Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Лекарь

Глава 1

«…Так, болтаясь меж тьмой и светом,

Раз в столетье облик меняю.

Мы с тобой еще свидимся где-то,

Только там я тебя не узнаю.»

Глава 1.

Дорога моя пустынна, путь мой бесцелен. Злое полуденное солнце прожигает насквозь мои вещи, вцепляется в густые спутанные волосы и гонит в тень. Мне безразлично его внимание. Я давно перестал реагировать на внешние раздражители. И пролетающие мимо меня торопливые иномарки, доверху груженые всяким хозяйственным барахлом, тоже не вызывают интереса. И ничто не вызывает. Когда южное солнце рассталось, наконец, с идеей сжечь меня дотла, перед моими глазами замаячили неясные очертания гор. Я не продумывал заранее свой маршрут, не стремился с наступлением темноты добраться до уютного жилища, где ждали бы меня любящие близкие. Жилища у меня не было, как не было и любящих близких. Все это осталось далеко позади и больше не рождало в сердце щемящей тоски. Я уже привык к одиночеству и ничего не хотел менять.

В шаге от меня резко затормозила одна из груженых иномарок, обдав мою из без того грязную одежду дорожной пылью.

«Парень! – обеспокоенно окликнул меня водитель, переваливаясь через забитое домашней утварью пассажирское место, – влезай на заднее сиденье, опасно в это время суток бродить по дорогам!»

В его словах была изрядная доля истины, однако я вежливо покачал головой, благодаря за беспокойство, и решительно зашагал дальше, отказываясь от дельного совета. Заботливый водитель тут же дал по газам, а следом за ним показалось еще несколько таких же перегруженных машин, преимущественно легковушек. Такое количество автомобилей, то и дело проносящихся мимо, объяснялось пугающе просто. Люди уходили в горы, надеясь переждать беду, так внезапно обрушившуюся на человечество. Лет пять назад жители планеты стали обнаруживать в себе загадочные симптомы неизвестной болезни. Сначала это не вызывало беспокойства и расценивалось как обычная простуда. Однако спустя довольно короткое время, те, кто считался выздоровевшим, начинали проявлять странную агрессию. Они, подобно диким зверям, бросались на тех, кто оказывался поблизости и наносили им довольно опасные увечья. Поначалу такое поведение даже не рассматривалось как серьезное заболевание. Мало ли, чем могли быть вызваны подобные заскоки, учитывая излишне суматошное и нестабильное время. Однако, случаи множились, жертв нападений становилось все больше, и ученые всего мира наконец-то забили тревогу. Сделали они это, несомненно, с явным опозданием, поскольку, агрессивно настроенные граждане неожиданно стали менять свои привычные человеческие очертания. У пораженных странным недугом уродливо вытягивалось лицо, а конечности делались непропорционально длинными и покрывались жесткой бесцветной щетиной. Самым пугающем в этом кошмаре было полное бессилие ученого мира. Тысячи научных сообществ ломали головы над природой жуткого явления, однако так и не смогли до конца выяснить, как остановить это безумие. Люди, не находящие в себе устрашающих симптомов, наотрез отказывались покидать жилища, рассчитывая пересидеть ужас за стенами домов. Однако эти меры были эффективны очень недолгое время. Инфекция передавалась по воздуху, она проникала в любые изолированные и тщательно охраняемые бункеры, стремительно появляющиеся в каждой жилой зоне по всему миру. Единственным обнадеживающим фактором стало общепризнанное наблюдение, что опасность заражения подстерегала в основной массе жителей равнин, степей и полупустынь. Придя к таким выводам, люди заторопились в горы, спешно увозя своих близких и нажитое имущество.

