Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Лишение крова не так напрягло Женьку, как растревожила полная невозможность добраться до важного артефакта, спрятанного в подполе. Дергачев с тоской переминался с ноги на ногу, подыскивая подходящий предлог вновь оказаться в подвале. От тяжких размышлений его отвлек знакомый отвратительный звук, решительно приближающейся к побережью. Теперь однообразное визжание было разбавлено грохотом подручного оружия, которым были вооружены дикие. Оружием служили им обломки арматуры, палки, доски и дубины, подобранные по дороге. Силовики, запустив технику, пытались окружить потерявших совесть неандертальцев и с наименьшими потерями прекратить бесчинства. Однако все их усилия приводили к еще более активным действиям со стороны тварей. Те без стеснения набрасывались на тяжелую технику, правда, не причиняя ей особых повреждений. Женька метнулся к разрушенному складу, который только что покинул, и вжался в стену, надеясь, что твари не заметят его присутствия. Те прошли мимо, держа курс на заброшенный подвал. С особым остервенением они обрушили на ржавые стены свои палки и копья, выламывая дверь и разбивая вдребезги крохотное окошко. Крыша недавнего Женькиного убежища была покатой и одним своим краем почти касалась земли. Одна из тварей решила вспомнить беззаботное детство, и взобралась по железной горке, тяжело стуча лапами по ржавым листам. Двое других ее соратниц тут же подхватили веселую забаву и составили ей компанию. Очень скоро от некогда относительно ровного ската остались смятые покореженные руины, а довольные трудами дикари с визгом перекинули свое внимание на все еще закрытую дверь. Не добившись желаемого, твари замерли, к чему-то прислушиваясь, и внезапно изменили траекторию разрушения, направившись обратно к городу. Женька, махнув рукой на осторожность, в два прыжка оказался у двери, и решительно рванул ее на себя. Дверь ожидаемо не поддалась, плотно застряв в проеме, однако из-за нее до Женьки донеслись вполне различимые голоса. Дергачеву вспомнилась осторожная тень, просочившаяся внутрь, и он, забарабанив по железу, обратился к обитателям:

«Эй! Есть кто живой?»

«Помоги приятель! – донесся до Женьки знакомый голос великана, от которого Дергачев так виртуозно смылся несколько минут назад, – дверь заклинило.»

Женька отыскал на земле оброненный тварями кусок арматуры и продолжил начатое ими дело. Вскоре под воздействием обоюдных усилий дверь поддалась и со скрежетом вывалилась наружу. Следом за ней показалась внушительная фигура недавнего Женькиного безымянного знакомца, а еще спустя пару минут Женька увидел еще одного обитателя разрушенной кельи. Им оказался высокий худой парень, в котором потрясенный Дергачев узнал своего арестованного брата.

«Прохор? – в целях конспирации прошептал Женька и тут же был утоплен в сильных костлявых объятиях, распахнутых перед ним.

«Женька, – услышал он знакомый негромкий голос, – как же я рад тебя видеть, дружище! Видишь, что осталось от нашего жилища? Теперь придется искать новое пристанище!»

Эта проблема не казалась Женьке нерешаемой, и он беспечно взмахнул головой, высвобождаясь из цепких рук.

«Фигня вопрос! – грубовато прокомментировал он, сияя от радости, – я знаю, где нам пересидеть пару дней. Рассказывай, как тебе удалось…»

Женька не успел донести свой неосторожный вопрос до Тихона, поскольку был прерван весьма ощутимым толчком в ребра.

«Потише, приятель, – прошипел ему прямо в ухо Тихон, – называй меня Прохор и ни о чем не спрашивай»

«Знакомься, дружище, – уже более отчетливо произнес он, поворачиваясь к стоящему рядом великану, – Мартын. Мой новый приятель и нечаянный пациент. Я озадачил его решением своих проблем и кажется вызвал тем самым массу неудобств»

«Я искал этого заморыша целую неделю, – прогудел Мартын, – а когда нашел, то тут же упустил. Прохор, я говорил тебе, что я врач, а не сыщик. Что ж, он сам решил найти тебя, надеюсь, теперь ты не в обиде»

Женька только хлопал глазами, поражаясь собственной недогадливости, помноженной на осторожность.

