Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Еж, не вдаваясь в подробности, послушно подтолкнул меня на крыльцо, демонстрируя готовность слиться с толпой и не желая народного осуждения. Я на всякий случай, угрожающе зарычал, и вполне по-человечески поинтересовался причиной столь живого интереса к моей персоне.

«Ты сжег трактир, а теперь и домик несчастной Тихомиры! Ей и так здорово досталось, когда прошлой зимой ее мужика растерзал лютый волк. Так ты, уродище, не постеснялся лишить несчастную ее последнего имущества!»

Эту непонятную отповедь озвучил все тот же активист, угрожающе потрясая увесистым топором, а я вполне справедливо уточнил, когда я мог поджечь этот самый дом, если два дня подряд скакал по крыше господина Ежа? Однако местные отличались не только простотой нравов, но и невероятной упертостью. Вбив однажды себе в голову единственную идею, они были готовы сложить за нее головы. Ну или предать казни ни в чем не повинного человека. Или дикую тварь. Или кого угодно, лишь бы остаться при своем.

«Мы уйдем! – прорычал я, вкладывая в слова всю убежденность, на которую был способен, – мы не желали зла никому из местных, и все что произошло, это просто случайность!»

«Ты злой колдун! – тут же раздалось в ответ, – бедняга Потапыч, после разговора с тобой сломал ногу и теперь проклинает тебя, тварь!»

Мне не был знаком Потапыч, к тому же я не вел ни с кем задушевных бесед до встречи с Ежом, но я привычно не стал спорить с упертыми гражданами, и рванулся вглубь двора, рассчитывая уйти огородами. Женька резво метнулся за мной, разгадав мой замысел. Туповатые нордсвильцы неловко зашевелились, меняя дислокацию, но пока до них дошел мой коварный план, мы с Женькой бодро неслись в сторону леса, до краев наполненного дикими тварями, рвущими все живое на куски.

Глава 18.

«Тихон, – переводя дыхание пробормотал Женька и тяжело рухнул под елку, – что с тобой не так? Как ты умудрился выбесить самых мирных и безобидных граждан? Где еще мы отыщем подобное поселение, жители которого способны кормить до отвала только за то, что ты кое-как латаешь им дырявые крыши и криво сбиваешь покосившиеся заборы?»

Граждане Нордсвилла не казались мне такими уж безобидными, учитывая их решительное желание предать меня очищающему огню.

«Они просто необразованные и наивные, – пробормотал я, в глубине души надеясь, что не ошибся в определении, – им не знакомы всякие теории и схемы, они видят только то, что видят, не желая размышлять. Дура Тихомира часто оставляла свою печку без присмотра, уставляя ее всякими кипящими плошками и кастрюлями, и украшая полы на кухне плетеными из сухой соломы ковриками. А жадина Гурвин достал своего кредитора вечными отмазками и отсрочками. Про Потапыча я не скажу ничего, поскольку даже представления не имею, о ком идет речь. Но уверен, что мое вмешательство в его неуклюжесть минимально.

Женька вежливо выслушал мои научные выкладки и уточнил, где я рассчитываю провести грядущую ночь.

«По словам все тех же недалеких и необразованных, – занудно завел Женька знакомые песни, – в этом лесу водятся негостеприимные твари-волки, жрущие людей и наводящие ужас на все живое. А за пределами этого леса тебя поджидают нордсвильцы. Решай, Тихон, куда нам податься в этот раз?»

Выбор действительно был невелик, но я не собирался сдаваться просто так. Единственно, что вызывало у меня сожаление, было отсутствие теплых вещей. Я мог еще перекантоваться даже на снегу, обладая суровой жесткой шкурой, покрытой щетиной. А вот Женька, имеющий в арсенале только вытертые дорожные штаны и такую же куртку, подвергался серьезной опасности. В город путь был нам закрыт, поэтому все, что нам оставалось, отдаться на милость местных волков и отыскать себе подобие берлоги. Женька с грустью поднялся и обреченно поплелся за мной следом, равнодушно поглядывая по сторонам.

