Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

«Лучше бы сожрали меня сразу, – барахталась единственная мысль в затуманенных Женькиных мозгах, – вместо того, чтобы проводить надо мной гастрономические обряды»

Дергачев молился, чтобы сознание покинуло его и лишило возможности наблюдать это безумие. Однако твари продолжали топтаться и раскачиваться, их тоскливые взвизгивания все еще проникали в Женькины уши, а неминуемая расправа откладывалась, нагоняя на Женьку тоску.

«Сожрите меня уже! – хотел было заорать он, устав задыхаться в вонючем кольце, однако слова обретали небывалые размеры и привычно застревали в горле, как бывало у Женьки в минуты сильных душевных потрясений. Наконец, милостивая природа сжалилась над Дергачевым и погрузила его в состояние анабиоза, накрыв спасительной темнотой.

«Парень, очнись! Эй, парень! – расслышал Женька призывный шепот, проникший в сознание словно сквозь толщу воды. Женька послушно распахнул глаза и уставился на склоненное над ним обеспокоенное незнакомое лицо. Человек, настойчиво добивавшийся Женькиного внимания, облегченно выдохнул и попытался усадить бедолагу, грубовато рванув того за плечи. От резкого движения у Женьки закружилась голова, однако он сделал вид, что с ним все в порядке и даже несмело улыбнулся. Такие мелочи, как легкое недомогание, не шли ни в какое сравнение с тем, на что настроился перепуганный Женька, оказавшись в тесном кольце тварей. Незнакомец кивнул и исчез с глаз, предоставив Женьке оглядеться и оценить обстановку. Вокруг громоздились плотно наваленные в кучу картонные коробки, в которых Женька не с первого раза угадал подобие баррикад. Искусственно возведенная преграда отделяла тесный закуток, в котором сидел Женька от остального мира, шумного и озлобленного. Как выяснилось позже, это место считалось точкой сбора участников повстанческих битв, разворачивающихся на улицах города. Они, участники, отражали нападения твариных куч, то и дело возникающих в городе. Обо всем этом Женьке поведал вернувшийся мужик, который представился Трофимом, руководителем и идейным организатором отрядов сопротивления. Он же рассказал Женьке, как пробирался к родным краям, как потерял в дороге семью и всех своих приятелей, как добрался до побережья и решил мстить. В его словах звучало озлобленное отчаяние, и, возможно поэтому, Женька не стал делиться с Трофимом своими соображениями относительно бесполезности его затеи. Такие спонтанные решения, построенные на идее мести, не могли привести ни к чему, кроме бессмысленной резни. Женька только согласно кивнул, и неожиданно для себя самого, попросился в отряд. Трофим сумел сагитировать чуть больше сотни добровольцев, готовых резать тварей без суда и следствия, отслеживая их в подворотнях. На долю Дергачева выпало менее кровожадное, но более ответственное задание от разом оживившегося вожака. В условиях тотального отсутствия средств связи и полной невозможности отследить обстановку, не покидая убежища, Женьке предстояло разведать местность и выяснить места скопления представителей новой расы.

«Раз власти не решаются раз и навсегда расправиться с уродами, нам придется взять на себя решение этих задач!» – провозгласил Трофим, выпихивая Женьку за наваленное ограждение.

Дергачев еще не разу не выступал в роли разведчика, да и в целом, был далек от военных премудростей, поэтому, не меняя образа, двинулся вдоль улиц, просто поглядывая по сторонам. Теперь его бдительность возрастала в разы, поскольку новая встреча с тварями в его ближайшие планы не входила. Пройдя несколько кварталов и не заметив ни одного чудовища, Женька собрался повернуть обратно, но неожиданно наткнулся взглядом на невысокого сгорбленного старца, в одиночестве сидящего на уцелевшей скамейке. Его безмятежный вид напомнил Женьке мирные времена, и Дергачев, повинуясь порыву, смело подошел к горожанину и присел рядом.

