Текст книги "Белла (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Глава третья
Бен Картер и Эстер Карн поженились в церкви Святого Сола в Грамблере, в понедельник семнадцатого апреля 1820 года. К алтарю невесту вел Сэм Карн, дядюшка Эстер. Свадьбу сыграли тихую, по просьбе обоих, но все равно пришло много людей. Том и Клотина Смит, старшая сестра Эстер и ее муж, пешком пришли из Ланнера вместе с братом Демельзы Люком. Пришли Дрейк и его жена Морвенна – высокая, элегантная и в очках, а также их дочь Лавдей – тоже высокая, в очках, но не столь элегантная.
Росс и Демельза заняли скамью вместе с Джеффри Чарльзом и Амадорой, которая недавно разрешилась второй дочерью Карлой и пришла пожелать всего наилучшего любимой няне. Хотя пока не прощалась с ней: Эсси согласилась остаться до тех пор, пока сама не окажется в положении.
Помолвка продлилась недолго, но не обошлось без происшествий. Сэм и Джинни высказывали сомнения по поводу явных симпатий Эсси к католической религии и пожелали (если свадьба состоится) вытащить Эсси из сферы опасного влияния Амадоры.
Они попусту тратили слова на бесплодные споры. Волевой и решительный Бен принимал тихое, но заметное участие и умело гнул свою линию, потому что четко знал, чего хочет для себя и Эсси. Познакомившись с Амадорой Полдарк более официально, чем на Рождественском приеме, он высоко ее оценил, а, узнав мнение Эсси, решил, что пусть та служит в Тренвите ежедневно с восьми до четырех, пока ей того хочется.
Невеста надела то же платье, что и на приеме, но дополнила его кружевной отделкой и кое-каким взятыми взаймы украшениями. Жених тоже обошелся нарядом, ушитым для него на Рождество, за исключением синего фрака с бронзовыми пуговицами, который Росс однажды надевал в море.
Мистер Оджерс скончался в сентябре, и церемонию проводил новый настоятель, преподобный Генри Профитт, которого временно разместили в доме в деревне, пока миссис Оджерс в слезах собирала детские пожитки и готовилась к отъезду.
Росс заметил, что новый священник ничем не лучше Оджерса, хотя и приехал с рекомендациями от Фрэнсиса Данстанвилля; высокий и худой, он чем-то напоминал аиста. Кэролайн сказала, что будь в окрестностях пруд, стоило бы всерьез опасаться за жизнь рыбы.
Преподобный Профитт оказался проворным, религия для него – была делом быстрым. Мельницы Господни работали строго по расписанию.
Но, по крайней мере, он имел преимущество перед старым мистером Оджерсом: не путал венчание с панихидой и помнил имена пары, которую благословлял на брак.
Под конец церемонии Бен понял, что гости заняли больше половины церкви; при всей его неприветливости и вспыльчивости народ уважал его и любил, а Эстер, хотя и приехала из Иллагана, была прехорошенькой. Несколько матрон, которые теперь обзавелись семьями, пришли поглядеть на его женитьбу, еще помня те времена, когда хотели оказаться на ее месте.
Произнесли клятвы, пара прошла в ризницу и поставила подписи. Бен справился легко, а Эстер написала только имя и поставила крестик. Эстер попросила Демельзу стать свидетельницей, и та следом за остальными поставила подпись.
Поэтому она не ведала о переполохе на заднем дворе церкви, когда пара человек, намеревавшихся выйти с мешками риса, потрясенно заохали. Одни замешкались, и другие толкали их в спину.
Поднялся крик.
– Это ж зверюга!
– Не-а, это сам дьявол во плоти. Святые угодники, назад!
– Закройте дверь. Он идет сюда!
Росс не пошел в ризницу вместе с Демельзой и потому сразу направился к двери, которую женщины безуспешно пытались запереть. Росс вновь ее распахнул, и в церковь влетели два мальчика, покинувшие ее первыми.
Несколько человек разбрелись по двору, но тропинку к церкви преградил большой шимпанзе, стоящий на задних лапах. Ростом не меньше четырех футов, большая голова напоминала пушечное ядро, приплюснутый нос, налитые кровью глаза, черная шерсть покрывала грудь и руки вплоть до длиннющих ладоней. В одной руке он держал нечто похожее на буханку хлеба. Заметив Росса, шимпанзе покашлял, потом по-собачьи залаял и оскалился.
