Текст книги "Рядовой свидетель эпохи."

Автор книги: Василий Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

Танковую полковую школу я окончил успешно, практически за два месяца, добившись перевода в выпускной взвод и сдав при этом все экзамены только на отлично. Командир роты обещал даже всем, сдавшим экзамены на отлично, краткосрочные отпуска, но эта его самодеятельность не прошла, решение этого вопроса зависело не только от него... Но так или иначе я – хорошо обученный специалист-танкист, заряжающий-младший механик-водитель танка Т-34-85, сержант Советской армии. Чувствую уверенность в своей специальности. Хорошо знаю устройство всего танка, танкового дизельного двигателя, пушки, пулемета и прицела, всей ходовой части. Все упражнения по стрельбе из пушки выполняю только на отлично. Нет только опыта в вождении танка, а к этому очень тянет, и есть уверенность: как только сядем в свой танк, такой опыт приобрету в короткий срок. Так и вышло после того, как получили на Сормовском заводе под Горьким тридцатьчетверку последней модели с мощной 85-мм танковой пушкой совместной конструкции Грабина и Петрова.

Незадолго до выпуска из танковой школы нам устроили ночной поход, входящий, видимо, в основную программу обучения. Среди ночи начался затяжной дождь, промокли насквозь и в каком-то кустарнике, потеряв ориентировку, я завалился спать. Проснулся утром весь промокший с мыслью: отстал от взвода, как же его найти? Каково же было мое удивление, когда обнаружил, что поблизости спал почти весь взвод. Как ни странно, никто тогда не заболел, мокрая шинель изнутри все же сохраняла тепло. После этого проникся особым уважением к солдатской шинели.

После выпускных экзаменов весь выпускной взвод был направлен в запасной танковый полк 3-й учебной танковой бригады под Горький (ныне Нижний Новгород). Там из нескольких таких же выпустившихся взводов сразу сформировали экипажи, включив в их состав командиров экипажей танков – офицеров. В нашем экипаже командир – лейтенант Кисенко, судя по ордену Красной Звезды, уже воевавший. Механик-водитель сержант Орлов, командир орудия сержант Веретнов и я, сержант, заряжающий-младший механик водитель. Несколько недель нам предстоит прожить в лагере, в землянках в ожидании приглашения на завод за получением танков, занимаясь в этот период тактической подготовкой «пешим по танковому». Это такие занятия на местности, когда экипажи в полном составе перемещаясь пешком, рассредотачива– ются между собой на уставные интервалы, предусмотренные для танков, 30 – 50 метров, начинают двигаться пешком, обозначая танковую атаку, подают и исполняют команды и сигналы по целеуказанию, типу целей, стрельбе с места, с короткой остановки или с ходу. Занятия эти, часто практикуемые при отсутствии танков, довольно скучные, терпимые только потому, что проходят на свежем воздухе и у хорошего командира каждый раз на новом месте.

В землянках, хорошо обшитых изнутри тесом, пришлось провести только одну ночь и то практически без сна. Оказалось, они были уже до нас перенаселены... клопами. Эти мерзкие насекомые перемещались по потолку землянки и падали на лежащих на нарах по своему выбору. Бороться с ними было бесполезно, их было в каждой землянке несметное множество. Все последующие ночи спали кто где может, благо был июль месяц и мало дождей. Просто на земле, завернувшись в шинель, на сцене летнего клуба, на лавочках. Трудно представить, что творилось в этом лагере осенью или зимой в холодную погоду. Создавалось впечатление, что клопов в запасном учебном полку разводили специально для того, чтобы люди скорее рвались на фронт.

