Текст книги "Белла (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
Глава третья
Апартаменты лорда Эдварда Фитцмориса в Лансдаун-хаусе в южной части Беркли-сквер состояли из шести просторных комнат, его обслуживали камердинер, две горничные, кухарка и посудомойка. Окна выходили на Керзон-стрит. Летом лорд Эдвард в основном жил в Лондоне, но с нетерпением ждал следующей недели, чтобы отправиться в Норфолк и некоторое время провести со школьным другом Хэмфри Эстли. Начало весны и лета выдались прекрасными, и Эдвард покорно посещал светские мероприятия лондонского сезона, утешаясь мыслью, что совсем скоро глотнет свежего воздуха в менее церемонном Сваффхеме. Он привык к скромности и не рассчитывал на большое состояние.
В результате неожиданной череды смертей его старший брата стал маркизом, владельцем огромного поместья в Бовуде, охотничьего домика в Шотландии, крупного состояния и получил место в палате лордов и два карманных округа палаты общин в придачу. Официально Эдвард стал наследником своего брата Генри в 1809 году, хотя и не придавал этому значения. Порой он представлял, что скорее похож на герцога Кларенса, младшего брата короля. Генри получил не только значительное имущество, теперь на нем лежала и огромная ответственность, в то время как у Эдварда, моложе его всего на пять лет, не было вообще никаких обязанностей.
К счастью, Генри гораздо более благоразумен и прилежен, нежели Георг IV, заключил счастливый брак и уже имеет двух сыновей, так что риск, что к Эдварду станут обращаться «ваше сиятельство», к счастью, был весьма невелик. У Эдварда было несколько увлечений: театр, развитие народного образования, архитектура в целом; и утром, завтракая свежим лососем и яйцами всмятку, он просматривал письма на серебряном подносе, только что положенные камердинером Уотсоном, предполагая, что большая их часть касается речи, с которой он выступил в воскресенье в пользу прав для католиков.
Он разгреб письма ножом для бумаги, и вдруг его сердце екнуло, когда он увидел письмо с адресом, написанным хорошо знакомым почерком.
Эдвард схватил письмо и, отодвинув стул, подошел к окну, сломал печать, развернул и стал читать. От прочитанного рука затряслась так сильно, что он выронил письмо, пришлось вытаскивать его из-под стула, куда оно непослушно улетело.
Он внимательно, очень внимательно прочел во второй раз и громко вскрикнул.
В комнату поспешил толстяк Уотсон.
– Что-то случилось, милорд?
– Случилось? – повторил Эдвард. – Случилось? Случилось, случилось, тысячу раз случилось! Боже правый! О Господи! Я... мне надо подумать!
– Ваш завтрак остынет, милорд.
– Уотсон, знаете того нищего, однорукого, так вот, отнесите завтрак ему. И будьте любезны, дайте ему вот эту гинею.
– Милорд, вы же знаете, леди Лансдаун не считает благоразумным поощрять нищих ждать у двери...
– Я объясню леди Лансдаун. А еще мне понадобится карета. О Господи! Здесь есть экипаж? Если я... Нет, так не годится! Наши кареты с гербами. Я найму обычный экипаж из конюшни «Полумесяца». И шестерку лошадей... Нет, не стоит так выставляться! Четверка для долгой поездки. Передайте, что экипаж мне понадобится на две недели.
– Милорд, вы же собирались выехать в пятницу в Норфолк.
– Да, собирался. Я напишу мистеру Эстли. Он поймет. Все поймут. Ох, Боже мой! Да любой должен понять! Уотсон, две недели вы точно мне не понадобитесь. Возьмите отпуск и двойную плату...
– Благодарю вас, милорд. Но получается, вы будете путешествовать в одиночку? Наверняка...
– Да, в одиночку. О Боже, это потрясающе. Господи, кажется, я сейчас взорвусь. Ангелы небесные! Мой... мой брат дома?
– Нет, милорд. Поехал верхом с ее сиятельством...
– Ну хоть кто-нибудь дома? Из членов семьи? Я должен рассказать об этом... этом письме с небес, иначе меня разорвет!
– Кажется, леди Изабел у себя в комнате...
Эдвард фамильярно взял камердинера под руку.
– Я сейчас же разыщу ее. Но пока я не уехал, поручаю вам прямо сейчас выйти в это чудесное-пречудесное утро и помчаться в конюшню «Полумесяца», предпочтительно в два раза быстрее, и попросить, нет, даже потребовать, чтобы мне дали напрокат экипаж и четверку лошадей с кучером, для поездки в Корнуолл...
