Текст книги "Дворец Посейдона"
Автор книги: Тамаз Чиладзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 41 страниц)
На земле лежал снег. Снег покрывал все: дороги, улицы, крыши. Когтями вцепился он в голые ветви деревьев. Упорно и спокойно лежал он на ветках, словно собирался остаться здесь навсегда. С водосточных труб и крыш свисали длинные сосульки, словно замки, наложенные зимой. Зазе казалось, что все, кто сидит сейчас в самолете, тоже думают о снеге. И вглядываются в следы, оставленные на снегу. Не перестают думать и тогда, когда стюардесса раздает завтрак и когда после завтрака закуривают сигарету, или просматривают журнал, или играют в шахматы, или просто дремлют в кресле.
Самолет приземлился во Внуковском аэропорту. Все направились к зданию аэропорта и терпеливо встали в очередь за багажом. А Заза пошел к выходу.
– Заза! – крикнул ему Давид. – Куда вы?
– На автобус!
– А багаж?
– У меня нет багажа.
– Подождите, пойдем вместе!
– Хорошо.
Заза опустился в кожаное кресло. Мимо него прошествовало семейство Шалико. Он держал в руках два большущих чемодана – лицо у него было счастливое, он о чем-то возбужденно говорил жене. Она тоже, как видно, была в прекрасном настроении.
– Я же тебе говорила, говорила! – твердила она.
Потом мимо Зазы прошел солдат, он улыбнулся и кивнул Зазе, побежал к выходу, туда, где его ждала пожилая женщина, повязанная большим белым платком, в больших неуклюжих валенках. Солдат хотел поднять женщину на руки, та отбивалась, смущенно смеясь. Затем солдат вынул из своего сундучка гармошку и вдохновенно задул в нее. Женщина прикрыла ему рот ладонью, испуганно оглядываясь по сторонам.
Наконец появился и Давид. В одной руке он держал портфель, в другой огромный чемодан, который время от времени подталкивал коленом.
Заза встал:
– Давайте, я вам помогу.
– Вот, возьмите этот портфель!
Заза взял у него портфель, и они вышли из здания.
– Кто сказал, что в Москве холодно? – Давид сложил губы трубочкой и с силой выдохнул – изо рта струился пар.
– Автобус, по-моему, здесь останавливается, – Заза указал на небольшую группу ожидающих пассажиров.
– Поедем на такси, – сказал Давид и, засмеявшись, продолжал: – Отсюда я всегда еду на такси, а когда возвращаюсь – на автобусе.
На остановке такси собралась длинная очередь. Но машины подкатывали одна за другой.
В машине они сидели молча. Молчание опять нарушил Давид:
– В какой гостинице вы остановитесь?
– Я должен вернуться обратно сегодня вечером.
– Сегодня вечером?
– Да.
– Я буду в гостинице «Москва».
– Прекрасная гостиница – и в центре, – Заза как бы продолжал недосказанную Давидом мысль.
Они снова замолчали.
– Буду рад, если вы зайдете ко мне, – спустя некоторое время проговорил Давид, – разумеется, если у вас останется время.
– Благодарю.
– До семи часов я буду у себя.
– Большое спасибо.
– Вот и хорошо. А теперь – куда вам ехать?
– Я тоже сойду у гостиницы.
– Почему? Скажите, куда вас подвезти?
– К гостинице, это рядом.
– Как угодно.
«Что может быть лучше знакомства с хорошим человеком, – думал Заза. – Как он просто держится, словно мы с ним ровесники. Если бы все были такими… А может быть, все это наигранно? Нет, такие не притворяются! Интересно все же, что он думает о Торнике? Он даже избегает говорить о нем. А как он радовался, когда увидел небо. Нет, такие не умеют притворяться!»
Обойдя памятник Марксу, Заза перешел к гостинице «Метрополь» и зашагал по подъему. Снег сгребали с тротуаров, и тротуары были до удивления чистые и сухие. Мерзли руки, и лицо стыло на морозе. Он выбросил сигарету: курить в такой холод было неприятно.
