Текст книги "Лекарь (СИ)"

Автор книги: Таня Смитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Женька снова поклонился и на всякий случай повторил вступительную речь, правда в этот раз избегая чарующих улыбок.

«Так заходите, чего уж! – гостеприимно раскинул руки огромный хозяин, – три монеты за двоих весьма божеская цена. Не то, что у Гостомысла в его харчевне за пять монет. Там только помои жрать, а у меня и стол приличный, и крыша не дырявая. Проходите, всего три монеты за двоих!»

Женька помотал головой, пытаясь собрать в стройный ряд рассыпающиеся мысли и решительно шагнул на порог, незаметно подталкивая меня за собой. О каких трех монетах велась речь, никто из нас так и не понял, но от голода сводило кишки, а обещанная недырявая крыша рождала весьма заманчивые картины долгожданного отдыха.

Из-за могучей спины Гурвина выглянула вертлявая бабенка, неизвестно, когда оказавшаяся возле дверей.

«Проходите, – пропищала она, сверкая темными глазками, – через пару минут подадут горячее. И всего за три монеты.»

Загадочные три монеты не давали мне покоя, и я сделал Женьке знак разузнать, о какой валюте идет речь.

«Так знамо о какой, – разом включая настороженность, прогудел хозяин, – тута вовсе три валюты, золотая, серебряная, медная. Другой нету. Так вот я, к примеру, завсегда в серебре беру, не то, что жадюга Гостомысл, тот даром, что пять монет требует за постой, так еще и в золотой валюте. Так что, в обиде не останетесь!»

Я невесело усмехнулся и сделал вид, что подсчитываю наличку. Что это за монеты, и где они имеют хождение не возникало даже предположений, поскольку в мире давно все пользовались единой электронной системой расчета. В довольно частых случаях используя ее печатный эквивалент, но и в этом варианте речь всегда шла об электронных деньгах. Ни про какие монеты население не слышало уже несколько десятков лет. Ну, кроме, пожалуй, жителей Нордсвилла.

Решив отложить расчеты на потом, я предложил сначала подкрепиться, а уж после озадачиться проблемой финансов. Я весьма выразительно уставился на Женьку, транслируя ему в мозги очередные задачи, и тот, в который раз продемонстрировав природное обаяние, любезно согласился немедленно приступить к приему пищи. Нашему вниманию всего за три монеты было представлены блюда, с легкостью удовлетворившие бы аппетит роты голодных солдат. На резных деревянных подносах высились куски жареного мяса, а холщовыми полотенцами были стыдливо прикрыты огромные ломти домашнего сыра, свежего хлеба и высокие кувшины темного душистого пива. Вечно голодный Женька только удивленно крякнул, окидывая взглядом поле гастрономического изобилия.

«Тихон, – восторженно прошептал он, – врежь мне так, как ты умеешь. Я, вероятно, сплю, и поэтому, прямо сейчас желаю убедиться, что химические концентраты не исчезли из моей жизни навсегда!»

Я глухо усмехнулся, все еще пряча морду под синтетическим шарфом, и нехотя выполнил щемящую просьбу единственного брата. Женька пискнул и неосознанно дал мне сдачи, все же убедившись в реальности происходящего.

С непривычки мы смогли осилить только едва ли третью часть принесенных харчей, чем вызвали откровенное сожаление хозяйки.

«Вы, что ли хворые? – участливо забеспокоилась она, поглядывая на мою замотанную рожу, – или наши угощения вам не приглянулись?»

Помня об отношении населения к занедужившим, я отчаянно замотал головой, а Женька тут же уверенно отозвался:

«Мы совершенно здоровы, не беспокойтесь. А угощение очень вкусное, просто с дороги хотелось бы немного отдохнуть. Долгий путь и все такое…»

Марта недоверчиво оглядела нас еще раз и остановив на мне внимательный взгляд, все же уточнила:

«А вот этот молчаливый красавчик точно здоров?»