– Что это, черт подери, за существо? – спросил Джеффри Чарльз, вышедший из церкви следом за Россом. – Из какой преисподней оно вылезло?
– Шимпанзе Валентина, – ответил Росс.
– Господи, похоже на то! До меня доходили слухи, но я впервые его вижу.
Зверь плюхнулся на землю и принялся отрывать куски от того, что держал в руках, и жевать. Это и впрямь оказалась буханка хлеба.
– Но что важнее, – сказал Росс, – где черти носят Валентина?
– Адское создание, похоже, улизнуло. Женщины вообще не выйдут из церкви, пока оно тут бродит. Я имел дела с французами, но не с огромными обезьянами. Даже не знаю, опасны ли они.
– Рисковать я точно не стану, – заметил Росс. – У меня даже и палки нет. Как думаешь, в церкви найдется что-нибудь подходящее?
Росс вернулся в церковь. Все взгляды обратились на него. Бен и Эсси как раз выходили из ризницы.
– Снаружи большая обезьяна, – громко сообщил Росс. – По-моему, она принадлежит мистеру Валентину. Пусть пока никто не выходит, потому что она может оказаться опасной. Настоятельно советую вам сесть и успокоиться. Сюда она не зайдет. Тем временем вы двое, Варко и Эмиль Джонс, вы молодые, выйдите через дверь ризницы и бегите в деревню. Одолжите у кого-нибудь лошадь и мигом в Плейс-хаус, найдите мистера Уорлеггана и объясните, что произошло.
Пока он говорил, пытаясь всех успокоить, трое или четверо парней, которые первыми выскочили из церкви, а потом вернулись, теперь во второй раз вышли и глядели на зверя с безопасного расстояния. Шимпанзе переместился подальше и принялся угрюмо раскачивать надгробный камень. Настоящий дикий зверь – губы сжаты, шерсть встала дыбом. Его дыхание сбилось, обезьяна кряхтела всякий раз, как дергала за камень.
Несколько человек выглядывали из-за сравнительно безопасной ограды. Один метнул камень. Второй прицелился получше и угодил обезьяне по руке.
Вдруг шимпанзе выпрямился во весь рост и с устрашающим ревом забил себя в грудь. Он свирепо дернул надгробие, и то надломилось. Шимпанзе подобрал обломок и швырнул в направлении брошенного камня. Даже недюжинной звериной силы не хватило, чтобы забросить камень достаточно далеко и угодить в цель, но народ бросился врассыпную. Шимпанзе вприпрыжку добежал до кладбищенских ворот. Зеваки в страхе разбежались. Обезьяна недовольно и раздраженно закричала. Но вместо того, чтобы погнаться за людьми, шимпанзе развернулся и поскакал к дверям церкви.
Мальчишки с криком нырнули в церковь, но двое не успели и в страхе бросились напрямик через кладбище. Шимпанзе бежал следом в два раза быстрее и вскоре настиг мальчишку по имени Тим Седден. Тот остановился и завизжал во весь голос. Шимпанзе застыл в ярде от него и оскалился.
Послышался свист.
– Эй, мой малыш здесь? Батто. Батто, мой дружочек.
Валентин верхом на Несторе выглядел совершенно невозмутимым. Он позвал шимпанзе, и тот мгновенно вскинул голову на звук знакомого голоса.
– Кузен Росс. – Валентин поднял хлыст в насмешливом приветствии. – И Джеффри Чарльз! Мой малыш вас потревожил?
Батто вдруг побежал к группе вышедших из церкви людей, и те разбежались. Пожилая женщина споткнулась об обломок надгробия и грузно упала. Батто остановился и уставился на нее, а женщина пронзительно завизжала. Шимпанзе выпятил нижнюю губу и залопотал, а тем временем двое мужчин, набравшись смелости, осторожно приблизились, помогли женщине подняться и оттащили ее на безопасное расстояние.
Затем обезьяна запрыгнула на подоконник церкви, а потом заняла наблюдательный пост чуть выше паперти.
– Вы его напугали, – заявил Валентин. – Вы пугаете его больше, чем он вас. Батто, Батто. Смотри, какая у меня вкуснятина, ням-ням, как вкусно, спускайся оттуда, мальчик, а то упадешь. Высоко он точно не заберется, – доверительно сообщил он Джеффри Чарльзу, – просто прогуляется.