«А многие играют! Им могут позавидовать первоклассные актеры. Куда актерам до них! Как они мастерски гримируются, надевают маску. Как искусно изображают понимание и сочувствие. Даже плачут, а как смеются? Смеются так искренне, так сердечно, а сердце у них такое же пустое и равнодушное, как почтовый ящик. Да-да, как почтовый ящик. А я в него опускаю письма и, как дурак, пишу в них все, что думаю, все…
Неужели для того, чтобы жить, обязательно надевать маску? И как здорово они подбирают маски! У одних – маска веселья, у других – мудрости, а третьи прилаживают шутовскую, шутам многое сходит!»
Заза завернул в маленький тупичок. Там стояло несколько зданий, безликих, как школа или родильный дом. Тупик был завален снегом, и тротуара под ним не было видно. Номер дома, который он искал, оказался Прикрепленным к самой верхушке деревянных ворот. В воротах была вырезана небольшая дверь. Заза толкнул дверь и очутился в темной подворотне, где было два подъезда, друг против друга. Заза почему-то выбрал левый подъезд, наверно, потому, что он шел по правой стороне. В подъезде тускло горела лампочка и в конце трехступенчатой корявой лестницы виднелась другая дверь. Заза позвонил. Спустя некоторое время послышался звон ключей, щелканье открываемого замка, и в дверях появилась невысокая женщина в очках. Заза спросил Магду. Да, она действительно жила здесь, но в настоящее время ее дома не было, она поехала за город кататься на лыжах.
– Сегодня ведь воскресенье, – сказала женщина и улыбнулась, словно хотела сказать этой улыбкой: кто же в воскресный день останется в городе!
Для Зазы это было полной неожиданностью. Он нарочно выбрал воскресный день, рассчитывая непременно застать Магду дома. Ему и в голову не приходило, что Магда может отправиться на лыжную прогулку. Он не знал, что ему теперь делать, и продолжал стоять, словно не веря, что Магды нет дома.
– Когда она вернется? – спросил он.
– Поздно, – женщина, кажется, заметила, что он опечален, – позвоните ей завтра утром. – Она продиктовала номер телефона.
– Вы, случайно, не брат Магды?
– Нет.
Хотя у Магды нет брата.
– До свидания… извините!
– До свидания, позвоните ей завтра утром, – крикнула она вслед.
– Спасибо.
Заза повернулся и вышел на улицу. Ему просто в голову не приходило, что Магды может не оказаться дома.
После Кикети он долго не встречал Магду. Пожалуй, он даже забыл о ней… Как-то Лизико сказала ему, что Магда учится в Москве. Однажды на проспекте Руставели он мельком увидел ее – она сидела в машине Бадри. И это все. Целых три года он ее не видел. Как-то, перебирая книги, он нашел ту карточку, которую случайно захватил на даче.
Долго он смотрел на фотографию, словно старался возвратить старое, минувшее настроение. Но так и не вспомнил ничего такого, что могло бы взволновать его.
Он упорно вертел ее в руках, как старый ни к чему не пригодный листок календаря. Он даже удивился, как до сих пор не потерял этого фото. Но потом он взял ножницы и решительно разрезал фотографию пополам, теперь оставалась одна Магда.
Встретились они совсем неожиданно, на весенней выставке молодых художников. Заза стоял перед скульптурой Очиаури, когда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел рядом высокую девушку. Заза опять повернулся к скульптуре, где что-то подбивало его оглянуться. Девушка продолжала смотреть на него, и взгляды их встретились.
– Здравствуйте, – сказала она.
Нет, он не узнал ее.
– Здравствуйте, Заза, – повторила она, догадавшись, что он не узнает ее, и улыбнулась.
Заза вгляделся внимательнее.
– Магда?
– Узнали наконец?
– Магда…
Она очень изменилась, даже как будто выросла, на высоких каблуках она была одного с ним роста. И волосы подстрижены коротко, свободное темно-синее платье не скрывало смелости ее оформившегося тела.
И глаза ее как будто совсем изменились, взгляд стал вдумчивее и трезвее, наверно, поэтому он сразу и не узнал ее. Магда держала, прижав к подбородку, маленькую белую книжечку, и больше всего понравилось Зазе именно то, как она держала книгу, словно на целом свете только одна Магда могла так прижимать книгу к подбородку.
– Как вы выросли! – невольно вырвалось у Зазы, он совсем не собирался давать ей почувствовать, что тогда, в Кикети, он считал ее ребенком.
