Текст книги "Рядовой свидетель эпохи."

Автор книги: Василий Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Рассказывая об Академии 50-х годов, нельзя не коснуться общей атмосферы жизни тех лет в Москве, времяпровождения и быта слушателей, словом, всего того, что сопровождало учебный процесс за пределами академических аудиторий.

Слушателям-офицерам сохранялось денежное, вещевое и продовольственное (тоже в денежном, правда, в урезанном размере) содержание по занимаемым до поступления в Академию должностям. Всем одиноким предоставлялось общежитие в корпусах академии. Но для семейных иногородних слушателей жилищный вопрос был тяжелой проблемой. Практически все семейные слушатели снимали жилье у местных жителей, которые бессовестно драли за это чрезмерную плату. И когда правительство '< стало компенсировать слушателям военных академий затраты на съем : жилья, местные обыватели мгновенно увеличили цены за сдаваемую жилищную площадь на эту сумму. Свыше 10 раз многим семейным слушателям, особенно с малолетними детьми, приходилось менять снимаемое жилье. Конечно, это сильно отражалось на учебе, э

Мы, несемейные слушатели всех факультетов, жили тогда в корпусе «Е» на 2-м этаже. В этом же корпусе, в подвальном помещении, куда сейчас переведен УОЗ, работала большая столовая, в которой мы и питались (и, конечно, все, кто находился в корпусе «Е») утром, днем и вечером. Большая столовая была и в корпусе «Д». Там даже имелось тогда диетическое отделение, куда давали направление врачи академической | поликлиники.

В буфетах при столовых, кроме достаточно широкого ассортимента ■ продуктов питания, всегда, что сегодня покажется невероятным, в наличии были в широком ассортименте сухие вина, пиво, коньяк, кажется, была и водка. Но, само собой разумелось, что принимать спиртное можно только после занятий и в очень умеренных дозах. Такая традиция держалась на полном доверии к офицерам и на их твердом чувстве самоконтроля. Кроме того, за слушателями зорко присматривали начальники курсов, те же, кто занимался по настоящему спортом (о спорте отдельный рассказ ниже), знали, что выпивка – его злейший враг.

У входов в столовые часто сидели кассирши театральных касс и продавали билеты во все театры Москвы, включая Большой театр, на все его оперы и балеты, в том числе с участием блиставших тогда Г. Улановой, М. Плисецкой, О. Лепешинской, С.Я. Лемешева, И.С. Козловского и всех других выдающихся мастеров сцены. Театральные кассы работали тогда и во многих вестибюлях метро. При желании на любую театральную постановку билеты можно было взять заранее, а часто и в день спектакля . Билеты были недорогие (от 1 р. до 3 р., при моей, например, зарплате техника-лейтенанта свыше 2000 р.), на верхние ярусы даже очень дешевые, специально для студенчества. И в Москве, и в Подмосковье (в Архангельском, в Абрамцево, в Кусково, в других старинных усадьбах) работало много музеев. Так что слушатели военных академий, студенты, аспиранты, все население и гости столицы при желании имели возможность, редкую теперь, существенно повысить свой общеобразовательный и культурный кругозор, свою интеллектуальность, если можно так сказать.

Общетехническая библиотека и читальный зал корпуса «Е» были тогда значительно богаче, чем сейчас. В них были практически все выходившие в то время и ранее, в том числе многие зарубежные, общетехнические и специальные журналы и книги, военная и военно-историческая литература. Был свободный доступ к энциклопедиям в читальном зале. В академическом «Доме офицеров» (Красноармейская, д.1) работала богатая художественная библиотека. Во всех библиотеках работали очень добросовестные, доброжелательные сотрудники, быстро находившие любую книгу, нужную обратившемуся читателю.

В книжных магазинах Москвы всегда имелся богатый выбор научно– технической литературы, в том числе учебников и справочников по всем общетехническим дисциплинам. Особенно популярным был специализированный магазин учебников и учебных пособий в Театральном проезде. Недалеко от Политехнического музея работал прекрасный букинистический магазин с очень внимательными и доброжелательными сотрудниками. В нем можно было оставить открытку об интересующей тебя книге и, как только такая книга появлялась в магазине, тебе сразу же высылали оставленную открытку.

