Текст книги "Дворец Посейдона"
Автор книги: Тамаз Чиладзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)
– Не может быть!
– Представь себе!
– Надолго?
– Нет.
– А все-таки?
– Не знаю.
– Хочешь, я не пойду к дяде?
– Нет, ты обязательно должна пойти. Что скажут родственники?
– Если ты хочешь, я не пойду.
– И не думай об этом, твой дядя сойдет с ума!
– Это не твое дело! Скажи – хочешь?
– Ты непременно должна пойти, непременно!
– Ах, вот, оказывается, почему ты не звонил!
– Почему?
– Ты не хотел меня видеть!
– Кто тебе сказал?
– А разве об этом надо говорить?
– Заира…
– Замолчи!
– Ладно, замолчу!
– Куда хочешь, туда и езжай!
– Понимаешь…
– Ну вот и иди, я тебя не держу.
– После репетиции я должен пойти на похороны, у меня умер сосед, а потом…
– Я тебя не спрашиваю: меня не интересуют твои дела!
– А вечером у меня опять репетиция.
– Ненавижу, когда люди лгут!
– Я не лгу!
Заза взглянул на часы.
– Иди, – сказала Заира, – чего ты стоишь?
– Да, мне пора!
– Прощай!
– Заира!
– Ты боишься, что я получу разрыв сердца?
– Почему ты должна получить разрыв сердца?
– Хватит!
– Когда я приеду из Москвы…
– Позвонишь? Да? Ах, большое тебе спасибо!
– Как хочешь…
– Как я хочу?!
– Может, ты не хочешь?
– А тебе все равно, да?
– Что?
– Звонить или не звонить.
– Нет, почему же…
– Хорошо, хорошо, ты опоздаешь!
– Да, я опаздываю.
– Всего!
У Заиры были длинные стройные ноги. Она размахивала сумочкой. И походка ее казалась безмятежной. Вдруг она поскользнулась, но устояла и невольно оглянулась на Зазу. Заза почему-то помахал ей рукой. Заира, будто не заметив этого, продолжала идти.
– Заира! – окликнул ее Заза.
Заира остановилась, Заза подошел к ней. Он сам не знал, зачем позвал ее, что должен был ей сказать.
– Что случилось? – вопрос прозвучал холодно.
– А ты не боишься снежков? – вот все, что он сумел придумать.
Заира в своем ярком наряде была завидной мишенью.
– Я обожаю, когда в меня кидают снежки! – сказала Заира.
Взгляд ее был таким безразличным, что Заза на секунду усомнился – Заира ли это на самом деле.
– Ну, что еще скажешь? – спросила Заира.
Она немного постояла и, не дождавшись ответа, повернулась на каблуках и ушла.
Заза пошел в театр, из театра он возвратился домой.
Там была панихида по его соседу, Валериану. Потом приехали автобусы. Людей было мало, народу едва хватило на два автобуса. Процессия двинулась к новому кладбищу. На кладбище лежал большой снег. Люди пошли по нетронутому снегу, только отпечатки огромных резиновых сапог шли до самой могилы. Эти следы, вероятно, оставил могильщик. На кладбище совсем не было деревьев. Снег так заботливо замел все могилы, что можно было подумать, что в этой голой степи хоронят только одного Валериана. Никто не плакал. Не было и музыкантов. Земля у края могилы была совсем сухой. Снег еще не успел промочить землю. Тут же, опираясь на лопату, стоял могильщик. У него были большие красные руки. Потом к Зазе подошел тот самый мужчина, который ночью спал в коридоре, он взял его под руку, отвел в сторону и доверительно проговорил:
– Вот, дорогой, что ждет нас всех!
Заза ничего не ответил.
– Пока мы живы – об этом не думаем, – продолжал мужчина. Потом он бросил папиросу в снег и старательно затоптал ее ботинком.
С кладбища Заза тоже поехал на автобусе. На развилке он пересел в такси. Доехав до проспекта Руставели, он почувствовал, что голоден. Вначале решил что-нибудь купить в гастрономе и поесть дома, но потом вспомнил, что там будет полно людей в связи с поминками.
Вечерело. Голые деревья на проспекте Руставели были облеплены стаями воробьев. Воздух дрожал от их звонкого чириканья. Перед Кашветской церковью дети вылепили снежную бабу.