«Тихон, – проговорил он, спустя час бесцельного блуждания по раскисшим тропинкам, – давай вернемся к берегу, там возможно у нас остался наш катер. В нем мы сможем переждать непогоду, и снег, и нашествие волков в компании нордсвильцев. Я устал и хочу спать. Не забывай, мы с самого рассвета чинили нору неблагодарному Ежу.»

За всеми хозяйственными хлопотами я совсем забыл о существовании нелепой посудины, оставленной нами у берега. В Женькиных словах угадывался здравый смысл, исключая тот факт, что берег, как впрочем, и набережная, и сам катер, находились на территории Нордсвилла, а туда, как известно, нам был путь закрыт.

«Ты же можешь передвигаться совершенно бесшумно, – напомнил мне Женька, – в этом твое преимущество. Давай проберемся ночью, или ранним утром, пока еще все спят. Ты заметил, что нордсвильцы отчаянные сони, начинающие день ближе к обеду?»

Я этого не заметил, но пообещал обдумать Женькино предложение сразу после того, как мы избавимся от прилипчивых горожан, решивших устроить крестовые походы в нашу честь. Мои замечание были подтверждены усиливающимся шумом, доносящимся со стороны города. Неугомонные нордсвильцы, разобравшись наконец, в наших задумках, снарядили отряд, и прямо сейчас он двигался в направлении страшного леса.

«Уходим, Женька, – повторил я ставшую привычной фразу, подтягивая измотанного брата за собой.

Лес, через который мы ломились, казался нам бесконечным. Отовсюду нам под ноги лезли обломанные ветки, переплетенные самым замысловатым образом, сухие листья и молодая поросль, в беспорядке проклюнувшаяся из земли. Мои невосприимчивые лапы легко преодолевали суровые испытания, а вот Женьке приходилось несладко. Сбегая с острова, никто из нас не озаботился проблемой обуви, впрочем, у нас не было большого выбора. Мы могли либо сбежать босиком, либо стянуть тяжелые кирзовые сапоги с валяющихся по берегу трупов. Второй вариант привлекал не сильно, и мы остались без сапог. Теперь Женька расплачивался за свою излишнюю сентиментальность, сбивая в кровь босые ступни. Миновав значительную часть неведомого леса, мы решили притормозить, тем более, что трусоватые аборигены давно прекратили погоню, не рискнув соваться в опасные заросли. Женька, почуяв остановку, незамедлительно рухнул на землю и едва справляясь с дыханием, пробормотал: «Тихон, нет ли у тебя какой-нибудь тряпки, я ног не чую. И это не фигура речи.»

Тряпки у меня не было, но были растения, набранные на нордсвильском кладбище. Среди них я отыскал одно, способное заживить любую рану в считанные часы. Но для этого мне необходимо было заварить чудо-снадобье. Это вызывало проблему. Среди густых веток и стволов вряд ли я сумею осуществить задуманное. Я неловко обтер с Женькиных лап наполовину свернувшуюся кровь и негромко присвистнул. Ну, я так думал, что присвистнул, на самом деле у меня вышел весьма уверенный взрык. Женька испуганно поднял на меня уставшие проваленные глазищи и едва слышно выдохнул: «Берегись, Тихон!»

Я интуитивно метнулся вбок, перекатываясь на живот и заслоняя собой тощую Женькину тушку. Сделал это я несомненно, очень вовремя, поскольку в ту же секунду над нашими головами просвистела вполне себе настоящая пуля. А следом за ней раздался отборнейший мат автора выстрела.

«Вы чего тут делаете?!» – возмущенно проорал охотник или кем был появившийся человек, крепко сжимающий в руках старинное ружье.

Я не рискнул оборачиваться, чтобы не спровоцировать ненароком незнакомца выпустить в меня еще парочку патронов, а вот Женька, выбравшись из-под моей внушительной туши, со всей любезностью отозвался.

«Мы заблудились, – покаянно объяснил он наше появление, – и теперь совершенно не имеем представления, как выйти к цивилизации.»