Но, наконец, нас собирают по тревоге и направляют на знаменитый Сормовский завод, воспетый Горьким, получать танки. В одном из заводских корпусов, рядом с цехом термической обработки, оборудована большая спальная комната на три десятка кроватей, рядом умывальная комната и некоторые другие удобства. В этой комнате нас и помещают, выдают котелки и сухой продпаек (концентраты супов и каш, сухари, сахар). По заведенной традиции все готовят сами в термических цехах. Там в узеньких вентиляционных окошечках мартеновских печей мы и приспособились готовить себе обед. Армейский котелок воды закипал в таком окошечке за несколько минут, через 15 минут суп или каша готовы.

Вся танковая рота распределена по цехам на работу, больше всего – в сборочный цех. Там и хорошая практика нам и реальная помощь заводу в ускоренной сборке танков. С усердием монтируем к корпусу опорные катки, ведущее колесо гусеницы, ведомое колесо, натягиваем гусеницы. На эти операции обращалось много внимания и в танковой школе, а теперь – хорошая практика. В скором времени эти навыки очень пригодились на фронте.

Быстро промелькнули две недели работы в цехах Сормовского завода... Поступает команда – роте принять готовые танки. Каждый экипаж принимает для себя танк. Командиры танковых взводов инструктируют экипажи о порядке приемки танков. Требуют от командиров танков подойти к приемке самым серьезным образом, предупреждают о том, что имели место случаи пропажи имущества, особенно танковых брезентов, во время приемки танков. Все эти требования командиры танков переадресовывают нам: проверить обязательно по номерам все принимаемое вооружение, боеприпасы, снаряды, гранаты, пулеметные диски, дымовые шашки, автомат ППШ, запасы патронов к пулеметам и ППШ. Внимательно принять и все вспомогательное имущество: брезент, шанцевый инструмент (пила, топор, лопата), бортовые часы, продовольственный НЗ (неприкосновенный запас), фляги для воды. Мы с командиром орудия Веретновым тщательно проверяем крепление пушки и обоих пулеметов (спаренного с пушкой и нижнего лобового). Пулеметчиков в экипажи не включили, их готовить перестали, придадут, когда прибудем на фронт в боевые части. Проверяем работу затвора пушки, ее полуавтоматику в действии. Все сверяется с номерами приемочных ведомостей. Я дополнительно помогаю механику-водителю проверить двигатель, так как знаю У-образные двигатели еще по авиатехникуму и в танковой школе старался изучить новый для меня тип двигателя – дизельный мотор – досконально. Проверяем мотор и в действии, несколько раз заведя его от аккумуляторов, от баллонов со сжатым воздухом. Я нахожу все новые и новые поводы повторять эти операции, мне не терпится приобрести навыки механика-водителя и скорее начать практиковаться в вождении танка. Механик-водитель Орлов идет мне навстречу и, действительно, с первых же дней при всякой возможности доверяет мне рычаги. Командир танка лейтенант Кисенко тоже поддерживает мое стремление. Взаимозаменяемость в экипаже танка дело нужное и серьезное.

Принимаем танки весь день, до вечера. Наконец все закончено, каждый член экипажа расписался в приемочных ведомостях и зачехлили танки, оставив их в сборочном цеху. На ночь выделили своих дежурных для охраны целостности многочисленного имущества, входящего в комплект оборудования каждого танка. Предупреждены еще раз – случаи пропажи танковых брезентов в прошлом имели место. На другой день все же обнаружилась в одном из танков пропажа. Да не чего-нибудь, а... пулемета. Об этом невероятном событии шепотом передают друг другу командиры танков, но те, конечно, сразу также потихоньку делятся этой вестью со своими экипажами. Командир танка, в котором случилась пропажа, сам не свой, ему – трибунал. Понятно, если бы пропала вещь, нужная в хозяйстве – брезент, пила, топор, лопата, а пулемет? – невероятно. Весть эта как-то сильно обескуражила всех.