Упомянутая трагедия, сводящая с ума земной шар, привычно оставляла меня равнодушным. Всем моим близким, тем, кого я искренно любил в этой жизни, посчастливилось покинуть грешный мир раньше, чем паника окутала человечество. Мне же было безразлично, что неведомая зараза сделает со мной. Гуманисты мира отказывались уничтожать пораженных, надеясь вернуть им человеческий облик, а простые граждане, далекие от пышных фраз и высоких идей, охотно расправлялись с каждым, кто позволял себе неосторожно чихнуть в приличном обществе. Я в тайне рассчитывал, что однажды тоже вызову в окружающих настороженную тревогу и буду уничтожен подручными средствами. Мое одиночество сводило меня с ума куда больше всеобщей паники, а бесконечные воспоминания, терзающие рассудок, были куда утомительнее пугающих симптомов. Я сознательно избегал знакомств и дружеских отношений, поскольку рано или поздно мне все равно пришлось бы расстаться с любимыми близкими. Смерть отвернулась от меня, сделав вечным скитальцем, и я отчаянно искал способа избавить себя от бесполезного и бесконечного существования. Однако решительно настроенные граждане реагировали на что угодно, а меня не рассматривали даже как гипотезу. Однажды на моих глазах они жестоко расправились с молодой женщиной, рискнувшей неосторожно закашляться в общественном транспорте. Люди зверели от неизвестности, от страха за своих родных, от бездействия влиятельных и могущественных, и я не мог их за это судить слишком строго. Моя дорога привела меня в предгорный поселок, уютно раскинувшийся среди густых зеленых зарослей. Я вошел на опустевшие в сумерках улицы и настороженно прислушался. В домах, закрытых на все замки, не виделось освещения, никто не выглядывал в окна с привычным любопытством, а вдоль узких асфальтированных дорог не нашлось никого, кто мог бы рассказать мне хотя бы о названии маленького поселения. Лет десять назад я, не задумываясь, попросился бы на ночлег, рассчитывая на местное гостеприимство, однако сейчас у меня не возникло даже тени желания заходить в настороженные молчаливые лачужки. Я миновал притихшее селение, лишь на самой его окраине натолкнувшись на какого-то местного парня, видимо торопившегося домой. Он тревожно оглядел меня, на минуту остановившись, и недовольно пробормотав, «Покоя от вас нет, равнинников!», скрылся в темноте. Это было еще одной причиной, по которой я сознательно отказывался от ночлега. Тут, как, впрочем, и везде в горах, не жаловали приезжих, без стеснения наводнивших маленькие поселки и заметно потеснивших местных жителей.

Моя дорога лежала мимо рельефных высоких скал, грозно нависших над узкой асфальтированной трассой. Когда извилистая лента сделала очередной виток, поднявшись вверх на пару десятков метров, я решил сделать привал. Жаркие южные ночи значительно облегчали мне задачу, позволяя ночевать прямо на голой земле. Я свернул на более пологий склон и без труда преодолел некоторое расстояние, остановившись у глубокой расщелины. Повсюду высились лиственные ярко зеленые деревья, в темноте видевшимися мне совершенно черными и угрожающими. Хотя, в глубине души я понимал, что по-настоящему опасаться следует не деревьев. Я почти уверенно мог предположить, что кроме меня на этих склонах ютиться сейчас множество тех самых «равнинников», о которых с таким отвращением отозвался встреченный мной местный. Меня не слишком тревожили внезапные встречи и незапланированные знакомства. Наплевав на технику безопасности и здравый смысл, я вольготно растянулся на ровном пятачке, поросшим влажным мхом и мгновенно заснул. Сквозь беспокойный сон мне слышались чьи-то шаги, то приближающиеся, то удаляющиеся в неизвестном направлении, они проникли даже в мои сновидения и трансформировались в шаги моего давно умершего старшего брата. Во сне я почему-то был уверен, что это он кружится сейчас по склонам и с привычным осуждением контролирует мой беспокойный сон. Мое пробуждение было быстрым и внезапным. Отчасти потому, что сопровождалось глухими раскатистыми звуками, доносившимися сразу со всех сторон. В первую минуту я сразу подумал о надвигающейся стихии и недовольно поморщился. Дождь даже на равнинах не создавал необходимого минимума комфорта, в горах же и вовсе представлял реальную опасность. Звенящие ручьи и горные речки хороши только на пасторальных картинках, в реальности же потоки грязи со склонов представляют собой довольно унылое зрелище. Я бодро поднялся на ноги и решительно зашагал вниз, возвращаясь к неуловимым признакам цивилизации. Как оказалось, тревожился я напрасно, и раскатистые звуки издавали вовсе не небеса, а обычная рабочая техника, укрепляющая скалистые уступы от обрушения. Вид суетящихся работяг вернул меня в почти мирное время, когда никто никогда не слышал о грозной напасти, поглотившей цивилизацию. Я довольно уверенно дошлепал до ремонтников, и даже успел подумать о слаженности их полезной работы, как вдруг один из работяг громко чихнул, утирая рукавом пробившиеся сопли. Проштрафившийся сотрудник тут же был сбит с ног своими же коллегами, оказавшимися поблизости. Я был наслышан о подобных расправах и даже однажды сам стал свидетелем чего-то подобного. Однако мое непривычное сознание никак не желало мирится с подобным варварством. Вместо того, чтобы помочь несчастному и отбить его от рук обезумевших дорожников, я молча пялился на жутковатую картину, не в силах произнести ни звука. Несчастного мужика попросту сбросили с обрыва, при этом ни один из линчевателей даже отдаленно не выразил ни тени раскаяния.

