Текст книги "Исход. Том 1"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

Они добрались до угла Пятой авеню и Тридцать Девятой Восточной вскоре после встречи с тем парнем (Рита с каким-то истеричным остроумием настаивала на идентификации его как Джона Бирсфорда Типтона – имя, абсолютно ничего не говорившее Ларри). Был полдень, и Ларри предложил перекусить. На углу находился магазин мясных деликатесов, но когда он толкнул входную дверь, запах гниющего мяса, вырвавшийся наружу, заставил Риту попятиться назад.

– Мне лучше не входить внутрь, если я не хочу испортить себе аппетит, – извиняющимся тоном сказала она.

Ларри подумал, что мог бы найти внутри копчености – салями, бастурму, что-нибудь еще, – но после встречи с «Джоном Бирсфордом Типтоном» всего лишь несколько кварталов назад он не хотел оставлять ее одну даже на пару минут, которые потребовались бы ему на поиски съестного. Они нашли лавочку в полуквартале отсюда и взяли там сухофрукты и сушеное мясо. Пиршество они закончили крекерами с сыром, запивая их кофе из передаваемого друг другу термоса.

– На этот раз я действительно была голодна, – гордо сказала Рита.

Ларри улыбнулся в ответ, и сам чувствуя себя намного лучше. Просто находиться в движении, делать хоть что-нибудь было здорово. Он же говорил Рите, что она почувствует себя лучше, когда они выберутся из Нью-Йорка. Тогда он сказал это просто чтобы хоть что-то сказать. Теперь же, руководствуясь собственным приподнятым настроением, он подумал, что это было правдой. Находиться в Нью-Йорке было все равно что на кладбище, где мертвые еще не обрели покой. Чем быстрее они выберутся из города, тем будет лучше. Возможно, Рита снова станет такой, как в тот день, когда они встретились в парке. Они отправятся в Мэн по окольным дорогам и обоснуются в одном из тех летних домиков, которые принадлежат богатым сукиным сынам. Сначала на север, а потом, в сентябре или октябре, на юг. Бутбей-Харбор летом, Мексиканский залив зимой. Отличное путешествие. Углубившись в свои мысли, Ларри не заметил гримасу боли на лице Риты, когда он встал и поправил на плече двустволку. Теперь они шли на запад, собственные тени преследовали их по пятам – сначала маленькие, как лягушки, затем все удлиняющиеся по мере того, как солнце продвигалось к закату. Они миновали Америкэн-авеню, Седьмую авеню, Восьмую, Девятую, Десятую. Улицы напоминали безмолвные реки автомобилей всех цветов с преобладанием желтого, цвета такси. Многие машины продолжали сигналить, их разлагающиеся водители склонились на руль, а пассажиры ссутулились, будто, попав в пробку, задремали. Ларри уже начинал подумывать о том, чтобы подобрать парочку мотоциклов, когда они выберутся из города. Это даст им обоим большую скорость передвижения и возможность объехать самые плотные места скоплений автомобилей, которые должны засорять шоссе повсюду.

«Конечно же, она должна уметь ездить на велосипеде», – подумал Ларри. Но, как выяснилось, она не умела. Жизнь с Ритой, как выяснилось, не была похожа на бочку с медом, по крайней мере в некоторых ее аспектах. Но если понадобится, она сможет ехать на заднем сиденье мотоцикла.

На перекрестке Тридцать девятой улицы и Седьмой авеню они увидели парня в оборванных джинсах, лежащего на крыше такси.

– Он мертв? – спросила Рита, и от звука ее голоса парень сел, оглянулся, увидел их и помахал рукой. Они помахали в ответ. И парень спокойно улегся на свое прежнее место.

Было два часа пополудни, когда они пересекли Одиннадцатую авеню; Ларри услышал сдавленный крик боли позади себя и понял, что Рита уже не идет слева от него.

Она стояла на одном колене, зажав вторую ступню в руках. С ужасом Ларри впервые заметил, что на ногах у Риты дорогие сандалии стоимостью долларов восемьдесят, такая вещь, в которой можно пройтись по Пятой авеню, поглядывая на витрины, но для длительной прогулки – похода – подобной той, которую они совершают теперь… Пальцы у нее были сбиты в кровь.

