Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Женька едва поспевал за стремительно ускользающим в темноту братом, про себя гадая, в какой именно момент его обезображенный брат вернул себе прежние очертания. По всему выходило, что всему виной дым, в клубы которого так неосторожно влезла уродливая тварь.

«Ты снова красавец,» – потерянно проговорил Женька, когда они ввалились в тесную комнатушку и запалили одинокий фонарь, едва ли освещавший сотую часть невеликого пространства. Женька принялся заполошно рассказывать Тихону все подробности ночного свидания, боясь упустить детали. Он опасался, что Тихон посмеется над его россказнями, приняв их за всплеск нездорового Женькиного воображения, однако тот с искренним вниманием выслушал все, что касалось появления на берегу кладбищенского сторожа. Когда же Дергачев перешел к той части повествования, где упоминались странные видения, Тихон прервал его и задумчиво проговорил:

«Я знаю, что твориться в Нордсвилле, Женя. Я видел это в белом дыму. Я видел, как волки проникают в жилища и терзают в клочья ни в чем не повинных граждан. Но, знаешь, что обратило на себя мое внимание? Это были волки, несомненно, но я видел не волков. Это были люди, Женя. Преображенные люди. Я понял это по особенностям строения их уродливых туш, и еще, я видел, как сквозь их серые морды отчетливо проступают человеческие лица. Похоже, Нордсвиллу и правда нужна наша помощь»

Часть 4

Глава 24.

Тварь визжала и царапалась, стараясь ухватить Женьку за ногу. Тот изо всех сил уворачивался от кривых когтистых лап и с тоской вспоминал утро нынешнего дня.

На рассвете они с Тихоном выбрались из своей каморки, отправляясь на еженедельную охоту. Так они оба стыдливо называли грабительские вылазки к заброшенным торговым точкам, где пополняли свой продовольственный запас. Тихон, волшебным образом вернувший себе прежнюю красоту, уже не демонстрировал пренебрежительного «фи» в адрес Варвара, чей облик время от времени приобретал хозяйственный Дергачев. Высокие задачи требовали решительных мер, как говаривал когда-то незабвенный друг детства, и Женька, придерживаясь этого справедливого постулата, наловчился утаскивать из-под носа тоскливых продавцов торговых павильонов коробки с концентратом. Вообще-то, с недавнего времени было принято на законодательном уровне честно обменивать разные бытовые предметы на крохотные емкости со жратвой. Это считалось нормальной практикой и приравнивалось к правилам этикета. Деньги давно вышли из употребления, навсегда потеряв свою ценность, и совестливые граждане таскали в торговые точки всякий ненужный хлам, еще сохранившийся в стремительно разоряемом хозяйстве. Дергачев не придерживался этикета, отчасти потому, что таскать на обмен ему было совершенно нечего, а жрать нестерпимо хотелось. Тихон первое время тяжко и осуждающе вздыхал, наблюдая за вороватым братом, но, смирившись с суровой необходимостью, постепенно втянулся в процесс и теперь с видимой охотой составлял Женьке компанию в незаконных нападениях на продуктовые ларьки. В условиях тотальных проверок и участившихся нападений диких, им невероятно везло всякий раз возвращаться в свой подвал целыми, здоровыми и нагруженными недельным запасом отвратительного месива, именуемого едой. Последнее утро выдалось откровенно неудачным во всех отношениях. До торгового павильона магазинные ворюги протоптали дорогу, которую могли преодолеть с закрытыми глазами. Она всегда была пустынна и тиха, поскольку брала свое начало от необитаемых заброшек. Однако именно сегодня на пути Женьки и Тихона выросли бравые бойцы охранения и проявили неуемное любопытство в отношении правомерности перемещений по территории подведомственного объекта. Так или почти так сопроводили свое появление огромные туши, облаченные в невзрачную серую робу. Женька ничего не понял из столь занудного приветствия и, вежливо кивнув, ловко вывернулся из захвата. Стараясь не прислушиваться к тут же озвученным репликам, Дергачев помчался по улице, петляя между стихийно накиданных свалок. Тихон не стал бросать приятеля и рванул за ним, оставив обалдевшую охрану тупо пялиться им вслед. Потерявшие деловую хватку стражи безопасности, спустя вечность бросились было следом, однако внезапно возникшие в переулке твари вынудили их сменить маршрут и уделить внимание представителям новой расы. К слову, за последний месяц активность тварей возросла, и приобрела пугающие оттенки. Если раньше нахальные, но осторожные уродцы могли по одиночке нападать на зазевавшихся граждан и торопливо расправляться с ними на месте, то теперь они предпочитали делать собственные продовольственные запасы, похищая соотечественников и утаскивая их в укромные уголки. Эта информация долгое время никем не воспринималась серьезно и периодически обрастала совсем уж неправдоподобными нюансами. Поэтому Женька не верил в сплетни и слухи, продолжая держаться от диких подальше и таская в кармане неизменный нож. Оторвавшись от преследователей, беглецы решили отложить неправомерные действия до более благоприятных времен и вернуться на побережье. Тихон весьма аргументированно донес до разочарованного Дергачева свое видение ситуации и тут же был сбит с ног неожиданно появившейся тварью. Та крепко вцепилась Тихону в спину и угрожающе зарычала. Женька привычно всадил в уродца свое оружие, однако тварь не оценила оказанного внимания, и, огрев легкую добычу по голове огромной лапой, ловко скрутила ей руки и поволокла по улице. Женька пару секунд смотрел вслед резво удаляющейся твари, после чего подавив нарастающую панику, рванул следом, выручать брата. Тварь перемещалась быстро и стремительно, а свою ношу и вовсе не рассматривала как нагрузку. Женька сумел пару раз пырнуть обнаглевшую тварь ножом, но видимого успеха не добился, поскольку та, достигнув какого-то жилого дома, ловко нырнула в подвал, утаскивая безвольно болтающегося Тихона с собой. Женька прыгнул следом и тут же был схвачен другой тварью, притаившейся в сумраке лестницы. Это обстоятельство немало удивило Дергачева, но развить эмоцию не успело, поскольку тварь несильно приложила очередную добычу по голове и лишила Женьку способности к анализу.

