сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
Сухое смешок от удовольствия пробегает по моей груди и сворачивается где–то между грудей. Ни одно оскорбление на этой земле, завуалированное или нет, не сможет задеть меня так сильно. Слишком поздно: его молчание было слишком долгим и слишком громким, я уже поймала его и сохранила, чтобы потом зациклиться на нём.
Пламя жара касается моей щеки. Оно скользит по линии челюсти и затвердевает в прикосновении к уголку моего рта.
Все нервные окончания в моём теле устремляются к этой единственной точке соприкосновения. Они вибрируют, когда его палец проводит огненную линию по моей нижней губе.
О боже. У меня отвисает челюсть, и я делаю отчаянный, прерывистый вдох. Я бы испугалась, что у меня галлюцинации, если бы не слабый привкус табака на его пальце. Я никогда не испытывала тяги к никотину, но, чёрт возьми, вкуса пассивного курения достаточно, чтобы я стала зависимой.
Его вопрос звучит напряжённо, в нём сквозит сдержанность и что–то более мрачное.
– Когда у тебя свидание?
Что?
А, точно. Дэвид–головастик. Я забываю о его существовании в лучшие времена, не говоря уже о том, когда я в пятнадцати сантиметрах от кубиков пресса Габриэля Висконти и ровно в нуле сантиметрах от его прикосновения. Он – последний, о ком я хочу думать сейчас. Черт, я вообще не хочу думать ни о чем другом.
При свете у меня никогда не хватило бы смелости вести себя так. Я не узнаю эту версию себя: я вся – жар и гедонизм вместо самосохранения и здравого смысла.
Может быть, поэтому я наклоняюсь вперед, чтобы почувствовать, как мой следующий вдох сливается с его дыханием.
– А что? Пытаешься выяснить, когда у меня есть окно в расписании?
Он оттягивает мою нижнюю губу так сильно, что у меня сжимаются бедра.
– Чтобы знать, когда освободить свое.
Адреналин разрывает меня, как перегоревший предохранитель. Дым горячий, он прожигает мои вены и искажает все мои моральные принципы.
Это прозвучало как угроза, но мне этого недостаточно. Капля пота скатывается по моему затылку, и, хотя я не вижу дальше собственного носа, мое зрение сужается в узкую линию. Все, о чем я могу думать, – это копать глубже, вырывать из него ревность своими когтями. Мне нужно больше.
– Не волнуйся, – выдыхаю я. – Ты узнаешь, когда я выложу об этом в своем Инстаграм.
Воздух сжимается перед щелчком. Полсекунды предупреждения до того, как тьма разбивается.
Свет, самого яростного оттенка красного, заливает нас. Мои зрачки сужаются, и я отшатываюсь. Придя в себя, я понимаю, что Габриэль снова включил тепловую лампу.
Он застыл, как камень, мертвенно тих и находится слишком близко для комфорта. Его взгляд мог бы выжечь сырую землю.
Холодное осознание сжимает мою шею и оттаскивает назад.
Тьма не просто скрывает все грехи; она заставляет забыть, каким должно быть чувство страха. Стоя там, залитый цветом крови, Габриэль Висконти олицетворяет его.
Его взгляд пылает каждым дурным поступком, который он когда–либо совершал и о котором не сожалеет. Каждая выигранная им драка запечатлена в жестких линиях его челюсти, горла и плеч. Шрам на его лице – единственная линия разлома в чем–то иначе неразрушимом.
При свете или в темноте, я, должно быть, рехнулась.
Единственная часть его, что движется, – это глаза, следящие за моим дрожащим отступлением.
Моя спина ударяется о дверь; я поворачиваюсь, чтобы открыть ее.
Но два тихих слова останавливают меня.
– Отмени его.
Они ползут вверх по моему позвоночнику, как спичка, грозя разжечь снова все, что свет только что погасил.
– А если нет? – хриплю я.
Его пауза становится напряженной.
– Тогда, полагаю, увижу тебя там.
Глава 26
Рен
Салон Privé расположен на набережной в дальнем конце Дьявольской Бухты. Это одно из тех заведений со строгим дресс–кодом и меню без указания цен. Я много раз проходила мимо его неприметной двери, но у меня никогда не было ни необходимости, ни бюджета, чтобы увидеть, что находится по ту сторону.
Я захожу внутрь и замираю в прихожей, пытаясь впитать все это, не выглядя при этом посетителем зоопарка.
Пахнет лимоном и старыми деньгами, запертыми в стенах из темного дерева. Бра на стенах расположены слишком далеко друг от друга, создавая больше теней, чем света. Столы тоже расставлены далеко друг от друга, застелены белыми скатертями и сервированы столовым серебром, из–за которого братья и сестры ссорятся в завещании бабушки.