– Что ты тут стоишь? – услыхал вдруг Заза. Он обернулся и увидел Папуну.
– О-о, – воскликнул Заза, – привет, Папуна!
– Кого-нибудь поджидаешь?
– Нет, я просто так. Посмотри, какая снежная баба!
– Я спал до полудня, – объявил Папуна. – Что за поганое было вино! Я головы не мог поднять!
– Тяжелое было вино!
– Не люблю я такие вина!
– И я тоже.
– Я помню, что вы насильно заставили меня пить!
– Я заставлял? Ты же сам был тамадой!
– Давай не будем!
– Эх, Папуна, Папуна!
– Что случилось?
– Да ничего.
– Так чего же ты здесь все-таки стоишь? – повторил свой вопрос Папуна.
– Думаю, где бы поесть!
– Приглашаю тебя на хинкали.
– Я хочу чего-нибудь жидкого…
– Харчо!
– Это можно!
– Тогда пошли!
– Куда?
– Пойдем со мной.
Папуна взял его под руку:
– Я скольжу, как на коньках, – и добавил: – Терпеть не могу снег!
– Куда ты меня ведешь? – спросил Заза.
– А вот море я люблю по-настоящему. Только плавать не умею! – не умолкал Папуна.
– Все же куда мы идем?
– Потому, наверно, и люблю, что не умею. Не выношу загорелых кретинов, которые умеют хорошо плавать, вот спустимся сюда…
Они спустились по лестнице и вошли в полутемный ресторанчик.
– Я уже и забыл о существовании этого духана, – сказал Заза.
– Ну вот видишь! – почему-то эти слова Папуна произнес с особой значительностью.
Потом он торжественно поздоровался с буфетчиком, хлопотавшим за прилавком:
– Мой привет дядюшке Аквсентию, как жизнь?
– Спасибо, голубчик, спасибо!
– Попотчуешь нас чем-нибудь?
– Садитесь, голубчики!
– А харчо у вас есть?
– А как же! – огромное удивление прозвучало в голосе дядюшки Аквсентия.
Папуна подмигнул Зазе.
– Я же говорил!
– Еще изжарю вам добрый шашлык из совсем молодого поросенка! – самолюбиво добавил Аквсентий.
– Значит, из начинающей свиньи, – сказал Папуна, – вроде, как я начинающий художник!
– Что ты говоришь! – почему-то обиделся дядюшка Аквсентий. – Какой же ты начинающий…
– Тогда остаемся! – поднял руку Папуна.
– Да, голубчик, да!
Заза и Папуна сдали пальто гардеробщику. Папуна справился, конечно, о его здоровье. Затем, потерев руки, он снова обратился к дядюшке Аквсентию:
– Ну, мы садимся!
– Конечно, голубчик, конечно!
– Только у вас немного холодно!
– Согреетесь, голубчик, согреетесь!
Заза и Папуна вошли в зал. Зал был почти пустым, только в самом углу за двумя приставленными друг к другу столами сидела подвыпившая компания. Париям было лет по семнадцати-восемнадцати. Их лица, совсем детские, уже покраснели, и глядеть на них было неприятно, как всегда неприятно глядеть на пьяных подростков. Заметив вошедших, ребята повскакивали с мест и церемонно раскланялись с Папуной. Один из них выразительно приложил ладонь к груди, а другой патетически развел руками и воскликнул:
– Уважаемый Папуна, если вы нами не побрезгуете…
– Сейчас, сейчас! – снисходительно улыбнулся Папуна.
– Будем очень рады, если и ваш друг…
– Сию минуту! – Папуна быстрыми шагами направился к ним, а Зазе незаметно для парней дал знак рукой, чтобы он оставался на месте.
Заза сел за первый попавшийся пустой столик, Папуна подошел к ребятам. Они до краев налили большой бокал и подали его Папуне.
Папуна что-то сказал, все засмеялись, продолжая стоять, выражая этим особое почтение к пьющему. Двое из ребят заметно пошатывались. Один из них посмотрел на Зазу бессмысленными, ничего не видящими глазами. Папуна и ему что-то сказал, и все опять засмеялись. Затем Папуна молодецки осушил бокал. Один из парней взял прислоненную к стене гитару и заиграл, остальные запели довольно пронзительно и нестройно. Папуна смотрел на них восторженными глазами. Пока они не кончили петь, он не двинулся с места. Потом попрощался с ними, а один из парней положил ему руку на плечо, притянул к себе и смачно поцеловал в губы. Папуна опять что-то сказал, и ребята опять засмеялись. Потом Папуна вернулся к Зазе.