– Выросла? А разве я когда-нибудь была маленькая?
Эти слова Заза слышал уже сквозь туман, который внезапно окутал его сознание.
– Вы учитесь в Москве? – спросил ее Заза.
– Да, в Москве, – голос шел откуда-то издалека, словно рождался в глубине зала и постепенно приближался к нему.
– Три года…
– Три года? – Магда догадалась, что хотел сказать Заза.
– Три года, – повторил Заза.
– Я здесь уже во второй раз, – сказала Магда.
Наконец Заза снова увидел Магду, до этого он не мог разглядеть ее из-за слепящего, режущего глаза света, который излучала она сама.
– Как вы выросли! – повторил Заза и почувствовал, что голос не подчиняется ему.
– Я похожа на жирафа! – засмеялась Магда.
– Нравится? – спросил Заза, протянув руку к карч тинам.
– Очень! – ответила Магда.
– Как вы выросли…
– А вы все такой же.
– Да, я такой же.
– А я правда выросла?
– Вы изменились.
– Я этого не чувствую.
– Три года…
– Я учусь в Москве, – опять сказала Магда.
– Вы во второй раз на выставке?
– Да, я была утром.
– Давайте сядем, – Зазе вдруг очень захотелось сесть, как будто, если он сядет, что-то непременно изменится.
– Давайте.
Они сели на длинную скамейку, стоявшую посреди зала. Заза, не спросясь, взял у Магды из рук книгу. Получилось, что он почти вырвал ее. Магда удивленно посмотрела на него и книгу выпустила не сразу.
«Что это со мной, – подумал Заза, – что я делаю?»
Он поспешно возвратил ей книгу.
– Оставьте себе, – улыбнулась Магда.
Заза растерялся: казалось, говорить не о чем, хотя он и чувствовал непреодолимое желание говорить без конца. Он страшно боялся, что Магда встанет и скажет, что она уходит. Больше всего на свете он боялся этого. Ведь он не знал, как ее удержать, если она захочет уйти… До каких пор может продолжаться этот бессвязный разговор? Ну, три минуты, ну, пять? А дальше?
– Вы, кажется, учитесь на математическом факультете, верно? – спросил Заза, только чтобы не молчать.
– Верно.
Зазе показалось, что Магде стало скучно, «Сейчас она уйдет», – подумал он.
– Когда окончите, вернетесь в Тбилиси?
– Вернусь непременно.
– А вы скучаете по Тбилиси?
– Очень.
Вот-вот порвется нить этого дурацкого разговора.
– Интересная выставка! – уцепился Заза за новую тему.
– Я не знаю ни одного художника.
– Все они мои товарищи.
– А я никого не знаю. Я никогда не была ни в одной мастерской.
– Хотите, сходим к одному из них.
– Вы серьезно?
– Вполне. Давайте прямо сейчас и пойдем.
– А они не сердятся?
– Как это?
– Когда к ним приходят гости?
– Этого еще не хватало!
Заза встал:
– Пошли?
Магда взглянула на него, и Заза отвел взгляд, боясь в эту минуту сотворить какую-нибудь глупость.
Потом Магда сказала:
– Пошли! – и встала.
Когда они вышли из галереи, она спросила:
– Нам куда?
– В Сабуртало.
– Сядем в автобус.
Некоторое время они ехали стоя, но потом места освободились, и они смогли сесть.
– Вы совсем не вспоминали меня? – вдруг спросила его Магда.
– Как же.
– А я вас вспоминала. – Лицо у Магды было такое, будто ничего особенного она не говорила, а у Зазы от ее слов сердце так и ёкнуло.
Потом Магда вынула из сумки конфету.
– Хотите?
– Нет.
– Пополам.
Она надломила конфету и половинку протянула Зазе.
– Люблю ездить в автобусе, – сказала Магда, – сидишь, как в театре, и смотришь на людей.
– Я не люблю, – ответил Заза.
Теперь Заза сердился на Магду, сам не зная за что. Может быть, потому, что не мог смотреть ей в глаза и не мог разговаривать с ней непринужденно.
Магда говорила об одном, а он отвечал ей совсем другое.