Охотник, выслушав пояснение, важно кивнул и степенно поведал нам, что никакой Цивилизации поблизости не предвидится, а есть только Нордсвилл, но до него нужно пройти несколько километров, двигаясь на восток. В словах мужика была изрядная доля правды, но видимой пользы она нам не добавила. По всему выходило, что Нордсвилл единственный населенный пункт на всем видимом пространстве.

«Впрочем, – доброжелательно добавил он, – могу предложить вам дождаться рассвета в моей сторожке, а после двинуться в путь. Вам здорово повезло, что вы взяли немного влево. На другой стороне водятся злые твари. Сейчас они не очень активны, но с наступлением холодов выходят к жилью.»

Я продолжал лежать, уткнувшись мордой в землю, и Женька, видя мое замешательство, вежливо поблагодарил охотника и предупредил, что второй скиталец немного страшноват.

«Он безобидный и очень добрый, но генетическая мутация сотворила с ним злую шутку, – проникновенно вещал Женька, косясь в мою сторону, – не бойтесь его, он не причинит вам зла»

Охотник с любопытством уставился на меня, и я рискнул явить ему свой чудный лик.

«Ох, ты ж, твою душу! – весьма эмоционально отозвался он и перекрестился, – как ты говоришь, звали ту бабу?»

«Какую бабу?» – недоуменно переспросил Женька.

«Ну, что с ним это сотворила? Муциация? Она немка, что ли? Любовница? Ревнивая поди! Ну да бабы все дуры, а мы опосля страдаем за их коварность!» – охотник оказался весьма романтичным и, поведав сокровенное, тут же проникся ко мне неземной любовью.

Его сторожка разместилась в очень живописной части непролазного леса. Над ее справной бревенчатой крышей заботливо склонялись тяжелые ветки каких-то особо крупных деревьев, а перед крепкой дверью расстилался ковер из жухлой листвы и травы.

«Я-то считай, всю жизнь в лесу живу, – разоткровенничался мужик, с жалостью поглядывая в мою сторону, – в городе последний раз был прошлой зимой, когда нашествие волков одолело Нордсвилл.»

Продолжая бормотать, он принялся хлопотать на некоем подобие кухни, ставя на огонь странного вида чайник, больше напоминающий котелок, и извлекая откуда-то ставшие привычными куски сыра и пирога. Наблюдая за его размеренными движениями, я невольно подумал, а кто ему напек столько пирогов, раз он безвылазно торчит в лесу почти год.

«Так я сам, – охотно отозвался мужик на мои невысказанные мысли, – а чего мне еще тут делать? Я продуктов себе с прошлой осени привез, вон в подпол складываю припасы. Вот от нечего делать и стряпаю себе. Не хуже бабы наловчился!»

Упомянув коварных баб, он опасливо покосился в мою сторону и в миг перевел беседу в деловое русло.

«Что слышно в большом мире? – заботливо поинтересовался он, – как там великий ледник? Помню, много горя принес он рыбакам, захватив собой все побережье. Ну, да это дело прошлое, конечно, справились с ним, и следа не осталось!»

Женька многозначительно кивнул, подтверждая информацию, и на его рожице отчетливо проявилось недоумение. О каком леднике шла речь, если в последние пятнадцать лет растаял последний арктический айсберг, продержавшийся рекордно долгое количество времени. Вероятно, одичавший лесник совсем потерял связь с реальностью, или с ним делятся новостями нордсвильцы, видящие мир под особым углом.

Пока разговорчивый хозяин выяснял события большого мира, вода в котелке забурлила, и я, порывшись в широких карманах, извлек пучок засохшей травы, собранной на местном кладбище. Лесник, наблюдая за моими манипуляциями, только снисходительно хмыкнул, в свою очередь выуживая из собственных запасов целые пласты свалявшихся растений.

«Выбрось этот мусор, – хмыкнул он, – я угощу вас самым настоящим, лучшем во всей округе, чаем из трав, способных поднять на ноги даже после встречи с лютыми тварями»

Разумеется, добродушный хозяин имел в виду волков, стаями атакующих мирное население, однако при его словах Женька завозился, бросив на меня тревожный взгляд. Эти движения заставили меня обратиться к делам насущным, и я приступил к зельеварению. Вероятно, гостеприимного охотника обидело мое равнодушие относительно его приглашения выпить с ним чайку, поскольку он, не говоря ни слова, вышел за дверь, утаскивая с собой волшебные снадобья. Женька неловко подтянул к себе израненные ступни, обхватывая их ладонями.