– Он и так тут все облазил, – огрызнулся Джеффри Чарльз. – Не видишь разве, как эта скотина перепугала женщин? Лучше подумай, как с ним справиться, если еще хочешь его держать!
Валентин рассмеялся.
– Я не откажусь от Батто ни за что на свете! После ухода жены с ребенком он мой единственный товарищ. Смотри, какая у меня вкуснятина для тебя, мальчик, – он полез в карман и вытащил сверток, а потом обратился к Россу: – Он не устоит перед фруктовым пирогом.
– Пристрелите его! – раздался возглас откуда-то сзади. – У кого есть ружье? Он опасен!
– Пристрелите! – подхватили другие. – Это опасная дикая зверюга. Она сожрет наших детей! Пристрелите ее. Ну же, Гарри, у тебя есть дробовик!
– С собой нету!
В ответ Валентин спешился и направился к паперти, причмокивая губами в подражание шимпанзе. Батто хитро посмотрел на него и протянул длинную лапу. Валентину хватило роста, чтобы дотянуться и передать большой кусок пирога. Обезьяна осторожно развернула бумагу и запихнула весь кусок в рот. Затем довольно забурчала, выставив на всеобщее обозрение огромные зубы, розовые десны и язык. Обертка полетела с высоты.
– Жадина Батто, – сказал Валентин. – Куда приличнее есть по кусочкам. Ладно, там видно будет.
Когда Батто закончил, он облизнулся и стал ковыряться в зубах, а Валентин вытащил очередной сверток и показал обезьяне. Батто потянулся за ним.
– Ну уж, нет, – возразил Валентин, – только когда спустишься. Дам, когда будешь вести себя хорошо.
Вскоре Батто притомился держать руку в вытянутом положении, убрал ее и почесался.
– Иди сюда, – позвал Валентин. – Не бойся, все это чепуха. Посмотри, какая вкуснятина. Спускайся.
Черными глубоко посаженными глазами шимпанзе уставился на зевак. Потом снова протянул длинную лапу.
– Только когда спустишься, а потом поедем домой.
Шимпанзе что-то забормотал, вытягивая губы.
– Они ничего тебе не сделают, – продолжал Валентин. – Пусть только попробуют. Они просто смотрят.
В толпе возникла суматоха, и кто-то прокричал:
– Вот Гарри с ружьем!
– Вряд ли оно выстрелит, – сказал владелец ружья. – Я два года из него не стрелял!
– Только попробуй! – пригрозил Валентин и сердито позвал: – Батто!
Шимпанзе соскользнул с черепичной крыши и приземлился на все четыре лапы. Валентин схватил обезьяну за шкирку и потащил к Нестору. Лошадь спокойно взирала на обезьяну. Очевидно, они друг друга знали. Затем Валентин обратился к Джеффри Чарльзу:
– Подсади-ка.
Вскоре он расположился в седле и причмокнул в сторону Батто, по-прежнему держа в руке сверток с пирогом. После короткого замешательства Батто ухватился за седло, неуклюже подтянулся и уселся позади Валентина. Нестор повел ушами и фыркнул. Но не лягался и не выказывал беспокойства.
– Всем доброго дня, – попрощался Валентин и коснулся шляпы.
Лошадь неуклюже развернулась к тропе и неторопливо двинулась к кладбищенским воротам. Двое зевак нервно хохотнули, сбросив напряжение. Как только лошадь и седоки повернули к дому, все на кладбище разом заговорили.
Изабелла-Роуз приехала домой не на Пасху, а в следующую пятницу. Она объяснила это тем, что трудно было отыскать попутчика, а Кристофер отплыл на корабле в Лиссабон на следующий день после страстной пятницы. Белла выглядела веселой, как обычно, и безо всякого смущения говорила об отсрочке свадьбы. Вероятно, она состоится в июне, а значит, еще есть семестр, чтобы продолжить занятия с профессором Фредериксом. Кристофер считает, и она согласна, что настала пора закончить эти уроки и развиваться дальше. Самое главное – понять, в каком направлении развиваться и что делать дальше. Кое-кто посоветовал и дальше брать уроки, но в первую очередь, ей нужно выступать.