– Ух, – сказал он, – кажется, спасся!
– Кто это? – спросил его Заза.
– Тише, – Папуна испуганно обернулся к ребятам, а потом шепотом добавил: – Потом скажу.
Официант накрыл стол.
– Мы все сказали дядюшке Аквсентию, – фамильярно улыбнулся Папуна официанту, – а вас как величать прикажете?
– Давидом, – пробурчал официант, как видно, не очень настроенный на праздные разговоры.
– Значит, так, уважаемый Давид!
– Вы не заказали вина!
– Давай не будем пить вина, – предложил Заза.
– Выпьем чуточку, холодно!
– Какое вино вам принести? – спросил официант.
– У вас есть имеретинское?
– Нету!
– Тогда принесите «Мукузани».
– Кто такие все же эти ребята, – спросил опять Заза, – которые называли тебя уважаемым Папуной?
Папуна намазал на кусочек грузинского лаваша красную икру и аккуратно положил себе в рот.
– Уважаемый Папуна, вы мне не ответите?
– Что? – переспросил Папуна, хотя отлично слышал, о чем его спрашивали.
– Что с тобой?
– Эти ребята – отъявленные хулиганы, – шепотом сказал Папуна, он наклонился вперед, лицо его вдруг изменилось, – известные всему городу!
– Да, но откуда ты их знаешь?
– А я всех знаю.
– Брось!
– Клянусь тебе, они настоящие бандиты, в кармане у каждого нож.
– А что у тебя общего с этими молокососами?
– Они учатся с Темуром, моим двоюродным братом.
– А на гитаре они здорово…
– А ты не знаешь, что сейчас в моде музыкальные хулиганы, и не только у нас, везде, они, как звери, с ума сходят по музыке.
– Да ну их…
– Тише!
Потом они долго сидели молча и ели. Наконец Папуна заговорил:
– Сегодня я встретил Заиру, вот это девушка!
– Я тоже ее видел.
– Ты просто молодчага!
– Ты обратил внимание – она выкрасила волосы?
– Ей это безумно идет.
– Не знаю…
– А что такое?
– Да ничего.
– Она уже тебе не нравится?
– Папуна, ты помнишь Магду?
– Ты и вчера ночью мне звонил насчет этой Магды!
– Когда я был у тебя в мастерской…
– Магда… Магда… Не помню!
– Ты знаешь, завтра я улетаю в Москву!
– Чего ради?
– А просто так.
– Просто так не ездят.
– А я вот еду.
– Магда… Магда… Это не та, которая была с тобой в театре?
– Нет.
– Ты что, бросил Заиру?
– Не знаю…
– Ну, дорогуша, ты просто дурак!
Потом «хулиганы» поднялись и ушли. Уходя, они помахали Папуне. Папуна встал и тоже помахал им рукой.
– Зачем ты встал?
– А что?
– Вы, кажется, боитесь, уважаемый Папуна?
– Если даже и так, разве это непонятно?
– И долго ты будешь стоять?
– Да, вот все время буду так стоять, – вдруг закричал Папуна, – все время! Как швейцар! – он деланно поклонился. – Пожалуйте! Большое спасибо! Пожалуйте! Приходите к нам еще!
– Ты что, уже надрался?
Папуна сел. Некоторое время он сидел, опустив голову, а потом тихо спросил:
– А ты… Ты никогда не встаешь?
– Когда считаю нужным, встаю…
– Понятно. А когда ты считаешь нужным?
– Стараюсь не попадать впросак.
– А вот я попадаю. А раньше не попадал. Теперь я определенно боюсь хулиганов. Ты думаешь, это самые страшные хулиганы? Нет, они еще ангелы – перед другими. Ну и что с того, что у других нет в кармане ножа, зато у них есть язык, перо и должность. Сотрут с лица земли… а у меня жена…
Вдруг лицо его изменилось, и он уставился на Зазу:
– Ты знаешь, как я несчастен?
