Текст книги "Исход. Том 1"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

– Да.

Когда они уже подходили к обочине, шоссе, Надин споткнулась, и Ларри поддержал ее под руку. Девушка с благодарностью взглянула на него.

– Может, присядем? – спросила она.

– Конечно.

Они уселись прямо на асфальт лицом друг к другу. Чуть погодя Джо поднялся и побрел к ним, не отрывая взгляда от своих босых ног. Он сел на некотором удалении от них. Ларри озабоченно посмотрел на него, потом на Надин Кросс.

– Значит, это вы вдвоем преследовали меня.

– Вы знали? Да. Я так и думала, что вы догадываетесь.

– И давно?

– Уже два дня, – ответила Надин. – Мы расположились в том большом белом доме в Эпсоме. – Заметив, каким растерянным стало выражение его лица, она улыбнулась– У ручья. Там, где вы заснули под каменной стеной.

Ларри кивнул:

– А прошлой ночью вы оба подкрались ко мне, когда я спал на веранде. Может быть, чтобы посмотреть, есть ли у меня рога или длинный красный хвост.

– Это из-за Джо, – спокойно ответила Надин. – Я пошла искать его, когда обнаружила, что он исчез. Откуда вы знаете?

– Ваши следы остались в росе.

– О!.. – Она пристально, изучающе посмотрела на него, и Ларри с большим трудом не отвел взгляд. – Мне бы не хотелось, чтобы вы сердились на нас. Думаю, это звучит смешно, после того как Джо пытался убить вас, но, поверьте, в этом нет его вины.

– Джо – это его настоящее имя?

– Нет, это я так называю его.

– Он похож на дикаря из телепрограмм.

– Да, что-то вроде этого. Я нашла его на лужайке перед домом – возможно, его домом, – страдающего от укуса. Он не разговаривает. Он только рычит. До этого утра я могла управлять им. Но я… видите, я устала… и… – Она передернула плечами. Болотная грязь подсыхала на ее блузке, напоминая вязь китайских иероглифов. – Поначалу я пыталась одевать его. Но он снимал все, кроме шорт. Потом я устала от своих бесполезных попыток. Кажется, комары и прочая мошкара не очень мешают ему. – Она помолчала. – Я хочу, чтобы мы пошли дальше с вами. Думаю, в сложившихся обстоятельствах не следует стесняться этого.

Ларри стало любопытно, что подумала бы она, узнав о покойной ныне женщине, которая хотела идти с ним. Но он ни за что не рассказал бы об этом; тот эпизод был надежно похоронен, даже если бы с женщиной того и не произошло. Он хотел воскрешать Риту не более, чем убийца желал бы упомянуть в светской беседе имя своей жертвы.

– Я не знаю, куда иду, – сказал он. – Я пришел из Нью-Йорка, это очень далеко. Первоначально план был таков: найти уютный домик на побережье и залечь здесь до октября. Но чем дальше я иду, тем больше мне хочется видеть других людей. Чем дальше я иду, тем сильнее все это ударяет по мне.

Ларри не мог выразиться яснее, да и вряд ли был в состоянии сделать это без того, чтобы не вытащить на свет Божий историю с Ритой или свои ночные кошмары с темноликим мужчиной в главной роли.

– Большую часть времени меня не оставлял страх, – осторожно произнес он, – потому что я был один. Это какая-то паранойя. Как будто все это время я ожидал, что вот-вот на меня нападут индейцы и снимут скальп.

– Другими словами, вы перестали подыскивать домик и стали разыскивать людей.

– Да, возможно.

– Вы нашли нас. Это уже начало.

– Я считаю, что это вы нашли меня. И этот мальчик беспокоит меня, Надин. Я должен быть готов ко всему. Его нож исчез, но мир кишит ножами, так и ждущими, когда их подберут.

– Да.

– Может, это покажется вам жестоким… – Ларри запнулся, надеясь, что она доскажет это за него, но она вообще не произнесла ни слова, а лишь смотрела на него своими темными глазами.

– Вы подумывали над тем, чтобы оставить его? – Вот оно, выплюнутое, словно лавина, и он по-прежнему говорил как вовсе не хороший парень… но это было правильно – честно ли было по отношению к каждому из них двоих усугублять и без того ужасную ситуацию, взвалив себе на плечи ответственность за десятилетнего психопата? Он сказал Надин, что покажется жестоким, – таким он и был. Но ведь теперь они пребывали в жестоком мире.