Женька призвал на помощь все свое самообладание и как можно убедительнее заявил, от волнения повышая голос:

«Совершенно здоров, просто устал с дороги. Как, впрочем, и я. Мы будем вам признательны, если вы покажете нам нашу комнату. За три монеты.»

Марта кивнула и нехотя потянулась за полотенцем, смахивая на пол крошки со стола. Я бодро поднялся, тщательно следя за тем, чтобы мои лапы не попадались на глаза насторожившейся хозяйке, и выразил готовность немедленно отправиться спать. Женька повторил мой маневр, в нетерпении сжимая кулаки.

Комната под недырявой крышей оказалась весьма вместительной, но нереально темной, поскольку крошечные окошки были тщательно затянуты мутной пленкой, в последствии оказавшейся обычным бычьим пузырем. В целом, подобные интерьеры вызывали мало недоумения, учитывая полное отсутствие производства промышленных и продовольственных товаров. Последние лет пять многие использовали всякие подручные средства, обустраивая свой быт. Однако, несмотря на весьма правдоподобные объяснения увиденному за последние пару часов, у нас с Женькой продолжали возникать вопросы, которых с каждой минутой становилось все больше.

«Как ты думаешь, Тихон, – негромко заговорил Женька, приподнимаясь на широкой дубовой кровати, – что за странный город, этот Нордсвилл? Здесь даже харчи сохранились. И люди какие-то странные? Когда я жил в горах, там только и разговоров было, что о тварях, обращенных, вакцине и тому подобных проблемах. Здесь же за все время ни слова не было сказано о всемирной напасти. Что не так с этими людьми?»

Женька замолчал, уставившись в потолок, и некоторое время не произносил ни звука. Его настороженные расспросы пробудили в моей голове новые сомнения. А что, если господин Свиридов все же изобрел ту самую сыворотку, подчиняющую сознание и провел очередной опыт. Поведение местных нельзя назвать агрессивным, они слишком доброжелательны для послушных исполнителей чужой воли, однако их общая одинаковость неизменно отсылает к смелым опытам Ивана Ивановича. Под неторопливое течение околонаучных идей мое сознание затуманилось, и я постепенно погрузился в состояние легкой дремоты, превратившейся в крепкий здоровый сон.

Среди ночи нас разбудили заполошные крики, шум сдвигаемой мебели, звон разбившихся глиняных кувшинов. Спросонок я живо представил себе визит групп реагирования, прочесывающих местность в поисках тварей. Внезапно возникшая в голове картина согнала остатки сна и подбросила меня на кровати. Женька давно уже не спал, настороженно прислушиваясь к грохоту и кидая на меня нечитаемые взгляды.

«Что там происходит? – пробормотал он, заметив мое пробуждение, – на облаву вроде не похоже. Что-то случилось, Тихон»

В моей голове, как по команде, возник длинный список причин, по которым мне не следовало бы попадаться на глаза властям, и решение сбежать из гостеприимного трактира обозначилось само собой.