Магда смотрела в окно. На Зазу вдруг напал страх, что Магда раздумает ехать, вот встанет и выйдет из автобуса. В чем дело? Ни с одной девушкой он не чувствовал себя таким скованным. Это его еще больше обозлило, и он повторил слишком громко:
– Да, не люблю я автобуса!
Магда спокойно обернулась к нему и улыбнулась понимающей и успокоительной улыбкой. Все это время, пока они ехали, какой-то мужчина не отрываясь смотрел на Магду. Заза заметил это позже, чем следовало.
Мужчина был молод. Может быть, на несколько лет старше Зазы. Он стоял прямо над их головами, выпятив толстый живот. В одной руке он держал авоську, набитую болгарскими консервами из зеленой фасоли, а другой рукой вцепился в металлический поручень.
«Пусть смотрит, сколько влезет», – раздраженно подумал Заза.
Магда вдруг резко обернулась и посмотрела на мужчину, словно почувствовав на себе его липкий упорный взгляд. Он и сейчас не сводил с нее глаз. Магда снова отвернулась к окну.
Заза встал:
– Садитесь, пожалуйста! – сказал он толстяку и указал ему на свое место.
– Заза! – воскликнула Магда.
– Садись давай, не слышишь? – Заза грубо перешел на ты.
Мужчина вдруг завопил отчаянным голосом:
– Что ты от меня хочешь, что?
– Проваливай!
«В самом деле, что я к нему прицепился!»
Пузатый стал пробираться вперед и остановился возле кабины шофера. Он мрачно косился в сторону Зазы, и Заза услышал, как он сказал:
– Кругом одни хулиганы!
– Заза, что с вами? – спросила Магда и взяла его за руку: – Садитесь!
– Ничего, – пробормотал Заза, – извините меня.
Автобус остановился.
– Хулиган! – смело крикнул пузатый, спрыгивая вниз. Когда автобус отъехал, он еще долго грозил вслед кулаком.
«Откуда я знаю, – думал Заза, – что из себя представляет Магда. Этот Бадри… Мало ли с кем она познакомилась в Москве, с кем бывает. Я ведь ничего не знаю…»
Шли дни, а я все чего-то ждал. Сам не зная чего. Это ожидание наполняло мою жизнь смутными надеждами. Я все думал: завтра должно что-то случиться. Завтра… Завтра… Непременно завтра, или послезавтра, или после-послезавтра… В общем, когда-нибудь… И я радовался и на многое закрывал глаза. Ну и что же, что мне чего-то недостает или нет у меня того, чего очень хочется? Я твердо знал: всему, что должно когда-нибудь случиться, отведено свое место и время. Безликие дни, которые незаметно мелькали в ожидании, обретут свой четкий облик, и я начну новую жизнь. Каждый день, проведенный в ожидании, должен повториться со своим ветром, солнцем, дождем. Я снова пойду сквозь этот дождь, но я буду тогда совсем другим…
– Вы что-то сказали? – отвернулась от окна Магда.
– Ничего.
– А мне показалось, вы мне что-то сказали.
Автобус уже ехал по улице Павлова.
– Мы почти приехали, – заметил Заза.
– Скажите мне, к кому мы едем, чтоб я знала.
– К Папуне Кавсадзе.
– Он давно здесь живет?
– Здесь у него мастерская.
Мастерская находилась в мансарде восьмиэтажного дома. Лифт не работал.
– Что же делать? – огорчился Заза.
– Вы о чем? – спросила Магда.
– Лифт не работает.
– Ну так что же?
– Поднимемся пешком?
– Можем вернуться, как хотите, – улыбнулась Магда.
Они стали подниматься по лестнице. Заза обычно взбегал на самый верх, ни разу не останавливаясь, без передышки, но сейчас из-за Магды он поднимался медленно.
– Не выношу, когда молодые люди берут у девушек сумки и таскают их, – сказала Магда.
Заза протянул руку:
– Давайте я понесу.
– Я говорю серьезно – просто терпеть не могу.
– Давайте, давайте!
– Пожалуйста, если вы так хотите! – и она облегченно вздохнула: – Оказывается, я напрасно не любила, это совсем не так плохо.
Наконец они поднялись. У дверей Магда отобрала у него сумку:
– Спасибо! – Заза постучал.
