Текст книги "Белла (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)
Глава десятая
Отъезд в Лондон наметили на пятницу, в шесть утра из Труро на королевской почтовой карете. Эти дилижансы курсировали уже пять лет, Росс и Демельза уже пользовались услугами этой компании. Экипаж следовал по старому северному маршруту, в целом надежному, минуя Лискерд и Плимут. В среднем поездка из отеля «Красный лев» в Труро до «Головы сарацина» в Лондоне занимала тридцать пять часов. Когда они сели в экипаж, их обрадовали, что первую часть пути они будут ехать внутри в одиночестве. Погода стояла промозглая, и Демельзе было не по душе, что семеро пассажиров в целях экономии сидят снаружи. Но для обожженной ступни Росса это пойдет на пользу.
Утром они мало разговаривали. Может, именно потому, что они стали мало общаться, думала Демельза, Генри и задал ей тот чувствительный вопрос.
– Я сплю на ходу, – сказала Демельза. – Ведь мы встали в четыре утра. Ты не против, если я вздремну?
– Не против. Что ж, пользуйся возможностью, пока к нам не подсел какой-нибудь пузатый горожанин.
На какое-то время установилась тишина, только экипаж покачивался и трясся по разбитой дороге к Сент-Остеллу. Через двадцать минут Демельза открыла глаза и, заметив на себе неотрывный взгляд Росса, захихикала.
– Не могу заснуть.
– Я тоже.
Эта поездка всегда давалась им с трудом. Совсем скоро, думала Демельза, они будут ездить в экипаже до Бата, а потом пересаживаться на паровоз до Лондона. Но ей не особо этого хотелось. К тому же при мысли о паровой машине она обязательно вспомнит Джереми. Росс вытянул теперь уже другую больную ногу.
– Вот скажи, я усох?
– Усох? – Демельза осмотрела его крепкую фигуру. – Ты? Почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось, что Джордж как-то усох, когда я видел его во время пожара в Плейс-хаусе. Он тогда сидел на скамейке в одиночестве.
– Вот как?
– Я снова это отметил, когда пришел к нему в Кардью после смерти Валентина. Он сидел в кресле, сгорбившись, и я подумал, что он каким-то образом уменьшился в размерах.
– С чего ты взял, что ты сам уменьшаешься?
– Он старше меня на год. Просто пришло в голову.
– Тот несчастный случай мог его состарить.
– Надеюсь, мой несчастный случай не повлияет на возраст!
– В будущем веди себя умнее и не лезь в пекло, чтобы тебя не ударила по голове падающая балка!
Росс смотрел на стучащий в окно дождь. В прошлом году они ехали в этом же экипаже, и весь путь до Лондона их сопровождали дождевые тучи.
– Могу сказать только одно, неважно сильно ли усох Джордж или не очень, но не стоит недооценивать его коварство, мстительность и обидчивость. Горбатого могила исправит, – сказал Росс.
– Он и правда скорбит о кончине Валентина?
– О да. Но еще сильнее беспокоится за ребенка.
– И в этом ты пошел ему поперек.
– На какое-то время. Селина может передумать. Или Уил-Элизабет принесет не такую прибыль, как мы надеемся. Деньги Джорджа всегда останутся угрозой.
– С которой тебе не хватит сил тягаться.
– Естественно. Даже пытаться не стоит.
– Или она может повторно выйти замуж.
– Вполне возможно. У нее на лице написано, что она еще не раз выйдет замуж.
Они ехали по лесистой долине неподалеку от Пробуса. С темных деревьев капала вода.
– А еще остается загадка с Валентином, – сказала Демельза.
– Загадка? Ты про мое видение?
– Отчасти. Но не совсем.
На какое-то время разговор прервался из-за шума снаружи, экипаж остановился и сошли два пассажира. Когда карета снова покатила дальше, Росс продолжил:
– Ты, конечно же, знаешь главную причину, из-за которой я поехал в Плейс-хаус тем утром – передать Валентину предупреждение от Филипа Придо, что его собираются арестовать за вывоз контрабандного олова из страны.
– Да. Теперь я об этом знаю.
– Так вот, на похоронах Дэвид Лейк сказал, что Валентин уже знал.