Женька очнулся в сером сыром подвале, куда запасливая тварь сгрузила свой будущий ужин. На Женьку со всех сторон нависали сырые, покрытые влажной плесенью, ледяные стены, а рядом, на бетонном полу, в неудобной позе валялся Тихон. Он был без сознания, но видимых повреждений и ран не имел. Женька торопливо принялся трясти за плечи невезучего добытчика, пытаясь возвратить его в действительность.

«Очнись, Тихон, – бормотал Женька, тормоша безвольную тушку, – пора вались отсюда, пока не вернулись твари.»

Тихон бессистемно мотал головой, и было непонятно, соглашается он с озвученным предложением или выражает готовность поторчать в подвале еще немного. В разгар реанимационных мероприятий, дверь в подвал распахнулась и на пороге показалась тварь. Она тяжело подошла к добыче и наклонилась, пуская тягучие слюни прямо на пленников.

«Уиии! – рявкнула она, – ррр, урррр!»

Женька поморщился от нестерпимого смрада, источаемого их тюремщиком и приготовился достойно встретить смерть, так, как полагается героям. Он был уверен, что дикое существо, не раздумывая, разорвет сначала его, а потом Тихона, и на этом их бесцельное существование наконец-то прекратиться. Однако захватчик продолжал рычать, брызгать слюной, демонстрируя превосходство, но жрать не торопился. Обмазав тщедушных найденышей липкими слюнями, тварь гордо удалилась, напоследок взрыкнув что-то в высшей степени надменное и презрительное. Женька тут же воспользовался приоткрывшимися возможностями, и, не зная других способов, с размаху влепил Тихону звонкую пощечину. Так однажды в детстве его привела в чувство суровая воспитательница, когда он слишком долго проторчал на жаре и потерял сознание от теплового удара. Способ и правда, оказался действенным. Тихон недовольно завозился, возвращаясь к реальности и недоуменно уставился на Женьку, как только окружающий мир прогрузился до конца.

«Чего ты? – пробормотал он, – ты решил сменить дислокацию? Где мы, Женя?»