С первого же семестра, с середины сентября – парадная подготовка для участия в военном параде на Красной Площади 7 ноября; с апреля – для участия в майском военном параде. Со второго семестра слушатели настойчиво привлекались к научно-исследовательской работе на кафедрах.

Помню, как преподаватель технологии металлов Лоцманов, очень солидный человек, лауреат Сталинской премии (кажется, единственный тогда в Академии), получивший ее за разработку технологии пайки алюминия, узнав, что я лыжник, настойчиво пытался увлечь меня идеей создания дюралевых складных лыж для десантников. Конечно, идея была заманчива, практическая ценность ее очевидна, и об этом нельзя было не сказать автору идеи. Но меня интересовало давно другое. В ГК НИИ ВВС я уже вплотную столкнулся с новейшей и электроникой, и уникальной регистрирующей аппаратурой, поступившей туда и по репарациям из Германии, и закупаемой в США. «Цейт-Лупа», позволяющая наблюдать и регистрировать баллистические волны пули и снаряда авиационной пушки вылетающих из ствола; электронные часы, фиксирующие интервал времени с точностью до 6-8 знака после запятой, и сверхчувствительные сименсовские шлейфы для шлейфных немецких осциллографов, и 12-ти шлейфный осциллограф американской фирмы «Консолидейтед», и много другой уникальной аппаратуры. Да и сама электроника систем дистанционного управления орудийными башнями самолета Ту-4, с которой пришлось столкнуться в ГК НИИ ВВС, восхищала и манила к себе. Так что с большим трудом, но все же мне удалось отбиться от заманчивого предложения заняться созданием складных дюралевых лыж для десантников.

Само же стремление преподавателей академии как можно раньше привлечь слушателей к научно-исследовательской работе было очень правильным и остается таковым по сей день. В академию в то время приходили люди с очень богатым опытом работы и с авиационной техникой и опытом научно-исследовательской работы в различных областях.

К моменту разговора с Лоцмановым я уже занимался научно-исследовательской работой по кафедре электрооборудования самолетов, исследовал процесс образования и гашения электрической дуги в высотных условиях. Мне тогда удалось заосциллографировать кратковременный процесс изменения тока в размыкаемой цепи и процесс возникновения перенапряжения на контактах мощного выключателя, помещенного в барокамеру, наглядно представить и проанализировать физику этого процесса. Это была моя первая слушательская НИР, выполненная на втором курсе академии в 1952 году, опубликованная позднее в трудах академии. К слову заметить, издана редакционно-издательским отделом академии она была в смысле оформления более качественно (печатным способом, в твердой обложке, на хорошей бумаге) чем те, более серьезные и более содержательные работы конца 1980-х – начала 1990 годов. Если сравнить качество изданий трудов Академии Жуковского того периода и периода начала перестройки, то неизбежно возникнет злая мысль: в последнем случае доступ к опубликованию научных трудов в академии находился в недобросовестных руках.

Кроме всего перечисленного, общественно-партийная работа, участие в предвыборных кампаниях в качестве агитаторов, лекции и политические занятия на предприятиях Москвы по путевкам райкомов. Так что жизнь за пределами учебных аудиторий в то время была довольно насыщенной, всесторонне содержательной и интересной.

Академия имела тогда свой дом отдыха на берегу Черного моря в чудесном тихом местечке «Чемитоквадже», в 5-ти км от поселка Лазаревское, недалеко от Сочи. В этом доме отдыха реально имел возможность побывать (получить путевку по невысокой цене) не только каждый преподаватель, научный сотрудник или любой другой человек из постоянного состава Академии, но практически и любой слушатель. Я, например, был там в годы учебы несколько раз.

