Текст книги "Белла (ЛП)"

Автор книги: Уинстон Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

Глава седьмая

– Я благодарен Джеффри Чарльзу, – признался Филип Придо, – устроившему так, чтобы я имел честь сидеть за столом рядом с вами, миссис Каррингтон. После приема вы поживете некоторое время с родными?

– Наверное, останусь до воскресенья. К утру понедельника мне надо вернуться в Пенрин... Капитан Придо.

Он поправил очки.

– Да?

– Мы мало знакомы, но вы дважды приглашали меня на концерты, а кроме того, мы не раз уже встречались. В таких обстоятельствах вам не кажется, что стоит прекратить называть меня миссис Каррингтон?

– А как же мне вас тогда называть? – Его кадык дернулся, он судорожно сглотнул. – По имени? Клоуэнс? Почту за огромную честь.

– Я не считаю это великой честью, Филип. Но в нашей округе не принято придерживаться формальностей высшего общества.

– Мне и в самом деле выпала большая честь! Тогда осмелюсь попросить вас об услуге. – Клоуэнс вопросительно посмотрела на него. Филип улыбнулся. – Позвольте в воскресенье проводить вас домой.

– Но ведь вы собрались уезхать завтра?

– Джеффри Чарльз не станет возражать, если я останусь на пару дней. Как бы прислуга ни трудилась, работы будет непочатый край.

На другом конце стола Эсси шепнула:

– Не могу угадать, какой вилкой пользоваться.

– Я тоже, – признался Бен. – Та девушка напротив орудует маленькой.

– Ага, точно!

Вокруг них люди вели нескончаемые разговоры, но только не они друг с другом. Эсси была слишком напугана, а Бен лишился дара речи, хотя ему хотелось завязать беседу, но без банальных пустых фраз. Он знал, чего хочет, но не мог сказать этого вслух при всем честном народе.

– Здесь как-то жарковато, – отважился он.

– Никогда не думала, что буду вот так здесь сидеть, – заговорила Эсси. – В качестве гостьи. Как дама из общества. У меня появилась мысль, что тетушка Демельза подговорила мою хозяйку, бог знает почему.

Бен посмотрел через стол. Похоже, Эсси случайно догадалась. Но не имела ни малейшего представления о конечной цели. Как она только что выразилась: «Бог знает почему».

Тут он осознал, что непозволительно долго таращится на даму напротив, мисс Дейзи Келлоу. Та улыбнулась ему, как улыбаются привлекательным мужчинам соответствующего возраста, и Бен смущенно потупился. Внезапно он понял, что Дейзи его не узнала. Похоже, другие тоже. Может, даже леди слева от него, мисс Хоуп Тиг, поскольку его борода стала короче, чем когда-либо, даже показался уголок шрама.

В любом случае, вряд ли мисс Хоуп, самая иссохшая из незамужних сестер Тиг, заметит сходство между аккуратно одетым, грубовато выражающимся джентльменом и молчаливым угрюмым человеком, который вышагивает мимо их дома, опустив голову навстречу ветру, по пути на Уил-Лежер.

Во главе стола восседал сеньор де Бентендона с супругой; справа от нее – Джеффри Чарльз с Демельзой; слева от сеньора сидела Амадора, за ней – Дуайт Энис.

– Филип.

– Да, Клоуэнс?

– Можно задать тебе вопрос? Это может показаться неуместным, что я лезу в дело, которое меня не касается...

– Можешь спрашивать о чем угодно.

– Ну что ж, – решилась Клоуэнс, – я все гадаю, зачем ты носишь эти очки?

Филип резко переменился и уставился куда-то вдаль.

– Ты прекрасно знаешь, зачем люди носят очки – чтобы лучше видеть.

– Да, конечно. Ты не видишь на близком расстоянии или вдаль?

– На близком.

– И все же, извини, конечно, ты вполне разглядел имя на табличке, чтобы понять, где сесть.

– Оно написано не мелкими буквами. Возможно, – он поднял голову, – это желание направило меня к нужному месту.

– Ой, брось. – Клоуэнс вытащила золотые часы. – Который час?

– Двадцать минут пятого.

– Циферблат и стрелки довольно маленькие.

– Да, согласен.

Тарелки убрали и подали чистые для десерта.

– Порой очки, мисс Клоуэнс, служат определенной цели.

