Текст книги "Неудача в наследство (СИ)"

Автор книги: Светлана Романюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

Глава 79. И вновь пари

Фонарь погас. Ночь, душная и непроглядная, навалилась со всех сторон. Михаил зажмурился на пару мгновений, предоставляя глазам возможность привыкнуть к внезапной темноте. Визг младшей Кречетовой перешёл в приглушённые всхлипывания. Старшая, плотно прижатая к левому боку, молчала, лишь вытянулась ещё больше, напоминая вибрирующую струну. Михаил чуть ослабил хватку, убедился, что барышня твёрдо стоит на ногах, затем и вовсе отпустил её.

Глаза наконец-то привыкли к недостатку света. Тотчас же обнаружилось, что небо усеяно звёздами и они с любопытством подглядывают через прорехи в облаках за трагедией, разворачивающейся внизу. А посмотреть было на что!

Ссутулившийся заседатель замер скорбным изваянием. Тени занавесили его лицо густой вуалью и мешали рассмотреть выражение лица, но сама его фигура олицетворяла собой раскаяние, сожаление и безнадёжность. Михаил затруднялся с определением, в чём именно раскаивался приятель и о чём сожалел: о том ли, что поднял руку на представителя власти и закона, или о том, что тот смог увернуться.

Князь, прижимая к скуле белеющий в темноте носовой платок, приказал:

– Свет!

В ответ послышалось разноголосое:

– Будет сделано, ваше сиятельство!

– Не извольте беспокоиться!

– Сейчас засветим! Хвала Шестиликой, фонарей хватает…

И действительно, спустя пару мгновений откуда-то притащили три небольшие лампы. Они были новее, изящнее, ярче, чем угасшая в руках Михаила рухлядь. Михаил осознал, что продолжает сжимать бесполезный кованый ящик, осторожно наклонился и поставил его у ног.

– Ну что ж, молодой человек, отзывчивость и стремление защитить слабого – чувства похвальные, но не всегда уместные, – меж тем с усмешкою тянул Ромадановский, поглядывая на платок, что время от времени отнимал от щеки.

Удар пришёлся вскользь. Князь на ногах устоял, но кожу на скуле ему Андрей ссадил.

– Но ничего, на вашей должности это быстро лечится, а если нет, то стоит подумать о карьере в другой сфере, – блеснул глазами в сторону подчинённого князь и вновь попытался уткнуться в записи.

– Мне на днях уже говорили, что я занимаемой должности не соответствую, – пророкотал Андрей. – Видно, это и вправду так, коль должность эта все человеческие чувства забыть требует. И совесть на государственной службе лишняя, и сострадание…

Всхлипывающая Ольга тихонько подкралась к жениху и обняла его сзади. Князь поморщился, опустил руку с бумагами и, глядя в глаза заседателя, заговорил:

– Совесть? Сострадание? Отчего же они на государевой службе лишние? Вовсе даже не лишние. Я бы сказал, и на вашей, и на моей должностях они обязательные. Вот только к ним ещё и разум в комплекте должен идти, и логика… Вот вы, молодой человек, про совесть заговорить изволили. Ну так скажите, а ваша совесть вас мучить не будет, ежели мы сегодня этого лиходея упустим, а через пару недель он ещё одного ребёнка в жертву определит? Вы с какими глазами его родителям объявлять будете, что поймать могли, но проворонили?

– Я не упущу! Мы не упустим! Ведь можно же и девчушку спасти, и этого… поймать, – горячечно затараторил Андрей. – Нам же сейчас главное – Лизу вытащить. Даже если мы его спугнём – Лиза его уже видела! Она описание даст. Мы его и после поймаем!

Ромадановский поглядел на него едва ли не с жалостью.

