперь более-менее прилично, – сказал Славян. – Пойдём посмотрим яблоню и источник.

Поляна с источником похожа на ту, где они со Славяном ждали стражей, только беседок и прочих строений нет.

– Здесь всё в порядке, – с некоторым удивлением сказал Славян. – Вода чистая, яблоки вызрели… Но здесь давно уже никто не бывал. А в обычной долине на священных полянах за день с десяток хелефайев пребывает.

– Так здесь же никто не живёт, раз долина брошенная.

– В том-то и дело, что живут. Поляну ожиданий проверяют еженедельно. Пошли к яблоне.

Священная яблоня Хакима ошеломила: такого огромного дерева он никогда не видел. Славян бросил на неё равнодушный взгляд.

– Желтых листьев нет, но и яблок тоже нет, – сказал он хмуро. – Так себе, серединка на половинку. Кажется, я догадываюсь, что это за долина. И рассказывал про неё Нируэль… Мы в Датьеркене. Волшебные народы избегают селиться на одинарицах, только гоблины оседают там же, где и кочевали, а Датьеркен был основан вскоре после падения Пинемаса, и разрушен в пятнадцатом веке Новой эры. – Славян перехватил непонимающий взгляд Хакима и пояснил подробнее.

– А почему действует чарокамный круг? – спросил Хаким, выслушав краткую историю волшебных рас и превращения Датьериена в Датьеркен.

– Изменилась долина, а не её границы, – ответил Славян.

– И кто здесь может жить?

– Сейчас пойдём и посмотрим. Автомат держи на изготовку.

– Славян, – тихо сказал Хаким, – я никогда не смогу вернуться к своему очагу. Лухтани никогда не примут бывшего палача… Меня забьют камнями. Но твой отец, твои братья ждут тебя. Твоё возвращенье наполнит радостью их сердца. Почему ты не хочешь дать им знать о себе?

– Потому что я не тот Славян, которого они ждут. Сейчас я полу-Сокол, полу-неизвестно что. Ховен собирался сделать из меня какого-то особого воина, безгранично преданного ордену. Кто знает, насколько он преуспел? Пока есть хоть малейшая вероятность, что я опасен, никто не узнает, что я жив. Прежнего Славяна уже нет, нового ещё нет, а я нынешний – не для мирного Нитриена. Пойдём.

Деревня нашлась за первым же холмом. Круглые домики с высокими островерхими крышами, резные дощатые заборчики, чахлые черешенки. Поселение оседлых гоблинов.

И на улицах, и во дворах нет ни души.

– Попрятались все, – сказал Славян. – Приучены бояться вооружённых людей. Интересный расклад получается. Не забудь, меня Алекс зовут.

Славян отдал Хакиму автомат и подошёл к первому попавшемуся домику, постучал. Никто не ответил. Славян толкнул дверь. Не заперто. Он отступил на шаг, по всем правилам поклонился дому, сказал положенное благопожелание на тиривалне – Хаким гоблинский язык понимал. Вошёл в дом и спустя минуту вышел, отрицательно мотнул головой.

– Никого. Все в лесу попрятались.

– Это от двоих-то? – усомнился Хаким.

– Значит, вслед за двумя приходят двадцать. Но с местными нам проговорить надо. Пошли.

Они расположились у фонтана на деревенской площади. Доели остатки весёлодворских лепёшек и яблок с поляны ожиданий, обсудили, как правильно выбрать на базаре боевого верблюда.

– На нас смотрят, – сказал Хаким. – Вон из тех кустов.

– Давно пора. Не дёргайся. Сиди, отдыхай. Сейчас староста подойдёт.

Староста – на вид лет тридцать, как и волшебные расы, гоблины молоды всю жизнь, всегда выглядят не старше тридцати; босой, в широких, стянутых у щиколоток пёстрыми завязками серых штанах, в вышитой голубой безрукавке. Подошёл осторожно, поклонился. Славян и Хаким встали, поклонились в ответ. Староста заметно удивился.

– Доброго вам утра, досточтимые воины.

– Пусть и твоё утро будет добрым, почтенный, – ответил Славян. – Здоровы ли твои овцы, плодоносен ли сад?

– Дни мои светлы, досточтимый, а ночи спокойны, – ответил староста. – Не соблаговолят ли досточтимые воины вкусить мяса и пива в моём доме?

