Текст книги "Рядовой свидетель эпохи."

Автор книги: Василий Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Но в тот момент начала января 1942 года немцы оказались оперативнее наших. Они смогли очень быстро перебросить из Западной Европы резервы и организовать крепкую оборону в месте прорывов П.А. Белова и М.Г. Ефремова и не дать остальным нашим войскам войти в этот прорыв. Находящиеся в тылу врага войска Белова, партизаны, воздушные десантники и дивизии передового отряда 33-й армии Ефремова сильно перепугали немцев, включая их верховное главнокомандование и самого Гитлера. Нанесли группе армий «Центр» ощутимый урон, но лишенные регулярного снабжения боеприпасами, медикаментами и продовольствием, медленно таяли. Весной 1942 года генерал Ефремов отверг предложение командования Западного фронта присоединиться к группе генерала П.А. Белова и добился разрешения Ставки ВГК на вывод остатков своих войск из окружения. Немецкая разведка через наших предателей контролировала этот вывод и заранее приготовила в месте прорыва сильный заслон. (Об этом писали в своих упомянутых выше книгах и П.А. Белов, и Ю. Капусто). Мало кому удалось из войск генерала Ефремова прорваться к своим. Погиб при этом и командарм 33-ей армии генерал М.Г. Ефремов.

Следует заметить, что чрезвычайно интересная и содержательная книга П.А. Белова, изданная в 1963 году, оказалась малоизвестной широкому кругу читателей, в том числе и в среде военнослужащих. Лишь писатель Владимир Успенский, автор романа «Тайный советник вождя», уделил в нем конному корпусу П.А. Белова и ему самому много проникновенных страниц.

Юго-Западный фронт под командованием маршала С.К. Тимошенко к лету 1942 года окреп, его командование настроилось на решительные наступательные действия. Но обстановку в стане врага в полосе своего фронта оно оценило неверно. Ни фронтовая разведка, ни ГРУ Красной Армии, ни другие виды разведки, ни наш Генштаб в целом оказались не на высоте своего положения. Начатое по настойчивой инициативе командования Ю-3 фронта наступление на Харьковском направлении угодило в немецкую ловушку, потерпело поражение и превратилось в глубокое отступление до Сталинграда.

Известный писатель В.М. Песков в книге «Война и люди» в очерке, посвященном беседе с маршалом А.М. Василевским, приводит такой его ответ на вопрос о тайне своей и чужой:

«Немцы, разумеется, тоже были мастера на разные хитрости. Одна из них: готовясь к войне с нами, они довольно умело создали впечатление, что готовятся напасть на Англию. Обжегшись взять Москву лобовым ударом, фашисты на лето 1942 года подготовили наступление на юге. Зная, как важно нам удержать Москву и как мы ее бережем, они разработали дезинформирующую операцию, назвав ее «Кремль». И, надо признать, это ввело нас на некоторое время в заблуждение. Неудачи летом 1942 года объясняются отчасти тем, что наши силы были расставлены без точных знаний реальных планов врага».

В то же время англичане, по сведениям В. Фалина, приведенным в его книге «Второй фронт», имели достоверную информацию о военных планах немецкого наступления на 1942 год. Знали и держали от нас в секрете.

Не знало наше командование и о подготовке немецкого наступления в Крыму. Неожиданное для нашего командования наступление немецких войск от Харькова и в Крыму стало развиваться стремительно. В результате – немцы продвинулись до Сталинграда, захватили снова весь Крым и дошли до предгорий Кавказа. В этой обстановке было уже не до окружения немецкой группы армий «Центр». Благоприятные предпосылки успешного развития нашего наступления в 1942 году растаяли.