– Можешь меня просветить?

– Само собой.

Но он так и не удосужился объяснить.

Кристофер Хавергал обратился к Демельзе:

– Леди Полдарк, после приезда у не было времени рассказать вам обо всех лондонских событиях. Разумеется, Белла вам регулярно пишет, я знаю, и рассказала о самых значительных. Раз уж мы дома, вы с ней будете чаще видеться.

– Да, – ответила Демельза. – Но в доме столько людей и столько разговоров на приеме, мы и не заметим, как она снова уедет. Я так понимаю, ты останешься до Нового года?

– С радостью. Благодарю. А потом мне придется вернуться. Белла может остаться еще на неделю.

– Мне бы хотелось, чтобы она осталась.

– Понимаю. Мне тоже этого хочется. Она заслуживает каникулы. Наверное, это будет зависеть от того, найдет ли она попутчика для поездки.

– Росс поспрашивает. Его банковские знакомые часто ездят.

– Как, по-вашему, выглядит Белла?

– Внешне не изменилась. Но она другая. Исчезли детские манеры.

– Знаю. И сожалею. Но как бы то ни было, это естественно. Ее личность развивается. Я верю, что она будет блистать на концертах.

– Не сомневаюсь.

– Наверняка она рассказала вам о концерте в честь дня рождения миссис Пелэм в октябре. Это был огромный успех. И миссис Пелэм так много для нас сделала, она знакома с влиятельными людьми. В начале месяца нас постигло огромное разочарование. Она вам не рассказала?

– Кажется, нет.

– На приеме в честь дня рождения присутствовал достопочтенный Чарльз Уинфорд, большой друг принца-регента. Он торжественно заявил, что потрясен пением Беллы и третьего декабря устроит прием, где она окажется в числе трех певиц, принц-регент обещал присутствовать.

– А он не пришел?

– Слег с каким-то недугом (газеты судачили, но никто точно не знал, с каким именно), и если старый король умрет, возникли определенные сомнения, хватит ли здоровья регенту, чтобы его заменить.

– А кто же это будет, если не он?

– Принц Вильгельм.

– У него не слишком хорошая репутация.

– Разумеется, принц может поправиться, но это разрушило наши планы, на крайней мере, на тот вечер.

– Сколько лет старому королю?

– Восемьдесят один или восемьдесят два. Но он совершенно слеп и не в своем уме. Для карьеры Беллы чрезвычайно важно было бы получить одобрение принца...

– Она еще слишком молода, Кристофер.

Кристофер посмотрел на Демельзу и пригладил усы.

– Да, времени у нас пока предостаточно. Но одна прекрасная возможность потеряна. Я ненавязчиво продолжу дружбу с Уинфордом. Вряд ли он богат, и моя должность в банке может предоставить возможность оказать ему добрую услугу. Ведь его порыв посодействовать Белле был всецело бескорыстным.

– Твои братья – шахтеры? – спросил Бен.

– У меня нет братьев.

– А, значит, дяди. Рядом с Иллаганом нет работы?

– Крайне мало.

– Здесь тоже ее мало. Грейс выработана. Только Лежер еще богата рудой.

– И слава Богу. А ты управляющий?

– Что-то вроде. На больших шахтах есть два капитана – на поверхности и под землей. Лежер не особо большая, но главный управляющий – мой дед Заки Мартин, только он часто болеет, так что я работаю за двоих.

– А Уил-Грейс?

– Сэр Росс ее не закрывает. Тогда придется уволить сорок человек. Всегда есть надежда, что нам снова повезет. Жила приносила прибыль больше десяти лет. Приносила огромные деньги. Поэтому капитан Росс и не закрывает Грейс, хотя в последнее время она не окупается.

Эсси подозрительно уставилась на фрукт, разделенный на четыре части и очищенный от кожуры, который появился у нее на тарелке.

– Это апельсины?

– Похоже на то.

– Никогда в жизни их не пробовала.

– Попробуй. Тебе не повредит.

Эстер оглядела стол и нервно взяла ложку с вилкой.

– Тебе нравится музыка? – спросил Бен.

– Сейчас играют красивую мелодию.

– А органная музыка нравится?

– Кажется, я ее никогда не слышала. Или ты про фисгармонию? Какие бывают в огромных церквях?

– Да.

