Текст книги "Белла (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Глава восьмая
Однажды во время очередного визита к родителям Клоуэнс нагнала Бена Картера, который направлялся к Тренвиту. Они впервые увиделись после прошлогоднего рождественского приема. Бен чуть покраснел и снял шляпу.
– Ну что, Бен, как поживаешь?
– Отлично, спасибо, мисс Клоуэнс. А вы как?
– Куда направляешься?
– Мимо церкви Сола. В Тренвит.
– Прогуляюсь с тобой до церкви. – Не успел он помочь, как она соскользнула с Неро, замотала поводья вокруг руки и встала рядом с ним. Потом улыбнулась, когда он почтительно отошел. – Ты женат, Бен.
– Да, верно.
– Мне мама рассказала. На той милой девушке, с которой был на рождественском приеме.
– Да, так и есть.
– Она ведь моя кузина, ты знаешь. Мы вроде как родня. Моя матушка – ее тетя.
Они посмотрели друг на друга.
– Вы выбрали хороший день для визита.
– Ты счастлив, Бен?
– О да. Еще бы.
– Наверное, нужно сказать «наконец-то».
– Ну... может быть. Немало времени для этого понадобилось.
– Наверное, спустя столько лет не стоит углубляться.
Они тронулись в путь.
– А вы, мисс Клоуэнс? Простите, я до сих пор не могу заставить себя называть вас миссис Каррингтон...
– А чем хуже называть просто Клоуэнс? Когда-то ты ведь так меня называл, помнишь? Мы давно знаем друг друга. А теперь породнились.
Бен улыбнулся.
– Это точно. Хотя совсем не так, как я когда-то нахально надеялся породниться.
– Это не нахальство, Бен. Нет ничего плохого в твоих былых чувствах ко мне. Просто у меня... я испытывала к тебе не такие чувства. Но поверь, дело не в том, что ты Картер, а я Полдарк. Просто я... по уши влюбилась в Стивена Каррингтона.
Перед их взором возникла церковь.
– Наверное, его смерть стала тяжким ударом.
– Да. Ты прав.
– И ты до сих пор не отошла от потери?
– Пока нет.
– Ты останешься в Пенрине? Почему не хочешь вернуться сюда, в родные края?
Клоуэнс пожала плечами.
– Ты идешь в Тренвит повидаться с Эстер?
– Иду ее встречать. Она заканчивает каждый день в семь, и мне нравится ее встречать и провожать домой.
– Ей повезло.
– Как и мне.
– Да... Я бы еще прошлась с тобой и снова с ней повидалась, я ведь не успела познакомиться с ней на приеме, но поздно выехала из Пенрина, и мама станет волноваться, как любая мать.
– Хорошо бы ты зашла в гости... Клоуэнс.
– Мне бы очень хотелось. Не подсадишь меня?
Его лицо приблизилось к лицу Клоуэнс, когда Бен наклонился, чтобы ухватиться за ботинок. Она поцеловала его. Затем Бен поднял ее, и Клоуэнс оказалась в седле.
– Не говори Эстер, – только и произнесла она.
Бен поднес руку к щеке.
– Она не станет возражать. Знает, что я долго испытывал чувства...
– Дорогой Бен, я так рада за тебя.
– Думаю, Кьюби и Ноэль скоро приедут, – сказала Клоуэнс за ужином.
– Я не получала письма, – ответила Демельза. – Жду их к завтрашнему дню.
– По дороге я встретила Бена. Он пошел встречать Эстер. Ты рассказывала, что свадьбу Бена и Эстер прервал шимпанзе. Но зашел Гарри, и ты так и не закончила.
Демельза поведала конец истории.
– Как ты думаешь, он их расстроил?
Демельза взглянула на Росса, и тот продолжил:
– Когда началась суматоха, церемония уже завершилась. Им не понравилось... в глазах Бена это лишний раз запятнало репутацию Валентина. Но они постарались побыстрее уйти от церкви подальше, чтобы избежать преследования юных забияк. В каком-то смысле Батто отвлек на себя внимание.
– А Певун с Кэти обосновались в Тренвите? Я не упоминала о них при Бене.
– Кузен Джеффри Чарльз вроде очень доволен обоими. Говорит, у Певуна редкий дар обращаться с лошадьми.
