Текст книги "Белла (ЛП)"
Автор книги: Уинстон Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
Многовато я написал о себе. Теперь поговорим о Вас, дорогая Клоуэнс. Какую бы жизнь Вы предпочли, если бы подарили мне счастье и вышли за меня замуж?
Мы можем жить как скромно (в определенных пределах), так и расточительно (тоже в разумных пределах), на Ваше усмотрение. Можно жить в Уилтшире или в Лондоне, тоже на Ваш выбор. Вы как-то упомянули, что недовольны конюшней своего коня в Пенрине. Неро – так его зовут. У нас в Бовуде просторная конюшня, и в Вашем распоряжении будет четыре или шесть лошадей, если пожелаете промчаться галопом по зеленым холмам Уилтшира.
У Вас будет столько занятий, сколько пожелаете; Вы знакомы со всеми важными членами моей семьи, и я совершенно уверен, они станут соперничать друг с другом в попытках Вас порадовать.
Я знаю о Вашей привязанности к Корнуоллу, хотя сам приезжал туда единожды с печальной целью – печальной, потому что не увидел Вас – на похороны леди Маунт-Эджкомб.
Мы не будем жить в Корнуолле, но Вы можете навещать родителей столь же часто, как и сейчас. Я тоже могу приезжать с Вами, когда пожелаете, или остаться, если предпочитаете ехать в одиночестве. Вряд ли Вас сильно привлечет светская жизнь Лондона; соглашусь, она порой показная и чопорная. Мне и самому трудно принять эту истеричную систему ценностей (или их отсутствие).
Разумеется, в какой-то степени я привык к такому обществу; но уверяю, от Вас не потребуется жить по его принципам. Наша семья так не живет, и от Вас этого никто не потребует.
Знаю, Вам предстоит принять важнейшее решение. Вы меня не любите так, как Стивена. Это важный шаг, и пути назад не будет. Мой друг недавно развелся с супругой; процесс занял два года, потребовал постановления Парламента и отнял у него десять тысяч фунтов!
Следует со всей серьезностью подойти к такому шагу. Знаю, Вы отнесетесь к нему и ко мне серьезно.
Если я физически Вам противен или не нравлюсь, тогда ответьте отказом, и дело с концом. Если это не так, то умоляю ваше сердце прислушаться.
Эдвард.
Глава пятая
Поздним теплым вечером девушка по имени Джейн Хелиган возвращалась домой в Марасанвос по пути из Триспена, чтобы навестить сестру, у которой родился второй ребенок. Джейн было девятнадцать, ее отец работал на шахте, и ему удалось собрать несколько пенсов, чтобы отправить младшую дочь в школу для девочек, где она с трудом научилась читать и писать.
Она работала на ферме в Зелах-Хилл, иногда читала в церкви отрывки из Писания и, как правило, зарабатывала гораздо меньше, чем могла бы, устроившись на шахту Уил-Лежер. Но Джейн это ничуть не беспокоило, она обладала веселым нравом и с нетерпением ждала возможности вскоре выйти замуж и научить читать своих детей. Хорошей дороги из Триспена толком не было, и в пути приходилось перелезать через изгороди, обходить поля и даже перебраться через речку Аллен, бывшую в этих местах всего лишь ручейком, пересекавшим вересковую пустошь и устремлявшимся дальше в Труро.
Девушка только что миновала церковь деревеньки Сент-Аллен и раскиданные тут и там домики, рядом с небольшим ожерельем из надгробий, и направилась по проселочной дороге к Босвеллику, когда перед ней возникла фигура, преградив путь. Луна еще не взошла, и было очень темно, но привыкшие к темноте глаза разобрали, что на мужчине черная шляпа и длинный черный плащ. Джейн остановилась.
– Моя красавица! – произнес он.
Джейн увидела длинный нож в его руке и закричала. Рука в черной перчатке закрыла ей лицо, тогда как другой рукой, со сверкающим ножом, он притянул ее к себе. Джейн была крепкой девушкой и схватила его за руку с ножом. Затем с силой пнула в колено. Ей удалось вырваться, и она с криком бросилась обратно в деревню Сент-Аллен. Незнакомец преследовал ее почти всю дорогу и прекратил погоню, только когда впереди показалось первое освещенное окно деревенского дома.