А в это время странные, цвета морской волны глаза Джо впились в него.

– Я не смогу сделать этого, – спокойно ответила Надин. – Я осознаю опасность, и я понимаю, что в первую очередь опасность грозит вам. Он ревнив. Он боится, что вы можете стать для меня более важным, чем он. Он может попытаться… попытаться снова напасть на вас, пока вы оба не станете друзьями или не убедите его, что вы не собираетесь… – Она запнулась, оставив фразу недосказанной. – Но если я брошу его, это будет равносильно убийству. А я не хочу участвовать в этом. Слишком многие умерли, чтобы убивать еще хоть одного.

– Если ночью он перережет мне глотку, вы будете причастны к этому.

Девушка понурилась.

Говоря так тихо, чтобы могла слышать только она (не зная, понимает или нет Джо, который напряженно наблюдал за ними, пока они разговаривали), Ларри произнес:

– Возможно, он сделал бы это прошлой ночью, если бы вы не остановили его. Разве это не правда?

Она мягко ответила:

– Все это только из области предположений.

Ларри рассмеялся:

– Призраки приближающегося Рождества?

Надин вздернула голову:

– Я хочу пойти с тобой, Ларри, но я не могу бросить Джо. Решение за тобой.

– Да, ты не облегчаешь мне проблему.

– Эти дни не для легкой жизни.

Ларри поразмыслил над этим. Джо сидел на обочине дороги, наблюдая за ними глазами цвета морской волны. А позади них настоящие морские волны без устали бились о скалы, бормоча что-то свое в тайных бухточках, где они отфильтровывали землю.

– Ладно, – сказал Ларри. – Я считаю, что ты опасно мягкосердечна, но… ладно.

– Спасибо, – ответила Надин. – Я буду нести ответственность за его действия.

– Будет просто отлично, если он убьет меня.

– Тогда это останется на моей совести до конца дней моих, – сказала Надин, и внезапная уверенность, что все ее слова о священности жизни не так уж и далеки от истины, обрушились на нее, стирая налет шутовства со сказанного, и она вздрогнула. Нет, сказала она самой себе. Я не убью. Только не это. Никогда.

В тот вечер они разбили лагерь на мягком белом песке общественного пляжа Уэльса. Ларри развел большой костер. Джо сел на противоположной стороне, подальше от него и Надин, подкармливая костер щепочками. Случайно ему попалась пажа побольше, он поднес ее к огню, пока та не вспыхнула, как факел, а затем пошел по песку, держа ее в руке, как зажженную праздничную свечу. Поначалу они могли видеть его фигуру, пока мальчик шел в круге света, отбрасываемого костром, но потом только движущийся факел, огненную гриву которого овевал ветер. Морской бриз усилился, стало немного прохладнее, чем во все предыдущие дни. Смутно Ларри припомнил шум дождя в тот День, когда он нашел свою мать умирающей, незадолго до того, как супергрипп ворвался в Нью-Йорк словно скоростной поезд. Вспомнил грозу и белые шторы, надувающиеся, как паруса, под порывами ветра. Ларри вздрогнул, а ветер подхватил спираль искр, вздымая их вверх в черное, с россыпью мерцающих звезд небо. Горячая зола взметнулась еще выше, вспыхивая искорками. Ларри подумал об осени, еще такой далекой, но стоящей теперь намного ближе, чем в тот июньский день, когда он обнаружил свою мать лежащей на полу в бреду. Напряжение никак не отпускало его. Вдали, на северной стороне пляжа, мелькал факел Джо. От этого Ларри стало еще более одиноко – единственный огонек, мерцающий во всеохватной, непроглядной темени. Накатила, зашумев, волна.

– Ты играешь?

Ларри вздрогнул при звуке голоса Надин и взглянул на футляр с гитарой, лежащий на песке между ними. Эта гитара стояла прислоненной к роялю «Стейнвей» в том огромном доме, куда они вломились в поисках ужина. Ларри набил рюкзак достаточным количеством банок, чтобы восполнить запасы, съеденные ими за день, и прихватил гитару, повинуясь импульсу, даже не заглянув в футляр, чтобы проверить, что там, – судя по богатому убранству дома, это должна была быть хорошая гитара. Он не играл с той самой безумной вечеринки в Малибу, а это было уже шесть недель назад. В другой жизни.