– Что?!
– Кто-то из матросов с брига сообщил ему, что ходят такие слухи, и что он, этот человек, уезжает из Корнуолла, спасая шкуру.
– Но тогда получается... Что это значит?
Росс помотал головой.
– Я ломал над этим голову. Никто теперь не узнает.
Демельза наконец задремала, проспав до самого Бодмина. Там они передохнули и выпили чаю с печеньем. Она обрадовалась камину на постоялом дворе, сняла перчатки и протянула руки к огню. Поданный чай обжигал, тепло разошлось по телу. Впереди их ждал длинный отрезок пути по вересковым пустошам до самого Лонсестона. Они поужинают там и заночуют в Хонитоне. Мысли Росса как будто и не прерывались, и он сказал:
– Многое о Валентине мы никогда уже не узнаем.
– Ты думаешь...
– Ты о чем?
– Ну... что он покончил с собой?
Росс покачал головой.
– Он не похож на... Но оказываясь в трудном положении, люди совершают немыслимые поступки... Господи, даже не знаю. Осознав, что наворотил кучу дел, он мог прийти к убеждению, что нет приемлемого выхода, и стал еще упорней напрашиваться на неприятности, поэтому спонтанно пошел на риск, дополнительный риск, ради спасения любимого шимпанзе, риск, на который не пошел бы, если бы над ним не висела угроза суда и тюрьмы...
Несмотря на то, что супруги делили одну спальню, дома их всегда окружала семья и слуги. В общем пространстве дома сложно было обсуждать такие чувствительные проблемы. Как правило, время на личные беседы находилось только в постели – перед сном или рано утром, однако в последние несколько недель, а казалось, прошли долгие месяцы, они так не разговаривали. В почтовой карете они были заточены, как в одиночной камере, по крайней мере, еще на час, и никто не отвлечет делами шахты или усадьбы.
– Ты знаешь, что на днях мне сказал Генри? – прервала молчание Демельза. – Он спросил: «Вы с папой больше не любите друг друга?»
Росс улыбнулся, но помрачнел.
– И что ты ответила?
– Спросила, что он имеет в виду. Он хотел рассказать, но запнулся и сразу умолк. Тогда я объяснила, что ты очень расстроился из-за смерти Валентина... Разумеется, я сказала, что мы все очень расстроены, но папа больше всех. Я пыталась объяснить, что после смерти Джереми вы с Валентином сделались особенными друзьями, больше привязались друг к другу, а потом, когда Валентин расстался с Селиной, ты пытался поддержать его, дать совет. В конце концов, это правда, хотя бы отчасти.
– Гарри – очень наблюдательный ребенок. Но детская интуиция не видит глубинной сути.
– И это неудивительно. Похоже, он что-то услышал и выспрашивал подробности у Эллен Портер.
– Надо отказаться от услуг этой ненадежной девицы. Или сделать ее горничной, чтобы взяла на себя часть работы Бетси-Марии.
– Потом он спросил, разрешу ли я иметь ему домашнего питомца наподобие Батто.
– Надеюсь, ты ему разъяснила, что он и так окружен животными, которые точно не подожгут дом?
– ...Он ведь проницателен для ребенка восьми лет, согласен?
– Если бы тебя вынуждали ответить на его первый вопрос, что бы ты сказала?
Демельза закусила губу.
– Я бы ответила, что мы до сих пор любим друг друга, но из-за последних событий между нами не все гладко.
– Все настолько скверно?
– А ты бы как ответил на моем месте?
– Я бы ответил... нет, я ничего не стал бы объяснять восьмилетнему ребенку. Ты права!
– А восемнадцатилетнему тоже не стал бы объяснять?