В середине мая Изабелла-Роуз Полдарк написала матери:
Дорогая, милая мама!
Надеюсь, ты в добром здравии и хорошем расположении духа. Хотя я вернулась чуть больше недели назад, но мы с тобой словно месяц не виделись. Благодарю за чудесные каникулы. А сейчас я тебя шокирую. Надеюсь, что новость тебя не расстроит и не обеспокоит. Завтра утром я уезжаю во Францию. Помнишь месье Мориса Валери? Мы встречались с ним, как ты помнишь, в доме миссис Пелэм; он пришел туда вместе с Жоди де ла Блаш, когда ты приехала в Лондон выбирать для меня школу.
Почти сразу после моего возвращения в Лондон он пришел в школу и предложил профессору Фредериксу выбрать трех самых многообещающих учеников, чтобы поехали с ним во Францию, где он руководит театром в Руане и вскоре собирается ставить новую итальянскую оперу под названием «Il Barbiere di Siviglia» на французском языке. Он попросил профессора Фредерикса двух учеников, но особенно настаивал, чтобы третьей была именно я! В Англии он пробудет всего несколько дней, и крайне важно, чтобы он увез с собой трех вокалистов. Профессор Фредерикс выбрал учеников, и я быстро приняла решение. И ответила утвердительно.
Это великолепная возможность, поскольку Руан по значимости считается третьим городом во Франции, и до Парижа ехать всего день. Это премьера оперы Россини во Франции, и если она пройдет успешно, то ее могут показать в Париже. А сейчас – самое трудное! Завтра утром в шесть часов я тайком улизну из Хаттон-Гардена и сяду в экипаж до Портсмута, не сказав ни слова дорогой миссис Пелэм! Мама, ну что мне оставалось делать?
Я совершенно уверена, что миссис Пелэм поймет, какая это великолепная возможность, и совершенно уверена, что сумею уговорить ее меня отпустить. Но по опыту я знаю (поскольку не раз могла в этом убедиться), что она всерьез относится к своему «опекунству» и точно не отпустит меня без твоего согласия. А как этого добиться вовремя? Разумеется, я оставлю ей письмо, еще длиннее этого, и надеюсь, она простит меня, точно простит, если ты сообщишь ей, что я получила твое согласие. Не беспокойся. Я не одна, а вместе с двумя учениками, отобранными профессором Фредериксом.
Все мы певцы и путешествуем вместе. Будет много репетиций, а потом шесть спектаклей в неделю, затем я поеду домой. Кристофер не вернется из Лиссабона до конца мая. Разумеется, я напишу ему, и надеюсь, он обрадуется открывшимся возможностям. Не беспокойся о деньгах. Я отложила немного, и нам обещали платить даже за репетиции! Пожалуйста, сообщи Клоуэнс, папе, тетушке Кэролайн и дядюшке Дуайту. Если хочешь, сообщи и другим, но я бы предпочла, чтобы ты не слишком много рассказывала до первой премьеры!
Мама, пожелай мне удачи и помолись за меня Господу!
Твоя любящая Белла
По природе своей Белла не была лгуньей, но иногда приходилось слегка искажать истину. За последние пару месяцев ее отношения с Кристофером и Морисом Валери развивались стремительно, как и мысли Беллы по поводу своей певческой карьеры.
Матери она рассказала несколько иное. Они ехали вдвоем с Валери, а двух других девушек Белла с трудом убедила его пригласить, они должны были выехать следом через день.
Не было никакой уверенности, что те двое будут петь в опере, это решится на первых репетициях. Но основная цель их присутствия – придать благопристойности поездке Беллы. Ведь все это выглядело слегка зловеще, веяло романтикой побега. Она улизнула через боковую дверь дома миссис Пелэм, намеренно не заперев ее накануне вечером, и с маленьким саквояжем вышла в шесть утра в прохладу рассвета на Хаттон-Гарден, где ее встретил Морис Валери. Он снял шляпу, поцеловал кончики ее пальцев и помог сесть в экипаж с зеленым плюшем внутри.