– Ларри, я…

Он рывком поставил ее на ноги.

– О чем ты думала?! – выкрикнул он ей в лицо. Ему на мгновение стало стыдно от униженного, несчастного выражения ее лица, но он испытал и какое-то смутное удовольствие. – Ты думала, что сможешь вернуться на такси в свои апартаменты, если у тебя устанут ноги?

– Я никогда не думала…

– Господи! – Ларри взъерошил волосы, – Конечно, не думала. У тебя течет кровь, Рита. И давно уже болит?

Голос ее был таким тихим и слабым, что он с трудом разбирал слова даже в этой ненатуральной тишине.

– Ну с… где-то с перекрестка Пятой и Сорок Девятой.

– Ты прошла целых двадцать чертовых кварталов, натирая ноги, и ничего не сказала?

– Я думала… это может… пройти… и не болеть больше… я не хотела… мы так отлично проводили время… выбираясь из этого города… я просто думала…

– Ты вообще ни о чем не думала, – со злостью оборвал ее Ларри. – Сколько же теперь мы сможем пройти? Твои чертовы ноги выглядят так, будто их пробили гвоздями.

– Не кричи на меня, Ларри, – попросила Рита и начала всхлипывать, – Пожалуйста, не… я чувствую себя отвратительно, когда ты… пожалуйста, не кричи на меня.

Но Ларри просто кипел от злости, и позже он никак не мог понять, почему от вида ее кровоточащих ног его наконец-то прорвало. Но в тот момент для него это было не важно. Он кричал ей прямо в лицо: «Проклятье! Проклятье! Проклятье!», – и слово эхом отдавалось от стен высотных домов, угрюмых и молчаливых.

Рита закрыла лицо руками и, рыдая, наклонилась вперед. От этого Ларри разозлился еще больше, как ему казалось, частично из-за того, что она действительно не хочет видеть: она точно так же скоро закроет лицо руками и предоставит ему вести ее, почему бы и нет, ведь вокруг всегда крутился кто-то, чтобы позаботиться о Нашей Принцессе, малышке Рите. Кто-то, кто вел ее машину, делал покупки, мыл унитазы, нес тяжкое бремя испытаний. Поэтому давайте включим приторно-сладкого Дебюсси, прикроем наманикюренными пальчиками мордашку, а все остальное предоставим Ларри. Позаботься обо мне, Ларри, после того что случилось с кричащим о приходе чудовищ мужчиной, я больше ничего не хочу видеть, я так решила. Все это так грязно и низменно для человека моего происхождения и воспитания.

Ларри с яростью отбросил ее руки. Рита съежилась от страха и попыталась снова прикрыть глаза руками.

– Смотри на меня!

Рита покачала головой.

– Черт побери, Рита, смотри на меня.

Наконец она как-то странно взглянула на него, словно ожидая, что он вот-вот набросится на нее с кулаками, так же как только что напустился своим языком. И какой-то части его это вполне понравилось.

– Я хочу открыть тебе факты суровой действительности, потому что ты, кажется, не понимаешь этого. Дело в том, что нам придется пройти еще миль двадцать или тридцать. Дело в том, что если ты внесешь инфекцию через эти ранки, то у тебя произойдет заражение крови, и ты умрешь. Дело в том, что тебе придется вытащить палец из задницы и начать помогать мне.

Ларри держал ее за предплечья и вдруг заметил, как кончики его пальцев вонзаются в ее мягкое тело. Злость его прошла, когда он увидел красные пятна, появившиеся, когда он отпустил ее. Ларри отступил, снова чувствуя неуверенность, осознавая, что переступил некую грань. Ларри Андервуд снова отступает. Если он такой умный, почему же он не проверил ее обувь, прежде чем они пустились в путь?

«Потому что это ее проблемы», – угрюмо произнесла некая часть его в свою защиту. Нет, это было ложью. Это должно было быть его проблемой. Потому что она не знала. Если он собирался взять ее с собой (и только сегодня он начал осознавать, насколько проще была бы его жизнь, если бы он не сделал этого), значит, он должен был взять на себя и ответственность за нее.

«Да провались оно все пропадом, если это так», – возразил угрюмый голос.