«Не смотри так, парень! – обернулся один из миротворцев, заметив мое внимание, – твоим детям наверняка не понравиться, если на них однажды нападет дикое чудовище без разума и эмоций!»

Я ошарашенно кивнул, под натиском справедливых аргументов забывая, что мои дети наверняка никак не отреагировали бы на проявленный к ним интерес дикого существа. По причине их полного отсутствия. Я был один в мире, и сейчас только порадовался этому факту. Как я пережил бы известие, что моя жена или мой взрослый сын подверглись такому «справедливому» суду?

Дорожники, завершив расправу, равнодушно вернулись к прерванному занятию, вызвав у меня здоровые сомнения в природе истинного безумия.

Дальнейший мой путь больше, к счастью, не сопровождался подобными инцидентами и мне удалось совершенно беззвучно и незаметно добраться до горной речки, на каменистых берегах которой я нашел себе очередной приют. Там я провел довольно длительное время, не видя перед собой определенной цели. Мне некуда было идти и нечем было заняться. Я привычно таскал с собой объемную кожаную сумку, наполненную разными химическими препаратами. Это было единственным напоминанием о моей прошлой жизни, и я не находил в себе решимости расстаться с этим последним артефактом. Сейчас подобное имущество ни у кого не вызывало лишних вопросов. В сложившейся обстановке даже приветствовалась попытка изобрести средство от постигшей напасти. Разумеется, в том случае, если ты мог доказать свою принадлежность к миру науки. Несмотря на такие внушительные и многообещающие запасы, я все равно нуждался в банальных харчах. За провизией я поднимался в крохотное поселение, состоящее из двух улиц, школы, ныне пустующей, и маленького частного магазинчика. Там же, в этом магазинчике я узнавал местные новости, большей частью пугающие и непроверенные. Последний раз, поднимаясь в большой мир, я услышал весьма хоррорное известие об обнаружении в здешних краях дикой твари. Факты были неточные, очевидцев твари не находилось, но перепуганные насмерть жители верили всему, что лилось из средств информации и теперь обсуждали сплетни, требуя себе защиты и гарантии безопасности. На страже безопасности согласился выступить местный полицейский, тщательно проверяющий документы у каждого, кто появлялся на улицах поселка.

Документы, которые я мог предъявить неусыпному стражу неприкосновенности, мне сделал незнакомый чувак по моему запросу на одном из многочисленных сайтов. Я не прятался от закона, я не нарушал общепринятые нормы, однако я был вынужден обратиться к его услугам. Парень оказался нелюбопытным, и через условленное время я стал счастливым обладателем маленькой пластиковой карточки с моими метрическими данными. Я искренно надеялся, что Прохор Степанович Моськин, чье имя отныне стало моим, не был международным шпионом и серийным убийцей. До встречи с дотошным полицейским мне еще ни разу не доводилось демонстрировать в миру свою новую личину, и сейчас я откровенно терялся от пристального взгляда законника.