«Уууиии, еаа,» – оповестил я приятеля о своих планах и потянулся к синтетическому шарфу. Наша комната располагалась под самой крышей, и если воспользоваться общей паникой, развернувшийся внизу, можно попробовать уйти через чердак. Женька уже давно научился разбираться в моих невнятных завываниях и без возражений поддержал идею побега. Благодаря моим новым сверх способностям мне без труда удалось преодолеть неровные скаты трактирной крыши, и уже спустя десяток минут мы с Женькой неслись по темным улочкам ночного Нордсвилла. Женька то и дело оборачивался, рискуя свернуть себе шею, и прислушивался к шуму возможной погони. Однако, грозные разборки не торопились покидать пределы ночлежки. Возможно, бравые солдаты безопасности все еще крушат простенький интерьер трактира, отыскивая ненавистных тварей. То, что охота объявлена именно на них, ни у меня, ни у Женьки не вызывало сомнений. По словам ныне покойного Захара, подобные рейды были не редкость даже в таких незамутненных провинциальных городишках. Промчавшись мимо притихших невысоких домов, мы уткнулись в прочный забор, выложенный из камня. Что скрывалось за столь внушительным ограждением, оставалось только догадываться, и возможно было чистым безумием соваться на неизведанную территорию, однако у нас не оставалось выбора. По обеим сторонам узкой улицы толпились частные дома, а страх преследования гнал нас, подталкивая в спину. Женька подпрыгнул, цепляясь за неровный край ограждения, и ловко перебросил свою худую тушку в чужой двор. Я привычно повторил его маневр, с удивлением обнаруживая, что двор, где мы оказались, вовсе не частный, и в целом на двор не похож. То, что открылось нашему взору, скорее являлось местным кладбищем, о чем красноречиво говорили торчащие повсюду каменные силуэты надгробий. Женька с суеверным ужасом засобирался обратно, явно не желая оставаться ночью в таком неприглядном месте. Если бы я умел говорить, то наверняка убедил бы заполошного брата, что круче места для укрытия придумать невозможно, что недалекие вояки, несмотря на внешнюю храбрость, побоятся сунуться на погост, и что до утра мы в полной безопасности. Но говорить я не умел, а мои настойчивые повизгивания звучали крайне неубедительно. Покружившись по местности и еще раз удостоверившись в правильности первоначальных выводов, мы все же рискнули сделать небольшой привал. Тем более, что сразу найти выход из скорбного места у нас не получилось. Женька, утомившись переживать, со вздохом присел на одно из каменных оснований и пристально всматриваясь в мою искаженную морду, проговорил:

«Ты идиот, Тихон. А в образе чудища идиот вдвойне. Начерта ты приволок нас на этот погост? Скорей всего тут где-то поблизости бродит сторож, и сейчас он обязательно сбежится на шум. Как ты объяснишь ему свое нахождение здесь? Скажешь, что пришел навестить дядюшку? Так ты и этого не скажешь. Ну промычи мне, как нам выбраться из очередной жесткой ситуации, а?»

Я с искренним изумлением слушал Женькины откровения, не в состоянии напомнить ему, что он первый перелез через стену, а что касается сторожа, то тот наверняка не станет поднимать панику, поскольку давно привык ко всякого рода явлениям. Вместо долгих объяснений, я присел рядом с приятелем и машинально принялся обрывать растения, украшавшие чей-то вечный приют. Внезапно меня привлек очень знакомый запах, источаемый сорванной травой. Каково было мое изумление, когда в растении я узнал редкую лекарственную траву, способную творить чудеса в области медицины. Я, повинуясь порыву, набил карманы безразмерных штанов ценным растением и на всякий случай огляделся по сторонам. Почти каждое надгробие было обсажено лекарственными травами, которые давно уже считались редкими и имели баснословную ценность в кругах практикующих лекарей. Увидев перед собой благую цель, я богохульно принялся обносить могилы, с жадностью пихая в карманы лекарственные образцы. На все Женькины ошарашенные взгляды и реплики я только многозначительно взрыкивал, предлагая ему заткнуться. Когда мои запасы пополнились, я удовлетворенно выдохнул и снова занял место возле обалдевшего брата.

«Ты чего это, Тихон? – едва слышно проговорил он, – чего ты ползал тут по грязи? Придумай лучше, как нам свалить отсюда. Местные пейзажи вызывают оторопь и романтике не способствуют. Я хочу домой, Тихон. Отвези меня хотя бы в горы. Там, разумеется, у меня и дома-то никакого нет, но там я привык. Знаешь, последние лет пятнадцать я жил на склонах и вполне был доволен жизнью.»

Пока Женька предавался тоскливой ностальгии, позади нас послышались чьи-то размеренные шаги. Мое живое воображение мигом нарисовало пугающие иллюстрации к эпизодам зомби апокалипсиса, сопроводив их разными звуковыми эффектами. Поэтому, когда перед нами возник скрюченный дед, явно живого происхождения, я испытал нечто вроде разочарования.

«Кто вы такие и чего тут делаете? – очень равнодушно прошамкал он, а в моей голове прозвучала Женькина реплика о покойном дядюшке.

«Мы заблудились, – без затей озвучил Женька, – пришли навестить родственников, но не нашли их надгробий. Помогите нам выбраться отсюда.»