«Потерпи, Женя, – хотел сказать я, но вместо ставших уже привычными слов, снова издал визгливый пронзительный звук. Женька вздрогнул, но больше никак не отреагировал. Наконец, вода в котелке выкипела, оставляя на самом дне вываренную зеленую жижу, концентрирующую в себе все полезные лечебные свойства. Я аккуратно нанес получившуюся мазь на ободранные Женькины ноги, и неожиданно перед моими глазами возник давний эпизод моей врачебной практики, когда я, спасая от обморожения одного неловкого типа, так же бинтовал ему кровавые лапы. Почему-то именно эти воспоминания пробудили во мне желание пополнить запасы жизненной энергии, но только не с помощью глупых химических концентратов или домашних пирогов. Мне захотелось почувствовать вкус настоящего живого человеческого мяса. Я, как мог, гасил в себе опасные порывы, доводя до конца медицинские процедуры, однако, когда были наложены последние штрихи, моя звериная сущность подняла голову, и я злобно оскалился на замершего Женьку. Не дожидаясь, пока мои инстинкты возьмут надо мной верх, я приподнял обмазанного зеленой жижей Женьку, и словно тряпичную куклу, вытолкал его за дверь, не в состоянии внятно произнести ему: «Беги!»

Глава 19.

Женька, неуклюже вывалившись из охотничьей сторожки, больно ударился о торчащую из земли корягу и настороженно замер. Он уже успел привыкнуть к новому образу брата, а вновь обретенная способность Тихона извлекать из себя человеческую речь и вовсе внушила расслабившемуся Дергачеву мысль о грядущих счастливых переменах. И вот теперь, вместо того, чтобы по праву наслаждаться этими самыми переменами, Женька опасливо прислушивался к звукам, доносившимся из сторожки. Вдруг крепкая бревенчатая дверь распахнулась, и на пороге показался Тихон. Его некогда яркие синие глаза заволокло мутной пеленой звериного желания уничтожать, а слюнявая пасть изрыгала весьма красноречивое рычание. Женька не стал взывать к здравому смыслу и напоминать Тихону об основах воспитания, его собственные инстинкты вопили ему о нависшей опасности и предлагали поскорее скрыться из поля видимости твари, которая окончательно поглотила его несчастного брата.

Женька резво вскочил на едва подлеченные ноги и рванул в заросли, не дожидаясь активных движений со стороны чудовища. Тварь немного постояла в дверях, давая Женьке фору, после чего призывно взвизгнула и заторопилась следом, боясь упустить из вида ускользавшую добычу. Тварь ломилась сквозь причудливо переплетенные ветви, с хрустом разламывая попадавшиеся на пути молоденькие деревца, и продолжала рычать и разбрызгивать в негодовании слюни. Ей не составляло труда отыскать Женьку в незнакомом лесу по хриплому дыханию, со свистом вырывающемся из загнанных легких, по кровавым следам, оставленным израненными Женькиными ногами, по едва уловимым запахам и звукам, недоступным простому человеческому существу. Однако тварь не торопилась. Женька слышал шум погони, и даже видел мелькающую в зарослях внушительную фигуру, и с минуты на минуту ждал неминуемого захвата, который тварь решила отложить на неопределенное время. Женькины силы заканчивались, разбитые ноги не позволяли продолжить сумасшедший кросс, а сгустившиеся лесные сумерки лишали возможности ориентироваться на чужой территории. Женька сбавил обороты, переходя на быструю ходьбу, пока наконец и вовсе не остановился, сгибаясь пополам и выплевывая легкие в надрывном кашле. «Если тварь решит сожрать меня прямо сейчас, – мелькнула безразличная мысль, – она знает, как меня найти».