«Нужно уходить, – прервал его переживания Тихон, – твари вернуться, как только поймут, что оставили без участия разумных людей. Они исполняют четкие приказы, правда не до конца понятно, от кого они исходят. Зато я с уверенностью могу сказать, что перед чудовищами стоит весьма отчетливая задача – уничтожать. Не будем облегчать им ее выполнение.»

С этими словами Тихон направился к берегу, не дожидаясь, пока его спутники составят ему компанию. Из невнятных разъяснений ученого брата Женька понял только то, что возле воды влияние диких снижается в разы. В чем истинный смысл этих выводов, Женька понял спустя несколько минут, когда решительно настроенные уродливые отряды вернулись обратно. Тихон, не тратя время на научные выкладки, принялся накидывать вдоль воды тонкие ветки, обломки коры и всякий хлам, создавая некое подобие баррикады. Мартын послушно подтаскивал строительный материал, воздерживаясь от комментариев, а Женька ничего не делал, а только терялся в догадках и тоже с вопросами не лез. Когда хлипкое сооружение было возведено, Тихон поджег его с двух сторон, удовлетворенно поглядывая на свою рабочую группу. Твари нерешительно замерли, опасаясь подходить ближе, но при этом продолжая вопить и стучать палками. Огонь разгорался, обволакивая все вокруг едким вонючим дымом, от которого слезились глаза и перехватывало дыхание. Женька с тревогой оборачивался, наблюдая, как кольцо огня постепенно отрезает их троих от тварей и остального мира. Позади плескались волны залива, впереди искрилось пламя, а между ними в нерешительности замерли три фигуры, ожидая развития событий. Как оказалось в дальнейшем, нерешительных фигур было только две. Тихон весьма ловко поддерживал огонь на протяжении всей линии, и периодически замирал, уставившись в пламя яркими синими глазами. Время от времени он поднимал вверх руки и раскрывал обе ладони навстречу огненным всполохам. Мистически настроенный Женька был готов уже встретить потусторонних духов, способных укротить диких, вывести их из огненного кольца и вернуть рассудок его научному брату. «Вероятно, внешние события все же повлияли на утонченное сознание моего Тихона, – расстроенно думал Женька, внимательно следя за непонятными и пугающими действиями бывшего избалованного мажора, – к тому же неизвестно, чем там занимались с ним силовые структуры, держа под арестом. Тихон так и не рассказал мне, как ему удалось избежать наказания. Может, они его завербовали?»

О чем думал огромный Мартын оставалось неизвестным, но судя по выражению его толстого лица, направления его размышлений совпадали с Женькиными. Тихон, не обращая внимания на производимое впечатление, продолжал метаться вдоль оглушительно потрескивающего кострища, протягивать к нему руки и периодически замирать, пялясь в огонь. Твари бесновались по ту сторону огненной линии, но уходить не спешили. Спустя бесконечное количество минут, растянувшихся для Женьки в целое столетие, из костра повалил густой белый дым, подгоняемый с моря легким ветром. Дым накрыл беснующихся тварей, а Тихон, не дожидаясь развязки, сделал знак своим приятелям следовать за ним. Мартын, Женька и сам ученый легко преодолели огненную преграду, попросту перепрыгнув за ее границы, и понеслись вдоль кромки воды, оставляя тварей корчиться в белом дыму.

«Веди нас, Женька, – переводя дыхание, пробормотал Тихон, оборачиваясь на бегу, – ты говорил, что знаешь, где нам перекантоваться пару дней!»