– Не поверю…
– Ты даже не можешь себе представить… Я должен тебе все сказать… Должен…
Папуна вдруг сильно заволновался.
– Не надо, не говори.
– Ты знаешь, что для меня не существует другой женщины, кроме Лейлы. Я ухаживаю за всеми, но люблю только ее одну, люблю, очень люблю…
– Знаю…
Папуна одним духом опорожнил стакан, отставил его в сторону и дрожащим голосом произнес:
– И вот, кажется, я гибну…
– Гибнешь?
– Лейлу каждый раз провожает какой-то парень. Лейла обожает концерты. Я прихожу домой уставший, и никуда идти не хочется. И вот какой-то парень все время провожает ее…
– Ну и что?
– А то, что я спросил Лейлу, кто такой этот парень, и знаешь, что она мне ответила? Ревность, говорит, признак бескультурья. Ну, скажи мне, неужели так уж некультурно ревновать…
– Не знаю…
– Убью!
Билетные кассы находились на втором этаже аэровокзала. В зале было пусто. За стеклянной перегородкой кассиров не было видно. Заза сидел за столиком в кресле. Он курил и смотрел на чей-то портфель, оставленный без присмотра. Кожаный черный портфель лежал на столе тяжело, как пишущая машинка. У портфеля были блестящие металлические замки, нижние углы портфеля были зажаты тоже блестящими железками. Некоторые дрожат над своей кладью, сидят на чемоданах и дремлют вполглаза, как зайцы, чтобы не украли их бесценный багаж. А другие бросают свои вещи без надзора и преспокойно где-то расхаживают, коротая время. Как раз у таких людей ничего никогда не пропадает.
Оказывается, человека можно раскусить по его багажу. У одних багаж красивый и пестрый, как будто даже без всяких запоров, дотронешься до него рукой – он раскроется, как шкатулка иллюзиониста, и из него посыплются разные предметы, легкие и веселые, как детские игрушки. А вот багаж других, хотя на взгляд и не велик, кажется тяжелым, будто в нем хранится каменная соль. И все замки защелкнуты, и крышка пригнана насмерть – так нет, на нем еще висит основательный замок, а весь чемодан перетянут толстой ворсистой веревкой.
У Зазы багажа не было совсем. Он вышел налегке, так, словно собирался немного погулять и вернуться обратно. Хотя, говоря по правде, быстрее долететь до Москвы, чем добраться с одного конца города на другой.
Итак, Заза направлялся в Москву, вечером он должен был вернуться обратно. Сегодня воскресенье, из-за утреннего спектакля репетиции нет, и этот день он может провести, как ему заблагорассудится.
Открылась дверь, и за стеклянной стеной показалась молодая женщина, закутанная в белую шаль. Она постучала по стеклу, пальцем поманила Зазу и села.
Заза встал и со страхом двинулся к кассе: он боялся, вдруг ему скажут, что рейс отменяется. Собственно, ничего удивительного, если в такой снег отложат полет. При виде кассирши с перевязанной щекой Заза испугался еще больше. У нее было такое лицо, что можно было подумать – на этом свете авиации вообще не существует. Заза подошел к кассе, женщина взглянула на него, и он понял, что у нее болит зуб. Заза показал ей руками, что ему нужен один билет, как будто и ему тоже трудно было разговаривать.
Кассирша что-то ответила, он не расслышал, но понял, что она назвала стоимость билета. Заранее зная, сколько он стоит, Заза торопливо достал бумажник, отсчитал деньги и отдал их кассирше.
Та что-то писала, Заза терпеливо ждал, хотя ему и не терпелось получить билет: как будто, если билет будет у него в кармане, рейса отменить не смогут.
Кассирша положила билет перед самым носом Зазы, встала, ткнула пальцем в голубую бумажку и что-то сказала. Заза взглянул на то место, куда она указывала: там было написано время отправления самолета. Женщина сердито выдвинула ящик и бросила туда деньги. Потом она посмотрела на Зазу примерно с таким выражением: хоть теперь оставьте меня в покое!
