Текст книги "Неудача в наследство (СИ)"
Автор книги: Светлана Романюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Глава 7. Пари
Спустя двадцать минут, изрядно посвежевший, Михаил стоял перед дверьми малой гостиной и пытался придумать, с чего начать разговор, но затем вспомнил, что инициативу по поводу встречи проявила гостья, а значит, и первый ход в разговоре за ней. Михаил тряхнул головой, лучезарно улыбнулся и, рывком распахнув дверь, шагнул в комнату.
Открывшаяся его взору картина заставила его буквально остолбенеть на пороге. Напротив окна стояла рослая девица в блёклом, мешковатом платье. Светло-русые кучерявые волосы её упрямо выбивались из простого узла, собранного на затылке. Гостья ни единой чертой не напоминала очаровательную Оленьку Кречетову. Удивление было настолько велико, что затопило все остальные чувства, в том числе и поднимающее голову раздражение на Степана, за то, что ввёл в заблуждение и заставил предпринять поистине героические усилия по приведению себя в порядок ради какой-то незнакомой и по первому впечатлению малоприятной девицы.
– Уговор! – воскликнула странная гостья, протягивая руку как для рукопожатия по направлению к пустому креслу, расположенному у камина. После чего узкая ладонь сжалась и девушка энергично тряхнула рукой, как будто и впрямь пожимала руку невидимому собеседнику.
«Господи, она ещё и сумасшедшая!» – с ужасом подумал Михаил и стал судорожно вспоминать, что же ему известно об умалишённых. Вроде бы их не следует нервировать, а для этого лучше делать вид, что во всём с ними согласен. Пугать их тоже не рекомендовалось, поэтому, чтобы привлечь к себе внимание, Михаил тихонько кашлянул.
Девица была настолько увлечена разговором с креслом, что не заметила появления хозяина, поэтому негромкий, но очень неожиданный звук, раздавшийся от дверей, её всё же испугал. Она дёрнулась всем телом и попыталась обернуться, но попытка эта была столь неуклюжей, что окончилась весьма плачевно. По крайней мере для фарфоровой пастушки, которая до знакомства с локтем гостьи украшала каминную полку в малой гостиной, а теперь громоздилась на полу горкой жалких осколков.
– Простите! – воскликнула девушка, и в её голосе послышалось неподдельное сожаление. – Мне очень жаль! Ваша матушка так любила эту статуэтку!
«Точно – ненормальная», – окончательно утвердился в своём мнении Михаил, матушка скончалась, когда он был ещё ребёнком, поэтому испытывала ли она нежные чувства к разбившемуся куску фарфора, он не знал.
– Ничего страшного, я уверен, она бы вас извинила… – произнёс он вслух. – И потом, это в большей степени моя вина. Я испугал вас внезапным появлением.
– Да, я тоже так считаю, – согласилась с ним девушка, и, холодно улыбнувшись, добавила: – Я дожидаюсь вас так долго, что когда вы и в самом деле появились, это действительно показалось уже неожиданным.
И, не дав оторопевшему Михаилу раскрыть и рта, продолжила:
– Позвольте напомнить, я – Анна Ивановна Кречетова. Нас представляли друг другу на одном из вечеров, сразу после вашего возвращения. Но вы, скорее всего, запамятовали. Я думаю, мою младшую сестру Ольгу вы должны были запомнить лучше.
Михаил действительно припомнил, что у хохотушки Ольги имеется старшая сестра. Правда, он так и не смог вспомнить, когда и где их представляли друг другу, что, впрочем, было неудивительно. Первые дни возвращения на родину его буквально осаждали люди, пытаясь либо восстановить старое знакомство, либо завести новое. Возможно, где-то среди этих лиц и затерялось лицо Анны. Однако Михаил вспомнил, что на одном из первых вечеров, на которые он был зван, некий доброхот взялся познакомить его с соседями. Вернее, даже не познакомить, а ознакомить с их слабостями, привычками и причудами, коих набиралось, со слов того же доброхота, превеликое множество. Так, Михаил узнал, что сестёр Веленских лучше обходить десятою дорогою, поскольку, хотя одной из них уже за сорок, а другой к сорока, они ещё не расстались с надеждою, старшая – удачно выдать сестру замуж, а младшая, соответственно – удачно замуж выйти. Она упорно продолжала ожидать своего «принца», на роль которого, как тонко намекнул доброхот, вполне годился и холостой обеспеченный сосед, недавно возвратившийся из-за границы.
