Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Сейчас Захар ничем не напоминал того придурка, с которым мы познакомились почти месяц назад. Он выглядел так же неотёсанно, но в его словах, а главное в интонации, сквозил интеллект человека, читающего не только смешные комментарии в соц. сетях.

Не тратя время на светские беседы, Захар потянул меня к домику, за три недели заботливо обустроенному хозяйственным Женькой. Захар коротко кивнул моему приятелю, в замешательстве застывшему посредине комнаты при появлении гостя.

«Это Захар, Женя, – напомнил я, – он пока не собирается сдавать нас властям. Во всяком случае, я на это рассчитываю»

Визитер был лишен эмоциональной основы, поэтому на мои реплики реагировал слабо. Первым делом он направился к установленным нами коробкам, тщательно осматривая каждую из них. Видимо, мы все же хорошо присматривали за ними, поскольку никаких гневных реплик со стороны Захара не услышали. Он еще немного покрутился по комнате и наконец заговорил.

«Эту разработку держат в строгом секрете, – непонятно начал он, а Женька, имеющий тягу ко всему необычному, тут же насторожился, – я не имею права обнародовать принцип ее работы, однако вынужден доверить вам весьма ответственное задание. Эти установки необходимо запускать раз в три дня в строго определенное время. Если этого не сделать, то итог всей нашей деятельности может свестись к нулю. Это в самом оптимистичном варианте. О самом негативном финале лучше даже не думать. На вас, Прохор, возлагается несложная, но очень ответственная миссия. Вы справитесь без труда, ваши официально зарегистрированные интеллектуальные показатели превышают общепринятые нормы в разы, и это искренно меня радует, поверьте. Я рассчитываю на вас, Прохор.»

В похожем ключе Захар изъяснялся еще некоторое время, вызывая у Женьки эмоциональный коллапс. Наконец, запасы дифирамб и од в мой адрес закончились, и наш гость решился перейти к практической части нашего вечера. Он переставил коробки в каком-то одному ему известном порядке, и без сожаления расчехлил каждую их них, весьма варварски надрезав по контуру. Нашим глазам открылись прочные прозрачные ящики, внешне напомнившие мне древние аккумуляторы, только вместо электролита в них плескалась разноцветная искрящаяся жидкость, похожая на ртуть. На каждой коробке сбоку был приделан рычажок, который необходимо было повернуть в рабочее положение, чтобы активизировать установку.

«Это безопасно для человека, – опроверг мои не озвученные опасения Захар, – будь он обращенным или незараженным, установка для него не опаснее информационного браслета. Однако для диких тварей она представляет серьезную проблему. Как вы понимаете, Прохор, я и так рассказал вам больше, чем следовало. Запомните главное, пока установка в действии, вам не стоит опасаться диких существ. Их попросту не станет, если они попадут под воздействие всех работающих устройств. Но для ее эффективности необходимо запустить одновременно все пятнадцать устройств. Полная активация должна занять не более полутора минут, именно за это время запустится коллективная система.»

Научив нас работе с хитрыми коробками, немногословный Захар пожелал нам удачи и легко запрыгнул на катер, оставляя нас предаваться раздумьям.

«Получается, наука не стоит на месте? – восторженно заговорил Женька, когда катер скрылся за горизонтом, – возможно, что скоро появится альтернативная возможность вернуть тварям человеческий облик. Так, Прохор Степанович?»

«Не так, Евгений Викторович, – зло пробормотал я, – ты не понял, что эта установка не возвращает тварям их прежний облик, а попросту уничтожает их? Это открытая война, Женька, и в ней нет ничего от гуманизма и высоких целей.»