Дед еще больше скрючился, видимо так пытаясь четче осознать услышанное и недоверчиво уточнил:

«Они что же, прямо тут проживают?»

«Кто? – озадачился Женька.

«Ну, родственники эти ваши, – охотно проговорил дед, – к которым вы пришли?»

Женька уставился на неясного собеседника и с сомнением повторил:

«Они умерли давно, разумеется.» – в речи Женьки зазвучала неуверенность, а я подумал, насколько точны наши выводы относительно погоста.

Дед с пониманием кивнул и сделал знак следовать за ним. Мы бодро приподнялись с насиженных мест и пошлепали за загадочным проводником, осторожно обходя сровнявшиеся с землей старые могилы. Дед своим совершенно безучастным видом странным образом располагал к разговору и любопытный Женька, не удержавшись, весьма смело поинтересовался:

«А что, в вашем городке справились с эпидемией? Каков процент заболеваемости?»

Женька умело жонглировал привычными фразами, последние пять лет наводнившими все средства массовой информации, однако для деда они прозвучали будто бы впервые.

«Заболеваемости? – переспросил он, – ну было пару случаев, конечно. Прошлой зимой Иннокентьевна слегла, думали все, кранты. Ну да ничего, оклемалась. Сейчас вот бегает, скандалы учиняет. Покоя от нее нет!»

Женька вопросительно оглянулся на меня и ничего уточнять не стал, опасаясь вызвать ненужные вопросы. Дед, погрузившись в события прошлой зимы, принялся перечислять другие напасти, никак не связанные с всемирной эпидемией, подробно останавливаясь на проблемах подвоза питьевой воды и постройке нового склада для леса.

«Совсем от рук отбились, ироды, – сокрушался он, – то у них пьянка, то свадьба, а сарай-то недостроенный стоит. Зима на носу, а куда лес сгружать?!»

«А твари? – пошел ва-банк любопытный Женька, – они у вас появлялись?»

Дед снова хмыкнул, с трудом переключаясь с бытовых реалий на мировые проблемы.

«Ну так и зимы еще не было толком, – рассудительно заявил он, – все твари с наступлением холодов сбегаются, только держись. Прошлой зимой мне корову загрызли, единственная кормилица была. Мужики, те, что помоложе, облаву устраивали, отстреливали целыми выводками, да толку-то. За лето наплодятся и по-новой! Волки звери лютые, но умные. За то и уважаю!»

По всему выходило, ни о каких преображенных тварях, терзающих целый мир, в Нордсвилле не слышали, а самой страшной проблемой для местных жителей являлись стаи волков. Конечно, сделанные выводы требовали подтверждения, и слова старого деда принимать на веру не стоило, но Женька ободрился и тем, что уже услышал. Весь его вид говорил о желании продолжить беседу, но впереди показались очертания кладбищенских ворот и разговор пришлось прервать. Дед кивнул нам, прощаясь, но на минуту задержался и с интересом посмотрел на меня.

«А с тобой что приключилось? – все так же равнодушно пробормотал он, – странный ты какой-то. Зубы болят?»

Я весьма правдоподобно закивал, а дед, загадочно усмехнувшись, знаком приказал подождать его у ворот.

«Что происходит, Тихон? – забормотал Женька, как только дед скрылся за высоким надгробием, – вероятно сюда эпидемия просто не дошла. Если ты прямо сейчас кого-нибудь тут покусаешь, то станешь основателем проблем, поинтересней недостроенного сарая».

Дед вернулся и протянул мне сморщенный пучочек какой-то травы, аккуратно перетянутый толстой шерстяной ниткой.

«Пожуй на больном зубе, боль и отпустит, – напутствовал он, разворачиваясь, чтобы уйти обратно за высокое надгробие. В свете изложенных новостей я без смущения продемонстрировал деду уродливую конечность, забирая угощение, а дед снова притормозил, вспоминая траву от очередного моего недуга. Видно, сразу на ум ничего не пришло, и он наконец-то оставил наше блистательное общество насовсем.