– Войдите!
Толкнув дверь, Заза пропустил Магду вперед. Они вошли.
Мастерская была большая, с верхним светом. Вдоль длинной стены тянулись полки из неструганых досок. На полках лежали коробки с магнитофонными лентами и пластинками. На остальных стенах висели рисунки. В углу стояла низкая кушетка, покрытая ветхим красным пледом. Подушка валялась на полу, рядом с ней – вымазанные известкой резиновые сапоги. За кушеткой были свалены пустые бутылки. Раскоряченные, как малярные лестницы, стояли мольберты. Посреди комнаты на стуле, водруженном на деревянную тахту, сидела девушка. Она невозмутимо перелистывала журнал. Она только на секунду подняла голову, взглянула на вошедших и опять взялась за журнал.
Самого художника они не сразу заметили и потому, несколько растерявшись, остановились в дверях.
– Что же вы там стоите? – раздался наконец голое хозяина мастерской.
Девушка тоже обернулась, и взгляд ее красноречиво выразил следующее: неужели вы не знаете, как себя следует здесь вести! Заза, сбросив со стула груду бумаг, придвинул его к Магде. Магда осторожно присела и аккуратно положила сумку себе на колени. Она сидела прямая и напряженная, как сидят посетители в больничном коридоре. Заза сел на кушетку и достал сигарету. Магда знаком дала ему понять, что и она хочет курить. Заза протянул ей сигарету. Магда положила сумку на пол и закурила. Эго словно придало ей смелости – она осмотрелась по сторонам. Одна стена была сплошь завешана портретами той самой девушки, которая сейчас восседала посреди мастерской.
Это было в характере Папуны: пристанет к кому-нибудь, и кончено – рисует, пока не надоест. А надоедало не скоро – стены заполнялись портретами одной и той же особы.
Заза бывал здесь часто. И свидании с Заирой почти всегда происходили здесь.
Заза знал, куда Папуна прячет ключи, и являлся в мастерскую без спросу. Но только, конечно, по вечерам, потому что в это время Папуна никогда не приходил сюда – Лейла не пускала.
Обычно Заира, включив свет, разглядывала рисунки и картины. Она сердито показывала язык девицам, изображенным Папуной, критиковала их волосы, носы, глаза. «Хотела бы я знать, где Папуна выкапывает этих уродин!» Сама живопись для Заиры не имела никакого значения, она не разбиралась в ней. Но, в отличие от других девушек, этого не скрывала. Она целыми часами могла бы говорить об уродстве этих несчастных девушек, но губы ее были крепко сжаты, а глаза устремлены на портреты, словно это были фотографии ее злейших соперниц. С каким-то непонятным злорадством отмечала их недостатки. Насмешливая улыбка играла на ее лице – ну, разумеется, она сама за пояс заткнет всех этих чудовищ, которых с таким усердием рисует этот «дурак» Папуна.
После, когда они лежали в постели, она со страхом в голосе, впрочем, тщательно скрываемым, спрашивала: может, и тебе нравится это страшилище? Заза молчал. Заира колотила его в грудь кулачками, умоляла, сердилась: скажи, скажи, может, она и тебе нравится! Заза брал ее за плечи: перестань, довольно! И она внезапно умолкала. Ее крепкое, упругое, как пружина, тело безвольно расслаблялось. Жаркой, ищущей ладонью водила она по его лицу и пересохшими губами шептала ему в ухо одно и то же, горячо и упорно: поцелуй меня, поцелуй…
Заира ни разу не обмолвилась ни словом о том, чтобы Заза женился на ней. Только раз, когда Заза познакомил ее с Лейлой, она сказала: «Оказывается, и я могу выйти замуж!» «А разве ты в атом сомневалась?» – спросил ее Заза.
Заира долго молчала, не сводя с него глаз, а потом медленно проговорила:
– Может, ты думаешь, что я круглая дура?
– Я думаю?
– Ты знай одно – если я чего-нибудь захочу, если мне что-нибудь понравится… – «Что-нибудь или кто-нибудь», – про себя поправил Заза.
– …если я приму какое-то решение, на все пойду, а своего добьюсь!
Говоря это, она медленно сжимала кулачок. У нее были длинные ярко-красные ногти, и казалось, она безжалостно вонзает их в невидимого врага.