Руководствуясь оставленной Захаром схемой запуска, мы каждое третье утро, ровно в восемь часов принимались щелкать рычажками, активизируя аппараты. Я мог объяснить себе принцип их работы, но только в том случае, если кроме этих пятнадцати где-то размещены еще несколько таких же. То, чем я занимался, противоречило моим убеждением и вызывало стойкое неприятие, однако выражать протесты открыто я не находил в себе решимости. Женька, смирившись с участью дикарей, принимал деятельное участие во всей этой затее, просыпаясь за пару часов до намеченного времени и тщательно отслеживая минуты. Его, видимо, здорово развлекали подобные досуговые мероприятия. А я часто ловил себя на мысли, что избавившись от одних экспериментов, я тут же вляпался в другие, и было непонятно, что из этого представляло большую опасность. Я, как мог, убеждал себя в необходимости подобных разработок, что остальное человечество только выиграет от стремительного уничтожения неадекватных существ, но убеждения таяли и сменялись досадой. Захар больше не навещал нас, и почти два месяца мы были предоставлены сами себе. Зима все смелее напоминала о своем скором визите. С моря дули ледяные ветра, выстужая и без того промозглый дом, и нам приходилось по ночам забираться под синтетические одеяла прямо в одежде дорожников, от времени превратившейся в изношенные тряпки. Женька делал попытки реанимировать печку, но все, что у него получалось, это разводить огонь в обломках кирпичей и наполнять комнату удушливым смрадом. Я опасался, как бы наши опыты с обогревом дома не помешали слаженной работе установки, но она исправно гудела, искрясь и играя таинственной жидкостью.

Однажды, наблюдая за дружным гудением, я почувствовал знакомую ломоту в суставах и с неудовольствием подумал о том, что домик к зиме совершенно не подготовлен, что скоро придут настоящие холода, и что простуда неминуема. В этот раз я решил пораньше завершить свою околонаучную деятельность и, передав Женьке бразды правления, забрался под одеяло. Печка грела только своими боками, никак не справляясь с ледяным воздухом, и мне пришлось подтянуть койку ближе к нелепому сооружению. Женька с тревогой следил за моими манипуляциями, но комментировать не решался, опасаясь вызвать мое неудовольствие. Когда я наконец, нашел себе максимально удобное положение и закрыл глаза, до меня донесся обеспокоенный голос:

«Что с тобой, Тихон? Не вздумай заболеть.»

Естественно, я болеть не планировал, однако моя голова тяжелела, мысли мешались в густую кашу, и вместо ободряющих реплик, у меня вышел полустон-полувсхип: «Постараюсь, Женя».

Сквозь сон я слушал, как возиться мой приятель, смешивая для меня кипяток, и пытаясь напоить пустой водой. При лучшем раскладе, я несомненно оценил бы заботу и старания, однако сейчас эта возня вызвала у меня только глухое раздражение. Я, дождавшись, пока заботливый братец приволочет мне очередной стакан кипятка, с удовольствием выплеснул его прямо на Женькины ноги и грубо прорычал, закутываясь в одеяло: «Отлепись от меня, тупое животное!»

Женька негромко выругался, стряхивая обжигающую жидкость, и внимательно уставился на меня глубокими темными глазищами.

«Что с тобой, приятель? – снова пробормотал он и, не дождавшись ответа, принялся щелкать рычажками.

На утро я почувствовал прилив сил, но вместе с ним пришло знакомое уже состояние вселенского недовольства. Я с остервенением откинул отвратительную тряпку, служащую мне одеялом, и гневно уставился на проснувшегося Женьку. «Как же достала его рожа, – вертелась мысль, стремительно заполняя всю голову. – я знаю его почти сотню лет. Нет, меньше. Сколько же я его знаю?!»

Почему-то этот вопрос сделался приоритетным, и я, не удержавшись, задал его Женьке. Тот, обрадовавшись возможности поболтать, тут же погрузился в воспоминания, озвучивая самые щемящие подробности нашего знакомства.

«Лучше бы ты сдох прямо тогда, – неожиданно вырвалось у меня, – к чему я возился с тобой столько времени, а, Женька? Для чего? Для того, чтобы ты, через столетие затрахивал меня своим присутствием?! Пошел вон!!!»

