Текст книги "Рядовой свидетель эпохи."

Автор книги: Василий Федин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

Мартиросян подчеркивает, что все контакты по линии создания анти– британской коалиции Берлин – Москва – Токио с советской стороны «осуществлялись преимущественно сторонниками и последователями Троцкого, и поэтому совершенно не случайно, что 1937 – 1938 г.г., буквально выкосили всех, кто имел хоть какое-либо отношение ко всем этим «играм».

Мартиросян приводит еще один убедительный факт, свидетельствующий о том, что Тухачевский и его сообщники по антисоветского заговору не были безвинно репрессированы. Он пишет: «Не случайно и то, что американский посол в Москве Дж. Дэвис, сообщая Рузвельту о разгроме заговора Тухачевского открыто подтвердил, что предъявленные заговорщикам обвинения обоснованы и объективны, ибо и сам точно знал, что это абсолютно соответствует действительности, особенно в части, касающейся геополитической подоплеки заговора». Мартиросян также отмечает, что Сталин не случайно пригласил в Москву в 1937 году знаменитого писателя Лиона Фейхтвангера, видного деятеля одной из самых могущественных в мире еврейских масонских лож «Бнай Брит» («Сыны Завета»)... чтобы он собственными глазами убедился в объективности предъявленных оппозиции обвинении и затем сообщил куда надо. Так, собственно говоря, появилась знаменитая книга Л. Фейхтвангера о 1937 г. (Фейхтвангер – «Москва. 1937 год» – В.Ф.), которую все непрерывно цитируют. Книга получилась действительно объективной».

Несмотря на столь подробное освещение Мартиросяном событий, связанных с разгромом заговора Тухачевского, возникает вопрос, почему там не упоминается, что Тухачевского и первых его сообщников (Якир, Уборе– вич, Примаков, Путна, Корк, Эйдеман, Фельдман) не просто расстреляли, а их судила Военная коллегия Верховного суда и в числе присутствовавших на этом суде были маршалы Будённый, Блюхер, командармы первого ранга Шапошников, ставший вскоре также маршалом, И.П. Белов, командармы второго ранга Я.И. Алкснис, П.Б. Дыбенко, М.Д. Каширин, комдив Е.И. Горячев и некоторые из них, например, Алкснис, очень дотошно допрашивали подсудимых. Об этом в последнее время почему-то перестали говорить и писать. К слову, следует заметить, что в книге речь о заговоре маршалов не идет, фигурирует лишь один маршал. Позднее были репрессированы еще два маршала: В.К. Блюхер и А.И. Егоров, но все говорит о том, что они не входили в группу Тухачевского. По крайней мере, Блюхер был репрессирован, думается, совсем по другому поводу: из-за негодного командования войсками во время событий на озере Хасан, а главное, похоже, из-за того, что начальник контрразведки ДВКА Люшков сбежал к японцам и выдал им государственные секреты.

Год 1938-й также был богат бурными политическими событиями, дирижировала которыми Великобритания. В начале того года Гитлер отстраняет от руководства вермахтом военного министра фельдмаршала Бломберга и командующего сухопутными войсками фон Фрича. Формальная причина – моральные обстоятельства, действительная – «бархатный» разгром оппозиции в армии. Март 1938 г. – аншлюс Австрии, в октябре – Мюнхенский сговор между Германией (Гитлер], Великобританией (Чемберлен), Францией (Даладье) и Италией (Муссолини) – о присоединении к Германии Судетской области Чехословакии, посягательство Гитлера на польский коридор. Гитлер явно разворачивал свои агрессивные устремления все более и более на Восток. Мартиросян замечает:

«Рузвельт в тот момент прекрасно знал, абсолютно точно знал, что Гитлер нападет на Польшу при любых обстоятельствах (кстати говоря, знал это и Сталин, в том числе и о том, что об этом знает и Рузвельт). То есть налицо прямое свидетельство того, что Запад со всей решительностью и принципиальностью нацелился на развязывание Второй мировой войны – войны, у которой, не будь договора о ненападении от 23 августа 1939 г., маршрут уже тогда, в сентябре 1939 г., был бы такой же, что и 22 июня 1941 г.»