– Да, играю, – ответил Ларри и понял, что он хочет играть, но не для нее, а потому, что иногда было так здорово просто играть, это успокаивало. А у зажженного костра кто-то просто обязан играть на гитаре. Это правило было чуть ли не высечено на скрижалях.

– Посмотрим, что нам досталось, – сказал он и щелкнул замками.

Ларри предполагал, что там должно оказаться что-то хорошее, но увиденное превзошло все его ожидания. Это была двенадцатиструнная гитара фирмы «Гибсон», красивый инструмент, возможно, даже изготовленный на заказ. Правда, Ларри не слишком хорошо разбирался в этом, чтобы судить достоверно. Он только понял, что отделана гитара настоящим перламутром, его пластины ловили красно-оранжевые отблески огня и превращали их в переливающиеся призмы света.

– Какая красивая, – сказала Надин.

Ларри перебрал струны, ему понравился звук, несмотря на то, что гитара была расстроена. Она звучала насыщеннее и богаче, чем шестиструнная. Гармоничный звук, сочный. Этот отличный, наполненный звук давали стальные струны. Все струны были фирмы «Блэк даймондс», настоящий звук. Ларри улыбнулся, вспоминая жалобы Барри Грина на мягкие, плоские струны гитары. Он всегда называл их «долларовой дешевкой». Старина Барри, мечтавший стать Стивом Миллером.

– Чему ты улыбаешься? – спросила Надин.

– Старые времена, – ответил он с грустью.

Ларри настраивал гитару на слух, продолжая вспоминать Барри, Джонни Мак-Колла и Уэйна Стаки. Когда он закончил настройку, девушка легонько похлопала его по плечу, и он поднял голову.

Рядом с костром стоял Джо, забыв о зажатой в руке обгоревшей палке. Его странные глаза уставились на Ларри с нескрываемым интересом, рот Джо был открыт.

Очень тихо, так тихо, что это прозвучало словно мысль, сказанная вслух, Надин проговорила:

– У музыки свое очарование…

Ларри начал подбирать на гитаре мелодию, старый блюз, нравившийся ему еще в детстве. Когда ему показалось, что мелодия подобрана правильно, он выпустил ее на прогулку по пляжу и запел… а пел Ларри всегда лучше, чем играл.

 
Пришел я, матушка, на этот край земли,
Чтоб превратить ночь в день, – ты обо мне моли.
Так далеко от дома я, так труден мой удел,
Но я иду – ты слышишь?
Да будет шаг мой смел…
 

Теперь мальчик улыбался, улыбался поразительной улыбкой человека, которому открылась сокровенная радостная тайна. Ларри подумал, что мальчик похож на человека, долго страдавшего от зуда между лопатками и теперь, наконец-то, нашедшего кого-то, кто точно знал, где именно у него чешется. Он порылся в давно не используемых архивах памяти в поисках второго куплета и отыскал его.

 
Все предначертанное свыше мне предстоит свершить,
Ведь мне, а не другим, дано тьму победить.
Так далеко от дома я, так трудно мне сейчас,
Но я смогу, но я иду,
О матушка, – грядет мой час…
 

Открытая, радостная улыбка превратила глаза мальчика в сияющие звезды, которые будут способны, как понял Ларри, очаровать любую девушку. Ларри добрался до инструментального проигрыша, справившись с ним не так уж плохо. Его пальцы извлекали из гитары нужные звуки: четкие, молниеносные, но, правда, несколько безвкусные, как блеск дешевой бижутерии, украденной и продаваемой из бумажного кулька на углу улицы. В общем, Ларри немного щегольнул, но быстренько, пока все не испортил, вернулся к старинному другу – аккорду Е. Он не смог вспомнить последний куплет, что-то о трудном пути, поэтому он повторил первый куплет и замолчал.