Его мать: «Ты только берешь, Ларри».

Оральный гигиенист, кричащая из своего окна: «Я думала, ты хороший парень! А ты вовсе не хороший!»

Что-то осталось вне тебя, Ларри. Ты только берешь, ты берущий.

Это ложь! Это проклятая ЛОЖЬ!

– Рита, – сказал он – Извини.

Она уселась на тротуар в своей блузке и белых шелковых брюках, волосы ее были седы и стары. Склонив голову, она гладила натертую ногу. Она не смотрела на него.

– Извини, – повторил Ларри. – Я… послушай, я не имел права говорить все это. – Он имел, но это уже не важно. Если ты извиняешься, то многое приходится сглаживать. На этом и держится мир.

– Иди дальше один, Ларри, – сказала она. – Я не хочу быть тебе в тягость.

– Я же сказал, что сожалею, – немного обиженно произнес он. – Мы достанем тебе другие туфли и белые носочки. Мы…

– Мы ничего. Иди.

– Рита, я приношу свои извинения…

– Если ты повторишь это еще раз, я закричу. Ты дерьмо, и твои извинения не принимаются. А теперь иди.

– Я же сказал…

Рита, закинув голову, завизжала. Ларри сделал шаг назад, оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, не слышал ли ее кто-нибудь, убедиться, не бежит ли какой-нибудь полицейский проверить, что же такого ужасного сделал молодой парень этой пожилой леди, сидящей на тротуаре без туфель. «Навык цивилизации», – горько подумал он. Рита перестала визжать и взглянула на него. Затем повертела головой, как будто он был надоедливой мухой.

– Лучше перестань, – сказал Ларри, – или я действительно уйду.

Она молча смотрела на него. Он не мог встретиться с ней взглядом, поэтому опустил глаза, ненавидя ее за это.

– Ладно, – сказал он, – получай удовольствие от того, что на тебя нападут, изнасилуют и убьют.

Ларри поправил винтовку на плече и пошел по направлению к туннелю. Насколько он мог судить по увиденному, у входа разыгралась серьезная драма: человек, ехавший на фургоне «мэйфлауэр», пытался пойти на таран, пробираясь вперед, и теперь разбитые машины окружали его со всех сторон. Обгоревший «пинто» вообще попал под колеса этого фургона. Водитель фургона свисал из окна машины, доставая руками почти до земли. На дверце были видны следы засохшей крови.

Ларри оглянулся, уверенный, что увидит Роту, идущую за ним или стоящую и смотрящую на него взглядом обличителя. Но Рита исчезла.

– Ну и черт с тобой, – нервно, с раздражением и обидой произнес Ларри. – Я пытался извиниться.

Но он не смог сделать и шага, испытывая на себе пронзительный взгляд сотен сердитых мертвых глаз, глядящих на него из всех этих машин. На ум ему пришли строки из песни:

Я ждал тебя среди машин,

А ты ждала на прежнем месте…

Где ты теперь, моя Надин?

Неужто мы не будем вместе?

Впереди уже было видно, как четыре линии машин, направлявшихся на запад, исчезают в темной арке туннеля Линкольна, и теперь уже с настоящим страхом Ларри отметил, что в туннеле не горят фонари. Они позволят ему дойти до середины, а потом начнут шевелиться… оживать… он услышит, как хлопнут дверцы… раздадутся шаркающие шаги…

Его бросило в пот. Где-то вверху хрипло закричала птица, и Ларри подпрыгнул от неожиданности. «Какой же ты дурак», – сказал он сам себе. Все это детские фантазии и страшилки, вот что это такое. Единственное, что нужно делать, это придерживаться пешеходной дорожки, и через несколько минут ты уже будешь…

… задушен бродячими мертвецами. Ларри облизнул пересохшие губы и попытался рассмеяться. Но это у него получилось плохо. Он сделал пять шагов вперед и снова остановился. Слева от него стоял «кадиллак», из которого на Ларри уставилась женщина с почерневшим лицом тролля. Нос ее был расплющен о стекло. Кровь и слизь залепили окно. Мужчина, сидевший слева от нее, склонился над рулем, будто искал что-то на полу. Все стекла машины были задраены, там, наверное, было душно, как в теплице. Если он откроет дверцу, подумал Ларри, то женщина выпадет и разобьется о тротуар, как переспевшая дыня, и запах будет теплый, парообразный, влажный – запах разложения.