«Тебя схватила дикая тварь, – торопливо сообщил Женька шокирующие подробности, – она закрыла нас в подвале. Но она действовала не одна. Они, как мне кажется, научились работать в команде. Нам нужно выбираться отсюда, Тихон, чем скорее, тем лучше. Пока они не вернулись, что бы дожрать нас»

Очевидно, несдержанная тварь перестаралась, вырубая тощую добычу, поскольку пришедший в себя Тихон, продолжал крутить головой и выпадать из действительности.

«Схватила тварь? – нудил он, явно не доверяя Женькиным новостям, – давно всем известно, что дикие никогда не отпускают своих жертв, тут же разрывая их на куски. Во всяком случае, я сам…»

Околонаучные лекции были прерваны грохотом, донесшимся из-за плотно закрытой темницы. Женька, шатаясь, подскочил на ноги, и оглядевшись, обнаружил приоткрытое окошко, под самым потолком. Очевидно, тварям еще рано объявлять мировое господство, подумал Женька, оценивая силы. Их коллективный разум еще слаб и кое-где дает осечки. Размеры окна вполне позволяли протиснуть наружу обеих пленников одновременно, и, мысленно усмехнувшись, Женька не с первого раза, забрался на узкий подоконник.

– Поднимайся, Тихон, – воззвал он с высоты, – довольно прохлаждаться, приятель. Скорее, сюда!»

Тихон, едва держась на ногах, кое как доковылял до стены и, собрав силы, неловко повис над полом. Нетерпеливый Женька крепко уцепился за руку приятеля и с усилиями затащил его на подоконник.

– Так-то лучше, – пропыхтел он, переваливая тяжелого Тихона на улицу, – бежим, дружище! Сегодня твари останутся без обеда!

Дом, где недальновидные похитители прятали свой несостоявшийся ужин, располагался на не слишком оживленной улице, одним своим краем упирающимся в пустующие склады. Добравшись до полуразрушенных строений, Женька предложил немного отдышаться и сделать привал, поскольку старания твари по дезактивации пленников даром не прошли. Голова кружилась и болела, а ноги совсем отказывались выполнять прямые функции. Кроме того, прямо сейчас в мозгах раздавались отвратительные звуки, напоминающие непрерывный гудящий звон. Если бы Женька описал свои симптомы Тихону, тот наверняка бы диагностировал брату надвигающийся инсульт, поэтому Женька благоразумно молчал, самостоятельно справляясь с надоевшими звуками. Тихон озвучил симптомы сам, при этом некрасиво кривя тонкое лицо.

– Женька, эти непрерывные звучания сводят меня с ума, – доверчиво поведал он и неожиданно толкнул Женьку за один из уцелевших гаражей. Дергачев рухнул в раскисшую жижу и тут же понял, что, инсульт пока им не грозит, поскольку из ближайшей подворотни, прямо на них надвигалось серое марево, издающее те самые пронзительные звуки. В первую минуту Женька не сразу понял, что колыхающаяся туча имеет составляющие элементы, при ближайшем рассмотрении, оказавшиеся обычными дикими тварями. Все они, тесно сомкнув ряды, двигались в едином порыве, как сказали бы дикторы советского телевидения. Каждая тварь пронзительно взвизгивала, передавая вокальную эстафету следующему участнику. Таким образом, возникало непрерывное единое визжание, отдаленно напоминающее пение.

– Они поют? – потрясенно ахнул Женька, все еще не замечая главного.

– Это единственное, что тебя удивило? – тут же отозвался Тихон и задумчиво добавил, – твари всегда были одиночками. Они видели в себе подобных соперников, врагов, добычу, черт знает кого, только не соратников. Что с ними произошло?

Скоординированный отряд замер, дойдя до гаражей, и резко оборвал занудное пение. В разом наступившей тишине было слышно, как колотиться барабаном Женькино сердце. Тихон негромко усмехнулся, продолжая задумчиво пялиться на вокальный коллектив. Твари замерли, словно ожидая чьего-то приказа, мерно покачиваясь и глядя прямо перед собой. Очевидно, что негласный приказ все же прозвучал, поскольку серое марево шевельнулось, завибрировало и потекло в сторону одного из гаражей. Там оно обволокло плотным кольцом ржавое строение и без видимых усилий приподняло его над землей. Все, что делали твари, казалось нелепым и бессмысленным, однако, все же в каждом движении угадывалось значение. Правда, что оно несло в себе, это значение, оставалось за гранью понимания. Твари легко перевернули старый гараж, уложив его на бок и наполнив двор скрипом и металлическим лязгом. Женька был уверен, что адский грохот немедленно выгонит на улицу обозленных жителей и заставит от души навалять распоясавшимся нелюдям за самоуправство. Однако акт вандализма прошел без постороннего вмешательства и ажиотажа не вызвал. Твари так же бессмысленно развернулись и, повинуясь очередной установке, утекли обратно в подворотню.