Боже. Я молюсь про себя, чтобы мне не пришлось доставать кошелек, когда принесут счет, потому что сомневаюсь, что могу позволить себе даже стакан водопроводной воды в таком месте, не говоря уже о полноценном ужине.
Ко мне подходит ухоженная брюнетка с планшетом.
– Добрый вечер, мадам. У вас есть бронь?
Я улыбаюсь ей, поправляя платье, и снова молюсь про себя, чтобы она не заметила, что мой клатч от Chanel – подделка.
– Эм, да. На имя Дэвид, на восемь вечера.
Экран подсвечивает ее нахмуренное лицо, пока она листает список.
– А фамилия?
Я замираю. Ну, черт, я понятия не имею. Мы с Дэвидом переписывались последние несколько дней, и я думала, что обсудила все важные вопросы. Чем он занимается – что–то связанное с компьютерами; какой его любимый фильм – третья часть той скучной франшизы про «Форсаж»; есть ли у него аккаунт в Инстаграм, который я могу посталкерить – нет.
Но я забыла спросить его фамилию.
– Эм. – Я окидываю ресторан взглядом, надеясь увидеть дружелюбную улыбку и взмах руки. Но здесь почти никого нет, за исключением горстки мужчин, рассаженных по угловым диванам, и даже при тусклом свете я могу сказать, что никто из них – не Дэвид.
Раздражение пульсирует под ребрами. Не могу поверить, что он опаздывает. Я знаю, что тоже опаздываю, но это не важно.
В последней попытке найти его я бросаю взгляд в сторону бара, но мои глаза цепляются за другую знакомую фигуру.
Меня бросает в холод. Затем в пот.
Нет. Не может быть.
Габриэль непринужденно стоит у бара. Черные джинсы, черная футболка, скрывающая черную дыру в месте, где должно быть сердце. Он небрежно скрестил ботинки, но, когда его взгляд ловит мой и вспыхивает жаром, я понимаю, что в нем нет ничего небрежного.
Горячая дрожь пронизывает меня.
Этого не может быть. Он не может быть настоящим.
– Эм. – Эта женщина, наверное, думает, что это единственное слово, которое я знаю. – Извините, на минуточку. Мне просто нужно…
Неважно, на вежливость нет времени.
Габриэль лениво следит за моим приближением, его взгляд сдирает шелк и кожу. Я петляю между столами, едва избегая столкновения с проходящим официантом. Я почти не смотрю, куда иду, слишком сосредоточена на том, чтобы добраться до бара и вытащить его оттуда.
Он поворачивается и опирается локтями о стойку, когда я подхожу к нему, словно он вовсе не наблюдал за мной. Удерживая мой взгляд в отражении зеркальной стены, он проводит зубами по нижней губе.
– Знаешь, почему во многих заведениях за барными стойками ставят зеркала?
Что?
– Что ты здесь делаешь?
Он медленно поднимает бокал с виски и отпивает.
– Давай, угадай.
Паника, смешанная с раздражением, распаляет мою кровь. Зная, что он не ответит на мой вопрос, пока я не отвечу на его, я огрызаюсь:
– Не знаю. Наверное, чтобы барменша могла поправить макияж.
Он издает сухую усмешку.
– Нет. Это традиция, восходящая к Дикому Западу. Салуны вешали их, чтобы посетители, пьющие у стойки, могли видеть, не подходит ли кто к ним сзади.
Отвлекаясь, я бросаю настороженный взгляд через плечо на дверь.
– Круто. Потрясающий факт. Можешь уйти, пожалуйста?
Я практически умоляю, но он продолжает, словно не слышал меня.
– Потому что, если кто–то подходил к ним сзади, это обычно означало, что они вот–вот получат пулю в затылок.
Мой желудок превращается в свинец. Его тон спокоен, как ясный день, но, когда он снова поднимает подбородок, чтобы посмотреть на меня в отражении, верхний свет выхватывает проблеск темной потехи в его глазах.
Я не могу дышать. Не могу думать. Горло пересыхает, и теперь я не могу даже говорить.
Размешивая жидкость в бокале, он поворачивается ко мне лицом, движение медленное и обдуманное. Его взгляд беспристрастный, но вызывает ощущение грубого трения о кожу, когда он оценивает мой наряд.
– Почему ты всегда носишь розовое?
Я уставилась на него.
О, Боже. Он здесь, потому что я здесь.
«Тогда, полагаю, увижу тебя там». Это была не пустая угроза, это было обещание.
О, Господи. Я выцарапала ревность из его черной души, чтобы накормить собственное эго. Вчера я была не в себе, швыряя свои реплики в темноту, как спички, думая, что они никогда не приземлятся при свете. Но они приземлились. Он поймал одну.
И теперь он собирается преподать мне урок, устроив вечер в стиле «гори ясно».