Женька подскочил с кровати, уставившись на меня, словно желая убедиться в моей искренности. Я был довольно искренен. Присутствие Женьки раздражало, как раздражало присутствие всего, чего касался мой взгляд.

«Чего ждешь?! – заорал я, хватая обалдевшего брата за плечи. – живо, прочь!!!»

И распахнув дверь, выбросил легкого Женьку на улицу. Это мероприятие не вызвало у меня усилий, и я успел удивиться, насколько невесомым показался мне брат. Едва за ним захлопнулась дверь, я тут же забыл про него, продолжая раскидывать по комнате все, что попадалось мне под руку.

«Чертов стол! – рычал я, выхватывая краем сознания предмет мебели, – старая грубая развалина! К черту!»

С этими словами я приподнял над полом предмет моей ненависти и с грохотом обрушил вниз, разламывая его пополам. Коробки, представляющие собой установку, каким-то чудом остались неповрежденными, и я с почти религиозным благоговением посмотрел на блестящий ряд загадочных устройств.

«Я несу за вас ответственность, – проникновенно поведал я коробкам и в бешенстве пнул одну из них ногой.»

Скорей всего на меня так действовало вынужденное заточение на острове, абсолютная бездеятельность и полная неустроенность. Когда-то я придерживался своим собственным придуманным правилам, гласившим, что если проблема не имеет решений, то это не моя проблема. Я успешно жил с этим убеждением целое столетие, но прямо сейчас готов был отказаться от привычных постулатов. Проблема не имела решений, но продолжала оставаться моей проблемой. «Как мне выбраться из этой задницы?» – тревожила единственная мысль, и я продолжал вымещать злобу на ни в чем не повинных предметах, попадающихся мне под руку. В бешенстве я раскидывал вещи, заботливо сложенные хозяйственным Женькой, и не находил в себе силы обуздать это бешенство. Мне на глаза попалась Женькина койка, уродливая и громоздкая. Я без сожаления подхватил ее и, приподняв над полом, с удовольствием разбил об стену. Откуда во мне бралось столько энергии, оставалось для меня загадкой, которую я, впрочем, не слишком стремился разгадывать. Разрушив все, что оставалось целым, я дернул на себя хлипкую входную дверь, намереваясь продолжить неумеренный вандализм за пределами жилища, но неожиданная мысль остановила меня. «Там, за порогом, меня поджидает обозленный брат, наверняка решивший отомстить мне за все мои проделки» – подумалось мне. Я обернулся и с удивлением оглядел результаты свои трудов. От некогда аккуратной комнатки, так заботливо обустроенной моим братом, остались пугающие руины. «Женька наверняка расстроиться, увидев крушение своих дизайнерских усилий, – пронеслась в голове еще одна мысль, и я раздумал покидать спасительные стены. Возможно, мне стоило бы прямо сейчас заняться наведением порядка, а потом пригласить изгнанного приятеля обратно, дав ему возможность согреться и оценить старания, но из всего задуманного я смог только пихнуть ногой обрывок какой-то тряпки и тяжело обрушиться на пол, погружаясь в неглубокую дремоту.

Глава 14.

Ледяной ветер, разрывающий в клочья все живое, никак не способствовал долгим прогулкам, однако насквозь замерзший Женька продолжал упрямо бродить вдоль берега. В его растревоженной голове барахтались разные мысли, одной из которых была мысль о том, что их невольное заточение на острове только началось, что сроки их пребывания не оговорены, и если так будет продолжаться дальше, то наступит день, когда невоздержанный Тихон попросту прибьет незлобивого Женьку, привычно посчитав его причиной всех несчастий. Когда-то давно, в прошлой жизни, Женька уже сталкивался с подобным явлением, и был хорошо осведомлен о всех возможных последствиях проявления необузданного характера избалованного брата.

«Годы скитаний и лишений не избавили Тихона от чудовищного эгоизма и стремления к комфорту и удобствам. – раздраженно думал Женька, содрогаясь от холода, – чертов мажор! Пойду, расскажу ему об основных правилах совместного проживания с живыми людьми.