– Вот тут другое дело. Ладно. Мне пришлось бы ответить, что в своей жизни я любил только двух женщин. Вот. Первая вышла замуж за моего главного врага. Вторая вышла за меня. Она моя возлюбленная, подруга, хозяйка дома, мать моих детей, голос... моей совести. В моих глазах она не сравнится ни с какой женщиной на свете. У меня, как у простого смертного, временами возникают иные привязанности, другие незначительные фантазии и мечты – всякое, но только не измены. Временами это чрезвычайно сильные привязанности, особенно по отношению к трудному юноше, который, как я подозреваю, был моим сыном. Наверное, это сопряжено с чувством вины! Но опираясь на такую гипотезу, нравится мне это или нет, я и дальше буду проявлять интерес к судьбе его сына. По-другому не получится, и если жена не требует проявлять интерес исключительно к ней, она получает от меня всю неизменную поддержку, интерес, заботу, сочувствие, любовь и сердечную доброту. И если последние недели я тем или иным образом пренебрегал семьей, то прошу у нее прощения и постараюсь исправиться. Так лучше?
Минуту погодя Демельза тихо проговорила:
– Не знаю, смеяться мне или плакать.
– Почему вдруг смеяться?
– Потому что от такой чудесной речи у меня слезы на глаза наворачиваются, но ты произносишь ее легкомысленно, отчего на ум приходит мысль, что ты говоришь об этом – как там это слово? – цинично. Это так, Росс?
Он пристально и долго смотрел ей в глаза.
– Ответ отрицательный. Но теперь я понимаю, что не следовало всего этого тебе говорить.
Как странно, думала Демельза, такие замечательные слова вроде должны способствовать их примирению, но почему-то трещина еще не заросла.
– Доктора считают, что зрение можно спасти, – сказал Макардл. – Но ему придется провести хотя бы неделю в темной комнате. А потом, если все пойдет хорошо, потребуются две-три недели для восстановления.
– Что ж, вот и все, да? – сказал Джозеф Глоссоп. – Мы либо полностью отменим, либо отложим постановку до Нового года.
– Мы уже распродали большую часть лучших мест в ложах! – метался Рори Смит, управляющий театра. – Будь проклят этот чертов Флинн во веки веков! Его нужно гнать со сцены!
– Он ирландец, – заметил Глоссоп, – и слишком возбудим. Другие постановщики теперь примут это к сведению.
Макардл шагал взад-вперед по кабинету.
– Я уже перебрал всех людей, которые могли бы его заменить. Джеймс, его дублер, слишком уродлив. Нужно было подумать об этом раньше, но кто мог предвидеть такой поворот? Жаль, ведь у него хороший голос, да и фехтовальщик он неплохой, только публике, которая ожидала увидеть Артура Скоулза, он точно не понравится.
– На Кина никаких надежд? – спросил Смит.
– Невозможно! Он играет Лира в «Гардене», как вы знаете.
– Дэвидж сейчас в Америке. А Кук?
– Ему уже за пятьдесят, да он на них и выглядит. Разумеется, будь с нами Кин, зрители проглотили бы что угодно.
Макардл встал спиной к окну, закрыв собой большую часть зимнего света.
– Известное имя – вот что мне нужно. Или совсем неизвестное. Вот бы вы нашли кого-нибудь, чтобы пробудить в публике любопытство...
– О Масгроуве вы думали? А Эрик? Не очень известен. Докатился до того, что играет синьора Монтекки. Хотя, признаться, он моложе остальных. Сможет ли Шарлотта сделать вид, что влюблена в него? Нет, лучше отменить спектакль. Так безопаснее. Мне нужно заботиться о репутации.
– Мне предложили еще одну кандидатуру, – сказал Глоссоп. – Идея эксцентричная, однако на меня оказывают определенное давление.
Все выжидающе посмотрели на него. В конце концов, именно его семья поддерживала на плаву Королевский театр «Кобург», чтобы в нем не погасли огни. Бросив взгляд на остальных, Глоссоп покачал головой.
– Не знаю. Вряд ли. Дайте мне еще сутки. Завтра в это же время мы примем решение.
Карета прибыла в Лондон в пять часов воскресенья. В этот час город был черным, как антрацит, однако горели фонари, к тому же многие улицы с недавних пор освещались газом. Кристофер, одетый по-городскому, встретил их у «Головы сарацина» в частном экипаже, который должен был отвезти их на Георг-стрит. Он передал теплые приветствия от Беллы, а также ее извинения – в театре что-то случилось, и потребовалось ее присутствие. В театре серьезно подумывали о переносе спектакля, и наконец, решили не отменять его, но это означало череду дополнительных репетиций. Вторую генеральную репетицию назначили на понедельник, а премьера была назначена на вторник, как и запланировано. Вероятно, будет четыре спектакля, но в случае успеха, возможно, представления продолжатся на следующей неделе.
