Текст книги "Исход. Том 1"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

Надин – таково было имя женщины – вернулась к тому месту, где ручей образовывал небольшое озерцо, и склонилась над ним. Она пила воду, набирая ее пригоршнями, а затем заняла удобную наблюдательную позицию. Взгляд ее был спокоен, а лицо поразительно напоминало лик Мадонны Рафаэля.

Позже тем же днем, когда Ларри ехал на велосипеде по шоссе № 9, которое проходило в этом месте через лес, впереди него замаячила табличка с крупными зелеными буквами. Он остановился, слегка удивленный, чтобы прочитать написанное. Надпись гласила: «МЭН, ЗЕМЛЯ ОТДЫХА И ВЕЧНЫХ КАНИКУЛ». Ларри с трудом верил этому; он, должно быть, прошел чертовски огромный отрезок пути в полуобморочном состоянии страха либо просчитался, выпустив из памяти парочку дней. Он уже собирался было поехать дальше, когда что-то – шум в лесу или, возможно, только в его воображении – заставил его с быстротой молнии оглянуться через плечо. Но там ничего и никого не было, только шоссе № 9, пустое и бездыханное, убегало обратно в Нью-Гэмпшир.

С тех пор как он отправился дальше, позавтракав в белом фермерском доме сухой кашей, сыром, выдавленным из аэрозольной банки, и чуть заплесневевшими крекерами, взятыми еще в доме Риты, несколько раз у него возникало сильнейшее ощущение, что за ним следят и его преследуют. Он слышал нечто, возможно, даже видел это краешком глаза. Его наблюдательность, полностью проявлявшаяся только в критические моменты жизни, продолжала быть на взводе, лишь слегка надавливая на спусковой крючок. Более похожая на сублимацию энергии, она настолько обострила чувствительность его нервных окончаний, что все эти вещи, собранные вместе, создавали смутное ощущение «наблюдаемости», слежки. Но это чувство не пугало его в такой степени, в какой он боялся других своих ощущений. Это не было галлюцинацией или бредом. Если кто-то наблюдает за ним из-за укрытия, то происходит это из-за того, что эти некто сами боятся его. А если уж они боятся тощего, тщедушного беднягу Ларри Андервуда, который теперь боится ехать на мотоцикле даже со скоростью двадцать пять миль в час, то из-за их скрытого присутствия вообще не стоит волноваться.

Теперь, стоя над велосипедом, прихваченным им в магазине спорттоваров в четырех милях восточнее белого фермерского дома, Ларри четко, громко выкрикнул:

– Если здесь есть кто-нибудь, то почему вы не выходите? Я не причиню вам зла.

Но ответа не последовало. Ларри стоял на дороге рядом со знаком, отмечающим границу двух штатов, всматривался в густоту леса и ждал. В небе порхала птичка. Больше никакого движения. Немного погодя Ларри поехал дальше.

К шести часам вечера того же дня Ларри добрался до маленького городка Норт-Бервик, расположенного на перекрестке шоссе № 9 и № 4. Он решил заночевать здесь, а утром направиться на побережье.

В Норт-Бервике был небольшой магазин, в нем Ларри раздобыл упаковку баночного пива. Это был «Черный знак» – марка, которую он никогда раньше не пробовал, – скорее всего, местного производства. Ларри прихватил также большой пакет картофельных чипсов «Хампти-дампти» и две банки консервированного мяса «Динти моур». Он положил продукты в рюкзак и вышел на улицу.

Напротив, через дорогу, располагался такой же небольшой ресторан, и на мгновение Ларри показалось, что в его стеклах он увидел две длинные тени, скользнувшие за угол. Возможно, это был только обман зрения, но Ларри не хотелось так думать. Он решил было перебежать шоссе и посмотреть, сумеет ли удивить их, неожиданно выскочив из засады: хоп-хоп, детки, игра окончена. Но потом передумал. Уж он-то знал, что такое страх.