Приняв смелое решение, Женька круто развернулся и направился в сторону их временного жилища, надеясь образумить заигравшегося мажора. В домике царила безмятежная тишина, из-за плотно закрытой двери не доносилось ни звука, и Женька облегченно выдохнул.

«Ну вот все и разрешилось, – подумал он, поднимаясь по ступенькам, – Тихон, сорвав накопившееся раздражение, угомонился и теперь, наверняка, репетирует покаянную речь. Что ж, пойду послушаю!»

С этими мыслями Женька решительно потянул на себя непрочную дверь и шагнул на порог.

Картина, открывшаяся Женьке, заставила того замереть на месте и негромко, но выразительно выматериться. Повсюду были раскиданы обломки мебели, обрывки ткани, клочки неясного происхождения, но не это вызвало у Женьки гамму многих эмоций. Напротив распахнутой настежь двери, вжавшись в угол, сидел Тихон, уткнув лицо в прижатые к груди колени. Его одежда в беспорядке была разорвана и разбросана по всей комнате, а некогда стройное накаченное тело украшали неестественно вывернутые длинные мускулистые ноги и уродливые лапы с острыми кривыми ногтями. Перед Женькой сидела классическая тварь, обладающая всеми характеристиками, присущими этому виду. Завершая образ, тварь должна была вызвать у Женьки страх и отвращение, однако не вызвала ни того, ни другого. Вместо этого, жалостливый Женька только потерянно прошептал, не веря увиденному:

«Тихон, что с тобой?»

То, что сидело перед ним, Тихоном быть не могло, однако в ответ послушно пропищало что-то непонятное и тоскливое. Тварь наконец-то подняла морду от уродливых коленей, и на Женьку глянули ослепительно синие глаза, оставшиеся такими же яркими и неожиданно ласковыми. Подобное сочетание рождало странную эмоцию, дать определение которой Женька затруднялся. В груди противно защемило, и Дергачев, повинуясь порыву, шагнул к непонятному существу, в которое превратился его красавец брат.

Тот с готовностью приподнялся и, вытянувшись в полный рост, заслонил собой значительную часть полезного пространства в комнате. Тварь была огромна, внезапно развившаяся мускулатура и вытянувшиеся конечности, превращали ее в великана, однако, по-прежнему не вызывали страха. Тварь протянула лапу к Женьке, обхватывая когтистыми пальцами его тощую шею, однако на этом проявление агрессии завершилось, толком и не начавшись. Она слегка сдавила Женькино горло и тут же отпустила, отступив на шаг назад. При этом она издала какой-то неясный звук, похожий на взвизгивание. Растерянный Женька не сразу сообразил, что однажды с Тихоном уже происходили подобные превращения, и что такого второй раз произойти больше не может. Ученые всего мира в один голос твердили о спонтанной возможности твари вернуть себе прежний человеческий облик, но такие случаи были крайне редки. О повторных обращениях речи не велось вообще. Во всяком случае, за пять лет не было зафиксировано ни одного случая таких изменений. Пока Женька предавался околонаучным размышлениям, пытаясь объяснить случившееся, Тихон продолжал выжидательно наблюдать за эмоциями своего соседа, то и дело приподнимая уродливую лапу и делая попытки снова ухватить Женьку за горло.

