сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Растерянная, но не настолько глупая, чтобы спорить, я разворачиваюсь и начинаю свой путь домой.
К сожалению, покинуть яркие огни Бухты не означает, что я оставляю его позади. Он шагает следом за мной, его тень растягивается вдоль дороги в свете фар машины, следующей за нами.
Вид этого начинает вызывать у меня панику.
– У тебя есть оружие?
Стиснув зубы, я ускоряю шаг, пытаясь сохранить дистанцию между нами.
– Что–то типа перцового баллончика?
– Типа пистолета.
Я выдавливаю смешок. Я бы подумала, что он шутит, если бы считала, что этот мужчина способен на шутки.
– Нет, – заявляю я. – Он не поместился бы в мою сумочку.
Его яростный взгляд прожигает мою спину.
– Значит, ты не можешь драться, не можешь защитить себя. Ты носишь эти дурацкие туфли, в которых точно не сможешь бежать, и все же ты продолжаешь настаивать на том, чтобы ходить по этим улицам одной после наступления темноты.
Он бормочет проклятие себе под нос.
– Ты знаешь, что случается с такими девчонками, как ты?
– Они благополучно добираются домой, потому что на Побережье не случается ничего плохого.
– Они становятся статистикой на странице в Википедии, – плюет он в ответ.
Мое сердце кувыркается, и дорога впереди подпрыгивает. Ирония приходит с неожиданной стороны и бьет меня под дых, попадая слишком близко к больному.
Хорошо, я думаю с горечью. Потому что ничто другое из того, что я делаю, похоже, не может закончить это чертово предложение.
Его комментарий сбил мои мысли с толку, и теперь все, на чем я могу сосредоточиться, – это ужасающее полуночное письмо, ожидающее меня дома. Но оно ждет за безопасностью моей запертой входной двери, так что я заставляю себя сосредоточиться на том, чтобы просто ставить одну ногу перед другой.
– Что, ты хочешь, чтобы тебя похитили? Изнасиловали? Убили? – продолжает он, и его голос становится все мрачнее с каждым слогом. – Ты – ходячая мишень. Сидячая утка. И о чем ты, блять, думала, указывая свое местоположение в Инстаграме?
Мой позвоночник выпрямляется, и я резко останавливаюсь. Любопытство и удивление заставляют меня развернуться.
– Ты смотрел мой Инстаграм?
Он стоит посреди дороги, его угрожающий силуэт подсвечен фарами машины, и смотрит на меня с таким яростным презрением, что мое запястье вспоминает его хватку.
Я жду знакомой дрожи трепета, но она не приходит. Моя голова все еще в телефонной будке, вместе с самой худшей частью моей души. Я ненавижу, что он вытащил ее из меня.
Ненавижу, что он просто не уходит.
Подпитываемая разочарованием, я задираю подбородок и отвечаю ему взглядом.
– Я не девица в беде, и, хотя я ценю твою заботу, мне не нужна твоя помощь. Кроме того, – добавляю я, нащупывая у себя в воротнике шнурок, свисающий с моей шеи, – у меня есть свисток на случай чрезвычайных ситуаций.
Встретив его пустой взгляд, я начинаю чувствовать себя неуютно, так что я издает жалкий звук свистком.
– Видишь? Вполне способна выпутываться из сложных ситуаций.
Проходит напряженная пауза. Затем еще одна.
Его ноздри раздуваются, когда его взгляд падает на мои губы и застывает, словно черный лед. Ярость исходит из каждой поры, и когда он делает шаг ко мне, я на долю, заставляющую сердце остановиться, секунды задаюсь вопросом, не найдут ли те руки, о которых я все еще думаю, дорогу к моему горлу.
Оказывается, все хуже. Вместо этого они находят дорогу к моим бедрам, и вот я уже балансирую на его плече, глядя на свой свисток, который раскачивается у меня перед глазами.
– Постой! – визжу я, болтая ногами в его железной хватке. – Отпусти меня!
Моя мольба остается без ответа, и земля движется под ботинками Габриэля серым пятном. Свет фар расходится шире, и ком в моем горле тоже. Я засовываю свисток обратно в рот и кричу о помощи между громкими, отчаянными гудками.
Он груб, когда складывает меня пополам. Еще грубее, когда бросает меня в открытый багажник машины.
А когда татуировки, шрамы и зеленый цвет исчезают за захлопывающейся дверцей, его голос оказывается самой грубой вещью из всех.
– Тогда выпутывайся из этой сложной ситуации.
Глава 14
Габ
– Джона был настоящим мужчиной. Рост под метр девяносто, бицепсы с мою талию. Он был свежим мясом, только что с самолета из Кейптауна. Ты когда–нибудь смотрела на кого–то и просто знала, что у вас получатся прекрасные дети? Потому что я тогда тоже была сногсшибательной, даже после того, как родила ребенка. Каждый раз, когда я выходила в магазин, поворачивала больше голов, чем автомобильная авария. – Ее смех переходит в хриплый кашель курильщицы. – Не то чтобы это было видно по моей фотографии, конечно.