Они расселись по углам и почти не разговаривали, пока экипаж грохотал по мостовой к «Агнцу и флагу» на Чипсайд, где пересели в дилижанс до Портсмута. Морис сообщил в письме, что проще поехать в экипаже, а потом совершить долгое морское путешествие до Дьепа, чем плыть из Дувра до Кале, а потом долго трястись в экипаже до Руана по проселочным дорогам Франции.
Белла допустила и другие вольности в письме матери. Валери не приезжал в школу в поисках певцов для оперы; Белла написала ему сразу же, как только узнала, что Кристофер уезжает в Лиссабон, согласившись на предложение, впервые сделанное Морисом на приеме в отеле «Палтни», а затем повторно выраженное в двух его письмах к ней. В Англию он приехал исключительно из-за положительного ответа Беллы в недавнем письме и только чтобы ее забрать, а затем триумфально вернуться вдвоем в Руан.
Также Белла намекнула матери, что Кристофер знает о ее поездке. Это была неправда. Он ничего не знал, но Белла убедила себя, что лучше и безопаснее подождать, пока она обоснуется в Руане и приступит к репетициям оперы, и только потом ему написать. Вряд ли ему это понравится. Наверное, он даже придет в ярость. Но вполне возможно, она благополучно вернется в Англию и к тому времени уже поставит его перед свершившимся фактом, пока порывистый ветер несет его по Бискайскому заливу ко входу в Ла-Манш на пути из Португалии.
Она все еще любит его, думала Белла. Он стал частью ее жизнью. Ведь это же Кристофер. Но помимо того, что Морис Валери руководит небольшим театром во Франции и питает страсть к музыке, он весьма привлекательный молодой человек.
– Чему вы так улыбаетесь, дорогая? – спросил Валери, когда экипаж выехал из Лондона.
– Ох, да так. – Белла повернулась к нему, на ее щеках появились ямочки. – Но все это так волнующе и захватывающе.
Довольный Морис откинулся назад и стал напевать под нос арию Розины «Una voce poco fa» из «Севильского цирюльника».
Беллу рассмешила вчерашняя фраза миссис Пелэм, сказанная за ужином по поводу небольшой ссоры среди друзей:
– В конце концов, что соус для гусыни, то соус и для гусака.
Белла понимала, что вся затея может окончиться провалом, кто знает? Или я сама глупая гусыня. Но по крайней мере, никто не отрицает, что если годится для гусака, то годится и для гусыни.
Джейн Хелиган кормила телят на пригорке рядом с фермой Зелах-Хилл, когда к ней поднялась миссис Хиггинс, жена фермера, и сообщила, что ее хочет видеть какой-то джентльмен.
Девушка поспешно вытерла руки о передник и вошла на кухню, где миссис Хиггинс одним выразительным жестом указала на гостиную. Джейн сбросила с ног деревянные башмаки, опустилась на колени и слегка коснулась босыми ногами уголка передника, убедившись, что не напачкает в комнате, которую считала святыней и куда заходила всего два раза за четыре года. Наличие в доме Хиггинсов такой комнаты служило доказательством, что они процветают, а также, что у них нет детей, которые способны устроить беспорядок на каждом свободном дюйме. Высокий, прямой, как струна, молодой человек был в темном плаще. Его шляпа для верховой езды и кнут лежали на столе.
– Мисс Джейн Хелиган?
– Сэр?
– Это ты – Джейн Хелиган? Меня зовут Придо. Капитан Придо. Я надолго не отвлеку тебя от работы, только задам несколько вопросов.
– Что-что, сэр?
– Это насчет того случая, в прошлый вторник вечером, когда кто-то, насколько я понимаю, напал на тебя с ножом. Правильно?
Джейн моргнула, увидев Библию на маленьком круглом столике посреди комнаты.
– Что? Ох, да, сэр.
– Я провожу в некотором роде расследование от имени мирового судьи. Мы пытаемся выяснить, кем был этот человек. Сядь, пожалуйста, и расскажи своими словами, что произошло.
Джейн огляделась и увидела кресло из конского волоса, но сесть в него не решилась. Вообще-то она никогда раньше не сидела в этой комнате. Так что она продолжала стоять, нервно потирая руки о передник и думая о том, что следовало бы снять его, прежде чем войти.