«Прохор Степанович? – недоверчиво уточнил полицейский, прикладывая карточку к хитрому устройству, – 2052 года рождения? Все правильно?»

Я мысленно усмехнулся, подумав о том, что хитрое устройство действительно исправно считало левую информацию. А вслух уверенно проговорил:

«Совершенно верно, я Прохор Степанович, две тысячи пятьдесят второго года рождения.»

Законник вернул мне документы и напутствовал долгим и придирчивым разъяснением правил поведения в период массовой истерии.

Мои сбережения, тщательно рассчитанные на максимально длительный срок, неминуемо таяли, не имея источников пополнения, и поэтому я был вынужден ограничивать себя в тратах. Мой сегодняшний обед состоял из самого дешевого концентрата, имитирующего куриный суп. Я еще помнил, как выглядел настоящий суп, из бульона и яичной лапши, и сейчас только недовольно скривился, глядя на попытки маркетологов впарить химическое говно наивному потребителю. Прослушав навязчивую рекламу, льющуюся с блестящей коробки с консервантом, я нетерпеливо открыл крышку и проглотил желеобразную субстанцию. Сыто рыгнув, я забросил коробку в ржавую урну, и отправился к ручью, к месту моего очередного пристанища.

Погода продолжала радовать меня теплыми днями и звездными ночами. Мой бивак понемногу обрастал предметами обихода, по счастью до сих пор не разворованными пришлыми равнинниками. Моими соседями были сразу несколько семейных пар, и один отшельник, наподобие меня. Правда в отличие от меня, вечного тридцатилетнего парня, отшельник напоминал старого гнома. Сходство с гномом придавала шикарная окладистая борода и неизменная фетровая шапка, стоившая по нынешним временам целое состояние. На этом сходство заканчивалось, поскольку высокий рост моего соседа мешал до конца проникнуться соответствиями. Мы мало общались между собой, поскольку ничего другого, кроме как обсуждения текущей ситуации, никто из нас предложить не мог, а подобная тема давно потеряла свою привлекательность.

Отшельник изредка спускался к речушке, набирал воду в пластиковую бутылку с широким горлом и обычно растворялся на склонах гор. Сегодня он решил внести небольшие поправки в заученный ритуал.

«Слышал, дикая тварь объявилась в наших краях? – озвучил он давно известный факт, – если уж сюда пробрались, то скоро нам всем придет кирдык. Да и то, разве это жизнь, просиживать целые дни, прислушиваясь к шагам? Скорей бы все закончилось. Ты как думаешь?»

Я не думал, что все закончиться так скоро, как нам бы хотелось. Однако не рискнул сеять панику и в без того перепуганных мозгах моего обросшего собеседника. Вместо этого я наоборот, ободряюще улыбнулся и уверенно проговорил.

«Во-первых, слушать досужие сплетни местных кумушек, занятие неблагодарное, а во– вторых, ничего не заканчивается, а имеет продолжение. Даже если ученые сумеют победить диких тварей, мы еще долго будем вспоминать их безудержную деятельность»

Моя спонтанная речь мало напоминала слова поддержки, но я устал притворяться и поэтому говорил первое, что приходило в голову.

«Умеешь ты поддержать, Прохор, – в самом деле отозвался гном, – а что касается их деятельности, то ты прав, иначе как безудержной, ее не назовешь. Слышал, что твориться в мире? Уже не осталось ни единого клочка земли, где бы они не оставили своих грязных следов. Чертовы гуманисты никак не образумятся. Они все еще надеются обуздать эту стихию! Наивные глупые люди, хоть и ученые!»