Михаилу много рассказали в тот вечер интересного об окружающих. Смутно помнилась ему фигура в углу залы, тайком указав на которую доброжелатель жарким шёпотом сообщил, что это и есть та из девиц Кречетовых, которая с особенностями. Какие именно у этой девицы особенности, сказано не было, а вопросов Михаил задавать не стал, к тому времени его изрядно утомило то количество помоев, которые под видом заботы о вновь прибывшем выливались на окружающих. Молодой человек поспешил распрощаться с назойливым субъектом, причём, вероятно, сделал это достаточно резко, поскольку с той поры доброхот больше не выказывал желания поделиться жизненным опытом и личными наблюдениями.
Но как бы то ни было, сестра у Ольги скорее всего действительно была, причём была со странностями или особенностями, не суть важно. Оставалось выяснить, что эта умалишённая забыла у него дома, и надеяться, что она не буйнопомешанная. Хотя, если бы была буйной, её вряд ли бы допускали в общество, утешил себя Михаил и, улыбнувшись как можно дружелюбнее, спросил:
– Чем могу служить, сударыня?
Девушка насмешливо изогнула бровь и произнесла:
– Вы даже не пошлёте меня к чёрту? – притворно умилилась она.
– А вам бы хотелось увидеться именно с ним? – попытался уточнить Михаил. – Тогда, боюсь, вы пришли не по адресу.
– Оставим шутки, – нахмурилась гостья. – Я и так потратила слишком много времени, ожидая вас, поэтому поговорим о деле. Я не могу, да и не хочу рассуждать о честности и справедливости. Скажу только, что папеньке очень дорога Белка. Расставание разобьёт ему сердце. Да и всем нам тяжело пережить такую потерю.
Михаил Николаевич слушал девушку с всевозрастающим удивлением. Какая белка? Почему папенька должен с ней расстаться? И самое главное, при чём здесь он?
Собеседница между тем продолжала:
– Вы человек обеспеченный, и то, что вы отказались от немалой суммы, которую предлагал мой отец, лишь подтверждает это. Вероятно, вы считаете, что обладание этой усадьбой сулит вам большие выгоды. Осмелюсь предположить, что выгоды эти не материальные. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что таким образом вы бежите от обыденности…
Михаил понимал всё менее и менее, а в том, что имеет дело с сумасшедшей, уверялся всё более и более. Голос девушки журчал и журчал, Михаил кивал, не вникая в смысл сказанных слов.
– …Я предлагаю вам пари. Если в течение следующих двух недель… справлюсь… роль... дитя…
«Что же делать? – судорожно думал Михаил. – Послать Степана к Кречетовым, пусть приедут и заберут свою заботу. Но как это сделать таким образом, чтобы гостья не заметила?» Он не боялся, что девушка сможет причинить ему какой-либо вред, справедливо полагая, что, даже находясь в столь плачевном состоянии после вчерашних возлияний, способен с ней справиться. Однако опасался, что его действия могут напугать визитёршу и она попробует сбежать, а поскольку находится в некотором помрачении, то, возможно, потеряется или ещё какой вред себе причинит.
–…то, видно, судьба вам усадьбой Бельканто владеть. Если же все три условия в указанный срок исполнятся, то и усадьба, и село останутся за папенькой, – протараторила гостья, беззвучно шевельнула губами, после чего протянула руку Михаилу и, глядя ему в глаза, твёрдо произнесла: – Уговор!