– Перенос спектакля как-то касается Беллы? – спросила Демельза.
– Да. Кого-то ранили в поединке, и это означает перестановки в актерском составе.
– Белла играет другую роль?
– Да. Но полагаю, она бы хотела сама вам обо всем рассказать.
– Не сомневаюсь, – сказал Росс.
– Ваше письмо о Валентине пришло вчера. Мы все страшно расстроились. Вы поправились, сэр?
– Благодарю. В целом – да... Все хорошо.
– Это обезьяна подожгла дом?
– Да. Шимпанзе тоже погиб. Его похоронили на утесе, чуть выше руин дома. Полагаю, доктор Энис сохранил некоторые части тела для исследований.
– Лучше бы он этого не делал. – Демельза вздрогнула. – Иногда я не понимаю, как Кэролайн с этим уживается... с препарированием прямо в доме.
– Не в доме, дорогая. Он использует часть конюшни.
– А еще арестовали Пола Келлоу? После моего приезда к вам столько всего произошло!
Доехали они быстро и вскоре уже разгружали багаж у дома номер четырнадцать. Миссис Паркинс встретила их и помогла Кристоферу перенести наверх саквояжи.
– Не останешься с нами на ужин? – спросила Демельза.
– Благодарю, вы очень добры, но я собирался вернуться в театр, забрать Беллу, когда они закончат, и отвезти ее домой.
– В котором часу это будет?
– Она говорила – в восемь или в девять.
– Тогда до завтра, наверное, не стоит ее беспокоить?
– Я ни в чем не уверен. Не уверен даже насчет завтрашней генеральной репетиции. Все зависит от Макардла, он любит все доводить до совершенства. Надеюсь, вы оба поймете. Такой вот поворот. Мы, конечно, не ожидали ничего подобного
– Мы бы стали более понимающими, – мягко сказал Росс, – если бы знали, о каком повороте идет речь.
Кристофер расправил плечи.
– Что ж, в таком случае, сэр, я бы не прочь чего-нибудь выпить, если у вас есть.
Демельза позвонила, вызвав миссис Паркинс, и все потягивали бренди, закусывая кексом.
– Как бы я хотел, чтобы она лично вам все рассказала, – начал Кристофер, – но теперь вижу, что без подробного объяснения вы не поймете, чем ваша дочь так занята сегодня вечером, что даже не может с вами встретиться... И, кажется, только я могу объяснить.
– Это означает плохие новости?
– О нет! Надеюсь, вас это так же взволнует, как и меня, однако... однако у вас могут появиться сомнения... Даже не знаю...
– Так расскажи, что происходит.
Кристофер рассказал о несчастном случае с Артуром Скоулзом, о поисках замены, о выборе между отсрочкой и отменой спектакля, о принятом в итоге решении.
– В конце концов, – сказал он, – Макардлу и Глоссопу надлежало принять окончательное решение. Или найти творческий выход из положения, который приведет к наименьшим потерям. В итоге они спросили Беллу, сможет ли она сыграть эту роль.
– Что?! – выпалил Росс.
Демельза сглотнула и спросила:
– Какую роль?
– Ромео.
Глава одиннадцатая
– Меня не было рядом в тот момент. Я находился у себя в конторе. Кажется, ее вызвали в комнату управляющего театром и в упор спросили, справится ли она.
– Боже!
– И знаете, что они сказали? Что она почти без колебаний ответила: «Да, разумеется».
Воцарилась ошеломленная тишина.
– Но это же, – заговорила Демельза, – это же главная роль...
– Да, как и роль Джульетты.
– Но она была... как это называется... дублершей Джульетты! А это мужская роль!
– Иногда женщины тоже ее исполняли. На самом деле, как я понимаю, сыграть Ромео страстно мечтают многие наши ведущие актрисы. Его играла миссис Актон. И миссис Армитадж. Думаю, Сиддонс тоже хотела. Она сыграла Гамлета. Все равно Белла собиралась играть мужчину, небольшую роль.