Я сглатываю ужас и пытаюсь вдохнуть полной грудью. Стиснув зубы, я складываю руки и заставляю себя улыбнуться.
– Это скрывает пятна крови, – слабо говорю я, передразнивая его ответ, когда я спросила, почему он всегда носит черное.
Что–то опасное закипает в его взгляде.
Он однократно кивает.
– Хорошо.
– Хорошо.
Мы смотрим друг на друга, напряжение нависает между нами, как дым, сгущаясь с каждой секундой.
Я не смею моргнуть.
Ни тогда, когда глаза начинают слезиться, ни тогда, когда дверь ресторана открывается, и ледяной воздух скользит у меня по позвоночнику.
И даже ни тогда, когда Дэвид зовет меня по имени.
– Приятного свидания, – тихо произносит Габриэль. Его голос ровный, но в нем есть грань, острая и хирургическая.
Хотя мои внутренности сжимаются в комок, я отказываюсь дрогнуть.
– О, непременно, – говорю я так сладко, как только могу. – Это будет потрясающе.
Я разворачиваюсь на каблуках и иду к Дэвиду, с трепетом в коленях. Он загорается при виде меня, ухмылка широкая, а глаза блуждают.
– Рен! Вау, ты выглядишь… – Он так сильно трясет головой, что цветы в его руке дрожат. – Просто вау.
Я выдавливаю свою самую широкую улыбку.
– Спасибо, Дэвид. Так приятно снова тебя видеть, – звонко говорю я, слишком нервно и громко для такого фешенебельного ресторана. – Ты выглядишь таким же красивым, как я помню.
Это не ложь, это вежливое растягивание правды. Уверена, он выглядит неплохо, но я едва могу его разглядеть сквозь обжигающий жар у себя за спиной. Он вручает мне букет, бормоча извинения за опоздание. Затем мы следуем за хозяйкой к нашему столику под пристальным взглядом Габриэля.
Что–то упрямое вдруг сковывает меня между лопаток.
Знаете что? Если он хочет место в первом ряду на это шоу, я подарю ему выступление, достойное «Оскара».
Погружение в кресло ощущается, как выход на сцену без знания реплик. Мой позвоночник одеревенел, кожа горит, но моя улыбка непоколебима. Насколько сложным может быть флирт? Я посмотрела достаточно ромкомов, чтобы разобраться.
Я подпираю подбородок рукой и смотрю на Дэвида, пытаясь игнорировать зловещую тень, растекающуюся у него за плечами.
– Знаешь, я ждала этого всю неделю.
Он отрывается от меню.
– Правда?
– Ага. Я даже купила новый наряд. – Я прикусываю губу и провожу пальцами по волосам, как Мэг Райан в «Когда Гарри встретил Салли». – Тебе нравится?
Он бросает взгляд на мое платье, которое пролежало в дальнем углу моего шкафа больше года.
– Конечно, оно красивое. Оно очень… – Он облизывает губы, подбирая подходящее прилагательное. – Розовое.
Я запрокидываю голову и смеюсь, как Джулия Робертс в «Красотке», когда Ричард Гир захлопывает шкатулку с кольцом у нее на пальцах.
– О, Дэвид. Я и забыла, какой ты смешной.
Он смотрит на меня с беспокойством.
– С тобой все в порядке?
Сжимая салфетку в кулак, я укладываю ее на колени и улыбаюсь так широко, что уже больно.
– Знаешь что, Дэвид? У меня никогда не было свидания лучше.
Мы заказываем напитки. Он говорит, что с моим лимонадом свидание обходится ему дешево.
Я хихикаю, словно понимаю шутку.
Затем он рассказывает мне о своей работе. О своей футбольной лиге по воскресеньям. Я чуть не обжигаю запястье о свечу, протягивая руку, чтобы погладить его по руке, когда он с печальным взглядом говорит мне, что, если бы не травма колена, он бы стал профессионалом.
Я киваю, улыбаюсь и смеюсь в нужных местах. Хлопаю ресницами и накручиваю прядь волос на палец. Я даже пытаюсь говорить с придыханием, как Мэрилин Монро, но бросаю эту затею после пятого раза, когда он просит меня повторить.
Потому что если он не слышит меня, то Габриэль – тем более.
Габриэль. Я избегала поднимать взгляд, чтобы не видеть его, но он всегда в моих мыслях. Он сидит под моей кожей, мучительный и неумолимый, запуская каждый удар моего сердца, выжимая каждый вздох из моих легких. Я чувствую его взгляд на своей шее каждый раз, когда откидываюсь на спинку стула. Я слышу щелчок его пистолета каждый раз, когда наклоняюсь над столом.
Он там, наблюдает за мной.
И у меня ужасное предчувствие, что он не просто наблюдает, а ждет.