«Не боитесь гулять в такое время?» – не придумав ничего более значимого, поинтересовался Женька, приглядываясь к старцу. На самом деле, горожанин стариком не был, он был просто пожилым, однако в его глазах отражалось многое знание, прибавляющее ему года.

«Не боюсь, – просто отозвался он, тут же проявляя интерес к собеседнику, – а Вы? Что понесло на улицу Вас, учитывая такое неспокойное время?»

Прохожий говорил немного вызывающе, однако его интонация не смутила Женьку, и он охотно рассказал о своем желании узнать о тварях все, что возможно.

«Мне любопытно, где они собираются, чтобы так организованно колыхаться по улицам? – усмехнулся Женька, вспоминая Трофима и его задание. – какие преследуют цели и откуда возникает такое их количество. Я слышал, что в мире уничтожены все особи.»

«Нигде не собираются, – охотно откликнулся старец, – и кто вам сказал, что они уничтожены? Их стало больше, чем разумных людей, популяция растет, но то, что они организованно шляются по дорогам, в том Вы ошибаетесь. Я часто наблюдаю за ними и прихожу к выводу, что разума в них нет, их действия неосознанны. Вы видели, как они едва не разорвали прохожего, случайно оказавшегося на их пути?»

Женька этого не видел, но отчетливо вспомнил странные вонючие танцы и неопределенно кивнул.

«Так вот, юноша, – размеренно продолжил старик, – они долго кружились над ним, а потом утекли обратно в подворотню. Я уверен, их кто-то позвал. Где вы видели тварь, так легко расстающуюся со своей добычей?»

Дед замолчал, поглядывая на молчаливого собеседника, не слишком ожидая от него реакции. Их беседу прервала одинокая особь, внезапно возникшая в начале улицы. Женька подскочил со скамейки и рванулся в сторону, приглашая собеседника следовать за ним. Однако горожанин продолжал неподвижно сидеть, ничем не выражая тревоги.

«Вы так и будете торчать тут, дожидаясь, когда тварь растерзает Вас? – от волнения Женька едва не выругался, наблюдая, как невозмутимо старец машет седой башкой, идя в отказ. Махнув рукой на несговорчивого упрямца, Женька едва успел скрыться за гаражами, когда резвая уродина поравнялась со скамейкой. На беду, Дергачев где-то выронил нож, и вряд ли мог прямо сейчас помочь деду отогнать мускулистое чудовище. Он на всякий случай огляделся и, заметив обломок какой-то металлической конструкции, вооружился им. Тварь за это время вплотную подобралась к безумному старикану, и Женька, не раздумывая, размахнулся, целясь твари в голову. Тварь недовольно взвизгнула, почуяв удар и послушно развернулась к нарушителю спокойствия. Ее глаза продолжали оставаться бессмысленными, однако в ее движениях отсутствовала заторможенность, и ничего не помешало одиночке вцепится в Женькино горло. Дергачев беспорядочно молотил по непробиваемой туше, стараясь дезактивировать тварь, но та будто бы не замечала оказанного внимания, продолжая сжимать тощую тушку своего противника. От нехватки кислорода перед Женькиными глазами запрыгали пятна, и он во второй раз за сутки приготовился погибнуть героем. Неожиданно тварь замерла, разжала кривые лапы и пронзительно завизжала, крутясь на месте. Женька, не удержавшись на ногах, рухнул на ту же скамейку, не в силах отвести глаз от стремительно набирающей обороты верещащей твари. Он хотел было обратить внимание деда на новый финт, однако только пораженно вскрикнул, уставившись на своего невольного соседа по скамейке. Тот не переставая крутил скрюченными пухлыми пальцами, придавая твари ускорение. От усилий на его одутловатом лице выступил крупный пот, а сморщенный рот слегка приоткрылся. Наконец, Тварь без сил рухнула к его ногам, дергаясь в конвульсиях и закатывая глазки. Когда чудовище затихло, дед раздражающе медленно поднялся, и двинулся прочь, забывая про своего спасенного зрителя. Женька на автомате поплелся следом, подстраиваясь под неспешный дедов шаг.