«Пойдем отсюда, – вполне обыденно проговорил Женька, косясь на гербарий, – пожуй, Тихон, хуже не будет.»

Я просунул под широкое забрало сморщенное лекарство и с удивлением обнаружил, что оно состоит из нескольких растений, одно из которых показалось мне знакомым. Именно такую траву я собирал нынче ночью, оскверняя чье-то вечное пристанище.

Торчащие из пасти слюнявые зубы, здоровые и крепкие, мешали мне по достоинству оценить вкус и пользу предложенного угощения. Сожрав пучок, я сыто рыгнул и невнятно прогудел:

«Я скучаю по тому времени, когда мог, не стесняясь, жрать коньяк, заедая его неполезными нарезками.»

После чего испуганно остановился и повторил еще раз:

«Я скучаю по тому времени, когда…»

«Я тебя понял, Тихон, – тут же отозвался Женька, – надеюсь, это не единственная фраза, которую ты научился произносить.»

Осененный внезапной мыслью, я сдернул с морды синтетические вериги, и в то же мгновение откуда-то сбоку раздался испуганный возглас. От неожиданности я повернулся к источнику звука и вызвал истерический припадок у довольно молодой женщины, случайно оказавшейся поблизости.

«Надень шарф обратно, Тихон, – угрожающе прошипел Женька и принялся успокаивать разволновавшуюся мадам. Она не слишком поддавалась Женькиным красочным объяснениям моей сказочной внешности. На все его рассказы о нападении на меня стаи диких волков, женщина только шумно вздыхала и прижимала к лицу дрожащие ладони.

«Ох, вот ведь, горе какое! – повторяла она, не сводя с меня настороженных глаз, – покоя нет от этой напасти. Прошлой зимой целыми стаями приходили из леса, могли и человека загрызть!»

Женька сочувственно кивал и попутно выяснял у милой горожанки, где возможно отыскать недорогой ночлег двум измотанным странствиями путникам.

«У нас нет ни единой монеты, – проникновенно признавался Женька, – но мы можем отплатить за ночлег какой-нибудь работой по дому. Я умею готовить, еще неплохо плотничаю, хорошо считаю, а мой друг разбирается в медицине.»

Разрекламировав наши немногочисленные умения, Женька вызвал у незнакомки искреннее сострадание, и она, немного успокоившись, вполне доброжелательно произнесла:

«Я живу тут неподалеку. И у меня действительно найдется для вас домашняя работа.»

Часть 3

Глава 17.

В Нордсвилле все оказывалось неподалеку. По счастливому стечению обстоятельств, милая барышня, представившаяся нам Тихомирой, жила напротив кладбища в приземистом уютном домике. Во всех трех комнатках царил тот идеальный порядок, что сопровождает очень аккуратных хозяек, живущих без мужа. Дом основательно требовал ремонта, и мне становилось понятно, почему добросердечная леди так легко согласилась принять на постой двух незнакомых мужиков. Тихомира любезно усадила нас за идеальной чистоты стол, гостеприимно размещая на его внушительной поверхности разнообразную снедь. Истосковавшийся по нормальной еде Женька только потрясенно взмахивал руками, оценивая изобилие настоящих харчей. Тихомира, сдержанно улыбаясь, бросала на Женьку заинтересованные взгляды, рождая во мне глухое недовольство. В любой другой ситуации я без труда бы завоевал ее внимание, оставив Женьку за бортом, однако сейчас, неисправимый бабник вовсю пользовался случаем, расточая миловидной хозяйке ласковые улыбки. К моменту завершения торжественной части, Тихомира была сражена наповал Женькиным обаянием, оставив на мою долю несколько сочувствующих взглядов и глубоких вздохов.

В наше распоряжение была предоставлена одна из трех комнат, скромно обставленных самодельной мебелью, изрядно потрепанной временем. Когда за гостеприимной хозяйкой закрылась дверь, я не удержался и мстительно пробубнил, не до конца освоив вербальные премудрости:

«Ты делаешь успехи, Варвар-завоеватель. Возможно после того, как ты продемонстрируешь хозяйственной Тихомире свое столярное мастерство, она позволит тебе похвастаться и другими умениями!»