С этим очевидным решением Дергачев тяжело рухнул рядом с повалившемся гнилым стволом и закрыл глаза. На него навалилась странная апатия, лишающая воли и пробуждающая в Женьке небывалого фаталиста. Спать, само собой, Женька не собирался, продолжая прислушиваться к вязкой тишине, навалившейся со всех сторон. Тишина пугала больше, чем самые громкие звуки, и не позволяла расслабиться. Из тревожного оцепенения Женьку вывело отчетливое понимание постороннего присутствия. Дергачев вскочил на ноги и, развернувшись, уставился на замершее в паре шагов неведомое существо, которое настороженно оглядывало его пронзительно-желтыми глазами и скалило пасть. Обалдевший от погони Женька не сразу опознал в загадочном пришельце обыкновенного волка, в сравнении с одичавшим Тихоном, показавшимся ему мирным и совершенно домашним.

«Приветствую», – глупо пробормотал Женька, забывая о неоднократно озвученных историях о диких облавах на серых хищников.

Волк угрожающе взрыкнул, и внезапно неподалеку засветились еще несколько десятков таких же желтых внимательных глаз. В темноте Женька смог различить неясные очертания внушительных серых туш, медленно стягивающихся к своему вожаку. Они двигались совершенно бесшумно, уверенно и неотвратимо, сжимая ошарашенного Дергачева в тугое кольцо. Варвар попытался отыскать лазейку среди непрерывного светящегося круга, однако быстро понял, что благодаря отточенным и слаженным движениям серых хищников, такой лазейки не будет.

«Видно, наивные нордсвильцы были не так уж наивны, опасаясь матерых обитателей дикого леса, – размышлял Женька, обреченно глядя на замерших в шаге от него настороженных животных. – что ж, зато я теперь избавлен от нападок дикой твари.»

Волк считывал с Женькиного лица все его мысли, поводя мордой и тоже прислушиваясь. Варвар потерял счет времени, ожидая неминуемой смерти, и поторапливал матерого вожака к решительным действиям. Наконец серый хищник прислушался к Женькиным просьбам. Он прижал крупное тело к земле, не сводя с Женьки желтых глаз, и резко оттолкнулся сильными лапами, бросаясь на легкую добычу. Его мощная туша плавно взмыла над поваленными сухими ветками, и волк бесшумно метнулся в миллиметре от Варвара, видя перед собой другую цель. Женька негромко выдохнул и машинально обернулся, провожая глазами сильного соперника. Серая стая мгновенно расступилась, пропуская вожака, и тот растворился в темноте, увлекая за собой остальных. Что привлекло волчью стаю, Женька догадался спустя несколько минут, когда из-за спутанных зарослей раздалось знакомое испуганное визжание поверженной твари и победный звериный рык грозного вожака. Некоторое время из темноты доносился невнятный шорох, хруст веток и сытое рычание, потом все смолкло, оставляя Женьку дорисовывать страшные картины разыгравшейся драмы. Выверенные смелые действия диких обитателей дремучего леса не оставляли одинокой твари никаких шансов, делая ее своим нынешним ужином. Женька был спасен. Во всяком случае, до следующей организованной вылазки серых охотников. Когда в темноте растаяли последние отголоски развернувшейся баталии, к Женьке наконец-то пришло осознание, кто именно спас его от нападения серой стаи. Варвар, не задумываясь больше ни минуты, ринулся к зарослям, от отчаяния не замечая ни сухих веток, ни коряг, торчащих из земли, ни чернильной темноты лесной ночи. Его гнала вперед единственная мысль – увидеть тварь.

«Они выносливые и очень сильные, – повторял про себя Женька, пробираясь через бурелом, – они обладают чудовищной регенерацией. Тихон рассказывал мне о ножевых и огнестрельных ранах, затягивающихся в считанные минуты.»

В Женькином понимании волчьи зубы не являлись серьезной проблемой для живучих тварей, и он отчаянно надеялся, что тварь сумела отбиться от десятка озверевших голодных волков.

«Что тебе стоило, Тихон? – бормотал как молитву Женька, – ты все можешь, почему бы тебе самому не растерзать парочку хищников!»