Так будет пахнуть в туннеле.

Внезапно Ларри развернулся и быстро побежал назад, ощущая, как ветерок осушает испарину, выступившую на лбу.

– Рита! Рита, послушай! Я хочу…

Слова застряли у него в горле. Риты нигде не было. Тридцать девятая улица была пуста. Ларри перебежал с одной стороны на другую, проскальзывая между бамперами и капотами автомобилей, такими горячими, что, кажется, дотронься – и обожжешь кожу. Но противоположная сторона улицы также была пуста. Сложив ладони рупором, он позвал:

– Рита! Рита!

Ему ответило только мертвое эхо: «Рита… ита… ита… ита…»,

К четырем часам дня темные тучи начали собираться над Манхэттеном, отдаленные раскаты грома накатывались на городские скалы. Молнии острыми вилками сверкали над зданиями. Как будто сам Господь Бог решил попугать жалкую горстку оставшихся в живых и выманить их из укрытий. Свет стал желтым и призрачным, Ларри не нравилось это. У него сводило внутренности, и когда он закурил, сигарета дрожала в его руке так же, как чашка с кофе в руках Риты сегодня утром.

Ларри присел у входа в туннель, опершись на низкие поручни. Рюкзак он положил на колени, а двустволку поставил сзади, прислонив ее к ограждению. Он надеялся, что Рита, испугавшись, скоро вернется, но она не появлялась. Четверть часа назад он перестал выкрикивать ее имя. Эхо измотало его вконец.

Снова пророкотал гром, теперь уже ближе. Прохладный бриз погладил его по спине, к которой от пота прилипла сорочка. Он должен был не мешкая войти в туннель и во что бы то ни стало одолеть его. Если он не наберется мужества, то ему придется провести в городе еще одну ночь, а это значило возвращаться на сто сорок кварталов севернее.

Ларри пытался реалистично думать о туннеле. Там не было ничего, что могло бы напасть на него. Он забыл взять большой фонарик – Господи, невозможно учесть все! – но у него в кармане лежала зажигалка, к тому же между проезжей частью и пешеходной дорожкой была перегородка. А все остальное… мысли об этих мертвецах в машинах, например… это же было чистейшей воды паникерство, сюжет, достойный разве что книжки комиксов, это было все равно, что бояться увидеть привидение в шкафу. Если это единственное, о чем ты можешь думать, Ларри (он читал сам себе нотацию), тогда ты не подходишь этому новому миру храбрых. Абсолютно. Ты…

Вспышка молнии расколола небо прямо над его головой, заставив зажмуриться. Затем последовал оглушительный раскат грома. Ларри бессвязно подумал: «Первое июля – это день, когда полагается лакомиться сладостями на Кони-айленд и уплетать хот-доги, следя за счетом матча. Сбить три деревянные кегли одним шаром и выиграть куклу. Фейерверк вечером…»

Холодная капля дождя упала ему на лицо, вторая, ударив по шее, затекла за ворот. Дождинки размером с десятицентовик забарабанили вокруг него. Ларри встал, вскинул на одно плечо рюкзак, а на другое винтовку. Он еще не мог решить для себя, в какую сторону идти – вернуться на Тридцать девятую улицу или войти в туннель. Но ему нужно было где-то укрыться, потому что дождь перешел в ливень. Снова загрохотал гром, заставив его вскрикнуть от ужаса – этот звук ничем не отличался от рева, издаваемого далекими доисторическими предками два миллиона лет назад.

– Ах ты трус проклятый, – сказал он себе и рывком бросился к туннелю, вбирая голову в плечи. Дождь лил сплошной стеной, вода стекала с волос Ларри. Он пробежал мимо женщины с расплющенным носом в «кадиллаке», пытаясь не смотреть, но все равно заметил ее боковым зрением. Дождь барабанил по крышам машин, как джазовая ударная группа. Он лил с такой силой, что дождинки отскакивали назад, создавая вокруг влажное марево.