Тревожное возбуждение танкистов, разговоры вполголоса привлекли внимание отдельных рабочих. Те успокоили: дело поправимое. Обрадовавшийся командир танка, взводный и ротный сразу заверили: отблагодарим, как надо. И вскоре новый пулемет с выбитым нужным номером был негласно доставлен. Все были рады такому благополучному завершению происшествия. Потом рассказывали – оно обошлось танковой роте (командиры танков сбросились) в восемьсот рублей деньгами, несколькими кусками мыла и несколькими пачками махорки. Вот и так, бывало, провожали на фронт защитников Родины. Это событие породило, наверное, самые разные мысли у каждого, кто знал о нем, а знала о нем вся танковая рота – 50 человек. Я с подлым поступком со стороны взрослых людей тогда столкнулся во второй раз (первый раз в Уфе, зимой 1942 года, когда нас, двух неопытных парней-студентов, с истощенными лошадьми бросили в пути опытные возчики из местного населения). Было понятно, что на знаменитом заводе действовала какая– то небольшая, возможно, всего в составе двух человек, подлая шайка, занимавшаяся кражей боевого оружия, перебивкой номеров и продажей краденого воинам Красной Армии, отправлявшимся на фронт. Психологически все было рассчитано точно: жаловаться пострадавшие не будут, дороже обойдется, за выручку из беды хорошо заплатят, сбросившись коллективно.

На другой день, рано утром, после оформления документов выезжаем за ворота завода по до невероятности изрытой гусеницами танков улице поселка и сразу на полигон для испытательного пробега и всесторонней проверки оружия стрельбой. Программа этой всесторонней проверки танков довольно насыщена, целый день по изрытой танками ухабистой местности по кругу километров в двадцать проходим на разных скоростях с периодической стрельбой из пушки с места, с короткой остановки, сходу. К вечеру от длительного встряхивания на ухабах и порохового дыма, который порой не успевают откачивать оба башенных вентилятора, гудит голова, пропал аппетит. Проходит испытания не только боевая техника, но и экипаж. У нас все в порядке, но не у всех обошлось без происшествий. В одном танке спаренный с пушкой пулемет оказался плохо закрепленным, ствол сместился по отношению к отверстию в броне, пули при стрельбе рикошетом пошли внутрь танка и серьезно ранили в грудь заряжающего. Он сразу же был отправлен в госпиталь.

На другой день нас обмундировали во все новое. Танки в это время самые опытные механики-водители загнали на платформы со специальных аппарелей, закрепили, и в этот же день мы отправились на запад через Москву. На другой день, 18 августа где-то близко от Москвы наблюдали салют в честь Дня Авиации. С грустью я наблюдал этот салют, совсем недавно, казалось, осуществилась моя мечта, поступаю в летное училище. И вдруг такой крутой разворот. Утешала лишь мысль: зато еду на фронт воевать, овладев грозным оружием.

Глава 4. НА ФРОНТЕ. ПРИБАЛТИКА

ПЕРВЫЕ ФРОНТОВЫЕ ДНИ

Наш эшелон с 10-ю танками в конце августа 1944 года прибыл в Каунас. Перед этим в Вильно рано утром, после дежурства в последние два часа ночи в танке я отстал от своего эшелона и догнал его только вечером. Сначала ехал на заливочной площадке у горловины цистерны эшелона с горючим, затем пересев на второй и третий эшелон, идущий к фронту, побывав даже часа два кочегаром в будке у машинистов, догнал свои эшелон в Каунасе. Командир танка переволновался, конечно, больше всех за мое отставание. С него бы был основной спрос, если до вышестоящего командования дошли бы сведения об исчезновения одного из членов его экипажа. В лучшем случае – штрафная рота. Спрос с командиров за дезертирство их подчиненных в Советской Армии был очень строг. Так что, когда я к вечеру возник снова у платформы, на которой стоял наш танк, а экипаж внизу у неё варил кашу, возник грязный, раздетый и голодный, командир танка не ругал меня, не попрекал, понял мое состояние без объяснений и чуть ли не расцеловал меня.