– Где это, милорд?
– Не беспокойтесь, они знают. А если не знают, то быстро сообразят. Это на самом западе Англии, на берегу Атлантического океана, и поездка займет три дня, если ехать без остановок. Если на то пошло, мне может понадобиться человек... я не могу заставлять их спать на сиденье...
– Почему бы вам не взять Хиггинса, милорд?
– Хиггинса? Хиггинса, говорите? – Эдвард уставился на толстяка. – Вы невероятный помощник! Не знаю, как я обойдусь без вас две недели. Две недели точно, может, три, четыре, пять, десять. Хиггинс вполне подойдет. Знает толк в лошадях, а вы нет, и он прохлаждается тут днями напролет. Хиггинс поедет.
– Хорошо, милорд.
Пять минут спустя в просторной спальне в восточном крыле дома с видом на Беркли-сквер леди Изабел Фитцморис готовилась приступить к завтраку, состоящему из высокого стакана апельсинового сока, приправленного ромом, и с удивлением посмотрела на горничную, которая сообщила, что лорд Эдвард желает ее видеть. За ней возник племянник, на лице его отсутствовала привычная учтивость, он мягко взял за локоть миниатюрную возмущенную горничную и выпроводил ее.
– Тетушка Изабел. Божественное утро. Я пришел поздороваться и поделиться новостями, которые только что изменили мою жизнь. Позвольте их поведать.
– Пэтси, – позвала леди Изабел. – Будь добра, подай слуховую трубку. Ты с хорошими новостями, Эдвард? Ну давай же, рассказывай поскорее. Мне кажется, хорошие новости нам всем не помешают.
Когда слуховую трубку установили и Пэтси удалилась, Эдвард рассказал о содержании письма.
Она замолчала на некоторое время, а он надеялся, что тетушка все расслышала правильно. Круглое личико силилось вспомнить.
– Я помню, – отозвалась она, – совершенно прелестную молодую леди. Она пожила здесь с неделю или около того. Она обычно читала мне. Эдвард, я так рада за тебя.
– Эта не та леди, на которой я женюсь, – крикнул Эдвард. – Вы говорите про ее мать.
– Просто говори в трубку, – мягко упрекнула леди Изабел, – я все прекрасно слышу. Не надо кричать.
– Я сам так счастлив. Прочел ее письмо раз шесть, и каждый раз сердце переворачивалось.
– Кажется, я с ней не встречалась. Но если она такая же, как и мать, то непременно мне понравится. Помню, она рассказывала о дочери. Большая удача, счастливый случай, чудесное совпадение, что у нее такое же имя, как у меня, – усмехнулась она. – Надеюсь, ты не будешь путать нас друг с другом.
– Дорогая тетушка, – Эдвард похлопал ее по согнутым коленкам на кровати. – У Полдарков две дочери. Изабелле-Роуз, по-моему, нет двадцати, и она приобретает известность в оперном мире. Я собираюсь жениться на Клоуэнс.
– Кларенс? – спросила тетушка, допуская такую же ошибку, что и Джуд. – Разве это не мужское имя?
Уже довольно давно Харриет посоветовала Джорджу поселить Селину в каком-нибудь доме в Корнуолле, чтобы он мог присматривать за ней и внуком. Он внял этому совету, хотя не доставил Харриет удовольствия, открыто в этом признавшись. Сдержанное приглашение, чуть ли не указание, требовало выполнения жестких условий, но похоже, Селина без раздумий согласилась. Все случилось быстро.
Джордж переговорил с Гектором Трембатом перед написанием письма, и тут неожиданно освободился домик в поместье лорда Данстанвилля, почти под боком Техиди. Чуть севернее, чем хотел Джордж, но арендная плата была низкая, а место, как доложил Трембат, в отличном состоянии после внезапной кончины жильца, майора артиллерии в отставке. Джордж велел своему прихвостню заключить сделку.
К тому времени, когда Джордж решил рассказать Харриет, Селина уже была в пути.
– Что ж, почему бы и нет? – согласилась Харриет. – Лишь бы подальше от Кардью. С ней дурно обошелся твой сынок, и для богача вроде тебя не составит труда загладить вину.
– Я не заглаживаю вину, – раздраженно отозвался Джордж. – Она лишь пришла к пониманию, что выполнит мои условия.
– Какие именно?