На секунду Ларри остановился перед входом в туннель в нерешительности и страхе. Но начался град, и это придало ему смелости. Градины были огромными, жалящими. Снова раздались раскаты грома.

«Ладно, – подумал он. – Ладно, ладно, ладно. Убедили». И он вошел в туннель Линкольна.

Внутри было намного темнее, чем можно было себе представить. Поначалу входная арка посылала слабый свет, освещая дорогу впереди него, и Ларри увидел множество машин, притиснутых бампер к бамперу Должно быть, это было ужасно – умирать здесь, подумал он, когда клаустрофобия с навязчивой нежностью стала обнимать его цепкой рукой, сначала лаская голову, а потом начав сжимать виски. Это должно быть действительно плохо, это должно быть чертовски страшно, страшил даже бело-зеленый кафель, которым были выложены стены туннеля. Справа смутно виднелись перила ограждения, тающие в глубине. А слева, с интервалом в тридцать или сорок шагов, шли огромные несущие колонны. Надпись советовала ему «НЕ ОБГОНЯТЬ». С потолка туннеля свисали погасшие темные лампы и невидящие стеклянные глаза телекамер. По мере его продвижения вперед свет тускнел, пока Ларри стал различать только еле уловимые вспышки хромированных деталей. А потом свет вообще исчез.

Ларри порылся в кармане, достал зажигалку, чиркнул колесиком. Огонек был настолько слабым, что скорее увеличивал его тревогу, чем уменьшал ее. Даже если огонек будет гореть все время, которое ему понадобится на преодоление туннеля, он все равно обеспечивал видимость в радиусе не больше шести шагов. Ларри убрал зажигалку в карман, продолжая идти, скользя рукой по поручням. Здесь тоже обитало эхо, и оно нравилось ему намного меньше, чем то, которое преследовало его снаружи. От звуков эха казалось, будто кто-то воет позади него… преследует его. Ларри останавливался несколько раз, резко оборачиваясь и расширив глаза (но ничего не видя), прислушиваясь, пока эхо не замирало вдали. Чуть погодя он снова пускался в путь, ощупью прокладывая себе дорогу в потемках, не отрывая каблуков от цемента, чтобы не провоцировать эхо.

Спустя некоторое время Ларри снова остановился и чиркнул зажигалкой, освещая часы. Было четыре двадцать, но теперь он не был уверен в точности времени, да и какое это имело значение. В этой темноте, казалось, прекратилось объективное течение времени. Так же как и сокращение расстояния; кстати, какова длина туннеля Линкольна? Миля? Две? Наверняка не две, ведь туннель проходил под Гудзоном. Скажем, миля. Но если длина туннеля всего лишь миля, то он уже должен был бы быть на другом его конце. Если взрослый человек проходит четыре мили в час, значит, он может пройти милю за пятнадцать минут, а он находился в этой вонючей дыре целых пять длинных лишних минут.

– Я иду намного медленнее, – сказал Ларри, подпрыгнув от звука собственного голоса. Зажигалка выпала у него из рук, громко ударившись о тротуар. Отозвалось эхо, превращаясь в опасный, пугающий голос приближающегося безумца:

– … намного медленнее… леннее… леннее…

– Господи, – пробормотал Ларри, и эхо прошептало в ответ:

– поди… поди… поди…

Ларри провел ладонью по лицу, борясь с паникой и с желанием перестать размышлять и ринуться вперед вслепую. Но вместо этого он присел (в коленях у него хрустнуло, будто кто-то выстрелил из пистолета, и это снова испугало его) и стал пальцами изучать топографию тротуара – небольшие долины цемента, горный кряж старого сигаретного окурка, холм маленького шарика, скатанного из фольги, – пока, наконец, не нашарил свою зажигалку. С чувством внутреннего облегчения он вздохнул, крепко зажав ее в руке, встал и пошел дальше.

Ларри уже почти взял себя в руки, когда его нога споткнулась о что-то твердое, неподатливое. Издав безумный крик, он отскочил шага на два назад. Он пытался успокоиться, пока дрожащими пальцами доставал зажигалку из кармана и зажигал ее. Пламя дико трепетало в его руке. Он наступил на руку солдату. Тот сидел, прислонившись спиной к стене туннеля и раскинув нош в стороны, – страж, навечно застывший на своем посту. Его остекленевшие глаза уставились на Ларри. Зубы обнажились в оскале, казалось, он странно улыбается, а из горла у него, беспечно раскачиваясь, торчал нож.