Много страниц в книге отводится опровержению различных версий, настойчиво распространяемых с началом пресловутой перестройки, о том, что компрометирующие Тухачевского материалы поступившие из-за рубежа, в том числе и через Бенеша, – фальшивки, подброшенные то немецкой разведкой, то разведкой советского КГБ через белоэмигранта Скобли– на. Автор книги показывает, что впервые эти версии возникли в октябре 1939 г., то есть вскоре после заключения договоров о ненападении и дружбе между СССР и Германией. Появились они в «мемуарах» беглого бывшего советского разведчика иностранного отдела Глазного управления госбезопасности НКВД Кривицкого (Гинсбурга). Мартиросян доказывает, что мемуары эти, вышедшие на английском языке, он не мог сам написать, английского он не знал. Они – дело рук британской СИС. Также, как и мемуары Шеленберга «Лабиринт», написанные СИС по отдельным наброскам Шеленберга и материалам его допроса.

Решительно отвергает Мартиросян и версию В. Суворова (Резуна) отом, что Сталин в 1937 – 38 годах освободился от самых бездарных и ненадежных военачальников потому, что он не мог положиться на них, начиная Вторую мировую войну. Мартиросян пишет: «Главная цель этого мифа (т.е. только что обозначенной версии Резуна – В.Ф.) – свалить в глазах позабывшего все на свете общественного мнения, в т.ч. и в России, ответственность за развязывание Второй мировой войны на И.В. Сталина и СССР. А в итоге полностью ликвидировать весь геополитический расклад в мире, выкованный грандиозными победами Советской Армии...). Тут следует заметить: к деятельности Резуна, как ни к кому другому, можно адресовать мартиросяновские слова., приведенные в начале статьи о том, что «Великобритания после каждой, ею же инспирированной войны пытается на кого-нибудь спихнуть всю ответственность за эти преступления против человечества».

В последнее время появилось много публикаций, в которых противоречиво, пожалуй, даже более отрицательно оценивается роль бывшего царского генерала Скоблина и его супруги, известной певицы Плевицкой, в разоблачении сговора Тухачевского. Мартиросян так пишет о роли Скоблина в тех событиях: «Николай Скоблин никогда не состоял в агентурнньх отношениях с нацистской разведкой и уж тем более никогда не был агентом – двойником. Это был искренний и честный патриот России, высокопрофессиональный разведчик – в Российском Общевоинском Союзе Скоблин сам возглавлял всю разведку и контрразведку, – который внес громадный вклад в обеспечение государственной безопасности СССР. Приводятся, в частности, сведения о том, что о нелегальной встрече Тухачевского весной 1936 г. по пути в Москву после похорон английского короля Георга V с рейхсверовскими генералами и представителями белоэмигрантских кругов Скоблин срочно сообщил в Москву. Он же нелегально встретился в Лондоне в июле 1936 г. с военным атташе СССР в Великобритании К. Путной, устанавливавшим по указанию Тухачевского нелегальные связи с белой эмиграцией. Сразу после встречи Путна был арестован в августе 1936 г.

В книге «Заговор маршалов» масса других интереснейших сведений, неизвестных ранее фактов, суждений, неожиданных выводов, остановиться на которых подробно не представляется возможным. Это и то, что К. Ра– дек, якобы, организовал в Германии в 1919 г. убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург, и то, будто бы К. Либкнехт имел какие-то компрометирующие материалы на Ленина и собирался их обнародовать, и то, что покушение на Ленина в 1918 г. Ф. Каплан организовано Троцким и то, что антикоминтерновскии пакт был направлен главным образом против Великобритании и США, а не против СССР, и много еще других подобных неожиданных выводов. Такое многообразие неизвестной или малоизвестном ранее информации, естественно, не воспринимается сразу на веру, оно требует проверки, подтверждений, осмысливания, но в память все западает. Во всяком случае книга Мартиросяна «Заговор маршалов» побудит у многих людей стремление найти подтверждение или опровержение приведенной неожиданной информации, к исследованиям отдельных мгновений нашей истории.