Темнота милосердно скрывала от перепуганного Женьки истинную картину трагедии. В густых зарослях Женька сумел разглядеть только пугающие черные пятна крови, разбрызганные по земле и обрывки ткани, некогда бывшей широкими штанами от парадной капитанской формы. Женька до рассвета ползал среди веток и сучьев, в надежде отыскать останки нелепой твари, попавшей в поле видимости голодных хищников. Однако ничего, кроме уже обнаруженного, найти не удалось, и Женька только потерянно вздохнул, в который раз прощаясь со своим персональным чудовищем.

События прошедшей ночи образовали в Женькиной голове абсолютный вакуум, мешая обозначить для себя следующий шаг. Рассветный час привел за собой уверенный морозец, призвавший Женьку ускорить ход. Варвар бесцельно двигался в неопределенном направлении, слепо тычась в стволы и сучья, то и дело выраставшие на пути. После многочасового бесплодного блуждания Женьку вынесло на некое подобие поляны, окруженной редкими высокими деревьями.

«Возможно где-то неподалеку рыскает та самая стая-убийца, – мелькнула равнодушная мысль, – может быть, она уже успела проголодаться?»

Надежды на скорую встречу не желали оправдываться, напрасно Женька вслушивался в звенящую тишину, ожидая расслышать шорох сильных лап. Холод и усталость упрашивали Женьку сделать привал и отдохнуть, однако Дергачев понимал всю опасность такого сна и упрямо тащился дальше.

«Эй, сударь! – раздался сбоку узнаваемый голос, – куда же вы сбежали на ночь глядя?»

Женька поднял голову и с изумлением уставился на того лесника, что гостеприимно предлагал попить лучшего в округе чая всего лишь несколько часов назад. Как выяснилось из недолгой беседы, мужик-отшельник совершал ежеутреннюю прогулку, осматривая окрестности на предмет варварства и хулиганства. Что конкретно имелось в виду суровым охранником, Женька так и не понял. На его дилетантский взгляд нападение стаи волков и гибель твари тоже можно было бы отнести к некоему виду хулиганства и варварства. Однако, судя по безмятежному виду сытого охотника, эти события остались за пределами его осведомленности.

«Пойдемте, сударь, – любезно прогудел он, – нынче мороз, стаи диких тварей становятся активными. Не дело провоцировать их нападение!»

С этими словами заботливый страж лесных угодий поволок Женьку обратно, в уютную и теплую сторожку.

Там, возле весело гудящей печки, лесник принялся делиться с Женькой разными местными новостями, совершенно забывая про существование Женькиного страшноватого спутника. Когда наконец, с новостями было покончено, лесник все же поинтересовался у притихшего гостя:

«А ваш болезный приятель решил оставить вас? Куда же он подался в эту пору? Нынче в лесу пропадешь, или мороз задушит, или дикие твари.»

Женька не стал уточнять, что его болезный приятель сам обратился в дикую тварь и был растерзан в мороз голодной сворой. Вместо этого он попросил лесника вывести его к какому-нибудь жилью. Женька надеялся добраться до цивилизации и податься к горам, раз теперь его верный попутчик больше не мог сопровождать его в этом бесцельном путешествии. Лесник покачал головой, и с готовностью предложил Женьке собираться, подарив ему напоследок свой личный тулуп.

«В знак нашей дружбы!» – пафосно заявил он, доведя гостя до знакомой дорожки, ведущей в Нордсвилл.