Когда воцарилась тишина, Надин засмеялась и захлопала в ладоши. Джо отбросил палку в сторону и стал подпрыгивать, издавая громкие крики радости. Ларри не мог поверить совершившейся в мальчике перемене, предостерегая себя от слишком поспешных выводов. Это могло грозить разочарованием.

У музыки свое очарование, которым она может успокоить даже самого дикого зверя.

Ларри поймал себя на мысли о том, неужели действительно настолько просто удалось добиться такой разительной перемены. Джо показывал на него, и Надин сказала:

– Он хочет, чтобы ты сыграл что-нибудь еще. Можешь? Было так здорово. Я даже чувствую себя намного лучше. Намного.

И тогда он спел еще «Прогулку по городу» Джеффри Малдора и свой собственный блюз: он играл блюз и примитивный рок-н-ролл (отыгрывая ритмичные пассажи буги-вуги как можно лучше, хотя теперь его пальцы двигались медленнее и уже ныли), и, наконец, песню, которую он любил больше всего: «Бесконечный сон», впервые исполненную Джоди Рейнольдсом.

– Я больше не могу играть, – объяснил он Джо, который неподвижно простоял весь этот импровизированный концерт. – Пальцы. – Ларри вытянул их, показывая глубокие вмятины от струн и обломанные ногти.

Мальчик протянул собственные руки. Ларри замер на мгновение, потом внутренне содрогнулся. Он передал гитару мальчику.

– Для этого требуется огромная практика, – сказал он.

Но то, что последовало за этим, было самым удивительным в его жизни. Мальчик проиграл «Джим Денди», спев почти не сбиваясь, скорее прогудел мелодию, как будто его язык был приклеен к небу. И в то же время было вполне очевидно, что никогда прежде он не играл на гитаре; он не мог с достаточной силой прижимать струны, извлекая звук. Перемена аккордов была несколько, сбивчивой и неуклюжей. Извлекаемый звук был глухим и призрачным – как будто Джо играл на гитаре, набитой ватой, – но во всем остальном это было отличной копией того, как сам Ларри проиграл эту мелодию.

Закончив играть, Джо с удивлением посмотрел на свои пальцы, как бы размышляя, почему это они смогли воспроизвести только некое подобие сыгранной Ларри мелодии, а не те отчетливые и точные звуки.

Ошеломленно, как будто со стороны, Ларри услышал свой собственный голос:

– Просто ты недостаточно сильно надавливал на струны, вот и все. Тебе нужно нарастить мозоли – уплотнения – на подушечках пальцев. И мускулы на левой руке тоже.

Джо внимательно смотрел на него, но Ларри не знал, понимает его мальчик или нет. Он повернулся к Надин:

– Ты знала, что он умеет это?

– Нет. Я удивлена не меньше твоего. Похоже, он вундеркинд, а?

Ларри кивнул. Мальчик проиграл «Все хорошо, мама», повторяя каждый нюанс игры Ларри. Но иногда струны глохли под его пальцами, когда он не давал вибрации выбраться на свободу.

– Дай я покажу тебе, – сказал Ларри, протягивая руку к гитаре. Глаза Джо немедленно сузились от недоверия. Ларри подумал, что мальчик вспомнил о ноже, исчезнувшем в море. Джо попятился назад, прижимая к себе гитару.

– Хорошо, – сказал Ларри. – Она твоя. Когда захочешь учиться, приходи ко мне.

Мальчик издал победный крик и побежал по пляжу, держа гитару высоко над головой, как священный дар.

– Он разобьет ее вдребезги, – предположил Ларри.

– Нет, – ответила Надин. – Я так не думаю.

Ларри проснулся ночью и приподнялся на локтях.

Неподалеку от потухшего костра видны были очертания фигуры Надин, завернувшейся в три одеяла. Прямо напротив Ларри лежал Джо. Он тоже был укрыт несколькими одеялами, но голова его высовывалась наружу. Палец для безопасности был засунут в рот. Ноги его были согнуты, а между ними находилось тело двенадцатиструнки Гибсона. Свободной рукой он обнимал гриф гитары. Ларри пораженно смотрел на него. Он отнял у мальчика нож и выбросил его; парнишка принял гитару. Отлично. Уж лучше это. Конечно, нельзя гитарой заколоть кого-нибудь насмерть, однако Ларри предположил, что из нее может получиться отличное тупое оружие. Он снова заснул.