И этот жест, и тон этот в точности повторяли виденные Михаилом ранее, когда он застал девушку беседовавшую с креслом. Михаила озарило: «А может, и не сумасшедшая вовсе… Ждала долго… к беседе готовилась… Репетировала…». Помимо всего прочего, в голове стали мелькать неясные образы, воспоминания о вчерашнем вечере. Ошеломлённый, растерянный и даже несколько смущённый, он машинально пожал протянутую руку. Анна победно улыбнулась и направилась к двери. Михаил хотел было её задержать, прояснить ситуацию, извиниться, наконец, но тут девушка, сделала лёгкий поклон в сторону по-прежнему пустующего кресла. Пока молодой человек пытался решить: перед ним всё-таки сумасшедшая или ему померещилось, непонятная девица скрылась из виду. А потом ему резко стало не до неё.
Недоумевая, разглядывал он свою руку. На ладони красовался знак, вернее – Знак. Один из символов девятиликого в центре. Справа от него друг над другом красовались три штриха. Символ и штрихи были вписаны в кольцо, по периметру которого вершинами к центру расположились треугольники, разбитые засечками на две группы. По девять треугольников в каждой группе. Михаил смотрел и не верил. Пари! Самое настоящее! По всем правилам магически закреплённое. Этого просто не могло быть, но это было.
Такие споры вошли в моду при дворе лет двести – двести пятьдесят назад. Лет через восемьдесят после этого ими развлекалась вся страна от бравого кавалериста до прачки, а ещё лет через двадцать они были запрещены высочайшим рескриптом. Поговаривали, что причиной этому стала какой-то нелицеприятный случай, в котором была замешана то ли дочь, то ли жена тогдашнего императора. Спустя ещё какое-то время и без того тёмная история и вовсе покрылась мраком забвения, запрет был отменён, но прежняя популярность к этой забаве так и не вернулась. Скучающие нашли новые способы поразвлечься.
Время от времени в свете мусолились слухи о том или ином споре, но за свои тридцать с небольшим он ни разу не видел Знака спора и даже не слышал о тех, кто видел. Собственно, всё, что знал Михаил об этом Знаке, можно было выразить десятью словами, тремя предложениями.
Во-первых, знак состоял из двух частей: основной – указывающей на число условий, оговорённых в споре, и дополнительной – служащей подобием календаря или часов, в зависимости от того, на какой срок заключалось пари.
Во-вторых, для заключения пари был необходим хотя бы один свидетель.
И, в-третьих, хоть один из спорящих должен был активировать Знак.
Для того чтобы этот активатор иметь, необходимо либо его у видящего приобрести, либо самому видеть уметь. Свой активатор у Михаила был, поскольку довелось в своё время в таких делах поучаствовать, где без магических гарантий никак не возможно, и сегодня вечером его точно не использовал. Значит, активировала Кречетова. При каких обстоятельствах и зачем странноватой барышне, выросшей в глубинке, в семье средней руки помещика, могли доверить личный активатор, молодому человеку решительно не представлялось.
Глава 8. О чём говорят мужчины?
Завернувшись в байковый халат, Милованов сидел в том самом кресле, с которым так учтиво вела себя гостья. В одной руке Михаил держал чашечку горячего кофе, а в другой – старенький томик в коричневом кожаном переплёте, на потёртой обложке которого с трудом можно было разобрать потускневшие завитки названия: «Увеселения и игрища для душ молодых». Несмотря на многообещающее заглавие, в книге приводилось достаточно скупое описание так называемых увеселений, которое частенько прерывалось нуднейшими рассуждениями автора, некоего Рыжова Е.М., о достойном и правильном. Ко всему прочему, автор не отличался последовательностью и стремлением к систематизации. Поэтому правила одной и той же игры были «размазаны» по нескольким листам, а то и главам. Описание каких-то приёмов повторялось дважды, а то и трижды, кое-где Рыжов противоречил сам себе, а иной раз прерывал рассказ, не закончив, да так и не возвращался к нему более. Оставалась удивляться и радоваться, что интересующая Михаила тема была подана на удивление толково и полно, имелась даже парочка иллюстраций.