Зажигалка нагрелась, обжигая пальцы, и Ларри погасил ее. Облизнув губы и судорожно цепляясь за поручни ограждения, он заставил себя пойти вперед, пока носок его ботинка снова не ударился о руку солдата. Тогда Ларри перешагнул через нее, почти перепрыгнул, и леденящая душу уверенность, что его ночные кошмары не сон, навалилась на него. Он услышал скрип солдатских сапог в момент своего прыжка, он ждал, что солдат вот-вот протянет ледяные ручищи и схватит его за ноги. Шаркая, как старик, Ларри сделал шагов десять, а потом остановился, чувствуя, что если сейчас не остановится, то панический ужас победит его, он будет ослеплен им, сойдет с ума от устрашающего эха.

Когда Ларри почувствовал, что наконец-то кое-как может управлять своими чувствами, он снова двинулся в путь. Но теперь все было намного хуже; пальцы ног поджимались внутри ботинок, боясь, что в любую секунду они могут столкнуться с еще одним телом, распростертым на тротуаре… и очень скоро это случилось. Ларри, застонав, снова посветил зажигалкой. На этот раз было хуже. Тело, о которое споткнулись его ноги, принадлежало старику в голубой сорочке. Черная круглая шапочка упала с его лысой головы на колени. На сорочке была прикреплена шестиконечная серебряная звезда Давида. За ним находилось еще полдюжины трупов: две молодые женщины, мужчина средних лет, старушка, которой было далеко за семьдесят, и два паренька-подростка.

Зажигалка стала такой горячей, что ее уже невозможно было держать в руке. Ларри погасил ее и опустил в карман брюк, где она остывала, прижимаясь, как теплый уголек, к его ноге. Капитан Мертвая Хватка миновал этих людей, так же как не он расправился с тем солдатом. Ларри видел кровь, разорванную одежду, отбитый кафель, пулевые отверстия. Все эти люди были расстреляны. Ларри вспомнил слухи о том, что военные заблокировали все входы и выходы с острова Манхэттен. Тогда он не знал, верить слухам или нет: он столько всего понаслушался за последнюю неделю…

События, происшедшие здесь, было очень легко себе представить. Люди застряли в туннеле, они не были еще настолько больны, что не могли идти. Поэтому они выбрались из машин и направились в сторону Нью-Джерси по тротуару, вот как сейчас он сам. И где-то здесь поблизости находился командный пункт, может, целый взвод, оснащенный автоматами. Находился? Или и сейчас находится?

Ларри стоял, похолодев до кончиков пальцев. Он пытался принять решение. Оказывается, кромешная тьма представляет собой великолепную театральную сцену, на которой ум может воплотить любую свою фантазию. Он представил: солдаты с неумолимым жестоким взглядом, облаченные в пуленепробиваемые жилеты, застыли у пулеметов, их задачей является уничтожить каждого, кто попытается пройти сквозь туннель; один солдат, доброволец-камикадзе, одевший очки с инфракрасным видением, остался позади, он ползет к нему, зажав в зубах нож, два других солдата спокойно заправляют пулемет тем, что несет смерть.

И все же Ларри не мог повернуть назад. Он был вполне уверен, что все эти образы всего лишь плод его воспаленного воображения, к тому же возвращение ничего не даст. Наверняка солдаты уже либо покинули свой пост, либо умерли. Тот мертвый, через которого он перепрыгнул, казалось, подтверждал это. Но… Но то, что действительно волновало и тревожило Ларри, была груда тел прямо перед ним. Они лежали рядом настолько тесно, что невозможно было просто перешагнуть или перепрыгнуть через них, как он перешагнул через тело солдата. А если он сойдет с тротуара, чтобы обойти их, то рискует переломать себе ноги. Если он собирался идти дальше, значит, он должен был… ну… он должен был пройтись прямо по ним.

Позади него, в темноте, двигалось нечто. Ларри обернулся, инстинктивно переполняемый страхом от этого единственного шороха… шага.