На 5-м семестре у нас появился курс «Основы автоматики» и немного позднее – «Авиационная телемеханика». Эти два предмета отличались ото всех предыдущих тем, что рассматривали объект как динамическую систему в целом. До поступления в Академию в ГК НИИ ВВС мне уже часто приходилось иметь дело с системами дистанционного управления орудийными установками самолета Ту-4 (аналога-копии американской «летающей крепости» В-29). С сельсинными передачами, связывающими прицельные станции с приводами пушек, сервоусилителями, амплидинами, сервоприводами, осциллографировать переходные режимы, ошибки слежения и т.п. Теперь все это рассматривалось в теории, все было интересно и просто. Очевидна была универсальность подхода к математическому описанию регулируемых процессов вне зависимости от их физической природы.

Основы автоматики читал у нас Гермоген Сергеевич Поспелов. Читал просто, доходчиво, не допуская вместе с тем упрощенчества. В 1954 г. в издательстве ВВИА им. проф. Н.Е.Жуковского вышел его фундаментальный, хорошо написанный учебник «Основы автоматики» под редакцией А.А.Красовского. Это был на то время, пожалуй, первый и единственный в стране строго систематизированный учебник в области, которую чуть позднее стали называть технической кибернетикой. И до чего же было отвратительно слышать с началом пресловутой перестройки, да и сейчас тоже, в электричке, в автобусе, в какой-нибудь очереди безграмотные суждения о том, что, вот де, коммунисты игнорировали кибернетику, и поэтому страна отстала от мирового уровня развития науки. Вульгарная болтовня о кибернетике бесила. Сколько раз приходилось резко вмешиваться в разговоры, уличая ретивого оратора в том, что он не понимает ничего в том, о чем говорит. Доказывать, что у нас критиковались лишь философские основы кибернетики, а дело делалось. И первым примером я приводил учебник автоматики Г.С. Поспелова, в котором по существу и были хорошо изложены основы так называемой технической кибернетики.

Дискуссии о кибернетике в конце 50-х годов действительно были нередки. Вышла тогда (1952 г.) небольшая книга профессора МВТУ В. Со– лодовникова «Введение в статистическую динамику систем автоматического управления». В ней во введении (к своему «Введению...») он высказался так: «...Реакционные зарубежные ученые, находящиеся в плену идеализма и метафизики, отличающиеся профессиональной узостью взглядов и склонностью выдавать за реальную действительность игру своего собственного воображения, стремятся использовать статистические методы ... для создания теорий, не имеющих ничего общего с наукой... . Уподобляя человеческий мозг сложной счетной машине, а самого человека – совокупности громадного числа его управляемых следящих систем, они приходят к дико звучащим для советского человека выводам о том, что «человеческий мозг с течением времени будет становиться все меньше и меньше», что «наступит такой период, когда машины будут править людьми», и т.д.».

В таком суждении он был прав и не прав. Прав в том, что обвиняет не зарубежную науку вообще, а лишь «реакционных зарубежных ученых», которые утверждают, что «человеческий мозг с течением времени будет становиться все меньше ...» и «...машины будут управлять людьми». Не прав в том, что упрекал зарубежных ученых за то, что они уподобляют человеческий мозг сложной счетной машине, а самого человека – «совокупности громадного числа его управляемых следящих систем». Т.е. упрекал зарубежных ученых за то, что они подступились к моделированию процессов, протекающих в человеческом организме.

Было ясно, конечно, что приведенный тезис В.В. Солодовникова во введении к книге – всего лишь его дань партийности в преподавании и науке.

Главное же было в том, что критиковать-то буржуазных ученых у нас критиковали, а дело делали. Все новое и в теоретических науках и, особенно в прикладных, перенимали. Все основные зарубежные научные журналы в области физики, математики, техники тогда закупались и направлялись не только в центральные библиотеки, но и в библиотеки ВУЗов. По крайней мере, в нашей библиотеке в 50-е годы были практически все зарубежные основные научные и технические журналы.

И нтересно и то, что еще в 1930-е годы в СССР издавался журнал «Автоматика и телемеханика».