«Что мне со всем этим делать?» – озвучил Женька самую насущную мысль, с отчаянием припоминая, что все снадобья, препараты и прочий инвентарь остался где-то далеко, что на острове, кроме Тихона, тварей не обнаружено, а значит противоядие приготовить не удастся. Тихон, проявляя основы воспитания, тактично отреагировал на заданный вопрос вежливым повизгиванием, при этом продолжая тянуть к собеседнику уродливые клешни. Что он хотел этим сказать, Женька не знал, и на всякий случай отодвинулся подальше от нависающей твари. Обычно высокий Тихон сейчас казался Женьке огромным, хотя на самом деле его нынешний рост ненамного превышал рост Тихона-человека. Пытаясь прийти в себя от обрушившейся катастрофы, Дергачев не придумал ничего лучше, чем начать уборку в разоренном жилище. Он, не обращая внимания на присутствие в комнате самого опасного существа на планете, по уверениям все тех же ученых, разумеется, принялся собирать обломки чужого имущества. Тихон, неловко переминаясь с ноги на ногу, негромко взвизгнул и подхватил с пола обрывок ткани, в котором Женька опознал часть мажорских штанов. Тихон кое-как свернул тряпку и поднял следующую, демонстрируя готовность к сотрудничеству. Женька негромко усмехнулся и включил тварь в рабочую группу. Совместными усилиями к вечеру комната приобрела почти привычные черты, если исключить разломанные пополам кровать и рабочий стол. Тихон с видимым сожалением хрюкнул и объединив обе части стола в единое целое, протянул Женьке, предлагая полюбоваться на результат. За весь период уборки тварь ни разу не проявила и сотой доли той агрессии, которую проявил утром Тихон, ломая мебель. Женьке даже показалось, что без эмоциональное чудовище испытывает подобие раскаяния, осторожно складывая обломки в аккуратную кучу. Стараясь не слишком развивать эту теорию, Женька оттащил собранный мусор за стены дома, и озадачился новой проблемой. Наступало время ужина, и от пережитых волнений в Женьке разыгрался лютый аппетит. Чем угощать тварь, он придумать не мог, припоминая об их особенностях жрать людей. Однако Тихон продолжал вести себя так, как если бы оставался полноценным человеком, никак не демонстрируя желания сожрать своего приятеля или как-то по-другому причинить ему вред. Устав переживать, Женька достал из запасов коробку с концентратом и, прослушав занудные сведения о пользе жратвы, принялся молча поглощать содержимое коробки. Тварь внимательно следила за каждым его движением и неожиданно сама потянулась к коробке, стоящей в ящике.

«Ты проголодался? – уточнил Женька, еще не придумав как ему вести диалоги. Он не воспринимал обратившегося Тихона как чудовище, однако и полноценным человеком считать его было преждевременно. Однако Тихон в ответ коротко кивнул и оскалил вытянувшуюся пасть, пуская тягучие слюни. Вероятно, этим он хотел продемонстрировать высшую степень дружелюбия. Женька кивнул тоже и, стараясь не смотреть на омерзительную картину слюней и торчащих клыков, вернулся к прерванному обеду. Тихон старался как мог, заталкивая в пасть желеобразный концентрат, однако все равно после его трапезы повсюду валялись обслюнявленные ошметки. Женька, морщась от отвращения, принялся снова наводить порядок, однако был прерван Тихоном. Тот, осторожно отвел Женькины руки от отвратительной жижи, и неожиданно аккуратно собрал все сам, после чего насухо вытер остатки обрывком штанов. Поведение твари озадачивало. Так быть не должно, убеждал себя Женька, не вполне осознавая, чего он вообще ожидал от преобразившегося брата. Ему почему-то казалось, что логичнее было бы сейчас в панике метаться по острову, спасаясь от разъяренного монстра, пытающегося его сожрать. Предстоящая ночь тоже не вносила уверенности в полной безопасности. Тихон, не сумев починить Женькину койку, любезно предоставил ему свою, настойчиво придвигая уцелевшее спальное место к самым Женькиным ногам. Обалдевший от происходящего Дергачев послушно улегся, не слишком рассчитывая встретить рассвет в добром здравии. «Будь что будет, – фатально решил он, – я в любом случае, не знаю, как все исправить.»