На самом деле у Женьки был только один вариант относительно безопасного убежища. Загадочный старец, упрямо сохраняющий свое инкогнито, с большой охотой ютил у себя Женьку, но будет ли он доволен прибавлением в семействе, о том Женька сказать не мог. Выбора не было, к тому же ночь давно закончилась, и лезть на глаза группам реагирования не было никакого желания.

Глава 31.

Мой незапланированный обряд, вызванный скорее голосом подсознания, чем осознанными действиями, стал результатом истории, рассказанной Мартыном. Рассказ Мартына значительно прояснил текущую ситуацию. Нынешние твари не были порождением неведомого вируса, а стали результатом чьего-то не слишком удачного эксперимента. Упоминание моим нечаянным коллегой загадочного гудения и потрескивания наводило на мысль о таинственных установках покойного Захара, и моем последующем спонтанном преображении. Это было все, о чем я мог говорить с уверенностью, но и этого было достаточно, чтобы принять меры. Мои внезапно обретенные способности ненадолго остановили решительность искусственно созданных уродищ, и позволили нам скрыться от их пристального внимания. Женька не обманул, у него действительно оказалось припрятано весьма комфортное убежище в виде современной однокомнатной квартиры на самом последнем этаже. Хозяином однушки оказался почтенный старец, толстый, неуклюжий и абсолютно безобидный. К тому же оставшийся совершенно безразличным к нашему внезапному появлению.

«Располагайтесь, – отрешенно прошамкал он, пропуская в тесную прихожую незваных гостей, – шикарных апартаментов не предложу, но крыша над головой и крепкие стены это уже кое-что, при нынешних реалиях»

Апартаменты нам были не нужны, а неуютность и откровенная запущенность дедова жилища играло нам только на руку. Мы трое сами не являлись образцом и эталоном опрятности, поэтому весьма органично вписались в интерьер. Дед исчезал на целый день, бесстрашно бродя по разоренным улицам и давая нам возможность вести задушевные беседы без постороннего присутствия.

«Где ты отыскал себе нового лучшего друга?» – с усмешкой поинтересовался я, а Женька поведал мне весьма любопытную историю, упомянув невероятные способности старца.

«Он может на расстоянии управлять тварями и думаю, что он от меня скрывает многие таланты, – убежденно проговорил Женька, вызывающе задирая вверх тощую рожу. – кто-то же диктует этим уродам приказы.»

Мартын подался вперед всем своим огромным телом, услышав Женькин вердикт, а я внезапно вспомнил одно происшествие, стоившее мне немалых хлопот полвека назад.

«У этого многогранного деда есть какое-нибудь имя?» – проговорил я, оставляя мелькнувшее соображение при себе.

«Это очень скрытный дед, – заговорчески прошептал Женька, – он рассказал мне только про свое тотальное одиночество, неудавшуюся жизнь и не слишком сохранившуюся страшную внешность. Про имя и другие факты биографии этот деятель предпочел умолчать. И еще, он ни разу не попался в руки группам реагирования, а уж они-то наверняка должны были знать про его удивительный дар. Он же прямо на их глазах закручивает тварей в спирали, разворачивает охранников вспять и нисколько не боится попасть под раздачу. Очень странный дед, не находишь?»

Разговорить деда оказалось непосильной задачей. Вечером он снова замаячил в тесном пространстве, пересказывая новости. Одной из которых было сообщение о появлении нового партизанского отряда, обосновавшегося на побережье.

«Люди совсем потеряли инстинкт самосохранения, – с горечью поведал нам хозяин клетушки, – ну куда им против диких. На это и созданы специально обученные люди. А то что может сделать кучка людей, едва вооруженных палками и железками? Пусть и разумных, и сильных? Против тварей не попрешь!»

«Откуда вы знаете про отряд? – поинтересовался я, сохраняя в голосе нейтральные ноты, – откуда вообще вы черпаете всю эту информацию?»