– Но это... невозможно, – сказал Росс. – Ты единственный, кто видел Беллу на профессиональной сцене. И она сыграла главную роль. Скажи честно, что ты об этом думаешь?
– Мне показалось, что Белла в прекрасной форме. Она играла хорошенькую молодую наследницу... Чудесно пела, но это совершенно другое... Зрители, надо сказать, были в восторге, но...
– Это была иностранная публика!
– Там же столько текста для запоминания, – сказал Росс. – Она должна идеально знать все слова!
– Похоже, она знает. Или почти. Не забывайте, она впитывала в себя эту пьесу несколько недель.
– Но разве Ромео не должен драться на дуэли? – спросила Демельза. – Похоже, должен, судя по твоему рассказу!
– Да. Но уверяю вас, Фергюс Флинн, который уже вывел из строя одного Ромео, оказав при этом медвежью услугу своей актерской карьере, теперь два раза проверит, не слишком ли он реалистичен... А Белла быстро учится.
– Что значит «быстро учится»?
– С тех пор как я услышал эту новость, я обучаю Беллу основным ударам и выпадам. Когда зимой Веллингтон стоял в Лиссабоне, он устроил спортивные состязания, чтобы чем-то занять войска. Приз за фехтование получил я.
Росс встал.
– Кристофер, это ты стоишь за этим назначением?
– Если вы спрашиваете, не я ли ее уговорил, то это, разумеется, не так. Когда она согласилась на роль, меня там не было. Я и не пытался отговорить ее, потому что желаю ей успешной карьеры. Это поразительный шанс. Даже неудача может принести ей славу. Возможно, только я знаю, как глубоко она переживает потерю оперного голоса. На прошлой неделе она сказала, что чувствует себя пустым местом – как будто вообще не существует. Я верю, что такая неординарная возможность – вернуться не в качестве статиста, а в самый центр сцены, оживит ее. Разве я мог поступить иначе?
– А ты что думаешь? – Росс посмотрел на Демельзу.
– У меня нет слов.
– Тут точно не обошлось без чьего-то влияния. Не приложил ли к этому руку Эдвард Фитцморис?
– Он сейчас в Норфолке, – сказал Кристофер, – Белла слышала это вчера от Клоуэнс.
– А сколько примерно зрителей вмещает королевский театр «Кобург»? – спросила Демельза.
– От пятнадцати до восемнадцати сотен.
Демельза больше ничего не сказала, лишь выразительно, почти с мольбой, посмотрела на Росса.
Кристофер перехватил ее взгляд.
– Не было возможности просить вашего одобрения. Она сказала «да», и у меня нет полномочий сказать «нет». Знаю, это сложнейшая задача для нее, но, видимо, назад уже не повернуть.
– Ты сказал, что неудача может все равно пойти ей на пользу, – сказал Росс, – но что, если неудача не окажется такой уж достойной? Это может положить конец ее желанию появляться на публике. Полностью убить в ней уверенность! Ты ведь понимаешь, насколько жестоко и грубо может вести себя толпа. Публика там не самая утонченная. Театр расположен в бедном районе.
– Сомневаюсь, что в Руане публика отличалась высокой культурой.
– Да, не отличалась. Но когда я увидел ее выступление, Белла уже успела стать всеобщей любимицей.
– С божьей помощью это случится и здесь, – сказал Кристофер.
Никому и в голову не приходило, что Кристофер решил на какое-то время утаить правду.
Заметив степень влияния Эдварда Фитцмориса, вложившего в театр пятьсот фунтов, после чего его избрали попечителем, Кристофер продал новый дом (со значительной прибылью) и вложил пятьсот фунтов в Королевский театр «Кобург». Он рассудил, что если Белла хорошо справится с небольшой ролью, он употребит свое влияние попечителя, чтобы мистер Глоссоп в ближайшем будущем дал ей роли посерьезнее. Ничего другого Кристофер пока не придумал, но счел необходимым помогать Белле делать новую карьеру. Он не смог смириться с мыслью, что ее карьера разрушена.