– Вряд ли я слышала что-нибудь подобное. А что?

– Я соорудил орган, – пояснил Бен.

Эстер посмотрела в его мрачное, суровое лицо.

– Сэм рассказывал, что ты соорудил нечто такое. Поразительное мастерство.

Он помотал головой.

– Да это безделица. Всего-то трубы собрать в нужном порядке. Народ называет его «коробкой свистков».

В этот момент она явственно ощутила, что Бен хочет о чем-то поговорить.

– Сэм говорит, ты соорудил орган в лавке у матери.

– Да, есть такое. Но когда я переселился в собственный маленький дом, то оставил инструмент и принялся за новый. Недавно закончил, он даже лучше прежнего. Трубы больше, как и воздушная камера, я соорудил новые деревянные клавиши, и все зазвучало иначе.

Она замерла и почувствовала комок в горле, но либо сейчас, либо никогда.

– Мне бы очень хотелось посмотреть, как-нибудь, если у тебя появится время. Он играет? Ты умеешь играть на нем мелодии?

Бен посмотрел на нее, темные глаза вспыхнули.

– О да, – сказал он. – Еще как.

После кивка Джеффри Чарльза Амадора встала. Все поднялись, и дамы по двое или по трое покинули зал. Едва последняя успела прошелестеть платьем и скрылась из поля зрения, из прихожей послышался мужской голос с веселыми нотками притворной жалобы. Несколько мужчин, собравшихся уже было сесть, замерли.

Зашел Валентин в сопровождении пухлого розовощекого юноши примерно его возраста. Оба были хорошо, но небрежно одеты. Шейный платок Валентина развязался; у его спутника оторвались две верхние пуговицы на мундире, волосы были в полном беспорядке.

– Мой дорогой Джеффри Чарльз, – обратился Валентин к брату и взял его под руку. – Знаю, ты думал, что я в отъезде, но когда я неожиданно вернулся домой, то решил не разочаровывать тебя и прийти на прием!... Мы пропустили праздник? Дамы ушли! Неважно, мы выпьем по бокалу портвейна. Кстати... ты знаком с лейтенантом Лейком? Он был моим сокурсником в Итоне один семестр. Мы пережили немало приключений. Да? – Валентин заразительно расхохотался. – Дэвид знал Джереми в Брюсселе, оба служили в том же проклятом полку. Как он назывался, Дэвид?

– 52-й Оксфордширский.

– Они тоже играли вместе, – добавил Валентин. – Дэвид и Джереми играли в азартные игры. Джереми был азартным игроком, ей-богу. Он ведь много потерял, да, Дэвид?

– Что? – не понял Лейк. – Запамятовал. Наверное, мн... много. Кажется, все проигрывали. Никто не выиграл. А... а Кьюби здесь?

– Кьюби здесь? – спросил Валентин.

– Да.

– Сколько народу собралось. Можно?

Валентин занял свободный стул напротив Пола Келлоу и махнул Дэвиду Лейку на другой.

– Мой отец, сэр Джордж, мой крестный, сэр Росс, а это лейтенант Лейк из пятьдесят какого-то Оксфордширского. Пережил Ватерлоо без единой чертовой царапины. Как и ты, Джеффри Чарльз, ей-богу. Умный человек переживет битву без единой царапины. Хотя прежде ты получил кое-какие. Черт побери, отличный портвейн! Контрабандный небось?

– Купил по сниженной цене, – ответил Джеффри Чарльз, зная, что портвейн контрабандный.

Валентин вытянул ноги.

– Тут прямо все графство собралось, кузен. Я чуть не взял с собой Батто.

– Батто?

– Мой домашний питомец, обезьянка. Вызволил его у матроса-индуса в доке Фалмута пару недель назад. Так одиноко без Селины, как будто ты не знаешь! – Он со смехом хлебнул вина. – Ласковое и нежное создание. Хотя и немаленькое, и уже не такое ласковое – он быстро растет! Друзья носятся с ним и разбаловали.

– Обезьяна, – повторил кто-то. – Вот так причуда. Какая именно обезьяна?

– Черт его знает. Здоровенная. Пугает женщин.

– Как-то не очень весело, когда по дому бродит обезьяна, – сказал Гарри Бичем. – Вы весьма эксцентричны, Уорлегган!