Проснувшись утром, Ларри увидел Джо, сидящего на камне с гитарой на коленях, опустившего босые нош в пену прибоя и наигрывающего блюз. Теперь он играл намного лучше. Надин проснулась минут через двадцать и радостно улыбнулась. Ларри подумал, что она просто прелестна, и на ум ему пришла строчка из песни Чака Берри: «Надин, крошка, это ты?» Вслух же он сказал:

– Посмотрим, что там у нас на завтрак?

Ларри развел костер, и все трое подсели поближе к нему, изгоняя ночную прохладу из костей. Надин сварила овсянку на сухом молоке, а потом они пили крепкий чай, вскипяченный в консервной банке, совсем как бродяги. Джо ел, не спуская с колен гитару. Ларри почувствовал, что улыбается, глядя на мальчика, и поймал себя на мысли, что невозможно не любить человека, который так любит гитару.

А затем они направились на юг по трансконтинентальному шоссе № 1. Джо вел свой велосипед четко по белой линии, опережая их на милю. Один раз они нашали его, безмятежно ведущего велосипед по самой кромке дорога. Джо ел ягоды самым необычным способом – он подбрасывал каждую ягодку в воздух, безошибочно ловя их ртом, когда те падали вниз. А час спустя они обнаружили его сидящим на постаменте памятника и наигрывающим на гитаре «Джим Денди».

Около одиннадцати утра они наткнулись на странную баррикаду у въезда в городок под названием Оганквит. Три ярко-оранжевых городских мусоросборных грузовика стояли на дороге, блокируя ее от одного края до другого. За одним из них распласталось растерзанное тело того, что некогда было мужчиной. Последние десять дней жары сделали свое дело. Там, где тело не было прикрыто одеждой, все так и кишело червями. Надин отвернулась.

– Где Джо? – спросила она.

– Не знаю. Где-нибудь впереди.

– Лучше бы ему не видеть этого. Как ты думаешь, он заметил?

– Возможно, – ответил Ларри. Он удивлялся, думая о том, что для главной трансмагистрали шоссе № 1 слишком пустынно – начиная с Уэльса они наткнулись не больше чем на пару дюжин застывших машин. Теперь он понял причину этого. Здесь заблокировали дорогу. А на той стороне городка скопились сотни, возможно, тысячи машин. Ларри были известны чувства Надин к Джо. Неплохо было бы избавить мальчика от подобного зрелища.

– Почему они заблокировали дорогу? – спросила его Надин. – Зачем они сделали это?

– Возможно, жители пытались оградить свой город от болезни. Думаю, что и на противоположном конце городка мы наткнемся на подобную баррикаду.

– Есть еще и другие тела?

Ларри поставил велосипед на подпорку и осмотрелся.

– Три, – ответил он.

– Ладно. Я не хочу смотреть на них.

Ларри кивнул. Они провели свои велосипеды мимо грузовиков, а потом поехали дальше. Шоссе снова приблизилось к морю, повеяло прохладой. Летние домики громоздились вдоль берега, образуя длинный грязноватый ряд. Неужели люди проводили свой отпуск в этих лачугах? Ларри изумился. Почему бы тогда не отправиться в Гарлем и не позволить детям плескаться в фонтанах?

– Не очень-то привлекательно, правда? – спросила Надин. Теперь с обеих сторон их обступали признаки шумного курортного местечка: автозаправка, жаровни для жарки моллюсков, забегаловки, мотели, выкрашенные в цвета, вызывающие дрожь, поле для мини-гольфа.

Все это причиняло Ларри боль по двум причинам. Одна часть его возмущалась не только печальной и пошлой уродливостью окружающего, но и уродливостью умов, превративших эту часть величественного, прекрасного в своей первозданности побережья в сплошной парк развлечений для семей, путешествующих в микроавтобусах и автомобилях. Но была и другая, более глубокая и потаенная часть его, нашептывающая о людях, заполнявших эта места и дорогу в те, прошлые, летние месяцы. Дамы в шляпах от солнца и слишком тесных для их телес шортах. Студенты колледжей в красно-черно-полосатых рубашках поло для игры в регби. Девочки на пляжах. Вечно пищащие малыши с перепачканными мороженым лицами. Все они были американцами, и когда они образовывали группу, в этом было нечто грустно-романтичное. А теперь все эти американцы исчезли. Гроза сломала ветку дерева, и та вбила вывеску кафе, обрушив ее на лоток мороженщика, где он и торчал, как бледный данскеп[13]13
  Бумажный колпак, надеваемый в классе на нерадивых учеников в качестве наказания.