Ночью наш эшелон снова двинули в путь, сначала обратно до Вильно, затем повернули на север. Под утро выгрузились на горящей еще после налета немецкой авиации станции Выру, на границе Эстонии и Латвии. Похоже было на то, что немцы ожидали прибытие нашего эшелона с танками, но поторопились с бомбежкой станции нашей выгрузки, а может быть, машинист, видя впереди бомбежку станции, задержал свой эшелон на подходе к ней. Так или иначе, под бомбы мы не попали, до следующего воздушного налета наши танки, специально выделенные опытные механики-водители танковой бригады, в которую мы вливаемся, успели свести с платформ по специальным аппарелям и отвести в лес в выжидательный район 183-ей танковой бригады 10-го Днепровского танкового корпуса. Там нас в строю поэкипажно представали командованию танковой бригады, дополнили экипажи пулеметчиками, выдали вместо комбинезонов черные, несгораемые, как было сказано, американские костюмы из искусственной какой-то кожи, придали отделение десантников-автоматчиков и поставили в оборону на опушке леса, приказав немедленно выкопать для танков окопы и поставить в них танки. Полдня вместе с приданными автоматчиками тщательно роем среди корней деревьев первый наш танковый окоп, загоняем в него танк кормой к лесу, маскируем ветками башню, единственное, что возвышается над землей, расчищаем впереди отведенный нам сектор обстрела.

Наш, теперь уже наш, 10-и Днепровский танковый корпус (10 ДТК), вошел в состав 3-го Прибалтийского фронта, став его основной ударной силой.

Вскоре по прибытии нашей маршевой танковой роты в состав 183 танковой бригады было назначено большое однодневное тактическое учение по отработке взаимодействия частей корпуса. Поднявшись по тревоге, подразделения танковой бригады совершили небольшой марш и заняли «исходные позиции» на опушке леса перед довольно большим участком открытой местности, покрытой кустарником. Была поставлена задача по сигналу зеленой ракеты «атаковать противника», находящегося на противоположной опушке леса. Определены были для каждого экипажа цели (сделанные наспех силуэты пушек, отдельные деревья, кусты). Эти цели предстояло поразить выстрелами из пушек с ходу, с места и с короткой остановки...

По сигналу зеленой ракеты танки двинулись с места, раздались два пушечных выстрела и... взвились красные ракеты. По радио поступила команда – немедленно прекратить огонь, остановить танки. Недоумеваем, что-то случилось... Через некоторое время поступает команда – проверить маркировку всех унитарных патронов в боеукладках, вынуть и положить перед танками унитарные патроны с такими-то номерами. Оказалось, что первыми же двумя выстрелами разорвало стволы двух пушек. Ничего себе новость! У нас в танке таких номеров унитарных патронов не оказалось, у других – нам неизвестно.

Этим происшествием сразу же, надо полагать, занялись особисты, которых в то время стали называть службой СМЕРШ – смерть шпионам. Происшествие с разрывом стволов пушек породило, конечно, у каждого из нас разные вопросы, в чем дело? Все пушки танков опробованы стрельбой в тот же день, когда танки были получены на заводах. Бомбежек нас, при которых стволы пушек могли получить сильные вмятины с деформацией внутренней поверхности каналов стволов, еще не было. Очень похоже на диверсию, причем хорошо продуманную. Штатные заводские взрыватели снарядов могли быть заменены специально подготовленными, поставленными на боевой взвод, на каком-нибудь складе боеприпасов. Мы очень хорошо знаем, что нормальный взрыватель становится на боевой взвод только при выстреле за счет инерционности его бойка. В этом же случае, похоже было, взрыватели, были заранее поставлены на боевой взвод и при встряске от выстрела ударили по детонаторам взрывателей в момент выстрелов.

Учение на выжидательной позиции юго-западнее Выру было немедленно отменено, танковая бригада была переброшена в какой-то другой выжидательный район, а оттуда, загрузив на борта танков второй боекомплект снарядов в ящиках – на исходную позицию, где танки находятся в состоянии высшей степени готовности к танковой атаке.