Высказавшись, гном привычно подхватил свою бутылку и скрылся с глаз. Я продолжал рассматривать бурлящую реку, пока очередной сон не заставил меня отвлечься от бесполезного занятия. Кое как разместившись на мшистых камнях, я закрыл глаза, вспоминая, как когда-то давно подобные условия существования вызвали бы во мне стойкое неприятие и отчаянное желание цивилизации. Засыпая каждый раз, я ждал появления давно забытых сюжетов моей давно прожитой нескончаемой жизни. Я был очень разочарован, когда нынешней ночью мне не удалось не только вернуться в прошлое, но и даже толком заснуть. Откуда-то сверху, со склонов до меня донеслись заполошные возгласы и суетливая возня погони, украшенная забористым русским матом. Уж если интеллигентные и воспитанные в лучших традициях, мои соседи снизошли до непарламентских выражений, то наверняка произошло что-то, выходящее за рамки. Эта мысль заставила меня подскочить, и, сбросив остатки сна, я рванул на шум и крики. В темноте южной ночи, среди густых лиственных деревьев было весьма сложно оценить обстановку, я руководствовался теми окриками, что издавали мои соседи, рассредоточиваясь по склонам. Из их невнятных реплик я понял, что на склоне объявилась дикая тварь, что она слишком прыткая и сообразительная, и что в задачу обитателей гор ставиться необходимость уничтожить монстра без следствия и суда. Моими соседями были сильные и крепкие мужики, способные без труда справиться с любой задачей. Я тоже относил себя к категории отчаянных парней и без раздумий ринулся к цели. В темноте было крайне сложно ориентироваться. К тому же обострившиеся животные инстинкты дикой твари, бывшей когда-то человеком и наверняка сохранившей в себе способность мыслить логически, давали ей значительное преимущество. Я еще ни разу не сталкивался лицом к лицу с реальной тварью, поэтому имел смутное представление о ее внешних данных. Новостные ленты, разумеется, пестрели фотографиями и словесными портретами этих чудовищ, однако никто не мог сказать, насколько достоверны предлагаемые сведения.

«Главное, не дать ей прогрызть тебе кожу, – неожиданно раздался прямо надо мной голос гнома, – нужно держаться на расстоянии, но и не выпускать ее. Кажется, мы взяли ее в кольцо. Трофим гонит ее на нас, не зевай, Прохор, сейчас будет самое веселье!»

Сразу же после этих слов над нами зашуршали торопливые шаги, скатывающегося по склону неведомого существа. Я перехватил внушительную дубинку, намереваясь огреть непрошенного гостя со всей широтой русской души. Тварь, почуяв мои намерения, настороженно остановилась и прислушалась. Теперь я отчетливо видел ее очертания. Она имела некрупное строение и крепкие ноги, а в лапах держала похожую дубину. Вероятно, вирус не до конца поглотил ее сознание, и она еще сохраняла в себе что-то от человеческого существа. Трофим опередил меня и, подскочив со спины твари, без сожаления огрел ее по затылку. Тварь пошатнулась и рухнула на землю, безвольно подкатившись к моим ногам. Теперь я смог разглядеть, что когда-то она была мужиком и поэтому логичнее было бы называть его «он». Тварь полностью соответствовала тому описанию, что лилось со всех утюгов на перепуганных обывателей. Его конечности были удлинены и неестественно выгнуты, а бывшее некогда лицо уродливо вытянуто вперед. Трофим наверняка расправился с ним одним ударом, однако сбежавшимся на победные возгласы остальным участникам погони, требовалось убедиться в том наверняка.

Они без сожаления пинали поверженное существо, вымещая всю накопившиеся ненависть и страх на том, кто некогда был человеком.

«Остановитесь, безумцы! – раздался неожиданный голос, в котором я с изумлением признал свой собственный, – он не виноват, что стал таким. Оставьте его, он все равно мертв!»

