сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Пот остывает на моей коже, я изо всех сил моргаю, пытаясь восстановить ориентацию. Но там снаружи нет ничего, что могло бы меня направить, кроме тишины. Она спотыкается о сердцебиения, растягивается в секунды.
Капля беспокойства медленно сочится через мое нутро, увлекая все мои мысли вниз.
О, Боже. Это плохо. Я в оковах, полураздета и во власти монстра, с которым мне не следовало оставаться наедине в темном гараже. Я не вижу ничего – даже его силуэта, не говоря уже о его выражении лица или оружии, из которого он только что стрелял. Я не могу разглядеть намерение в его глазах или предугадать его следующий шаг.
Проклятая моя глупая привычка романтизировать все. Темнота не освобождает. Она лишь делает тебя уязвимой.
Паника разъедает мои края, и когда я больше не могу выносить ее укус, я задыхаюсь от отчаянного вздоха.
– Т–ты пугаешь меня.
Снова тишина. Снова неподвижность. Страх зудит, как сыпь на коже. Он вспыхивает, когда жар возвращается к моей груди и поднимается по моим рукам, и затухает до тупого облегчения, когда после резкого рывка мои руки падают обратно по бокам.
Кровь устремляется по моим венам так быстро, что у меня кружится голова, и, как ни странно, я чувствую себя более уязвимой, чем когда была связана. Темнота искажается вокруг меня. Я слышу, как под ногами хрустит стекло, но не могу сказать, приближается оно или удаляется. Когда оно затихает и начинается другой звук, я замираю.
Он похож на скрежет костей, превращающихся в пыль. Только когда из темноты сочится лужа света, я понимаю, что это звук поднимающейся рулонной двери гаража.
С каждым оборотом мотора лунный свет ползет по бетону. Он останавливается в паре сантиметров от моих пальцев ног, и на мгновение я смотрю вниз по его узкой тропе.
Затем я шагаю в свет.
Я переступаю через разбитое стекло и масляные пятна. Через густую полосу тени Габриэля. И когда бетон сменяется травой, я полна намерения шагнуть и в дождь.
Но что касается темноты, ей никогда не нужны были цепи, чтобы удерживать меня.
Монстру достаточно лишь смотреть на меня, чтобы удержать.
Задержавшись в дверях, я оглядываюсь через плечо, чтобы бросить последний взгляд. Габриэль стоит как раз за границей лунного света, но, когда его рука скользит по губам, она на мгновение пересекает эту серебряную полосу.
И, возможно, это мои глаза играют со мной, а возможно, это просто заблуждение.
Но я клянусь, она дрожит.
Глава 18
Габ
Три года.
Я продержался три гребаных года.
Я засунул ее в коробку, которая дребезжала лишь в самые тихие ночи. Теперь вся эта сдержанность развязалась из–за вспыльчивости и одного рывка.
Выворачивая ручку газа на себя, я наклоняюсь над своим Харлеем и мчусь навстречу метели. Ни хрена не видно, но это не важно. Я знаю эту извилистую ленту горных дорог как свои пять пальцев, и даже если бы не знал, все равно пошел бы на риск, лишь бы убраться с Побережья. Подальше от Нее.
– Пропустить, – бормочу я. Грешник в моем ухе обрывается на полуслове, и играет следующий звонок. Я узнаю игрока Раджа по первому же вздоху, полному само сожаления, что заполняет мой шлем.
Стиснув зубы, я вхожу в глубокий поворот и рычу Сири, чтобы пропустила снова. Мне не до ежемесячного нытья Раджа «ой, бедный я», которое накатывает каждый раз, когда он просаживает свою зарплату на скачках.
Мне нужно что–то темнее. Что–то, что разорвет петлю ее задыхающегося голоса, шипящего в темноте.
Ты пугаешь меня.
Конечно, я напугал ее. Напугал и себя, блять, тоже, когда она ворвалась в мой гараж посреди панической атаки, и мой живот скрутился в форму, которую никогда раньше не принимал.
Я хотел заставить это прекратиться и придушить того, кто это начал.
Следующий звонок от нового грешника. Она приковала своего мужа к водопроводной трубе в подвале и не выпустит его, пока он не признается, что трахает новую девчонку с работы. Я прибавляю громкость на максимум, когда она упоминает, что даст ему время до выходных, чтобы сознаться, после чего выстрелит ему в упор в член из его же охотничьей винтовки.
Ее признание. Завывающий ветер. Глубокий рокот двигателя подо мной. Все это сливается в белый шум, но вскоре он темнеет до розового.