Успех немецкого наступления 1942 года, с моей точки зрения, не был закономерен. Ему способствовало ряд обстоятельств: упущенная реальная возможность разгрома немецкой группы армий «Центр» в начале 1942 года; необеспеченное знанием обстановки наступление Юго-Западного фронта на Харьков в мае 1942 года; невыгодное положение наших войск в Крыму и тоже незнание намерений и сил немцев на том участке фронта. Всего этого можно было избежать. Тяжелые последствия этих промахов нашего командования известны; немцы продвинулись до Волги и захватили нефтеносные районы северного Кавказа. И опять ценой неимоверных усилий, героической обороной Сталинграда и хорошо подготовленным контрнаступлением от Сталинграда немцам был нанесен все же сокрушительный удар.

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ПОДВИГ МАТРОСОВА

Шестьдесят два года тому назад 23 февраля 1943 года рядовой боец Красной Армии Александр Матвеевич Матросов совершил героический подвиг: закрыл своим телом пулеметную амбразуру вражеского дзота и тем самым обеспечил своей роте продвижение вперед. Громко об этом поведал миру особый приказ Народного комиссара обороны СССР № 269, опубликованный в газетах 8.09.43 года. Еще ранее 19 июня 1943 года Указом Президиума Верховного Совета ему в числе других 11 воинов было присвоено звание Героя Советского Союза.

К моменту совершения подвига Александру было 19 лет. Он – бывший беспризорник, детдомовец, прошедший через детскую исправительную колонию. На фронт ушел добровольно. Детдомовский штрих биографии меня сближает с ним, не позволяет сомневаться в достоверности его подвига. Как бывший детдомовец 30-х годов подтверждаю: были среди детдомовцев тех лет отчаянные натуры. Не все, конечно, но были. Неисправимые романтики, воспитанные на фильмах «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Александр Невский»... Был тогда настрой: в неизбежной грядущей войне повоюем, покажем себя, постоим за землю русскую... Удивляло одно, почему подвиг солдата так громко отмечен лишь в 1943 году? Не было ранее других подобных подвигов? Уверен, были. Были с первого дня войны. 24 июня 1941 года начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер в своем, широко известном сейчас военном дневнике, записал: «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». Чувствуются в этой фразе удивление, скрытое восхищение и тревога за то, с каким противником теперь придется иметь дело.

Это – уже на третий день войны. А для нашего народа большинство подвигов первых дней войны было тогда неизвестно; тела совершавших их, доты, дзоты, окопы и траншеи, подбитые танки с останками экипажей, врезавшиеся в скопления врага, подбитые самолеты оставались у врага. Лишь немногие героические подвиги прогремели сразу: Николай Гастелло, Виктор Талалихин, панфиловцы... Лишь позднее стало проявляться, насколько насыщен был 41 год яркими подвигами и что героизм того года был особый, особая и судьба тех героев. В обстановке всеобщей сумятицы, крупных поражений нашей армии на приграничных рубежах, часто беспорядочного, порой панического отступления, непостижимо быстрого развала Западного фронта кто-то же стоял насмерть, выбивал немецкие танки, обескровливал лучшие дивизии врага и в конце концов сорвал планы блицкрига. Каждому из них пришлось биться за троих, пятерых выбывших или дрогнувших.

К великому сожалению, многое из героического 41-го так и осталось малоизвестным. Характерный пример такой непонятной, несправедливой малой известности командир танка лейтенант Дмитрий Лавриненко. В день своей гибели на поле боя он уничтожил 52-й на своем счету фашистский танк. Танковый комбригтого времени, позднее командарм 1-й гвардейской танковой армии М. Е. Катуков писал в своей книге «Наострив главного удара»: «История минувшей войны не знает другого такого подвига. Причем пятьдесят второй танк он уничтожил за какой-нибудь час до смерти в деревне Горюны». Это – под Волоколамском. Вдуматься только: один экипаж, неоднократно, конечно, пополнявшийся из-за потерь, менее чем за полгода уничтожил в общей сложности целый танковый полк врага! Но вернемся к основной теме разговора.