В заключение еще раз следует заметить, что книга А.Б. Мартиросяна «Заговор маршалов» чрезвычайно многоплановая, сложная по композиции, перенасыщена множеством известных и неизвестных ранее фактов, необычным толкованием известных событий из эпохи советского периода нашего государства. Поэтому читается она и с интересом, и трудно. Позиция автора книги в оценке некоторых, правда немногих, событий нашей недавней истории вызывает массу вопросов и часто несогласие. В первую очередь – его отрицательные опенки личности Ленина без какого-либо анализа того или иного события, в связи с которым Ленин мельком упоминается, просто провозглашается отрицательный штамп, и все. При каждом таком упоминании Ленина я выразил свое протестующее суждение. Вместе с тем, глубокое исследование главной темы книги – происхождение, развитие и геополитическая основа антисоветского, антисталинского заговора Тухачевского и его сообщников вызывает, с моей точки зрения, полное доверие и поможет многим людям разобраться в этом, очень непростом событии нашей истории.

Глава 13. В ПОИСКАХ ОТВЕТА НА ЖГУЩИЕ ВОПРОСЫ

НЕИЗБЕЖНА ЛИ БЫЛА ЭТА ТРАГЕДИЯ?

Я снова и снова задаю себе этот вопрос, мучающий меня все минувшие послевоенные годы. И с твердой убежденностью отвечаю себе и всем моим собеседникам и оппонентам – нет. Этого не должно было быть! Отвечаю с позиции участника Великой Отечественной войны, ветерана Советских вооруженных сил, с позиции много читавшего и размышлявшего о войне и предвоенных годах. Но сначала о самом трагическом.

Уверен, немногие из советских людей имели истинное представление о первых мгновениях начала войны на нашей западной границе и о последующих тяжелых поражениях нашей армии в первое полугодие войны, особенно в полосе нашего Западного фронта. Не знает тех событии или знает в невероятно искаженном виде и нынешнее поколение.

Те трагические события в самом сжатом виде я пытался представить в своей книге «Публицистика 1997 – 2003...», изданной в 2003-м году. Остановимся на них, стараясь не повторяться, и здесь, При этом очень желательно, чтобы каждый читающий эти строки положил перед собой крупномасштабную карту Брестского района или Брестской области.

Сам я давно, ещё со времен войны начавший задумываться над трагедией начала воины, по настоящему ощутил её лишь в 1971 году, когда впервые прочитал в 3-ем томе «Военного дневника» Ф. Гальдера – начальника генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии, вот это:

«22 июня 1941 года (воскресенье) 1-й-день воины... 13.30... Командование ВВС сообщило, что наши военно-воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника... Немецкие потери составляют до сих пор 10 самолетов».

В примечании редактора перевода к этой записи Гальдера сказано:

«Потери немецкой авиации Гальдер занизил... Всего по донесениям фронтов 22 июня 1941 г. было уничтожено не менее 120 немецких самолетов».

Редактором перевода дневника Гальдера был генерал-лейтенант П.А. Жилин. Цена его слова к тому времени была хорошо известна всем, кто читал его публикации о событиях Великой Отечественной войны. В первые послевоенные годы он даже доказывал: наше отступление 1941 года было планомерным с целью заманить противника вглубь своей территории и там его разгромить. Поэтому слова примечания Жилина не казались убедительными.

Указанное Гальдером число сбитых немецких самолетов настолько невероятно, что до сегодняшнего дня я больше нигде не встречал его упоминания ни в мемуарах, ни в другой военной литературе, посвященной началу войны; в своих же публикациях я неоднократно указывал его, начиная с 1989 года, и пытаюсь найти объяснение этому невероятному событию и не нахожу его до сих пор.