Вместо этого Ларри прошел немного по шоссе, ведя рядом с собой велосипед с полным рюкзаком, свисающим с руля. Впереди он увидел большое кирпичное здание школы с рощицей позади него. Там он собрал достаточно хвороста, чтобы развести костер посередине асфальтированной спортивной площадки. Рядом пробегал ручей, уходящий далее к текстильной фабрике и скрывающийся под шоссе. Ларри охладил пиво в ручье и разогрел банку консервированного мяса. Он медленно ел свой ужин из бойскаутского котелка, потихоньку раскачиваясь на качелях. Его длинная тень двигалась по баскетбольной площадке с полустертыми разграничительными линиями.

Ларри удивлялся, раздумывая над тем, почему он не боится людей, следующих за ним. Причина заключалась в том, что теперь он знал – действительно существуют люди, которые идут за ним, скорее всего их двое, но, может быть, и больше. И как результат этого восхитительное самочувствие в течение всего дня, как будто некая черная отрава вытекла из него во время продолжительного здорового сна. Было ли это только следствием того, что он нуждался в отдыхе? Только это и ничего больше? Но тогда все было бы слишком просто.

Размышляя логически, Ларри предположил, что, если бы преследователи хотели причинить ему вред, они уже давно попытались бы сделать это. Они могли бы стрелять в него из засады или, используя преимущество внезапного нападения, заставили бы сдать оружие. Они могли бы забрать у него все что угодно… но опять-таки, размышляя логически (как хорошо было мыслить логически, ведь последние несколько дней все его мысли разъедала ржавчина страха), что было у него такого, что могло бы стать предметом желания других? Если судить по положению вещей, теперь в мире для каждого было больше чем достаточно всякого добра, потому что избранных осталось слишком мало. Зачем же утруждать себя воровством, убийством, рискуя жизнью, когда все, о чем только можно мечтать, сидя на стульчаке с каталогом «Сирс» на коленях, теперь было доступно в каждом магазине по всей Америке? Разбей витрину, войди и возьми – вот и все дела.

Доступно все, кроме дружественного общества тебе подобных. Вот что было теперь в большом дефиците, насколько мог судить Ларри по собственному опыту. И настоящий причиной, почему он не чувствовал страха, было то, что, по его разумению, эти люди нуждались именно в этом. Рано или поздно, но их желание победит страх. Он подождет, пока это не произойдет. Он не станет пытаться их вспугнул, как стаю куропаток; это только усложнит дело. Два дня назад он бы сам отдал Богу душу, если бы повстречал кого-нибудь. Не стоит первому предпринимать никаких шагов. Он может и подождать. Но он горел желанием снова увидеть живого человека. Желал этого страстно.

Ларри сходил к ручью, ополоснул котелок, достал из воды упаковку с пивом и вернулся к качелям. Затем с треском открыл одну из банок и приподнял ее в направлении ресторанчика, где заметил промелькнувшие тени.

– За ваше здоровье! – сказал Ларри и залпом осушил полбанки пива. Приятнейшее ощущение!

К тому времени как он допил все шесть банок, было уже часов семь вечера, солнце клонилось к закату. Ларри помешал палкой догорающие головешки костра и собрал свои вещи. Затем, в состоянии приятного опьянения, проехал с четверть мили по шоссе № 9 и остановился у домика со стеклянной верандой. Ларри припарковал велосипед на лужайке, вытащил спальный мешок и отверткой открыл дверь веранды.

Он оглянулся по сторонам в надежде увидеть его или ее либо их – они продолжали идти за ним следом, Ларри чувствовал это, – но улица была тиха и пустынна. Пожав плечами, Ларри вошел в дом.

Было еще очень рано, и он думал, что долго будет вертеться без сна. Но уже через четверть часа Ларри заснул, ровно и медленно дыша, правой рукой прижимая к себе винтовку.

Надин устала. Ей казалось, что это был самый длинный день в ее жизни. Дважды она почувствовала наверняка, что их заметили, – один раз вблизи Страффорда, а затем на границе штатов Мэн и Нью-Гэмпшир, когда незнакомец, оглянувшись через плечо, громко позвал их. Лично ей было все равно, выследят их или нет. Этот мужчина не был безумен, как тот человек, который проходил мимо большого белого дома десять дней назад. Тот мужчина был солдатом, до зубов вооруженным стрелковым оружием, гранатами и прочими боеприпасами. Он смеялся кричал, угрожая оторвать яйца кому-то по имени лейтенант Мортон. Однако этого лейтенанта Мортона нигде не было видно, что, возможно, было хорошо для него, если он все еще жив. Джо тоже испугался того солдата, что в данном случае было совсем неплохо.