Начавшееся было наше учение с боевой стрельбой могло быть отменено и по другой причине командованием 3-го Прибалтфронта или, скорее всего, маршалом А.М. Василевским, так как оно было затеено не очень осмотрительно. Танковый корпус, основная ударная сила 3-го Прибалтфронта, таким учением демаскировал свое место расположения. Противник, чья разведка, наверняка внимательно следила за сосредоточением советских войск в Прибалтике, сразу бы определила и тип танкового соединения, и его структуру, и количество и тип танков. А танки наши были новой модели – Т-34-85, оснащенные новой более мощной танковой пушкой ЗИС-С-53.

После незадачливого учения по сколачиванию взаимодействия частей корпуса нас перебрасывают с одной выжидательной позиции на другую в непосредственной близости от линии соприкосновения с противником, как будто для того, чтобы приучить к фронтовому грохоту артиллерийской канонады, близкому разрыву бомб и звукам пролетающих над головой мин и снарядов. Операция по прорыву обороны противника уже, видно, началась, стоит непрерывный гул артиллерийской перестрелки. И наша, и немецкая артиллерия бьют через наши головы. Над нами эскадрилья за эскадрильей идут на штурмовку советские штурмовики Ил-2, рядом с ними идут сопровождающие их истребители. Выше их, тоже в четком строю, летят на бомбежку немцев наши пикирующие бомбардировщики Пе-2, также в сопровождении истребителей. Через короткое время илы возвращаются обратно тоже над нами, разрозненно, у многих вместо хвостового оперения одни его ребра, сзади полощутся лохмотья обшивки хвостового оперения. Истребителей не видно, наверное, ввязались в воздушный бой с истребителями противника, и штурмовики остались без прикрытия.

Больше всего с земли приходилось наблюдать и в Прибалтике, и позднее в Восточной Пруссии отважные действия наших штурмовиков. И постоянно так: туда стройными рядами под прикрытием истребителей, обратно всегда сильно потрепанными, не все и без прикрытия истребителей.

Многократная переброска нас с одной исходной позиции на другую, почти каждодневная, изрядно нам осточертела, на каждой позиции надо было в обязательном порядке рыть для танков окопы. Эти, казавшиеся нелепыми действия нашего командования, изрядно изматывали силы. Лишь много лет спустя прочитал в одном из изданий воспоминаний маршала А.М. Василевского строки о том, что таким путем наше командование пыталось ввести противника в заблуждение о месте ввода в прорыв нашего такового корпуса.

Наконец-то под вечер 22 сентября 1944 года с исходной позиции в лесочке под пологим холмом, на которую мы встали пару часов тому назад, мы атакуем противника всей 183-ей танковой бригадой. Это была первая наша танковая атака, многие детали которой помнятся до сих пор. Её я подробно описал ранее, здесь детали опустим. Первая наша танковая атака закончилась для нашего танкового взвода тем, что два танка из трех засели в маленьком незаметном болотце за хутором, из которого мы легко выбили немцев. Правильнее может быть сказать – они, после нашего их обстрела из пушки с коротких остановок, покинули свои траншеи у хутора и отошли в лес. Всю ночь после этого мы вытаскивали свои танки. Для этого ротный выделил после отменной брани всего один танк, дополнительные буксировочные тросы, весом больше пуда, пришлось брать с других танков находящихся метрах в трехстах от нас, потом относить их обратно. Под утро, изрядно измотавшись, мы занял и свое место на новой исходной позиции нашего танкового батальона на опушке леса, вдоль дороги, ведущей к реке, мост через которую немцы разрушили. Там находятся наши автоматчики, а мы будем ждать здесь восстановления моста. Хочется спать, но моя очередь дежурить у танка. Сажусь на башню, свесив ноги в открытый люк внутрь, и сразу задремываю сидя.