Но В.В. Солодовникову за «буржуазных лжеученых» досталось. Вроде в открытую на него не очень нападали, но втихую ему вредили изрядно. В том числе и некоторые наши академические профессора. В академию наук его, кажется, так и не пропустили.

Читаемые кафедрой дисциплины, великолепный кафедральный учебник «Основы автоматики», которым, кстати, пользуются многие преподаватели, научные сотрудники, докторанты и сейчас, манили к себе новизной, наукоемкостью, универсальностью подхода к системам автоматического регулирования различных классов. Очевидна была и реальная практическая применимость теории. Меня, например, особенно привлекали системы самонаведения ракет с инфракрасными координаторами целей. Тогда такая тематика полностью находилась в ведении кафедры Красовского. К тому времени нам было уже прочитан профессором Б.Ф. Федоровым курс авиационной лучистой техники, в котором много внимания уделялось инфракрасной технике. Манили к себе доброжелательной общительностью и начавшиеся собираться на кафедре интересные люди: Ю.А. Вавилов, А.И. Сучков, Н.К. Бодунов, В.В. Богданов, А.А. Малевич, А.Е. Акиндеев, А.А. Белобородов и многие другие.

С осени 1954 года я стал заниматься научно-исследовательской работой на этой кафедре, интегрирующим приводом для электромеханического моделирования. Затем, уже на войсковой стажировке, системой стабилизации автопилот АП-5 – бомбоприцел ОБП-6 на самолете Ил-28.

Эта последняя сугубо практическая задача была связана с реальной «живой» системой автоматического регулирования. Сразу же, когда я летом 1955 года прибыл на войсковую стажировку в полк фронтовых бомбардировщиков Ил-28 в город Черняховск и представился по прибытии командиру полка полковнику Архарову, он мне заявил следующее: « Давай выручай, «академик», нам, всему полку, за бомбометания с больших высот ставят двойки. Как только штурман выходит на боевой курс по автопилоту, самолет начинает неукротимо рыскать, раскачиваться в горизонтальной плоскости». Я к просьбе командира полка отнесся с должной серьезностью. Засел за изучение механической цепи сочленения автопилота с бомбоприцелом, набросал структурную схему всего замкнутого контура автоматического регулировния: штурман – бомбоприцел – автопилот – самолет – штурман.

Через пару дней мне стало ясна причина раскачивания самолета в режиме выхода на цель по автопилоту на большой высоте. Еще в ГК НИИ ВВС я знал, что автопилот АП-5 – это хорошо зарекомендовавший себя автопилот самолета Ту-4, стратегического нашего бомбардировщика того времени. А самолет Ил-28, на который этот автопилот тогда тоже поставили, самолет более легкий, более скоростной, площадь хвостового оперения, особенно киля у него значительно меньше, чем у Ту-4.

Следовательно, у него демпфирование боковых колебаний, особенно в условиях разреженного воздуха более слабое. Да еще в цепи механической шестеренчатой связи бомбоприцела и автопилота (в цепи обратной связи контура автоматического регулирования) имеются явно заметные люфты, приводящие к запаздыванию сигнала обратной связи. Надо это как-то искусственно компенсировать. Как, пока неясно.

Изложил все эти соображения командиру полка, он сразу все понял и согласился с моей трактовкой злополучного явления. Я ему сказал, что для большей убежденности мне надо бы посмотреть процесс болтанки самолета в воздухе. Он на это ответил, что такое невозможно, брать на борт 3-х местного боевого самолета постороннего человека строжайше запрещено, но потом все же сказал: «Подумаем». И на другой день приглашает: «Полетели». Смелый и решительный был полковник Архаров. Принял неординарное решение под свою ответственность. Много лет спустя в книге Э.К. Пусэпа «Тревожное небо» встретил имя майора Архарова в числе командиров тяжелых наших бомбардировщиков Пе-8 (ТБ-7), участвовавших в успешных боевых действиях на Курской дуге...