«Что это было? – прошептал Женька, цепляясь за рукав Тихона, – не думал, что когда-нибудь скажу такое, но прямо сейчас я с большим удовольствием понаблюдал бы, как твари гоняются за добычей, чем слушать и видеть то, что увидел и услышал только что».

Тихон предпочел оставить Женькины наблюдения без комментариев и потянул его к подвалу.

«Сегодня, Женя, мы тоже остаемся без ужина, – грустно констатировал он, торопливо перебегая от подворотни к подворотне, стремясь достичь побережья, – предлагаю не рисковать и уснуть голодными. Но целыми.»

На Тихона происшествие с тварями не произвело ровным счетом никакого впечатления. С того памятного дня, когда к нему вернулась его кожаная тетрадка с записями, он целыми днями копался в своих формулах, по сотому разу перечитывая давно выученные наизусть стройные ряды цифр. Женька не видел в подобном времяпровождении практического смысла, поскольку опытов Тихон не проводил и наблюдениями не делился. Вернувшись в подвал, Тихон ожидаемо достал тетрадку, и потеряв интерес к миру в целом, погрузился в изучения. Женьке не раз приходило на ум, что ученый подобным образом стремиться отвлечься от реальности, и прячется за своими цифрами, как за ширмой.

«Тихон, – рискнул озвучить Женька вполне нейтральное соображение, – как ты думаешь, настанет ли такой день, когда мы с тобой обзаведемся собственными домами, разведем во дворе кошек, сядем у камина и придем к выводу, что жизнь удалась и жалеть не о чем?»

Тихон нечитаемым взглядом уставился на романтично настроенного брата и коротко отозвался:

«Не знаю, Женя.»

После чего уставился в окошко. Постепенно его отрешенно-задумчивое выражение на лице сменилось настороженным вниманием, и он нехотя продолжил начатую мысль.

«Но, если ты хочешь поразмышлять о насущном, можешь начинать прямо сейчас. – говорил он, не отрывая взгляд от происходящего не улице, – Правда вместо камина могу предложить весьма качественный пожар, а кошек заменит тебе свора…»

Тихон оборвал свою мысль и стремительно покинул тесную каморку, привлеченный событиями, развернувшимися за окном. Женька попытался остановить рассеянного ученого и напомнил ему о диких, о группах реагирования, о ночных проверках и комендантском часе, однако последние предостережения услышали только сырые стены, Тихона в каморке не было. Женька с любопытством всунулся в окно тоже, но кроме чернильной тьмы ночи не сумел разглядеть ничего занимательного.

Глава 25.

Огненные всполохи плясали в закопченном окошке, рожденные огромным стихийным кострищем, разожженном на пустыре между заброшенных зданий. В его слепящем отсвете я видел силуэты, постепенно трансформирующие в весьма знакомые очертания, с кривыми лапами и вытянутыми мордами. Дикие твари, образуя тесный неровный круг, хаотично двигались перед разгоравшимся огнем, то и дело взмахивая неестественно вывернутыми лапами. В их ритуальном танце не было слаженности и четкости жестов, однако всем своим нестройным хороводом твари наводили на мысль о проведении некоего обряда. Был ли этот обряд направлен на привлечение стратегической удачи в мировом господстве, или дикие подобными плясками отмечали окончание рабочего дня, оставалось за гранью моего понимания. Однако, в целом, танец завораживал, заставляя забыть о чрезмерно близкой опасности. Твари то расходились, вскидывая конечности в хаотичном порядке, то, столпившись в кучу, дружно исчезали в пламени, чтобы через минуту снова превратиться в непрерывный хоровод. При этом они не забывали взвизгивать, знакомо сливаясь в омерзительную какофонию. Внезапно, их бестолковое кривляние замерло, хоровод рассыпался, а твари одна за другой обрушились на землю, становясь на четвереньки и обретая непривычные для себя силуэты. Их уродливые тела вытягивались, покрываясь густой серой шерстью, отчетливо различимой в угасающих отсветах. Когда последняя тварь опустилась на четвереньки и приняла полное сходство с диким животным, серая стая задрала вытянутые морды вверх и протяжно завыла, наполняя ночную тишину тоскливым звучанием.