Позже случился несчастный случай, и втайне от Беллы Кристофер сначала взялся за мистера Глоссопа, потом за Фредерика Макардла, а затем за обоих вместе. Это вызвало сопротивление, хотя и далекое от враждебности. Макардл на удивление оказался сговорчивее, хотя и по-прежнему противился.
– В последний раз мужскую роль сыграла миссис Актон лет пятнадцать назад. Восприняли ее вполне сносно. Женщина, играющая мужскую роль, всегда вызывала особый интерес. Шекспир хорошо это понимал. Камзол и штаны, плюс намек на похотливость. У Беллы определенно привлекательная внешность. Но нет опыта. Ох, нет, у нас такая грубая публика. Извините, Кристофер, я беспокоюсь о вашей даме. Вряд ли она станет рассматривать такое предложение.
– Спросите сначала у нее.
– Нет, слишком рискованно, – решительно возразил Глоссоп. – Моя семья вложила в театр несколько тысяч фунтов. Если постановка провалится, мы понесем значительные потери. Но если провалится с треском, нашей репутации конец.
– У меня есть средства, – сказал Кристофер. – Я готов выделить пятьсот фунтов, чтобы покрыть возможные убытки. Если все окончится неудачей, деньги пойдут на оплату расходов. Если успехом, то на приобретение еще пяти долей в театре.
Глоссоп почесал толстый подбородок.
– Вы так сильно верите в мисс Полдарк, Хавергал.
– Я давно ее знаю.
– Что скажете, Макардл?
– Я обдумаю это предложение, – отозвался постановщик. – Как говорится, надо искать способ извлечь выгоду из обстоятельств. Никому не известная девушка, никогда прежде не выступала на лондонской сцене, профессиональная оперная певица, имевшая огромный успех в Париже. Это привлечет публику... Но если в итоге все закончится крахом, зрители могут здорово разозлиться.
В мистере Глоссопе заговорили деньги:
– Как думаете, актеров возмутит такое преждевременное повышение?
– Возмутит или нет, – ответил Макардл, – но я прослежу, чтобы они этого не показывали.
Весь понедельник лил дождь. Беллу вызвали в театр на репетицию, и родители увидели ее только после обеда, около пяти, когда Кристофер привез ее к ним. Она сияла и прекрасно выглядела, но то и дело внезапно затихала и витала в своих мыслях. Она укоротила волосы и надела простое голубое платье с жестким накрахмаленным воротником, вполне под стать юноше. Совершенно очевидно, что голова ее была занята ролью.
Как кошка-мать, Демельза осматривала Беллу и гадала, не слишком ли она перетруждается после тяжелой летней болезни.
Даже голос Беллы стал ниже, вероятно, она намеренно перенимала мужские повадки, но выдержит ли она такое напряжение, декламируя текст перед тысячной аудиторией? Несмотря на подобные мысли, встреча вышла оживленной. У Беллы с Кристофером восстановились прежние нежные отношения. А вдруг внезапно нагрянет Морис?
Во вторник погода стояла хорошая, дождь прекратился. Белла сказала, что перед премьерой не хочет встречаться с родителями – проведет тихое утро и перекусит в театре.
Росс и Демельза пошли на обед к миссис Пелэм, а потом в театр к половине седьмого. Там шла легкая комедия под названием «Арлекин», а спектакль «Двое влюбленных из Вероны» начинался в семь. Время тянулось медленно. Темнело, заморосил дождик, но потом стих. Они сели в экипаж миссис Пелэм, и лошади размеренно зацокали навстречу судьбе Беллы.
Мост Ватерлоо освещали мерцающие газовые фонари, которые отражались в Темзе, как обычно, полной лодок и напоминающей прерывистую змейку светлячков.
А вот и театр. Красивый фасад. Толпа вместо того, чтобы заполнить зал, все еще стояла снаружи. Кристофер ожидал их у парадного входа и провел в ложу. Они вошли как можно тише, чтобы не мешать актерам, которые уже пели и танцевали на ярко освещенной сцене. Несколько человек в партере и на балконе, наоборот, решили помешать и всеми способами потягаться с актерами в пении.
– На Новый год собираются провести газ, – сообщил Кристофер. – Мне как-то не очень хочется; ведь эти лампы дают более мягкий свет.