И вот мы взлетаем. Я – впервые на борту скоростного бомбардировщика. До этого момента мне приходилось летать только на По-2, Ли-2, Ил-14, в основном, лишь в качестве пассажира. Вдвоем со штурманом в его кабине, он посадил меня на катапультное сидение, сам расположился на откидном сидении-пятачке у бомбоприцела. Уже на разбеге чувствуется необычно большая скорость реактивного самолета. Взлет проходит над окраиной города. Это бывший Инстербург. Промелькнула река Прегель, катящая свои воды в Кенигсберг. В 1945-м немного западнее этих мест я воевал в танке...

Набираем высоту, перевожу взгляд из-за борта самолета на пульт управления автопилота, он справа от меня. Пора его настраивать, но в этот момент ощутился какой-то толчок. Перевожу взгляд за борт и вижу, что мы вместо набора высоты идем на посадку. Значит – толчок – это выпуск шасси. Непонятно. На земле командир коротко объяснил: нас вернули из-за неблагоприятной погоды в отведенной для нашей работы зоне. Погода весь день простояла вполне летной, слегка облачной. На другой день командир почему-то неожиданно ушел в отпуск, его же заместитель сказал, что до возвращения командира всякая работа с автопилотом откладывается. Мне вся эта история показалась странной. Подумалось: кто-то, видимо, «стукнул» на командира, что он грубо нарушил порядок производства полетов, взял в полет на боевом трехместном самолете лишнего человека, поэтому последовал запрет на такую самодеятельность. Аэродром-то, по существу находился в приграничной зоне, с него почти каждую ночь один экипаж уходил на спецзадание. Наверное, прощупывать зоны ПВО соседних стран. Шел тогда разгар холодной войны. Очень жалел я тогда за неосуществившуюся возможность приложить свои знания для решения сугубо практической важной задачи. В теоретическом плане я еще долго ломал голову над этой задачей. По возвращении со стажировки выступил с докладом на конференции по итогам стажировки, и позднее опубликована была моя статья на эту тему. К сожалению, к этой интересной задаче больше не пришлось возвращаться. Меня ждало задание на дипломное проектирование.

В процессе выполнения слушательских НИР почувствовалось внимание к ним и профессора А.А. Красовского. Дипломный проект – вращающийся самонаводящийся снаряд для защиты самолета с задней полусферы – я выполнял уже под его руководством. Об этом ниже будет отдельный разговор.

Научная деятельность профессоров Г.С. Поспелова и А.А. Красовского, самые современные по тем временам дисциплины – «Авиационная автоматика», «Авиационная телемеханика», уникальный фундаментальный учебник Г.С. Поспелова «Основы автоматики», фактически общеакадемический статус кафедры в те годы – все это являлось большой притягательной силой к кафедре.

ЛЫЖНИКИ

Приятным (по крайней мере, для меня) сюрпризом первого дня занятий в Академии 1 сентября 1950 года была последняя пара «физкультура», и, как выяснилось позднее, то, что преподавателем этого предмета был Александр Владимирович Семеновский. Неутомимый энтузиаст лыжного спорта, сам опытнейший и страстный лыжник, кандидат в мастера спорта, веселый^ жизнерадостный, никогда не унывающий человек. К концу занятий он записал всех желающих заниматься в лыжной секции и объявил о том, что будем заниматься в парке сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Я это воспринял с величайшей радостью, потому как был уже большим любителем лыж, убежденный в том, что лыжный спорт – лучший спорт, лекарство от всех болезней, элемент самого здорового образа жизни, табу на курево и неумеренное увлечение спиртным.

С первых сентябрьских дней 1950 года и на протяжении почти десятилетия лыжная секция А.В. Семеновского бесперебойно занималась 3 раза в неделю, включая воскресенье. В любую погоду, в лютый мороз, в снегопад и зимний дождь, осенью, зимой и весной. В зимние студенческие каникулы – лыжные сборы, неизменно во главе с А.В. Семеновским, в одном из подмосковных домов отдыха Министерства обороны (в ДО на Ленинских горах, в Покровском-Стрешневе, в Звенигороде, в Марфино, еще где-то). По воскресеньям – частые выезды за город, в район Куркино, Подрезково, Планерное. Всегда беспрепятственно для этих целей выделялся академический автобус.