Натянув весьма своевременную обновку, Женька неторопливо двинулся к городишку, размышляя над тем, как сейчас встретят его местные жители. В какой-то момент в его голову забралась отчаянная мысль отомстить недалеким горожанам за своего Тихона, погибшего отчасти и по их вине. Потом эта мысль сменилась более декаденской, заключающей в себе идею сдаться на милость воинственно настроенным обитателям. Однако оба эти направления не пригодились, и Женькины переживания оказались совершенно беспочвенными, поскольку отходчивые нордсвильцы даже и не помнили, за кем охотились пару дней назад, обвиняя во всех неудачах. Впрочем, осторожный Дергачев на глаза не лез, стараясь держаться скромно и незаметно, и возможно поэтому уже к вечеру ему удалось добраться до неструганных бревен нордсвильской набережной. В его основные задачи входило отыскать спрятанный катер, и на этом основные задачи заканчивались, поскольку управлять внушительной посудиной Женька не умел. Оказавшись на берегу, Женька, ежась под порывами сырого ветра, уверенно зашагал в сторону бухты, где почти месяц назад они с Тихоном предусмотрительно оставили чужое украденное имущество. Обойдя берег вдоль и поперек, Женька в изумлении вглядывался в суровые волны и катера не находил. Возможно, в Нордсвилле существовала береговая охрана, которая умыкнула бесхозную лоханку в какой-нибудь штрафной порт, и сейчас, чтобы получить его обратно, требовалось доказать право собственности. Это было бы самым логичным объяснением, которое намекало попрощаться с катером навсегда. А заодно попрощаться и с отчаянной идеей покинуть негостеприимный Нордсвилл. Бесцельные хождения пробудили в Женьке лютый голод, который в его положении можно было унять, прибегнув к давно испытанному способу воровства. Дергачев снова поднялся по бревнам наверх, огляделся и решил подчиниться своему внутреннему варвару, который потянул его в сторону городского рынка, в этот раз весьма оживленного и многолюдного. На тесно расставленных прилавках громоздились корзины с домашней снедью, начиная от огромных гусиных яиц и заканчивая художественно выполненной домашней выпечкой. Женька с грустью вспоминал свои набеги на предгорные деревушки, когда утягивал у зазевавшихся граждан горсти химических концентратов, заботливо таская добычу рассеянному ученому. Тогда полудикий Варвар видел в тихом грустном парне объект неустанной заботы, природу которой никак не мог себе объяснить. Воспоминания сделали Женьку отрешенным и невнимательным, мешая сосредоточиться на главном.

«Эй, сударь! – раздался весьма доброжелательный голос, – всего пара монет серебром и копченая курица ваша! Ну ежели совсем голодный, могу отдать за три медных!»

Сговорчивость местных торговцев обезоруживала, однако в Женькином кармане не было ни гроша, и терять время на пустые сделки не было смысла. Варвар аккуратно сложил товар обратно, и медленно побрел вдоль рядов, равнодушно поглядывая на предложенный ассортимент.

«Теряю хватку», – огорченно думал он, понимая, что для себя одного он ни за что не рискнет стащить ни куска.

В самом конце торгового ряда он натолкнулся на знакомую фигуру, замотанную в немыслимое количество тряпок и лоскутов.

«Приветствую вас, сударь!» – заговорила она, и Женька с изумлением узнал в женщине Тихомиру, у которой колдун Тихон силой мысли сжег последнее пристанище. Тихомира будто бы и не помнила давних обид, продолжая удерживать Женькино внимание.

«Как поживаете? – вела она светскую беседу, не отводя от Женьки ласковых глаз, – избавились, наконец, от своего страшного попутчика? Я всегда говорила, что случайные проходимцы, цепляющиеся в сопровождающие, до добра не доведут. Поговаривают, то чудище разорвали злые стаи. Так удачно сложилось, что он ушел в лес тогда. И я очень рада, что вам удалось сбежать от него!»

Женька, растаявший от ласковой интонации Тихомиры в самом начале беседы, снова напрягся, услышав местную версию их появления в Нордсвилле. Вот почему горожане так снисходительно отреагировали на его повторное появление. Дело вовсе не в их забывчивости и всепрощении. Дело в их желании верить в самые нелепые сплетни и сказки. Впрочем, в этот раз до нордсвильцев дошли весьма проверенные слухи. Женька снова вздохнул, и, не желая продолжать беседу, двинулся дальше, расставаясь с идеей теплого ночлега. Тихомира говорила ему что-то еще, торопливо семеня за своим недавним работником, но вскоре отстала, поняв бесполезность затеи.

Дорога привела Женьку к знакомым стенам местного кладбища, за которыми они с Тихоном скрывались от мнимой погони.

«Довольно! – мысленно рявкнул Женька сам себе, обрывая возникшие вновь грустные воспоминания, – будь мужиком! Тихон был обречен с той минуты, когда обрел страшный облик твари. Рано или поздно его растерзали бы, если не волки, то представители групп реагирования.»