– Итак?
Она начала рассказ. История была не очень длинная, однако Придо то и дело прерывал ее, чтобы уточнить какое-нибудь слово или фразу, которую он не мог понять из ее простецкой речи.
– Попытайся описать его немного получше. Это высокий мужчина?
– Чего-чего?
– Он высокий? Может, он такого же роста, как я?
Она задумалась.
– Вроде нет. А можа, и да. Тогда ж темно было, не разобрать.
– Он схватил тебя?
– Ох, да, сэр! Ну и силища!
– От него пахло чем-нибудь? От одежды, возможно, или изо рта?
– По правде, я уж и не помню. Ничем. Можа, немного дымом.
– Древесным дымом? Или табачным?
– Кажись, это был табак.
– А нож был какой?
Она поежилась.
– Какой... какой... Каким мясо на кухне режут, ну, или, можа, чуть короче.
– И он заговорил с тобой?
– Чего? Ох, ну да. Два-три слова сказал, навроде «моя милашка».
– Кажется, ты говорила пастору Уильямсу, что он сказал «моя сладкая».
– Разве? Я уж точно и не помню.
Было ясно, что Джейн вот-вот расплачется.
– Прошу тебя, не расстраивайся! Ты помнишь, вероятно, что в последние полтора года несколько других одиноких девушек также подверглись нападениям в Корнуолле, и не исключено, что это на совести того же самого человека. Похоже, ты – первая или вторая его жертва, кому удалось сбежать. Поэтому все, что тебе удастся вспомнить об этой встрече, имеет большую ценность для выяснения личности.
Джейн вытаращилась на него.
– Пожалуйста, не торопись. Спешить некуда.
Джейн наморщила лоб.
– Он похож на кого-то из твоих знакомых? – спросил Филип.
– О нет, сэр!
– Он похож на фермера Хиггинса или пастора Уильямса?
– Нет, о нет, сэр!
– Ты знаешь кого-нибудь, кто на тебя в обиде? В смысле, мог ли кто-нибудь желать тебе зла?
– Неа. Нет, сэр, точно никого.
– Хорошо, ну, а голос? Высокий или низкий? Это был мужской голос?
– Навроде того. Можа чуть высоковат.
– Говор у него местный?
– Чего?
– Ну, он говорил как ты?
– Неа. – Она задумалась. – Не как я.
– А как кто?
– Дык это, больше как вы, сэр. Ежели вы понимаете, о чем я толкую.
– Образованный?
– Навроде того, кажись.
– Он говорил скорее как джентльмен, а не как, скажем, шахтер?
– Точно, сэр!
– Ага! – сказал Придо. – Это что-то новенькое! Спасибо тебе, Джейн. Он собрался уходить. – Больше ничего не хочешь сказать? Если вспомнишь что-нибудь еще, я вернусь.
– Ваш плащ, сэр, – ответила девушка, указывая на него, – этот плащ навроде того, что он носит! Должно быть, я порвала его немного. Хотя точно и не знаю, сэр. Простите, сэр.
– Но мой плащ не порван, – добродушно ответил Филип. Спасибо, Джейн. Ты мне очень помогла...
Глава шестая
Джордж Уорлегган вместе с Гартом, Трембатом и Ландером осматривал почти истощенную шахту около Гвеннапа. Пока троим его людям показывали выработки, Джордж на поверхности пил кофе и бренди вместе с шестью крупными акционерами.
На шахте Южная Уил-Толгус добывали медь свыше пятнадцати лет, но с 1817 качество ухудшилось, и прибыль стала скудной.
Джордж имел сведения (в которых по привычке сомневался), что в некоторых районах долины Толгус есть первоклассные месторождения, и смекнул, что если заложить прочную основу, то может расширить дело, когда цена на медь снова поднимется. Его банк несколько раз снабжал акционеров Южной Уил-Толгус крупными денежными суммами, чтобы они могли продолжить деятельность. Акционеры очень быстро выплатили первые ссуды, пока времена были благоприятны, но в последние полтора года задерживали оплату. Медовый месяц закончился, считал Джордж, акционерам придется смириться с неизбежным.