– Да, Лиза его уже видела… И при этом условии вы действительно считаете, что, если мы его спугнём, он оставит девочку в живых? Поймите, мы выбираем не между «девочка погибла – преступник пойман» и «девочку спасли – преступник сбежал», а между «девочка погибла – преступник пойман» и «девочка погибла – преступник сбежал». Он убьёт её в любом случае! Он не оставит свидетеля. Прервёт ритуал, убьёт и сбежит. А через какое-то время убьёт следующего. И не факт, что он снова к кошкам вернётся…

Андрей стоял, беспомощно хлопая глазами. Тихонько всхлипывала Ольга, уткнувшаяся ему в спину.

– Знаете что? – устало проговорил Ромадановский. – Езжайте-ка вы домой. Это приказ. Толку от вас здесь… Возьмите всех посторонних, – князь широким взмахом руки указал в ту сторону, где стояли Михаил и Кречетова-старшая, – и езжайте. Только тихо. Шуму вы и без того наделали… Слава Шестиликой, пока до кошкодава не докричались, – Леонтий Афанасьевич сделал паузу, втянул носом воздух, к чему-то прислушался, затем пояснил: – Подготовку ритуала он не останавливал.

Михаил сделал шаг вперёд и замер, пытливо рассматривая отсылающего их князя. Это было очень странно – видеть сдавшегося Ромадановского, а, на взгляд Михаила, князь именно сдался. Он всегда боролся до последнего, пытаясь минимизировать потери, количество жертв и разрушений. Или Леонтий Афанасьевич просто всё уже просчитал? И тот вариант, что он предлагает, действительно самый… гуманный? Один истерзанный ребёнок – это наименьшая из возможных потерь? Память услужливо подсунула воспоминание: полянка, длиннорогая коза с белоснежной шерстью и остановившимся взглядом, труп и смрад.

– Поверьте, если бы судьба предоставила девчушке хоть единый шанс, я бы его не упустил, – тихий бархатный голос князя вернул Михаила в реальность.

Судьба, шанс… Мысль не успела ещё оформиться окончательно, а Михаил уже заговорил:

– Ваше сиятельство, держу пари, что девочка выйдет из этой опасной ситуации живой и здоровой!

Князь качнул головой и разочарованно цокнул языком:

– Учишь вас, учишь… Скажем так, способ – одобряю. Но рекомендую: взять паузу, недолгую, продумать формулировку, расставить приоритеты и оценить вероятность конфликта с уже заключённым пари… Думай, Миша, думай! У тебя есть три минуты и ещё одна попытка.

Мысли, одинокие и бессвязные, заметались в пустой голове. Приоритеты… Конфликты… Михаил оглянулся на Кречетову-старшую, встретил внимательный пытливый взгляд, послал ей ободряющую улыбку. Посмотрел на свою правую ладонь, в центре которой слабо светился Знак, растерявший изрядную часть своих компонентов. Одна черта… Последнее условие – дитя тяжкую ношу должно поднять, что до того на плечи взрослых неподъёмным грузом падала. «Ну что ж, – невесело усмехнувшись, подумал Михаил, – во избежание конфликта в новом пари обойдёмся без какого-либо упоминания детей…»

– Держу пари, что сегодня ничто не помешает изловить «кошкодава»! – решительно произнёс он вслух и в очередной раз протянул руку князю.

Тот чуть помедлил, поморщился, буркнул что-то вроде «до идеала далеко», но руку пожал.

– Боюсь, что помешать поимке может многое и многие, – сказал князь.

Михаил почувствовал, что левая ладонь чуть погорячела. Поднёс её к лицу. Увидел на ней Знак, очень похожий на Знак на второй ладони, с той только разницей, что чёрточка-условие здесь изначально одна была да по периметру щедро, на три четверти окружности, насыпаны точки, а не треугольники.

– Этот исправленный, без заковычки, – пояснил Ромадановский. – Изначального, что Пельн создал, и одного, активированного, на всю Славию довольно.

Ладонь защипало. Одна из точек на периметре Знака вспыхнула и исчезла.

– Минуты? Меньше часа? – удивился Михаил.

– Ты ж сам в пари про сегодня сказал, – фыркнул князь. – А сколько его, этого сегодня, осталось? Уж полночь близится…

Михаил спиной почувствовал чьё-то внимание. Обернулся – Анна продолжала молча сверлить его взглядом.