– Я всегда был таким, старина. Еще в школе привык к животным. В своей школе. У Попси Порданда была змея, он говорил, что кормит ее мышами. Джонни Рассел держал сову, она вечно сидела у него на голове. Ник Уолдгрейв держал длиннохвостую обезьяну, совсем не такую, как Батто! С ними куда веселей!

Тем временем Джеффри Чарльз решил не обращать внимания на непрошеных гостей и на правах хозяина следил, как огромный стол освобождают от всего, кроме графинов с портвейном. Музыканты в перерыве немного перекусили, а потом снова заиграли.

Когда дамы вернулись, мужчины в основном сидели за столом и пили портвейн, но после незаметных уговоров поднялись с мест и разошлись, пока уносили стулья и натирали пол. По углам расставили стулья для тех, кто предпочитал только наблюдать. Даже с огромным столом в центре зал стал выглядеть больше, и было совершенно очевидным, что места для танцев хватит, хотя контрдансы, которые танцуют группой, не получатся.

Так что танцевальный вечер проходил приятно и открылся менуэтом, следом за ним последовал гавот, а затем популярный вальс. На второй гавот Вэл Вивиан, у которого глаз был наметан на красивых женщин, пригласил Демельзу. Глядя, как они осторожно начали, Росс направился к леди Харриет. Та как раз беседовала с Гарри Бичемом, поблизости стоял Джордж и, сцепив руки за спиной, наблюдал за танцующими расчетливым взглядом, словно приценивался к каждому. Харриет взглянула на Росса и притворилась, что роется в сумочке.

– Сэр Росс. Давайте-ка посмотрим, есть ли вы у меня в бальной книжке.

– В вашей невидимой книжке я записан, мэм. Вы обещали танец между сливами и сыром.

Харриет вздохнула.

– Ах да. Между сливами и сыром. Помню. Прошу прощения, мистер Бичем. Надеюсь позже продолжить беседу.

Когда они вышли на танцевальную площадку, Росс сказал:

– Мне больно отрывать вас от столь просвещенного общества.

– Именно. Мне подробно разъясняли, как устроены швейцарские часы с кукушкой. Но вы бы могли выбрать танец поинтереснее.

– Следующий вальс.

– Я уже обещала его другому.

– Ничего подобного. У меня право собственника.

– Ой-ой. Сейчас упаду в обморок. Кому вы кивнули?

– Вашему мужу.

– И снова ой-ой. Вы с ним как масло и вода, верно? Никогда не договоритесь. Но каждый по-своему интересен.

Росс мрачно усмехнулся, но ничего не сказал.

– Быть может, когда-нибудь, – продолжила Харриет, – я сумею вас сблизить.

– Столкнуть лбами?

– Может, и так.

– Мы не единожды устраивали кулачные бои, но кровопролитие никак не помогло.

– Что вы имеете против него?

– Танцуйте со мной до полуночи, и мы предпримем первые шаги.

Из другого конца зала раздался громкий хохот– там Валентин распивал вино с Кристофером Хавергалом.

– Почему Джордж не приглашает вашу жену на танец? – поинтересовалась Харриет.

– Вот его и спросите. В любом случае она откажет.

– Он когда-нибудь поступил с ней дурно?

– Только... только тем, что впутал ее в неприятности, когда пытался отомстить Полдаркам.

– Тогда почему вы приглашаете меня на танец?

– Потому что вы мне нравитесь.

– Это напоминает мне детство, около сорока лет назад, когда этот утомительно нудный танец имел более интересное завершение. После последнего шага партнеры кланялись и целовались.

– Надо же, – ответил Росс, – я целых сорок лет ждал такую возможность.

С разрешения Джеффри Чарльза, но без ведома остальных Изабелла-Роуз проскользнула по винтовой лестнице на галерею и шепотом попросила сыграть особый вальс, который танцевала в Лондоне. Его называли «вальс на два па», быстрый шеститактовый танец, по два шага на каждый такт. Они с Кристофером повели танец. Кристофер довольно мастерски справлялся с искусственной стопой; вскоре в зал потянулись остальные. На официальном балу такого бы не одобрили, но предрождественское настроение находило оправдание для любой веселой проделки.

Росс склонился поцеловать Харриет, и она охотно подставила ему губы. Затем они разошлись. Как ни странно, вышло удачно.