Мой вопрос прозвучал не случайно. Все местные горожане, сохранившие тот самый инстинкт самосохранения, сидели по домам, предпочитая лишний раз не высовываться из квартир, а по территории перемещались по строго отведенным маршрутам, охраняемым и относительно безопасным. Бродяги и случайные переселенцы не в счет. Те вообще стараются держаться от всех на расстоянии и в душевные беседы не вступают. Единственным источником информации, проверенным и правдивым, могли считаться те самые группы реагирования, по мнению деда, самые бесполезные и никчемные. На мой вполне конкретный вопрос я получил весьма размытый ответ, из которого не понял ровным счетом ничего. Женька многозначительно глянул в мою сторону, а следующую ночь активно дул мне в уши все свои соображения по поводу неблагонадежности нашего арендодателя.

«Нужно уходить, Тихон, – едва слышно шептал он, воткнувшись в мое ухо, – дед связан с силовиками, ясно, как белый день, а я дурак, что притащил тебя к нему. Давай завтра сбежим, Тихон, прошу тебя, подумай об этом»

Но я в этот момент подумал о другом. Меня крайне заинтересовало упоминание деда о вновь созданном партизанском отряде. Скорее, не столько о нем, сколько о месте его дислокации. Мне настоятельно требовалось повидаться с кем-нибудь из этих партизан и выяснить одну любопытную идею. Едва дождавшись утра и того момента, когда хозяин снова отправиться бродить, выискивая новости, я выскользнул на улицу, пригрозив Женьке расправой, если тот вздумает двинуться за мной.

До побережья я добрался без усилий, и сразу же направился к месту проведения торжественного обряда. Там мне открылось весьма печальное зрелище обугленных веток и тряпок, но никаких партизанов я не нашел. Побродив вдоль прибоя, я успел подумать о бесполезности затеи, как вдруг до меня донеслось едва слышное бормотание. «Ну конечно! – разом обозначилась единственная здравая мысль за утро, – никто не будет сидеть на открытом берегу, поджидая аудиенции!» Я пошел на звук и очутился на заброшенном складе, от которого осталось полстены и неглубокий погреб. В этом самом погребе я разглядел очертания фигур, нормальных человеческих фигур, обмотанных в рванину.

«Кто ты такой?» – мгновенно среагировала на мое появление одна из них. Рослый крепкий мужик настороженно приподнялся и застыл в воинственной позе, не сводя с меня пронзительных глаз.

«Прохожий, – неопределенно отозвался я, – можно сказать, местный. А вот откуда вы здесь взялись? Еще вчера я считал эти места полностью заброшенными»

Я старался придать голосу все оттенки досужего любопытства и ничем не выдать своей научной заинтересованности. Однако мужику было безразлично мое любопытство, как и появление в целом. Он пожал плечами и неопределенно объявил:

«Да вот хрен его знает, прохожий. Еще несколько дней назад мы с приятелями грузили товар в приморском доке. Работа не Бог весть что, но за нее платили этими чертовыми коробками с химической дрянью. Не то, чтобы я был в восторге от всего этого, но другого найти не мог, так-то, прохожий. Так было до того дня, пока группы реагирования не решили прочесать доки. Как они сказали, в целях безопасности и профилактики. Пока они шерстили там, нас согнали в бытовку и приказали не высовываться. Мы проторчали там почти час, слушая гул и треск каких-то механизмов. А после я ничего не помню, приятель. Очнулся я на берегу среди нескольких моих коллег, те тоже ничего внятного сказать мне не могли. Видать группы безопасности посчитали нас неблагонадежными и каким-то образом избавились от нашего присутствия в доках.»

Мужик помолчал, словно раздумывая, и неожиданно решившись, прибавил:

«Вон, только нашего приятеля потрепало знатно. Шкура лохмотьями висит, а кто, за что, и, главное, когда с ним это сотворил, он сказать не может. Лежит и молчит. Ну так, а что мы можем, прохожий? Больницы закрыты, лекарства никакого.»