О ярком, красивом подвиге Александра Матросова много написано. Только в отделе военной книги Российской государственной библиотеки (бывшей «Ленинке») в подборке каталога о нем я насчитал 106 публикаций. Не все эти публикации содержательны, не все однозначны, многое представляется противоречивым. В том числе и книга «Бессмертные подвиги», изданная в 1980 году. В ней имеется алфавитный список 262 воинов, совершивших такой же подвиг, как и Матросов. Первым по времени подвига в этом списке значится Панкратов Александр Константинович – политрук танковой роты 125-го танкового полка 28-й танковой дивизии. Родом из Вологодской области, он совершил свой подвиг 24 августа 1941 года, воюя уже в пешем строю... Вот за этот список низкий поклон следопытам, авторам книги и всем тем, кто вложил в него огромный труд и время. Из публикаций перестроечного времени обращает на себя внимание очерк Н. Борисова «И какая-то сила оторвала меня от земли» в «Красной звезде» за 9.01.93 г. В этом очерке, в общем-то хорошем и интересном, имеется ряд досадных моментов, вызывающих недоумение и несогласие. Во-первых, автор не убедительно поддерживает недавно появившуюся версию о том, что Александр Матросов – это Шакирьян Мухамедьянов, который, «попав в Уфимский детский дом, взял фамилию Матросов». Против этой версии, окутанной «нездоровым» туманом, уже выступала «Советская Россия» 6.02.93 г. К этому можно добавить вот что.

Имеется хорошая, по-моему, книга И. Шкадаревича «Бессмертный подвиг Александра Матросова», в которой довоенная биография Матросова изложена обстоятельно и поддается проверке. С 1935 года по февраль 1940 года он воспитывался в Ивановском детском доме в Ульяновской области, из которого был трудоустроен на работу в Куйбышев. В 1940 году за какие-то проступки попал в Уфимскую детскую колонию. Точнее, видимо, нужно сказать – в исправительно-трудовую колонию. Для детдомовцев это было нередким явлением. Отбыв положенный срок, в марте 1942 года Александр стал помощником воспитателя. Таким образом, получается, что ни в каком уфимском детдоме он не был, а был в Уфимской детской колонии. Весь этот период с 1935 по март 1942 поддается четкой проверке. На каждого воспитанника детдома, тем более, на воспитанника детской колонии обязательно заводились личные дела (ничего плохого в таком порядке не было) и эти дела находятся (по крайней мере до последнего времени находились) в местных архивах. В колонию наш будущий герой был направлен, надо полагать, не по своей воле, и такое направление обязательно сопровождалось личным делом и другими документами. Изменение фамилии в такой ситуации не могло быть. Аргумент же автора статьи в «КЗ»: «Башкирские журналисты утверждают. ..» не очень весом.

Второе положение, с которым нельзя безоговорочно согласиться с автором Н. Борисовым, это попытка доказать, что свой подвиг Александр Матросов совершил не 23, а 27 февраля. Он пишет: «... долгое время историки опирались на приказ Наркома обороны..., где сказано: подвиг совершен 23 февраля. Но, как свидетельствуют документы Центрального архива МО РФ, по чьей-то воле ее скорректировали к 25-летию Красной Армии, ибо в политдонесениях, списке безвозвратных потерь и других материалах подвиг датируется 27 февраля 1943 года».

Ссылка на политдонесения и список безвозвратных потерь для меня, например, совершенно неубедительна. Скорее всего в этих документах указаны потери бригады или даже армии, обобщенные по состоянию на 27.02.43 г. Донесения о каждодневных потерях составлялись, насколько помнится, на уровне взвода, роты, максимум – батальона. Но это пока мое мнение, а имеется и другое, более весомое.