– Джо?

Она оглянулась.

Джо исчез.

Надин находилась на грани бодрствования и сна. Она сбросила с себя одеяло и встала, морщась от тысячи иголок, пронзивших болью ее тело. Когда она еще столько времени проводила в седле велосипеда? Возможно, никогда. А потом еще эта постоянная действующая на нервы попытка отыскать золотую середину. Если они приблизятся слишком быстро, то он заметит их, и это расстроит Джо. Если они слишком отстанут, то незнакомец сможет свернуть в другую сторону, и тогда они потеряют его. А это уже расстроит ее. Но ей в голову даже не приходила мысль, что Ларри может сделать круг назад и подъехать к ним с тыла. К счастью (по крайней мере, для Джо) и Ларри эта мысль тоже не пришла в голову.

Надин продолжала убеждать себя, что Джо привыкнет к мысли, что они нуждаются в этом человеке… и не только в нем. Они не могут оставаться одни. Если они останутся одни, то умрут в одиночестве. Джо свыкнется с этой мыслью; ведь он, как и она, не прожил свою прежнюю жизнь в полной изоляции и вакууме. Общение с другими людьми – это неискоренимая привычка.

– Джо, – снова ласково позвала она.

Мальчик мог двигаться так же бесшумно, как партизан Вьетконга, пробирающийся сквозь джунгли, но слух Надин привык к нему за последние три недели, а сегодня вечером, как бы в награду, еще и ярко сияла луна. Надин услышала тихое поскрипывание гравия и поняла, куда направляется мальчик. Не обращая внимания на боль, она последовала за ним. Было четверть одиннадцатого.

Они разбили лагерь (если можно назвать два одеяла, брошенные на траву, «лагерем») позади «Норт-Бервик гриль-бар», находившегося напротив главного магазина городка, спрятав велосипеды в сарае за ресторанчиком. Мужчина, за которым они следовали, ужинал на спортивной площадке школы недалеко от них («Если мы выйдем из своего укрытия, клянусь, он поделится с нами своим ужином, Джо, – тактично сказала Надин. – Горячая еда… а запах какой замечательный! Уж намного лучше, чем эта резина». Глаза Джо расширились, обнажая белки. Он свирепо затряс ножом в направлении Ларри), а затем направился по дороге к домику с застекленной верандой. Судя по тому, как незнакомец ехал на велосипеде, Надин решила, что тот немного пьян. Теперь же мужчина спал на веранде выбранного им дома.

Она пошла быстрее, морщась, когда острые камешки вонзались ей в ступни. Слева от нее тянулись дома, и Надин свернула на газоны, превратившиеся теперь в заросшее поле. Трава, отяжеленная росой, волнующе пахучая, доходила до голых голеней девушки. Это вызвало у нее воспоминание о том, как она вот так же бежала когда-тo рядом с юношей по траве, и в небе сияла полная луна, а не убывающая, как сейчас. Где-то внизу ее тела перекатывался и подпрыгивал жаркий мячик волнения и возбуждения, и в этот момент она осознала свою грудь как очень сексуальный символ, полный, упругий, рвущийся вперед. Она совсем опьянела от лунного света и росистой травы, увлажнившей ее нош. Она знала, что если бы сейчас тот юноша догнал ее, она бы принесла ему в дар свою девственность. Она бежала по полю, как настоящая индианка. Догнал ли бы он ее? Но какое это имело значение теперь?

Надин побежала быстрее, шлепая босыми ногами по цементированной подъездной дорожке, поблескивающей в темноте, как лед.

А вот и Джо – стоит перед верандой, на которой спит мужчина. Белые шорты Джо были самым ярким пятном в темноте ночи; действительно, кожа мальчика стала настолько темной, что с первого взгляда казалось, что шорты парят в воздухе, как бы существуя сами по себе, или надеты на человека-невидимку Герберта Уэллса.