– В обмен на что? – прямо спросил Славян.

– Во исполнение долга гостеприимства.

– А я-то было подумал, что ты хочешь нас нанять для охоты на бандитов, которые грабят твою деревню.

– По пятнадцать серебрянок каждому, – не стал тратить время на словесные узоры староста.

– За каждого врага по монете что ли? – ехидно поинтересовался Славян. – Если вы всей своей гопой с ними справиться не смогли, то что сможем сделать мы вдвоем?

– Тогда уходите, – велел староста.

Славян с усмешкой наставил на него автомат.

– Принеси кувшин вина и приведи двух женщин. Ну, – качнул он автоматом.

Староста метнулся к домам.

– Стой, – сказал Славян.

Староста остановился. Славян подошёл к нему.

– Тебя как зовут?

– Тзвага одд-Бмезла дор-Коггадд.

– Тзвага, сколько вас здесь? Сотня, полторы? А позволяете трём десяткам засранцев драть вас во все дырки. Вы что, из кустов перестрелять их не можете? Напоить отравленным вином? Значит, подставляться вам нравится. Не будем портить удовольствие. До свиданья. Пошли, Хаким.

– Досточтимый воин, – остановил его староста.

– Да?

– Тебе, пришлецу, легко рассуждать! – взорвался староста. – Болтаешься, как перекати поле, а нам здесь жить. Люди Джаббара пожгут наши поля, перережут скот, разрушат дома и нам опять придётся идти в пустыню. А есть ещё гурьба Киалинга, Сайло, Мбебра… Что мы сделаем против них всех?

– Люди? – насторожился Славян. – Так у Джаббара в гурьбе не только человеки?

– Там всех полно. Человеки, гномы, гоблины, хелефайи.

– Так значит в Датьеркене живут не только гоблины?

– Там, – показал староста, – деревня хелефайев. Вон там – гномы. Дальше – человеки. А там – ещё гоблины. Новые, из пришлых.

Со времён гибели Пинемаса гоблины кочуют по пустыням, но стоит хотя бы одному людю из племени уронить в землю зерно или воткнуть саженец – всё племя осядет. Если гоблины забредали в пригодную для земледелия местность, они оставались там навсегда.

– А вы, – сказал Тзваге Славян, – стало быть, из старых, и со всякой свежеосевшей шалупенью дел иметь не хотите.

– Нашей деревне четыреста лет, – спесиво ответил гоблин.

– С чем вас и поздравляю. Четыреста лет кланяться разным Джаббарам – достижение великое.

Славян подошёл у Хакиму.

– С этими всё ясно. Пошли посмотрим, что у других.

– Думаю, тоже самое. Алекс, что ты хочешь?

– Пока не знаю… – медленно проговорил он. – Для начала осмотреть все ближайшие деревни.

– Досточтимые воины, – осторожно подошёл к ним староста, поклонился с угодливой улыбочкой, – тридцать… Тридцать серебрянок каждому.

Хаким неуверенно глянул на Славяна. Для двух весёлодворских бойцов разбойничья шайка противник нетрудный, а тридцать серебрянок – огромные деньги, в пустыне их обладатель может считаться господином богатства. Можно купить пять верблюдов, два десятка овец и раба – следить за скотиной.

– Как хочешь, – ответил Славян. – Я иду к гномам.

– Почему к ним?

– Ближе всех.

До вечера они побывали во всех окрестных деревнях. Ночевать, по просьбе Хакима, остались в хелефайской, очень ему хотелось повнимательнее рассмотреть Старшую из волшебных рас. Как и говорил Славян, ничем особенным от человеков они не отличались. А вот дома хелефайские Хакиму понравились – красивые и необычные, не похожи ни на что знакомое. По-арабски большинство хелефайев говорили свободно, но вести беседы с пришельцами не желали.

На ночлег их пустила красивая даже по хелефайским меркам кареглазая дарко – никто другой не решился. Имя показалось Хакиму знакомым.

– Лиовен ар-Доэрин ли-Куллир, – задумчиво повторил он. Чего-то не хватало. – Названия долины! – сообразил он. – Альирьиен-шен. Должно быть ещё Альирьиен-шен. – И с изумлением посмотрел на девушку.

– Да, – спокойно ответила хелефайна, только кончики ушей повернулись вперёд, – я та самая Лиовен-кровосмесительница, альирьиенская вышвыркиня. – И с вызовом глянула на человеков. – Но приставать не советую. Можете без причиндалов остаться.