Клоуэнс тоже не приехала на Пасху, но узнав, что свадьба сестры откладывается и Белла на пути домой, решила взять несколько выходных от своего «хобби», как называл ее занятие Кристофер, и приехала через день после Изабеллы-Роуз. Поэтому Клоуэнс участвовала в семейных разговорах и согласилась с матерью, что Белла кажется совершенно спокойной и невозмутимой по поводу отложенной свадьбы и «нисколечко не обеспокоена». Но Клоуэнс заподозрила, что Белла скрывает что-то, о чем никто не догадывается.
Демельзу мучило то же подозрение.
Порой сестрам проще довериться друг другу, чем матери. Девушки бродили по пляжу в апрельский солнечный день, погода была переменчивая и ветреная, морской прибой омывал ступни. Они спустились в бухту Нампара. Потом вместе вскарабкались по скалам. Они снова будто стали детьми и скатывались по песчаным дюнам. До отъезда Клоуэнс они решили съездить в Плейс-хаус, повидать Валентина и познакомиться с громадной обезьяной Батто. Впервые после гибели Джереми они смеялись, болтали и шутили.
У Клоуэнс в кармане лежало письмо, полученное в Пенрине как раз перед отъездом. Она привезла его не для того, чтобы показать матери, и тем более Белле, а чтобы спокойно перечитать, да и просто не хотела оставлять дома.
Клоуэнс спросила Беллу, знакома ли она с Филипом Придо. Разумеется, ответила Белла, она видела его на приеме, а потом – когда тот провожал Клоуэнс домой; но плохо его знает, они перемолвились только парой словечек. Кристофер больше о нем рассказывал, поскольку оба служили в армии.
– Он сделал мне предложение, – неожиданно для себя самой выпалила Клоуэнс.
– Вот как? И что ты ответила?
– Сказала, что подумаю.
– И что ты решила?
– В смысле, думаю ли об этом?
– Нет, пойдешь ли за него замуж.
– Не знаю. Все еще размышляю.
– Ты его любишь?
– По-настоящему я любила только Стивена.
Обе задумались.
– Мне кажется, любить человека можно по-разному, в смысле, любовь бывает разной, – сказала Белла.
– Ох, да... Он... подходящий жених.
– С приятной наружностью.
– Рада, что ты так считаешь. Он... говорит, у него достаточно средств.
– Тогда это преимущество. Я про то, что ты могла бы продать судоходное предприятие.
– Такое точно стоит продать.
– Ты наверняка устала вести дела, Клоуэнс?
– От самостоятельности я не устала.
– Ах... Тогда это совсем другое дело.
– Понимаешь... – Клоуэнс никак не находила подходящих слов. – Понимаешь, мне нравится Филип. Сначала совсем не нравился. Я решила, что он точно не для меня. Но со временем мои симпатии к нему возросли. Он такая же жертва войны, как Кристофер, только по-другому. Он... очень нервный, напряженный, порой кажется, что его совсем накрывает. Но я помогла ему. И способна еще помочь. Я... временами мы препираемся, но проблема быстро исчерпывается. И его общество благотворно на меня влияет. В Пенрине мне не хватает общения. За исключением Харриет Уорлегган и парочки ей подобных, у меня мало друзей. У большинства моих знакомых семьи, так что у них свои дела. Но сейчас меня мучает кое-что...
– Что именно, любовь моя?
Странно, когда младшая сестра дает советы старшей. За время, проведенное в Лондоне, Белла повзрослела, стала искушеннее по сравнению с провинциалкой Клоуэнс.
– Я до сих пор... отчасти люблю Стивена. В самом конце я почти... возненавидела его. И все равно он единственный, в кого я влюбилась с первого взгляда. Теперь я знаю, что вспоминаю о павшем идоле. Надо его забыть. Но когда в браке дойдет до физической близости, получится ли у меня? Получится ли?
Сегодня облака висели высоко. Белле показалось, что она услышала жаворонка, и вскоре спросила:
– Может, нас слишком хорошо воспитали?
– Что значит «слишком хорошо»? Дали слишком много свободы?
– Нет, я не про это. Клоуэнс, не хочу тебя шокировать, но если твой опыт не ограничивается одним мужчиной, то есть, если у тебя было трое или четверо мужчин до брака, то ухаживания и искусство любви не представляло бы для тебя чего-то особенного. А так... тебе не с кем сравнить.
– Да, Белла, ты и впрямь меня шокировала!