Неожиданно по дороге от переправы, закрытой от нас лесом, несутся на большой скорости, явно под наше прикрытие, лодки-амфибии, принадлежащие, наверное, саперам, наводящим новый мост. На вопросы – откуда, куда? – отвечают: немцы атаковали из леса сбоку наших автоматчиков и саперов, начавших восстанавливать мост. Сразу же от танка к танку передается команда: ротой атакуем немцев, вышедших к переправе. Танки вышли из леса на дорогу и в колонне двинулись к переправе. Немцы, увидев танки, выходящие из леса к реке, быстро исчезли без единого выстрела, Танки рассредоточиваются вдоль реки невдалеке от домов. Судя по карте – это мыза Дакста. Слегка маскируемся, за рекой, как сказано, наш небольшой плацдарм, на нем наши автоматчики ведут наблюдение за противником.

Из-за реки, откуда-то с закрытой позиции начинает бить по нам артиллерия одиночными выстрелами, но довольно часто. Чувствуется, она пристреливается к тому месту, где саперы восстанавливают мост. Саперы, не обращая внимания на взрывы снарядов, мужественно делают свое дело. Время от времени снаряды падают в воду, поднимая огромные столбы воды. Прошу разрешения у командира танка сбегать к реке, посмотреть – там же должно быть много глушоной рыбы. Командир не разрешает. К тому же в этот момент налетают немецкие самолеты и сбрасывают бомбы, явно рассчитывая попасть по копошащимся у реки саперам, но мажут. Спустя некоторое время летят наши Ил-2 и бьют реактивными снарядами... тоже по переправе, но тоже мажут. Грозим им кулаками, материмся.

Передали весть, что скоро привезут нам обед, решаем дополнить его чаем – переправу восстановят явно еще не скоро. Надеясь увидеть на воде глушоную рыбу, вызываюсь сбегать к реке за водой, командир неохотно, но разрешает. Дождавшись падения очередного немецкого снаряда, бегу к реке по дороге к восстанавливаемому мосту. Недалеко от берега в этом месте у дороги стоит небольшой одноэтажный дом. В проеме открытой двери стоит женщина – лейтенант, молодая, красивая в хорошей шинели английского сукна, стоит в полный рост, наверное, демонстрирует солидарность с работающими под обстрелом и бомбежками саперами – строителями моста. Не иначе – замполит батальона или комсорг. Загляделся с восхищением на неё: опять где-то недалеко разорвался снаряд, а она демонстративно стоит во весь рост. Разные были женщины в армии, но я видел и таких вот, красивых и отчаянных, из тех, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Спохватившись, бегу скорее к реке набрать воды. В это время раздался далекий выстрел немецкой пушки, обстреливающей переправу, и сразу же послышался уже хорошо знакомый громкий шелест падающего снаряда. По этому шелесту мы приспособились уже угадывать – далеко или близко упадет снаряд. Чувствую – упадет рядом. Щучкой бросаюсь в межу между грядками и прижимаюсь к земле. Снаряд, действительно, рванул где-то недалеко. Поднимаюсь, иду к воде, зачерпнув воду, осматриваю реку – всплывшей глушоной рыбы не видно. Только тут пришла в голову мысль: рыба-то, наверное, давно ушла от этого проклятого места подальше, напуганная взрывами. На обратном пути, пробегая мимо дома, у дверей которого стояла красивая женщина-офицер, вижу её, лежащей на пороге с развороченным окровавленным боком, к ней спешат солдаты-саперы... Жгуче жалко стало такую – молодую, красивую, отчаянную, но сознание того, что ты на фронте, и что такое придется теперь наблюдать часто, заставило переключить свои мысли и делать свое дело.