Джо был из Эпсома, Надин знала это, потому что именно там повстречала мальчика. Сама же Надин была родом из Саут-Барнстеда – городка в пятнадцати милях северо-восточнее Эпсома. Она методично разыскивала других здоровых людей, не испытывая особого желания покинуть свой дом и родной городок. Она прочесывала местность по концентрическим расширяющимся кругам, но отыскала только Джо, горящего в бреду и лихорадке от укуса какого-то дикого животного… крысы или белки, судя по размерам укуса. Он сидел на лужайке перед домом в Эпсоме, одетый только в шорты, сжимая в руке нож для разделки мяса, словно воплощение дикаря из каменного века или умирающего, но все еще агрессивного пигмея. Надин уже приходилось иметь дело с инфекциями. Она внесла мальчика в дом. Был ли это его дом? Она считала это вполне вероятным, но не знала этого наверняка, ведь Джо не сказал ей этого. В доме были мертвые люди, много мертвых: мать, отец, трое детей, самому старшему было лет пятнадцать. Надин отыскала в городке кабинет врача, там были антибиотики, дезинфицирующий раствор и бинты. Она не знала, какой именно антибиотик подойдет лучше всего, но знала, что неверный выбор может убить его, но если она ничего не предпримет, то мальчик умрет наверняка. Укус пришелся в лодыжку, та сильно распухла. Удача сопутствовала Надин. Через три дня лодыжка приобрела нормальные размеры, а температура спала. Мальчик поверил ей. Очевидно, никому больше он не доверял. Просыпаясь утром, она находила его прильнувшим к себе. Они отправились в большой фермерский белый дом. Надин назвала его Джо. Это не было его именем, но для Надин, которая работала учительницей, любая девочка, имени которой она не знала, превращалась в Джейн, а мальчик в Джо. Мимо прошел солдат, смеясь и кляня на чем свет стоит лейтенанта Мортона. Джо хотел напасть на него из засады и убить своим ножом. А теперь вот этот человек. Надин боялась отобрать у мальчишки нож, потому что тот был для Джо чем-то вроде талисмана. Попытка сделать это могла послужить причиной того, что он мог повернуть свое оружие против нее. Даже во сне он сжимал нож в руке. Однажды Надин попыталась вытащить нож у него из рук, скорее желая убедиться в возможности подобного, чем по-настоящему решив сделать это. Джо мгновенно проснулся, не шевельнув ни единым мускулом. Только что он безмятежно спал. А в следующее мгновение беспокойные сине-зеленые глаза восточного разреза смотрели на нее со сдерживаемой яростью. С тихим рычанием он потянул нож к себе. Мальчик не разговаривал.

Теперь он стоял, поднимая нож, опуская и снова поднимая. Рычание вырывалось из его груди, он просовывал нож в дверную щель. Возможно, он хотел открыть дверь.

Надин подошла к нему сзади, даже не пытаясь ступать бесшумно, но Джо не слышал ее; мальчик затерялся в своем собственном мире. Моментально, еще не осознав, что она собирается делать, Надин схватила подростка за запястье и с силой повернула его руку против часовой стрелки.

Джо зашипел, а Ларри Андервуд заворочался во сне, перевернулся и снова затих. Нож упал на траву, в зазубренном лезвии отражалась луна. Джо смотрел на нее злыми, осуждающими и недоверчивыми глазами. Надин бесстрастно ответила на его взгляд. Она махнула рукой в том направлении, откуда они пришли. Джо яростно затряс головой. Он ткнул рукой в направлении веранды и темной фигуры в спальном мешке. Затем сделал вполне ясный ужасный жест большим пальцем по горлу. А после этого усмехнулся. Никогда раньше Надин не видела его улыбающимся, и от этой улыбки мурашки побежали у нее по спине. Трудно представить себе более свирепую улыбку, даже если бы эти блестящие белые зубы обнажились в еще большем оскале.

– Нет, – тихо произнесла она. – Или я разбужу его прямо сейчас.