Потери нашей авиации за 22 июня 1941 года советская военно-историческая литература оценивала неизменно в 1200 самолетов, немецкие авторы наши потери за весь день 22 июня 1941 года оценивали по-разному.

По самым последним данным, приведенным, например, в книге В. Фалина «Второй фронт», соотношение потерь сторон в авиации за 22 июня 1941 года характеризуется такими цифрами: уничтожено 1811, в том числе 1439 на земле, советских самолетов и 35 сбитых и около 100 поврежденных немецких самолетов. Не намного утешительнее для меня и эти последние цифры.

Неизмеримо тяжелее, чем где либо, сложилась обстановка в первые часы воины на нашем Западном фронте. Наиболее обстоятельно описание первых часов воины на Западном фронте и, в частности, в районе Бреста и Брестской крепости, дал Л.М. Сандалов, бывший начальник штаба 4-й армии, прикрывающей Брестское направление, в книге «Первые дни воины», посвященной описанию боевых действии 4-и армии в период с 22 июня по 10 июля 1941 года. Следует заметить, что в повести С.С. Смирнова «Брестская крепость», в последующей художественной литературе и публицистике события первых часов воины представлены, на мой взгляд, далеко не во всем объективными, за исключением, пожалуй, повести Бориса Васильева «В списках не значился». Причины этой запутанности Л.М. Сандалов объясняет так в своей книге:

«Крайне ограниченное количество, нередко противоречивость и недостаточная объективность сохранившихся архивных материалов 4-и армии и Западного фронта начального периода Великой Отечественной войны, осложнили написание труда и не позволили автору с достаточное полнотой исследовать и осветить методы организации связи и управления войсками, работу тыла и материально-технического обеспечения войсками, использование родов войск в ходе отступления и другие вопросы».

С такой оценкой архивных материалов о начальном периоде Великой Отечественной войны на Западном фронте я полностью согласен, распространил бы ее на многие участки других наших фронтов. И еще добавил бы: особенно неясной до сих пор остается организация противовоздушной обороны войск 4-й армии и Брестской крепости и многие другие вопросы.

Сандалов в своей указанной книге обрисовал общую обстановку в полосе прикрытия 4-й армии, противостоящей основным силам немецкой группы армии «Центр» – 2-й танковой группе и 4-й полевой армии, совместно действующей с танковой группой, прикрывая от этих сил брестское направление. Правильнее сказать, направление по обе стороны от Варшавского шоссе, идущего от Варшавы через Брест, Барановичи, Минск, Смоленск, Ярцево, Вязьму, Можайск на Москву. С юга наша 4– я армия граничила по линии Влодава – Невеж (на Припяти) и далее по реке Припять с Киевских Особым военным округом – КОВО. Непосредственно на стык ЗОВО и КОВО весной 1941 года была поставлена 75– я стрелковая дивизия генерала С.И. Недвигина. Поставлена там эта дивизия была явно в ряду мероприятии по усилению прикрытия стратегического московского направления. На севере и северо-западе 4А граничила с 10-й армией ЗОВО по линии Дорохиничи, Беловежа, Коссово. Ширина фронта прикрытия границы, отведенного 4А от Дорохиничей до Влодавы с центром – Брест и Брестская крепость,– составляла около 150 километров. По данным Сандалова в состав 4 А входили:

28-и стрелковый корпус (42, 6, 75 и 100-я стрелковые дивизии);

14-й механизированный корпус (22-я, 30-я танковые и 205– моторизованная дивизии);

120-й и 136-й отдельные гаубичные артполки резерва Главного командования;

62-й Брестский укрепленный район;

10-я смешанная авиационная дивизия;

89-й пограничный отряд.