– И все-таки он терпеть не может Батто... Ты видела Батто, мама?
– Мельком из-за дверей ризницы.
Некоторое время они ели в дружелюбной тишине.
– Генри сегодня очень молчаливый, – заметила Клоуэнс.
– Его своенравность вышла за приемлемые рамки, – сказал Росс. – Я посмел коснуться его священной особы, и ему это не понравилось. После воплей, которым впору соперничать с самым громким визгом Беллы, он обиделся и улегся спать.
Демельза нахмурилась.
– Он сказал мне: «Папа – гадкий мальчик. Отшлепай его за меня». Я пообещала ему так и поступить.
– Я готов в любое время, – сказал Росс.
– У тебя непослушная семья, папа.
– Ума не приложу, от кого они это унаследовали, – отозвалась Демельза.
– Кстати, о самых непослушных из нас, – сказала Клоуэнс. – Я показала маме письмо от Беллы, пока ты отсутствовал. Вот прочти, если хочешь.
Клоуэнс передала письмо, и Росс на пару минут умолк.
– Тут мало нового. В основном те же сведения, какие мы узнали из ее письма к нам. Но чем больше писем она шлет, тем больше я доволен. Чувствуется, что совесть у нее еще есть.
– Я получила еще письмо от миссис Пелэм, – сообщила Демельза. – Она безутешна. Похоже, считает, что не выполнила обязательства, и винит себя. Я показала письмо Кэролайн, и она попытается ее переубедить.
– А что Кэролайн думает по этому поводу?
– Мне кажется, чувствует себя неловко, потому что она ее тетя. Если бы не это, Кэролайн бы даже поощрила выходку Беллы. Это в стиле Кэролайн.
– В моем тоже, – отозвалась Клоуэнс.
– Все мы такие, – согласился Росс, – пока дело не коснется твоего ребенка.
– От Кристофера есть новости?
Росс помотал головой.
– Белла говорит, что написала ему, но нам не известно, ответил ли он ей и что именно. Его это точно не обрадует. – Все промолчали, и он добавил: – Белла – его протеже. Это он решил, чтобы она поехала в Лондон и стала певицей. Он помолвлен с ней, и они должны были уже пожениться, если бы... не хитроумный перенос свадьбы, явно с обоюдного согласия. По моим внутренним ощущениям, это согласие на передышку, даже временное расставание. В таком случае, у него нет особой причины для жалоб. Разве что совсем чуть-чуть. Он допускал вероятность, что Белла может уехать с французом?
– Он как-то завел разговор, – сказала Демельза, – что хочет жениться на Белле, чтобы вокруг нее не вились другие молодые люди. Тогда он упомянул Мориса Валери, как одного из ухажеров.
Росс разволновался, легкую тревогу стало затмевать нетерпение.
– Пока Белла не предстанет перед нами и лично не ответит на вопросы, мы не узнаем всех тонкостей. Возможно, даже тогда не все узнаем.
– Не стоит слишком сильно беспокоиться, мама. Белла имеет право жить по своему усмотрению. Мы много разговаривали, когда собрались здесь на Пасху, и меня поразило, насколько она повзрослела. Вместо дерзкой младшей сестры я увидела девушку как будто даже старше меня, которая изменилась и иначе смотрит на вещи.
– Как это принято в современном обществе? – осторожно поинтересовался Росс.
– Не скажу, что она полностью влилась в это общество, скажу только, что понимает его. Она может стать замужней женщиной, а я останусь старой девой!
– Но ведь это совсем не так, – возразила Демельза.
– Она никогда не вела себя высокомерно, никогда не кичилась. Я лишь хочу сказать, что сейчас мы с ней живем совершенно по-разному, поэтому разницы в восемь лет между нами больше не существует.
Они поднялись из-за стола и прошли в старую гостиную. Демельза налила себе портвейн, Росс – бренди, Клоуэнс выпила еще бокал вина.
– Почему ты не хочешь вернуться сюда? – спросил Росс. – Мы это только поприветствуем.
– Бен сказал сегодня то же самое.
– Так что же?