Джо встревожился и быстро закачал головой.

– Тогда пойдем со мной. Пора спать.

Мальчик посмотрел на нож, затем снова на нее. Ярость исчезла с его лица, и он сразу стал похож на маленького ребенка, который всего лишь хотел заполучить свою игрушку назад. Надин поняла, что сейчас как раз подходящий момент, когда можно заставить его отдать нож, просто властно покачать головой: «Нет». Но что потом? Будет ли он кричать? Он так вопил, когда сумасшедший солдат скрылся из вида. Орал, вопил – громкий, неартикулированный звук ужаса и гнева. Хотелось ли ей встретить взгляд этого мужчины, спящего сейчас в своем спальном мешке, ночью, когда эти ужасные крики будут пронзать ночную тишину?

– Ты пойдешь со мной?

Джо кивнул.

– Хорошо, – спокойно сказала она. Он молниеносно наклонился и подобрал нож.

Они вернулись вместе, и мальчик доверчиво свернулся рядом с ней, забыв – хотя бы на некоторое время – о чужаке. Обнял ее рукой и заснул. Надин почувствовала старую, хорошо знакомую ноющую боль в пояснице, более глубокую и всеохватывающую, чем боль от физического перенапряжения. Это была женская боль, и поделать с этим ничего было нельзя. Надин заснула.

Она проснулась в ранний предутренний час – замерзшая и встревоженная, внезапно испугавшись, что Джо мог схитрить, дождавшись, пока она уснет, чтобы пробраться обратно к тому дому и перерезать горло спящему мужчине. Руки Джо уже не обхватывали ее. Она чувствовала ответственность за этого мальчика, это чувство ответственности всегда возникало у нее при виде малышей, к которым этот мир был не слишком благосклонен, но если мальчик все же сделал, то, что задумал, она проучит паршивца. Лишить еще одного человека жизни, когда и так слишком много потеряно, – это уже непростительный грех. К тому же она больше не могла оставаться наедине с Джо – быть с ним вместе было все равно, что находиться в клетке с разъяренным львом. Как и лев, Джо не мог (или не хотел) говорить; он мог только рычать срывающимся мальчишеским голосом.

Надин, сев, увидела, что мальчик по-прежнему с ней. Просто во сне он немного откатился от нее, вот и все. Он спал, свернувшись как младенец, засунув палец в рот, а второй рукой сжимая рукоятку ножа.

Все еще в полусне она прошлась по траве, помоталась и вернулась к своему одеялу. Проснувшись позже, Надин не была вполне уверена, просыпалась ли она ночью или все это ей только приснилось.

Если мне что-то и снилось, подумал Ларри, должно быть, это были приятные сны. Но ни одного из них он не мог вспомнить. Он чувствовал себя прежним Ларри Андервудом, и он думал, что сегодня будет хороший день. Сегодня он увидит океан. Ларри свернул спальный мешок, привязал его к багажнику велосипеда, вернулся, чтобы забрать рюкзак… и замер.

Цементированная дорожка вела к ступеням веранды, с обеих сторон ее обступала высокая, сочно-зеленая трава. Справа, поближе к порогу, покрытая росой трава была примята. Когда роса высохнет, травинки выпрямятся, но пока она сохраняла отпечатки следов. Он был городским жителем (скорее Хантером Томпсоном[12]12
  Автор книги об «ангелах ада» – мотоциклетных бандах.


[Закрыть], чем Джеймсом Фенимором Купером) и ничего не понимал в том, что имело отношение к лесу, но надо быть совсем слепым, подумал Ларри, чтобы не понять по следам, что здесь были двое: большой и маленький. Ночью они подошли к веранде и смотрели на него. Ларри бросило в жар. Эта таинственность не нравилась ему, но еще меньше ему понравились первые прикосновения вернувшегося страха.

Если они не объявятся вскоре, подумал он, я попытаюсь сам обнаружить их. Сама мысль, что он может сделать это, вернула ему уверенность в своих силах. Он схватил рюкзак и отправился в путь.