Заза вежливо поблагодарил, сунул билет в бумажник и собрался уходить. Но женщина опять постучала ему по стеклу. Заза повернулся, удивленный, она что-то пробормотала, держась за щеку. Заза кивнул ей головой, хотя и не разобрал ни слова. Женщина догадалась, что он кивает ей просто из вежливости, а на самом деле ничего не понимает, выглянула в полуоткрытое окошечко и с трудом проговорила: «Автобус!» Жест рукой должен был означать: автобуса ждите здесь. Заза опять поблагодарил ее, отошел и сед в кресло.
Сидел он долго и курил сигарету за сигаретой. Ему казалось, что время остановилось. Он спешил и волновался. Он всегда волновался, когда уезжал куда-нибудь далеко. Он волновался еще потому, что не знал, как его встретят там, куда он так стремился. И потом, так давно и так далеко…
– Вы тоже в Москву? – вдруг услыхал Заза.
Заза поднял глаза. Перед ним стоял хорошо одетый мужчина среднего роста, лет пятидесяти. Пальто у него было распахнуто. Из-под пальто выглядывали дорогой темно-синий костюм и белоснежная сорочка. С зажима на галстуке свисала тонкая золотая цепочка. Когда он нагнулся за портфелем, показалась лысина – маленький блестящий кружок.
Заза встал:
– Да!
– Тогда пойдемте, автобус уже подали.
– А мы полетим? – Заза волновался, не отменили ли полет.
– Ха-ха-ха! – почему-то засмеялся мужчина.
Шофер подогнал автобус к самой лестнице. Они поднялись в автобус и сели рядом. Спутник Зазы положил портфель на заднее сиденье, которое было свободно. Кроме них, в автобус поднялось еще пять человек: солдат с небольшим деревянным сундучком, муж с женой, которые так явно были мужем и женой, что даже походили друг на друга, их сын, маленький мальчишка, и высокая худая женщина с сумкой, из которой торчала косматая голова болонки. Глаза болонки блестели, как металлические пуговицы. Женщина положила сумку на колени и погладила собачку по голове. Солдат почему-то остановился у кабины шофера.
– Садись! – бросил ему шофер, лениво поднимаясь в кабину и берясь за руль с таким выражением, которое ясно говорило, как ему неохота ехать в аэропорт.
– Я постою? – спросил солдат.
– Ну, стой! – великодушно согласился шофер.
– Мамочка, посмотри – собачка! – воскликнул мальчик.
– Поехали? – спросил шофер.
– Поехали! – радостно отозвался солдат.
– Подождите! – сказал отец мальчика.
– Езжайте, езжайте! – махнула рукой его жена. Потом она повернулась к мужу и сказала с упреком: – Шалико!
Мужчина виновато опустил голову.
Автобус тронулся.
– Мамочка, я хочу собаку! – захныкал мальчишка.
Хозяйка болонки грозно взглянула на ребенка. Видимо, она не считала свою собаку детской игрушкой.
– Тсс, – зашептала мамаша ребенка, – молчи, а то я не возьму тебя в самолет.
– И очень хорошо сделаешь, – пробурчал мужчина:
– Шалико?!
– Мамочка, я хочу собаку!
– В самолете тебе дадут конфетку! – пыталась успокоить ребенка женщина.
– Конфеты? – спросил муж.
– Да, конфеты!
– А это еще зачем?
– Надо сосать, чтобы уши не болели.
– Уши?
– Да, уши! – у женщины почему-то заблестели глаза. – Уши!
Муж теперь и вовсе скис, жена толкнула его локтем:
– Шалико!
– Раз уж нам ехать вместе, давайте познакомимся, – сосед протянул Зазе руку: – Давид Гамкрелидзе!
За за пожал протянутую руку:
– Заза Кипиани!
– Где работаете?
– В театре… я режиссер.
Заза обрадовался тому, что этот человек, в отличие от других, не сказал ему: а-а, мол, слыхал, слыхал. Так ему говорило большинство людей, с которыми он знакомился, хотя по всему было видно, что имя и фамилию Зазы они слышат впервые. Но раз Заза режиссер, каждый считал своим долгом сказать, что слыхал о нем. С такой публикой Зазе трудно было разговаривать: они лгали с самого начала.
Давид Гамкрелидзе оказался врачом. Сейчас он ехал на какую-то научную конференцию в Москву.
– У меня товарищ – врач, – сказал Заза.
– Кто? – заинтересовался Давид.
– Торнике Гобронидзе, может быть, слыхали?