Хаким склонился в глубоком поклоне. Славян последовал его примеру.

– Благодарю аллаха, что могу отдать вам свое почтение, госпожа, – сказал Хаким.

– Примите мою благодарность, – ответила дарко.

На утро их разбудили крики под окном. Слов Хаким не понимал, но угрожающий тон не узнать нельзя.

– Алекс, – сказал он Славяну, – это ведь против нас.

– Скоро ещё гномы подойдут, и обе гоблинские деревни. Я попросил Лиовен сказать им всем, что к вечеру объединённые силы Джаббара, Киалинга, Сайло и Мбебра нападут на деревни.

– И это правда? – вскочил с кровати Хаким.

– Это очень большая вероятность.

– Проще говоря – враньё. Зачем?!

– Долину необходимо объединить, – сказал Славян. – А в таком состоянии они смогут объединиться только против кого-то.

– Ты хочешь пойти с долинниками против Весёлого Двора? – не поверил Хаким.

– Да. К анэршы нам добраться не дадут. У Ховена слишком хорошие перехватчики, именно поэтому из крепости ещё никто не убегал. Вторгнуться в волшебную долину рыцари не решатся, но дозор у её границ оставят.

Крики грянули сильнее. Славян довольно улыбнулся, встал с кровати, глянул в окно.

– Не бойся, – успокоил он Хакима. – Сейчас шпендики заявятся, и эльфам станет не до нас. Как только с ними разберутся – гобла пожалует, сразу две деревни. Так что мы успеем спокойно принять душ, позавтракать и переодеться. Лиовен обещала купить в человеческой деревне шорты и футболки. К тому времени все малость подустанут от воплей, окончательно себя запутают, и будут ждать того, кто объяснит им, что дальше будет, и что им делать. Вот мы спокойно растолкуем, кто, что, когда и где.

– Ты не сказал, что придут человеки, – заметил Хаким.

– Так их и не звали. Они ничего не знают.

– Почему?

– Волшебные расы худо-бедно смогут объединиться и сами, – объяснил Славян, – а человеков в Союз придётся заманивать хитростью. Они никому не верят, и затянуть их можно только за недоверие. Бесполезно расписывать выгоды объединения, заверять в своей честности. Так что о Союзе они разузнают сами, и сами потребуют принять их, побоятся, что волшебные расы могут объединиться против них.

– Сл… Алекс, но как ты собираешься брать Весёлый Двор с толпой крестьян, которые горстке бандюганов боятся дать отпор?

– Это сейчас боятся. К вечеру всё изменится. Они способны на гораздо большее, чем приучили себя думать. Как, впрочем, и мы все…

– Но… Весёлый Двор – это такая неодолимая сила… Что мы сможем?

От взгляда Славяна Хаким попятился, прижался к стене. Это был даже не взгляд смерти. Что смерть – тощая старая дура с копьём, нанизывает на него жизни, которые и без того не могут держаться в теле. От такого взгляда убежит и сам Амиритн, проводник умерших. Так может смотреть только неотвратимость, только сама судьба.

– Весёлый Двор будет уничтожен, – вынес приговор Славян.

Хаким и представить не мог, что бесконечный холод может смешаться с безграничным огнём так, что обе уничтожающие силы останутся неизменными.

– Славян, – едва слышно проговорил он. – Не надо, прошу тебя, нет… Ты ведь не такой.

Славян закрыл лицо ладонями, стиснул так, что побелели костяшки пальцев, отвернулся, отошёл к противоположной стене. Хаким осторожно подошёл к нему, прикоснулся к плечу.

– Славян…

Плечи у Славяна едва заметно дрогнули.

– Ты что… – испугался Хаким. – Не нужно… Пожалуйста, не плачь… Мужчины не плачут…

Славян повернулся, убрал руки. На лице следы ногтей, глаза обожжены сухими слезами.

– Ты спрашивал, почему я не хочу вернуться домой. Разве можно возвращаться домой таким?