– Что я погашаю половину ее долгов, а другую половину погасит продажа ее дома в Финсбери, или где там он находится. Что она будет жить бесплатно в арендованном мной доме, на содержание, которое я выделю, и не наберет больше долгов. Кузина и незамужняя падчерица могут жить с ней, если хотят. Но чтобы ни фартинг из ежемесячного содержания не попал в руки ее мужа. А образование ее сына будет всецело под моим руководством и контролем.
– И она приняла все эти условия?
– Да. Сейчас на пути туда вместе с кузиной, миссис Осворт. Старшая падчерица где-то за границей. Ей потребуется немало денег, чтобы это оплатить! Наверное, отчасти это способ завоевать мою поддержку. В любом случае, посмотрим...
Харриет поразмыслила.
– Ты терпеть не можешь Валентина. Интересно, почему?
Он помедлил.
– Ты не знаешь?
– До меня доходили некоторые оскорбительные слухи. В них есть хоть какая-то правда?
– Не знаю. Никто никогда не узнает.
– Но полагаю, это настраивает тебя против него?
– Это составляющая уравнения.
– Но если Валентин... вызывает подозрения, то как может их не вызвать малыш Джордж?
Джордж пожал плечами.
– Никак. Но у меня нет наследников мужского пола, как ты усиленно подчеркиваешь. У меня нет родственников с фамилией Уорлегган. Ты сама заявила, что больше не станешь рожать.
– Да, верно, – ответила она просто. – Одного набора близнецов мне вполне хватает. Так значит?..
– В одном я точно уверен: Валентин – сын Элизабет, – задумчиво произнес Джордж.
– И это служит утешением? Понимаю. Она твоя первая любовь. Твоя первая одержимость.
– Немного утешает.
– А я только раздражаю тебя и трачу твои деньги?
– Если хочешь именно так толковать, ты вольна в своем желании.
Харриет зевнула.
– Вообще-то нет. Не совсем. Не забывай, что я возглавила спасательный отряд и вызволила тебя из лап смерти.
– Не говоря уже о твоих животных, – холодно отозвался Джордж.
– Которые до сих пор на прогулке. Им пора домой.
Харриет взглянула на часы.
– Эти отвратительные слухи, Джордж, почему ты придаешь им такое значение? Тебе хочется верить, что ты в хорошем окружении. Что ж, скажу тебе, в высшем обществе почти каждый не уверен, чей он сын. А ты моралист похлеще методистов.
– Дело вообще не в моральных принципах!
– Что ж, тогда в чем? Обладание, ревность, продолжение себя в потомках? Почему ты так сильно не любишь Валентина? Даже если подозрения правдивы, это не его вина.
– О, я не могу всего тебе объяснить! И не желаю! Достаточно сказать, что он всегда доставлял мне хлопоты, мешал, насмехался над моими планами, с презрением относился ко всему, что я хотел ему дать!
Джордж хмуро глянул на солнечный день, который стали портить первые тучи.
– Возможно, я некрасиво относился к нему в детстве, возможно. Вероятно, как-то проявил свои подозрения.
– Ты спрашивал у Элизабет?
– Разумеется.
– И она отрицала?
– Разумеется. – Образ Элизабет наводнил его мысли. – Само собой. Решительно и яростно. Даже поклялась. Но позже я подумал, что она сформулировала фразу таким образом... таким образом...
Харриет вздохнула.
– Меня не удивляет, что у вас с Валентином совершенно разные взгляды. Но ты делаешь из мухи слона. Ты не можешь вызвать Элизабет из могилы, чтобы она снова поклялась! Мой тебе совет...
Харриет умолкла, услышав шаги в коридоре. Вошла Урсула с Кастором и Поллуксом, следовавшими за ней вереницей.
– Твои питомцы стареют, мама. Поллукс с трудом волочит ноги. Моросит дождь. Уф, нам он не помешает! Повсюду пыль. Я опоздала на чай?
– Потяни за шнурок звонка.
Поллукс подошел к Харриет и положил мощную морду ей на колени, затем поднял налитые кровью глаза в ожидании сочувствия. Харриет потрепала его за ушами.
Такая милая бытовая сценка, и Джордж был не так уж разочарован разговором. Харриет все еще не знала всей правды, но ее изощренное и циничное здравомыслие стало бальзамом на раны.
– Ой, я видела старую миссис Харрис, – заговорила Урсула. – Ты знаешь, она сестра Шар Нэнфан из Грамблера. Вчера она виделась с сестрой, и та сообщила, что Белла Полдарк дома и смертельно больна.
– Что? – Джордж тут же навострил уши на плохие новости для Полдарков. – Я думал, она во Франции.