– Ступайте уже! Барышням домой пора! – Ромадановский повелительно взмахнул рукой, отсылая всех лишних, а сам отправился что-то считать и отдавать тихие отрывистые приказы оставшимся в его распоряжении людям.

Глава 80. Ночь

Аннушка смотрела на Милованова. Иногда переводила взгляд на мелькающие по обочинам тени, укрывшееся тучами небо, краешек выглянувшей в прореху луны и вновь обращала взор к соседу. Вернее, тени, луну и соседа, должно быть, видела Ольга, когда поднимала заплаканное лицо от плеча жениха. Аннушка разглядывала иное: слабый зеленовато-перламутровый, отдающий гнильцой свет, разлитый в эфире, плотные сверкающие разноцветьем нити, что окутывали Милованова. Часть этих нитей тянулась к ней, часть уходила в темноту позади коляски, туда, где полтора десятка мужчин остались ждать смерти маленькой девочки. Несколько нитей, самых тонких и незаметных, шли куда-то ввысь. Проследить их не было никакой возможности, да, если честно, и желания акцентировать на них своё внимание ощущалось не много.

Приступа ещё не было, но удерживать взгляд становилось всё трудней. Никогда раньше Аннушке не приходилось использовать свой дар так долго, так глубоко и на столь большом объёме. Концентрация терялась, картинка то и дело размывалась, но Аннушка упорно возвращала себя в полуявь, боясь, что если потеряет из виду это сияние и эти ниточки, то навалившиеся на неё тревога, страх и беспомощность не позволят уже вернуться к этому состоянию, и тогда единственное, что ей останется, – это слёзы, такие же горькие и бесполезные, как и у сестры.

Милованов ёрзал на сидении, морщился, то и дело подносил ладонь со свежепоявившимся Знаком к лицу.

– Ты зачем слова изменил? – угрюмо спросил Андрей, глядя куда-то поверх плеча приятеля.

– М-м-м? – непонимающе откликнулся тот, отрываясь от изучения нового Знака.

– Слова спора с князем зачем изменил? Первый вариант лучше был. Мразь эту они и так поймают, а у девчушки, можно сказать, последний шанс был…

– Князь на первую формулировку нипочём бы не согласился. Он мою удачу лучше меня изучил. Все её выкрутасы знает.

– Ну так и не спорил бы с князем! Со мною бы об заклад побился, или… – Андрей многозначительно замолчал и покосился в сторону Аннушки.

Та сидела недвижимо, даже ресницы лишний раз не опускала. Голоса мужчин доносились до неё отчётливо, но смысл сказанного ускользал.

– С тобой… – Михаил скривился. – Во-первых, я до этого варианта не сразу додумался, а во-вторых, может, оно и к лучшему.

Андрей возмущённо хекнул.

– Если бы я поспорил, что девочка не пострадает, и благодаря моей удачливости это бы сбылось, то, скорее всего, кошкодав наш сбежал бы, – поморщившись, начал объяснять Михаил. – Удача – дело такое… точно отмеренное и узконаправленное. Да и не из бездонного кувшина черпается. Если где-то прибывает – значит, откуда-то убыло… Так что ушёл бы наш кошкодав. Это как минимум. Может, и чего похуже бы произошло… Но это пустое. На это бы я плюнул…

Он умолк, вновь поморщился и, глянув на руку, хрипло спросил у кучера:

– Долго ль ещё?

– До Бельканты? Дык, за полчаса управимся, барин, – флегматично ответил тот, оглядываясь через плечо.

Милованов скривился.

– Так отчего не плюнул? Слюны не хватило? – буркнул Андрей. – Сейчас плюнь. Давай поспорим. Держу пари: девочка живой из рук кошкодава не вырвется. Ну!

Андрей отстранил притихшую Ольгу и протянул руку Михаилу.