– Торнике? Как же, как же, – Давид внимательно посмотрел на Зазу. – Значит, вы приятель Торнике?
Заза почему-то почувствовал себя страшно неловко и, стараясь не смотреть собеседнику в глаза, ответил:
– Да, мы вместе учились в школе.
– Торнике, Торнике! – Давид отвернулся.
Теперь уже заинтересовался Заза:
– Вы знакомы с Торнике?
– Разумеется!
Залаяла болонка, словно только для того, чтобы доказать, что она живое существо, а не игрушка. Мальчишка снова завопил:
– Собачку хочу, собачку!
Хозяйка болонки смотрела в окно. Ее напряженная поза говорила о том, что мальчишка действует ей на нервы.
Солдат нагнулся, открыл свой сундучок, вытащил оттуда губную гармошку, приложил к губам и дунул в нее, не сводя глаз с мальчика, в ожидании, что она приведет ребенка в восторг. Но мальчишка мельком взглянул на гармошку и снова повернулся к собаке.
Та опять залаяла. Хозяйка погладила ее по голове, словно говоря: будь умницей, не связывайся!
– Да, но почему у меня должны заболеть уши? – спросил Шалико как можно тише.
– Это совсем не обязательно, не бойся! – женщина явно гордилась своим превосходством.
– Не могла сказать мне раньше? – с упреком шепнул Шалико.
Хозяйка болонки вытащила ее из сумки и приложила мордочкой к стеклу, словно что-то ей показывая. Мальчик сполз с колен матери, пересел на ту же сторону, где была собака, и тоже стал смотреть в окно.
Эта маленькая болонка, у которой от чрезмерного ухода лоснилась шерсть, невольно вызывала печальное сочувствие к своей суровой хозяйке.
Автобус выехал за город и покатил по ведущему на аэродром шоссе… Мимо плыли заснеженные поля.
– Какой снег! – проговорил Давид.
– Наверняка не полетим! – это был голос Шалико.
– Шалико! – сердито одернула его жена.
– Что «Шалико», что?
– Тсс!
– Ты же всегда ездила без меня!
Жена деланно улыбнулась.
– Я не знаю, для чего было тащить ребенка?
– Хорошо, хватит!
– А вообще самолет не полетит из-за пяти пассажиров.
– Будут и другие, – повернулся к нему с улыбкой Давид.
Заза тоже улыбнулся.
– Поехал бы лучше в деревню, два года матери не видел, – проворчал Шалико.
– Хватит тебе наконец, что с тобой случилось?
– Хорошо, хорошо, молчу.
Наконец автобус добрался до аэропорта.
– Приехали! – радостно воскликнул солдат.
– Да уж точно, приехали! – пробурчал Шалико.
– Возьми эту сумку, – велела ему жена.
– Ясно возьму, здесь не оставлю!
– Перестань!
На аэродроме к ним присоединились новые пассажиры, и собралось человек двадцать. Затем их повела за собой высокая, светловолосая стюардесса. Они направились к самолету, стоящему ближе всех.
– Какой громадный, – сказал Заза громко, чтобы слышал Шалико, – вполне возможно, что он свалится.
Шалико шел, опустив голову, и, казалось, ничего не слышал.
– Застегните ремни! Не курите! – сказала стюардесса.
Шалико обеими руками вцепился в ручки кресла. Жена застегнула на нем ремни.
– Удивительно, – сказал Давид, – именно в этот момент мне всегда хочется курить.
Заза и Давид в самолете сели рядом.
– Где же конфеты? – прошептал Шалико.
Потом Шалико замолк и молчал до самой Москвы.
– Сейчас мы есть абстракция! – сказал Давид.
– Что вы сказали?
– За этим иллюминатором небо, – продолжал Давид. – Вы знаете, каких размеров оно, это самое небо?
Говорил он так, словно сам только что его намерил. Хорошо еще, он не ждал ответа, иначе что бы ему ответил Заза? Давид уверенно закончил свою мысль:
– Огромных!
Он громко засмеялся жизнерадостным смехом здорового человека.
Заза невольно улыбнулся. Наверно, потому что его удивило – как сразу изменился этот степенный, солидный, уверенный в себе мужчина.
– Гляньте, какое солнце! Какой синевой сверкает небо! А внизу, на земле, лежит снег, невероятно!