«Как вы это делаете?» – потрясенно проговорил Дергачев, когда валяющаяся в беспамятстве тварь осталась далеко позади.

Старик уже обрел способность размеренно дышать, и смог вновь продолжить прерванный разговор.

«Долгая история, юноша», – усмехнулся он и снова замолчал, а у Женьки закрались подозрения.

«Так это вы управляете ими? – прошептал он, неосознанно оглядываясь. Наивное любопытство вызвало негромкий дребезжащий смех деда, странно прозвучавший в пустоте сумерек.

«Я не смогу удержать такую свору, юноша, – отсмеявшись, проговорил он, – даже и пытаться не стоит. Но пара-тройка особей спляшет под мою дудку, в том я уверен. Быстро передвигаться я уже не в силах, и это, получается, мое единственное оружие против распоясавшихся чудовищ.»

Женька восхищенно выдохнул, вновь припоминая выходки кружащейся твари. Неплохая способность, думал Женька, продолжая плестись за стариком, так можно заставить их свернуть себе шеи, не прибегая к оружию. Внезапно дед остановился и вскинул на Женьку выцветшие зеленоватые глазки.

«Это плохая способность! – запальчиво выкрикнул он, а Женька вздрогнул, припоминая, когда он успел озвучить собственные мысли. – это чудовищная способность, и по-хорошему, я должен был позволить твари растерзать меня. Вот только мужества не хватило.»

Едва слышно добавил дед и тяжко вздохнул.

«Мне пора возвращаться, – пробормотал Женька, не зная, как продолжить диалоги, – да и вам тоже. Уходите, пока новые встречи не лишили вас последних сил.»

В огороженную подворотню Женька вернулся с наступлением ночи. Трофим с видимым интересом выслушал отчет разведчика, и понимающе усмехнулся, когда Женька упомянул встречу со странным дедом.

«Это безумный старец, – пробормотал он, – местная знаменитость. Живет неподалеку, часто гуляет, ему сам черт не брат. Я видел однажды, как на его глазах тварь-одиночка придушила сама себя. Да, парень, она так и сделала. Схватила себя за горло кривыми клешнями и без чувств рухнула на землю. Черт знает, как он это делает.»

К обеду следующего дня в их закуток, который Трофим пафосно обзывал штабом, стали стекаться члены его отряда. Все они держались степенно и строго, едва слышно переговариваясь между собой, и пряча за пазухой самодельное оружие. Трофим раздавал распоряжения, озвучивал задачи, которые сводились к одному – уничтожить как можно больше диких тварей. По наблюдениям, организованные толпы чудовищ появлялись не чаще пары раз за три дня, и сегодня, видимо, наступало время их очередной вылазки. Воинственно настроенный Трофим вручил Женьке остро отточенный нож с длинным лезвием и включил нового воина в особую группу. В чем заключалась особенность этой самой группы, Женька так и не понял, но нож охотно взял, занимая место среди остальных. Группа покинула укрытие и направилась прочесывать подворотни, места наиболее вероятного скопления диких. Женьке в пару достался высокий плечистый верзила, то и дело сплевывающий на землю длинную слюну и негромко матерящейся. Группа миновала уже целый квартал, но хитрые твари так и не пожелали продемонстрировать свою активность. Когда до конца территории оставались считанные метры, откуда-то сбоку раздалось знакомое визжание, сливающееся в одну чудовищную песню. Отряд напрягся, приготовившись отразить нападение, однако твари не торопились проявлять агрессию. Они продолжали петь, громко, слаженно и отвратительно, вгоняя присутствующих в некое подобие транса. Женьке было уже знакомо такое состояние, когда у разумного существа оставалось единственное желание – лечь и сдохнуть. Видимо, остальные тоже ощутили таинственное влияние песнопений, поскольку замерли в неподвижности.

«Режьте им глотки! – неожиданно заорал верзила, выпадая из дремотного кокона, – А ну! живо!»