[Закрыть]. На поле для игры в мини-гольф трава уже сильно подросла. Эта часть шоссе между Портлендом и Портсмутом прежде представляла собой сплошное увеселительное заведение протяженностью в семьдесят миль, теперь же она превратилась в дом с привидениями, в котором сломался часовой механизм.

– Да, не очень хорошо, – ответил он, – но когда-то это было нашим, Надин. Когда-то это принадлежало нам, даже если мы никогда прежде не бывали здесь. Теперь все исчезло, кануло в никуда.

– Но не навсегда, – спокойно произнесла она, и он взглянул на девушку, на ее чистое, сияющее лицо. Ее лоб, с которого были откинуты назад великолепные волосы с белыми прядями, сиял, как лампа в ночи – Я не очень религиозный человек, но если бы была верующей, то назвала бы случившееся приговором Господа Бога. Лет через сто, может двести, все это снова станет нашим.

– Эти грузовики нельзя будет использовать через двести лет.

– Да, но выход найдется. Грузовики будут стоять посередине поля или леса, а там, где были их колеса, вырастут цветы. Это уже будут не грузовики. Они превратятся в легенду.

– Думаю, ты ошибаешься.

– Почему это я ошибаюсь?

– Потому что мы ищем других людей, – ответил Ларри. – Как ты думаешь, почему мы делаем это?

Надин обеспокоенно смотрела на него.

– Ну… потому что это единственно разумное решение, – ответила она. – Людям нужны другие люди. Разве ты не чувствовал этого? Когда ты был совсем один?

– Да, – сказал Ларри. – Когда мы не находим один другого, мы просто сходим с ума от одиночества. Когда же находим, то сходим с ума от общения. Когда мы собираемся вместе, то строим целые мили летних домиков и убиваем друг друга в барах субботними вечерами. – Он рассмеялся. Это был холодный, мрачный смех, в котором абсолютно отсутствовал юмор. Звук его надолго повис в пустынном воздухе. – Ответа не существует. Это все равно что быть замурованным внутри яйца. Пойдем – Джо и так уже намного опередил нас.

Надин еще немного постояла над велосипедом, озабоченно глядя на удаляющуюся спину Ларри. А потом поехала за ним. Он не мог оказаться прав. Не мог. Если такое несчастье произошло без определенной причины, тогда в чем же смысл? Зачем же тогда они все еще живы?

Джо не отъехал так уж далеко. Они наткнулись на него, сидящего на заднем бампере голубого «форда», припаркованного на подъездной дорожке. Он листал журнал для девушек, где-то найденный им, и Ларри с неловкостью заметил, что у Джо произошла эрекция. Он бросил взгляд на Надин, но та смотрела в другую сторону – возможно, специально.

Когда они добрались до подъездной дорожки, Ларри спросил:

– Поехали?

Джо отложил журнал в сторону и, вместо того чтобы встать, издал утробный звук, показывая в небо. Ларри взглянул вверх, на мгновение подумав, что мальчик увидел самолет. Затем Надин крикнула:

– Не на небо, на сарай! – Голос ее звенел от возбуждения. – На сарай! Спасибо Богу за тебя, Джо! Мы бы никогда не увидели этого!

Она подошла к Джо и обняла его. Ларри повернулся к сараю, на выгоревшей крыше которого четко виднелись белые буквы:

«ОТПРАВИЛИСЬ В СТОВИНГТОН, ВЕРМОНТ, В ЦЕНТР ВИРУСОЛОГИИ.»

Под надписью шел перечень дорог. А в самом конце:

«ВЫЕХАЛИ ИЗ ОГАНКВИТА 2 ИЮЛЯ 1990 Г.

ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР, ФРАНСЕС ГОЛДСМИТ».

– Боже праведный, его задница, должно быть, висела в воздухе, когда он писал последнюю строчку, – заметил Ларри.