Вскоре, действительно, на прицепе за автомашиной прибыла батальонная кухня, встала недалеко в лесу. Двое из экипажа сходили к ней, принесли в двух котелках суп, кашу и по 100 граммов спирта, заправленного жженым сахаром – самодеятельность помпохоза нашего батальона Шапиро. Пообедали, попили чаю, обменялись последними впечатлениями. Курящих в экипаже никого нет, поэтому нет и лишнего трепа. Кто в танке, кто под танком завалились вздремнуть, артобстрел на нас уже не действует...

Приятную дремоту прерывает команда: экипажу приготовиться переправляться первыми по новому мосту – строительство его уже заканчивается. Переправляемся на малой скорости благополучно. На той стороне некоторые дома горят, видимо, от близких разрывов снарядов, наших автоматчиков не видно, у нас на броне их тоже нет. Выходим на опушку леса, осматриваемся. Впереди большое поле, за ним лес. По полю в нашу сторону передвигается группа немцев, похоже, с противотанковыми ружьями и тут же на поле вдруг проваливается, исчезает, наверное, в траншею. Это место мы засекли и начинаем бить по нему из пушки... Появляются и встают левее нас еще два танка на расстоянии метров 50-70. В это время начинается интенсивный обстрел нашей опушки. Немцы поняли, что танки переправились на эту сторону реки. Налетают немецкие самолеты, кругом рвутся бомбы и снаряды, осколки молотят по броне. Пришлось прикрыть люк. Но не запираю его, иначе становится очень душно, включенные вентиляторы не успевают откачивать пороховые газы. Артобстрел нас усиливается. Немцы приберегали снаряды, видно, для нас, или они подтянули еще своей артиллерии. Слева, высунувшийся на поле, наш танк горит. Похоже, из-за выступа леса справа бьют противотанковые пушки. Нам они, однако, не видны. Сзади нас все в огне. Делали переправа? Кругом непрерывный грохот... Проходит какое-то время в такой свистопляске огня, взрывов снарядов и бомб, но, наконец, оттуда обстрел слабеет, с нашей же стороны усиливается, подходят и подходят наши танки. Значит, переправа действует. Пушка у нас работает безотказно, откат орудийного ствола, несмотря на интенсивную стрельбу, нормальный. За этим я слежу внимательно, часто вспоминая наставления преподавателя по танковому орудию лейтенанта Булавы о том, чтобы после каждого выстрела обязательно следить за индикатором отката ствола орудия... Все идет нормально, как по боевому уставу. Мы переносим огонь на опушку леса, там, наверное, немецкие наблюдатели, их пехота, и очередная линия обороны...

Наконец, немцы совсем прекращают стрельбу по нам, и с закрытых позиций, и прямой наводкой. Прекратилась и бомбежка переправившихся танков. С нашей стороны стрельба тоже прекратилась. Становится очевидным – немцы отходят. Не зря мы палили из пушки не только по траншеям на поле, но и по опушке дальнего леса. Наверное, посшибали с деревьев и наблюдателей, и корректировщиков артогня.

Вскоре вся бригада выходит из леса на дорогу и выстраивается в колонну. Значит разведчики уже побывали впереди и установили, что противник отошел. Движемся малым ходом по дороге вперед. Примерно через час лес, по которому мы движемся, слева от дороги переходит в большое поле. Впереди, в конце этого поля виднеется небольшой хутор. Немцев не видно, все спокойно. Выйдя из леса, вся танковая бригада останавливается. Комбаты собирают к своим танкам командиров танков, значительная часть экипажей «спешивается» – кто размяться, кто повидать близких друзей, узнать, все ли целы. Три танка посланы к хутору, разведать, что там. При дальнейшем движении он у нас остается на левом фланге. Устрой там немцы засаду, ударь по первому и последнему танку, и наша колонна понесла бы немалые потери. Сижу, как всегда, на башне, свесив ноги в люк, такое положение – хороший наблюдательный пункт... Неожиданно над нами на бреющем полете, поперек дороги прошел «мессер». Не успели моргнуть глазом, как говорится, он уже скрылся из вида. Он тоже вряд ли что мог рассмотреть на дороге, но явно немцы ищут нас, разведывают, куда подались. В этот момент сзади на дороге послышался какой-то необычный шум, возбужденные голоса, крики, но из-за снующих, спешившихся автоматчиков и танкистов ничего нельзя разобрать. И только когда шум совсем приблизился к нашему танку, с превеликим удивлением вижу немецкого мотоциклиста, виляющего между людьми. Все, у кого при себе оружие, хватаются за него, но стрелять нельзя – кругом свои, а немец, надо отдать ему должное, виляя между людьми, хладнокровно продвигается все вперед и вперед. Так и удрал, объехав всю танковую колонну. Невероятно, но факт.