«Ты чего тут делаешь столько времени?» – раздался за моей спиной знакомый голос и вернул меня к реальности. В какой именно момент исчез костер и серая стая, я сказать затруднялся, а спрашивать о том Женьку почему-то не захотел. Я послушно развернулся и втиснулся в сумрак подвала. Женька шмыгнул следом и уселся на топчан, наблюдая за мной. В первые дни моего чудесного обращения в прежнего Тихона, молодого и красивого, Женька то и дело вскакивал среди ночи, отслеживая возможные изменения моего чарующего обличия. Мне всегда казались излишними столь открытые беспокойства, но я, ценя заботу, неизменно притворялся крепко спящим, позволяя Женьке как следует рассмотреть мою рожу на предмет новых повреждений и возможных преобразований. Нынешней ночью подобный фокус не пригодился, поскольку ночное бдение лишило меня последних сил и погрузило в здоровый крепкий сон, к счастью, без сновидений.

Из состояния нирваны меня выдернул настойчивый стук в окно. Я распахнул глаза, привыкая к сумраку, и прислушался. Мой беспокойный друг крепко спал, уткнувшись лицом в грубо сколоченные доски своей лежанки и на стук не среагировал. Стук повторился, а я внезапно ощутил неосознанное желание увидеть непрошенных гостей. Все мои мысли о внезапных проверках, поисковых отрядах, о совершенных мной преступлениях и осторожности разом исчезли, уступив место некой цели, которую необходимо достичь. Наскоро приведя себя в порядок, я выскользнул за дверь, рассчитывая увидеть на пороге бравых бойцов за безопасность. Однако, не увидел никого. Подвал был погружен в предрассветные сумерки, а на видимом глазу пространстве не просматривалось ничего, кроме темноты. Побродив по окрестностям, я собрался вернуться обратно, как вдруг заметил прямо перед собой неясную колышущуюся тень. Обычно подобные явления вызывали у меня снисходительную усмешку и были больше по душе моему чрезмерно впечатлительному Варвару, верящему во всякую хрень. Однако нынешняя тень странно интриговала и требовала от меня детального изучения. Я двинулся следом за ускользающим силуэтом и не заметил, как подошел к самой кромке воды, оказавшись на берегу. К слову, пока я гонялся за невнятным привидением, мне не встретилось ни единого признака прогоревшего кострища, затеянного дикими. Немало подивившись этому факту, я остановился и неожиданно расслышал хрипловатый старческий голос, прозвучавший из темноты.

«Приветствую тебя, Прохор! Или мне лучше называть тебя Тихон? А может, тебе по нраву будет прозвище Заяц?» – все эти вопросы задавал мне кладбищенский сторож, сидящий на сыром поваленном бревне в нескольких шагах от меня. Последняя его ремарка вызвала во мне недоуменное замешательство. Зайцем некоторое время звала меня матушка за мое детское пристрастие к огромной мягкой игрушке, подаренной мне Филом на какой-то праздник. Об этом прозвище знал только я, ну, возможно, ныне покойный Фил, а нордсвиллский дед никак не мог быть осведомлен о столь интимных подробностях моей младенческой жизни.

«Называйте меня как хотите, – невежливо буркнул я, – чего вы делаете тут в такую рань?»

Дед невнятно хмыкнул, уходя от прямого ответа, и продолжая пристально рассматривать мое лицо. Весь его вид напомнил мне старичка-пенсионера, степенно прогуливающегося вдоль побережья в ожидании раннего завтрака. Наконец старый знакомый сделал мне знак присесть рядом. От деда тянуло сырым осенним туманом и лесным болотом, и мне почему-то пришла мысль о скорой и неминуемой простуде, о преклонном дедовском возрасте и о не слишком своевременных прогулках по утреннему зимнему побережью.