Эти два жалких треугольника, прикрывающих ее сиськи, врезаны в мои гребаные веки. К черту взгляд в ее глазах, когда она умоляла меня унести ее секрет в могилу, или тот факт, что она не пьет, или что она внезапно перестала водить, хотя сказала мне, что никогда и не умела.
Эта девчонка – абсолютная грешница уже из–за одного ее тела.
– Сири, включи мои избранные, – сквозь зубы говорю я. Эта грешница начала рыдать, и я лучше сверну налево с горного хребта, чем буду это слушать.
В ухе раздается гудок, за которым следует механический голос.
– Это предоплаченный звонок от…
Милдред Блэк называет свое имя.
– …заключенной Исправительного центра для женщин в Вашингтоне…
Голос зачитывает привычную речь о том, что звонок записывается и прослушивается, прежде чем кашель курильщицы Милдред проносится по линии.
– Я правда думала, что Дэнни – Тот Самый. Он выглядел, как Брэд Питт в свои лучшие годы, только на несколько дюймов ниже и, к сожалению, не такой богатый.
Звук ее голоса заставляет мои мысли замедляться, а плечи опускаются на несколько дюймов.
Безумная Милли звонит с точностью часового механизма, потому что звонит из тюрьмы. Ее звонки – единственные, которые я принимаю в реальном времени, потому что заключенные не могут оставлять голосовые сообщения. Каждый четверг в полдень я поднимаю трубку, отключаю свой микрофон и слушаю. Я также нажимаю запись, если это того стоит.
Хотя с Милли это всегда, блять, того стоит.
К тому времени, как из–за дымки проступают призрачные очертания ворот, мой мозг настолько переполнен ее психотическими бреднями, что для моих собственных мыслей почти не остается места.
Я паркуюсь между Ламборгини и потрепанным грузовиком, стряхиваю снег с кожаной куртки и направляюсь в дом.
Из коридора доносится негромкий звук музыки, и лед в моих костях начинает таять. Засунув шлем под мышку, я иду на звук в гостиную, затем прислоняюсь к дверному косяку.
Луан за пианино, спина сгорблена, шрамы пляшут у него на спине в свете камина. Он играет для бури, бьющей в дальнее окно, и, хотя его пальцы едва движутся, они извлекают аккорды, которые могут населить дом призраками.
Он рожден, чтобы играть. Но он также рожден Петритом Дританом, главой крупнейшей сети торговли людьми в Албании, так что его талант остается в стенах этого шале.
Оставив его заниматься своим делом, я продолжаю идти по коридору. Я киваю Кваме через окно студии терапии – с такой скоростью он снова будет ходить в течение месяца – и прохожу через кухню, где Джейсон готовит на плите Синиганг. Это секретный рецепт его мамы, и даже Арбен сдался, пытаясь выбить его из него.
Я нахожу Дениса на его обычном месте и в его обычной позе: сгорбившимся над столом для снукера в игровой комнате. Его плечи напрягаются, когда я приближаюсь, и когда я щелкаю дверью за собой, его взгляд скользит вдоль кия и поднимается до моего.
– Ты убил Себа.
Мои легкие сжимаются, и я провожу рукой по горлу.
– Черт.
– Шучу. – Он подталкивает белый шар и выпрямляется, наблюдая, как тот сталкивается с зеленым. – Но ты разнес ему колено, и он довольно сильно ударился головой при падении.
Я выпускаю напряженный вздох. В любой другой день он получил бы по зубам за такую шутку.
– Где он?
Он кивает подбородком в потолок.
– Дуется в постели и смотрит Netflix.
Окинув меня взглядом, он спрашивает:
– А что за дружественный огонь?
Я подхожу к холодильнику с напитками и беру пиво.
– Это был предупредительный выстрел.
– Предупреждал о чем?
О том, чтобы не делать еще один гребаный шаг в гараж.
Я выстрелил первым, потому что мысль о том, что другой мужчина увидит то, что видел я, вызывала во мне ярость. Второй выстрел был в свет, потому что я сам не был достоин его видеть.
Но мне нужно поработать над своими чертовыми рефлексами, потому что я опоздал. Я уже увидел мягкий изгиб ее бедер и округлость ее груди. Уже запечатлел в памяти очертания ее сосков. Я мог бы даже взглянуть на цветовой круг для рисования и указать на нем точный оттенок розового, что залил ее кожу, когда она поймала мой взгляд.
Погрузить нас во тьму было худшим, что я мог сделать. Потому что тогда искушение прикоснуться к ней, как она прикоснулась ко мне, стало слишком велико. Оно лишило возможности видеть страх в ее глазах и видеть, как Дьявол овладевает моими.