Я попросил разрешения взглянуть на беднягу, узнав в рассказе грузчика почти точное изложение истории Мартына. Грузчик представился мне Терентием и протолкнул внутрь тесного пространства. Коллега Терентия и в самом деле серьезно пострадал, и причина его увечий мне была, к сожалению, ясна. Такие следы оставляют уличные баталии, драки и нападения с применением всякого подручного оружия. Остальные «партизаны» тоже имели повреждения, но видно, этому досталось больше всех. Мне было нечем помочь пациенту с точки зрения современной медицины. Моя знаменитая сумка со снадобьями осталась в разрушенном подвале и возможно, снова исчезла. Однако я мог попытаться прибегнуть к своим новым умениям. Я попросил остальных сочувствующих оставить нас с пациентом наедине, поскольку мне отчаянно не хотелось афишировать свои способности первым встречным. Те нехотя поднялись и потянулись за стену, негромко переговариваясь между собой. Я тем временем, уложил внушительного вида больного на спину и осторожно провел над его израненной шкурой раскрытой ладонью. По кончикам пальцев промчались искры, пробуждая во мне теплую энергию. Я снова услышал в голове знакомые слова таинственного заговора и ощутил небывалую легкость всех своих движений. Я на какое-то время выпал из реальности, а когда снова пришел в себя, передо мной лежал уставший, измотанный, но совершенно целый пациент, погруженный в крепкий сон.

Моя теория подтверждалась. «Партизаны», появившиеся на побережье, еще вчера бродили по улицам в устрашающем облике диких и уничтожали все, повинуясь негласным приказам. Человеческий облик вернул им белый дым, который я создал из нордсвиллских кореньев, сжигая их в кострище. Этот способ мне подсказал кладбищенский сторож, вернув мне самому привычное обличие. Кажется, я нашел вариант избавление от напасти, думал я, выбираясь из подземелья. «Партизаны» терпеливо ожидали меня снаружи, неловко переминаясь с ноги на ногу и ожидая распоряжений. Их преображенное сознание все еще не возвратило себе способность мыслить самостоятельно, и толпа бывших диких нуждалась в установках. Я не умел командовать толпой, и в целом, старался держаться подальше от вопросов власти и управления, однако люди выжидательно смотрели на меня, увидев во мне нового лидера.

«Сегодня ночью твари снова выйдут на улицы, – произнес я первое, что пришло в голову, – нам будет необходимо ограничить их перемещение. Ваша задача отрезать их от внешнего мира, загнав в огненные кольца.»

Я не видел в своих приказах практического смысла, поскольку твари не реагировали на обычные кострища, однако я должен был чем-то озадачить растерянных великанов. Те мудро покивали головами и решили дождаться ночи, обживая заброшки.

«Я приду сюда ближе к ночи», – пообещал я, и повернул в сторону города, делиться с Женькой новостями.

Женька с Мартыном сидели на продавленном дедовом диване и вспоминали былое. Болтливый великан рассказывал любознательному Женьке о своем детстве, проведенном в южных краях, о своей бабке, научившей Мартына вести собственный бизнес, о чокнутом дедушке, видевшим призраков. Женька только вздыхал, качая головой.

«Перед смертью бабка наказала мне молиться за грешную душу раба божьего Иннокентия», – поделился Мартын сокровенным и осекся на полуслове, заметив меня в дверях.

«В чем же так провинился дед Иннокентий? – не удержался я, вклиниваясь в стройное Мартыново повествование, – раз так отчаянно нуждался в отпущении грехов?»

Мартын замотал головой, не желая раскрывать семейные секреты.

«Она старая совсем была, бабка, – пробормотал он, – а под старость их всех тянет подводить итоги и мостить себе дорожку в рай. Не обращай внимания, Прохор, это просто воспоминания».

Я в свою очередь поделился более актуальными событиями, рассказав Женьке и Мартыну о своем знакомстве с «партизанами».