– А ты, – часто повторяла Заира, – ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты на семь лет старше меня, а я в этой жизни разбираюсь куда лучше! Почему ты молчишь? Говорить разучился?
– Да…
– Да! Да! Да! Нет! Вот все, что ты знаешь!
– Ничего…
– Слушай, я просто выцарапаю тебе глаза!
– Давай.
– Поцелуй меня! Скорее! Скорее!
Заза только сейчас увидел Папуну, тот стоял на коленях и мыл в ведре кисти. Он встал, повернулся к гостям, кивнул Магде. Он был босиком, в белых полотняных брюках, заляпанных красками. Он подошел к мольберту и стал рисовать.
В мастерской стояла тишина. Художник, наверное, привык к посетителям и обращал на них мало внимания – он даже не смотрел в их сторону.
Девушка бросила журнал на тахту и посмотрела на Магду.
Магда рассматривала картины, которые висели поближе к ней.
– Здорово! – сказала она громко. Папуна даже ухом не повел – он, видно, и к этому привык.
Зато девушка не сводила с Магды глаз.
– Папуна! – вдруг позвала она недовольным тоном капризного ребенка.
– Чего тебе? – отозвался Папуна.
– Дай мне сигарету! – тоном приказа произнесла девушка.
Этим было сказано все: во-первых, она здесь не просто какая-нибудь натурщица, а во-вторых, гения, от которого все в таком восторге, она заставляет плясать под свою дудку, вот!
Папуна подал ей сигарету. Только он направился к мольберту, она крикнула, продолжая сверлить глазами Магду:
– А спички?!
Папуна зажег ей спичку, затем нагнулся и включил магнитофон, стоявший тут же на тахте. С первыми звуками музыки Папуна обернулся к Магде… И Магда поняла, что это было сделано для нее, и благодарно улыбнулась.
– Стравинский, – сказала она.
Папуна невозмутимо кивнул, продолжая писать, однако время от времени он кидал на Магду внимательные взгляды. Видно было, что он удивлен и заинтересован.
– Я очень люблю Стравинского, больше всех, – проговорила Магда, и Заза понял, что не из желания похвастать своим знанием музыки она это сказала – просто вырвалось.
Папуна все рисовал. У ног его стояла литровая бутылка с водой, к которой он то и дело прикладывался. Магда наконец решилась и встала со стула; она ближе подошла к картинам, развешанным на стенах.
Заза смотрел на Магду и чувствовал, как где-то, в самой глубине его сердца, зарождается радость. Радость была ясной и светлой, как солнечный день. Все становилось чудом: и эта пыльная мастерская, и небо, синеющее сквозь грязные стекла в потолке.
– Слушай, кто эта девушка? – услышал Заза шепот Папуны.
Заза обернулся к Папуне, который вдруг незаметно очутился рядом с ним.
– Это Магда!
Сияющий Папуна подмигнул Зазе:
– Вот это я понимаю!
На площади Ленина Заза и Магда вышли из автобуса. Картины Папуны понравились Магде, и она всю дорогу делилась с Зазой своими впечатлениями.
Магда говорила очень громко, отчаянно жестикулируя. Можно было подумать, что Заза был другого мнения и она старалась его переубедить. Заза улыбался.
Они уже перешли площадь и теперь шли по одной из улиц старого города.
– Только он рисует все время одинаково, – сказал Заза.
– Что? – Магда не поняла его.
– Сколько я его знаю, он все время так рисует.
– Ну и что же, разве это плохо?
– Он что-то нашел – и успокоился, хотя то, что он нашел, мне очень нравится, – признался Заза.
И в эту самую минуту возле них остановилась «Волга».
– Магда! – позвали из «Волги», и Магда обернулась. А Зазе не надо было оборачиваться, он и без того сразу догадался, кто это мог быть.
«Бадри! Бадри! Бадри!» – тревожно застучало сердце.
– Бадри? – услышал он удивленный голос Магды.
Заза отошел в сторону и закурил сигарету. Потом он все же повернулся к машине: Бадри и Магда разговаривали.
Магда сделала шаг в сторону Зазы, но Бадри остановил ее и что-то сказал, Магда мотнула головой и снова собралась уходить. Бадри загородил ей дорогу.