Белла рассмеялась.
– А что, разве не так? Женщинам крупно не повезло по сравнению с мужчинами. А вот у мужчин до брака куча опыта за спиной. Это почему-то не шокирует, вне зависимости от сословия считается нормой. И они думают, что имеют право!
Клоуэнс только улыбнулась.
– Так мир устроен. Увы. Ты ведь не хотела бы, чтобы я резвилась с разными молодыми людьми до встречи со Стивеном? Чтобы теперь мне хватило опыта для другого замужества? Правда?
– Естественно, – ответила Белла.
Обе расхохотались.
– Это наводит на мысль, что больше года ты ведешь в Лондоне раскрепощенную жизнь, – сказала Клоуэнс. – Может даже с Кристофером? Или с кем-то еще? В этом причина отсрочки брака?
– Умно, Клоуэнс, но ты ошибаешься. Есть и другие причины, из-за которых я не сожалею об отсрочке. Особенно не жалею, что приехала домой, чтобы передохнуть. Порой ощущаешь – тебе так не кажется? – что семья лучше всех. Тебя воспитали в уважении к определенным нормам...
– Не говори мне о нормах! Одно я точно знаю, что понятия о нормах у Филипа куда выше, чем у Стивена. Мне... сделал предложение другой человек, и осмелюсь предположить, что его понятия о нормах даже выше, чем у Филипа...
– Клоуэнс, кто...
– Но разве замуж выходят ради нравственных принципов? Кристофер когда-нибудь тебе лгал? А Стивен делал это много раз, но вот скажи, это важно?
Белла похлопала сестру по руке.
– Да, он мог мне солгать. Или... по крайней мере, молчит, когда не хочет городить ложь. Да, это имеет значение. Но кто другой мужчина? Скажи. Я его знаю?
Клоуэнс покачала головой.
– Мой рот на замке. На какое-то время точно. Не говори маме!
– Обещаю! «Вот те крест и пусть меня зарежут», как говорила Пруди.
– Потому что у мамы обостренное чутье. Здорово, что ты дома, Белла, хоть и ненадолго. Ты так повзрослела. Вот бы мы могли остаться здесь на несколько месяцев!
– Да, я понимаю.
Они вернулись к ступенькам в изгороди, ведущим в сад Нампары. Над Черными утесами у края пляжа Хендрона нависла пелена тумана из разносимых ветром брызг. В открытом море пара рыбацких лодок из Сент-Агнесс пыталась скрыться от поднявшихся волн в не слишком безопасной гавани. Чайки оседлали волну, покачивались на ней, и периодически взмывали в воздух, суматошно хлопая белыми крыльями, когда их неожиданно окатывало водой. Дождя пока не ожидалось, он прольется только завтра. Солнце постепенно тускнело, напоминая гинею под куском муслина.
– У тебя есть часы?
– Нет. По крайней мере, тех, которые ходят.
– Наверное, прошел час после обеда. До темноты осталось часа четыре. Я подумывала сегодня навестить Валентина. Как тебе эта мысль?
– Осталось несколько бананов, которые ты с собой привезла, – ответила Белла.
– Тебе они понравились?
– Да, довольно неплохие на вкус.
– Теперь их каждый месяц привозят на причал в Пенрине. В основном их приходится готовить, потому что они перезрелые. Но эта связка только что созрела.
– Шимпанзе ведь зовут Баттон?
– Батто.
– Батто. Надо принести ему парочку на пробу, вдруг ему понравится.
Глава четвертая
Когда вдалеке показался Плейс-хаус, взору предстали работы на Уил-Элизабет, почти примыкающей к тропе у дома. Шахтный копер в этом году значительно разросся, но по-прежнему не было видно насоса. Девушек почтительно поприветствовали два шахтера, оказавшиеся на поверхности, затем они объехали огромный отвал, откуда уже скатилось прямо в море много тонн по склону утеса.
– Дом потерял красоту, – сказала Белла, когда копыта лошадей процокали по мощеной дорожке.
Везде было тихо. В конюшне заржала лошадь, и Неро фыркнул в ответ. Они спешились у каменной лестницы, привязали лошадей и поднялись на три ступеньки к парадной двери. Клоуэнс дернула за колокольчик.
Они подождали. Послышались голоса, смех, возгласы, стук каблуков по коридору. Дверь со скрипом распахнулась. Выглянул коренастый мужчина в черном сюртуке и полосатом фартуке. Сестры видели его впервые.