Один из руководителей Московского объединенного совета Гвардейских стрелковых дивизий А.С. Жемаев помог связаться с однополчанином Александра Матросова, бывшим помощником начальника политотдела по комсомолу 91 -й отдельной стрелковой бригады Ноздраче– вым Иванам Григорьевичем, проживающим в Москве. Это имя встречается во многих книгах о подвиге А. Матросова. Вот что он поведал, отвечая на мои вопросы по телефону:

Без всякого сомнения, подвиг свой Александр совершил 23 февраля, Ноздрачев сам снимал его тело с амбразуры. Дата 27 февраля появилась, видимо, потому, что донесение из бригады о потерях пошло наверх, имеете с представлением к награждению Матросова и других, позднее и могло быть подписано окончательно 27 февраля. В штаб армии представление возил он сам, оно несколько раз переделывалось. Проект приказа Наркома обороны № 269 родился, наверное, на уровне командования Калининским фронтом, а из бригады (политотдела) посылалось ходатайство о присвоении 1 батальону имени Александра Матросова и описывался его подвиг.

В Москве и Подмосковье других однополчан не знает. Много однополчан Матросова должно быть на Алтае, где формировалась 91-я стрелковая бригада. В Москве, в 769 школе Тушинского района есть прекрасный музей Александра Матросова, в создание которого много труда вложила Виноградова Наталья Викторовна. Такой же содержательный музей есть (возможно, следует сказать был) в Таллине, где до последнего времени стоял 254 Гвардейский полк, в состав которого влились в 1943 подразделения 91-й стрелковой бригады. И.И. Шкадаревич – сообщается, что появившаяся недавно версия о том, что Александр Матросов – это в действительности Шакирьян Мухамедьянов – явная провокация, лицо у Александра было типично русское. Фотографии его в бригаде не было, он был запечатлен только на любительских рисунках. Вот вкратце мой пересказ того, что рассказал однополчанин Александра Матросова Иван Григорьевич Ноздрачев.

Сейчас передо мной лежит одна из последних книг об А. М. Матросове «Бессмертное имя матросовцев 1941 – 1945», изданная в 1990 году. Хорошая в целом и ценная книга, в ней имеется уже более полный список воинов, совершивших в годы Великой Отечественной войны такой же подвиг, как и Александр Матросов. Список этот содержит фамилии 343 человек. 13 из них совершили свой подвиг в 41 году, 46 – в 42, 93 – в 43, 126 – в 44, 65 – в 45. Всего до 23.02,1943 г. этот подвиг совершили 71 человек. В книге много и другого интересного материала. Но, как и в прежних публикациях, имеется и непростительная небрежность: на фото А. М. Матросов изображен с гвардейским значком на груди, видимо подрисованным усердным, но не очень думающим ретушером. И три обозначенных редактора книги не заметили этой оплошности. Не могло быть у Александра Матросова на груди гвардейского значка. Погиб он еще не будучи гвардейцем, хотя подвиг его бесспорно гвардейский и, быть может, именно его героический подвиг превратил негвардейскую стрелковую бригаду в Гвардейский полк.

В связи с этим уместно здесь остановиться вот на каком вопросе. В приказе Наркома обороны № 269 сказано: «...Героя Советского Союза гвардии рядового Александра Матвеевича Матросова зачислить навечно в списки 1 роты 254 Гвардейского стрелкового полка...». Таким образом, этим приказом красноармейцу Матросову, а именно такое воинское звание обозначено в Указе Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза и в таком воинском звании он совершил свой подвиг, присваивается воинское звание «гвардии рядовой». То есть, гвардейское звание присваивается посмертно. Наверное, это единственный в истории войны случай, когда одно солдатское звание персонально изменяется на другое солдатское звание Наркомом обороны. Произошло это, надо полагать, случайно и всеми молчаливо было воспринято как должное. Существо подвига не менялось, а полномочий у Наркома обороны, к тому же, Верховного Главнокомандующего, хватало.

Споры вокруг подвига Александра Матросова, продолжающиеся по сей день, касаются второстепенных деталей, в основном, мелочей. Все дело, однако, в том, как относиться к этим мелочам: пытаться объяснить причины неточностей, ошибок и противоречий, разобраться в них и тем самым устранить их, или, наоборот, обострить, тенденциозно использовать их в недобрых целях. А такого сейчас в избытке, и не по мелочам.