В результате неутомимой деятельности Александра Владимировича Семеновского, в Воздушной академии им. Жуковсокого успешно действовала сильнейшая в московском гарнизоне лыжная команда, почти всегда, по крайней мере в течение всех 1950-х годов, занимавшая первые места на соревнованиях среди военных ВУЗов Москвы, а также на соревнованиях лыжников Военно-воздушных сил МВО и на других крупных соревнованиях. Среди лыжников Академии в то время были два сильнейших лыжника страны: инженер-капитан П.А. Володин, заслуженный мастер спорта СССР (сотрудник 2-го факультета), и капитан А.Н. Николаев, мастер спорта СССР (преподаватель кафедры физ– подготовки Академии), оба неоднократные чемпионы страны. Это у них я впервые увидел и «пощупал» настоящие гоночные лыжи «Карху» и «Лямпинен» и первосортную лыжную мазь «Свикс». Для сборной команды страны власти наши закупали за рубежом современный тогда лыжный инвентарь и лучшие мази.

Мы же все, простые грешные (слушатели и почти весь постоянный состав академии), ходили тогда на обычных ширпотребовских прогулочных лыжах и пользовались обычными мазями, которые продавались в спортивных магазинах. Постепенно хорошие финские и шведские мази стали появляться кое у кого из постоянного состава и тогда, не очень сильные, стали вырываться вперед. К сожалению, наши настоящие мастера спорта весь зимний период находились то на всесоюзных сборах, то на всесоюзных соревнованиях, и общаться с ними на лыжне приходилось очень редко.

На нашем первом курсе 3-го факультета (набора 1950 года) обнаружилось сразу несколько заядлых любителей лыжного спорта. Среди них один оказался кандидатом в мастера спорта – Г. Гусев и 2 перворазрядника – А. Алипов и В. Федин. (Норма для получения 1-го разряда тогда была на дистанции 10 км – 41 минута). Вокруг этой тройки стали формироваться и другие любители лыж.

Начиная с лыжного сезона 1953/54 г.г., в нашей четверке твердое место стал занимать Михаил Потапов. Один раз в 1952 г. и один раз в 1953 г. он появлялся в первой десятке, а в 1955 г. – появился в первой пятерке Академии. С тех пор и до сегодняшнего дня (то есть уже более полувека!!) он является одним из сильнейших лыжников нашей академии (сейчас, естественно только в своей и близких возрастных группах).

Результаты уже первых 3-х месячных интенсивных занятий в лыжной секции А.В. Семеновского дали зримые плоды. У меня сохранилась краткая заметка, вырезанная из одного из январских 1951 г. номеров газеты «Сталинский сокол» (в то время – основная центральная ежедневная газета ВВС СССР). Вот как она отмечала успехи лыжников нашей академии в заметке «Упорная борьба за первенство на лыжне»:

«Состоялись соревнования наличное первенство Военно-воздушной инженерной академии им. Н.Е. Жуковского по лыжам. В соревнованиях приняли участие более 100 спортсменов.

Первое место и звание чемпиона академии на 1951 г. завоевал заслуженный мастер спорта инженер-капитан Володин. Он прошел 10-ти километровую дистанцию за 35 минут. Второе место занял мастер спорта капитан Николаев. Его время – 36 минут 50 секунд. Капитан Семеновский прошел 10 км за 38 мин. и занял третье место.

В минувшее воскресенье слушатели академии провели лыжные соревнования, посвященные выборам в Верховный Совет РСФСР. Лучшее личное время показали на 10-ти километровой дистанции офицеры: Федин (время 38 мин.54 сек.), Смиркин (39 мин. 55 сек.), Селиверстов (40 мин. 4 сек.)».