Ложа находилась близко к сцене, возвышаясь над ней не больше, чем рост человека, и на таком же расстоянии от нее. На сцене играли фарс, грубо разукрашенные лица актеров были на то и рассчитаны, чтобы вызывать хохот или насмешку. Они ставили подножки и падали друг на друга, женщины кричали и показывали языки, ревел оркестр из двенадцати музыкантов. Зал был уже заполнен больше чем наполовину; народ все прибывал, толкался и ломился к лучшим местам.
«Зачем я позволила этому случиться? – подумала Демельза. – Могла ведь остановить с самого начала! Могла бы сказать: «Белла, не надо! Это не твое... И не для нас. Мы всего лишь провинциалы, которых заботит смена времен года, погода и повседневная рутина – уход за животными, сбор урожая, и так день за днем». Зачем я вообще позволила ей увлечься этой дешевой мишурой? Почему она должна выставлять себя напоказ, чтобы ее освистывали лондонцы, которые трудятся на мрачных фабриках, а по вечерам идут на пантомиму и отпускают грубые шутки? Ведь Белла скоро выйдет на сцену, играть влюбленного юношу. У Росса теперь есть средства, чтобы сходить в театр и развлечься. Но необязательно принимать участие в спектакле! Белла совсем скоро предстанет перед этим сбродом. Боже мой, кажется, я упаду в обморок! А если упаду, то сумею все это остановить?»
Музыкальная пьеса подходила к концу. Актеры кланялись, оркестр дошел до крещендо, а когда занавес опустился, сцена и зал погрузились во тьму. Кристофер дал ей программу, но у Демельзы тряслись руки. Там крупным шрифтом упоминалась мисс Белла Полдарк, поэтому читать не хотелось. Только больше расстроит. Занавес поднялся, и когда заговорил высокий, худой человек в черно-белом вечернем костюме, как диктовал законодатель мод Красавчик Браммел, гомон в зале постепенно стих.
Он оповестил зрителей о том, что они уже знали – о характере шекспировской трагедии, замечательно подобранном актерском составе, о недавней замене исполнителя роли Ромео, потому что с мистером Артуром Скоулзом произошел несчастный случай, но так удачно вышло, что руководство воспользовалось услугами мадемуазель Беллы Полдарк, которая после недавнего триумфа в Париже согласилась взять на себя главную роль (пауза для приглушенных аплодисментов). Также он рекомендует обратить внимание на великолепные декорации, специально созданные для спектакля.
Он обращался к зрителям в полутишине, а когда поклонился и скрылся за бархатными кулисами, повисла напряженная пауза, после чего занавес медленно разошелся в стороны, открывая взору оживленную улицу Вероны.
Декорации много значили для публики, и раздались одобрительные хлопки и свист. На сцене прогуливались женщины с корзинами, беседовали мужчины, в углу сидел попрошайка, ступеньки слева вели к величественному особняку с портиком. Превосходные костюмы были в основном зеленых и коричневых тонов, но с желтыми или алыми вставками на голове или у шеи. Убедительная картина. Теперь зрители точно готовы внимать действию.
Пролог начинал попрошайка, так что вскоре он встал, зевнул, пригладил драную одежду и вышел к центру сцены.
В двух семьях, равных знатностью и славой,
В Вероне пышной разгорелся вновь
Вражды минувших дней раздор кровавый,
Заставил литься мирных граждан кровь...
Итак, спектакль начался, мирная сцена внезапно сменилась ссорой между слугами и родственниками Монтекки и Капулетти, Монтекки затеяли ожесточенную драку с мечами и щитами. На репетициях много времени уделяли дракам, поэтому зрителям очень понравилось. Бенволио, друг Ромео, пытался прекратить ссору, но ее снова раздул склочный и вздорный Тибальт, кузен Джульетты. Дуэль подогревалась дубинками горожан, затем прибыли синьор и синьора Монтекки, синьор и синьора Капулетти, а вслед за ними – сам герцог Веронский и пригрозил смертью или изгнанием любому, кто в будущем осмелится нарушить порядок.