Перечислив состав боевой техники, вооружение частей и соединений 4-й армии Сандалов отмечает:

«Из приведенных данных видно, что армия располагала большими силами. Если учесть, что полоса прикрытия государственной границы армии не превышала 150 км, из которых около 60 км были почти непригодными для действии войск, то армия могла создать оборону с большой плотностью войск и техники на 1 км. фронта.

Однако нужно было много сделать, чтобы имеющиеся силы и средства максимально использовать для отражения возможного нападения.»

Сделано было немного. Это и привело к трагедии. Война ворвалась к нам именно через брестское направление.

Одной из причин разгрома немцами авиации Западного фронта является, конечно, неоправданно близкое к границе расположение его аэродромов. Бывший начальник штаба армии так высказался по этому вопросу:

«Аэродромная сеть Западной Белоруссии была развита очень слабо. Имеющиеся аэродромы были низкого качества, без бетонированных взлетно-посадочных полос, малых размеров и не пригодны для посадки и взлета новых более совершенных самолетов. Поэтому в начале 1941 года Советское правительство приняло решение о постройке новых аэродромов с бетонированными взлетно-посадочными полосами размером 1200 на 80 м. На брестском направлении намечено было построить 15 и на белостокском – 12 аэродромов... Постройка аэродромов началась в мае 1941 года. На 1 июня было охвачено только 50% утвержденного... плана строительства аэродромов на 1941 год. Естественно, что к началу воины ни один из вновь строившихся аэродромов не был закончен».

Здесь следует обратить внимание на то, что Сандалов ни слова не говорит о подготовленности для действий авиации ЗОВО полевых аэродромов, особенно для новейших самолетов. Были ли они вообще в ЗОВО? Так или иначе первыми бомбовыми ударами немцы накрыли самолеты 10-й смешанной авиадивизии 4-й армии на стационарном аэродроме. В этом очевидная вина не только оперативных структур командования, но и руководства авиацией ЗОВО.

В противовес такому положению в ЗОВО совсем по другому обстояло дело в КОВО и ОдВО. Я уже не раз обращал внимание читателей на важное свидетельство А.И. Покрышкина в его книгах «Небо войны» и «Познай себя в бою». Его истребительный полк смешанной авиадивизии ОдВО стоял в самом начале войны совсем рядом с советско-румынской границей. И вот что он писал в этих книгах о полевом аэродроме у местечка Маяки под Котовском, на который его полк, оснащенный самолетами МиГ-3, перелетел в июне 1941 -го незадолго до начала войны.

“Маяки” – один из тех аэродромов, которые десятилетиями обозначались лишь на секретных картах, а использовались колхозами для сенокосов и выпаса скота. «Их было много разбросано по степной Украине, на них годами не приземлялся ни один самолет, и кое-кому могло показаться, что они не нужны. Но пришло время, когда военной авиации понадобилось это поле, покрытое молодым клевером. Словно рой пчел приземлился на нем наш полк».

Касаясь особенностей дислокации своей армии, как составной части Западного, ранее Белорусского особого военного округа, Сандалов подчеркивает:

«... дислокация советских войск в Западной Белоруссии вначале была подчинена не оперативным соображениям, а определялась наличием казарм и помещений, пригодных для размещения войск. Этим, в частности, объяснялось скученное расположение половины войск 4-й армии со всеми их складами неприкосновенных запасов НЗ на самой границе – в Бресте и бывшей Брестской крепости. Даже окружной военный госпиталь находился в помещениях крепости».

И к моменту нападения немцев в Брестской крепости находилось неоправданно большое количество боевых частей 4-й армии, отдельных боевых частей окружного подчинения, боевой и вспомогательной техники. Сандалов перечисляет эти части, почти все погибшие в стенах Брестской крепости от артобстрелов и интенсивной бомбардировки врага.