Этот нехитрый призыв вернул отряду чувство реальности, и бравые воины рванули навстречу колышущемуся мареву. Нескольких тварей удалось обезвредить, не прилагая усилий, однако другие не пожелали сдаваться без боя. Как по команде, они протянули кривые лапы к смельчакам и ловко скрутили первым пяти их бесполезные шеи. Женька во все глаза смотрел на самое нелепое побоище, которое доводилось ему наблюдать. Со стороны казалось, что повстанцы сами предложили диким расправиться с ними, просто подойдя поближе. Твари действовали размеренно, четко, будто и в самом деле слушая чьи-то команды. Расправившись с первой половиной безрассудных горожан, твари синхронно развернулись и в три прыжка достигли оставшихся. Женька устал уже подводить итоги своего бесконечного существования, прощаясь с ним третий раз за последнюю пару суток. Тварь, нацелившаяся на Дергачева, цели не достигла. Вместо того, чтобы перегрызть последнего из особой группы, она принялась терзать своих собратьев, ловко вонзая кривые когти в их могучие шеи. Твари, потеряв обозначенную цель, бессмысленно качались, ожидая своей участи. Так продолжалось до того момента, когда им поступил новый приказ свыше, и все они разом исчезли, утекая в подворотни.

Оставшись один, Женька с суеверным ужасом рассматривал обезображенные тела поверженных соратников и качал головой, пытаясь отогнать кошмар. Все происходящее никак не вязалось с тем, что стало давно привычным, хоть и откровенно пугающим.

На место побоища тут же сбежались группы реагирования, действующие более слаженно и профессионально. Они не обратили внимание на ошарашенного Женьку, принимаясь прочесывать местность, переговариваться по рациям и всячески демонстрировать боевую активность. Женька круто развернулся и со всех ног помчался к Трофиму, надеясь убедить безумца разогнать свои отряды и больше не толкать неподготовленных граждан на явное самоубийство.

«Трус!!! – вопил Трофим, когда Дергачев донес до него итог провальной вылазки. – как ты мог допустить гибель целого отряда!? Они обязаны были уничтожить их, а ты должен был проследить за исполнением приказа! За неисполнение ты приговариваешься к казни! Негодяй!»

Пока обезумевший вожак выкрикивал проклятия и угрозы, к Женьке пришло понимание, что Трофим и правда безумен. Личные трагедии не оставили без следа его пошатнувшуюся психику, превратив несчастного мужика в одержимого фанатика. Сколько таких фанатиков встретил уже Дергачев за последнее время, а сколько еще предстоит ему встретить подобных одержимых?

«Прекрати! – рявкнул Женька, прерывая гневные речи. – в твоих словах нет истины, Трофим. Это ты отправил людей на верную смерть. Они не военные, и никогда ими не были. Откуда им знать о тактике ведения боя? Да и о каком бое может идти речь, когда мы воюем с дикими неуправляемыми существами?! Их действия нельзя предугадать, а следовательно, твои партизанские отряды бессмысленны. Оставь этих людей в покое!»

Трофим молча слушал Женьку, и на его лицо наползало осмысленное понимание всей бесполезности затеи.

«Ты прав, – пробормотал он, разом растеряв прежний апломб, – я не военный. Я художник. Когда-то я рисовал картины и оформлял разные общественные мероприятия и детские праздники. Я и сам вижу всю безрассудность моих стремлений, но я не мог поступить иначе. Твари разорвали мою семью, у меня на глазах, когда мы переходили очередной участок в горах. Я должен был пойти с этими людьми тоже, возможно тогда…»

Женька послушал еще немного, и махнув рукой, отправился прочь, надеясь, что у Трофима хватит мозгов не повторять прежних ошибок.

По дороге к побережью Женька продолжал воскрешать в памяти страшные подробности недавней трагедии. Неожиданно перед глазами возник любопытный эпизод, вызвавший у Женьки много вопросов. Ему припомнилась последняя тварь, решительно расквитавшаяся со своими сородичами. Рассмотрев задачу со всех сторон, Женька пришел к пониманию, что действия диких логике неподвластны и с этой мыслью втиснулся в опустевший подвал.