Из моего архива 1950-х годов сохранилась еще грамота, подписанная 3 марта 1951 г., за 2-е место на зимней спартакиаде ВВС МВО в эстафетном беге 4x10, с общим временем 2 ч. 49 мин. 47 сек. В той эстафете 2 сборные лыжные команды ВВИА им. Н.Е. Жуковского завоевали тогда первое и второе общие места среди всех команд ВВС МВО. В первой команде бежали – заслуженный мастер спорта П.А. Володин, мастер спорта А.Н. Николаев, Ю.П. Доброленский, Е. Фадеев. Во вторую команду входили А.В. Семеновский, В. Федин, И. Смиркин, А. Егоров. К сожалению, не сохранились индивидуальные результаты этих соревнований.

Начиная с лыжного сезона 1951/52 года и на протяжении 15 лет я вел спортивный дневник, в котором, в числе прочего, записывал индивидуальные результаты лучших лыжников, занявших 10 первых мест на общеакадемических соревнованиях, соревнованиях на первенство ВВС МВО, на первенство военных академий Москвы, на первенство московского гарнизона и на некоторых других крупных соревнованиях, а также лучшие результаты академических соревнований по офицерскому многоборью, весеннему и осеннему кроссу. Через полвека эта спортивная хроника смотрится очень интересно.

С первого же лыжного академического соревнования я прочно вошел в первую десятку лучших лыжников сборной команды Академии и выступал в этой команде, отстаивая спортивную честь Академии с небольшими перерывами 13 лет. За этот период в соревнованиях занимал несколько раз первые места на академических соревнованиях на дистанции 10 км., трижды входил во вторую сборную команду по эстафетному бегу на спартакиадах ВВС МВО, дважды занимал 2-е личное место в лыжных соревнованиях военных вузов Москвы, входил в состав сборной команды ВВИА имени Н.Е. Жуковского на зимней спартакиаде ВВС страны (г. Горький) в 1954 году.

Поступая в 1956 г. в адъюнктуру по кафедре 36, я уже настроился умерить свой лыжный состязательный гоночный пыл, который требовал и регулярных серьезных тренировок, и специального гоночного спортивного инвентаря, и высококачественных лыжных мазей. А главное – большой затраты времени на все это. Мои товарищи по курсовой лыжной команде отошли от интенсивного спорта еще раньше. Лишь неугомонный наш Михаил Дмитриевич Потапов принял иное решение и продолжал интенсивные лыжные тренировки и регулярное участие в лыжных соревнованиях.

Естественным продолжением лыжного спорта для многих из нас стал лыжный туризм. Однажды, где-то в декабре 1956 года, когда я был уже в адъюнктуре Академии, ко мне подошел профессор Г.С. Поспелов и высказал мне свою мечту о том, что хорошо бы организовать лыжный поход куда-нибудь в хорошие леса. Я эту идею воспринял с большим встречным пониманием и рвением. Конечно, даешь многодневный лыжный поход! С кострами на привалах, с ночевками в лесу... Поговорил с Ю.П. Доброленским, А. Сучковым, А. Малевичем, Ю. Вавиловым, Н. Бодуновым, М. Коробковым, В. Варыгиным – все двумя руками «за». Начальник кафедры профессор А.А. Красовский тоже был за поход и пожелал также участвовать в нем. Начальник факультета Н.И. Полканов, вопреки ожиданию некоторых скептиков, одобрил нашу инициативу.

Начали готовиться. Добыли на всех спальные мешки. Ю.А.Вавилов закупил на всех добротные австрийские рюкзаки, проверили у всех лыжи и крепления. Целый месяц жили только этой новой для кафедры затеей. Вот так началась зимняя лыжно-туристская эпопея на кафедре А.А. Красовского, к которой сразу стали примыкать люди и с других кафедр и даже факультетский врач Н.С. Симонов.