Вот пример, тоже перестроечного периода, бросающий зловещую тень на все героическое в Великой Отечественной войне. В вышедшей в 1993 году книге известного писателя черным по белому написано на стр. 332: «Весь командный и рядовой состав нашей армии в годы войны жил под постоянной угрозой расстрела». И большая часть книги выдержана в подобном клеветническом стиле. Мне – участнику Великой Отечественной, добровольно ушедшему на фронт, отвратительно читать такое отвратительно. Совершенно очевидно, что Маршал Жуков – лишь ширма, за которой спрятана махровая антисоветчина, неправдоподобное раздувание масштабов репрессий 30-х годов, бессовестное охаивание строительства Советской Армии, роли Сталина в этом процессе, извращение событий Великой Отечественной войны. Книга эта требует отдельного подробного анализа, и о ней был у нас не однажды разговор. Ее же автору, да и президенту В. Путину, заявившему в своем обращении к народу после бесланских событий вот это: «... Конечно, и в годы Великой Отечественной войны тоже было немало случаев такого героического самопожертвования, но тогда эти воины шли на свои подвиги под дулами винтовок и автоматов заградотрядов. Сегодня же они идут на них, движимые лишь чувством патриотизма и любви к своей Родине», приходится напомнить: ПОДВИГ БЫЛ! ПОДВИГ БЫЛ МАССОВЫМ. И ШЛИ НА НЕГО СОЛДАТЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ СОЗНАТЕЛЬНО И ДОБРОВОЛЬНО С ПОДЛИННЫМ ЧУВСТВОМ ЛЮБВИ К СВОЕМУ СОВЕТСКОМУ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМУ ОТЕЧЕСТВУ И НЕПОКОЛЕБИМОЙ ВЕРОЙ В НАШЕ ПРАВОЕ ДЕЛО!

ДНЕВНИК РУССКОЙ КНЯЖНЫ

В библиотеке нашего вуза в 1999 году появился изданный журналом «Наше наследие» тиражом 35 тысяч «Берлинский дневник 1940-1945» русской княжны Марии Васильчиковой. Эта книга – свидетельство пустой, никчемной, праздной жизни некоторых представителей русской дореволюционной аристократии на фоне грандиозных событий мировой истории, которую творили советские солдаты на фронтах Великой Отечественной войны. Потом они, эти некоторые бывшие русские аристократы, в оправдание своей паразитической жизни и холуйства перед немцами, начнут клеветать на советских солдат, фальсифицировать историю.

Автор книги – дочь члена Государственной думы 4-го созыва князя И.С.Васильчикова. Оригинал книги написан на английском языке и издан в Лондоне. Предисловие, послесловие и обширные комментарии к русскому тексту дневника сделаны родным братом автора – Г.Васильчиковым, ярым антисоветчиком. Он же редактировал дневник и участвовал в переводе его с английского на русский.

Семья Васильчиковых (отец, мать, два брата и три сестры) покинула Россию весной 1919 года. В январе 1940 года они переместились («бежали») из Каунаса в Германию после появления в Литве советских войск. В Европе семейство неплохо пережило войну, все остались живы. Характерна для того периода такая дневниковая запись 1940 года: «...Вторник 12 марта. Мама (она сейчас направляется из Силезии в Рим) звонила из Вены...». Сама Мария Васильчикова (в дневнике она именует сама себя по домашнему Мисси), начав свою трудовую жизнь в Литве секретаршей английского посольства, бывала в европейских странах еще ранее – гостила у многочисленной родни и знакомых в Швейцарии, Франции, Италии, Германии, владела, как пишет, английским, французским, итальянским, испанским, немецким. С января 1940 г. она оседает в Берлине и устраивается на службу сначала в геббельсовское Бюро радиовещания, затем вскоре – в Информационный отдел МИД Германии. Было ей 22 года. Не будучи германской подданной она, тем не менее, сразу имеет дело с материалами под грифом «совершенно секретно». Этот штрих в дневнике обращает на себя внимание. Начинает она службу машинисткой и быстро продвигается по службе до заведующей фотоархива своего отдела.