К полудню Ларри доехал до трансмагистрали № 1. Он подбросил вверх монетку, та упала орлом. Ларри свернул на 1-ю, ведущую на юг, оставив монетку безразлично сверкать в пыли. Джо нашел ее двадцать минут спустя и стал рассматривать так, будто это был магический кристалл. Мальчик засунул было монетку в рот, но Надин заставила его выплюнуть десятицентовик.

Через две мили вниз по шоссе Ларри впервые увидел океан – огромное голубое животное, ленивое и медлительное в этот день. Оно абсолютно отличалось от Тихого и Атлантического, обнимавшего Лонг-Айленд. Эта часть океана казалась благодушной, почти ручной. Вода была темно-синей, почти кобальтовой, она накатывалась на землю своей выпуклостью волна за волной, разбиваясь о скалы. Пена, густая и белая, взмывала в воздух, а затем опадала. Волны накатывались и отступали с ритмичным, монотонным гулом.

Ларри припарковал велосипед и пошел к океану, чувствуя необъяснимое волнение. Он был здесь, он все-таки добрался до места, где начинается океан. Здесь была восточная окраина страны. Конец земли.

Он пошел по болотистой лощине, хлюпая подошвами по коричневой жиже, выступающей вокруг кочек и зарослей осоки. В воздухе густо, благодатно пахло приливом. По мере его продвижения к линии прилива тонкая кожица земли сползала, обнажая гранитное ложе – эту окончательную истину штата Мэн. Вопя и стеная, над водой парили чайки, девственно-белые в пронзительно-синем небе. Никогда раньше Ларри не видел столько птиц в одном месте. Он подумал, что, несмотря на свою белизну, чайки все-таки хищники. Следующая мысль была почти непроизносимой, но она полностью оформилась в его голове, прежде чем он успел отогнать ее: «Разбой – не такая уж плохая вещь».

Ларри пошел дальше, теперь его подошвы то поскрипывали, то стучали по высохшим на солнце камням с вечно влажными от прибоя трещинами. В этих трещинах подрастали морские уточки-нырки, и то здесь, то там шрапнелью взрывались раковины, кидаемые чайками на камни в желании добыть мягкое, сочное мясо моллюсков.

А через мгновение он уже стоял у кромки прибоя. Морской ветер обвевал его свежестью, отбрасывая со лба густые волосы. Ларри подставил лицо сильному ветру, ощущая пронзительно чистый, соленый запах голубого зверя. Огромные сине-зеленые волны вздымались и опадали, медленно подползая к берегу, хлопая все более отчетливо по мере убывания глубины, их гребни пенились, превращаясь затем в белые кипящие буруны. Потом они разбивались в вечном таинстве самоубийства о скалы, как было с начала сотворения мира, разрушая себя и одновременно уничтожая мизерную частичку суши. Вода, издавая бурлящий, кашляющий гул, с силой врывалась в полузатопленный каменный туннель, пробиваемый в течение многих веков.

Ларри повернулся направо, потом налево и увидел, что то же самое происходит во всех направлениях, куда ни кинь взгляд… гребни, волны, брызги, бесконечная насыщенность цвета, от которой захватывало дух.

Он стоял на краю земли.

Ларри уселся на краю обрыва, свесив нош, перенасыщенный охватившими его чувствами. Он просидел так больше получаса. Морской ветер пробудил аппетит, и Ларри порылся в рюкзаке в поисках съестного. Завтракал он с огромным аппетитом. От водяной пыли его голубые джинсы потемнели. Ларри чувствовал себя освеженным, очистившимся.

Он пошел назад, через болотистую лощину, настолько переполненный своими мыслями и ощущениями, что сначала принял раздавшийся крик за стон чайки. Он даже поднял голову к небу, прежде чем понял с пронзающим его уколом страха, что это крик человека. Крик человека, ступившего на тропу войны.

Глаза Ларри снова метнулись вниз, и он увидел, как через дорогу к нему бежит мальчик, пружиня мускулистыми ногами. В руке он держал огромный нож мясника. На мальчике были только шорты, ноги поцарапаны шипами ежевики. А позади него из-за кустов появилась женщина. Она казалась бледной, под глазами у нее залегли глубокие темные тени.