«Я уверен, что остальные блуждающие толпы диких имеют похожее происхождение, а если мои предположения верны, то можно попытаться очистить город от чудищ, придав их очищающему белому дыму. – проговорил я и внезапно замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Наши дружеские беседы притупили чувство бдительности, и никто из нас не заметил появление в квартире четвертого слушателя. Чокнутый дед внимательно наблюдал за нами из дверного проема, едва заметно поводя толстыми пальцами. Заметив наше внимание, он встряхнулся, и, придав голосу старческую рассудительность, многозначительно прошамкал:

«Оставайтесь дома, молодые люди, – посоветовал он, – нет ничего более безрассудного, чем вступать в неравные схватки с безумными тварями!»

После чего неслышно проник в захламленную кухню готовить обед. Естественно, никто не собирался прислушиваться к словам полубезумного деда. С наступлением темноты Женька решительно поднялся и, кивнув мне головой, потянулся в прихожую. Меня ожидали на берегу обращенные грузчики доков, и я не мог разочаровать их своим невниманием. Мартын решил пойти с нами за компанию. Возле самой двери Женька вдруг застыл истуканом и неестественно выгнувшись, попятился назад.

«Что с тобой? – вскинулся Мартын, рассмотрев в Женькином поведении симптомы неведомой болезни. При всех своих высоких интеллектуальных показателях, Мартын так и не разобрался в истинных дедовых способностях, видя в рассказах Женьки слишком художественное изложение историй. Женька никак не отреагировал на заботливый интерес Мартына, продолжая извиваться в замысловатых пируэтах.

«Прекратите! – рявкнул я, оборачиваясь к старцу. Я тоже кое-что мог, и без усилий нейтрализовал бы умельца, однако мне не хотелось прямо сейчас затевать эзотерические битвы, демонстрируя небывалые способности. Дед что-то уловил в моем голосе и бессильно повесил руки вдоль толстой туши.

«Сидите дома, – упрямо повторил он, – послушайтесь голоса разума!»

Исчерпав все рычаги воздействия на несговорчивых квартирантов, дед тяжело прошелся по комнате, то и дело останавливаясь и предаваясь раздумьям. По всему было заметно, что он хочет донести до нас какую-то мысль, однако всякий раз его что-то останавливало, и он продолжал свое тревожное перемещение. Женька, обретя прежние навыки вербального общения, недовольно проговорил:

«Мы очень благодарны вам за приют, однако торчать в четырех стенах безвылазно мы не можем. Это рождает неудобство и вам, и нам. Вынужден попрощаться с вами, любезный. Не задерживайте нас!»

Дед не удостоил Женьку внятным ответом, вновь ринувшись к входной двери.

«Сидите здесь! – грозно рявкнул он, выпадая из образа старичка-добрячка, – не высовывайтесь и не подходите к окнам!»

После чего шагнул за порог и захлопнул дверь, отрезая нас от внешнего мира. На некоторое время в комнате повисла глухая тишина.

«Что он задумал?» – пискнул Женька спустя продолжительную паузу и сделал безуспешную попытку открыть дверь. Та была намертво вжата в косяк и усилиям не поддавалась.

«Чертов дед, – пробормотал Женька, возвращаясь к дивану, – надо было его как-нибудь нейтрализовать.»

И снова в моей голове промелькнули события полувековой давности.

«Женя, – пробормотал я, – как именно дед управлялся с дикими тварями? Что он делал при этом?»

Женька вопросительно уставился на меня и, не желая развивать дискуссии, принялся перечислять алгоритмы дедовых номеров.

По мере развития сюжета, перед моими глазами возникали неяркие эпизоды с участием толстощекого карапуза, играющего в аварию на заднем сидении моего монстра. Погасив внезапно возникшие аналогии, я покачал головой.

«Собирайся, Женька, – пробормотал я, – попробуем взломать дверь»

Однако наши усилия не пригодились, поскольку дверь открылась сама по себе. Ну, не совсем сама. Ей помогли бравые бойцы охранения, стремительно ворвавшиеся в тесное пространство и повалившие обитателей каморки на пол, зачитывая при этом постановления.