Джордж знал, что те, кого он привел для осмотра шахты, имели мало опыта в горной добыче, зато разбирались в сопутствующих проблемах. Натасканный Джорджем Гектор Трембат обладал самым цепким и изворотливым юридическим умом в Корнуолле. Фредерик Ландер знал все необходимое о финансовых перспективах и рисках горного дела, и в связи с дальнейшим ухудшением здоровья Кэрри Уорлеггана уже начал замещать его и вошел в костяк управления банка Уорлеггана. Том Гарт был человеком всесторонне развитым, и хотя никогда не работал на шахте, знал о горнодобывающей промышленности больше остальных.
Джордж разговаривал с акционерами спокойно и сдержанно, зная, что его сотрудники, независимо от действительного состояния дел, представят все в наихудшем свете. Его преимущество на переговорах от их доклада только укрепится. Он готов спасти шахту от банкротства, но при одном условии. С помощью Ландера он подготовит комплекс мер, чтобы шахта продолжала коммерческие операции, а акционеры остались пайщиками, но права на основную часть прибыли отойдут банку Уорлеггана.
Так и случилось. Инвесторы, которые ломали головы, как выплатить жалование шахтерам в конце месяца или оплатить стоимость угля для насосов, отказались от семи восьмых своих акций. Они остались акционерами, но в действительности стали подневольными пешками.
Последние дни шел проливной дождь, и четыре всадника осторожно добирались домой по размытой и скользкой дороге, довольные проведенной за день работой.
Земля была перекопана и пострадала в результате горной добычи, но зарослям дрока хватало питания между сараями, обрушившимися стенками и траншеями со стоячей водой, они пробились и теперь буйно цвели ослепительно-желтым, почти режущим глаза. Квартет ехал вперед, зайцы и кролики разбегались и прятались от лошадей.
Они проехали Туэлвехедс и остановились у развилки. Надо было повернуть налево, к Балду, а затем в Труро, куда направлялись трое из них.
Джордж решил поехать прямо к Биссо, а оттуда по дороге из Фалмута до Труро, чтобы попасть в Кардью. Гарт и Трембат вызвались его проводить по заросшей тропе, но Джордж отказался. Осталось проехать чуть более получаса, и он окажется на главной дороге. Джордж сам справится. Дни стали длиннее, и он вернется домой до темноты.
Так что троица спокойно восприняла отказ и направила лошадей на северо-восток. Джордж ехал домой при тусклом солнечном свете, подсчитывая прибыль.
Справа от него вскоре возник желтый и пенный ручей Карнон, на добрых двадцать футов ниже дороги; между ними проходила наклонная канава, осушающая тропу, вода просачивалась из бороздок вдоль дороги и широко разливалась у ручья. Тот шумно бурлил у каменных берегов; щебетали птицы, пел жаворонок.
Весенний день выдался весьма теплым, не считая ветра.
«Как жаль Кэрри, – думал Джордж. – Он превратился в тощее пугало, но что удивительно, стал отекать, из-под халата выпирал раздувшийся живот. Жидкость, разумеется, можно откачать, ее и откачивают, но она снова прибывает, прямо как ручей Карнон, и почти того же цвета».
Кэрри сказал, что не хочет повторять процедуру, но Бенна был твердо уверен, что иначе пациент умрет. Но Кэрри умрет в любом случае. В этом году ему исполнился восемьдесят один год. Все мы умрем. Но для Джорджа время еще не пришло: Уорлегганы крепкие от природы, не то что эти изнеженные дворяне. Шестидесятилетнего Джорджа не тревожили недуги. Он всегда презирал слабое здоровье, считал это больше психической проблемой, нежели телесной. Его работникам не сочувствовали, когда они ссылались на болезнь. Само собой, люди умирают, что вскоре случится и с Кэрри.