Глава 27.

Представитель власти и закона, так решительно впихнувший меня в неудобную военную технику, напомнившую мне старый добрый уазик, первую часть пути не произнес ни слова, оставляя мне непаханое поле для тревог и размышлений. В закопченные окошки грозной боевой машины мне виделись мелькающие редкие посадки и бескрайние просторы, широко раскинувшиеся по обеим сторонам асфальтированной трассы. Я был уверен, что суровый страж везет меня в столицу, предать справедливому суду за совершенные мной преступления. Я был готов понести любое наказание, поскольку и сам устал таскать в себе непроходящее чувство вины. То, что мой спонтанный арест был произведен при таких странных обстоятельствах, наводило на многие мысли. То ли суровый охранник был убежден в моей покладистости, то ли у него напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Везти в одиночку убийцу через бескрайние поля мог только очень смелый или очень глупый человек. Мне ничего не стоило прирезать его где-нибудь в степи и, вышвырнув бесчувственное тело в кювет, рвануть в неизвестном направлении. Признаться, меня не раз посещала подобная мысль и однажды настолько овладела моим сознанием, что я с большим трудом подавил в себе желание придать ей материальное воплощение. Военная техника не была оснащена оповестительными приборами, камерами слежения и другими подобными приспособлениями, какими любят украшать свой профессиональный быт представители сильных и значимых. Пока мы катились среди равнин, мой водитель изредка поглядывал в мою сторону, не заводя дружеских бесед. Жесткие сиденья выносливой лошадки отбили в моем нежном организме все, что смогли, и теперь вызывающе поскрипывали в такт движению.

«Куда мы едем?» – наконец не выдержал я неизвестности.

«Мне приказано доставить Вас в целости и сохранности», – тут же четко, по-военному отозвался охранник и снова впился взглядом в дорогу.

«Кем приказано?» – не отставал я, понимая всю бесполезность подобной беседы. Мой попутчик явно получил указание придерживаться строгой секретности и теперь старательно выполнял поставленные задачи. Он ожидаемо промолчал, снова вгоняя меня в панику. Я не боялся наказания, ответственности, да, впрочем, я уже ничего не боялся. Меня тревожила необходимость исполнять новые правительственные постановления в ущерб собственным принципам, а также беспокоили рычаги воздействия на мое чувствительное сердце и гибкую совесть. Единственным способом повлиять на мое решение был и оставался мой единственный родной человек, оставленный в заброшенном подвале на побережье, и я безмерно переживал за его благополучие.

Чем дальше мы продвигались на север, тем стремительнее менялась погода. Где-то в середине нашего пути зарядил мелкий занудный дождик пополам со снегом, подул ветер, и в целом зимняя погода решительно напомнила о себе. На трассе тут же образовались снежные вихри, безжалостно оседающие на лобовуху и мешающие обзору. Водитель нелитературно выругался, и снизил скорость. Потом машина вошла в густую полосу тумана, а потом под колесами захлюпала раскисшая снежная жижа. Моя невзрачная одежка, позаимствованная хозяйственным Женькой в очередном торговом павильоне, мало спасала от внезапно понизившейся температуры, а ноги в невнятных башмаках выбивали звонкую дробь, пытаясь согреться. Военная техника, призванная проходить любые преграды без стона и скрипа, неожиданно забуксовала и остановилась. Стражник несколько раз газанул, зарывая машину в липкую грязь, и снова выдав порцию ненормативной лексики, распахнул дверцу.

«Где мы, черт возьми?» – гневно поинтересовался он, вываливаясь наружу. Вопрос прозвучал риторически, но я, учитывая открывшуюся картину, мог бы предположить, что мы заехали в лес. Над нами со всех сторон нависали тяжелые лохматые кроны высоких деревьев, а под ногами чавкала раскисшая грунтовка. В какой момент опытный и ответственный водитель сбился с пути, вероятно не мог сказать и он сам, поскольку только невнятно ругался, оглядываясь по сторонам. Я с готовностью ждал минуты, когда буду вынужден покинуть относительно комфортную сидушку, качественно отбившую мне задницу, и буду допущен к спасательным процедурам выталкивания военной техники из глубокой грязи.