Тихон решил побить все рекорды по проявлению заботы и участия и неловко набросил на Женьку разорванное пополам покрывало, а сам растянулся на полу. По понятным причинам, эта ночь обещала быть для Женьки бессонной. Вопреки своим первоначальным решениям, Дергачеву отчаянно не хотелось подвергаться нападению злобной твари, тем более среди ночи. Стараясь не производить шума больше, чем это возможно, Женька присел на кровати и уставился на развалившегося на полу Тихона. Обычно беззвучный мажор, негромко всхрапывал во сне, пуская неизменные слюни, но это было единственным проявлением его ночной активности. Он продрых всю ночь, как обычный человек, а на утро, сладко потянувшись, распахнул глаза, уставившись в потолок, после чего резко вскочил на ноги и вытянул перед собой уродливо-длинные конечности. Женька, так и не сомкнувший глаз целую ночь, только удивлялся вполне человеческой реакции Тихона. Тот будто только что обнаружил изменения, произошедшие с его организмом, и сейчас с видимым беспокойством осматривал себя, ворочаясь во все стороны. Убедившись в пугающей реальности, Тихон сел на пол, подтянул к груди ноги и неслышно заскулил. В его мягком повизгивании Женька отчетливо расслышал растерянность, и его сердце затопило небывалой жалостью.

«Все в порядке, Тихон, – глуповато прокомментировал он, не зная, как реагировать, – ты выздоровеешь. Всему свое время.»

На столь невнятное ободрение Тварь совершенно по-человечески усмехнулась, поворачивая к Женьке слюнявую морду. Аккуратно подстриженные волосы странным образом отросли за ночь и теперь лезли в глаза, свешиваясь спутанными прядями. Даже в облике монстра Тихон обладал некоей привлекательностью. «Красавица и чудовище в одном лице,» – невесело заключил Женька и вдруг вспомнил, что сегодня как раз то время, когда нужно запускать чертову установку. Тихон, видимо, тоже об этом вспомнил, но к работе не торопился. Он продолжал сидеть на полу, бросая на свои лапы взгляды, полные отвращения. Коробки терпеливо ожидали участия, призывно выстроившись в ровные ряды. Наконец, Тихон со вздохом поднялся, распрямляясь во весь свой внушительный рост, и сделал шаг к установке. Женька с изумлением наблюдал за явными проявлениями человечности и его разрывало когнитивным диссонансом. Тварь, пытающаяся заняться научной деятельностью, не вписывалась в привычные нормы, тварь, запускающая устройство собственной ликвидации, и вовсе взрывала мозг. Внезапно Женька подскочил на месте, осененный следующей мыслью. Захар говорил, что работающие установки безопасны только для людей, тварям они несут полное уничтожение, а значит и его Тихону грозит опасность. Женька бросился к коробкам, наполовину запущенным ответственным ученым, и с силой оттолкнул коллегу, лишая того возможности продолжить запуск системы. Тихон со снисходительным недоумением оглянулся, снова издав слабый взвизг. Женька, не реагируя на реакцию твари, поворачивал рычажки в нерабочее положение, молясь про себя, чтобы недозапуск никак не отразился на здоровье его персонального чудовища.

Отключив все, Женька обернулся и торопливо забормотал объяснения, которые, впрочем, в озвучке не нуждались. Тихон сам помнил об опасности и только слюняво усмехался, наблюдая Женькину суету.

«Уии, ии, виии,» – низким басом выразил Тихон благодарность приятелю и снова уселся, приваливаясь к стене.