Крепко обвив ее за талию и притянув ближе, Росс скользил по полу, подпрыгивал и кружился, и каким-то образом умудрялся не оттоптать ноги Харриет, а она – ему. Кто-то упал прямо перед ними, но оба успели отпрянуть. Росс отчетливо слышал вибрацию голоса, сопрано непринужденно парило над всеобщим шумом. Танцуя на большой скорости, Белла умудрялась петь.

Вдруг Росс ощутил себя очень счастливым. Впервые после гибели Джереми он ощутил счастье. На прием он пришел в своенравно-чудаковатом настроении, отчасти бунтарском, отчасти расслабленном. А теперь, держа в объятиях эту волнующую женщину, двигаясь в ритме музыки и под чистое звучание голоса дочери, который время от времени парил над всеми, Росс ощущал себя счастливым.

Танец закончился. Все смеялись и переводили дыхание. Красивые глаза Харриет потемнели, как никогда прежде, когда она посмотрела на Росса.

– Господи! – воскликнула Харриет. – Я думала, вы хромаете.

– Господи! – шутливо повторил Росс. – Я совсем об этом позабыл!

Оба рассмеялись. Гости расходились с танцевальной площадки.

– Мне пора возвращать вас часам с кукушкой, – сказал Росс.

– Пожалуйста, возвращайтесь.

– Обязательно.

Бен и Эстер не присоединились к танцующим, но какое-то время стояли вместе в уголке и наблюдали за другими, затем переместились в дальнюю гостиную выпить лимонада. Оба молчали, но в то же время не проявляли желания разойтись. Их окружали люди другого класса. Но не обделяли их вниманием и заговаривали с ними. Эстер дважды извинялась и ненадолго уходила проведать Амадору, узнать, не требуется ли помощь. Та с улыбкой отвечала, что не требуется.

Когда Эстер во второй раз вернулась к Бену, тот сказал:

– Сдается мне, у тебя добрая хозяйка, да? Похоже, она переняла это от Полдарков.

– Что именно переняла, Бен?

– Заводить друзей из прислуги. В Техиди такое происходило?

– Нет... Такого я там не ожидала.

– А здесь ожидала?

Она нервно прыснула смехом.

– Ну нет. Наверное, я на более высоком счету, потому что леди Полдарк – моя тетушка.

– Понятно, – помрачнел Бен.

Эстер обеспокоил его тон, и она поспешно уточнила:

– У меня мыслей и желания даже не возникало, чтобы стать выше, чем положено по рождению. Они просто добры ко мне, сама я к этому не стремлюсь.

Бен внимательно на нее посмотрел.

– Я не знаю, как это сказать, Эсси. Не могу подобрать слова. Но меня тянет к тебе, Эсси.

Она покраснела.

– Я рада, Бен.

– Ты... рада?

– Рада.

– Тогда я больше ничего не скажу. У тебя есть выходной?

– Полдня.

– Давай встретимся. Назначь дату и время, и встретимся. Можешь взять с собой подругу, просто чтоб соблюсти приличия...

Эстер глубоко вздохнула.

– Я приду одна.

Глава восьмая

Четыре мили до дома – довольно долгая поездка верхом, но поговорить наедине не получилось, поскольку их сопровождали Дуайт и Кэролайн с двумя девочками, пока их пути не разошлись, а капитан Придо, хотя собирался переночевать в Тренвите, галантно вызвался проводить Клоуэнс. Кьюби спокойно беседовала с Клеменс, следуя за остальными. Ночь выдалась очень темной и тихой. Покров облаков постепенно скрывал звезды, и все бдительно следили, чтобы лошади не споткнулись о камень.

Было почти три часа ночи. Они пробыли в Тренвите двенадцать часов. Когда они вернулись домой, Мэтью-Марк уже стоял наготове и забрал лошадей. Клоуэнс устало поцеловала родителей на ночь; затем последовали поцелуи от других девушек, которые ушли ночевать в комнату Джереми. Росс и Демельза вместе поднялись в спальню. Оба изрядно выпили. Росс нарушил молчание первым:

– Господи, ну и марафон! Никогда в жизни не видел, чтобы столько знакомых и соседей так злоупотребляли спиртным. Где проведет ночь Джордж?

– Он мне не рассказывал. А Харриет не сказала?