– Была там, но отец поехал за ней и привез обратно в Лондон. Они вернулись домой в пятницу.
– Это правда, – поинтересовался Джордж, – что она сбежала с французом?
– Полагаю, да. Хотя больше ничего не знаю. Но она серьезно больна. Доктора Энима уже трижды к ней вызывали.
Тем утром Клоуэнс получила письмо от матери.
Дорогая Клоуэнс,
Меня обрадовало, кого ты выбрала в мужья. Хотя ты и сама знаешь. Верю и молюсь о вашем с Эдвардом безмятежном счастье, совсем скоро мы начнем обсуждать свадебное платье и тому подобное. Ты уже получила письмо от Эдварда? Вот бы почта шла быстрее.
Однако я хотела тебе сообщить, что отец снова дома, и Белла с ним. Сначала они собирались поехать в Лондон на несколько дней, но по приезду в Портсмут у Беллы начался жар. Путь домой вышел очень долгим, и Белле до сих пор не стало лучше. Дядя Дуайт осмотрел ее и прописал хинную корку с водой Мелроуза.
Особенно ее беспокоит першение в горле. Это меня тревожит, как ты понимаешь, ведь сестра, которую ты никогда не видела, умерла от гнойной ангины.
Говорят, в Руане вспыхнула летняя эпидемия холеры. Хотя дядя Дуайт считает, что это точно не холера, но не знает наверняка, заразна ли болезнь, поэтому посоветовал мне отослать Генри. Так что я отправила Генри и миссис Кемп на некоторое время к Энисам. Мне кажется, Белле сегодня утром стало чуть получше, но, по-моему, она совсем не знает, что такое болеть и как с этим справляться.
Твой отец говорит, что она блистала в опере, и если он так считает, то это много значит. В статье из французской газеты ее оценили очень высоко.
Твоя вечно любящая мама
Невзирая на материнское беспокойство о безопасности дочери, когда та ездит одна (особенно пока убийца Агнеты бродит на свободе, а дело так и не сдвинулось с места), Клоуэнс решила немедленно ехать в Нампару. Она прекрасно знала, что мать сама будет ухаживать за Беллой, в том числе и по ночам, так что она может сменить мать. Клоуэнс не поняла из письма, насколько серьезно больна Белла. Но звучало не очень хорошо. Ее мать всегда смотрит на жизнь со светлой стороны. А предложение доктора Эниса увезти Генри – явно скверный знак.
В любом случае, здесь ее ничего не удерживало. За полчаса можно подготовить Неро и собрать все необходимое. За четыре часа управится. Она позвала мальчишку, глазеющего на море с волнолома, и сунула ему пенни, чтобы отнес записку в конюшню. Нацарапала еще записку для Банта; затем поднялась наверх и переоделась в амазонку.
Клоуэнс как раз оглядывалась по сторонам в поисках шляпы, когда в дверь постучали. Она нетерпеливо спустилась, надеясь, что это не мальчишка из конюшни с каким-нибудь оправданием, что Неро еще не оседлали.
На пороге стоял мужчина. Высокий и молодой. Мужчина, чье лицо она хорошо знала. Ее сердце заколотилось.
– Эдвард! – воскликнула она.
– Клоуэнс! Ты... не ждала меня?
– Я... не знала точно. Думала, ты напишешь.
– Я... сразу помчался. Не мог ждать. И все равно поездка заняла больше двух дней.
Она отступила назад.
– Прошу. Пожалуйста, входи.
Эдвард прошел в дом и неловко замер. Затем взял ее за руку.
– Клоуэнс. Твое письмо... Не мог дождаться встречи. Твое письмо наполнило меня радостью.
Клоуэнс неловко улыбнулась.
– Ох... Садись, Эдвард. Мне приятно это слышать.
Для нее он был незнакомцем. Прикасался к ней всего раз или два. От его сюртука пахло твидом, скорее всего, шотландским. И зачем она переоделась в старенькую амазонку?
– В этом домике я живу после смерти Стивена. Наверное, он кажется тебе слегка... убогим.
– Ничто не кажется убогим там, где есть ты, Клоуэнс.
Красиво сказано. Но она его почти не знает. Зачем она написала такое письмо Что на нее нашло?
– Садись же. Такая неожиданность. Где твоя лошадь? Из Лондона добраться за два дня? Ты, наверное, ехал дни и ночи напролет!
– Именно. В экипаже. Погода стояла отличная, и я решил не останавливаться. А так бы вышло в два раза дольше.