«Есть вещи пострашнее банальных соплей, – неожиданно проговорил дед, не сводя с меня глаз, – вот скажи мне, Заяц, как ты провел нынешнюю ночь?»

Во мне шевельнулся шкодливый мальчишка, мигом изобразивший в моей голове весьма игривые картинки. Дед только ухмыльнулся в ответ на мои попытки поддразнить приставалу.

«Ты пялился всю ночь на танцы диких тварей, Заяц, – отозвался он, спустя непродолжительную паузу, – это и радует, и огорчает меня. Всему свое время, мой мальчик, всему свое время.»

Знакомая и давно забытая интонация, сопроводившая знакомую и давно забытую фразу, пробудила во мне странные ощущения. Мне нестерпимо захотелось оказаться в загородной резиденции под высокими березами и снова услышать сдержанный и размеренный голос старика Филиппа Ивановича, укоряющего меня за бесполезность и никчемность моего существования.

«Все может очень скоро измениться. – тут же отреагировал дед на мои размышления, – Твари захватили ваш мир, и это не так весело, как может показаться на первый взгляд»

Мне никогда не казалось присутствие тварей в моей жизни чрезмерно веселым фактом, к тому же говорить о мировом господстве тварей было, на мой взгляд, преждевременно. Но даже такую глубокую мысль я не успел донести до нордсвилдского сторожа.

«Это случиться не сегодня, – по-прежнему отвечая на мои мысли отозвался дед, – и не завтра. Но это случиться обязательно, если ты не перестанешь валять дурака, так, как делал это всю свою долгую никчемную жизнь»

С этими словами дед поднялся с сырого бревна и медленно побрел вдоль побережья, с трудом переставляя старые ноги в нелепых уродливых башмаках.

«Твое время еще не пришло, Тихон Филиппович, – отчетливо проговорил дед, обернувшись ко мне, и растворился в предрассветных сумерках».

«Женя, какого хрена ты треплешь языком, рассказывая первому встречному историю моей жизни? – рявкнул я, возвратясь в каморку после утреннего рандеву, – ты ночевал однажды в избушке нордсвиллского кладбищенского сторожа и наверняка поделился со старым наркоманом эпизодами моей биографии, о которых я и сам давно уже ничего не помню!»

Вывалив на ошарашенного Женьку все свои претензии, я резко замолчал и задумался. В моих необоснованных обвинениях со всех щелей торчали нестыковки, и первой из них была история о моем детском прозвище. Женька не мог знать о таких незначительных эпизодах моего детства. К тому же, дед и сам мог наблюдать танцы тварей, блуждая в темноте, а его щемящие фразы просто совпадения. Многие старики говорят с размеренной интонацией, повторяя давно заезженные слова и композиции. И все же, что-то в поведении деда настораживало. Я всегда был далек от разного рода мистических проявлений частной жизни, поэтому принялся рассматривать вопрос с научной точки зрения. На мой профессиональный врачебный взгляд, дед слишком увлекся поеданием веселящих кореньев, а его непонятные словоформы явились отражением параллельной реальности, в которую тот время от времени погружался. Успокоив свое разыгравшееся воображение, я рухнул на жесткое ложе и показательно захрапел, демонстрируя крайнюю степень усталости.

Я продрых до обеда, и после пробуждения мне уже не казалось слишком таинственной предрассветная встреча, а слова нордсвиллского деда виделись мне проявлением старческого слабоумия. Нынешние реалии могли спровоцировать еще и не такой бред, мне часто приходилось слышать от обывателей весьма смелые призывы и горячие речевки. Единственное, что продолжало вызывать во мне тревогу, было поведение Тварей. Слаженность их действий была неосознанная, бессмысленная, но это настораживало больше всего. Мне в голову приходили кое– какие соображения, сырые и не имеющие твердой основы, но они мешали мне жить, и я рискнул убедиться в их ошибочности. Дождавшись, пока привязчивый Варвар скроется с глаз, решая свои бытовые вопросы, я резво покинул каморку и направился в город, проводить сравнительно-поведенческий анализ.