Расположение основного состава двух стрелковых дивизий, большого количества отдельных дивизионных, армейских и других частей в тревожное напряженное время в Брестской крепости, а не на своих позициях кажется более чем странным. Почему-то 75 стрелковая дивизия генерала С.И. Недвигина, прибывшая совсем недавно в состав 4-й армии, находилась к моменту нападения немцев на своих боевых позициях. И достойно встретила врага на границе южнее Бреста в районе населенных пунктов Малорита-Медная – Черск. Небезынтересно посмотреть, в каком же состоянии застигло немецкое нападение другие соединения и части 4-и армии. Информация об этом представляется настолько важной для понимания тех трагических событий, что не будем её пересказывать, а снова и снова процитируем Л.М. Сандалова.

«В 14-м механизированном корпусе... Танковые полки танковых дивизии закончили полковые учебные сборы. Танковые полки 30-й танковой дивизии остались 21 июня на ночлег в лесу западнее Пружан ( случайно ли ? – В.Ф.), а 22-й танковой дивизии возвратились со сборов к месту своей дислокации» (в южный военный городок, расположенный недалеко от южной окраины Бреста – В.Ф.) Здесь, забегая вперед, заметим: 30-я танковая дивизия 14 МК не попадет под первые бомбежки, 22-я танковая дивизия, военный городок которой находился в 2,5 —3-х км. от границы, попадет сразу под первые артналеты и бомбежки, практически сразу потеряет боеспособность и будет беспорядочно отходить к месту своего сбора по боевой тревоге, в Жабинку, что километрах в 30 восточнее Бреста. Читаем дальше у Сандалова: «Авиационные полки 10-й смешанной авиационной дивизии, за исключением штурмового полка, который к 21 июня был полностью перебазирован из Пружан на полевой аэродром в 8 км от государственной границы, оставались на стационарных, известных немцам, аэродромах. Новые истребители и штурмовики, поступившие в полки, еще не были опробованы, а новые бомбардировщики (Пе-2) даже не заправлены горючим». Обратим внимание на важное свидетельство бывшего начальника штаба 4-й армии: штурмовой полк 10-й смешанной авиадивизии полностью до 21 июня перебазировался со стационарного аэродрома в Пружанах на полевой аэродром. С чего бы это вдруг он перебазировался на полевой аэродром? Да потому что этого постоянно требовала Москва. И последнее требование такого рода было спущено в западные военные округа 19 июня 1941 года. Об этом имеется масса свидетельств участников тех событий. К сожалению, об этих свидетельствах умалчивает Сандалов. Я их собрал и привел в своей книге.

Полки 10-й авиационной дивизии, которые остались на своем постоянном аэродроме, были разгромлены на земле. То же самое произошло и с другими авиадивизиями Западного фронта в первые часы 22 июня 1941 года. Еще есть одно мимоходом оброненное принципиально важное свидетельство в книге Сандалова на стр. 58 – 59 о том, насколько внезапным было нападение немцев. Вот его слова:

«Нужно сказать, что командиры считали возможным вторжение фашистов еще 14 – 16 июня, но после сообщения ТАСС в газетах от 14 июня 1941 года их тревожное состояние стало сменяться уверенностью, что есть какие-то неизвестные им обстоятельства, которые дают право правительству СССР и Генеральному штабу оставаться спокойными. Во многих частях, дислоцированных в Брестской крепости, красноармейцы в первой половине июня спали одетыми, а в последние дни перед войной получили разрешение эту «напрасную бдительность» прекратить»... Но тут же Сандалов добавляет:

«Однако следует указать, что в то время как приграничные армии не принимали никаких мер по приведению войск в боевую готовность, стрелковые корпуса, дислоцированные в восточных областях Белоруссии, по указанию Генерального штаба 18 – 21 июня начали выдвижение походным порядком и по железной дороге ближе к границе. Об этом знали и военнослужащие, и гражданское население Западной Белоруссии. Имелись также сведения о начавшейся в середине июня перевозке войск Уральского военного округа в район Опочка, Полоцк, Витебск, Невель – на стык Западного и Прибалтийского военных округов (соединения и части 22-и армии).