Приносят закуски. Я играю с салатом, перекладывая зелень и накалывая помидоры. Дэвид рассказывает мне о том, как он чуть не попал на национальное телевидение, когда появляется официант с двумя напитками на серебряном подносе.
– Лимонад для леди, виски для джентльмена, – говорит он, ставя их на стол.
Дэвид смотрит на него.
– Спасибо, но мы этого не заказывали.
Официант вежливо улыбается.
– Их прислал джентльмен у бара. Виски – шестидесятилетний Клуб Контрабандистов. Всего было выпущено десять бутылок.
Мои плечи поднимаются почти к ушам. Дэвид бросает взгляд через плечо.
– От того парня, с которым ты разговаривала, когда я пришел? Ты его знаешь?
– Вроде того, – бормочу я, внезапно чувствуя слабость.
Беспокойство отбивает чечетку вдоль моего позвоночника, пока я смотрю, как он с жадностью отпивает. Затем раздражение ползет обратно, потому что в какую, черт возьми, игру он играет, присылая напиток, который, вероятно, стоит дороже, чем мое обучение в колледже?
Я понимаю, он Висконти. Хотя он носит одну и ту же черную футболку и штаны каждый день, я не сомневаюсь, что у него куча денег. Но бросаться деньгами – не то, что произведет на меня впечатление.
Я смотрю поверх головы Дэвида, пока он делает второй глоток, и вижу, что Габриэль занимается именно тем, что я и предполагала.
Смотрит на меня.
Без единого слова он поднимает свой бокал в насмешливом тосте.
– Благослови его, – говорю я Дэвиду, достаточно громко, чтобы Габриэль услышал. – Его бросила девушка прямо на свидании. Похоже, она взглянула на него и сразу развернулась обратно. – Я опускаю голос до сценического шепота. – Полагаю, такой риск есть, когда используешь фото десятилетней давности в своем профиле онлайн–знакомств.
Клянусь, краем глаза я вижу, как губы Габриэля изгибаются в усмешке за его бокалом.
Проходит десять минут, Дэвид уже наполовину закончил историю о собаке своего соседа по колледжу, как вдруг он кашляет.
Коротко, сухо. Но второй кашель жестче.
Я сочувственно улыбаюсь ему, бормочу что–то о том, что стейк жестковат, и пододвигаю к нему его стакан с водой.
Он протягивает руку, чтобы поднять его, но затем его рука меняет траекторию и взлетает к горлу.
Мои глаза сужаются.
– Ты в порядке?
Когда он открывает рот, чтобы ответить, из него вырывается бульканье. Во–первых, фу. Во–вторых, что, черт возьми?
Мой голос становится резче.
– Дэвид?
Я упираюсь ладонями в стол, но прежде, чем мне удается вскочить на ноги, ужасающий скрежещущий звук прорезает воздух.
Мой пульс замирает.
Черные ботинки, ленивые шаги. Габриэль выходит из тени, таща за собой стул, и подходит к нашему столику. Он разворачивает его небрежным движением запястья, подтягивает брюки и опускается на него.
Я смотрю на него, застывшая в шоке.
– Что ты сделал?
Он откидывается на спинку, словно человек, снимающий тяжесть с ног после долгого дня работы во дворе.
– Урок третий, – говорит он, звуча скучающе. – Никогда не принимай напитки от незнакомца.
Дэвид издает ужасный, влажный звук. Его глаза теперь широко раскрыты, белки наливаются кровью.
Мое сердцебиение учащается так быстро, что я ощущаю его вкус в горле.
– Останови это, – хнычу я. – Пожалуйста. Прости. Я сделаю что угодно. Просто… останови.
Он бросает равнодушный взгляд на мои губы, прежде чем медленно залезть в карман, словно у него все время мира. Словно мужчина справа от него не исчерпывает свои последние секунды.
– Останови это сама.
Я в оцепенении смотрю на шприц, который он кладет на стол.
– Что это значит?
– Скажи, что не пойдешь на другое свидание.
Я смотрю на него, словно он сошел с ума.
– Что? Какое тебе дело до моих свиданий?
Он отвечает мне ровным взглядом.
– Ты – угроза безопасности моей семьи. Любой, кто захочет добраться до Рори, пойдет через тебя. – Он бросает взгляд отвращения на мой недоеденный салат. – И все потому, что ты не можешь устоять перед возможностью потрепаться о себе за бесплатным ужином.
Проходит мгновение, прежде чем это осознание обрушивается на меня, как товарный поезд.
Он лжет.
Это видно по жару в его глазах. По тому, как сжимается его челюсть под бородой.
Я выдыхаю так сильно, что комната плывет.
– О, Боже. Ты и вправду в меня влюблен.
Его глаза сужаются.
– Что?