До Хакима вдруг дошло, что перед ним не великий герой и могучий волшебник пустыни, а насмерть перепуганный городской парнишка всего-то двадцати одного года от роду. Слишком рано повзрослевший, вынужденный брать на себя ношу, которая не каждому многомудрому старцу по силам. Неопытный, толком не понимающий, что происходит с миром и с ним самим. И совершенно одинокий, во всём огромном и пугающем мире никого, кто бы хоть немного пожалел, успокоил, сказал, что всё будет хорошо, всё плохое скоро закончится, и останется только хорошее. Помог, поддержал, а не требовал защиты и покровительства себе.

– Не бойся, – крепко обнял его Хаким. – Мы на свободе, а это главное. Остальное ничтожно как след ящерицы-песчанки – ветер дунул, и нет его. И скоро всё закончится, тень Весёлого Двора исчезнет, и ты вернёшься домой.

Плечу стало мокро, мальчишка смог заплакать настоящими слезами. Славян хотел высвободиться, но Хаким только прижал его теснее. Пусть выплачется, пусть слёзы прекратятся сами.

– Извини, – Славян отстранился, вытер ладонями мокрые щёки.

– Мы друзья, Славян, а значит, делим не только смех, но и слёзы. Спасибо, что доверил их мне.

В дверь постучала Лиовен.

– Идите мойтесь быстрее, – сказала она. – Завтрак будет через двадцать минут. Одежда на диване в длинной комнате. Зелёная для Алекса, жёлтая для Хакима.

– Лиовен, ты спятила, – ответил Славян. – Мы же будем похожи на канарейку и попугая.

Лиовен только рассмеялась. Телепатией хелефайи не владеют, но эмоциональный фон ощущают неплохо, и когда надо постучать в дверь, понимают прекрасно.

* * *

Народу в большом зале Совещательных Палат Нирреуна, забытой столицы Датьеркена, набилось множество, собрались представители пяти сотен деревень – человеки, гоблины, хелефайи, гномы. Четвёртый час все орут, не слушая друг друга. Хаким, Лиовен, Тзвага и гном Тирно уже охрипли, пытаясь хоть что-то втолковать упрямцам. На трибуне вопил какой-то гном, непристойной уже бранью ругался с гоблином.

Смотреть и дальше на это безобразие терпения у Славяна не хватило.

Он поудобнее расположился в кресле советника и запел арабскую любовную балладу – громко, выразительно, с чувством. Гвалт вмиг прекратился. Горластые старосты ожидали чего угодно – выстрелов, длинных ножей, оморочек и шаровых молний, но только не такого, с позволения сказать, вокала.

– Славян, умоляю, – простонал Хаким, – заткнись во имя аллаха.

Оговорки никто не заметил – Славян продолжал петь.

Первыми позажимали уши хелефайи. Потом гномы. Самыми устойчивыми оказались гоблины, но на втором куплете не выдержали и они. А человеки с первых же слов матерно советовали прекратить вой, пока Алексу не запихали в поганую глотку его же футболку. На третьем куплете аудитория была согласна слушать что угодно, только не Алексово пение.

– Пять тысяч лет назад, – сказал Славян на торойзэне, – был разрушен Пинемас, величайший из городов трёхстороннего мира. – Славян и сам не знал, почему заговорил на вампирском языке – понимали его только волшебные расы, да и то не все делегаты, а человеки, самая многочисленная часть аудитории, так сразу возмущённо и подозрительно зашептались, но Славян чувствовал: так надо, сейчас будет услышан только торойзэн. – С тех пор никто не рисковал его возродить. Пинемас возродился сам – в Датьеркене. Посмотрите на себя – вы ведь все такие разные: гномы, гоблины, человеки, хелефайи. Но общее у вас одно – долина. Сердце каждого из вас принадлежит ей. И благодать долины принадлежит каждому из вас. Любой может услышать её голос. Для долины вы едины. И вы сами видите своё единство. Все вместе вы изгнали прочь грабителей, все вместе вы закрыли границы Датьеркена для любого, кто приходит сюда со злом. Так довершите начатое, достройте великий Пинемас.

Непонимающим перевели. Делегаты принялись выяснять, что такое Пинемас. Опять поднялся гвалт, но тональность была другой – слаженной.

– На Датьеркен наступает пустыня, – сказал Славян по-арабски. – Даже чарокамный круг бессилен против песков. Нужны деревья и ручьи по всей границе Датьеркена. Зелёный щит. И немедленно. Пески идут.