«Может, мне надо подойти?» – подумал Заза.
Магда молча и упрямо рванулась, тогда Бадри уступил. Не оглядываясь, Магда подошла к Зазе.
– Магда! – крикнул Бадри.
– Пошли! – сказала она Зазе и взяла его под руку.
– Магда!
– Идемте же! – повторила Магда.
Заза нехотя двинулся: все это очень походило на трусливое бегство.
Дверца «Волги» озлобленно хлопнула, машина сорвалась с места и промчалась мимо них.
Магда крепко держалась за него и молчала. Потом Заза спросил ее только для того, чтобы нарушить это невыносимое молчание:
– Ну что, значит, мне брать билеты?
Перед этим они договорились пойти в кино.
– Что? – Магда даже остановилась.
– Я спросил, взять ли мне билеты?
Он почувствовал, что не мог придумать ничего нелепее этих билетов!
Магда отпустила локоть Зазы и пошла вперед. Она шла и размахивала сумкой, а Заза ждал ответа.
Да нет, не ответа он ждал: ему хотелось, чтобы Магда сказала что-нибудь, потому что его идиотский вопрос сделал и без того неловкое молчание еще более напряженным. Магда уже отошла довольно далеко. Теперь молчание растянулось между ними, как резина.
Мимо них промчались велосипедисты. Потом у Зазы кто-то попросил прикурить. А потом получилось так, будто до сих пор он ничего вокруг не замечал, а очнувшись, увидел очень близко, прямо перед собой, Магду. Значит, Магда ждала его.
– Какие билеты? – спрашивала Магда.
– Никакие.
И вдруг Магда стала такой чужой и далекой, словно он с ней и не разговаривал никогда. Чужой и далекой, а еще непонятной и недосягаемой. Исчезло и то чувство счастья, которое не покидало его с самой мастерской Папуны.
– Здесь я живу, – сказала Магда.
И она тоже изменилась. Теперь у нее было усталое лицо, и она больше не улыбалась. Прислонившись плечом к стене, она сказала:
– Ужасно болит голова!
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Заза, – до свидания.
– До свидания, – ответила она, безучастно подавая ему руку. Если бы Заза вовремя не подхватил эту усталую безвольную руку, так безразлично ему протянутую, она, наверное, упала бы. Теперь уже ни к чему говорить о кино. Да и Зазе не хотелось заводить об этом разговор – не стоило. Заза повернулся, собираясь уходить.
– Если будете в Москве…
Заза остановился, Магда продолжала стоять, прислонившись к стене.
– Если будете в Москве, заходите, – она назвала адрес.
– Спасибо.
– Жутко болит голова, – сказала Магда и попыталась улыбнуться.
Заза шел очень быстро, разве что не бежал.
Наступило время позаботиться о гостинице. Было уже четыре часа. А он стоял на Красной площади и думал, что делать. Вернуться сегодня в Тбилиси он не мог, не мог он уехать из Москвы, не повидав Магду.
«Не велика беда, пропущу одну репетицию. Все равно я там ничего не делаю. Выговор объявят? Да в конце концов я могу сказать, почему не смог явиться. Будут смеяться. Ну и пусть себе смеются. Это ничего. Главное, что мне не поверят. Ясно, не поверят. Хотя я и сам не стану рассказывать обо всем. Кому это надо? Все равно не поверят. Когда ты твердо знаешь, что тебе не поверят, зачем рассказывать правду? Лучше сказать, что был болен. Вероятно, и этому не поверят. Но по крайней мере я буду знать, что не поверили моей лжи. Конечно, это куда лучше! Никогда никого не надо ставить в такое положение, чтобы не поверили тебе, когда ты говоришь правду. Тогда… Скажешь правду, а для других она все равно будет ложью. Нет, они будут смеяться, скажу лучше, что был болен».
Он проголодался и зашел в кафе, расположенное на первом этаже гостиницы «Москва», Пообедал. Купил сигареты и зашел в вестибюль гостиницы: попытаю счастья, авось окажется номер. Но в гостинице, как и следовало ожидать, свободных номеров не было. Только он собрался выходить, как вдруг у газетного киоска заметил своего давешнего попутчика – Давида Гамкрелидзе. Заза остановился: ему показалось нечестным пройти мимо, не подойти, не заговорить. А тут как раз и Давид обернулся в его сторону: «Кого я вижу!» – он протянул Зазе руку, словно они давно не виделись.