– Частный экипаж?
– Да.
– Налить тебе чего-нибудь? Ты наверняка вымотался!
– Нет, благодарю. Я совершенно не устал. Я просто... меня переполняет радость оттого, что я здесь.
Эдвард сидел скованно. Клоуэнс подумала, что теперь он жалеет о поспешности. Ведь она обычная молодая женщина, плохо одетая, с не очень прибранными волосами, пятном на сапоге, живущая в крохотном домике. Наверняка он слышит ее корнуольский акцент. Вероятно, теперь сожалеет не только о спешке, но и о длинном письме с предложением руки и сердца, которое побудило ее дать неосмотрительный ответ. Сначала Клоуэнс следовало пригласить его на две-три недели, чтобы они узнали друг друга получше.
Эдвард посмотрел на ее одежду.
– Ты собралась куда-то? Наверное, я отвлек тебя от дел?
– Нет! Ох, нет, ну что ты!.. Да, я собралась уезжать, но это неважно. По крайней мере...
Эдвард снова взял ее за руку и улыбнулся.
– Расскажи.
Быть может, это способ растопить лед, поэтому она рассказала.
– Изабелла-Роуз... Впервые я встретил ее лет пять назад, выходя из «Друри-лейн» вместе с родителями. У тебя есть другие красивые сестры?
– Нет, только брат, и все... Все-таки давай я тебе налью чего-нибудь. Ты... польстил мне, что приехал так быстро.
– Меня злила и возмущала каждая миля.
Клоуэнс налила ему бокал лимонада и чуть не выронила графин. Оба рассмеялись, хотя и нервно.
– Где твой экипаж? – спросила она.
– Оставил на постоялом дворе под названием «У Селли» в отдаленной части города. Оттуда пошел пешком и спрашивал дорогу. Я не хотел... так приезжать и... обращать на себя внимание.
– У тебя есть кучер, который присмотрит за экипажем? Никогда не знаешь...
– Двое, – извиняющимся тоном сообщил Эдвард. – Но я не могу тебя удерживать, если ты решила поехать к родным. Не нарушай своих планов, а я найду, где переночевать, потом мы можем увидеться, когда сочтешь удобным.
– Я так не могу! Ты приехал издалека и так быстро. Эдвард, позволь мне подумать.
Они потягивали лимонад. Эдвард ждал.
– У тебя надежный экипаж? – спросила Клоуэнс.
– Наверняка. Дороги здесь, на западе, ужасные.
– Так вот, я подумала... Ты можешь отвезти меня в Нампару? Ты знаком с моими родителями.
Худое лицо Эдварда преобразилось.
– Я как раз хотел предложить, но счел это вольностью.
– Уж тебе точно позволена такая вольность. Но лошади устанут.
– Это далеко?
– Прямиком поехать на экипаже не получится. Сначала придется вернуться в Труро, а затем повернуть на север. Это двадцать миль.
– Их кормят. После часового отдыха они не станут возмущаться из-за каких-то двадцати миль.
– А ты?
Клоуэнс впервые посмотрела на него, встретившись с его прямым взглядом.
– Для этого я и приехал.
Теперь уже не было смысла в старой амазонке, если Клоуэнс поедет в экипаже, поэтому она поднялась наверх, чтобы переодеться. В спальне на нее снова накатила паника. Она сняла платье и застыла перед обветшалым зеркалом, которое постоянно хотелось заменить. Отражение ей совсем не понравилось. Однако по условиям соглашения она помолвлена с тем молодым незнакомцем внизу, и ему будет позволено входить в ее комнату всегда или практически всегда, когда он захочет, и смотреть на нее в нижнем белье, стягивать остальное, чтобы осуществлять свои супружеские права. Полагается ли ему допускать особые вольности, которые допускал Стивен? В каком-то смысле она ощущала себя девственницей перед брачной ночью, только хуже, ведь она знала, что случится.
Стивен вел себя нежно, но очень умело, давал ей насладиться первыми ласками, пробуждая в ней такое же сильное желание, как и у него. Но Стивена она познала, хотя и не полностью, за несколько лет до брака. А это незнакомец. Возможно, утешала она себя, он тоже жалеет о приезде. По сути, он добрый и благородный человек. В ближайшее время, когда они познакомятся поближе, она даст ему возможность отменить помолвку. Если он считает себя связанным, она постарается его освободить. А если не получится (но только в этом случае), то наберется смелости сообщить, что совершила огромную ошибку. Что ей не нужен никто, кроме Стивена.