– Нет.

– Наверное, ее до такой степени поглотило твое внимание, что она обо всем позабыла.

Росс довольно захихикал.

– Я славно повеселился.

– Заметно.

– Пристойно и благочинно. Я все еще твой любящий супруг. Заметь это. Часа на два я позволил себе чуточку порезвиться. Просто рождественский порыв.

– Рождественский порыв? Просто потрясающе! Но я полагаю... кажется, да, в июне будет тридцать два года, как мы женаты. Это долгий срок. И тут вдруг на тебя накатило настроение, которого раньше я за тобой не замечала. Целовать первую попавшуюся женщину и увиваться за женой заклятого врага. Матерь божья, я все думаю – это и впрямь нечто новое, или ты страдал все эти годы, тоскливые тридцать два года, скрывая от меня свои странные порывы?

– А вот ты, конечно же, не флиртовала, не позволяла увиваться за собой, как ты называешь, ни Вэлу Вивиану, ни жениху дочери Кристоферу Хавергалу, ни Гарри Бичему и лейтенанту Лейку.

Демельза сплюнула, как будто к языку что-то прилипло.

– Меня поражает, что ты заметил все, чем я занималась! Ты что, загибал пальцы на руке, отсчитывая моих собеседников, а другой рукой неуклюже шарил по корсету Харриет? Да это... это возмутительно...

– Что возмутительно?

– Что ты возлагаешь вину на меня, когда своим поведением вызвал шепотки по всему залу. Почему это я...

– Вина – неверное слово, – возразил Росс, – и я бы вызвал на дуэль любого, кто попытается доказать, что у меня было не рождественское настроение, а иные мотивы...

– Что ж, меня ты не вызовешь на дуэль, хотя могу поспорить, я стреляю не хуже тебя!

– Разве что стрелами из бумаги...

– Ты поцеловал... На скольких людей ты нацеливал свои стрелы из бумаги? Ты поцеловал...

– Да, я поцеловал мать Амадоры, Клоуэнс, Морвенну, саму Амадору и Харриет! И... и я двадцать раз поцеловал бы тебя, если бы у меня получилось к тебе приблизиться в такой давке.

– Красивые слова, но...

– Да, и я повторю их много раз. Я великолепно провел вечер и еще надеюсь, что мы хоть на несколько часов вздремнем. Уже сегодня мне надо поехать в Труро.

Демельза села на кровать.

– Какая она?

– Кто?

– Египетский бог, ты еще спрашиваешь!

– Мне понравился ее корсет, он затянут туже твоего. Ну хорошо, раз уж в столь поздний час мы решили это обсудить, то она... мне нравится. Она непростая штучка. Не забывай, я не поругался с Джорджем ни разу за весь вечер. Разве это не достижение? Разве не этого тебе хотелось больше всего? Мир на земле и доброжелательность к мужчинам.

– А также доброжелательность к женщинам? Я видела, как он наблюдает за тобой. Наверное, Харриет получит нагоняй.

– Совершенно уверен, она сама разберется.

– Когда ты отплясывал с ней, то я поневоле вспомнила, сколько бед случилось из-за твоей любви к его первой жене.

Росс медленно сел рядом с ней на кровать.

– Да, Боже мой. Но то чувство было очень и очень глубоким и серьезным. А это пустяк. Озорство. А кто вообще посадил нас вместе за обеденным столом?

– Амадора, наверное, она же не знает нашу историю.

Росс взял ее за руку. Демельза хотела высвободиться, но потом передумала. Поочередно он легонько прикусил каждый ее палец.

– Все прекрасно, – сказала Демельза.

– Знаю.

Они помолчали. Затем Демельза сказала:

– Тот портвейн не так хорош, как наш.

– Почему всегда говорят «весенняя лихорадка»? Почему не «рождественское безумие»?

– Ты уже назначил ей свидание?

– Иисус Милосердный! Я же сказал, что это ничего не значит.

– В деревне пойдут слухи.

– Ну и пусть. Меня тошнит от сплетен. Тошнит от этой деревни, хотя я не уеду отсюда ни за какие коврижки. Поцелуй меня.

– А это вряд ли.

– Ты истощена после тридцати двух лет брака?

– Предложи это как-нибудь в другой раз, а не после того, как успел потискать разных женщин.