Первый поход, в январе 1957 г., в котором участвовали Н. Бодунов, Ю. Вавилов, Ю.П. Доброленский, А.А. Красовский, А. Малевич, В.Д. Нагорский, Г.С. Поспелов, В. Федин, получился не совсем удачным. Наметили маршрут от Александрова с Ярославской ж.д. через Переславль Залесский лесами на Углич. Начальник факультета даже настоял на том, чтобы каждый взял с собой свой личный пистолет. (Эти личные пистолеты тогда только назывались личными, но никогда на руки не выдавались, а хранились на складе боепитания Академии). Я взял дополнительно к этому еще и ружье. Однако измотавшись в первом же переходе, после беспокойного ночлега в какой-то убогой деревушке, застряли в Переславль Залесском, снизойдя до лучевых дневных вылазок из теплой гостиницы. Зато на будущий 1958 год зимний поход из Переславль Залесского до Углича получился по полному профилю. И с ночевкой в лесу твердого ядра группы при 23-х градусном морозе, и бегством в деревню испугавшихся ночевать в лесу, и с некоторыми трагикомическими приключениями. Два неумехи-интеллигента взялись рубить небольшую елку для устройства ночлега. Один нагнул макушку почти до земли, изогнув елку дугой, другой стал рубить елку у комля. Рубил– рубил до тех пор, пока елка не взбрыкнула и надрубленным комлем, видно в отместку за надругательство над собой, не врезала по переносице рубившему. Тот, естественно, с катушек, руки-ноги в сторону, кровь из перебитой переносицы ручьем. Еле уняли.

Пришлось нам с В. Винокуровым сопровождать пострадавшего к группе сбежавших на ночлег в деревню, находящуюся где-то впереди: среди них находился наш факультетский врач. На обратном пути к ночлежному нашему стойбищу (8 км до деревни и 8 км обратно) обнаружили на нашей лыжне следы только что побывавших здесь 7 волков. Не просто они перешли лыжню, а посидели на ней, оставив глубокие вмятины и признаки своей брачной поры. Хорошо, что я взял с собой и на этот раз ружье.

Образовавшаяся в 1957-58 г.г. на кафедре постоянная лыжно-туристская группа (А. Малевич, М. Коробков, В. Варыгин, В. Федин) втянулась после лыжного сезона уже самостоятельно в отведенное для обязательной физической подготовки офицерского состава Советской армии время в регулярные продолжительные пробежки в Тимирязевском парке и весной, и летом, и осенью. К этой группе часто присоединялись многие и другие сотрудники кафедры, и товарищи с других кафедр (А. Сучков, Н. Бодунов, В. Крашенинников, В.Д. Нагорский, И.И. Чугунов, многие другие). Очень частым участником был Ю.П. Доброленский, иногда и А.А. Красовский. Это в конце концов вылилось в массовую спортивную активность коллектива кафедры в те годы и сравнительно приличные спортивные достижения кафедры в пределах не только факультета, но и Академии. Убедительным доказательством тому служили результаты весенних и осенних массовых обшеакадемических кроссов на 3000 м.

Массовость спорта на кафедре А.А. Красовского, особенно массовость лыжного спорта, который в весенне-летне-осенний период трансформировался в бег на длинные дистанции с перерывами на специальные интенсивные физические упражнения, выливался в устойчивую физическую закалку, в существенной мере способствовал сохранению постоянной высокой работоспособности, здоровому образу жизни значительной части коллектива. Начиная с зимы 1957-58 г.г., как только устанавливался снежный покров, кафедральные «лыжные фанатики», с неизбежно примыкавшими любителями лыжного туризма с других кафедр, почти каждое воскресенье на протяжении всей зимы и солнечного марта, обязательно совершали однодневные лыжные походы по живописным местам Подмосковья. Из Дмитрова до Загорска, из Абрамцева до Яхромы, от Истры до Звенигорода, от Сходни до Опалихи, и еще многократно от и до. С мая возобновлялись однодневные байдарочные плавания по Клязьме, по Истре, по Москве-реке, по Оке и многим другим близлежащим рекам.