Мое внезапное вмешательство вернуло моим соседям здравый смысл и отголоски сострадания. Поверженный противник не успел причинить вреда никому из присутствующих и поэтому больше не вызывал панических эмоций. Еще раз убедившись в его смерти, участники ночной экспедиции разбрелись по норам, оставив печальную процедуру захоронения до утра. Одержанная победа больше не вызывала ожидаемой эйфории, и до самого утра то с одной, то с другой стороны склона раздавалось негромкое бормотание, вскоре сменявшееся отчетливым мужественным храпом. Я не стал возвращаться к своему походному лагерю, оставшись неподалеку от поверженной твари. Его неясные очертания странно притягивали мое внимание, пробуждая во мне интерес ученого и врача, кем я некогда был. Возможно передо мной открывался тот единственный шанс отыскать противоядие и заполнить пустоту никчемного своего присутствия в этом мире. Мысль была заманчивая, и я даже некоторое время всерьез рассматривал ее жизнеспособность. Ровно до тех пор, пока крепкий здоровый сон не сморил меня, вызвав долгожданные сновидения.

Глава 2.

Из состояния приятной полудремы меня вывел взволнованный окрик старого гнома.

«Прохор! – тряс он меня за плечо, возвращая в реальность, – ты закопал дикую тварь? Почему ты не дождался всех остальных?»

Почему-то в данной процедуре гном видел особую значимость, и теперь в его голосе звучала неприкрытая обида. Я автоматически замотал головой, с трудом припоминая события прошлой ночи.

«Ничего я не закапывал, – пробормотал я, уставившись туда, где всего пару часов назад валялось избитое тело поверженной твари. – наверно, это сделал кто-то другой.»

Я постарался придать голосу максимум убежденности, поскольку моя давняя врачебная практика позволяла с профессиональной точностью подтвердить уверенно мертвое состояние нашего вчерашнего противника. Однако простой опрос подтвердил ошибочность моих предположений и вызвал среди обитателей склонов обоснованную панику.

«Она ожила! – заполошно визжал полноватый мужик средних лет, нарезая беспокойные круги вокруг несостоявшегося места захоронения. – она начнет мстить! Нужно было разорвать ее на части! Зарыть в землю! Сжечь!»

Начавшаяся паника разбудила в моих соседях варваров, и я откровенно опасался, что они сумеют найти крайнего в истории и на всякий случай расправятся с ним.

«Прохор! – подтверждая мои опасения, проговорил гном, – ты был последний, кто видел ее вчера. Ты сделал заключение о ее смерти. Скажи нам, куда она исчезла?»

На эти незамысловатые вопросы я ответов не находил и только качал головой, отрицая свою причастность к ее исчезновению.

«Иди и найди ее! – верещал толстяк, расставаясь с рассудком, – верни ее немедленно и не возвращайся без этой ненавистной жути!»

Понимая, что других вариантов мне предложено не будет, я послушно встал, спустился к речке и принялся собирать немудреные пожитки. Разумеется, я не собирался охотиться за неведомой дрянью, посмевшей прийти в себя после столь внушительной казни. Я справедливо полагал, что спокойной жизни в моем биваке мне больше не видать. Что ж, думал я, отправляясь в путь, найду себе другое пристанище. Гном, Трофим и остальные торжественно напутствовали меня, провожая на дело, а я только мысленно усмехался в ответ на их пафосные речи.

Моя дорога теперь не казалась столь безмятежной, какой я видел ее до кровавого поединка. Несмотря на мою внешнюю отрешенность и полную убежденность в собственной безопасности, я то и дело прислушивался к шорохам и хрусту, озираясь и замирая. Миновав склон, я вновь оказался на узкой асфальтированной ленте, ведущей к вершине. Я совершенно не имел представления, куда мне идти, как не знал того, чем завершиться мое спонтанное путешествие. В отличие от заполошного толстяка, я не жалел о полной невозможности расправиться с диким монстром прямо сейчас. Сказать по правде, я и вовсе забыл про это, поглощенный собственными размышлениями. Нечаянно возникшая мысль, рожденная видом твари, теперь громоздилась в мозгах и не давала покоя. Единственное сожаление вызывала во мне упущенная возможность как следует исследовать неведомую тварь и возможно, отыскать противоядие. Я был слишком самонадеян, однако моя самонадеянность была оправдана. Я действительно много знал и умел, однако все мои знания были сейчас бесполезны.