– Какое к черту тискать! Я тебе не Хью Бодруган!

– Если поразмыслить, то сходство значительное.

Легкое подрагивание кровати свидетельствовало, что Росс либо икает, либо хохочет.

– По правде говоря... – начал он.

– Ох, вот это уже звучит лучше!

– По правде говоря, на приеме мне пришло в голову, что есть смысл подавить старую вражду. Через пятьдесят все так же будут приливы и отливы, прямо как сейчас, все так же будет дуть ветер и палить, а мы все уйдем – или почти все. Стиснув зубы, я мог бы пожать руку Джорджу.

– Но вместо этого ты подлил масла в тлеющие угольки, тиская его жену.

Он склонил голову на плечо Демельзы, не такое уж приветливое.

– Мне кажется, Белла великолепна, – отозвался Росс.

– Получается, ты совершенно переменился на ее счет.

– Отличная мысль – кстати, кто это придумал? – отличная мысль сыграть «Танец цветов». Хотя бы его я станцевал с тобой!

– Ну да.

Как раз перед полуночью трио музыкантов дополнилось двумя барабанщиками, и когда часы пробили двенадцать, они заиграли «Танец цветов». Танец идеально соответствовал танцевальной площадке, поскольку вереница людей как раз двигалась вокруг огромного стола, танцоры трижды подпрыгивали, а потом трижды кружились. Круг за кругом заканчивался стуком и грохотом больших барабанов. Это длилось почти двадцать минут, а когда музыка вдруг завершилась на финальном ударе, все остановились, тяжело дыша – взмокшие, улыбаясь и смеясь друг над другом.

– Гениальная мысль, – повторил Росс. – Наверное, Джеффри Чарльз придумал.

– Да.

– Теперь Белла не орет, – продолжил Росс. – Так что я переменил мнение. Она не напрягается. Голос звучит чисто и ясно.

– Она пела всего лишь простые песенки. Белле не хотелось хвастаться достижениями.

– Может, мне как раз таки нравятся негромкие голоса, неважно, мужские или женские. И я так ей благодарен за исполнение той песни, которую ты впервые спела в Тренвите, когда мы только поженились. Спой ее для меня.

– Завтра, Росс. Думаешь, меня так легко перехитрить?

– Ага.

Они сонно разделись.

– Как тебе лейтенант Лейк? – спросил Росс.

– Подходящая компания для Валентина, мне кажется.

– Не слишком хорошая рекомендация.

– Он суетился вокруг Кьюби. Мне надо спросить у нее. Он сказал, что в Брюсселе они с Джереми играли на деньги.

– Джереми оставил долги, – ответил Росс.

Возникла короткая заминка.

– Как я поняла со слов Кьюби, Дэвид Лейк ей не по душе. Наверняка причина в картах. Ее брат отчаянно цепляется за свой замок и делает долги на скачках, поэтому Кьюби не одобряет азартные игры.

– Сегодня Валентин хотя бы вел себя прилично.

– Разве что явился нежданно-негаданно. Мне кажется, Джордж и Харриет могли бы переночевать у него в Тревонансе. Это ближайший по соседству дом, где есть свободные спальни.

Росс поразмыслил, какими осложнениями это грозит. Лучше не стоит. Но почему? Разве он весь вечер не делал упор на то, что настало время для примирения?

Когда Валентин с приятелем вернулись в Плейс-хаус, Дэвид сразу пошел спать, а Валентин взобрался на чердак, проверить Батто. Его история с «покупкой» молодой человекообразной обезьяны у моряка-ласкара была далека от достоверности (якобы Валентин бросил тому шиллинг). Прямо рядом с Арвенак-стрит в Фалмуте, у церкви, находился небольшой сквер, окруженный каменными домами со сломанными ступеньками, что вели до самого конца прямо на мастерскую по изготовлению парусов. Услышав громкий смех и пронзительный визг, Валентин заглянул туда и увидел группу мальчишек, которые кидались камнями в маленького пухлого шимпанзе, пока его предполагаемый владелец бегал вокруг с шарманкой и умолял их прекратить. Шимпанзе залез на дымоход, а хозяин коттеджа через чердачное окно пытался вытолкнуть животное оттуда рукоятью швабры. Он орал и ругался на мальчишек, потому что камни пролетали совсем рядом с ним. Визжала обезьяна.