Почему же при явных признаках готовящегося на СССР нападения фашистской Германии не была своевременно приведена в боевую готовность 4-я армия, как и другие армии?».

А ответ-то на этот вопрос, который следовало бы задать самому начальнику штаба 4-й армии, предельно прост. Приграничные войска всегда, днем и ночью, зимой и летом, в любую погоду, особенно в неспокойное время, каким была обстановка в последние месяцы перед войной, должны находиться в боевой готовности. Этого требуют не только военные уставы, но и вся сущность воинской службы.

Нельзя не обратить внимания и на такие слова Сандалова:

«Так или иначе, но войска Западного Особого военного округа, как и 4-й армии, входившей в его состав, не были приведены в боевую готовность, и 21 июня занимали крайне невыгодное положение, которое не позволило отразить первые мощные удары врага и повлекло большие потери и серьезные поражения в приграничных сражениях».

Крайне невыгодное положение, занятое войсками задолго до начала воины – это уже очень серьезный просчет командования ЗОВО.

Остановившись кратко на всех узловых вопросах, связанных с состоянием и расположением войск на брестском направлении, мы подошли к последнему моменту мирного времени. Об этом моменте в книге Сандалова написано так.

«... вечером 21 июня ни командование 4-й армии, ни командиры соединении и частей, ни советские и партийные организации Брестской области не ожидали вторжения немецко-фашистских войск и не думали, что оно произойдет через несколько часов. Поэтому никаких мер по приведению войск в боевую готовность вечером 21 июня на брестском направлении не проводилось».

Такое поведение военного командования и брестских городских и областных властей кажется, по меньшей мере, странным. Уж кто-кто, а они-то складывавшуюся обстановку, тревожную и напряженную, не могли не чувствовать. Да об этом дальше на той же странице пишет и сам автор книги:

«Между тем обстановка настоятельно диктовала необходимость осуществления срочных мер по приведению войск, государственных, партийных, общественных и других организаций в готовность на случаи быстрого развертывания грозных событии. Командующим войсками 4– и армии и Западного Особого военного округа, также как и Генеральному штабу, было известно, что против наших войск, находившихся в Западной Белоруссии, сосредоточено 45 – 47 немецких дивизий. Эти данные почти полностью соответствовали действительному количеству войск в немецкой группе армии «Центр» (51 дивизия}. Более того, НЕ ОСТАЛОСЬ НЕЗАМЕЧЕННЫМ ЗАНЯТИЕ В ПОСЛЕДНИЕ НОЧИ ЭТИМИ ВОЙСКАМ ИСХОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ ДЛЯ НАСТУПЛЕНИЯ» – (выделено – В.Ф.) Тем не менее, читаем у Сандалова вот это:

«Несмотря на достаточное количество данных о скором нападении немецко-фашистских армий, указания Народного комиссара обороны о том, что приведение войск в боевую готовность спровоцирует воину, даст повод фашистской Германии к нападению на Советский Союз, лишило командование всех степеней самостоятельности в принятии решении на приведение войск в боевую готовность. Поэтому до 24 часов 21 июня никаких мероприятии по приведению войск армии в боевую готовность не проводилось. Аналогичная картина, видимо, была и по линии государственных органов».

Указания указаниями, а голова у каждого должна быть на своем месте. Указания могли задержаться в пути, их умышленно могли задержать в какой-то инстанции – разведка врага не дремала, – обстановка была слишком серьезной, чтобы молчаливо ожидать указании сверху. В других местах пошли на риск под свою ответственность и не проспали врага. На северном флоте, например, на других флотах. Да и в самом ЗОВО известны факты иного рода. В своей книге я приводил свидетельство генерал-лейтенанта, Героя Советского Союза С.Ф. Долгушина, бывшего летчика-истребителя одной из авиационных частей ЗОВО, расположенной в 17 км от границы, о том, что на его аэродроме тревога была объявлена 22 июня 1941 года в 2 часа 30 минут.