Клоуэнс боролась с неожиданным порывом. По натуре она была человеком дружелюбным, но Стивен создал такую ситуацию, что ей приходилось сперва дважды подумать, прежде чем высказаться. Обстоятельства его смерти и новые факты, открывшиеся перед его кончиной, сильно повлияли на нее. Но она здесь, с нежно любимыми родителями, от которых получала только доброту и понимание, в доме, где выросла, где все такое знакомое и родное, составлявшее часть ее прежней жизни. Наверное, вино помогло расслабиться. Она рассказала о двух предложениях руки и сердца.
Росс взглянул на Демельзу, но она опустила взгляд и уставилась на бокал с портвейном.
Тогда Росс заговорил:
– Филип долго ухаживал за тобой и никогда не скрывал своих чувств. Эдвард Фитцморис, что ж, он давний кавалер; но, по-моему, он когда-то делал тебе предложение, а ты отказала.
– Он никогда не терял надежды, – сказала Демельза, не поднимая взгляда.
Моисей, их нынешний кот, просунул голову в дверь гостиной и крадучись прошелся по комнате, тигриный окрас спины мерцал в угасающем свете.
– Ну да, – согласилась Клоуэнс. – Так оно и есть.
– Это и есть твой ответ на наш совет вернуться сюда? Что вскоре тебе предстоит выбрать одного из двух джентльменов? Или ты уже выбрала?
– Нет еще.
– Но выберешь в скором времени? – уточнила Демельза.
– Я должна, – произнесла Клоуэнс. – Я должна и придется выбрать.
– Ты должна и придется выбрать, – повторила ее мать. – К такому грамматическому обороту мне надо привыкнуть.
– Звучит гораздо выразительней, – объяснила Клоуэнс.
– А ты испытываешь симпатию, хотя бы малейшее влечение к одному из них? – поинтересовался Росс.
– Я могу выйти замуж за того или другого. Мне нравятся оба.
– Но ты их не любишь? – спросила Демельза.
– Не совсем. Не той любовью, которую помню.
Грустное замечание, подумала Демельза. Ее красивая, белокурая и приземленная дочь ждала кого-нибудь, кто бы сразил ее наповал. Как Стивен поразил ее отчаянной удалью. Но что из этого вышло? Она помнила ожесточенные слова Клоуэнс вскоре после кончины Стивена, в которых сквозила обида: «Если я снова когда-нибудь выйду замуж, то не по любви, а только ради денег и положения».
– Что ж, ты не можешь выйти за обоих, – продолжила Демельза. – Это вроде как незаконно. Если не выйдешь замуж, то можешь и дальше жить в Пенрине. Или, как мы упомянули, вернуться домой. Здесь стало спокойно и приятно в последнее время. Похоже, Кьюби вернулась в Каэрхейс.
– У нее ребенок, – заметила Клоуэнс. Она встала, как только Моисей вознамерился запрыгнуть к ней на колени. – Я говорила, что Эдвард прислал мне длинное письмо. Оно наверху. Принесу его, и вы сами прочтете.
Клоуэнс вышла из комнаты, протопала вверх, хлопнула дверь, потом Клоуэнс спустилась.
– Вот. Кто первым прочтет?
– Твоя мама. Она читает медленнее.
Демельза скорчила Россу рожицу.
– Он пишет с завитушками? Ох, нет, все нормально. Никогда в жизни не читала такого длинного любовного письма!
Пока мать читала письмо, Клоуэнс опустилась на пол и опрокинула кота на спину. Моисей был еще молод и частенько буянил и царапался, но сейчас признал друга. Закончив, Демельза молча передала письмо Россу. Тот надел очки, чтобы прочесть. В тишине слышалось только кошачье мурлыканье.
– Что ж, – сказал Росс, – он все четко изложил. И сделал это неплохо. Не сказать, что очень страстно, но явно намеренно не собирался этого делать. Совершенно очевидно, что молодой человек тебя любит. Тебе следует им восхищаться. Сдается мне, ему принадлежат симпатии доброй половины молодых аристократок Лондона и нашего графства, но он никогда не сдавался в борьбе за тебя.
– Я польщена и чуть-чуть виновата перед ним. Как бы мне хотелось сделать его счастливым!
– А Филип?
– Я польщена и чуть-чуть виновата перед ним. Как бы мне хотелось сделать счастливым и его!
Все засмеялись.
– Тебе интересно наше мнение, кого из этих двоих мы хотели бы видеть зятем?
– Росс! – укоризненно произнесла Демельза.