– Джо! – позвала она, а потом побежала, но так, будто бег причинял ей боль.

Джо продолжал бежать, не обратив на ее зов никакого внимания, разбрызгивая босыми ногами болотную жижу. Лицо его было искажено жуткой гримасой убийцы. Длинное лезвие ножа, высоко занесенного над головой, ослепительно сверкало на солнце.

«Он собирается убить меня, – подумал Ларри, пораженный такой перспективой. – Этот мальчик… что я сделал ему?»

– Джо! – закричала женщина высоким, срывающимся от отчаяния голосом. Джо бежал дальше, стремительно сокращая расстояние между ними.

У Ларри было достаточно времени, чтобы сообразить, что он оставил свое ружье рядом с велосипедом, и тут мальчик оказался рядом с ним. Когда он обрушил занесенный нож вниз, Ларри вышел из парализующего ступора. Он отпрыгнул в сторону и, не раздумывая, вскинул правую ногу вверх и направил мокрый желтый ботинок в грудь подростка. Но то, что он чувствовал, было жалостью: какой же это был противник – мальчик отлетел, как искорка от свечи. Он казался агрессивным, свирепым, но был не тяжелее пушинки.

– Джо! – позвала Надин. Споткнувшись о кочку, она упала на колени, забрызгивая свою белую блузку коричневой болотной жижей. – Не бейте его! Он всего лишь ребенок! Пожалуйста, не бейте его! – Поднявшись, она снова побежала.

Джо упал на спину. Он распластался буквой X, его руки образовывали знак V, а ноги – тот же, но перевернутый знак. Ларри сделал шаг вперед и наступил на правое запястье паренька, вдавливая руку, сжимавшую нож, в жидкую грязь.

– Давай-ка избавимся от этой колючки, малыш.

Мальчик зашипел, а затем заклекотал, заворчал, совсем как разъяренный индюк. Верхняя губа поднялась, обнажая зубы. Его восточные глаза метали в Ларри громы и молнии. Держать ногу на запястье мальчика было все равно что стоять на раненой, но все еще злобной и опасной змее. Ларри чувствовал, как мальчик пытается выдернуть руку, и не стал бы возражать, если бы это стоило тому содранной шкуры, мяса или даже перелома. Джо дернулся, полуприсев, и попытался укусить Ларри за ногу сквозь мокрую ткань джинсов. Ларри еще сильнее наступил на тонкое запястье, и Джо вскрикнул – но не от боли, а от негодования и бешенства.

– Отпусти его, малыш.

Джо не прекращал борьбу.

Эта бешеная схватка продолжалась бы до тех пор, пока Джо не выпустил бы нож или Ларри не сломал ему запястье, если бы, наконец, не подоспела Надин, запыхавшаяся, перепачканная грязью, пошатывающаяся от изнеможения.

Даже не взглянув на Ларри, она упала на колени.

– Выпусти нож! – спокойно произнесла Надин, но в голосе ее прозвучала непреклонность. Лицо ее было мокрым от пота, но спокойным. Она склонилась над искаженным, дергающимся лицом Джо. Тот оскалился на нее, как собака, но не прекратил борьбу. Ларри непреклонно старался сохранить равновесие сил. Если мальчика освободить сейчас же, то он сразу же набросится на женщину.

– Вы… пус… ти… нож! – приказала Надин.

Мальчик заворчал. Из-за сцепленных зубов брызгала слюна. На правой щеке его засыхала грязь в форме вопросительного знака.

– Мы бросим тебя, Джо. Я оставлю тебя. Я пойду с ним. Если ты будешь плохо себя вести.

Ларри почувствовал дальнейшее напряжение руки под своим башмаком, затем расслабление. Но мальчик смотрел на женщину зло, обвиняюще, неодобрительно. Затем он немного скосил взгляд, чтобы взглянуть на Ларри, и тот прочитал в этом взгляде яростную ревность. Несмотря на пот, стекающий по спине, Ларри похолодел от этого взгляда.

Женщина продолжала спокойно убеждать мальчика. Никто не станет бить его. Никто не оставит его. Если он отдаст нож, то все будут его друзьями.