«Вы тоже устроились в этой гостинице?», «Нет», «Обедали?», «Только что». «А я хожу голодный, как черт, и только собрался пойти в ресторан. Вы повидались, с кем хотели?», «Нет». «Знаете, что мы сделаем? Немного пройдемся, а потом зайдем в ресторан, конечно, если у вас есть время. Я еще даже на улицу не выходил. Идет?»
Они вышли из гостиницы. Было морозно. Давид надел перчатки.
– Почему вы без перчаток?
– Никак не привыкну.
Они довольно долго гуляли по улицам, а потом зашли в ресторан «Берлин». Народу там было предостаточно, и они едва отыскали свободный столик. В зеркальном потолке отражался весь зал. Заиграл оркестр, появилась женщина, немолодая и некрасивая, стала петь, а посетители ресторана парами, чинно, пошли танцевать.
Давид проявил такой незаурядный гастрономический вкус, что сразу очаровал официанта. Он таинственно читал Давиду на ухо невероятно сложные названия блюд, а Давид слушал с серьезным лицом, и когда что-нибудь приходилось ему по душе, торжественно поднимал палец, и официант, благоговея, что-то записывал в свой блокнот.
– Я ничего есть не буду, – предупредил Заза.
– Не зарекайтесь! – улыбнулся Давид.
– Нет, ей-богу, я просто не в состоянии.
Официант стал накрывать стол, время от времени поглядывая на Давида, словно боясь допустить какую-нибудь ошибку. Но Давид одобрительно кивал головой. Официант был молодой высокий парень, его тщательно прилизанные волосы были зачесаны назад и открывали лицо с бесцветными глазами. Ставил он тарелки на стол так виртуозно, словно исполнял па из классического балета, – так опускают на пол поднятую в воздух партнершу. Потом к их столику подсели еще двое. Они вежливо справились, свободны ли места, затем взялись за меню и усердно приступили к его изучению.
Официант сначала сделал вид, что недоволен, что вновь пришедшие стеснили таких почетных посетителей. Но потом и их стал обслуживать с тем же подчеркнутым вниманием и, весь превратившись в слух, записал их заказ: осетрина на вертеле и водка. Потом ему пришлось вернуться и приписать еще парочку лангетов. Очень скоро стол был так заставлен, что не оставалось места даже для пепельницы.
За соседним столиком сидели мужчина и девушка. У мужчины была внешность старого дирижера, длинные седые волосы гривой лежали на худых узких плечах. А голова была так велика по сравнению с туловищем, что казалось, будто он напялил на себя маску льва. Девушка, вернее, девочка была светловолосая, с курносым носиком, усыпанным веснушками. Губы ее были слегка приоткрыты то ли от восторга, то ли от удивления. Держалась она напряженно, но пыталась изобразить на своем лице беззаботную улыбку. По поему было видно, что в ресторане она впервые. Одета она была просто, как школьница, да нет, не так уж просто, а именно так, как обычно наряжаются девочки дли выпускного вечера. Певица на эстраде все время поглядывала на них, а мужчина приветственно махал ей рукой и разражался смехом, напоминающим конское ржание. Девочка застенчиво улыбалась.
– Вот теперь можно выпить по одной, – сказал Давид, откладывая вилку. – Почему вы ничего не едите?
– Я ведь только что пообедал.
– Ладно, когда выпьете, и у вас появится аппетит.
Они чокнулись.
– За наше знакомство! – провозгласил Давид.
Хоть ресторан и казался переполненным, парод непрерывно прибывал. Выстроившись у стены, пришедшие терпеливо дожидались, когда освободятся места. Оркестр гремел, почти все танцевали, кроме Зазы, Давида и их соседей, у которых лица уже побагровели; развалившись на стульях, они разглядывали танцующих.
«Дирижер» в львиной маске и девочка тоже танцевали, но только тогда, когда оркестр играл вальс.
Мужчина отплясывал бойко и с громкими выкриками кружил свою барышню. А та просто умирала от смущения.