– Да?
– Надеюсь, мистер Валентин дома, – заговорила Клоуэнс.
Мужчина уставился на них и перевел взгляд на привязанных лошадей.
– Это как сказать.
В прихожей снова послышались шаги. Появился высокий и обходительный Валентин. Но сегодня он выглядел не особо галантно. Черные волосы свисали в беспорядке, кто-то пролил вино ему на рубашку.
– Клоуэнс! И Б-белла! Да чтоб меня. Глазам не верю. Вы пришли на обед? А мы уже з-закончили!
– В четыре-то часа, – догадываясь о времени, с улыбкой сказала Клоуэнс. – Ты поздно обедаешь, кузен. Мы можем наведаться в гости и позже...
– Нет-нет-нет. Заходите! Проходите! Ну же, проходите и познакомьтесь с моими друзьями. Так, Доусон, не д-держи эту чертову дверь, как в какой-то проклятой крепости! Вот так неожиданность, клянусь призраком моего дедули! У нас осталась пара кусочков гуся и пара глотков бренди. Позвольте мне вас поприветствовать!
Он с удовольствием расцеловал обеих в губы, овеяв перегаром, а затем взял каждую за руку и повел в огромную гостиную в конце коридора.
На столе громоздились недоеденная пища, бокалы, бутылки, посуда; человек пять все еще склонились над остатками пиршества. Девушки узнали Дэвида Лейка; Бен Картер узнал бы двух присутствующих девиц. Плюс еще двое неизвестных. А во главе стола, сгорбившись, сидел шимпанзе, одной ручищей вцепившись в подлокотник, а другой совал в рот яблоко.
– Садитесь, прошу! – сказал Валентин. – Доусон, принеси дамам пару стульев. И бренди. Хей-хо, мои дорогие!
Белла глянула на Клоуэнс, но та махнула рукой и заняла предложенное место. Обе заметили состояние комнаты. Высокое зеркало у окна треснуло сверху донизу, а посередине зияла дыра, как будто в него зарядили пушечным ядром. На двух стульях у камина отсутствовали ножки, и они качались, как пьяные, и обои в некоторых местах были содраны.
– Вы еще не познакомились с Батто. – Валентин пьяно склонился к ним. – Вы непременно будете от него в восторге. Батто, это мои прекрасные кузины. Мои рас-пре-пре-красные кузины.
– Доброго дня, – шутливо поздоровалась Клоуэнс.
Батто что-то довольно рыкнул в ответ.
– Мы принесли тебе бананы, – сообщила Белла, отрывая сумку. – Интересно, понравятся ли они тебе.
– Так-так. – Тон Валентина вдруг стал строже. – Тише, мальчик. Не двигайся. Тише, мальчик. Вот так, молодец. Смотри, что друзья тебе принесли. Эй-эй, не хватай.
Обезьяне протянули банан. За подарком потянулась ручища с толстыми пальцами, как будто в зимних перчатках. Шимпанзе высунул красный язык и показал огромные белые зубы. Потом он поудобнее пристроился на стуле, короткая шерсть на лбу начала слегка подрагивать, когда шимпанзе аккуратно очистил кожуру и принялся есть банан.
Гости взорвались аплодисментами.
– Получается, он их видел раньше!
– Выходит, он знает, что это такое!
– Доказывает, откуда он родом!
Банан в два счета исчез, челюсти прекратили жевать, и шимпанзе швырнул через стол банановую кожуру, которая шлепнула пьяного гостя по щеке. Все скорчились от безудержного хохота. Батто что-то пролопотал и потянулся за другим бананом. Белла осторожно вытащила второй банан и передала через стол, тщательно скрывая, что у нее осталось еще два.
– Ты спускаешь его с чердака всякий раз, когда ешь? – спросила Клоуэнс.
– Какая же ты хорошенькая, кузина. Я ведь успел даже забыть. Вечно прячешься в Пенрине... Нет, Батто спускается только по особым случаям – правда, мальчик? Когда у меня вечеринки. Вроде этой. Батто – душа любой вечеринки, как ты заметила. Знаешь, я учу его курить!
– Попробуй-ка еще разок, Вэл, – крикнул Дэвид Лейк. – Убийственное зрелище!