Первая часть дневника, охватывающая периоде 1 января 1940 года по 22 июня 1941 года, разочаровывает своей светской бессодержательностью. В основном это домашние встречи с людьми своего социального круга (князья, принцы, бароны, потомки старинных дворянских родов, известных в прошлом государственных деятелей, Бисмарки, Меттерни– хи, Клейнмихели, Бироны, Витгенштейны, Потоцкие, принцы Русские, граф Шуленбург – бывший до 22.06.41 г. послом в СССР, и многие другие). Обеды, ужины, завтраки в ресторанах, уикэнды, ленчи в замках и т.п. Ведут явно паразитический образ жизни. Описание подобных встреч занимает много места на протяжении всего дневника.

С нетерпением ждешь, как же автор отнеслась к роковому дню 22 июня 1941 года. И тут – разочарование, недоумение, масса вопросов, подозрения. Вот ее запись в тот день: «...Воскресение, 22 июня. Германская армия ведет наступление на всем протяжении восточной границы... Начинается новая фаза войны. Мы знали, что это сбудется. И все же мы потрясены». Они знали, что это сбудется! И, наверное, очень ждали этого дня, хотя об этом ни слова в дневнике. А дальше следует странная, обескураживающая запись, датированная сентябрем 1943 года: « Начиная с этого дня, (то есть с 22 июня 1941 года), почти два года отсутствуют, хотя я продолжала свои записи почти ежедневно. Некоторые страницы я уничтожила сама. Другие же я спрятала в одной усадьбе на территории одной из восточноевропейских стран, находящейся за железной занавесью. Возможно, они и сейчас там находятся...».

Вот и думай после таких слов, что хочешь. Уничтожила часть дневника и спрятала много страниц, видимо, потому, что восторженно приветствовала успехи фашистской армии в первые дни войны? Ожидала реально скорый возврат своих княжеских имений? И боялась навлечь на себя кару в 45-ом от наших или от союзников, в случае обнаружения дневника? Скорее всего это именно так, и спрятанная часть дневника, возможно, всплывет еще на свет при соответствующей политической обстановке. Тут приходится только гадать. Эта часть дневника «1941 июль – 1943 июль» заполнена приписками 1978 года и многочисленными комментариями брата, настроенного явно антисоветски, и потому откровенно предвзятыми, содержащими нереальные цифры наших потерь, количество пленных и т.п. Ни у него, ни у княжны нет ни одного доброго слова о Красной армии, о ее великой, освободительной от фашизма миссии.

Третья часть дневника охватывает период июль – декабрь 1943 года. В ней так же много записей о банкетах, ужинах, уикэндах, кофе в кругу аристократов.

Здесь прямо-таки напрашивается сравнение дневника княжны Ва– сильчиковой с «Дневником остарбайтера» В.Баранова, опубликованным в журнале «Знамя» N5/ 95 г. Остарбайтеры – это рабочие, попавшие в Германию (угнанные, завербованные обманом) из оккупированных немцами районов СССР. Автору второго дневника 18 лет. Это сравнение поможет ощутить всю социальную пропасть, разделяющую жизнь простого человека, которого немцы «освобождали» от большевизма, и русской аристократки, добровольно служащей у немцев. Вот несколько типичных записей в период октябрь 1943 г. – январь 1944 г. Некоторые записи сделаны ими в один и тот же день.