Чем грозит нашествие песков, знает любой житель оазиса, а таких здесь большинство. Те, кто в прошлом кочевал по пустыне, слишком высоко ценили прозрачную воду без соли и сероводорода, зелень травы и тень деревьев, что отдать их пескам. Против песков объединяются не то что склочные соседи – кровные враги, пески – высшая точка зла, посланцы смерти.

Гвалт поднялся опять – решали, какие деревья лучше сажать, и какой ширины тянуть зелёную полосу, сто метров или триста.

Славян незаметно выскользнул из зала, ушёл к священному источнику, хотелось тишины и покоя, месяц в долине измотал сильнее, чем полгода в крепости. Славян от души сочувствовал Тину, Доминику, Дарику и Феони, – они правили долинами века. Дарик, правда, новичок, но в таких делах Славян соглашался считать ему день за месяц.

Долинный полдень нежарок и приятно светел. Славян бездумно смотрел как вода играет солнечными бликами, слушал птиц. Тихий уют священной поляны прогнал усталость, согрел сердце.

Подошёл Хаким, сел рядом.

– Откуда ты знаешь вампирий язык? – сказал он.

– В общине выучил. Доминик нам с Франциском тогда чуть бошки дурные не поскручивал – мы мудрый огонь зажигали. Я ведь тебе рассказывал.

– Доминик – это вампир?

– Угу. И Франциск.

– А Эрвин, Феофания, Аллан? – спросил Хаким.

– Тоже.

– Но… Славян… Вампиры – порождение иблиса, пожиратели крови.

– Крови они пьют совсем немного, – ответил Славян, – и никогда не берут её насильно, только покупают. А человеки, Хаким, льют кровь просто так, скотского удовольствия ради.

– Вампиры – дети Тьмы, проклятые аллахом.

– Это аллах самолично тебе поведал? Короче, Хаким, у меня есть друзья-вампиры, и я не хочу слышать ничего плохого про их расу. Я жил в их общинах, делил с ними воду, хлеб и тепло очага. На мне долг дружбы и отказываться от него я не буду. Всё.

– Ты и вампиры… – не поверил Хаким. – Демоны с омерзительными клыками…

– Хаким, ты вампира-то когда-нибудь видел?

– В крепость раньше часто приезжали. А последний год куда-то подевались.

– Ну и как они выглядели? – спросил Славян.

– Никак. Человеки с крыльями.

– Лицо, значит, как у человеков. А раз лицо, то и челюсти одинаковые. Согласен?

– Ясное дело. На череп ишака не натянешь морду тигра.

– На человеческой челюсти длинных клыков быть не может, – сказал Славян. – Ни выдвижных, ни постоянных – негде им там поместиться. Не веришь – вырежи клыки из дерева, надень и попробуй хотя бы лепёшку откусить. Сразу поймёшь, есть у вампира длинные клыки или нет.

– Тогда почему все рисуют вампиров с клыками? – недоверчиво спросил Хаким.

– Потому что задницей думают.

– А ты когда догадался?

– Давно. Лет в семь или в шесть – когда в первый раз увидел фильм про вампиров. Меня очень заинтересовало, как они могут прокусывать шеи зубами, с которыми и рот-то открыть невозможно.

Что такое фильмы, Хаким узнал ещё в крепости. И дивидиплеерам в долине очень обрадовался.

– Зубы – ладно, – сказал он. – Кровь… Тоже – ладно. Раз ты говоришь, что вампиры её не берут насильно, пусть… Но они служат Соколам!

– Служили. Теперь – нет.

– Но ведь служили!

– Как и ты.

Хаким отшатнулся. Такого от друга он не ждал. Хуже пощёчины, хуже плевка в лицо. Больно-то как… Лучше бы сразу сердце вырвал.

– Ты… Ты ведь знаешь, что я не сам пришёл! Ты… – Хакиму не хватало ни сил, ни слов, ни голоса. – Ты сам говорил, что я не виноват. Они заставили меня… Отобрали душу. Меня заставили… Я не сам пришёл… Я не хотел.

– Вампиры тоже, – ответил Славян. – Их тоже заставляли. Тоже отбирали душу. Секли плетью пострашнее бича. Теперь вампиры свободны. И Соколам служить больше не будут никогда. Как и ты.

– Славян… – Хакиму казалось, что долина качается у него под ногами – с такой ошеломительной скоростью менялся мир. – Поклянись, что ты говоришь правду.