Сверяя текст с красующимся на ладони Знаком, молодой человек выяснил, что он заключил с барышней Кречетовой трёхусловное пари. Некоторое облегчение Михаил испытал, прочитав, что треугольником с точкой в центре обозначают сутки. Итого у него в запасе целых восемнадцать дней для выполнения не пойми чего, не пойми как и не пойми зачем.
Кроме того, книжица пролила свет на то, как заключение пари стало вообще возможным. Оказалось, что свидетель необходим только на завершающей стадии, то есть ритуальное «ладоней касание» должно происходить на чьих-то глазах, а вот обсуждение условий вполне допускалось оставлять в тайне. А поскольку замочные скважины в его доме широкие, а глаза у челяди любопытные, то и свидетель или свидетельница вполне могли найтись. Непонятно только, как Анна Ивановна смогла подгадать с этим свидетелем, то ли нарочно подговорила кого-то, то ли сама такого эффекта не ожидала.
Расспрашивать домашних Михаил пытался, но те тряслись и молчали. Не к спеху, в общем-то. Успокоятся все, и ещё раз спросит. Помягче.
Ведь в принципе всё складывалось не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Потрясение от появления Знака на собственной ладони помогло развеять туман, застилавший события прошедшего вечера.
Вспомнился тоскливый приём у Веленских, Кречетов, бегающий за ним как собачонка на привязи, надоевший до зубовного скрежета со своим предложением сыграть по маленькой. И сама игра тоже вспомнилась. Прямо скажем – гордиться нечем, но Иван Петрович был так назойлив, так самоуверен и самодоволен, что первоначальное желание проучить его превратилось в необоримую потребность. Сам бог велел наказать Кречетова рублём, но усадьба – это, право слово, чересчур.
Раздался негромкий стук в дверь, после чего на пороге появился мсьё Нуи.
– К вашим услугам, милостивый государь! – произнёс он и отвесил нарочито подобострастный поклон, картинно держась при этом за поясницу. – Шего изволите?
Михаил поморщился:
– Заходи уже, паяц! Да дверь поплотнее прикрой!
– Как пошелаете, – вновь поклонился мсьё Нуи и захлопнул массивные двери.
– Ну и чего ты кривляешься? – нахмурился Милованов. – Обидел я тебя, так дай в ухо и дело с концом!
– Милостивый государь, как мошно? Обишатса нам ни по шину.
Милованов поморщился, как от уксуса, и поднялся из кресла.
– Славка! Прекращай! Ну дурак я! Признаю! – сверкнул глазами он. – Но ты тоже хорош, понимал ведь, что я в таком состоянии не то что тебя, отца родного не признал бы! Так зачем полез?
Мсьё Нуи вздохнул, тряхнул головой и как-то мгновенно преобразился. Не то чтобы стал выше, но маленьким уже не казался, живот чуть втянулся, линия подбородка сделалась чётче, а плешь – незаметнее. Перед Михаилом стоял не обрюзгший любитель кулинарных излишеств, разменявший полвека, а мужчина не более сорока лет, плотный, но не оплывший. Не имеющий во внешности ничего примечательного, настолько ничего примечательного, что взгляду не за что было зацепиться. При попытке всё-таки хоть что-то примечательное обнаружить внимание рассеивалось. Причём чем настойчивее попытки сконцентрироваться на лице мужчины, тем меньше удаётся разглядеть. Цвет глаз, форма носа, полнота губ – всё текло и менялось. Михаил перевёл взгляд с лица мужчины на верхнюю пуговицу его камзола, дождался, пока пройдёт головокружение, и, криво улыбнувшись, сказал:
– Вот сколько тебя знаю, а всё не привыкну.
– Мне вернуть мсьё? – ухмыльнулся мужчина, при этом не обнаружив и тени акцента в голосе.
– Ну уж нет! – вскинулся Михаил. – Терпеть его не могу! Ты где раздобыл столь гадостную личину?
– Поживёшь с моё – не таких типажей насмотришься!
– Хочешь сказать, этот пузырь реально где-то существует?
– Ну, то, что существует, я с уверенностью сказать не могу. Но вот лет десять назад существовал и вполне себе здравствовал, только носил не холуйскую ливрею.