Больше всего Джорджа печалило, что он останется без помощника. Матери следовало родить больше детей, чтобы место Кэрри мог занять хотя бы племянник. Ландер, вот подходящий человек. Как только Кэрри уйдет со сцены, Ландера нужно сразу же сделать партнером. Но Ландер начал раздражать Джорджа, и не столько из-за неприятного запаха изо рта. Ландер стал слишком много на себя брать. Принимает решения, которые должен принимать Кэрри, и часто без согласования с Джорджем. Уже дважды Джордж устраивал Ландеру разнос, и тому это не понравилось. Он должен знать свое место.
У Джорджа была парочка мыслей на этот счет. У Фредерика Ландера почти не было собственных денег, поэтому можно предложить ему (лучше пусть этим займется Хэмфри Уильямс, а не Джордж) положить на счет крупную сумму, обеспечив себе тем самым позицию партнера, желательно позаимствовать деньги у банка Уильямса в Плимуте. Таким образом он окажется связан по рукам и ногам и не будет взбрыкивать.
Его конь Гарри как будто прочитал мысли Джорджа, внезапно шарахнулся и чуть не сбросил седока.
Из кустов прямо под копыта выскочила толстенная водяная крыса.
Джордж натянул поводья, но слишком сильно. Лошадь подняла голову, правое заднее копыто поскользнулось в грязи. Джордж качнулся, почти восстановил равновесие, но тут соскользнуло другое копыто. Джордж запаниковал и попытался выпрямиться, но вместо этого стал падать. С полным недоумением оттого, что он вдруг упадет и больно ударится, Джорджа рухнул, лошадь опрокинулась вместе с ним. Джордж отплевываясь вынырнул из глубокой канавы и ухватился за корень поваленного дерева, но корень отвалился, и Джорджа понесло бурлящим потоком.
Он очутился в яме, стоя на выступе и цепляясь за скользкие стенки – по пояс в воде, которая лилась потоком, закручивалась в воронку и утекала в какую-то полость внизу.
Хотя раньше Джордж не бывал в подобном месте, но знал, что находится в старом раскопе, части заброшенной шахты, давным-давно вырытом шахтерами, во время разведывательных работ, и с тех пор заброшенном. Когда разлившийся ручей затапливал старую выработку, без стока яма быстро переполнилась бы, как гигантский колодец глубиной футов тридцать. Раз яма не заполняется, значит, вода утекает через старую шахту, иначе Джордж плавал и плавал бы до тех пор, пока не утонул. По счастливой случайности он опирался ногами о твердую поверхность или выступ, мог встать на колени или выпрямиться, выплевывая воду, которой наглотался; задыхаясь, отбрасывал мокрые, редеющие пряди седых волос и держался рукой о стенку за спиной, но боялся даже шевельнуться (вдруг это всего лишь узкий выступ?). Куда уходит вода?
Джордж не видел Гарри. Непонятно, погибла ли лошадь или сумела выбраться, утонула или просто убежала. Обычно Джордж ездил на другой лошади, но вчера Альбатрос повредил копыто. Гарри принадлежал Харриет. Джордж взял его, потому что это был конь среднего возраста, с крепким крупом, вроде бы не своенравный и уравновешенный. Как же Джордж ошибся! Лошадь повела себя хуже некуда. Когда он вернется домой, то пристрелит ее. Когда вернется домой. Если вернется.
Холодная вода доходила до пояса; совсем скоро Джорджа начнет трясти от холода. До наступления темноты оставалось не больше двух часов. Он чувствовал себя спокойнее с каменной опорой за спиной. Это не была природная скала – лет пятьдесят или шестьдесят назад камнями укрепили старую шахту, сложив их по принципу корнуольской стены. Это были крепкие и прочные камни, а годы укрепили кладку. Похоже, Джордж стоял на двадцать футов ниже поверхности. Вода лилась в яму широким потоком , захлестывая Джорджа. Отчаянно барахтаясь в борьбе за жизнь, Джордж, по счастью, сумел отодвинуться от водопада, хватаясь за стенки, чтобы не мокнуть под потоком. Но все равно не мог выбраться. Двадцать футов ничем не лучше двухсот для того, кто не умеет летать. А если он закричит, его услышат? Вряд ли.