– Получается... – попытался защититься Росс, – Клоуэнс сделала нам комплимент, рассказав о своей дилемме, и последнее, что мы с тобой должны сделать – это заставить ее предпочесть одного другому. Наше мнение – это лишь наше мнение. Но если уж она просит о нем, то пусть и прислушается к нему чуть более, чем к шороху ветра.
– Отлично сказано, папа! Мама, а что ты думаешь?
– Давай сначала послушаем твоего отца.
Росс двинулся по кругу, зажигая свечи. Серый растянутый шелк неба за окном темнел с каждой зажженной свечой, осветившей свою часть комнаты.
– Филип – смелый военный. Если бы за такую храбрость сразу давали ордена, он бы их получил. Как и Джеффри Чарльз, он всегда будет немного солдафоном в манерах и в чересчур прямом отношении к жизни. Уверен, он благороден и добр. Из недостатков – тот ужасный срыв в Вест-Индии, и нередко он кажется натянутым, как струна. Он уже говорил тебе, что имеет положение в обществе, и я знаю, он из вполне приличной семьи. Ему подыщут дом в Корнуолле – как раз такой есть в Пензансе, где он сейчас живет, и даже если ты будешь жить не в Нампаре, но это будет та жизнь, которую ты любишь, и в том месте, которое любишь. Семья Придо – одна из старейших. Ты могла бы жить с ним очень хорошо.
Клоуэнс поднялась и раздвинула шторы, а потом встала спиной к окну, глядя на отца.
– Что же касается Эдварда, то в этом письме он описал ту жизнь, которую может тебе дать. Она тоже очень привлекательна. Хотя он утверждает, что не так богат, то есть, по сравнению с братом, который добился многого, но у Эдварда достаточно средств, чтобы жить там, где он хочет, и так, как хочет. Он практически предложил тебе выбор, какой жизнью хочешь жить ты. Я уверен, что если ты выберешь его, он выполнит все свои обещания. Ты станешь леди Эдвард Фицморис. Эдвард не принимал участия в прошедшей войне, и он виг. Я считаю это весьма необычным, хотя, будучи аристократом, он живет исключительно достойно и без излишеств. И это, могу вам сказать, тоже весьма необычно.
– Ты посоветуешь его, папа?
– Я советую его, но не настаиваю. Советую их обоих. Совсем недавно – я не говорил тебе, Демельза – я имел дело с Филипом Придо, и он поразил меня здравым смыслом и тем, как быстро разбирается в незнакомом предмете.
Моисей, лишенный внимания Клоуэнс, выпрямился, хорошенько потянулся, задрал хвост и направился к выходу.
– Это как-то связано с шахтами? – спросила Клоуэнс.
– Да. Как ты узнала?
– У Филипа была книга об экономике горного дела под мышкой, когда он заезжал в последний раз.
Росс принялся второй раз перечитывать письмо Эдварда. Когда он закончил, Клоуэнс спросила:
– Папа изложил свои взгляды на двух моих джентльменов. А ты, мама? Ты не хочешь ничего сказать?
– Даже не знаю, что и сказать, дорогая! Сердце... сердце подсказывает, что если ты не знаешь, кого из них выбрать, лучше и совсем не выбирать.
Клоуэнс открыла дверь для Моисея. Как только коту представилась возможность для выхода, он встал на пороге, одолеваемый сомнениями. Клоуэнс помогла ему с выбором легким движением ноги. Росс, не дождавшись, пока жена скажет что-нибудь еще, заявил:
– В общем, они оба хорошие, порядочные люди.
– Да, – добавила Демельза, – вот о чем нужно подумать. Возможно, я слишком избалована. Многие браки очень успешны, потому что есть нежное дружеское общение, которое растет, пока люди вместе. Обойтись без этого, упустить сам шанс, отвергнуть их обоих, потому что ты не отдала сердце ни одному из них, возможно, будет не очень мудрым поступком, и даже не самым добрым.
– Конечно, я должна решить сама! Так и поступлю. Но я очень благодарна вам за советы, даже если в них нет никаких рекомендаций.
Демельза проглотила портвейн.
– По-моему, на твоем месте, Клоуэнс, я бы попыталась задать самой себе один вопрос. Если ты хочешь выбрать одного из этих мужчин, спроси сама у себя одну вещь. Кого из этих двоих, Филипа или Эдварда, ты бы хотела видеть отцом своих детей?