Постепенно Ларри чувствовал, как рука под его ногой расслабляется и разжимает хватку. Наконец мальчик успокоился, он лежал, невидяще глядя в небо. Он выбыл из борьбы. Ларри убрал ногу с руки Джо, быстро наклонился, поднял нож, развернулся и швырнул его в сторону обрыва. Лезвие закружилось, отбрасывая брызги солнечного света. Странные глаза Джо проследили за его полетом, мальчик издал продолжительный, гудящий стон боли. С лязганьем нож ударился о скалы и слетел с обрыва.

Ларри повернулся обратно, наблюдая за незнакомцами. Женщина смотрела на правую руку Джо, где глубокий след подошвы Ларри заливался зловеще-красным цветом. Ее темные глаза взглянули в лицо Ларри. Во взгляде читалось сожаление.

Ларри почувствовал, как в нем зарождаются слова защиты – я должен был сделать это, в этом нет моей вины, послушайте, леди, он хотел убить меня, – потому что в этих печальных глазах ему почудился приговор: ты вовсе не хороший парень.

Но он так ничего и не сказал. Ситуация была такой, какой была, а его действия являлись адекватной реакцией на агрессивные действия, хотя они и исходили от ребенка. Глядя на мальчика, безутешно скорчившегося и засунувшего палец в рот, он засомневался, в состоянии ли был мальчик сам придумать подобную ситуацию. Ведь все это могло закончиться намного хуже, один из них мог оказаться раненным или даже убитым.

Поэтому он ничего не сказал, встретившись с мягким взглядом женщины, и подумал: «Кажется, я изменился. Как-то. Не знаю, правда, насколько сильны эти изменения». Он вдруг поймал себя на воспоминаниях о том, что однажды сказал ему Барри Григ об одном ритм-гитаристе из Лос-Анджелеса, парне по имени Джори Бейкер, который играл постоянно, никогда не упуская ни единой возможности выступить и ни одного прослушивания. Он не был ни западающим в душу гитаристом, ни виртуозом наподобие Ангуса Янга или Эдди Ван-Халлена, но достаточно профессиональным. Однажды, сказал Барри, Джори Бейкер был движущим колесом в группе под названием «Спаркс», в тот год эту группу считали наиболее близкой к успеху. Их звучание напоминало ранних «Гриденс»: отличный, солидный рок-н-ролл. Джори Бейкер был автором большинства песен и сам все их исполнял. Затем автомобильная катастрофа, переломанные кости, больница, изобилие таблеток. Он вышел, как сказал в своей песне Джон Прайн, со стальной пластинкой в голове и обезьянкой на плече. От демерола он перешел к героину. Несколько раз разорялся вчистую. А немного погодя превратился в уличного наркомана с трясущимися руками, ночующего в подворотнях. Затем каким-то образом, месяцев через восемнадцать, он очистился, таким и остался. В нем почти ничего не было от прежнего Джори. Он уже не являлся движущим колесом какой-либо группы, претендующей на успех, он всюду успевал, никогда не пропускал презентаций или прослушиваний. Он мало говорил, но следы от уколов на его левой руке исчезли. И еще Барри Григ заметил: «Он вышел с другой стороны». Вот и все. Никто не может сказать, что происходит в промежутке, отделяющем личность, которой вы были, от личности, которой вы стали. Никто не в силах составить карту передислокаций в том одиноком и тоскливом участке ада. Вы просто… выходите с другой стороны. Или не выходите.

«Я как-то изменился, – опять подумал Ларри. – Я тоже вышел с другой стороны».

Женщина сказала:

– Меня зовут Надин Кросс. А это Джо. Я рада познакомиться с вами.

– Ларри Андервуд.

Они обменялись рукопожатием, слегка улыбнувшись абсурдности происходящего.

– Пойдемте назад к шоссе, – сказала Надин.

Они пошли бок о бок, через несколько шагов Ларри оглянулся через плечо на Джо – тот все так же сидел, согнувшись в три погибели, и сосал палец, очевидно, не понимая, что они уходят.

– Он придет, – спокойно произнесла Надин.

– Вы уверены?