– Клянусь пред изна…

– Нет, – перебил он. – Ты даешь клятву мусульманину! Поклянись Кораном!

– Но я-то не мусульманин.

– Тогда поклянись своей честью!

– Я клянусь своей честью пред изначалием мира и землёй долины, её священным источником и моим другом Хакимом, что сказал правду: вампиры служили Соколам по принуждению, и теперь, обретя защиту от их власти, ответили Соколам отказом.

– На такой клятве не лгут, – сказал Хаким. – Солгавшего ждёт смерть немедленная и жестокая.

– Ну так подожди с полчасика, – улыбнулся Славян, – если не подохну – значит сказал правду.

– Ты ещё шутишь. На смертной клятве!

– Я и на дыбе шутил. Особой разницы не вижу.

– Славян… Если хочешь, убей меня за боль, которую я причинил тебе в крепости, убей как захочешь, но скажи: вампиры – это правда люди? Мне не надо клятв, просто скажи.

– Вампиры – такие же люди, как и мы с тобой.

Хаким присел к источнику, выпил воды, умылся. Иблис забери этого рыжего тощего европейца! Свалился на его голову… Даже в Весёлом Дворе так трудно не было как с этим… с этим чирьём на сидячем месте, чтоб его иблис в ад утащил! И тут же захолодело сердце – а ну как действительно утащит. Хаким представил, что тогда сделает с иблисом – очень подробно. Повторил ещё раз, чтобы не забыть ни одной мелочи, когда дело дойдёт до воплощения. И сказал:

– Славян, в следующей жизни я тоже хочу быть твоим другом. Ты согласен?

Мешанина из мусульманских, буддийских и зороастрийских верований, составляющая религию местных племён, Славяна давно не удивляла.

– Я буду очень рад, – сказал он. – Только давай встретимся как-нибудь получше, без Соколов и беготни по пескам?

– Само собой. А ты знаешь, в Совещательных Палатах до сих пор галдят.

– Не сомневаюсь, – фыркнул Славян. – По-моему, эти люди не способны договориться даже о том, какая рука у них правая, а какая – левая.

– А мне их жаль. Сам не знаю почему.

– Мне тоже. Но достали по самое некуда.

– Отдохни. Я сам с ними разберусь, – решил Хаким. – Сейчас возьмём карту, поделим границу на равные участки, и пусть каждая деревня засаживает свой. Ширина будет триста метров, когда речь идёт о песках, лишних предосторожностей не бывает. Кто лучше всех справится, тем синий флаг на крышу общинного дома. Тем, кто хуже всех – ослиный череп. Позже присоединятся и те деревни, которые не прислали делегатов. Пески объединят всех.

– А что за деревья будут? – спросил Славян.

– Не знаю. Это ты же учился как всё правильно сажать. Что скажешь, то и будет.

– М-м… – задумался Славян. – Тогда пусть с каждого участка по образцу почвы принесут. И ещё нужна карта ветров пустыни, у гномов наверняка есть. Наиболее прочным щит должен быть с той стороны, где ветер сильнее всего.

* * *

Гном Ийлоро Ваарих, сын Минго, – рост в половину человеческого, на вид – двадцать восемь лет; длинные тёмные усы, борода и волосы; волосы заплетены в четыре косы, борода – в три, каждый ус тоже заплетён в косичку; свободные коричневые штаны у щиколоток заправлены в широкие ножные браслеты, рукава светло-зелёной рубахи с желтой вышивкой – в ручные, – стоя перед платяным шкафом в спальне, выбирал пояс. Дело серьёзное, гномий пояс понимающим людям говорит о многом: клановая принадлежность, семейное положение, количество родни, внутриклановый статус, уровень профессионального мастерства и даже намерения, с которыми гном приходит на встречу.

Ийлоро предстояло отнести Милэвингу украденный у гонца с Весёлого Двора компакт-диск. С одной стороны, надо похвастаться ловкостью своих ребят – не так-то легко подменить диск из крепости обычным, с другой – Милэвинга ждала работа ничуть не легче: взломать защиту так, чтобы не пропало ни словечка информации, ни циферки. Надо выразить почтение к мастерству хакера. Хелефайи отличные хакеры и программисты, а Милэвинг – лучший в долине. Ийлоро перебрал полтора десятка поясов, пока не выбрал достойный столь серьёзной миссии. Поправил бороду и усы. Из всех волшебных рас бороды и усы есть только у гномов, чем они гордятся невероятно.