Все произошло слишком быстро, чтобы я смог придумать какую-нибудь приветственную речь непрошенным гостям. Они резво стащили нас троих с лестницы и запихали в неудобное железное нутро военной машины. В этот раз арест был произведен по всем правилам, с озвучиванием оснований и надеванием железных браслетов. Рассчитывать на то, что техника собьется с пути и увязнет в грязи сказочных поселений, а наших конвоиров разорвут злые волки, не приходилось. Женька потерянно оглядывался на меня, и на его бледной роже читалось раскаяние. Мой чрезмерно чувствительный братик снова увидел в случившемся свой косяк и теперь был готов терзаться муками совести до конца своих дней. В этот раз дорога показалась мне совсем короткой. Через минут десять неторопливого хода машины остановились, и нас выволокли к высокому серому зданию, не имеющему опознавательных знаков. Это могла быть суперсекретная лаборатория, здание мэрии или городская тюрьма. Его серым стенам подходило любое применение и определение. Внутри здания было тихо, темно и прохладно, а широкие коридоры казались бесконечными. По обеим сторонам одного из них располагались неприметные двери, в одну из которых суровые конвоиры запихали меня одного. Женька и Мартын остались с сопровождающими, и мне была неясна их дальнейшая судьба.

В темном кабинете стоял громоздкий стол, за которым восседал худощавый высокий человек, облаченный в ядовито-зеленый медицинский костюм. Внешний вид хозяина кабинета никак не вязался с общим суровым интерьером и пафосностью заведения. Человек в костюме поднялся и выйдя из-за стола остановился в шаге от своего гостя.

«Оставьте нас, – бросил он конвоирам и нечитаемым взглядом окинул мою тощую фигуру. – вы все такой же, господин Моськин. Упрямый и своевольный. Что ж, быть таким ваше право.»

Несмотря на нейтральное содержание вступительной речи, в голосе человека сквозила неприкрытая злоба, приправленная ненавистью. В хозяине я узнал своего коллегу, одержимого идеей всеобщего блага, господина Свиридова. Теперь я не так был уверен, что Иван Иванович предложит мне сотрудничество и осыплет преференциями. В том я не ошибся.

«Вы встали на пути огромной организации, Моськин, – продолжил тем временем Свиридов, едва сдерживая рвущееся наружу желание растерзать меня немедленно, – взывать к вашему здравому смыслу нет нужды, поскольку такового у вас попросту нет. Вы могли бы стать могущественным и значимым лицом, Моськин. Я давал вам шанс стать именно таким. Я хотел сотрудничества и искренней дружбы. Вам же больше по душе ваши собственные эксперименты. Вы разгадали мой замысел, браво, Моськин. Те твари, что крушат этот несчастный город и в самом деле результат огромной научной работы, проделанной лично мной. Вы мешаете мне, разрушая то, чего достиг я. Я научился управлять этими чудовищами, внушая им свои собственные мысли. Они станут незаменимыми воинами, сильными, тупыми, исполнительными и практически неуязвимыми. Это ли не прорыв в науке, а, Моськин? Впрочем, будем справедливы. Вы тоже приложили к этому руку. Или свои гениальные мозги, что точнее. Помните вашу кожаную тетрадку с записями? Весьма любопытными, я бы сказал. Вы ставили опыты на каком-то бродяге, заставляя его плясать под вашу дудку. Как же я ржал, читая ваши ремарки под записями наблюдений над несчастным бомжом! Моськин, вы от души повеселили меня. Но эти же рецепты пригодились мне, когда я решил придать им более практическое направление. Я много раз порывался найти вас и сказать вам спасибо. Я честный человек и ценю гениальность. Однако разные непредвиденные обстоятельства мешали нашему рандеву. Я был снисходителен, пока вы не лезли в мои дела. Какого черта вы разрушили мой гениальный план, вернув этим недоумкам их человеческое обличие? Ну что вам с того? Вы же не остановитесь, Моськин? Вы так и будете лезть со своими гуманистическими идеями? Я по глазам вашим вижу, что не ошибся. Что ж, Прохор, мне искренне жаль расставаться с вами. Вы ведь могли сочинить мне еще какие-нибудь фокусы с человеческим сознанием. Но и того, что вы оставили мне в наследство, хватит, чтобы прославить несколько поколений моих последователей. Прежде чем расстаться навсегда, скажите мне что-нибудь, проявите хоть какие-нибудь эмоции, мой сдержанный друг!»