– Кто там? – выкрикнул он, срывая винтовку с плеча.

В ответ только эхо. Когда оно утихло, Ларри услышал – или только подумал, что услышал, – тихое дыхание. Он замер, вглядываясь в темноту, волосы дыбом встали на его голове. Он задержал дыхание. Ни звука. Ларри уже было начал думать, что это просто игра воображения, когда снова послышался звук… скользящих, еле слышных шагов.

Он лихорадочно шарил в кармане в поисках зажигалки. Мысль, что это превратит его в отличную мишень, не приходила ему в голову. Когда он, наконец, достал зажигалку и попытался зажечь, та выскользнула у него из рук. Ларри услышал, как она звякнула, ударившись о поручень, а потом донесся приглушенный стук – видимо, зажигалка ударилась о бампер или капот машины, застывшей внизу.

Снова раздался звук скользящих шагов, теперь уже немного ближе. Кто-то идет, чтобы убить его, и его охваченный ужасом разум тут же подсунул ему картину – солдат с ножом, беззаботно торчащим из горла, медленно приближается к нему в темноте…

Снова мягкий, шуршащий звук шагов.

Ларри вспомнил о своем ружье. Прижав приклад к плечу, он открыл огонь. Стрельба была оглушительно громкой в замкнутом пространстве: Ларри закричал от звука выстрелов, но его крик заглушил грохот пуль. Молниеобразные отсветы кафеля и застывшего потока машин появлялись один за другим, словно вереница черно-белых фотографий, когда огонь вырывался из дула. Пули визжали и выли, как свора духов, предвещающих смерть. Отдача била и била ему в плечо, пока оно не онемело, и Ларри не сразу понял, что отдача развернула его в сторону, и теперь он стрелял в сторону проезжей части, а не по тротуару, как вначале. Но он не мог остановиться. Его палец взял на себя функцию мозга и нажимал на курок до тех пор, пока не кончились патроны.

Эхо, снова эхо. Яркие вспышки все еще мелькали у нею перед глазами. Он почти не ощущал запаха кордита и не слышал, как свистящие хрипы вырываются из его груди. Все так же сжимая ружье, он развернулся, и теперь это были уже не солдаты в военных формах а-ля «Облегание Андромеды», которых он видел на сцене своего внутреннего театра, а Морлоки из классической версии Герберта Уэллса «Машина времени», горбатые и слепые создания, выбирающиеся из своих нор в замке, где неутомимо работали и работали моторы.

Ларри бросился бежать, пробираясь сквозь все еще мягковатые, но уже застывающие баррикады из тел, спотыкаясь, почти падая, хватаясь за поручни, дальше, прочь от этого ужаса. Его нога наступила на что-то ужасно скользкое, липкое, сразу же вырвался гнилостный запах, который Ларри вряд ли ощутил. Он бежал вперед, задыхаясь, все бежал и бежал.

Вдруг позади него в темноте раздался крик, от которого кровь застыла в жилах. Это был крик отчаяния, так кричат на грани безумия:

– Ларри! О Ларри, ради всего святого…

Это кричала Рита Блэкмур.

Он обернулся. Теперь послышались рыдания, дикие, безумные всхлипывания, призвавшие к жизни новое эхо. Первым его порывом было желание идти вперед, оставить ее. Она скоро выберется сама, зачем снова взваливать на себя эту ношу? Но он взял себя в руки и крикнул:

– Рита! Стой на месте! Ты меня слышишь?

Рыдания не прекращались.

Он пробирался назад через тела, стараясь не дышать, сморщив лицо от отвращения. Затем побежал к ней, не зная, долго ли ему придется бежать, так как эхо искажало расстояние. Он чуть не сбил ее с ног.

– Ларри… – Рита бросилась к нему, обхватив его за шею с неимоверной силой. Ларри почувствовал, как бешено колотится ее сердце – Ларри, Ларри, не оставляй меня здесь одну, не оставляй меня одну в этой темноте…

– Нет. – Ларри крепко обнял ее. – Я не задел тебя? Ты… ты не ранена?