Возможно, он обрадуется, что освободился; он ведь человек другого сословия. Может, она и родилась в семье джентльмена, но грубого корнуольского джентльмена. А Эдвард ничего в жизни не делал сам, за него все делала прислуга. У него есть камердинер, который помогает одеться. Она же до пятнадцати лет, к великому неодобрению матери, дни напролет ходила босиком. Как могут два таких разных человека жить вместе, как супруги? Их представления о жизни наверняка сильно отличаются. Его друзья... знает ли она кого-нибудь из них? Почти никого. Для них она диковинка, девушка с запада, с которой им придется обходиться любезно ради Эдварда.
А сами Лансдауны. Они вроде милая семья, но будут сожалеть, что Эдвард женился на недостойной партии. Каким несчастьем, подумают они, стала та случайная встреча на балу у герцогини Гордон.
И тем не менее, когда дошло до дела, Клоуэнс надела лучшее платье, зная, что цвет зеленого яблока отлично сочетается с ее волосами.
Арендованный Эдвардом экипаж вызывал на далеком западе любопытство. Четыре лошади вместо привычных двух, экипаж темно-зеленого цвета с золотыми обводами; нет имени перевозчика или собственника, а значит, это частная собственность. Поодаль собралась небольшая, но почтительная группка, чтобы посмотреть, как в карету садится миссис Каррингтон, а следом за ней крепкий, но элегантный сопровождающий.
Маршрут первой части поездки был понятен – по главной дороге, по которой Эдвард только что прибыл.
Дорога пару раз взбиралась на холм, а затем проходила рядом с искрящимся ручьем, сверху нависали ветви деревьев.
Экипаж оказался просторным. Клоуэнс села в самый угол и смотрела на пейзаж, находясь в двенадцати дюймах от человека, за которого согласилась выйти замуж. Вежливая беседа ограничивалась скудными фразами, Клоуэнс сообщила, что самый конец путешествия, из Шортленсенда в Нампару, отнюдь не такой приятный, там нет хорошей дороги, а лишь проселок, ухабистый и пыльный в такую сушь.
Эдвард выразил учтивую обеспокоенность касательно болезни Изабеллы-Роуз, а Клоуэнс так же учтиво сообщила о том малом, что сама знала.
– Когда пришло твое письмо, – рассказывал Эдвард, – дома оказался только один член семьи, тетушка Изабел, поэтому я сразу поспешил к ней. Ее обрадовали хорошие новости.
– Как она поживает?
– Немного ослабла. Произошел один казус в том, как она восприняла новости.
Клоуэнс заранее приготовилась к худшему.
– Какой именно?
– Она подумала, что я собираюсь жениться на твоей матери.
Клоуэнс рассмеялась вместе с ним.
– А когда узнала правду?
– То подумала, что я женюсь на мужчине по имени Кларенс.
Она снова расхохоталась.
– Мама часто вспоминала о тетушке Изабел. Она ведь глуховата?
– Она самая... Клоуэнс, ты боишься меня?
Клоуэнс рассматривала солнечные зайчики на листьях.
– Немного.
– Так вот, – продолжил Эдвард, – признаюсь, я тоже немного тебя боюсь.
Она посмотрела на него, чтобы понять, шутит ли он, и отвела взгляд.
– Почему?
– По той же самой причине. Мы много лет друг друга знаем, но крайне редко виделись. Я почти не прикасался к тебе!
– Знаю.
– Когда сегодня я взял тебя за руку, то коснулся чего-то теплого и живого, но словно кого-то другого.
– Ох, понимаю.
– Если я коснусь твоего лица, то прикосновение тоже будет теплым. Самый важный для меня человек... девушка, которую я люблю.
– Или думаешь, что любишь.
– Долгие годы я никогда в этом не сомневался.
– Однако это только... поверхностно. Ты не можешь это проверить!
– Так же, как и ты. Ты могла пожалеть о своем письме. Возможно, хотела попросить меня забыть, что я его получил?
– Ох, а ты бы хотел забыть? Если бы я попросила?
Ей показалось странным, что их мысли практически совпадают. Однако где-то в глубине души это задевало самолюбие.
– Нет, – твердо возразил Эдвард, – не хочу забывать. Ни за что на свете.
Повисло долгое молчание.
– Но теперь у нас есть время. Время для встреч, бесед, и чтобы прийти к взаимопониманию.
– Время, чтобы проверить? – спросила Клоуэнс.
В ответ он попросил:
– Можно взять тебя за руку?