Ранним утром за завтраком, когда чирикали воробьи и косо светило солнце, настроение у Клоуэнс поднялось, напряжение ушло. Частично этому способствовало присутствие Гарри, очевидно, уже позабывшего ночные капризы и как всегда пристававшего к отцу, требуя, чтобы они «немедленно!», «немедленно!» пошли на пляж искать, что принесло море за ночь. «Немедленно» – было его новое слово. Только после того, как Гарри временно отвлекли обещанием появления нового помета поросят у Джуди, старой свиноматки, и он с топотом убежал на кухню, Клоуэнс спросила, какое отношение Филип Придо имеет к отцовским шахтам. Это как-то связано с Уил-Лежер? Демельза и сама собиралась спросить Росса об этом вчера вечером перед сном, но из-за размышлений о судьбе Клоуэнс позабыла, и теперь вся превратилась в слух.
– Два банка в Труро, – ответил Росс, – захотели организовать спасательную операцию для оловянной шахты, которая, как стало известно, прогорала из-за нехватки капитала. Не будем вдаваться в причины, но ни один банк не захотел участвовать в этом публично, поэтому придумали механизм, с помощью которого создали новую компанию для погашения долга этой шахты. Нам понадобился переговорщик, или председатель, если хотите, то есть независимый управляющий, подотчетный банкам, который сам останется на заднем плане. Мы искали кого-то совершенно нейтрального, не имеющего отношения к мелкой зависти и интригам мира горнодобытчиков, и так мы нашли Придо, который согласился сыграть эту роль и выполнил то, о чем его просили.
– Прости, если я встреваю не в свое делоо, – сказала Демельза, – но за исключением Фортескью, совсем мелкого, в Труро есть только два больших банка – Банк Корнуолла и «Уорлегган и Уильямс». Ты сказал «два банка в Труро»?
Росс колебался.
– Да, эти два банка.
– Действовали... Действовали вместе?
– Э-э-э... ну да... это оказалось в обоюдных интересах.
– Клянусь призраком моего дедушки! – воскликнула Демельза. – Боже всемогущий!
– Зачем столько эмоций? Это просто расчет. Джордж продолжает рычать на меня всякий раз, когда бы и где бы мы ни встретились. Но так случилось, что я повидался с ним вскоре после несчастного случая, и обстоятельства вынудили нас обоих пойти на это.
– Какой шахте вы помогли?
– Уил-Элизабет. Шахте Валентина.
– Он в беде?
– Мог в нее попасть.
Демельза обмахнула лицо салфеткой.
– И как там Джордж?
– Я видел его две недели назад. Тогда он лежал в постели.
– И все еще лежит, – сказала Клоуэнс. – Харриет говорила, он встает к обеду и остается на ногах примерно до шести.
– Харриет тоже участвовала в этом деле? – поинтересовалась Демельза.
– Она только предложила Филипа в качестве независимого представителя.
Демельзе хотелось бы знать, как случилось, что ее муж приехал в Кардью повидать Джорджа, да еще так быстро после его падения. Но слишком много вопросов задавать не стала. Все равно вскоре все само прояснится.
– Что ж, Филип уже прямо как член семьи, – сказала она.
Глава девятая
– Хайдер, – обратился к нему Морис, спускаясь с дирижерского подиума, – отодвинься влево и чуть вперед, когда начинаешь дуэт. Ваши с Жан-Пьером цвета красиво сочетаются друг с другом, но в зале его голос звучит совершенно иначе.
Надувшийся Фигаро отодвинулся на пару шагов влево, затем еще на пару, поскольку Морис продолжал ему махать.
Хайдера Гарсию позже остальных задействовали в постановке. Белла знала, что Морис Валери ищет кандидатуру помоложе, но пока не нашел. По возрасту Фигаро не обязан быть молодым, но должен таким казаться и вести себя, как молодой.
Гарсия был опытным певцом и выступал в опере уже тридцать лет, он спел все партии, подходящие для его высокого баритона. Родственник двух более известных Гарсия, он немного сдал, доказательством чему служило выступление с провинциальной и неиспытанной труппой. Он считал себя выше других и почти не обращал на Беллу внимания, не считая того времени, когда пел с ней на сцене, что происходило довольно часто, но даже в эти минуты был скуп на общение. Он считал себя центральным героем пьесы, всячески показывая это своим пением и игрой.