Город встретил меня хаосом и беспределом, впрочем, вызванным поведением вполне разумных людей. Местные, наконец-то возмутившись деятельностью диких и бездействием сильных и значимых, затеяли организовывать стихийные отряды по отражению натиска тварей. В их действиях было мало слаженности, а всю свою энергию мало подготовленные в вопросах стратегии и тактики граждане тратили на громогласные призывы объединяться, рушить и созидать. Конкретики в призывы не вносилось, и я, постояв возле одного такого сборища, медленно направился дальше, изучать обстановку. Пройдя по настороженным улицам довольно длительное расстояние, я выхватил краем глаза темное размыто пятно, стремительно увеличивающееся в размерах. Мне навстречу плыло марево, уверенно и целенаправленно. Оно было точно таким же, какое мы с Женькой наблюдали возле гаражей. Толпа не имела вожака, идейного лидера, руководителя, который бы указывал путь. Так же не было и пути. Марево колыхалось бесконтрольно, но держалось в единой куче, не распадаясь и не проявляя иной активности. Зрелище выглядело жутковато, особенно в тот момент, когда стихийная масса неожиданно дружно остановилась и принялась раскачивать фонарный столб. Не было похоже, что это было конечной целью их маршрута. Столб появился на их пути случайно, и я мог бы сказать, что пробудил в тварях волну гнева. Однако это определение не отразило бы истинную сущность акта вандализма. Твари расшатывали столб нехотя, без особого интереса, но действовали слаженно и дружно. Вырвав с корнем ни в чем не повинный фонарь, толпа бросила его в сторону, и поплыла дальше, совершенно игнорируя мое присутствие. В конце улицы твари натолкнулись на другую толпу, более организованную и состоящую преимущественно из разумных людей. Обозленные граждане активно выместили весь скопившийся гнев на предствителях новой расы, и чем закончилось мероприятие я так и не узнал, хоть и очень хотел. Увлеченный развернувшимися баталиями, я потерял бдительность и не заметил, как стал объектом пристального наблюдения одного из бойцов охраны. Он, не сводя с меня пристального взгляда, что-то быстро сообщил по рации и скрылся в бронированной технике. Постороннее внимание я заметил слишком поздно, но постарался скрыться с глаз до того, как это станет неактуальным.

Вечером в дверь нашего подвала раздался уверенный стук. Гостей мы не ждали, но я был уверен, что нечаянный визит тесно связан с моей незапланированной встречей с представителями власти и закона. Бросив равнодушный взгляд на замершего Женьку, я решительно поднялся и распахнул дверь.

Глава 26.

«Моськин Прохор Степанович?» – донесся до Женьки глухой голос визитера. Тихон важно кивнул и отступил на шаг, пропуская в тесное помещение весьма внушительную фигуру серого цвета. Гость проигнорировал проявленное гостеприимство, и, не сдвигаясь с места, так же неэмоционально прогудел:

«Вы пройдете с нами, Прохор Степанович, сопротивляться не советую, проявлять агрессию тоже. Собирайтесь!»

Тихон советам внял, но время на сборы решил не тратить, и коротко кивнув Женьке, шагнул за порог.

Только когда за ним захлопнулась дверь, до Женьки наконец-то дошло понимание всей глубины развернувшейся трагедии. За всеми бытовыми хлопотами Дергачев совсем забыл, что его невоздержанный брат все еще преступник, совершивший массовое убийство, поправший основы родного законодательства и проигнорировавший святые постулаты общего дела. Озвучив себе все эти грустные, но, увы, очевидные факты, Женька навсегда оставил надежду увидеть когда-нибудь Тихона живым и свободным.

Оглядевшись в опустевшей комнате, Женька заметил оставленную Тихоном, намеренно или случайно, кожаную тетрадку. «Надо бы ее спрятать понадежнее,» – мелькнула мысль, и Женька немедленно приступил к ее реализации. В их подвале был вырыт довольно глубокий подпол, неизвестно с какими целями. Туда-то и запихал хозяйственный Дергачев драгоценный артефакт, тщательно прилаживая тяжелую дверцу. Исчерпав идеи по спасению невезучего брата, Женька уселся на топчан и привычно уставился в стены, обдумывая ситуацию. Ему отчаянно не хотелось оставаться в одиночестве, которое в одночасье обрушилось на обалдевшего варвара. Только теперь он понял, что несмотря на свою невоздержанность, вспыльчивость и отрешенность, Тихон был единственным родным ему человеком, и расставаться с ним никак не входило в Женькины планы.