Когда народ стал расходиться, о Ромео заговорили отец и остальные. Где он? Что с ним приключилось? Только когда сцена опустела, гуляющий Ромео встретился с Бенволио и объяснил, что отчаянно влюблен в свою кузину Розалину.
Демельза с трудом узнавала дочь. В алом камзоле и штанах, волосы туго стянуты и спрятаны под алым беретом, у бедра висел меч. Голос выше, чем у остальных мужчин, но ниже обычного, каждое слово звучало ясно, но произносилось небрежно, словно она думала вслух.
Любовь летит от вздохов ввысь, как дым.
Влюблённый счастлив – и огнём живым
Сияет взор его; влюблённый в горе
Слезами может переполнить море.
Любовь – безумье мудрое...
Насколько заметила Демельза, хотя зрители никак не успокаивались, их не отпугнуло то, что Белла девушка. Действие переместилось на бал; Ромео уговорили прийти туда в маске. Когда он впервые увидел Джульетту, то позабыл Розалину и осознал, что вот она, единственная любовь всей его жизни, и зрители стали смотреть и слушать с бóльшим вниманием. К счастью, Шарлотта Бэнкрофт была на три дюйма ниже Беллы. Легкое шелковое платье, падающие на плечи волосы – этой иллюзии хватило, чтобы показать разницу между ними.
Больше всего поразило Демельзу, что ее дочь говорит с такой уверенностью и ясностью. Всего год обучения дикции в академии профессора Фредерикса! Хотя она не кричала, как пара мужчин, но ее голос звучал четче. И в основном это были стихи. Но с таким же успехом она могла произносить эти слова на кухне Нампары.
Вскоре Тибальт узнал Ромео под маской и сообщил об этом синьору Капулетти, но тот утихомирил родственника и отказался выгонять Ромео.
Демельза малу-помалу потеряла связь с реальностью и увлеклась историей несчастных влюбленных, углубившись в трагедию, которая разворачивалась на сцене. Когда сцена на балу завершилась, Кристофер шепотом извинился и вышел из ложи. Белла велела ему не заходить к ней в антракте, но Кристофер хотел пока что узнать мнение мистера Глоссопа.
– А каково твое мнение... до сих пор, Кристофер? – спросила Демельза.
Он помедлил.
– Я безмерно в нее верил, но это превзошло все мои ожидания.
Когда он удалился, Росс накрыл ее руку своей.
– Пока что...
– Росс, я поражена. Неужели это наша Белла?
– Что ж, я видел ее в Руане, но такого точно не ожидал.
– Ей затемнили кожу?
– Немного, на подбородке. Почти незаметно, можно сказать.
– Как она держится! А как ходит! Прямо как мужчина!
– Как некоторые мужчины. Чуть развязно, но не перебор. По-моему, ее ждет успех.
– Я напугана до смерти.
– Я тоже. Но чего именно ты боишься?
– Драки на шпагах.
– Да-да, – протянул Росс. – Но это же понарошку.
– Не забывай, что случилось с первым Ромео.
Пьеса прервалась после второй сцены второго акта, когда Ромео, взобравшись на стену сада за особняком Капулетти, заговорил с Джульеттой и поклялся в вечной любви. Затем следовал долгий и знаменитый диалог между ними, он стоит в саду, она – на балконе. Белла говорила с подлинной страстью, изредка пропуская пару слов, но передавала чувства с таким пылом и восторгом, что зрители застыли и слушали с упоением. Шарлотта Бэнкрофт не отставала и прекрасно сыграла роль, как дитя, впервые охваченное любовью. Когда занавес опустился, возвестив об антракте, зал взорвался аплодисментами.
Демельза еле вытерпела интерлюдию. Во время сцены на балу прозвучала необходимая музыкальная вставка, вышли певцы и танцоры. Публика их освистала. Когда начался настоящий антракт, в партере и на балконе возникла давка, одни зрители спешно протискивались к выходу, а другие устремились внутрь, чтобы занять лучшие места. Появились разносчики сандвичей с ветчиной и свиных ножек, мальчишки с устрицами вели бойкую торговлю.
Вскоре в оркестровой яме прозвучал колокол, звон повторился ровно через две минуты, сообщая зрителям, что спектакль возобновляется.