«Прохор Степанович! – наконец-то дождался я, – вылезайте, помогите подтолкнуть машину!»

Наши совместные усилия к желаемому результату не привели. Военная машина все глубже уходила в колею, ложась на высокое брюхо, а мы, по уши угваздавшись в жидком месиве, лишились последних сил.

«Необходимо разведать местность, – решительно произнес мой сопровождающий, – подойдите ближе, Прохор Степанович. Я вынужден принять меры.»

С этими словами мой безымянный друг вытянул из кармана самые настоящие тяжелые наручники и приветливо помахал ими перед моим носом. Я не собирался бороться с ним за право месить грязь в незнакомом лесу и послушно подошел к дверце. Водитель ловко прикрутил меня к стойке и, пригрозив на прощание жестокой расправой в случае неповиновения и бегства, скрылся с глаз изучать местность. Я уселся на железную приступку и принялся терпеливо ждать результатов разведки. Стражник, видимо, решил основательно подойти к поставленной цели и в течение долгих минут хлюпал по лужам в доступном радиусе. Потом пытливый ум потянул его дальше в заросли, и вскоре до меня донесся его почти испуганный крик.

«Прохор Степанович! Скорее сюда!»

Мой ответственный друг, видимо, совсем забыл, что выполнить его пожелание я могу, только прихватив с собой тяжелую военную технику, чего я сделать не мог и не собирался. Поэтому призыв остался без ответа, а до меня донеслись новые звуки. Теперь в них отчетливо слышалось рычание, визг и сытое чавканье. Выключив разыгравшуюся фантазию, я как мог разогнал из воображения пугающие картины и с видимым нетерпением начал вглядываться в темную глушь. Своего водителя я так и не дождался, зато мне навстречу неслышно вышел огромный дикий волк с измазанной в свежей крови густой шерстью. Он хмуро окинул меня желтым взглядом и несмело взрыкнул. От неожиданности я резко поднялся со своего насеста и, гневно рявкнул, вкладывая в интонацию всю озлобленность, на какую был способен.

«Пошел прочь!»

Волк, только что сожравший настоящего сурового стража безопасности, испуганно прижался к земле и едва слышно заскулил, отползая назад. Я был уверен, что серый разбойник проигнорирует мои посылы и сожрет и меня тоже, но волк только полз, прижимая уши и продолжая скулить. Когда его серая туша скрылась с глаз, я резко рванул руки, скованные железными браслетами и внезапно разорвал железные оковы. Подивившись необычной силе, я шагнул прочь от военной техники, прочно засевшей в грязи, и отправился искать людей.

По всему выходило, что исполнительный охранник привез меня в леса средней полосы, которые, как я искренне надеялся, все же имеют свое завершение. Раскисшая дорога вела меня в дикие джунгли, ни разу не намекая на присутствие человеческого жилья или иного вида признаков цивилизации. Когда мои ноги, увязнув по колено, настойчиво потребовали привала и передышки, я прислонился к ближайшему дереву и попытался вспомнить премудрости ориентирования на местности. Из всего пришедшего на ум, мне могло бы пригодиться знание о полной неподвижности в процессе ожидания помощи из вне.

«Ты все же пришел ко мне, Заяц», – неожиданно раздался за моей спиной скрипучий знакомый голос, и, обернувшись, я увидел в шаге от моего дерева кладбищенского сторожа, неизвестно каким волшебным образом оказавшегося поблизости. Не сказать, чтобы я сильно удивился этой встрече, учитывая непоседливость наркоманского деда и его любовь к разного рода нестандартным прогулкам.