Когда-то в долине Карнон было оживленное движение, но те времена давно миновали. Сейчас там остался лишь один обитаемый дом. Утром Джордж видел по пути нескольких шахтеров, промывающих в ручье олово. Кричать унизительно, но ничего не поделаешь. У него перехватило дыхание, вода попала в горло. Крик перешел в приступ кашля. Откашлявшись, Джордж снова закричал. При таких обстоятельствах не думаешь о сохранении достоинства. Низвергающаяся в яму вода заглушала все крики. Не опустился ли уровень воды на полдюйма ниже пояса? Пока они осматривали шахту, прошел ливень. Все в округе затопило. Но даже если уровень воды спадет, какова вероятность, что он выберется? Джордж вновь всмотрелся в стену и тщательно ощупал ее.
Крепкая, словно из глинистого сланца; из такого камня частенько строят дома. Он ощупал карманы. Там не оказалось ничего, что сошло бы за инструмент. Джордж сунул мокрый палец в кармашек для часов и достал одну из двух гиней, которые всегда носил с собой. Он осмотрел стену и выбрал, по его мнению, самую нестабильную трещину. И начал скрести по ней золотой монетой. Его трясло, на левую лодыжку стало больно опираться. Это, несомненно, растяжение, выбраться наверх будет труднее. Если по стенке вообще можно взобраться.
Получится ли у него, с упорством человека, борющегося за жизнь, создать опору для ног или выступ, чтобы ухватиться руками? Джордж долго корпел над этой задачей, но пока ему не удастся вытащить хоть один мелкий камешек, он не поднимет свой солидный вес даже на несколько футов. Джордж ненадолго остановился, сложил ладони рупором и крикнул. Уровень воды определенно шел на убыль. Начинало смеркаться.
По дороге на собрание акционеров банка Корнуолла в Труро Росс столкнулся со своим стряпчим, мистером Баррингтоном Бардеттом, который поведал о случившемся. Как объяснил Бардетт, ходили разные слухи, что неудивительно, когда дело касается такого влиятельного горожанина, как мистер Джордж Уорлегган, но, насколько он может судить, все произошло следующим образом.
В минувший вторник сэр Джордж поехал в Редрат на свою шахту, а днем, когда он возвращался домой через долину Карнон, его лошадь споткнулась и вместе с седоком угодила в канаву на обочине старой проселочной дороги. Он ни за что не сумел бы выбраться и, учитывая в каком пустынном районе все произошло, скорее всего, умер бы от переохлаждения или голода. Если бы не счастливая случайность.
– Какая же?
– Когда он не вернулся в Кардью, леди Харриет отправила группу на розыски, но сэра Джорджа не нашли. Однако незадолго до полуночи его лошадь вернулась домой, а в седельной сумке обнаружились документы, свидетельствовавшие, что он ездил на Южный Уил-Толгус. Так что отряд снова отправили на поиски, говорят, леди Харриет лично вела людей вместе с двумя охотничьими псами. Сэра Джорджа нашли около двух ночи, уже в среду, и отнесли домой на носилках.
Баррингтон Бардетт вежливо кашлянул в кулак.
– Достоверность слухов трудно подтвердить. Одни говорят, что он при смерти, другие – что просто сильно ушибся, растянул лодыжку и переутомился.
С этими сведениями Росс отправился на заседание банка, которое проводилось не в отеле «У Пирса», а в комнате на верхнем этаже банка в конце Лемон-стрит.
Прошло немало времени с первого собрания акционеров в 1799 году, когда они слили старые банки в один и назвали его банк Корнуолла. Банк процветал, став вторым по величине капитала после банка Уорлеггана и самым уважаемым в графстве. А вместе с банком процветал и Росс.
Как оказалось, все были уже в курсе новостей, с которыми пришел Росс, их подробно обсудили до начала заседания. Серьезность происшествия с Джорджем и серьезность его ранений имела экономическое значение, ведь у него не было преемника на случай смерти, и даже постоянная инвалидность значительно пошатнула бы стабильность главного соперника банка Корнуолла в графстве, может, даже подтолкнула бы к массовому изъятию вкладов.