– Нет, он и так слишком разошелся. Пожалуй, скоро придется отправить его наверх. У тебя ведь есть еще парочка б-бнов? – прошептал Валентин на ухо Белле. – Прибереги их. Они идеально подойдут, чтобы заманить его в постель. У меня сейчас нехватка свежих фруктов.
– В прошлом месяце Вэл дал ему первую сигару, я сам видел! – прокричал Дэвид Лейк. – Вэл показал ему, как затянуться, и велел Батто повторить. Батто посмотрел на сигару – а это была одна из наших лучших сигар! – сунул ее в рот и съел! Я чуть не обмочился от смеха!
– Как видишь, – заметил Валентин, – он понял, как это делается, пока наблюдал за мной, просто боится обжечься, когда прикуривает. Надо найти что-нибудь не такое полыхающее. Может, самому прикурить сигару и передать ему!
Пошатываясь, в комнату зашел еще один человек. Девушки тут же распознали в нем Пола Келлоу, совсем не похожего на привычного Пола. С какими бы трудностями он ни сталкивался, Пол всегда держал себя в узде и нисколько не сомневался в своих способностях уладить любую проблему. Сейчас же он был совершенно пьян. Он проковылял в комнату, хватаясь за стул и буфет, чтобы устоять на ногах, добрался до пустого стула в конце стола и громко икнул.
– Господи! Все потроха вывернул наизнанку! – Пол в изнеможении уставился на стол. – Жаль, что я не в с-состоянии... – Тут он запнулся, заметив вновь прибывших. – Клоуэнс, Изабелли-Роуз, откуда... откуда вы взялись, чтоб меня черти драли?
– Пришли на обед, – пояснил Валентин, – просто время перепутали.
– Изабелли-Роуз! – выкрикнула одна девица, напомнившая Белле Летти Хейзел. – Вот умора, Пол!
Внимание Валентина привлек Батто, спрыгнувший со стула в поисках съестного. Банановая кожура по-прежнему свисала из его пасти.
– Ты держишь его в доме? – удивленно спросила Клоуэнс у Валентина.
– Нет, только первые недели. Когда я купил его, солнышко, то не знал, до какого размера он вырастет. Бессмысленно держать его на чердаке. Ты ведь помнишь, что чердаки облицованы деревом?
– Нет.
– Так вот, он отодрал панели. Отодрал от стены когтями.
– Как с ним справляется прислуга?
– Ох, старые слуги в основном ушли. Я нанял новых, вот, Доусона, к примеру. Они крепкие, не из пугливых, как старая прислуга, и знают, чего ждать.
– А Батто не опасен?
– Бог с тобой, солнышко, он и мухи не обидит. Если только муха его не разозлит.
– И ты должен быть осторожен и не злить его?
– Он знает, что я его друг. И еще знает, что я его хозяин. Все это – потрясающая забава.
– Ты получал вести от Селины?
– Только о том, что у нее мало средств.
– Ты ей выслал?
– Нет. Пусть возвращается и живет здесь.
– Вряд ли ей понравится теперешнее устройство дома.
– Если вернется, пусть меняет его на свое усмотрение.
– Ты хочешь, чтобы она вернулась?
Валентин устало воззрился на кузину.
– Прах меня побери, а ты как думаешь? Я давным-давно увлечен ею, ты прекрасно знаешь. Она должна принять мои условия!
– А они приемлемые?
– Думаю, да. Я ведь не сплю с Батто, как ты понимаешь! Я привез тех шлюх из Труро и Фалмута, но легко могу обойтись без них. Я никого сюда не приводил, пока она жила здесь! Я не предан ей по-собачьи, это тоже тебе известно. А кто из мужчин не изменяет? Она на-на-навязала невыполнимые условия. У меня есть право на сына. Его следует привезти сюда, а не таскать по лондонским окраинам по прихоти матери!
Тут Батто вскочил на стол и прошелся по нему кривыми ногами. Стол затрещал под немалым весом, посуда и серебро подпрыгивали. Шимпанзе присел на корточки напротив Беллы и похлопал по губам тыльной стороной ладони, будто вежливо прикрыл зевок, а потом одобрительно залопотал.
– Ага, – понял Валентин, – сообразил, откуда берутся бананы! Давай их сюда, Белла. Это требует деликатных переговоров!