«Почему это, «был»? – вызывающе пробормотал Женька и решительно поднялся на ноги, – он и есть. Надо бы попробовать вытянуть его из лап закона и порядка. Он не виноват, что придушил всех этих людей, поскольку не отвечал за свои поступки и действия! А что касается сомнительных опытов, то я поступил бы так же, окажись на его месте!»

Провозгласив аргументированно приправленную фактами речь, Женька снова сел и тяжко вздохнул. Он совершенно не имел представления, с какого бока приступать к реализации смелых решений. По сути, Женька и сам мог бы считаться правонарушителем, поддерживая и укрывая опасного преступника Тихона. Так не придя ни к какому итогу, Женька отправился на побережье.

Морские волны всегда возвращали Женьке душевное равновесие, и способствовали принятию правильных целей и задач. Дергачев внимательно всматривался в серые просторы и терпеливо ждал, когда же эти самые цели наконец-то обозначатся в его взлохмаченных мозгах. Арест Тихона произошел настолько стремительно, что не до конца воспринялся Женькой как вид уголовного наказания. Временами ему казалось, что к Тихону заглянул его давний приятель и пригласил побухать к себе на дачу.

«Наверняка серый тип увез его в столицу, – нехотя забрела еще одна мысль, – там Тихона закроют в какой-нибудь лаборатории, выясняя его принадлежность к обращенным, а после предадут строгому суду. И еще неизвестно, чем все закончится»

От переживаний у Женьки разыгрался зверский аппетит и позвал в город, к продовольственным ларькам. На улицах по-прежнему властвовал беспредел и массовая истерия. Спонтанно организованные группы горожан невнятно выкрикивали лозунги, которые придумывались на ходу, группы реагирования старались не принимать близко к сердцу выражения народного недовольства, а группы тварей предпочитали отсиживаться в подворотнях и на глаза не лезли. Женька благополучно миновал большую часть пути и даже сумел обзавестись заветной коробкой, но на этом его везение закончилось. Покидая обворованный павильон, Женька заслушался складно сочиненными лозунгами и не заметил, как прямо перед ним выросло качающееся серое марево. Замерев, Женька резво развернулся и сделал попытку отступления, однако с тыла его поджидала еще одна организованная толпа уродливых чудовищ. Оба отряда медленно, но неумолимо двигались на обалдевшего Дергачева, продолжающего прижимать к себе нечестно добытый ужин. Когда расстояние между воинственно настроенными тварями сократилось до минимума, Женька сделал последнюю, отчаянную попытку вырваться из захвата, рванулся вбок и тут же был схвачен одним из наиболее ловких представителей новой расы. Тварь больно вцепилась Женьке в руку и крепко прижала к мускулистой груди легкую добычу. Ровно так же минуту назад Женька удерживал свой, по всей видимости, несостоявшийся ужин, сжимая в руках заветную коробку. Тварь победно взвизгнула и приподняла Женьку над землей, демонстрируя трофей остальным. Те, оценив по достоинству тощего человечка, плотнее сомкнули ряды и закачались в некоем подобие танца, издавая при этом протяжные слаженные звуки. Тварь-добытчица зашвырнула Женьку в центр внезапно образовавшегося круга и присоединилась к остальным, резво подхватывая простые движения. Женька распластался на асфальте, плотно прижавшись к земле и вынужденно прислушиваясь к навязчивым звукам. Твари то сходились, плотно сжимая свой хоровод, то растягивались на максимальное расстояние, впрочем, не выпуская свою негаданную жертву на свободу. При этом каждая из танцующих не забывала подвывать и взвизгивать, вгоняя несчастного пленника в состояния транса. На Женьку накатывали нестерпимые удушливые волны отвратительного смрада, от которого мутилось сознание. Он был уверен, что твари обязательно растерзают его на кусочки, как только им надоест кривляться.