Разумеется, как указал пожилой мистер Джон Роджерс и признали остальные, слияние банка Уорлеггана с банком «Девон и Корнуолл» в Плимуте несколько лет назад упрочило устойчивость и стабильность обоих. И все-таки сэр Джордж Уорлегган, чье личное состояние достигло полумиллиона фунтов, был крупнейшим акционером и самым деятельным партнером в банковском объединении «Уорлегган и Уильямс» и даже чуть не поглотил «Девон и Корнуолл». Таким образом, здоровье одного из крупнейших финансистов Западной Англии приобрело особое значение для всех, имеющим отношение к банковской деятельности.
В два часа, после собрания, все традиционно собирались пообедать вместе – либо в отеле «У Пирса», либо в «Красном льве». На сей раз Росс распрощался, сославшись на другую встречу.
Никакой встречи у него и в помине не было, Росс решил сам себе ее назначить. Все собрание ему не давали покоя другие мысли, и хотя разговаривал он с партнерами достаточно разумно, но постоянно боролся с внутренним порывом. Покинув остальных, он медленно пошел в конюшню за лошадью. Сев в седло, он неспешно поскакал по Лемон-стрит, на первый холм на пути к Кардью.
В ярких лучах весеннего солнца Кардью выглядел великолепно. К нему вела чудесная аллея, обрамленная деревьями со свежей зеленой листвой. Про обе стороны живой изгороди цвели лимонно-желтые примулы, а чуть дальше в лесу мелькали синева пролесок. Когда всадник выехал из-за деревьев на открытое пространство перед домом, стадо пасущихся в парке оленей вскинуло рога.
Росс спешился у ступенек, привязал поводья к коновязи и поднялся к парадной двери. Не успел он потянуть за шнурок звонка, как леди Харриет Уорлегган распахнула дверь. Ее туалет составляли длинная черная юбка поверх лакированных сапог для верховой езды, плотно прилегающий ярко-синий жакет, белая муслиновая блузка и изящная черная шляпка.
– Сэр Росс! Какая приятная неожиданность!
– Для меня тоже приятная. Чтобы дверь роскошного дома распахнула сама прекрасная хозяйка дома.
Харриет рассмеялась грудным голосом.
– Я видела вас из окна. Сначала решила, что у меня галлюцинации! Прошу, проходите. Вы пришли ко мне?
Росс зашел в дом, по привычке пригнув голову, хотя высота дверного проема составляла восемь футов.
– Я думал, вы на охоте.
– Да бросьте. Даже неотесанные шахтеры с северного побережья знают, что в мае мы не охотимся
Росс улыбнулся.
– Значит, ездили верхом. По правде говоря, я и забыл, что на дворе май.
– Мне тоже трудно поверить. Но забудем об этом. Вы правы, я ездила верхом. Решила выгулять собак и недавно вернулась.
Они все еще стояли в передней. Из-за двери высунул голову дворецкий, но молча удалился.
– Я приехал по другому поводу, – сказал Росс. – Но раз вы ездите верхом, это значит, что безумные слухи, к счастью, лишены оснований.
– Вы пришли узнать о Джордже? Вы пришли справиться о Джордже? Вот так сюрприз! Но раз так, это очень благородно с вашей стороны. Должна признаться, дорогой сэр Росс, если бы вас угораздило проломить череп при падении в шахту, я бы постаралась убедить Джорджа вас навестить!
– Он проломил череп?
– Нет. Ох, нет. Сломал ребро. Растянул лодыжку. И его заметно помотало. Он не умер, просто спит.
Росс рассеянно рассматривал Харриет. Что-то в ней сильно притягивало его, какая-то искра, искушенность, загадочность и откровенная женская привлекательность. Как она умудрилась связать себя священными брачными узами с этим скучным, мстительным и злобным банкиром? Наверное, по той же причине, по которой много лет назад согласилась выйти за Джорджа первая любовь Росса, хрупкая и изящная Элизабет, ради денег, ради всего, что можно купить за деньги: стабильное существование, удобства, свободу от обязательств.
Она поняла его взгляд и явно не обиделась.
– Хотите повидаться с ним?
Росс хотел сказать «не особенно», но помимо воли произнес:
– Если только он не спит.
– Сейчас выясним. Я гуляла около трех часов. Эллери! – Харриет только что заметила слугу. – Поднимись и узнай, проснулся ли сэр Джордж.