В домике повисла напряженная тишина. Возможно, именно в эту минуту, ученые и представители силовых ведомств подсчитывали убытки от незавершившегося эксперимента по уничтожению диких. Возможно, что в следующие выходные к ним на остров пожалует делегация обозленных граждан и утопит безответственных сотрудников в небывалом презрении. Или просто разорвет на части, вымещая гнев. Дергачеву, в целом, было все равно, как проявит себя научное сообщество. Нарушать планы великих умов и вмешиваться в дела науки стало привычным времяпровождением Тихона и Женьки, и больших сожалений не рождало. Тварь, передохнув от проделанной работы, снова поднялась и размеренно зашагала по комнатке, старательно обходя расставленные коробки. Женька настороженно следил за выверенными движениями, пытаясь уловить малейшие изменения в настроении чудовища, однако, тварь вела себя сдержанно, корректно, и, если бы не уродская морда и не устрашающие конечности, Женька мог бы поклясться, что сейчас перед ним маячит Тихон, решая свою очередную научную головоломку. Женьку немного смущало полное отсутствие одежды у преображенного ученого, но вносить корректировки в его внешний вид Женька откровенно боялся. Несмотря на благодушное настроение, тварь продолжала оставаться тварью и расслабляться не позволяла. Наконец, тварь замерла и, круто развернувшись, что-то забормотала на своем наречии, негромко повизгивая и взмахивая лапами. При этом она не сводила с Женьки ослепительно синих глаз, сохранивших осмысленное выражение. О чем нелепое существо пыталось поведать ошарашенному Дергачеву, можно было только догадываться по неожиданно мягкой, располагающей интонации. В заключении своего выступления, тварь протянула к Женькиному лицу когтистую лапу и провела по шее скрюченными пальцами. Женька, не выдержав подобного испытания, тут же развернулся и скрылся за дверью, оставляя своего соседа в одиночестве.

«Если он сейчас надумает разнести дом, – размышлял Женька, направляясь к берегу, – мое присутствие только осложнит ему задачу и снова вызовет гнев. Я не поверю, чтобы откровенно дикое существо проявляло столь открытую симпатию к своей возможной добыче»

Дергачев вспомнил, как в первые месяцы знакомства с мажором, старательно избегал его общества, испытывая необъяснимую робость от одного только присутствия надменного парня. Сейчас тяга к общению тоже стремилась к нулю, но уже по другим причинам. В сумерках Женька вернулся в дом, в глубине души мечтая, что его Тихон, наигравшись в тварь, вновь вернет себе прежние очертания. Ожидания не оправдались. В совершенно темной клетушке Женька едва не наступил на скрюченное тело, привычно вжавшееся в угол. Никаких изменений с тварью не случилось. Она продолжала оставаться нелепой и уродливой, подтягивая к себе страшные лапы и пуская слюни прямо на пол. Появление Женьки вызвало у существа эмоцию, отдаленно напоминавшую радость встречи. Оно подскочило на ноги и протянув к Дергачеву обе лапы, крепко прижало к себе легкую Женькину тушку. Женька смутился проявления откровенно человеческих чувств и неловко вывернулся из весьма внушительных объятий. Тварь с видимым сожалением отпустила Дергачева, при этом издав негромкое урчание, отразившее досаду.

С этого дня между ними установились дружеские отношения, выражавшиеся в частых обнимашках, инициатором которых всегда выступала слюнявая тварь. Женька с нетерпением ждал дня, когда существу надоест проявлять симпатию, и оно решит перейти к той части программы, где обозначит наконец свою дикую сущность. Однако тварь в пугающе узнаваемом образе Тихона продолжала демонстрировать чудеса любви и привязанности, чем вызывала у Дергачева желание хорошенько врезать прилипчивому соседу.

«Когда ты был человеком, – однажды не выдержал Женька, – то демонстрировал меньше дружеских эмоций, чем сейчас»

Тварь внимательно выслушала отповедь и угрожающе зарычала, вскинув вверх обе лапы.