М.Васильчикова: «...4 октября. Обедали с Йозиасом Ранцау, послом фон Хасселем и сыном последнего... Суббота 13 ноября. Кофе у сестер Вреде. Были: Зиги Вельчек, автогонщик Манфред фон Браухич и кинозвезда Дженни Джуго...» «...Вторник, 16 ноября. Ужинала сегодня у Год– фрида Бисмарка в Потсдаме...» «...Пятница, 19 ноября. Ужинала с Риэлтером фон Эссеном (из шведской миссии) и его женой... Подали устрицы...» «...Пятница, 24 декабря, Сочельник... Вечерами мы теперь играем в бридж. Ходила ко всенощной в часовню... Потом пили шампанское и закусывали бисквитами...» «... 1 января 1944 года... В комнате у Татьяны (сестры) была зажжена елка. Мы отпраздновали Новый год и ее день рождения шампанским и слойками с вареньем».

В.Баранов: «... 1 октября, пятница. Кончился месяц германской жизни в Лейпциге. Мне показалось, что прошли года. На лицо я сильно изменился, а тело – одни кости, недавно взвешивался – было 52 кг с кандалами (рабочая обувь) и всей одеждой, когда дома было 58 кг, без кандалов.

За неделю дали зарплату курящим по 15 сигарет, а остальным по 1 марке и 13 пфеннигов. Воровали коченья и делили между собой...» «...25 октября, понедельник... Чайный котел в лагере (в лагере остарбайтеров, не в концлагере) эксплуатировался целые сутки, приносили кто что, и капусту, и картошку, и бураки, и брюкву, и редьки... Одного из слесарей полицай поймал в городе в то время, когда ему (русскому) немка давала кусок хлеба. Хлеб был забран. Немку оштрафовали ...» «...13 ноября, суббота... Короста или чесотка охватила большую половину лагеря. Редко, у кого ее нет. Шмавганец так ею изуродован, что не похож на человека...».«... 18 декабря, суббота... Сегодня работали до 1 ч. дня. Придя в лагерь бегали до ямы за очистками. Я сварил себе небольшую кастрюлю и поел. Многие варили картофельные очистки, они во много раз лучше брюквенных». «...31 декабря 43 г., пятница... Вечером варили брюкву, очистки...» «...1 января 1944 г., суббота. Встали часов в 9 утра... Целый день варили в печке кто что имел: брюкву, капусту, бураки и очистки. Шумели, ругались, вспоминали, скучали. И наконец собрались идти по картошку...».

Вот такая разная была жизнь на неметчине у двух русских людей.

В записях 43 года начинают преобладать впечатления о бомбежках Берлина, испуг, растерянность, отчаяние. Есть и более существенная информация к размышлению, например, такая:

«Воскресенье, 24 октября... Я получила новое срочное задание: перевести заголовки под большим количеством фотографий останков около 4 тыс. польских офицеров, расстрелянных Советами и найденных в Катынском лесу под Смоленском нынешней весной ... Переводы должны быть готовы через два дня». (Для передачи президенту Рузвельту через Турцию.) Каковы были эти заголовки, княжна не пишет. Более того, она упоминает вскользь о том, что катынский фотоальбом погиб при бомбежке.

А мне думается, исчез он потому, что, как говорится, был шит белыми нитками. К этой дневниковой записи о катынском альбоме имеются обширные комментарии старательного брата (самый обширный комментарий во всей книге и именно к ее русскому изданию). Видно, что комментатор очень хорошо чувствовал политическую ситуацию в России в начале 90-х годов, знал, что нужно добавить, чтобы дневник охотнее опубликовали у нас. Но первые же строки комментария позволяют усомниться в правдивости немецкого сообщения о расстреле в Катынском лесу поляков. Читаем настр.114: «...За шесть месяцев до этого, 13 апреля 1943 г., немецкое радио сообщило, что в массовой могиле, в Катынском лесу, близ Смоленска, на оккупированной территории СССР обнаружены тела многих тысяч поляков, главным образом офицеров. Все были убиты выстрелом в затылок – традиционная чекистская техника казни. Немцы немедленно обвинили Москву в этом преступлении и назначили комиссию по расследованию, состоявшую из врачей из 12 нейтральных или оккупированных Германией стран».