Ты пугаешь меня.
Я пугаю всех женщин, и меня это, блять, вполне устраивает, но есть что–то в том, чтобы пугать именно ее, что заставляет меня творить глупости. Например, снова являться к ее дому, чтобы научить ее, как выбраться из багажника, в который я ее запихнул. Например, освобождать ее из пут, прежде чем я успел даже показать, как освободиться самой.
Самоотвращение пузырится в моей крови и нагревается до точки кипения. Я вымещаю его на ближайшем неодушевленном предмете, игровом автомате PacMan, и вгоняю кулак в его экран.
– О нет, мой рекорд, – протягивает Денис, натирая наклейку на кие.
Ярость в моих венах утихает, и я выпускаю вздох, полный потехи.
Гребаный Денис. Ничто не может вывести его из равновесия. Хотя, по сравнению с тем дерьмом, с которым он сталкивается в этом доме ежедневно, моя маленькая вспышка – детские шалости.
Он – моя правая рука, левая половина моего мозга и сердцебиение нашей армии. Он работает за кулисами, обеспечивая, чтобы мои люди были накормлены, напоены, здоровы и в здравом уме, прежде чем я швырну их обратно на передовую. Нужны швы? Иди к Денису. Хорошая взбучка? Денис. Паспорта, переводчики, техподдержка. Он делает все что угодно, чтобы организация работала как часы.
Наследник крупнейшей в Габоне, Африке, компании по незаконной вырубке леса, он тоже был рожден для этой жизни, но создан не для нее. Не физически, с его стройным телом бегуна, отглаженными рубашками и очками толщиной с библию. И не ментально – когда я впервые встретил его в наш первый день в Аду, он принес с собой только кубик Рубика и книгу кроссвордов. Тут же я понял, что его сердце слишком велико, а совесть слишком тяжела.
Нас когда–то было трое.
Последний глоток пива горчит. Я беру еще одну и опускаюсь на диван, чтобы посмотреть, как он играет.
Рев бури, проносящейся по горным хребтам. Периодический стук шаров, падающих в лузы. Мягкая мелодия, сочащаяся из–под пальцев Луана и доносящаяся из коридора. Саундтрек шале обычно притупляет постоянную боль между моих ребер, но не сегодня. Сегодня я слишком отвлечен словами, закипающими у основания моего горла, и борьбой, чтобы не дать им пролиться в комнату.
Я выпускаю горячий выдох через ноздри, упираюсь локтями в колени и смотрю на ковер; я, блять, не могу смотреть на Дениса, пока он облокачивается на свой кий и изучает меня.
– Дело не в людях Рафа, да?
Я напряженно качаю головой.
Он вздыхает.
– В ней.
Он достаточно умен, чтобы не произносить ее имя.
Шар катится в лузу; я чувствую глухой удар в глубине желудка. За ним следует тишина, весь жар заключен во взгляде Дениса.
– Мне потребовалось бы пять минут, чтобы найти…
– Нет.
Нет.
Три года.
Я продержался три гребаных года.
Она идеальна в своей маленькой коробочке. Мой маленький ангел с крыльями с Амазона. С прикосновением, слишком теплым для моей кожи; с именем, слишком сладким, чтобы когда–либо слететь с моих губ. Я хочу хранить ее там вечно. Напоминание обо всем хорошем в мире, обо всем, чего у меня никогда не было и чего я не заслуживал.
Я клялся не копать, но теперь, когда я увидел ее гребаное тело, все труднее сопротивляться желанию узнать, что она прячет под ним. И, возможно, если бы я узнал, что она не так уж идеальна, я мог бы отпустить ее.
Но в этом–то и проблема. Сам Дьявол не смог бы вырвать Ее из меня.
Я стискиваю зубы и поднимаю взгляд, чтобы встретиться с взглядом Дениса.
– Ладно, – бормочет он, его плечи бессильно опускаются. Он похрустывает шеей, проводит рукой по своим коротким дреддам и сжимает кий. – Пристегнись, будет больно.
Хорошо.
Я закрываю глаза и готовлюсь к удару.
Глава 19
Рен
Добро пожаловать в Ржавый Якорь, где огонь в камине пылает, крыша протекает, а барная стойка каждый раз оставляет занозу, когда ты протягиваешь деньги.