Уже дважды Морис отводил его в сторонку и объяснял, что это дебют Беллы, что она любительница, желающая стать профессиональной певицей, бедняжка (само собой разумеется) не представляет для него никакой угрозы, наоборот, будет бесконечно благодарна за помощь. Поэтому не стоит стараться, а именно это и происходило, вытеснять ее на второй план.
Теперь Морис старался ради Жана-Пьера Армана, который был вполне в состоянии за себя постоять. Но в том и заключается задача постановщика – давать такие указания, чтобы члены труппы не перессорились друг с другом.
– Ты вымотаешь себя до смерти, – сказала Белла за ужином с ним тем вечером.
Сегодняшняя репетиция казалась бесконечной, Морис был как будто сразу во всех местах, раздавал советы и указания, уговаривал неустанно и с бесконечным спокойствием.
«Дорогая, так слишком громко. Если говорить тише, то звучит веселее. Понимаешь?» «Жан-Пьер, хотя это просто забава, но тебе надо вжиться в образ. Попробуй стать своим персонажем. Когда отворачиваешься, надо сделать это с настоящим отчаянием». «Этьен, не столь важно, где они, а какие они. Вот, давай покажу. Ты вот здесь и начинаешь арию. Но речитатив до арии вселяет в тебя надежду, что лестница еще там!»
Завтра предстояла генеральная репетиция, а в понедельник премьера. Была надежда дать не меньше трех представлений. После прискорбной вспышки летней холеры в городе велись разговоры об отсрочке спектакля, но планы решили не менять. Из-за этого актерам запретили заходить в кварталы, где разразилась эпидемия, вплоть до окончания представлений.
– Я вовсе не измотан, – возразил Морис, глядя поверх нее. – Внешне – да, я пыхчу, задыхаюсь, вздыхаю, кричу, рву на себе волосы, но внутри совсем иное. Там самая настоящая паровая машина, мой внутренний двигатель, который восполняет энергию во время сна.
– Сегодня тебе надо лечь пораньше, – посоветовала Белла. – Завтра будет много дел.
– Наверное. Но завтра – это завтра. А сейчас мы наконец одни, и я хочу узнать, выбрала ли ты песни.
– Кажется, выбрала. Все зависит от твоего мнения.
Во втором акте «Севильского цирюльника» проходил урок музыки. Уже в нескольких оперных постановках примадонна, исполняющая Розину, удостаивалась привилегии выбирать песни по своему усмотрению. В конце концов, это же урок музыки. В Англии миссис Диконс выбрала для исполнения две арии Россини из других его опер, но в Европе выбирали любовные песни, никак не связанные с оперой.
Морис предложил Белле спеть по-английски. Он прервал ее возражения:
– Уверяю тебя, сейчас к англичанам вообще нет неприязни. Война закончилась пять лет назад. Наполеон навечно в изгнании. Если зрителям нравишься ты – ведь никто не сказал обратного? – и твое пение, то это доказывает, что у них отличное чувство юмора и хороший вкус. Не зайдешь ко мне на часок?
Белла так и не выбрала две песни, Морис отправил кузена в Париж, и тот вернулся со сборником английских песен.
– Ладно, – согласилась Белла. – Только на часок.
Его комнаты располагались на первом этаже высокого здания пансиона, где, разумеется, стояло бесценное фортепиано. Морис опустился на табурет рядом с Беллой, пока она исполнила выбранные песни. Первая – песня композитора конца шестнадцатого столетия Томаса Морли под названием «С любовью моя жизнь обрела смысл». Вторая – «Возложим лавровый венец» Генри Пёрселла.
– Они великолепны, – одобрил Морис. – Можно мне присоединиться?
Он поставил табурет рядом с ней.
– Я сыграю басовом ключе, а ты играй в скрипичном.
– В две руки?
– В четыре.
– Мы запутаемся.
– Неважно. Раз, два, три.
Они начали с произведения Морли. Получилось отлично. Затем попробовали Пёрселла, и тут Морис попытался сыграть в том же ключе, что и Белла. Оба рассмеялись. Она переместилась на октаву выше, а он вслед за ней. И снова дотронулся до ее руки, и все окончилось смехом.