Проведя в дороге весь световой день, я вновь свернул на склон, рассчитывая отыскать место для ночлега. На какое-то мгновение вернулась мысль о дикой твари, наверняка блуждающей где-то неподалеку. Отдавшись в руки провидению, я махнул рукой и присел возле огромного валуна, выбранного мной в качестве временного пристанища. Сон не шел ко мне, и сколько бы я не пытался призвать его ласковые объятия, вместо них получалось только призвать нарастающую панику и тревогу. «Я казался себе более равнодушным,» – с усмешкой подумал я и вдруг замер, привлеченный странным шорохом, раздавшимся прямо за спиной. Подскочив на ноги, я уткнулся взглядом в сияющие в лесном сумраке огромные настороженные глаза твари, внимательно изучающей меня. От неожиданности, я не сразу сообразил, что мне делать прямо сейчас. Здравый смысл посоветовал бы рвать когти, спасаясь бегством, но проснувшийся ученый настойчиво требовал изловить существо и немедленно подвергнуть всесторонним исследованиям. Я выбрал подсказку ученого и принял решение поймать дикаря. Инстинкт самосохранения давно не был моим постоянным и верным спутником, поэтому я необдуманно рванулся вверх по склону, намереваясь ухватить страшную тварь. Тварь испуганно взвизгнула и отшатнулась, продолжая сверлить меня настороженными водянистыми глазами. Ее вытянутая морда и кривые ноги рождали лютое отвращение, сравнимое с восприятием стаи пауков арахнофобом со стажем. Я неосознанно потянулся к внушительного вида ветке, очень кстати выросшей прямо перед моими глазами, но мои действия побудили тварь к решительным шагам. Оставив свое любопытство, она рванула в густые заросли, не оставляя мне шансов. В лесу стремительно темнело, местность была мне незнакома, а излишняя прыткость дикой сущности, отнимала у меня последнюю надежду на ее отлов. Однако я продолжал нестись по скользким от сырой травы склонам, высматривая очертания. Поглощенный погоней, я не сразу сообразил, что поведение существа несколько отличается от сведений, ставших достоянием гласности. Диких тварей описывали страшными агрессивными существами, способными уничтожить все живое в любом доступном им радиусе. Средства массовой информации настойчиво предупреждали об опасности внезапной встречи с дикими чудовищами. Помимо опасности заражения, существовала опасность быть разорванным живьем, если вам «посчастливилось» оказаться в поле ее видимости. Я же гнался за злобным монстром, ломая ветки на своем пути, и едва переводя дыхание от стремительного бега. При всех своих достоинствах, вероятно, твари обладали необычайной выносливостью, поскольку моя погоня длилась больше получаса, а к видимым результатам не приводила. Я отчетливо слышал хруст и топот, производимый тварью, видел ее мелькающие очертания, однако ни на шаг не мог приблизиться к объекту. Я не мог с уверенностью сказать, была ли эта тварь нашим противником в прошлой ночной битве, или это была совершенно другая особь. Я надеялся выяснить это эмпирическим путем. Наконец, тварь сбавила обороты, давая мне возможность максимально сократить дистанцию. В ее движениях отчетливо чувствовалась усталость и неловкость, что давало ей почти полное сходство с человеком. Тварь перешла на быстрый шаг, потом шаг замедлился, потом она и вовсе остановилась, согнувшись пополам и переводя дыхание так, как это бы сделал представитель здоровой человеческой расы. Я сам был готов в точности повторить каждое ее действие, но мне не хотелось упускать открывшиеся перспективы. Собрав остатки жизненной энергии, я сделал последний рывок и, нагнав существо, повалил его на землю, придавливая тощее тельце своим немалым весом. Тварь дернулась, опасно заверещала, угрожающе лязгая зубами, но вывернуться из моего захвата так и не сумела. Я ловко развернул ее к себе лицом, прижимая коленом ее горло к земле, и попытался найти признаки вчерашнего противника. Темнота, и постоянное мельтешение верещащего существа мешало мне выполнить поставленную задачу. Все, что я мог сделать, это привязать трепыхающегося дикаря к стволу ближайшего дерева. Я воспользовался брючным ремнем, очень скоро мой пленник был надежно зафиксирован, и я наконец-то смог его рассмотреть. Впрочем, рассматривать было особо нечего. Все, что я смог увидеть, я видел прошлой ночью, когда безвольное тело валялось у моих ног. Его уродливая тушка была покрыта шрамами и ссадинами, и невозможно было понять, какие из них он приобрел в результате этой погони, а какие появились много раньше. Тварь обладала чудовищной регенерацией, которая позволяла затягиваться ранам буквально на глазах. Мой научный интерес превысил пресловутый гуманизм, и я, отыскав в сумке, так и продолжавшей болтаться на моем плече, некое подобие скальпеля, беззастенчиво провел им по израненной коже дикой твари. Тварь заполошно заверещала, подтягивая к себе раненую конечность, но тут же прекратила вопли, демонстрируя мне совершенно затянувшийся шрам. Мне становился понятен алгоритм ее действий прошлой ночью. То, что это была та самая тварь, сомневаться не приходилось. Я вспомнил некоторые повреждения, которые отчетливо зафиксировались в моей памяти. Среди них особенно выделялся кривой уродливый шрам на шее, полученный тварью еще в тот период, когда она была еще полноценным человеком. Сейчас он терялся на фоне остальных, и в сочетании с его вытянутой рожей, выглядел особенно жутко. Тварь больше не проявляла агрессии, вновь принимаясь внимательно изучать своего тюремщика. Все, что мне было известно об изменениях, происходящих с несчастными зараженными, была информация о деформации тела и полном отключении интеллектуальных способностей. Все научные наблюдения надежно проверялись, однако не особо не афишировались. То, что становилось достоянием гласности, было призвано уберечь оставшееся незараженное население от действий диких чудовищ. Любопытство, проявляемое вместо ожидаемой агрессии, было настолько нехарактерно для этого представителя нового вида обитателей планеты, что опасно притупляло мою осторожность и грозило необратимыми последствиями.