Женька самодовольно хмыкнул и доверительно сообщил:

«Кажется, ты прав, мой звероподобный друг. Думается, мне и не придется напрягаться с тесаками и рубанками!»

Моя внутренняя дикая тварь, с таким трудом укрощенная и затихшая, вновь зашевелилась в глубинах подсознания, поскольку я, не дав развить Женьке чудесные мысли, угрожающе зарычал, скаля зубы. Бродяга тут же напрягся и вполне миролюбиво закончил:

«Да вот только я не собираюсь разводить тут шашни. К тому же Тихомира не в моем вкусе»

Наутро ответственная хозяюшка решила заполировать произведенное раньше впечатление, и, дождавшись нашего пробуждения, пригласила к богато накрытому столу. Того, что было призвано служить нашим завтраком, нам с лихвой хватило бы дней на десять, а если включить режим экономии, то неделю мы могли бы питаться только пирогами, заботливо поданными к чаю вместе с кувшином домашних сливок, неизменным куском домашнего сыра и чего-то такого, чему я не знал названия.

Женька, не забывая мою ревнивую реакцию на проявление всякого вида ухаживаний, держался степенно и в разговоры не лез. Тихомира, усевшись напротив, тут же принялась жаловаться на горькую судьбу, ненароком перечисляя все то, что могло бы пойти в уплату нашего долга. Жалостливый Женька, не выдержав хозяйственного натиска, вставлял уточняющие вопросы, косясь в мою сторону и отслеживая реакцию. Сегодня его неисправимый кобеляж больше не выбешивал меня, и я благосклонно вызвался помочь ему чинить стену сарая, ставшую первым номером нашей хозяйственной программы.

«Ты поправишься, Тихон, – начал миротворец Женька, едва мы остались один на один с покосившейся стенкой, – речь к тебе уже вернулась, значит и остальное тоже сможет восстановиться. К слову, если не демонстрировать твою жуткую пасть, тебя можно назвать весьма привлекательным. Тихомира просто не до конца оценила все твои скрытые достоинства.»

Подобные ободрения звучали слишком жалостливо, чтобы вернуть мне прежнюю уверенность, и я переключил Женькино внимание на более насущные дела. До самого обеда мы провозились на заднем дворе, восстанавливая руины сарая. Тихомира время от времени наведывалась к нам, останавливаясь в нескольких шагах и придирчиво оглядывая результаты нашей неторопливой работы. В таком режиме мы провели несколько дней, неизменно каждое утро отправляясь во двор исполнять разные поручения. Женщина держалась с нами приветливо, однако к откровенным разговорам не стремилась, поэтому для нас стало большой неожиданностью появление однажды утром пары детишек-погодок. Тихомира возилась с обедом в доме, и поэтому мы стали первыми, кто попал в поле зрения любопытной детворы.

«Привет, – довольно решительно обратился к нам карапуз лет пяти, – вы с мамкой живете?»

Женька весело хрюкнул, а я решил промолчать, не уверенный в красоте звучания собственной речи.

«Мы помогаем ей по хозяйству, – уточнил мой приятель, незаметно подмигивая мне, – а вы откуда тут взялись?»

«Нас бабушка выгнала, – охотно объяснила девчонка, выглядевшая немного постарше, – сказала, чтоб обратно уматывали, а то мамка новых хахалей завела. Вот мы и вернулись. Вы к ней надолго?»

Женька пожал плечами, становясь серьезным.

«Пока не выгонит,» – отозвался он, прилаживая доску к забору.

«Значит ненадолго, – резюмировала девочка и презрительно скривилась. – ее прошлый хахаль три недели продержался. А кто вы такие?»

Девчонка сообщала интригующие подробности так естественно, как будто в Нордсвилле считалось доброй традицией менять мужиков каждую пару недель. Во мне заговорил шкодливый пацан, и я решил наглядно объяснить странной девчонке, кто на этот раз поселился в доме их матушки. Откинув с морды неизменный шарф, я «приветливо» улыбнулся, чем вызвал у девчушки бурю неподдельного восторга. Мальчишка же попросту зажмурился, выражая полное нежелание поддерживать со мной дружеские отношения.