Тот руки не подал, проговорил тихо:

– Особенность есть у дара моего фамильного. Мне крайне не рекомендуется сразу несколько споров заключать. А ежели такое всё-таки случилось, то условия в этих пари должны быть максимально далеки друг от друга. Ни единым словечком совпадать не должны, ни намёком даже… А тут получается, в одном дитя, в другом – девочка… Сейчас на мне два пари висят, да закреплены оба магически… Ежели я ещё третье оформлю, то удача точно коленце выкинет. По всей округе пройдётся… Эх, ежели бы две недели назад отмотать, ни за что бы…

Милованов осёкся и покосился на Аннушку. Та, поймав взгляд, лишь ресницами в ответ дрогнула. Нюансы беседы от неё ускользнули, но общий посыл она всё-таки уловила. Пари, что Михаил Арсеньевич, предок теперешнего Михаила, предложил, явно лишним было. Хотя… Аннушка тряхнула головой, отгоняя подкатывающиеся слёзы, и вновь сосредоточилась на светящихся линиях.

Милованов ещё раз посмотрел на ладонь.

– Чего елозишь-то? – устало спросил его Андрей.

– Времени всё меньше, – пояснил сосед. – Через полчаса, даже чуть раньше, кошкодава поймают…

Ольга всхлипнула особо душераздирающе.

– До этого нужно попытаться ребёнка спасти, – продолжил Милованов. – Теперь-то ничто работе князя не помешает. Поймает он своего преступника, что бы кто ни сделал. Действовать нужно! По-простому, без финтифлюшек этих, без дара и магии.

– Как? – подобрался Андрей, оставив, видимо, все остальные вопросы на потом.

– Да кабы я знал! – крикнул Милованов и в сердцах жахнул кулаком по сиденью.

Ольга вздрогнула. Аннушка стиснула зубы. Голоса мужчин вытаскивали её в реальность. Жемчужно-зеленоватый свет стремительно бледнел. Видящая усилием воли загнала себя глубже в неявь, так глубоко, что практически перестала ощущать своё тело.

– На развилке остановись! – приказал Милованов кучеру, затем, обращаясь к приятелю, добавил: – Сойду я, а ты барышень до дому доставь.

– И я с тобо… – попытался что-то сказать заседатель.

Но Михаил качнул головой в сторону Аннушки и велел:

– За Анной Ивановной особо присмотрите. С минуты на минуту у неё приступ случится. А я по округе пройдусь… К соседям загляну. Расспрошу. Ежели крестики, что ты по поручению князя на карте рисовал вспомнить... Соседей давно навестить следовало!

Коляска, чуть скрипнув, остановилась. Аннушка смотрела на выбирающегося из неё соседа. Опутывающие его каналы силы светились всё ярче, а эфир вокруг – всё бледнее.

– Ну, помоги, Шестиликая, – буркнул Михаил и махнул кучеру: – Трогай!

Неподалеку, чуть впереди, в стороне от дороги что-то неистово полыхнуло тёмным. Висок обожгло болью. Аннушка только в это мгновение поняла, что болотное свечение вокруг угасает вовсе не из-за того, что она сосредоточенность потеряла, только в это мгновение ей удалось осознать, что оно означает. Отголоски ритуала! И вот теперь начинается та самая, активная фаза, про которую князь упоминал.

Коляска тронулась с места. Ни мужчины, ни сестра вспышки темноты не видели.

– Стой! – хрипло закричала Аннушка. – Стой!

Крик стих. Коляска остановилась. Замер пытающийся скрыться в лесу Милованов.

– Я с вами! Я с вами пойду, – чуть тише просипела Аннушка и стала выбираться из экипажа. Ноги, руки слушались плохо. Видящая чувствовала себя старой деревянной куклой на плохо подогнанных шарнирах.

Михаил подскочил, крепко ухватил её за локти, заглянул в глаза и тревожно спросил:

– Началось? – затем осёкся, мотнул головой и, сведя брови, уточнил: – Туда?

Он простер руку в том направлении, где только что полыхнуло. Аннушка кивнула.

– К Орловым? – удивилась Ольга. – Зачем?