Дядя Финн ненавидит, что я здесь работаю. Он говорит, что это место должны были закрыть годы назад, потому что оно не может приносить прибыль, продавая куриные крылышки и дешевое пиво одним и тем же двадцати портовым рабочим. Он также просит не затрагивать тему здоровья и безопасности, которая возникает при сварке двух пришедших в негодность морских контейнеров, их установке на краю обрыва и заполнении их толстыми пьяными мужчинами.
Оказывается, Ржавый Якорь – это своего рода архитектурное чудо; он пережил взрыв в порту, отделался парой разбитых окон. А поскольку мой босс, Эдди, не отличается чуткостью или тактом, уже через несколько дней после случившегося все шло своим чередом.
Только вот дела идут вовсе не как обычно. Люди погибли, все остальные уволены. Горстка местных заглянула, вероятно, потому что идти больше некуда, и топит свое горе в самых темных углах бара. Смена была бы невыносимо скучной сегодня, если бы не Тейси и Рори, подпирающие конец стойки, и ватага приезжих, ввалившаяся в дверь через десять минут после открытия.
Бизнесмены и богатые туристы, направляющиеся к ярким огням Дьявольской Бухты, то и дело оказываются в сонном городке Лощины Дьявола, особенно в праздничный период. Указатели на шоссе сбивают с толку, и, если свернуть на съезд слишком рано, следующее, что ты увидишь, – это мерцающая неоновая вывеска, прилепленная на стене этого бара.
Обычно они просто заскакивают внутрь, чтобы спросить дорогу, не спуская одного глаза со своих вещей, а другого – с подозрительного пятна на ковре. Но не эти ребята. Они ввалились внутрь, стряхнули дождь с костюмов и ни на секунду не остановились, чтобы прочувствовать мрачное настроение в зале.
Как только один из них щелкнул пальцами в мою сторону и заказал коктейль, который мне пришлось гуглить, я поняла, что сегодня мне придется бегать без передышки, тем более что я работаю одна. Дэн позвонил и сказал, что заболел, и, хотя я сама чувствую себя неважно – по другой причине, связанной с грубыми руками и татуированной кожей, – у меня нет такой роскоши. Мне слишком нужны деньги.
Сметая бутылку из–под пива Тейси со стойки и заменяя ее свежей, я перевожу внимание обратно на Рори. Она держит веер игральных карт, и морщинка на ее лбу говорит мне, что ее не устраивает масть.
– Ладно, но типа, чем он вообще занимается?
Тейси сбрасывает Четверку Треф, и Рори выпаливает каламбур с птицей.
– Он начальник службы безопасности, – огрызается она, вымещая раздражение на мне. – Он следит, чтобы моего мужа не убили.
– Но как?
– Вот так, – бормочет Тейси, изучая свою руку.
Рори большим пальцем указывает через плечо на мужчину в костюме, стоящего за рождественской елкой. Если он пытается спрятаться, у него это не очень хорошо получается. Отчасти потому, что Эдди купил самое дешевое и тощее дерево по акции, но в основном потому, что тот огромен.
– Но вокруг полно страшных ребят, вроде Джо.
– Он носит пистолет?
– Габ? – фыркает она. – Конечно нет.
Жар заливает мои щеки.
Что ж, прошлой ночью у него определенно был чертов пистолет.
Я хватаю бокал Рори, хотя он еще наполовину полон. Игнорируя ее протесты, я выливаю содержимое в раковину и с дрожащими руками отскабливаю его.
Прикосновение Габриэля было эфемерным, но оно проникло под мою кожу и пустило корни. Они опутали мои легкие и затруднили дыхание. Они также обвили мои запястья, так что каждый раз, когда я смотрю на них, я вспоминаю, как была подвешена и обездвижена.
Белое каление в миллионный раз за сегодня прокатывается по моему нутру. Капля пота скатывается по моей пояснице. Вина, смешанная с удовольствием, – коктейль с отвратительным вкусом.
Я ненавижу того мужчину при свете дня.
Но в темноте…
– Почему такая девушка, как ты, работает в такой забегаловке?
С конца стойки доносится фырканье Тейси. Я роняю стакан, он разбивается в раковине, и мой вздох следует за осколками в сток. Эдди – самый большой скряга на планете, так что, несомненно, он вычтет его стоимость из моей зарплаты.
Хотя я нахожусь на острие ножа – и каждый раз, когда дверь открывается, врывается призрак бензина и кожи – это не помешает мне развернуться с солнечной улыбкой и бодрым «что вам налить?». Потому что я, прежде всего, мила.
Я сметаю разбитое стекло в мусорку и поворачиваюсь. Моя улыбка теряет фальшивые края, и я выпрямляюсь чуть прямее.
Это он.