Возникает тут сразу же вопрос: как это немцы, потерпевшие сокрушительное поражение под Сталинградом, еще не опомнившись от него, смогли в промерзшей земле где-то в начале апреля, а вернее, в марте откопать много тысяч смерзшихся человеческих останков, пересмотреть многие тысячи черепов и установить, что все они прострелены в затылок? Да вранье же это несусветное! В стиле риббентроповской и геббельсовской поспешной стряпни. Сам же Г.Васильчиков, не замечая того, что опровергает сам себя, пишет на стр.116: «...Знаменательно, что несмотря на все преступления, совершенные советской стороной против поляков как в самой Польше, так и в других местах, Польша, вместе с Грецией и Югославией, была почти единственной страной, оккупированной немцами, которая не поставила ни одного добровольца немецкой армии, сражающейся с СССР».

Это так же опровергают и немецкие, и более поздние выдумки о массовых расстрелах польских офицеров в Катыни. О расстрелах не могли бы не знать поляки тогда же, и такая весть быстро распространилась бы в Польше, т. к. из лагерей военнопленных бежало немало людей, да и немцам было много передано поляков. Об этом есть убедительные свидетельства. Весть о расстреле польских офицеров быстро бы распространилась в Польше, вызвала бы массовое возмущение народа и конечно, большой поток добровольцев в немецкую армию. Однако этого не было в то время, и шум Катыни, возбужденный немцами в 1943 году, видимо, не без помощи фотографии, прошедших через руки автора «Берлинского дневника», не имел успеха. Да и сейчас, думаю, мало кто верит в то, что в Катыни при советской власти был массовый расстрел поляков, несмотря на полувековое старание врагов СССР, в том числе и нынешних российских правителей. Не верю в это до сих пор и я. Допускаю, что какую-то небольшую кучку поляков тогда там и могли расстрелять за яростную антисоветскую пропаганду, за саботаж. Но это никак не могли быть тысячи и не десятки тысяч, как лихо сейчас называют наши и зарубежные борзописцы, и им поддакивают высшие власти, передавая полякам сомнительные документы.

В связи со всем этим у меня возник главный вопрос: где же захоронены около 3-х миллионов наших военнопленных, погибших в немецких прифронтовых лагерях в 1941 году? Где они зарыты? Крематориев – то в полевых условиях не было. А лагерей военнопленных и в районе Смоленска, и в районе Минска было множество. Не в Катынском ли лесу они зарыты? Не в Куропатах ли? Почему нынешние военные историки и власти не поднимают этот вопрос?

Основная часть «Берлинского дневника» за 1944 год касается покушения на Гитлера 20 июня 1944 года. Но все, что касается причастности автора дневника к этому событию, представляется сильно преувеличенным и сочиненным позднее при подготовке дневника к печати. На такие мысли наводит вот такое пояснение Г.Васильчикова в его предисловии к дневнику: «...Вскоре после войны Мисси расшифровала и отпечатала написанное скорописью, и перепечатала начисто все остальное. Дневник оставался нетронутым более четверти века – до 1976 года, когда под упорным давлением брата и друзей и в свете некоторых других обстоятельств она, наконец, решила его опубликовать».

Нельзя не заметить, что как бы не представляла княжна Мария Ва– сильчикова свою деятельность, подчеркивая свою симпатию и даже свою причастность к заговорщикам против Гитлера, факт остается фактом: она верой и правдой с первого до последнего дня войны фашистской Германии против СССР служила гитлеровскому государству в стенах рибентроповского МИДа. И это следует иметь в виду, читая «Берлинский дневник» Марии Васильчиковой.

Наконец, нельзя пройти мимо и такого утверждения комментатора дневника Г.Васильчикова: «Мисси была очень скромной. Никогда в жизни она не смогла бы предвидеть триумфального успеха своего дневника (например, в США он является обязательным чтением на исторических факультетах нескольких наиболее известных университетов)».