– К их дому, – подтвердила Аннушка, осознав, что действительно вспыхнуло в той стороне, где обитала вдова. – Быстрее!

– В коляску! – приказал Милованов, бесцеремонно закинул Аннушку на сидение и хлопнулся рядом.

Кучер повёл плечами и тронул с места. Лихо прошёл поворот и подкатил к орловским воротам в считаные мгновения.

Глава 81. Мышь

Невеликая усадебка Орловых была обнесена плетёной изгородью с бревенчатыми воротами, украшенными потемнелой резьбой. Отпирать их никто не спешил. В глубине двора сонно чернели окна одноэтажного дощатого дома.

– Эгей! Хозяева! – рявкнул кучер таким басом, что вздрогнули все пассажиры.

В ответ с некоторой задержкой из-за забора донеслось предупредительно-удивлённое тявканье.

– Неужто Орловы и кошек, и… – неверяще начала Ольга.

– Ну, кости нищего, считай, у меня на заднем дворе нашли, однако ж к убийствам я непричастен. Не будем делать поспешных выводов, – быстро проговорил Милованов и, выпрыгивая из коляски, бросил: – Эдак мы до утра прождём!

Он сделал пару шагов в сторону, опёрся о столбик ограды и одним рывком перемахнул через плетень. Раздался треск материи, глухой стук и приглушённые чертыхания. Тявканье перешло в заливистый лай. Спустя несколько мгновений томительного ожидания, металлического лязганья и скрипа в воротах отворилась калитка.

– Сюда! – позвал выглянувший из неё Милованов. – Анна Ивановна, куда дальше? К дому?

Аннушка, выбравшаяся из экипажа не без помощи Андрея Дмитриевича, растерянно озиралась, пытаясь понять, где именно полыхнуло. Во дворе? Вряд ли. Дворик у Орловых был маленький, захламлённый, но спрятаться для проведения ритуала здесь было решительно негде.

Пёс, привязанный слева от входа, прекратил лай и, клацая цепью, с короткими взрыкиваниями и хрипами стал бросаться на незваных гостей. Дотянуться не мог, от этого ярился ещё больше. Милованов стоял справа, придерживал створку калитки и старательно не поворачивался к вошедшим спиной.

Только теперь в одном из окон затеплился робкий трепещущий свет зажжённой свечи.

– Кто там? – из приоткрытой оконной створки донёсся испуганный голос вдовы.

– Заседатель ваш, Мария Гавриловна! – откликнулся Андрей. – С соседями вашими! Миловановым Михаилом Николаевичем и барышнями Кречетовыми! Мы по делу! Ребёнок пропал! Мы ищем! Не видали ли чего?!

– Андрей Дмитриевич? Аннушка и Оленька? – закопошилась Орлова. – Ребёнок? Неужто Николенька? Охти, горюшко…

Дальнейшие причитания вместе с тусклым светом растворились в глубине дома.

Аннушка посмотрела на беснующегося пса и отвела взгляд. В тусклом свете занавешенной тучами луны собака, отчаянно рвущаяся с цепи, выглядела жутко. Голова болела всё сильнее – если и не до потери сознания, то до спутанности мыслей точно.

На крыльцо, настороженно озираясь, вышла Орлова. На её плечи был накинут скромный старенький капот, а на голове красовался съехавший набок чепец. В руках светилась тоненькая свечка.

– Хват! Молчать! – гаркнула вдова на собаку, а затем, резко сменив тон и тембр, залебезила перед поздно и довольно бесцеремонно ворвавшимися гостями: – Ребёночек пропал? Николенька опять шалит? Ох и резв! Ночь на дворе! Только тут его нету…

– Не Николенька, – остановила её Ольга. – Девочка, сирота. У Анны в школе учится.

Орлова обиженно поджала губы. От этой гримасы складки на лице у неё, у крыльев носа, стали ещё глубже, ещё заметнее, прибавив хозяйке в неверном свете трепещущего на ветру огонька с десяток лет.