Половина телепортной сети в долине не работает, к Совещательным Палатам пришлось добираться верхом. Рыжая коняга попалась с норовом, брыкучая и упрямая как ослица. Ийлоро не раз и не два пожелал ей в ближайшее время стать колбасой. И пообещал не только употребить её лично, но и накормить до отвала всех друзей и соседей.

Компьютерщики занимают левую половину архива, а лучшему отгородили собственную комнатку.

Милэвинг смотрел лесбийскую порнушку. Судя по движению ушей, находил зрелище не только забавным, но и в чём-то поучительным. Увлечённый созерцанием, даже не услышал, как хлопнула дверь. Ийлоро покашлял, потом постучал по стенке шкафа. Милэвинг продолжал пялиться на экран компьютера, даже рот приоткрыл от азарта, когда девицы приняли позу прямо-таки акробатическую.

– Милэвинг! – рявкнул Ийлоро во всю мощь гномьей глотки. Хелефайя подскочил на полметра и шлёпнулся мимо кресла. – Убирай тёлок! – гаркнул на четверть тише, но всё равно достаточно, чтобы перепуганный лайто замер по стойке «смирно». – Работа пришла.

Хелефайя узнал Ийлоро, зелёные глаза наполнила чистейшая печаль жестоко оскорблённой невинности, даже уши немного развернулись вперёд, а кончики затрепетали.

– Ну зачем ты так, – кротко упрекнул он под аккомпанемент охов, вздохов и визгов. – Я испугался, думал, кто-то из начальства зашёл.

Гном без лишних разговоров протянул прозрачную коробку с компакт-диском.

– Из крепости? – От любопытства огромные глаза Милэвинга распахнулись почти во всё лицо, уши выпрямились, мочки приподнялись. – Сейчас мы его… – Глядя в полированный бок шкафа он быстро пригладил растрепавшиеся волосы – серебристые, как и у большинства лайто южных и восточных долин. Сел за компьютер, вытащил диск с любвеобильными девицами, поставил орденской. – Вот сейчас… Э нет, не сейчас. Тут мастер поработал.

Кодировка оказалась сложной, и гном остался поболтать с приятелем, под ничего не значащие разговоры Милэвингу легче работалось. Ийлоро заварил чай.

– Ну если окажется, что там результаты последних верблюжьих гонок или свежие похабные анекдоты… – зло сказал Милэвинг к исходу часа.

Бывало и такое. Под грифом «сверхсекретно» нередко отправляли личную переписку.

– По крайней мере, у нас будут коды апреля, – ответил Ийлоро. – Тоже неплохо.

– Вздор, скоро май начнётся… Слышал новость: Альирьиен прислал Лиовен ар-Доэрин дальдр и алиир?

– Да ты что?! – охнул гном. – Она уже уехала?

– Нет. Ар-Доэрин выгнала вестника и велела передать владыкам Альирьиена, чтобы засунули и дальдр, и алиир себе в задницу.

– Отказалась вернуться?! – не поверил Ийлоро.

– А ты бы на её месте согласился?

– Я и на своём не соглашусь.

Спрашивать почему, Милэвинг не стал, о прошлом в Датьеркене вопросов не задавали.

– Мы все пришли сюда, потому что идти было больше некуда, – сказал он, верхушки ушей немного оттопырились и повернулись вперёд. – Настолько некуда, что и проклятая долина не напугала. Пусть и в четверть силы, но Датьеркен помог нам. Уйти – значит предать его. Лиовен молодец.

– Датьеркен меняется, – задумчиво сказал Ийлоро. – К худшему или к лучшему, но меняется сильно и быстро.

– Хаким его меняет.

– Он ли? – усомнился гном. – Есть ещё Алекс. Просто Хаким всегда на виду, всё решает, всё направляет, прямо общедолинный староста. Или тан.

– Старшина, – ответил Милэвинг. – Большинство так его называет. Ведь таны бывают только у гномов, шейхи – у человеков, у хелефайев – владыки, у гоблинов – главник. А старшина может быть у всех.

– Ты забыл Алекса.

– Вовсе нет, – сказал хелефайя. – Но он скоро уйдет. А Хакиму идти некуда – как и нам всем. Для него есть только Датьеркен.

– И как скоро уйдёт Алекс?