До утра мы просидели возле дерева, изучая друг друга с видимым интересом. Тварь, зафиксированная мной в крайне неудобной для себя позе, наконец-то проявила недовольство и пронзительно запищала, пытаясь вырваться. Я никогда не продумывал свои решения до конца, за что был неоднократно бит своим старшим братом тогда, в прошлой жизни. Вот и сейчас я откровенно не знал, что мне делать сейчас с привязанной жертвой. Сдавать ее в поликлинику для опытов не имело практического смысла. И без этой особи все лаборатории были битком забиты устрашающими монстрами. К тому же появляться в обществе твари на людях, значило навлечь беду не только на нее, но и самому подвергнуться остракизму со стороны местных. Убивать ее прямо сейчас у меня не поднималась рука, к тому же наверно должен существовать какой-то особый способ лишать этих чудовищ права на существование. Наверняка требовалось расчленить это существо на мелкие детали, и разбросать их на десятки километров, чтобы оно к утру не приобрело вновь свои чарующие очертания. Тварь внимательно следила за моим лицом и казалось, считывала с него всю информацию. Пока мои мысли вращались вокруг нецелесообразности научных изучений, тварь вела себя относительно спокойно. Только изредка поводила конечностями, видимо пытаясь восстановить кровообращение. Когда же мои мысли устремились к идее о расчлененке, тварь заволновалась, запищала и в страхе замотала головой. Я с суеверным ужасом переключил мысли на посторонние предметы, включающие в себя красоты морских пейзажей. Тварь притихла, странно поводя уродливой рожей и неожиданно клацнула зубами.