– Удивляюсь я на вас, Анна Ивановна! – заскрипела она. – Вроде и возраст у вас уже солидный, не ребёнок давно. А всё свой дар на забавы пускаете! Школы, науки… Для кого? Вы б ещё телятам али курам азбуку преподавать начали! Зачем это всё для крестьян? У них головы под это неприспособленные! Вот и бегут горемычные от ноши непосильной! И Петенька мой, на вас глядючи, тоже в эдакой ерунде…

Орлова скрипела и обличала. Голова у Аннушки болела всё сильнее. Перед глазами мельтешили тёмные мушки. Даже земля, казалось, начала шевелиться. То, что у ног сошедшей с крыльца вдовы действительно что-то движется, стало понятно по тому, как тихонько взвизгнула Ольга и как дёрнулась сама Мария Гавриловна. Дёрнулась и чуть подалась вперёд, высветив крупную серую мышь, нагло копошащуюся среди людей.

Оказавшись в центре всеобщего внимания, мышь ещё пару мгновений что-то жевала, затем вальяжно развернулась и за мгновение до того, как на неё опустилась карающая вдовья туфля, юркнула в спасительную тьму.

– Ох и развелось их в последнее время, – посетовала Орлова, в очередной раз сменив тональность беседы. – Напасть прямо какая-то! Вернее, это на кошек моих напасть, а мыши этим пользуются. Вот не ведутся кошки, и всё! Уж с год как. А может, и более… Дохнут да пропадают!

Орлова причитала, а Аннушка с ужасом разглядывала то место, рядом с которым не так давно сидела мышь. На одном из обломков досок, которыми была вымощена дорожка от калитки до крыльца, чернел грязный отпечаток огромного сапога с орнаментной набойкой на каблуке.

– Приступ? – спросил Михаил, подхватывая резко побледневшую видящую под локоть.

– Голова? – заботливо уточнила сестра и кинулась поддерживать Аннушку с другой стороны.

– Мыши испугалась? Да не бойся, я шугнула её уже, – покровительственно утешила гостью Орлова.

– След, – трясущимися губами выговорила Аннушка и указала на доску.

Все посмотрели вниз, Мария Гавриловна даже свечку пониже опустила, чтобы получше разглядеть. Разглядела и заговорила осуждающе:

– А? Так ты чего всполошилась-то, след и след… Ты что, подумала, то чужой и лихой человек оставил? Так нет. Это мужа моего покойного сапоги… Петенька их вот донашивает. Велики они ему, неимоверно, хлябают да вихляются… Но так он их на балы и не таскает, так, по лесу пройти, или вот как сегодня, в овсерваторию свою – звёзды в трубу смотреть… Хотя какие сегодня звёзды? Тучи одни!..

– Где у вашего сына обсерватория? – перебил её Милованов.

– А? – растерялась непривычная к подобному обращению вдова.

– Обсерватория где? – рявкнул Михаил, отпуская локоть Анны и делая шаг вперёд.

Аннушка ещё успела заметить, что на сюртуке соседа пониже спины вызывающе белеет прореха, доказывая, что перемахнуть плетень без потерь не удалось, как за домом, у самой кромки леса, полыхнуло во всё небо. Аннушку скрутило от боли.

Окружающие тёмного всполоха видеть не могли, но не по себе стало всем. Милованов обернулся, увидел оседающую на землю видящую и вновь вцепился ей в локти.

– Началось? Где? – голос его звучал глухо, отрывисто.

Аннушка могла бы сказать, что началось всё давным-давно, а сейчас всё заканчивается. Но говорить не было ни сил, ни желания. Она подняла дрожащую руку и указала в дальний угол то ли сада, то ли огорода, тянущегося за орловским домом, где в темноте угадывались очертания кривенькой сараюшки.

Милованов разжал руки и ринулся во тьму.

– Куда?! Клубника! Клубнику не потопчи! – запричитала ему вслед Орлова.

Внимания на неё никто не обратил. Все ринулись за Миловановым. Впереди Андрей, следом – Аннушка и Ольга, поддерживая друг друга.