– Сразу после захвата Весёлого Двора.

– Что?! – от изумления Ийлоро чуть не уронил чашку с чаем, обжёгся. – А, черт!.. Ты думаешь, они хотят взять крепость?

– А ты сам не видишь? Датьеркен закупает оружие, собирает любую информацию о Весёлом Дворе. Спешно готовятся целители – будет много раненых, пленные из крепости – девать их некуда, придётся забрать в Датьеркен.

– Но как им в голову пришло?

– Бывшему палачу есть за что мстить, – пояснил Милэвинг. – И за кого. Пусть в крови невинных Соколы измазали его силой, но отмыться можно только кровью весёлодворцев. Что гонит на стены крепости Алекса, я не знаю, но причина веская.

– Но кто согласится?

– Многие. Особенно гоблины и человеки – почти у всех их людей есть вира к Весёлому Двору. Хелефайев его тень почти не коснулась, но Лиовен на поход согласилась. А вслед за ней пойдут и большинство хелефайев.

– Ну Лиовен – понятно, – ответил Ийлоро, – у неё в крепости должничок имеется, уже восемьдесят три года, как свою смерть задолжал. А другие? Ты сам?

– Скорее да, чем нет, – сказал Милэвинг. – После того, что мне приходится читать о делах Весёлого Двора…

– Что говорит о штурме Тирно? – спросил гном.

– Он согласен.

– Тогда и многие из наших пойдут… – задумчиво проговорил Ийлоро. – Тирно уважают все. Вот уж не думал, что он согласится – гномы Весёлому Двору никогда нужны не были, и виры к нему ни у кого нет.

– На штурм возьмут только добровольцев.

– Ты на что намекаешь? – привскочил Ийлоро.

– Ни на что. Просто говорю, что в бой пойдут лишь добровольцы.

– И много их?

– О гномах тебе лучше знать, – сказал Милэвинг. – Из наших пойдёт примерно половина. Гоблины и человеки, насколько я могу судить, дадут бойцов достаточно, чтобы взять простую крепость. Но Весёлый Двор… Надо обезуметь, чтобы решиться на такое.

– Надо быть не менее безумным, – ответил гном, – чтобы поселиться в Датьеркене. Однако живём.

* * *

Ийлоро принёс Хакиму вскрытый диск и распечатку. Алекса опять не было, болтается где-то на лесопосадках. Хотя нет, полосу закончили ещё две недели назад, и теперь Алекса найти можно только в полях и огородах. Но посыльный – мальчишка расторопный, отыщет быстро.

– Останься, – велел старшина. Сидел он в бывшем кабинете владык. – Я читать не умею.

– Я тоже, – ответил Ийлоро, – язык там какой-то незнакомый. Понял только, что европейский. Может, Лиовен знает. Или Тзвага – он с каждым новичком перед мудрым огнём сидит.

– А ещё там чего было?

– Финансовые отчёты. Ничего интересного, но я их все систематизирую, полезно знать, на что враги тратят деньги.

Вошёл Алекс.

– И чего случилось?

– Диск открыли, – ответил Хаким. – А ты опять болтаешься шайтан ведает где.

Алекс взял распечатку.

– Ого! Где Польша, а где Аравия…

– Ты знаешь этот язык? – оживился Хаким.

– Нет, но знаю другой, довольно похожий…

Алекс сосредоточенно читал распечатку.

– При всём сходстве языки сильно отличаются, но понять всё-таки можно, – сказал он. – Искали они – а вот кто «они» не написано – какую-то штуковину… Кусок от чего-то, обломок – что за обломок, не сказано. В Польше его совершенно точно нет. Зато в Дрездене есть рукоять – от чего, не понятно. Какая связь между осколком и рукоятью, не говорится, от одного предмета детали, от разных – тут уже адресат знать должен. – Алекс бросил на стол распечатку. – Пустышка, мужики. Если это и подлинное письмо, к Весёлому Двору никакого отношения не имеет, транзитом шло. Так, какая-то орденская дурость.

– Боюсь, – задумчиво сказал Ийлоро, – далеко не дурость. Обломки и рукоять чёрные?

Алекс заглянул в распечатку.

– Только рукоять. Про обломок ничего не сказано. – Он перечитал какую-то фразу, подумал. – Похоже, рукоять и осколок всё-таки от одной вещи.