Морис поцеловал ее и произнес:
– Ну разве не здорово? Музыка и любовь? Что еще нужно в жизни?
Левая рука Беллы играла трель.
– Ты утверждаешь или спрашиваешь?
Морис снова ее поцеловал.
– Просто говорю. Ни больше, ни меньше.
Правая рука Беллы играла арпеджио.
– Любовь, говоришь? Ты же вроде не веришь в любовь!
– Я не верю в брак, поскольку женат на музыке. Но ради тебя я мог бы даже подумать о браке.
– Ах, какая жертва! – воскликнула Белла с притворным изумлением. – Как же ты меня впечатлил!
– Как же назвать мое чувство к тебе, если не любовью? Это не просто похоть. Не просто желание. Это истинное чувство. Белла, ты такая восхитительная и чудесная.
Она встала, отчасти чтобы отстраниться от излишней близости Мориса.
– И сколько времени она продлится?
– Любовь? Продлится? Она будет возвышенной, как «Лунная соната».
– А потом?
– Когда ты молод, «потом» не имеет значения. Надо жить настоящим!
– Тебе трудно возразить, Морис.
– Так я тебя убедил?
Она с улыбкой повернулась к нему.
– До премьеры осталась пара дней.
– Одно другому не мешает!
– Возможно. Но у нас работы по горло, надо многое обдумать и сосредоточиться.
– Ты говоришь – возможно? Значит, есть надежда?
– Разве «возможно» дает тебе повод на что-то надеяться? Полагаю, мне будет легко закрутить роман...
– Разреши помочь тебе в этом.
Морис подошел ближе.
– На прошлой неделе я получила письмо от Кристофера.
Он изменился в лице.
– Вот как? Наконец получила письмо? Что он написал?
– Думает, я его бросила.
– А это так?
– Я... я так не считаю.
– Но не уверена. Не так уверена, как когда помогала ему спуститься с лестницы отеля «Палтни».
– Я знаю его очень давно.
– И ты долго была влюблена.
– Не так влюблена, как ты описываешь. Но глубоко привязана, и даже больше.
– Он вернулся домой?
– Нет, еще в Лиссабоне. Или был там, когда писал письмо. Оно шло две недели.
Морис вернулся за фортепиано и задумчиво сыграл пару нот. Белла пожала плечами.
– Дорогой Морис, мне все-таки пора. Завтра нам предстоит тяжелый день. В понедельник на кону будет стоять не только моя репутация, но и твоя. Гораздо важнее сохранить твою, поскольку у меня ее пока нет, я имею в виду сценическую репутацию, так что мне нечего терять... Предполагаю, у меня не особо хорошая репутация среди друзей и знакомых дома.
– Тогда забудь о ней и стань свободной!
Белла подошла к нему, Морис резко развернулся и начал страстно осыпать поцелуями ее губы, шею, глаза, пока у нее не сбилось дыхание. Его руки потянулись расстегивать пуговицы, но Белла его остановила.
– Морис. Мы не свободны, пока опера на носу. Ты не свободен. Я тоже. Для нас обоих это не конец света. Хотя сейчас так кажется. Ты говоришь, это комическая опера, что зрителям она понравится, даже если сопрано даст петуха, даже если дирижер пропустит паузу, и если хор переволнуется, а Фигаро забудет реплики, как и произошло накануне вечером, и если гитара графа прозвучит фальшиво – как, по твоим словам, случилось во время первого представления – и все равно зрители будут рукоплескать в конце.
– Да, будут. И не только в конце! Это Франция!
– Но все это еще впереди! Пусть все это сначала случится, прежде чем мы... осмелимся продолжить.
Морис улыбнулся.
– У меня есть основания питать надежды?
– Если на успех оперы, то да.
Снова последовал поцелуй, и Белла ответила на него. Когда они отстранились друг от друга, она заговорила:
– Моей старшей сестре сделали предложение руки и сердца два кавалера. Но подозреваю, глубокого чувства она не испытывает ни к одному из них. Похоже, на мне тоже хотят жениться сразу двое. Хотя у одного из них есть сомнения касательно брака. Но по крайней мере, эти двое очень меня любят. И я...