Свиридов откровенно кривлялся, озвучивая мне то, что я уже знал, или о чем догадывался. Я понимал, что подобными откровениями господин Свиридов весьма доходчиво знакомит меня с моей дальнейшей незавидной судьбой. Этот человек раскрыл последние карты, и это не есть проявление безграничного доверия. Это конец. Конец моего бесконечного существования. Вместе с этой мыслью в мою голову просочилось лютое разочарование таким итогом, а по моим венам заструился знакомый огонь. Он обжигал, искрясь и наполняя меня невероятной силой. Я с удивлением поднял ладони и уставился на кончики пальцев, через которые лилось тепло. «Что со мной?» – пронеслось в голове, а господин Свиридов в волнении поднялся со своего кресла.

«Что с вами, Моськин? – продублировал он мою мысль, – почему вы так странно смотрите на меня? Прекратите немедленно, Моськин! Я говорю это вам, прекращайте! Прохор! Пожалуйста, остановитесь! Как вы это делаете?! Стойте же, черт возьми!»

Свиридов на глазах менял свои очертания, растворяясь и вновь обретая четкие контуры. Его перекошенное лицо ясно говорило мне о невыносимых страданиях и нечеловеческом страхе, однако я ничего не мог поделать с этими метаморфозами. Я мог только направлять на него потоки энергии, льющейся с моих ладоней, и от этого воздействия господину Свиридову было явно не по себе. Наконец, силы мои иссякли, а у моих ног лежало неподвижное тело горе-ученого, рискнувшего воспользоваться моими разработками в корыстных целях. Перешагнув поверженного врага, я рывком распахнул дверь и вышел в прохладный коридор. Странное поведение моего организма подкосило запас моих сил, меня хватило только на то, чтобы гордо пройти по темному коридору, минуя посты охраны, и выбраться на свет.

Глава 32.

Долгожданный арест, так нежно лелеемый Дергачевым последние три недели, наконец состоялся, но предполагаемого облегчения не принес. Когда Тихон в компании рослых бойцов скрылся за невзрачной дверью, Женька снова почувствовал себя сиротой. Сейчас он готов был принять любое наказание, любую кару, лишь бы Тихон вновь оказался на свободе. Внутренний Женькин голос опровергал любые оптимистичные сценарии этой поездки, видевшейся Дергачеву финальным аккордом этой истории. Конвоиры проводили Мартына и Женьку чуть дальше и отвели им совсем небольшую комнату, где не было даже мебели.

«Где мы? – прогудел Мартын, тяжело приваливаясь к косяку, – что за шутки, Женя? Кто такой этот Прохор?»

Женька мог бы рассказать о всех исследованиях, опытах и разработках, проводимых Тихоном за последнюю сотню лет, однако все слова привычно растаяли в памяти, оставив барахтаться только одно слово. Оно не давало покоя взлохмаченным Женькиным мозгам и это слово было «Трындец». Женька был убежден, что без вмешательства толстого старца тут не обошлось и клялся себе всеми клятвами успеть придушить урода, до того, как их самих вздернут на рее за непослушание.

Проторчав в неудобной камере бессчетное число времени, Мартын и Женька были выпущены на свободу. Женька не верил своему счастью, ожидая подвоха, а огромный Мартын громко возмущался беспределом и несправедливостью.

«Радуйтесь, что вас не казнили за измену и уголовщину», – наконец не выдержал их сопровождающий, распахивая перед ними дверь на улицу.