Дочитаем все же до конца рассказ бывшего начальника штаба 4-й армии о последних предвоенных часах в его армии.

«В 24 часа командующий и начальник штаба армии, а несколько позднее и остальные генералы и офицеры армейского управления были вызваны по распоряжению начальника штаба округа в штаб армии. Никаких конкретных распоряжении штаб округа не давал, кроме как «всем быть наготове». Командующий армией под свою ответственность приказал разослать во все соединения и отдельные части опечатанные «красные пакеты» с инструкцией о порядке действии по боевой тревоге, разработанной по плану прикрытия РП-4. Эти пакеты хранились в штабе армии и не вручались командирам соединений потому, что не было еще утверждено округом решение командующего армией. Однако командиры соединении знали содержание документов в пакетах, так как являлись участниками их составления».

Последняя фраза – тоже важное свидетельство. Многие нынешние пишущие о начале воины одной из причин запоздания с приведением частей в боевую готовность называют то, что «красные пакеты» не были вовремя вскрыты. Все ближе и ближе Сандалов подходит к роковому часу.

«Примерно в 2 часа ночи 22 июня прекратилась проводная связь штаба ; армии с округом и войсками. Связь удалось восстановить только в 3 часа 30 минут... После восстановления связи командующий армией получил переданное открытым текстом по телеграфу (БОДО) приказание командующего войсками Западного Особого военного округа о приведении войск в боевую готовность. Одновременно указывалось в первую очередь бесшумно вывести из брестской крепости «пачками» 42-ю стрелковую дивизию и привести в боевую готовность 14-и механизированный корпус; авиацию разрешалось перебазировать на полевые аэродромы.

До 3 часов 45 минут командующий армией сам лично по телефону отдал два приказания: начальнику штаба 42-й стрелковой дивизии поднять дивизию по тревоге и вывести ее из крепости в район сбора; командиру 14-го механизированного корпуса привести корпус в боевую готовность... командирам 28-го стрелкового корпуса, 49-й и 75-й стрелковым дивизиям приказ был послан с нарочными».

На этом закончилось мирное время в 4-й армии. Самые необходимые распоряжения отданы, но не все они выполнимы в короткое время, это сразу видно. Попробуйте вывести дивизию через одни или двое ворот быстро из крепости, несколько тысяч человек... А в это время...

«В 4 часа 15 минут – 4 часа 20 минут начальник штаба 42-й стрелковой дивизии доложил, что противник начал артиллерийский обстрел Бреста».

Лишь «В эти самые минуты» – пишет далее автор книги началась передача из штаба ЗОВО широко известного Приказа Наркома обороны «для немедленного исполнения» о возможном «в течение 22 – 23.06.41 г.» внезапном нападении немцев на всех фронтах, о том, чтобы «не поддаваться ни на какие провокационные действия» и «быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев или их союзников...»

Тут еще и еще раз приходится обращать внимание читающих на то, что в приказе Наркома Обороны маршала С.К. Тимошенко говорилось о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, а не просто в боевую готовность, как это хотят искаженно представить те, кто твердит, что войска не были в боевой готовности 22 июня 1941 года... О результатах первых артналетов и бомбежек немцами приграничных частей и Брестской крепости в книге у Сандалова написано так: «В 4 часа, когда только забрезжил рассвет, со стороны немецко-фашистских войск внезапно был открыт артиллерийский огонь. Враг сосредоточил огонь по войсковым соединениям и частям, расположенным вблизи границы, по пунктам, где находились работавшие в укрепленном районе стрелковые и саперные батальоны, по подразделениям на артиллерийском полигоне, собранным для показа техники, а также по заставам и постам пограничников. Наиболее интенсивный артиллерийский огонь велся по военным городкам в Бресте, и особенно по Брестской крепости, которая была буквально покрыта разрывами артиллерийских снарядов и мин. Наиболее сильный артиллерийский и минометный огонь велся по цитадели крепости».