– То, что ты со мной разговариваешь, позволяет мне надеяться, что я прощён?
– Надейся, – махнул рукой Вячеслав, носящий несколько неблагозвучную фамилию Огрызко, и плюхнулся на софу. – Но если и дальше будешь строить из себя идиота, я могу и передумать.
Михаил радостно потёр руки и вернулся в кресло. Едва откинулся на спинку, как тут же услышал ехидный голос друга.
– Украшеньице ты себе приобрёл знатное!
– Сам в восторге, – буркнул Михаил.
– Ты зачем с Кречетовым на усадьбу играл?
– Да чёрт его знает! Само как-то вышло. Я, признаться, потом собирался ему откупиться позволить за ящик коньяку «Премьере Куалите». Вещь дорогая, но с ценой за усадьбу не сравнится. А вот достать сложно, побегать бы ему пришлось знатно, чтоб к сроку успеть, зато уж запомнил бы, как к людям с игрой навязываться! Так-то… Только, веришь ли, утром у меня из головы не только коньяк вылетел, но и усадьба эта проклятая, и игра, и сам Кречетов в придачу!
– А пить надо меньше, – подняв указательный палец к потолку, протянул Вячеслав, явно кого-то копируя.
– Сам знаю… – в очередной раз вздохнул Михаил.
– Ну а теперь-то что будешь делать? С этаким-то рисунком?
– А что прикажешь с этим делать? Откупиться Кречетову я теперь позволить не могу, потому как усадьба как приз в пари заявлена и до его окончания я ею распоряжаться не могу. Ну подожду две недели, там придумаю чего. Только что тут придумаешь? Проиграть я не могу, а выигравшему – судьба усадьбой владеть, так, кажется, она в условиях пари говорила…
– Кажется? Ты что же, с перепоя условия забыл?
– Да я их и не слушал, – с досадой признался молодой человек.
– Идиот, – со вздохом произнёс собеседник.
– Да, ладно тебе, – отмахнулся Милованов. – Проиграть я в принципе не могу, так зачем напрягаться…
– То есть ты считаешь, что, заключив пари с видящей, ты можешь расслабиться и не напрягаться. Причём расслабиться настолько, что даже условия пари тебе не интересны?
– Как с видящей? – вырвалось у опешившего от известий Михаила.
– Ты что, не знал? – Вячеслав уставился на собеседника.
Глава 9. О чём шепчутся девушки?
– Анна! Ты где была? – Ольга встретила сестру яростным шёпотом.
– Гуляла! – огрызнулась та, не повышая голоса.
– Это ты маменьке рассказывать будешь! – продолжала шипеть Ольга. – К миловановскому дому ходила! Любка мне про то уже час как сказала! Что ты задумала?
Несмотря на то, что ночь выдалась ясной, а окно в девичьей комнате было распахнуто настежь, луна не могла разогнать чернильную тьму спаленки. Аннушка вздохнула. Зажгла свечу. Села на край кровати и неспешно, не обращая внимания на горящий укоризной и любопытством взгляд сестры, расшнуровала высокие ботинки. Мягкая кожа и плоская подошва делали их незаменимыми при длительных прогулках по просёлочным дорогам и лесному бездорожью. Девушка скинула обувь, с видимым удовольствием пошевелила пальцами на уставших ногах. Ольга брезгливо сморщила носик:
– Как ты можешь носить такое убожество? – в очередной раз спросила она, впрочем, скорее по привычке, чем всерьёз рассчитывая получить внятные объяснения.
Анна с содроганием представила себе, как она два часа шагает по ночному лесу в бархатных туфельках, держащихся на ноге при помощи атласных лент и честного слова, и ответила сестре неопределённым пожатием плеч. Стянула чулки. Встала, скинула с себя осточертевшее платье и нижнюю юбку и как была, в одном нижнем белье, прошлёпала босыми ногами за ширму. Наскоро ополоснулась прохладной водой и переоделась в белую батистовую сорочку. Затем села к туалетному столику и стала неспешно расчёсывать волосы, демонстративно не обращая внимания на сестру, которая устроилась в центре кровати, обняв поджатые ноги и упёршись подбородком в колени.