В это время, посланные к хутору три наших танка, остановились перед ним, наблюдают. Потом вдруг открывают огонь из пушек, строения хутора загораются. К стрельбе тех танков самостоятельно подключаются некоторые танки с дороги, разбивают и сжигают весь хутор. Что там произошло, я так и не узнал – последующие события отвлекли от многого предыдущего.

К этому времени прошли уже сутки, как мы вступили непосредственно в бои. Одни только сутки, а сколько необычных событий, сколько впечатлении, И первая танковая атака, и стояние у разрушенной переправы под артиллерийским обстрелом и бомбами, и прикрытие переправы своих танков под интенсивным артобстрелом и непрерывной бомбежкой, и превращение молодой, красивой женщины-лейтенанта в изуродованное тело с развороченным наполовину боком, и дерзкий немец на мотоцикле, проехавший между людьми и танками всю колонну и безнаказанно удравший. Все смешалось – и трагическое и комическое.

НОЧНОЙ ПРОРЫВ НА ВАЛМИЕРУ

После событий, описанных в предыдущем параграфе, наш танковый взвод выделяется в головную походную заставу – ГПЗ нашего танкового батальона. Темнеет. Выдвигаемся вперед, идем осторожно на малой скорости, осматриваем местность сверху с командиром танка. У нас сверху башни обзор куда шире, чем у механика-водителя через передний люк, или у командира орудия через прицел или перископ. Наступившая быстро ночь безоблачная, тихая, теплая. Впереди по всему горизонту зарево, на его фоне хорошо видна вся панорама силуэтов впереди лежащей местности – лес, отдельные деревья, дома, скирды соломы. Механики-водители ведут танки в темноте. Труднее всего ведущему передний танк, остальным легче – они видят стоп-сигналы впереди идущих машин.

Примерно через час впереди показалась деревня, её довольно хорошо видно, перед ней идут какие-то спешные работы. Мелькают силуэты людей, взметаются вверх лопаты. Похоже, немцы сооружают что-то оборонительное – или траншеи, или площадки для огневых точек, или окопы для танков. Останавливаемся. В самый бы раз ударить по немцам из трех танков с места – пушки заряжены, диски с патронами на пулеметах. Но командир танка жестами останавливает нашу прыть, ведет переговоры по радио с комбатом. После этого дает команду механику-водителю к развороту танка – ГПЗ приказано шума не поднимать, разведывать другие дороги, идущие от недавно проехавшего нами перекрестка. Возвращаемся к нему и расходимся от него по двум разным дорогам. Один танк остается на перекрестке поджидать весь танковый батальон. По-прежнему идем осторожно на небольшой скорости... Впереди опять деревня, в ней, кажется, все спокойно. Не останавливаясь, проезжаем её посередине. Но вдруг, сзади и слева, раздается автоматная очередь, наши автоматчики-десантники вскрикивают. Не сговорившись, никто не отвечает из наших на выстрелы. Останавливаемся только выехав из деревни, осматриваемся, двое из наших десантников-автоматчиков ранены, перевязывают их товарищи, и, уложив на надгусеничные крылья, привязывают к бортовым скобам. Прибавив скорость, следуем дальше. Вскоре опять на нашем пути – развилка дорог.