Я собрался было ответить, что вовсе не планировал навещать его, что встреча вышла случайной, но тот, не пожелав слушать мои невнятные приветствия, мотнул головой, приглашая следовать за ним. Вдвоем все веселей, думал я, шлепая по грязи и стараясь не отставать от бодро удаляющейся дедовой фигуры. Через неопределенное время мы выползли на сравнительно твердую поверхность и уперлись в знакомый каменный забор, как по волшебству выросший перед нами. Забор я видел в Нордсвилле, именно через него мы перемахнули с Женькой, спасаясь от несостоявшейся погони. В этот раз ничего перелезать мне не пришлось, поскольку гостеприимный дед, ловко обходя лужи, повел меня вдоль каменной стены до распахнутых настежь ворот. Каким образом в средних широтах очутился дед-наркоман со своим кладбищем и каменным забором, мне оставалось только гадать, но я слишком вымотался дорогой, чтобы строить правдоподобные объяснения. За воротами я увидел приземистую избушку, ставшую конечной целью нашей прогулки.

В тесной комнатке было мало мебели и свободного места, большую часть которого занимала внушительная печь. Дед приветливо кивнул в сторону широкой лавки, приглашая меня присесть, а сам занялся печкой. Я, вспоминая Женькины рассказы, приготовился гонять чертей и встречать сатану, однако, шло время, огонь в печке разгорался, а никаких непрошенных гостей на пороге не появлялось. И никого не появлялось. Я медленно отогревался в неожиданно уютной келье, с любопытством оглядывая тощего хозяина приземистого домика. Тот больше не проявлял активности, в свою очередь рассматривая своего гостя. Так мы просидели довольно долгое время, пялясь друг на друга. Вскоре это занятие мне откровенно надоело, и я заскучал, придумывая, как половчее выспросить у деда про обратную дорогу. То, что сильные и значимые не оставят теперь меня в покое, я не сомневался, и попутно строил планы более надежного укрытия, чем побережье в крупном населенном городе. Наше уютное молчание было прервано негромким стуком во входную дверь. Хозяин резко привскочил с места и бодро шагнул к порогу, распахивая дверь перед нечаянным гостем. Тощая дедова фигура, заслонившая проем, помешала мне рассмотреть визитера, поэтому, когда, посторонившись, дед пропустил в домик моего Женьку, я от неожиданности поднялся с широкой лавки и только захлопал глазами, не находя слов.

«Женя?! – наконец-то исторг я из себя первую фразу, – ты как тут?»

Но нежданный гость молчал, пошатываясь от усталости. Только теперь я заметил, что некогда крепкая рабочая роба висела на Женьке клочками, сквозь которые отчетливо проступали размытые бурые пятна. Я, не тратя времени на выяснение обстоятельств, обхватил изрядно похудевшее тельце и усадил на лавку, попутно стаскивая порванные лохмотья.

«Как ты нашел меня, дружище? – бормотал я, осматривая повреждения, – и, главное, как понял, что искать нужно именно здесь?»

Все мои невнятные вопросы улетали в пустоту, Женька только едва заметно качал головой и старался удержаться в вертикальном положении. По результатам осмотра я с ужасом понял, что раны, сплошь покрывающие тщедушную фигурку, оставлены волчьими зубами, а молчание приятеля я расценил, как болевой шок. Оставив Женьку сидеть, я обернулся к сторожу за помощью, но домик был пуст, а невнимательный хозяин, видимо снова отправился на прогулку. Махнув рукой на политесы, я распахнул дверь, намереваясь добраться до захоронений, возле которых когда-то отыскал лечебные травы. Женьке необходима помощь, и чем скорее она будет оказана, тем лучше.