«Ух, ты, – искренне восхитилась она, – чудище! А ты чего такой? Я на ярмарке осенью видала громадную собаку, всю черную и пасть у нее такая же была. Ты тоже собака?»

Я замотал шарф обратно и только кивнул. Хулиганский азарт прошел, когда я вспомнил, что отныне я вынужден вызывать только такую реакцию у всех, кто не побоится глянуть в мою сторону. Дети еще некоторое время переминались с ноги на ногу, поглядывая на новых гостей, после чего направились к дому.

«Вот так, друг мой Женька, – подвел я итог состоявшимся переговорам. – милая хозяюшка превратилась в обычную любительницу погулять, а заодно и подлатать пошатнувшееся хозяйство. Пойдем обедать, приятель, забор готов.»

Женька коротко кивнул и, сложив инструмент, зашагал к дому. Тихомира снова радовала нас разносолами, старательно демонстрируя скромность воспитания и кроткость нрава.

«А что же детвору не позвали, хозяюшка? – поинтересовался нетактичный Женька, – тут на всех хватит.»

Тихомира, не меняя смиренного выражения милого личика, только махнула рукой.

«Наиграются, сами прибегут, – равнодушно отозвалась она, – видать к трактиру помчались, на пожар глядеть.»

«На пожар? – тут же заинтересовался Женька, – в трактире?»

Мне на память пришли события недельной давности, с шумными разборками и битьем посуды, состоявшимися в упомянутом трактире. Не удержавшись, я решил впервые подать голос.

«В трактире у Гурвина?» – глухо проговорил я, прилагая к изложению фразы все усилия.

Тихомира вздрогнула от непривычного звучания и кивнула.

«Гурвин жадный и злой человек, – неожиданно произнесла она, – у него много недругов. Последнее время его оставили в покое, забыли про его существование. Но неделю назад его главный соперник в ночлежном деле снова объявился. Гурвин ему монет должен, да все никак не отдаст. Вот конкурент и злиться. Ночью к нему заявился, драку учинил. Мебель поломал, посуду побил. Да и поделом!»

Местные разборки конкурирующих организаций не вызвали во мне никаких эмоций. Во все времена люди топили друг друга, пытаясь выжить в условиях жесткого бизнеса, поэтому и Гурвин, и его взыскательный собрат по цеху оставил меня равнодушным.

Жизнь в Нордсвилле постепенно возвращала нам размеренное и неторопливое восприятие действительности. Время, проведенное в провинциальном городишке можно было сравнить с переваренным киселем, вязким и безвкусным. Через пару дней после пожара в трактире милая Тихомира известила нас о закончившихся домашних делах и намекнула на скорое расставание.

«У семейства ежей недавно крыша обвалилась, – сообщила она нам шокирующую новость, прощаясь у порога, – вы можете помочь им, я думаю, они не откажут.»

Женька, едва сдерживая ржач, с трудом уточнил адрес несчастного семейства и поблагодарив за приют, уверенно зашагал прочь.

«Пойдем, поживем у ежей, – пробормотал он, отыскивая нужную улицу, – кем бы они не оказались. А когда мы отремонтируем здесь весь город, пойдем обживать новые территории.»

Загадочное семейство к ежам не имело никакого отношения. Хозяин, огромный плечистый мужик, настороженно выслушал наши предложения, и нехотя посторонился, пропуская в дом.

В день знакомства мы узнали от любезной госпожи Ежихи, что подобная практика проживания давно принята в благородных семействах и ничего, кроме уважения, не вызывает.

«А всякие нездоровые фантазии оставьте при себе, молодые люди, – наставительно объявила матрона в ответ на наши двусмысленные комментарии».