– Центр вирусологии! – воскликнула Надин, не обращая внимания на его слова. – Почему я не подумала об этом раньше? Я ведь читала о нем статью в журнале месяца три назад! Они отправились туда!

– Если они все еще живы.

– Все еще живы? Конечно же, живы. Эпидемия уже закончилась ко второму июля. И если они могли взобраться на крышу сарая, значит, они чувствовали себя неплохо.

– Один из них наверняка чувствовал себя довольно резво, – согласился Ларри, помимо воли ощущая волнение, зарождающееся где-то в животе. – Подумать только, я шел как раз через Вермонт.

– Стовингтон находится довольно далеко от шоссе № 9, – отсутствующе произнесла Надин, глядя на сарай. – И все же теперь они уже добрались туда. Второе июля было две недели назад. – Глаза ее горели. – Как ты думаешь, Ларри, в этом центре есть и другие люди? Тебе не кажется, что должны быть? Ведь они же все знают о мерах предосторожности и о защитной одежде. Ведь должны же они были работать над проблемой лечения?

– Не знаю, – осторожно ответил Ларри.

– Конечно, должны, – раздраженно произнесла Надин. Ларри никогда еще не видел ее такой взволнованной, даже в момент преображения Джо, когда тот начал играть на гитаре, – Могу поклясться, что Франсес и Гарольд нашли там десятки людей, может, даже сотни. Мы поедем туда немедленно. По самой короткой дороге…

– Подожди минуточку, – сказал Ларри, удерживая ее за плечо.

– Как это подожди? Ты понимаешь…

– Я понимаю, что эта надпись ждала нас две недели, может и еще подождать. А пока давай-ка пообедаем. К тому же старина Джо-Гитарист засыпает прямо на ходу.

Она оглянулась. Джо снова разглядывал журнал, но теперь голова его клонилась вниз, а взгляд стал стеклянным. Под его глазами залегли темные круги.

– Ты же сама говорила, что он совсем недавно оправился от инфекции, – произнес Ларри – Да и ты сама устала от дороги… не говоря уже о Грациозном Голубоглазом Гитаристе.

– А ты прав… я как-то не подумала.

– Ему очень нужны сытный обед и хороший сон.

– Конечно. Джо, извини. Я не подумала.

Джо сонно улыбнулся.

Ларри почувствовал, как при мысли о том, что ему придется сказать еще, в нем поднимается неосознанный страх, но сказать это все равно необходимо. Если он не скажет, то как только у Надин появится возможность обдумать хорошенько… и, кроме того, настало время выяснить, изменился ли он настолько, насколько считал.

– Надин, ты умеешь ездить?

– Ездить? Ты хочешь узнать, есть ли у меня водительские права? Да, но вряд ли машина будет полезна, на дорогах такие пробки. Я хочу сказать…

– Я не имел в виду автомобиль, – ответил он, и образ Риты, сидящей позади мистического темного человека (Ларри предположил, что это символический образ, любезно представленный его умом) возник перед его глазами, оба они были темны, бледны и надвигались на него на огромном мотоцикле, совсем как роковой всадник Апокалипсиса. От этой мысли у него пересохло во рту и застучало в висках, но, когда он заговорил, голос его был спокойным и ровным. Даже если и были какие-то изменения, то Надин, казалось, не заметила таковых. Странно, но именно Джо взглянул на него, вынырнув из своего полусна, заметив, казалось, некую перемену.

– Я подумал о мотоциклах. Мы сможем проехать гораздо больше с меньшими затратами времени и сил и сможем спокойно миновать… любые преграды на дороге. Точно так же, как мы обвели наши велосипеды мимо тех грузовиков у входа в город.

Возродившееся возбуждение в ее глазах:

– Да, конечно мы можем сделать это. Я никогда не водила мотоцикл, но ты покажешь мне, как это делается, хорошо?

При словах: «Я никогда не водила мотоцикл» – страх Ларри усилился.

– Да, – сказал он – Но ты должна будешь ехать медленно, пока не овладеешь навыком вождения. Очень медленно. Мотоцикл – даже маленький мопед – никогда не прощает человеку ошибок, и я не смогу никого винить, если ты разобьешься на шоссе.