– Эй! Прекратите! Хватит, говорю!

Валентин ударил тростью одного мальчишку по плечу, и град камней сразу прекратился, но проблема не решилась окончательно. Кое-кто стал прикидывать, можно ли потренироваться в меткости, избрав целью чужаков. Но богатая одежда и солидный вид Валентина заставил мальчишек отступить. Тогда вперед шагнул, покачиваясь, Дэвид Лейк, и ребятня рванула наутек по узкому переулку между домами. Шарманка затихла, только временами хныкал шимпанзе, которого свирепо тыкали в спину шваброй, и переместился по дымовой трубе еще выше.

– Он спустится, – произнес индус, обнажая зубы в покорной улыбке. – Есть захочет – и спустится.

Индус лихорадочно запрыгал, видимо, ожидая того же от обезьяны.

– Батто, Батто, это мой зверь. Я привез его из джунглей.

– Батто, – повторил Валентин. – Его так зовут? Мне он нравится. Батто. Батто. Славный мальчик.

Глазами-угольками обезьяна уставилась на незнакомца, позвавшего ее по имени, как будто оценивала создавшееся положение.

– Ну что ж, спускай его, – строго велел Валентин. – Попробуй хотя бы. Давай-ка взглянем на него поближе.

В итоге именно Валентину с помощью кусочка пирога удалось убедить обезьяну спуститься, но даже тогда та съежилась в углу с жалким и побитым видом. Кажется, у нее появилась робкая симпатия к Валентину, и вскоре расстояние между ними сократилось до минимума.

– Взгляни на его ноги! – воскликнул Валентин. – Этот мерзавец хотел превратить мартышку в танцующего медведя! Вышвырни его в море, Дэвид!

Дэвид угрожающе двинулся на индуса, и тот ловко увернулся, но встал в переулке, выкрикивая оскорбления.

– Видишь, – указал Валентин, – его большие ступни. На них волдыри. Именно таким способом учат медвежат танцевать. Заводят музыку и ставят его на раскаленные угли. И посмотри – тот парень тыкал в него палкой, она острая и окровавленная. Я хочу забрать бедное создание, этого Батто.

– Боже сохрани, – ответил Дэвид, – ты же его до дома не дотащишь. Он же огромный. Ты спятил. Совсем голову потерял!

– Может, и так.

Но возражение только укрепило решимость Валентина. Он отправил Дэвида купить корзину для белья, а тем временем дал шимпанзе еще две булочки и успокаивающе причмокивал губами, чтобы обезьяна расслабилась.

Когда извивающуюся и визжащую обезьяну запихивали в корзину, она с визгом царапалась и руками, и ногами, но все же удалось закрыть корзину крышкой. Потом ее крепко привязали к седлу Дэвида. Валентин хитро заявил, что у Дэвида более смирная лошадь. Пока они выезжали из Фалмута, их преследовал индус, выкрикивая, что его ограбили.

Когда они добрались до Плейс-хауса, возник вопрос, куда пристроить обезьяну, и Валентин отвел ему две комнаты на чердаке. Но когда он после бала он распахнул дверь, то понял, что это только временное пристанище – на чердаке страшно воняло. Неудивительно, что прислуга жаловалась.

Валентин запер за собой вторую дверь и прошептал:

– Батто!

Два сверкающих глаза уставились на него при свете свечи.

– Батто, – позвал он снова. – Я принес тебе кое-что вкусненькое. Вот, держи, красавчик.

Валентин протянул ему половину арбуза, который расколол внизу, и смотрел, как Батто смакует сочный плод и истекает слюной. Когда обезьяна с удовлетворением засопела, Валентин открыл шкафчик (у которого Батто еще не успел сорвать с петель дверцы), и достал оттуда бутылочку с мазью. Терпеливо и по-доброму он уговаривал Батто еще разок позволить помазать ему волдыри на ступнях. Операция прошла успешно, Валентин получил при этом всего один укус (почти что любовный), но заметил признаки выздоровления. Подошвы стали затвердевать.

Стало очевидно, что не только Валентин усыновил Батто, но и Батто усыновил Валентина. Когда Валентин убрал мазь, шимпанзе решил с ним поиграть, но хозяин ласково чмокнул его пару раз в щеку и ускользнул обратно к людям, живущим внизу.