– Нет… я ощутила дуновение… одна из пуль пролетела так близко, что я почувствовала ее… и осколки… осколки кафеля, я думаю… на лице… поцарапали кожу…

– О Господи, Рита, я не знал. Я был напуган до смерти. Темно. И я потерял зажигалку… ты должна была окликнуть меня. Я же мог убить тебя. – Смысл сказанного наконец-то дошел до него – Я же мог убить тебя, – в отупении повторил он.

– Я не была уверена, что это ты. Я вошла в подъезд жилого дома, когда ты направился к туннелю. А потом ты вернулся и звал меня, и я почти… но я не могла… а потом, когда начался дождь, появились двое мужчин… я опасалась, что они разыскивают нас… или меня. Поэтому я осталась в подъезде, а когда они ушли, то подумала, что, возможно, они вовсе не ушли, а просто прячутся, подстерегая меня, и я не рискнула выйти из своего укрытия, пока не подумала, что теперь ты уже на другой стороне туннеля, и я никогда больше не увижу тебя… поэтому я… я… Ларри, ты ведь не бросишь меня? Ты ведь не уйдешь?

– Нет, – ответил он.

– Я была не права, когда говорила тебе все те слова, ты был прав, я должна была рассказать тебе о сандалиях. Я буду есть, когда ты скажешь… я… я… о-о-о-о-х-х-х…

– Ш-ш-ш, – сказал он, прижимая Риту к себе – Все хорошо. Хорошо. – Но мысленно Ларри видел себя, охваченного ослепляющим ужасом, стреляющего в Риту, и подумал, что одна из этих пуль могла бы раздробить ей кость или выпустить внутренности. Он почувствовал внезапный приступ тошноты и изо всех сил стиснул зубы. Затем проговорил:

– Мы отправимся сразу же, как только ты почувствуешь, что можешь идти. Отдохни.

– Там был мужчина… мне показалось, что это мужчина… я наступила на него, Ларри. – Рита сделала судорожный вдох, и у нее захрипело в горле. – Я уже не закричала, я сдержалась, потому что думала, что впереди идет один из тех двоих, а не ты. А когда ты крикнул… эхо… я не могла разобрать, ты ли это… или… или…

– Там впереди еще много мертвых. Ты сможешь выдержать?

– Если ты будешь со мной. Пожалуйста… если ты будешь со мной.

– Буду.

– Тогда пойдем. Я хочу поскорее выбраться отсюда. – Рита, вздрогнув всем телом, прижалась к нему. – Я ничего не хотела так сильно за всю свою жизнь.

Ларри наклонился к ней и поцеловал – сначала нос, потом каждый глаз, а затем губы.

– Спасибо, – сдавленно произнес он, не имея ни малейшего понятия, что имеет в виду, – Спасибо. Спасибо,

– Спасибо, – повторила Рита. – Ларри, милый, ты же не оставишь меня?

– Нет, – ответил он. – Я не оставлю тебя. Скажи мне, когда ты сможешь идти, Рита, и мы пойдем вместе.

Когда она немного оправилась от шока, они двинулись дальше.

Они перешагивали через тела, обхватив друг друга за плечи, как парочка подвыпивших дружков, возвращающихся домой из ближайшего кабачка. На их пути возникла какая-то преграда. Ощупав препятствие, Рита сказала, что, вполне возможно, это перевернутая скамья. Вдвоем им удалось перекинуть ее через поручни, и та обрушилась вниз на машины с ужасающим, усиливаемым эхом грохотом, который заставил их обоих содрогнуться и вцепиться друг в друга. Рядом с тем местом, где только что была скамья, распростерлось еще три тела. Нащупав амуницию, Ларри понял, что это были солдаты, – возможно, те, расстрелявшие еврейскую семью. Они переступили через тела, и пошли дальше, держась за руки.

Немного погодя Рита остановилась.

– В чем дело? – спросил Ларри. – Что-нибудь опять на пути?

– Нет. Я вижу, Ларри! Это конец туннеля!

Поморгав, он понял, что тоже может видеть. Свечение было еле заметным, оно появлялось исподволь, так что сам он не осознавал этого, пока Рита не сказала. Теперь он различал слабый блеск поручней, бледное пятно лица Риты. Взглянув влево, Ларри увидел мертвую реку автомобилей.