Конечно, вместо того, чтобы таскаться по чужим дворам, нанимаясь на работу, мы могли бы заночевать в какой-нибудь канаве, а наутро стащить пару кусков пирога на местном рынке. Однако давние отголоски воспитания диктовали нам свои условия, не позволяющие скатываться в маргинальную бездну. К тому же мне начинало нравиться шокировать наивных граждан своим нестандартным видом. Мы с Женькой давно приняли обнадеживающую мысль о полном неведении местных о мировых катастрофах и катаклизмах, и уже без опасения демонстрировали пугающие последствия незнакомого им недуга. Господин Еж, впервые увидев мои чудовищные лапы в сочетании со слюнявой мордой, долго шептал слова молитвы и взмахивал руками, ограждая себя от потусторонней скверны. Потом, немного пообвыкнув, на второй день уже с видимым, почти научным интересом разглядывал мою пасть, норовя влезть в нее грязными пальцами.

«Как же тебя так угораздило? – сокрушался он, не отводя от страшной рожи любознательных глазок, – такой молодой и такой уродливый, бедолага!»

Главе Ежей было незнакомо чувство такта, впрочем, он и не скрывал свою невоспитанность, неустанно повторяя о простоте местных нравов и открытых людях. Весь второй день мы провели с Женькой, латая прохудившуюся крышу, то и дело прыгая вверх-вниз, и мечтая о крепком здоровом сне. Даже мое почти звериное здоровье сдавалось под натиском требовательного Ежа, неизменно появляющегося во дворе контролировать нашу работу, и время от времени угощать весьма сытным не то обедом, не то очередным завтраком.

«Силы должны восстановиться, – наставительно повторял он, пичкая в нас куски прожаренного мяса и домашнего сыра, – иначе не будет слаженной работы!»

Когда, наконец, с крышами было покончено, добросердечный хозяин снова пригласил нас к богато накрытому столу. Что говорить, в Нордсвилле пожрать любили. С каждого края необъятной обеденной мебели свисало по внушительному куску копченого мяса, а центр стола украшали обязательные пироги с разными начинками. Женька только вздохнул, незаметно хлопая себя по отожравшимся бокам.

«Тихон, я не хочу обидеть хозяев, но неужели это их ежедневный рацион? – прошептал он, наклоняясь к моей слюнявой морде, – всего этого мне хватило бы на год. Я больше не могу столько жрать, сотвори нам какое-нибудь чудо, избавляющее нас от беспрерывного жрача.»

Чудес я сотворять не умел, но стоило нам в который раз сесть за стол, как за окном послышались чьи-то испуганно-обозленные крики и отчетливый топот сотен ног. Так во всяком случае, показалось мне, когда взволнованный Еж распахнул входную дверь, знакомясь с ситуацией. В Нордсвилле явно произошло что-то выходящее за привычные рамки. Обычно тихий городишко был наводнен местными жителями, большинство из которых были вооружены факелами, а оставшиеся многозначительно перебрасывали из руки в руку топоры и лопаты. Вся толпа целенаправленно двигалась к ежиной норе, выкрикивая оскорбительные слова, правда, не понятно, кому адресованные.

«Я сотворил тебе чудо, – хмыкнул я, наблюдая за толпой, – вряд ли социально активный Еж возобновит прерванную трапезу и не примкнет к народному восстанию»

Когда решительно настроенные граждане приблизились ко двору ежиного семейства на расстояние нескольких метров, мы с Женькой отчетливо расслышали угрожающее:

«Сжечь колдуна! Сжечь! Долой! Прочь из нашего города, грязный урод!»

Женька негромко хмыкнул и повернувшись ко мне в пол-оборота, негромко прокомментировал:

«Похоже, пришли по твою душу, Тихон. Чудо ты уже сотворил, а что касается твоей красоты…»

Я только недовольно рыкнул, привычно реагируя на Женькины приколы, однако дальнейшие события, показали, что в его словах есть доля истины.

Самый смелый из восставших, или самый обозленный, решительно вышел вперед и грозно проорал, обращаясь к Ежу:

«Зови сюда грязное чудовище, да поживее, любезный! Если не желаешь увидеть, как исчезает в огне твое жилище!»