Когда Клоуэнс вернулась в Пенрин, то ощутила внутреннюю перемену, хотя и не желала в этом признаваться. После смерти Стивена Клоуэнс чувствовала себя одинокой, но благодаря упорству и выносливости ей удавалось избегать одиночества. Что хорошего в том, думала она, чтобы пять лет после кончины мужа невыносимо скучать по нему.
Скучать в другом смысле. Наверное, пренебрежительно считала она, ей просто не хватает общества любящего человека (любого мужчины?). Пожалуй, два предложения руки и сердца, одно за другим в течение месяца, выявили наконец проблему Клоуэнс, вызвав в ней беспокойство и подавленность.
Эдвард Фитцморис писал:
Моя дорогая миссис Каррингтон, милая Клоуэнс!
Я решил написать Вам и сделать предложение.
Четыре раза я начинал это письмо, и всякий раз оно летело в огонь. Но в итоге я пришел к выводу, что надо выразиться четко и ясно. Заверить Вас, что в моих чувствах нет ничего прозаического или расчетливого.
Я люблю Вас.
Помните, в Бовуде, когда я попросил Вашей руки, Вы сказали, что, стоило Вам увидеть Стивена Каррингтона, как все остальные мужчины перестали для Вас существовать.
Так вот, заявляю, что с той минуты, как я увидел Вас в отеле «Палтни» на балу у герцогини Гордон, все остальные женщины не дарят мне радости и счастья.
Если я раньше не признавался в этом открыто, то только потому, что в Вашем присутствии начинал запинаться и не мог собраться с мыслями. Думаю и надеюсь, что Вы отчасти это ощущали. Мое внимание к Вам трудно не заметить.
Когда Вы вышла замуж, я чувствовал себя во всех смыслах потерянным, потерял всякую надежду. Глубоко сочувствовал, узнав о смерти Вашего мужа, но не стал предпринимать каких-либо попыток и тревожить Вас пресловутыми соболезнованиями, а также не хотел бередить собственные раны.
Я был подавлен целый год после Вашего отказа.
Но случайная и счастливая встреча, когда Вы пришли с миссис Пелэм на оперу, сорвала завесу, затуманившую мой разум, когда я решил, что все потеряно. При виде Вас всколыхнулись воспоминания, о которых я старался забыть. Потом я набрался смелости вновь пригласить Вас и леди Полдарк в Бовуд.
Пока Вы не приняли приглашение, но пока и не отказались. Разве что Вы слишком деликатны и не желаете меня обидеть.
В этот год мы не переписывались, но моя цель – не приглашение в гости. Это простое и откровенное предложение руки и сердца. Письмо не требует немедленного ответа. Прошу, перечитайте его несколько раз и только потом скажите «да» или «нет».
Я отдаю себе отчет, что если каким-то чудесным образом Вы ответите «да», то в Вашем сердце я всегда буду вторым после Стивена Каррингтона.
Разрешите мне перечислить то, что я могу предложить, хотя прекрасно знаю, что этого недостаточно.
Мне тридцать три, я не женат и совершенно свободен от обязательств. После пары мимолетных романов, когда мне было немногим больше двадцати, ни одна женщина не вправе претендовать на меня или требовать исполнения обязательств. По сравнению с братом, на чью долю приходится неожиданно много внимания, я довольно беден. Но все относительно – у меня достаточно средств. У меня есть дом в поместье брата, который я показывал Вам в Бовуде. Есть еще квартира в Лансдаун-хаусе на юго-западном углу Беркли-сквер, четверо постоянных слуг там, и четверо в Уилтшире.
У брата есть другая собственность в Англии и охотничий домик в Шотландии, куда я иногда приезжаю двенадцатого августа, когда начинается сезон охоты. Я член Парламента, но в отличие от брата, пока не в правительстве. Танцую я плохо, как Вам известно, сносно езжу верхом, играю в вист, покер и нарды, но знаю меру и играю только на ту мелочь, что ношу с собой. Часто посещаю театр и оперу. В Уилтшире я сажаю деревья. В политике я умеренный радикал и радовался отмене рабства, только сожалею, что законом до сих пор часто пренебрегают. Вряд ли Вам все это интересно, но я должен сказать. Как и брат, я не принимал активного участия в войне, где погиб Ваш брат, и отнявшей у Вашего замечательного отца столько времени. Я не так скоро, как Берк, осознал, каким тираном стал Наполеон.