С момента преображения Тихона прошло больше недели, и за все это время секретная установка ни разу не приводилась в действие. После третьего прогула Женька уже не сомневался, что на их пороге вскоре появятся гости. Каждое утро Дергачев выходил на берег, и, ломая глаза, вглядывался в горизонт. Тот оставался девственно чист, никакие гости к ним не спешили, однако, чем дольше длилось ожидание, тем крепче становилась уверенность в неминуемой расплате за самоуправство. Как-то в предрассветных сумерках Женька снова выполз из домика, и застыл возле воды, разглядывая морские просторы. Тварь мирно дрыхла на полу, привычно пуская обязательные слюни, а Женьку терзала бессонница. Дергачев мог смириться с вечной безалаберностью ветреного брата, с его рассеянностью и несдержанностью в эмоциях. Однако смириться с его покладистостью и сговорчивостью Женька был не готов. Тварь не пропускала ни одного случая, чтобы продемонстрировать свое расположение к Дергачеву. Это настораживало и раздражало, но как это прекратить, Женька не имел понятия. Присев на ледяные камни, Дергачев принялся анализировать поведение твари и едва не пропустил появление на горизонте едва заметной точки. Точка приближалась, приобретая очертания знакомого катера и когда ему до берега оставалось считанное расстояние, Женька наконец-то сообразил, что долгожданные гости все же прибыли.

Рванув в дом, Женька изо всех сил принялся трясти тварь за плечи, приводя в чувство.

«Поднимайся, Тихон, – бормотал Дергачев, бесполезно вытрясая из крепко спящей твари всю душу, – беда, Захар решил проведать наше пристанище. Просыпайся, Тихон, не валяй дурака!»

Женька справедливо полагал, что знать Захару о преображении Прохора Степановича вовсе не обязательно. Но для того, чтобы сохранить это в тайне, тварь нужно было надежно спрятать. Наконец, Тихон заворочался, потягиваясь и смешно потирая сонные глаза уродливыми лапами.

«Иии? Уррр, ииий!» – неразборчиво пробормотал он и приподнялся на локтях.

Женька уже слышал размеренный рокот движка, сквозь распахнутое настежь окно до него доносились приглушенные отрывистые голоса команды, и от отчаяния он не знал, как быстро и безболезненно донести до любителя поспать весь масштаб неминуемой трагедии.

«Спасайся, Тихон, пожалуйста, – бормотал Женька, – Захар с минуту на минуту будет здесь. И если он увидит тебя в таком виде, он убьет тебя. Прошу тебя, поторопись!»

«Прохор Степанович! – раздался под окнами раскатистый баритон раннего гостя, – Евгений Викторович! Вы живы?!»

Женька растерянно обернулся на замершего брата, уверенный, что видит его последний раз и едва слышно пробормотав: «Прощай, дружище…», шагнул за порог.

Захар бодро шагал по тропинке, направляясь к их дому, и заметив на пороге Женьку, приветливо взмахнул руками. В его поведении не угадывалось ни капли раздражения или недовольства, и Женька успел подумать, что может все еще обойдется.

«Приветствую, Евгений Викторович! – радостно оповестил Захар, – не ждали? Но сейчас нет никакой возможности наладить бесперебойное общение, поэтому прошу меня извинить за спонтанный визит!»

Женька остановился в паре шагов от двери, с тоской представляя, что будет, когда радостный Захар решит поздороваться с Прохором Степановичем.

«Я к вам с добрыми вестями, Евгений! – тем временем продолжал гость, – наши совместные усилия принесли плоды! Да еще какие! За пару месяцев мы уничтожили гнилое племя, Евгений Викторович! Ни одной твари в радиусе десятков тысяч километров. Это успех. Наши зарубежные коллеги, использующие похожие установки, наравне с нами тоже достигли финальной победы. Все, Евгений Викторович, спешу вас поздравить, мир возвращается в прежнее русло. Тварей больше нет. Это несомненно радует. Научное сообщество разработало препарат, способный блокировать вирус, и сейчас готовится массовая вакцинация.»

Захар говорил что-то еще, но Женька представлял себе его реакцию, когда перед ним предстанет яркое опровержение восторженных речей.

«Мне все же интересно, – никак не мог успокоится Захар, – как вы поняли, что действие установки пора прекратить? Впрочем, учитывая уровень интеллекта Прохора Степановича, это и не удивительно. Такой грамотный ученый может делать все по наитию, не нуждаясь в указаниях. К слову, где же он? Позвольте и с ним поделиться радостными известиями!»