– Что теперь с нами будет? – потерянно произнесла Ольга высоким детским голосом. – Папенька вовсе разорился? Мы теперь бесприданницы? Должны будем в гувернантки идти или в компаньонки? А Николенька как же? Тебе хорошо, у тебя дар есть! Тебя в любой обители и без приданого с распростёртыми объятиями примут. А я как же? Да и не хочется мне в обитель… и за чужими детьми да стариками смотреть – тоже не хочется. Да и не умею я ничего… Читать романы на трёх языках да в модах разбираться – этого для гувернантки мало и для компаньонки немного…
– Да кто ж тебе наговорил такого? Глупенькая! – всплеснула руками Анна. Ей стало совестно. Взрослые, уйдя с головой в проблемы и их решение, даже не посчитали нужным объяснить всё младшим членам семьи, а те, не будучи глухими и слепыми, на основании услышанных обрывков разговоров сделали вполне определённые выводы.
– Любка с Марфой говорили, а я услышала, – потупив взор, призналась сестра.
– А нечего глупости всякие слушать, а потом ещё и повторять! – притворно нахмурилась Анна. Она пересела на кровать поближе к младшей сестрёнке, обняла и крепко, как в детстве, прижала к себе.
Маленькая Ольга страшно боялась грозы и, если таковая приключалась в ночное время, всегда прибегала в поиске защиты к сестре. Та никогда не подводила и зачастую они половину ночи сидели вот так – обнявшись. Анна гладила сестру по голове, нашёптывала какие-то утешительные глупости, а когда та немного успокаивалась, рассказывала захватывающие, иногда грустные, иногда весёлые истории. Татьяна Михайловна нежно любила своих детей, но если случались в их жизни какие-то беды и страхи, то младшие предпочитали обращаться за поддержкой к Аннушке, а сама она могла в этом отношении положиться только на бабушку.
– Дурочка! – шепнула Анна в мягкие шелковистые волосы сестры. – Разве можно саму себя так пугать. Никто нас на улицу выкидывать не собирается. И приданое у тебя будет, и немалое. Да ты на себя в зеркало погляди, глупенькая. Андрей Дмитриевич, а и не только он, буде такая необходимость, и в рубище тебя бы к алтарю повёл.
Ольга издала носом звук, весьма далёкий от утончённости. Анна хихикнула. Ольга поддержала. Напряжение дня вырвалось в безудержный хохот. Отсмеявшись, девушки устроились поудобнее и продолжили прерванную беседу, но уже без смеха и слёз. Ольга ахала и охала, в положенных местах прикрывала рот ладонью, закатывала глаза. Когда рассказ дошёл до заключения пари, она схватила руку сестры и стала её крутить, пытаясь найти отличия в Знаках, украшающих ладонь и тыльную сторону кисти.
– Оторвёшь, – поморщилась Анна и мягко отстранилась от цепких пальчиков.
– Прости, – извинилась сестра без тени раскаяния в голосе. – Ты уверена, что твой план сработает?
– Не слишком, – вздохнула Анна, – но другого-то всё равно нет, да поздно уже что-то менять…
– А как ты объяснишь всё маменьке с папенькой? – Ольга задала тот вопрос, на который Аннушка пыталась придумать ответ последние часа три. Уже по дороге домой из усадьбы Милованова, когда схлынуло упоение пусть маленькой, но победой, она пыталась в лицах представить себе объяснение с родителями, и её далеко не скудное воображение рисовало картины вовсе не утешительные. Папеньке вполне по силам разыграть трагедию «Отречение от блудной дщери». Анна беспомощно пожала плечами и устало закрыла глаза. Свеча давно догорела и погасла с лёгким шипением, но чернильная темнота уступила место жемчужно-серым предрассветным сумеркам.
– Спи, – шепнула Ольга, в свою очередь погладив сестру по голове, затем легко выскользнула из-под одеяла и на цыпочках отправилась в свою комнату.