От волнения я совсем потерял связь с реальностью, совершенно забыв, что по дороге от побережья к столице никак не может оказаться Нордсвиллского кладбища с его лечебными снадобьями. Вероятно, лесной домик просто очень похож на кладбищенскую избушку, а вездесущий дед имеет несколько адресов обитания. Размышляя подобным образом, я бродил по утоптанным дорожкам, не различая в темноте окружающие пейзажи, и только когда наткнулся на внушительного вида каменную плиту и ободрал об нее себе ногу, до меня дошло понимание, что кладбище, сторожка и дед те же самые, а я невероятным образом очутился в загадочном Нордсвилле. Нащупав знакомые растения, я хаотично насовал полные карманы разных видов трав и корешков, и ободрившись, отправился обратно, оставляя составление логических цепочек и повторение законов физики, географии и психологии на потом. Женька терпеливо ждал меня в сторожке, равномерно покачиваясь из стороны в сторону, и продолжая молчать. Прямо сейчас я не нуждался в его подробных отчетах о путешествии и привычных страшилках, я сосредоточил свое внимание на медицинской стороне проблемы. Когда снадобье было сварено, остужено и приведено в боевую готовность, я зачерпнул из полученной жижи полную ладонь и принялся втирать в израненную Женькину кожу целебную смесь. Я был неплохо осведомлен о лечебных свойствах нордсвиллских трав, однако мои старания оставались без видимого результата. Женькины раны продолжали кровоточить, а он сам едва удерживал ускользающее сознание.

«Чертов дед! – в раздражении думал я, – неужели он не заметил, насколько печально выглядит его гость? Чего его снова понесло куда-то?»

То, что неугомонный старец отправился за помощью, я не рассматривал даже как гипотезу. Пока мы блуждали с ним по лесу, я не заметил ни единого признака человеческого жилья, а учитывая морозную зимнюю погоду, не было похоже, чтобы сторож отправился собирать для Женьки медицинские травы. Пересмотрев состав смеси, я принялся стряпать новое, улучшенное зелье, добавив в его состав новые компоненты. Однако ни первое, ни второе лекарство не помогало моему измученному приятелю. Женьку откровенно мутило, из приоткрытого рта на пол стекали слюни, и я очень опасался возможных осложнений. Наконец, оказав самую необходимую, но, увы нерезультативную помощь, я оставил беднягу в покое, уложив его отдыхать, а сам вышел за порог.

«Если не провести прямо сейчас ряд процедур, – топорщилась в голове единственная мысль, – Женька погибнет от инфекции или банальной потери крови. Как мне избавить его от неминуемой гибели, не имея под руками ничего, кроме чертовых корешков, от которых мало толка?!»

Я поднялся на ноги, ощутив в себе прилив адреналина, и решительно шагнул обратно в домик. Женька продолжал лежать, вытянувшись в струну, и это был очень пугающий симптом. Не имея других идей, я обхватил липкое тело руками и осторожно провел ладонями по израненной коже. «Давай, Варвар! – мысленно обратился я к нему, – однажды у тебя получилось, должно получиться и в этот раз!»

Женька никак не отреагировал на мой призыв. Раны продолжали кровоточить, а Женькино дыхание становилось резким и прерывистым. От отчаяния я забормотал то самое заклинание, слышанное от целительницы, не до конца осознавая его эффективность. Мои ладони горели огнем, а моя собственная кровь бешено стучала в висках, перекрывая мое негромкое бормотание. Сколько времени я провел в молитвах и просьбах, я сказать не берусь. От усталости мое сознание выдавало мне замысловатые картинки, одной из которых явилось видение полностью зарубцевавшихся Женькиных ран. Я был врачом и понимал, что это всего лишь отголоски моего утомленного воображения, попытка принять желаемое за действительное. Однако кожа моего дорогого пациента приобретала прежнее, ровное и целое обличие, без единого повреждения, дыхание восстанавливалось, а напряженная поза, удерживающая несчастного Женьку несколько часов, наконец-то ушла, сменившись расслабленным состоянием крепко спящего здорового человека. Убедившись в полной Женькиной безопасности, я мешком повалился на не струганные доски пола и меня накрыло спасительной темнотой. Когда я наконец-то открыл глаза, больше не чувствуя в себе напряжения и усталости, перед моими глазами возник все тот же дед. Он с отеческой заботой склонился над моим распластанным телом и негромко поинтересовался моим самочувствием.