– Тогда именно так мы и поступим. Мы… Ларри, ты ехал на мотоцикле, до того как встретился с нами? Должно быть, да, раз ты так быстро добрался сюда из Нью-Йорка.

– Я пустил его под откос, – спокойно ответил он. – Езда в одиночестве действовала мне на нервы.

– Ну что ж, теперь ты уже не один, – почти весело произнесла Надин. Она повернулась к Джо. – Мы отправляемся в Вермонт, Джо! Там мы повстречаем других людей! Разве это не здорово? Разве это не великолепно?

Джо зевнул.

Надин сказала, что она слишком взволнована, чтобы спать, но приляжет рядом с Джо, пока тот не заснет. Ларри отправился в Оганквит в поисках магазина, где были бы мотоциклы. Такового не оказалось, но Ларри вспомнил, что видел автосалон по дороге из Уэльса. Он вернулся, чтобы рассказать об этом Надин, но нашел их обоих спящими в тени голубого «форда».

Ларри лег неподалеку от них, но заснуть не смог. В конце концов он пересек шоссе и, приминая высокую траву, направился к сараю, на крыше которого была сделана надпись. Тысячи кузнечиков вылетали у него из-под ног, и Ларри подумал: «Я их грипп. Я для них темный человек-2».

Рядом с широкими дверями сарая он наткнулся на две пустые банки из-под пепси и засохший кусок сэндвича. В нормальные времена птицы давно бы уже расправились с этим до последней крошки, но все изменилось, и теперь птицы, без всякого сомнения, привыкли к более богатой пище. Ларри пнул сухарик, затем одну из банок.

Отправьте это прямо в лабораторию на экспертизу, сержант Бриггс. Думаю, что убийца наконец-то допустил ошибку.

Совершенно верно, инспектор Андервуд. День, когда Скотленд-Ярд решил направить вас сюда, был самым счастливым для нас.

Не стоит, сержант. Это всего лишь моя работа.

Ларри вошел в сарай – внутри было темно, жарко, темноту наполняло шуршание крыльев ласточек, устроивших там свои гнезда. Сладкий запах сена. В стойлах не было животных; должно быть, хозяин выпустил их на волю выжить или умереть – скорее всего, от супергриппа, а не от голода.

Отметьте это для следственного дознания, сержант.

С удовольствием, инспектор Андервуд.

Он взглянул на пол, увидел яркий фантик и подобрал его. Когда-то в бумажку был завернут шоколадный батончик. Наверное, у человека, оставившего надпись на крыше, был отменный аппетит.

А вот и лестница, ведущая на сеновал. Вспотев от жары, даже не понимая, зачем он делает это, Ларри стал взбираться вверх. Посередине сеновала (шел он очень медленно, выискивая взглядом крыс) на чердак поднималась более удобная лестница, ступени которой были заляпаны белой краской.

Кажется мы, обнаружили кое-что еще, сержант.

Инспектор, я просто поражен – ваша дедуктивная проницательность основывается на отличном зрении и необычайно восприимчивых репродуктивных органах.

Не стоит преувеличивать, сержант.

Он поднялся на крышу. Там было еще жарче, почти взрывоопасно, и Ларри отметил, что если бы Франсес и Гарольд оставили краску здесь, после того как сделали надпись, сарай сгорел бы дотла еще неделю назад. Пыльные окна были затянуты паутиной, появившейся уж никак не позднее президентства Джеральда Форда. Одно из этих окон было открыто, и, когда Ларри выглянул наружу, его взору предстала захватывающая дух панорама окрестностей.

Эта часть сарая была обращена на восток. Ларри находился так высоко, что видел переплетение дорог, на которых машины казались всего лишь кучками мусора. А за шоссе простирался величественный океан, волны его разбивались о волнорез, уходящий с северной стороны бухты в глубь залива. Земля предстала его взору в виде картины, изображающей середину лета, вся зеленая и золотая, окутанная дневным маревом. Ларри вдыхал соленый морской воздух. И, глядя вниз на скат крыши, Ларри прочитал написанное Гарольдом наоборот.

От одной только мысли, что можно вот так карабкаться по крыше на такой высоте, у Ларри заныло под ложечкой. А когда этот парень выводил имя девушки, то, должно быть, вообще свисал с крыши.