Однако прозвучавшие мысленные призывы только растравили и без того щемящие эмоции, и Женька не сдержал глубокий вздох. По-хорошему, ему сейчас нужно было бы обратиться к более насущным проблемам. Например, к вопросу о предстоящем ночлеге. Когда-то, в прошлой жизни, Женька без труда находил себе пристанище, невзирая на погоду. Правда, тогда его окружала щедрая природа южного края, а зимние холода больше напоминали погоду поздней осени где-нибудь в средней полосе. Нынешний мороз не давал возможности вольготно расположиться под каким-нибудь кустом и дождаться рассвета. Женька, собравшись с последними силами, тяжело перелез через высокую каменную стену и вновь оказался у старых надгробий. Сюда пронизывающий ветер соваться не рисковал, да и в целом, от высоких надгробий шло призрачное тепло. Во всяком случае, так впечатлительный Дергачев убедил себя в очевидном и правильном выборе предстоящей ночевки. Однако осуществить смелую задумку Женьке помешали негромкие шаги, медленно, но уверенно приближающиеся к высокой ограде кладбища. Шаги принадлежали сторожу, и мистического страха не вызывали. Сторож наконец-то подошел к непрошенному гостю и подслеповато щурясь, беззлобно проговорил: «Ты чего ж безобразничаешь, мил человек? Это не место для прогулок, любезный. Убирайся-ка подобру-поздорову, пока я не призвал на помощь темные силы!»

Последнее заявление вызвало у Женьки искренний интерес, вместо ожидаемой паники, и он, едва усмехнувшись, уточнил:

«Темные силы? Как вы это делаете?»

«Желаешь знать? – тут же отреагировал дед, – ну так пойдем, познакомлю со своими приятелями!»

Такая сговорчивость немало удивила любопытного Дергачева, и он, повинуясь научному азарту, двинулся следом за сторожем.

Место обитания темных приятелей оказалось обычной сторожкой, представляющей собой сырую бревенчатую избу.

«Заходи, коль не боишься,» – хозяин невзрачного жилища усмехнулся и гостеприимно распахнул перед Женькой дверь. Женька, само собой, не боялся больше ничего, повидав на своем веку и не такие ужасы, поэтому бесстрашно вошел в низкую темную комнатушку, все убранство которой представляла широкая деревянная лавка и печка в углу.

Дед усадил Женьку на лавку, а сам принялся разжигать в печке огонь. Провозившись с дровами довольно продолжительное время, сторож обернулся и со значением кивнул, предлагая подождать.

«Сейчас явятся, – заявил он уверенно, – как раз об эту пору приходят, ни разу не опаздывали!»

Женька понимающе кивнул и принялся ждать пунктуальных друзей кладбищенского сторожа. Огонь медленно разгорался, наполняя приятным теплом сырое помещение, и погружал уставшего и замерзшего Женьку в состояние полудремы. Наконец, возле порога раздался неясный шорох, дверь неслышно распахнулась, и в низком проеме показалась длинная худая фигура, не имеющая лица. Так, во всяком случае, показалось Женьке, когда он с изумлением поднял глаза на ночного гостя. Гость заколыхался, словно раздумывая над необходимостью посещения, и наконец, несмело просочился внутрь, заслоняя собой все свободное пространство. Дед, словно и не замечал пришедшего, продолжая с интересом рассматривать своего первого гостя, из плоти и крови. Почему-то особый интерес деда вызывали босые Женькины лапы, покрытые грязью и едва свернувшейся кровью, сочащейся из глубоких порезов. Женька помотал головой, желая отогнать видение, но оно только четче проявило размытые очертания, превращаясь в фигуру вполне материальную. Гость вежливо поклонился и изящно присел рядом с Женькой, небрежно закидывая ногу на ногу. Никаких приветственных разговоров незнакомец решил не заводить, а просто молча раскачивал худой ногой, обутой в странного вида башмак. Посиделки затягивались, Женька невежливо зевнул, и не дожидаясь ответных реплик и жестов от полуночного визитера, погрузился в крепкий здоровый сон.