– И ты...
– В отличие от Клоуэнс, я очень-очень люблю обоих.
– Но один твой жених сейчас рядом с тобой, дорогая. А другой – в Лиссабоне.
Поехав посмотреть на Батто, Пол Келлоу взял с собой сестру.
Шимпанзе продолжал расти, и хотя не потерял дружелюбного нрава, но, учитывая устрашающий облик, в отсутствие Валентина его никогда не выпускали из огороженного пространства на кухне. Но даже это помещение пришлось укрепить вбитыми в пол железными кольями, иначе Батто проломил бы кирпичную стену, как пушечным ядром.
Дейзи так и не выздоровела со времен рождественского приема, но стоял приятный теплый день с легким ветерком, поэтому Пол взял в Ладоке еще одну лошадь и помог сестре взобраться в седло, чтобы проехать три мили до Плейс-хауса.
Как всегда, Дейзи пребывала в приподнятом настроении (единственный хороший симптом ее болезни). Она восторженно засюсюкала, увидев Батто, которому Дейзи моментально понравилась, и под пристальным присмотром Валентина он позволил потрепать себя по голове и ушам, как дружелюбная псина.
Валентин, набив карманы деньгами, полученными от незаконной перевозки олова в Росслер, испытывал некоторую долю облегчения по поводу того, что за разумную цену избавился от шахты в пользу доброжелателей из «Горнодобывающей компании северного побережья Корнуолла», как и от угрозы неизбежного ареста, и снова восстановил прежний облик – он был элегантно одет, волосы сверкали, кожа выглядела здоровой.
В последние пару недель он не устраивал в доме кутежей, а значит, стало меньше поводов хвастаться перед гостями Батто и напиваться. На доходы от будущей продажи Уил-Элизабет он нанял еще двух слуг, они вычистили дом, купили новые стулья на замену сломанным и отмыли чердак от едкой вони Батто. Что будет зимой, Валентин пока не знал; пожалуй, надо придумать способ устроить отопление в нынешнем жилище Батто за домом.
Он ни за что не расстанется с шимпанзе.
Они пили чай (да-да, чинно и благородно) в большой гостиной. К ним присоединился еще один гость, Дэвид Лейк.
Валентин заметил, что Дейзи сильно изменилась с тех времен, когда ходили слухи о ее романтической связи с Джереми Полдарком. Тогда Валентин жил то в Тренвите, то в Кардью, то в Лондоне. Но он помнил румяную девушку и ее сестру Вайолет. Последняя давно угасла и отправилась на тот свет, а у Дейзи проступили скулы, ее мучил лихорадочный кашель, волосы потускнели, плечи заострились.
После чая он предложил прогуляться к морю, коротким путем вдоль утесов, чтобы поглядеть на потерпевшее крушение рыболовецкое судно, которое прибило к берегу штормом на прошлой неделе, оно медленно разваливалось. Дейзи сказала, что ей это не по силам.
– Мне тоже лень. – Дэвид посмотрел на свой выступающий живот и рассмеялся. – Вы двое идите, если желаете. А я останусь с Дейзи и развлеку ее байками о твоих проступках.
Так что Валентин и Пол пошли вдвоем.
Сначала они обсудили шахту. Обратив финансовый кризис в свою пользу, Валентин рассказал, будто бы он подмял под себя новую компанию под управлением неопытного и доверчивого Филипа Придо.
На что Пол ответил:
– Придо. Он везде и всюду. Сует нос во все дела в графстве.
– Его вмешательство в мои принесло пользу. Но я не обязан его благодарить. Он номинальный руководитель и, видимо, свалял дурака, как и его работодатели.
Пол сорвал пару травинок и сунул в рот. Весь склон утеса порос вереском и дроком. Здесь кипела жизнь. Огромные морские чайки летали в легком ветерке и бросались вниз в поисках крольчонка, далеко зашедшего от норы. Сияла на солнце паутина.
Валентин продолжал нарочито громко вещать о том, что как раз за соседним холмом обнаружили тело Агнеты, о недавних выходках Батто – как тот ухватил одну горничную за завязки передника, тянул и тянул, пока передник не оказался в его руках, а она с визгом не бросилась на кухню. Она уволилась на следующий день, вернулась в Камборн, откуда приехала неделю назад.