Она будет трепаться о своей фотографии следующие десять минут, так что я беру болгарку и заглушаю ее звуком скрежета металла по металлу. Летят зеленые искры, и гараж наполняется запахом горелой пыли.
Когда я выключаю ее, кладу обратно на верстак и поправляю наушник, она все еще, блять, продолжает.
– … не делала корни месяцами. Не говоря уже о том, что полиция вытащила меня за задницу из кровати посреди ночи, поэтому у меня глаза на лоб лезут. И что это за освещение? Я выглядела такой бледной, можно было подумать, что у меня не было отпуска десять лет.
Я бьюсь лбом о край полки с инструментами, и нетерпение шипит во мне. Давай же, Милдред. Переходи к хорошей части. Мне нужна хорошая часть.
Я научился превращать секреты в оружие в Середине, но моя одержимость началась еще на этапе Завязки.
Первый раз, когда мы с братьями втиснулись в проход за исповедальней после воскресной службы и услышали, как мистер Фостер признался, что потратил страховку своей покойной жены на шлюх и кокаин, стал первым разом, когда моему мозгу перестало быть больно. Потому что внезапно я не чувствовал себя так плохо из–за того, что утопил лучшего друга Анджело в бассейне тем летом или поджег уборную, чтобы посмотреть, как быстро распространится пламя.
Я понял, что слушать грехи других способно заглушить мои собственные.
Но я становился старше, более развращенным и более зависимым. Приходы становились слабее, трипы – короче. Мне нужно было найти бóльшие пластыри для бóльших ран.
Так что я начал копать.
Сначала я копал глубоко в нашей кровной линии. Затем я перекопал все Побережье. Когда это перестало работать, я перекопал штат, страну, весь мир.
Я копал, пока мои пальцы не начинали кровоточить. Я докопался до гребаного Китая. Я копал, пока не стал полноценным наркоманом, отчаянно гонящимся за ощущением своей первой дозы.
– … и дело было даже не в том, как он был красив. Мы сошлись на духовном уровне, понимаешь? Я – Скорпион, он – Дева. Он обожал рамен; я изучала японский семестр в школе…
Стиснув челюсти, я упираюсь ладонями в верстак и закрываю глаза.
А потом появился Раф со своей горячей линией. Еще одна игра для него, переломный момент для меня.
Хотя он создал «Анонимных грешников», чтобы сблизить нас, братьев, и почесать ностальгическую душевную щекотку, он также невольно подсадил наркомана на бесконечные поставки.
Теперь все грехи, о которых я только мог мечтать, у меня в ушах. Постоянный поток дурных мыслей, отвлекающий меня от моих собственных.
Правда, большинство из них – полное дерьмо.
Немногие – действенные.
И ни один не принадлежит Ей.
Я резко открываю глаза и поворачиваю громкость звонка на максимум.
– … он был умен. К его несчастью, это выражалось в умении решать судоку за завтраком, а не в том, чтобы проверить, не оставила ли его любовница помады на воротнике. – Милдред издает тоскливый вздох. – Но даже если бы она и не оставила, вонь от ее дешевых духов из «все по доллару» входила в мою парадную дверь раньше него.
Милдред Блэк звонит с точностью часового механизма. И сегодня она позвонила как раз тогда, когда мой мозг болит сильнее всего.
– … и вот, его любимое блюдо готовилось на плите, и я зажгла кучу свечей, чтобы создать настроение. Я также купила его любимое вино, но, как оказалось, он не планировал пить в тот вечер. – Она усмехается. – Уверена, он пожалел об этом решении, когда я…
Боковая дверь, соединяющая гараж с основным домом, с грохотом распахивается как раз тогда, когда Милдред наконец–то доходит до самой интересной части.
Мое раздражение сменяется забавой, когда я поднимаю взгляд и вижу, как моя невестка загораживает дверной проем.
Она закатывает рукава, затем небрежно собирает свои кудри в пучок. Когда ее взгляд скользит по гаражу, я вздыхаю, заканчиваю звонок и закидываю ногу на стену позади себя.
– Габ. – Она подкатывает метлу. – Что ты сделал с Рен?
Ее имя скребет по моей спине, словно блестящие розовые ногти по школьной доске. Слышать ее имя вслух, из чужих уст, – больно.
Но Рори замечает такие вещи. Так что я достаю сигарету, заткнутую за ухо, и вставляю ее между губ, чтобы они не скривились.
– Похоже, ты уже в курсе, – размышляю я, наблюдая, как ее нога пинает пустое ведро. Оно проезжает по бетону и с грохотом ударяется о противоположную стену.
Я не удивлен, что она наябедничала – она выглядит как тип, который ябедничает, – я просто удивлен, что это заняло у нее так много времени. Она держала рот на замке после того, как пересекла мой путь три года назад. Не сказала ни черта, когда я затолкал ключ от ее дома ей в глотку в ее же собственном коридоре.
Так что же такого в том, что я запихнул ее в свой багажник, заставило ее визжать, как поросенок?
Конечно, это могло быть накопительным эффектом. Что–то вроде «три шанса, и ты выбываешь». Но затем я вспоминаю ее реакцию на последний раз, когда я поднял ее и направился к ожидающей машине. Как она боролась, умоляла и прикасалась ко мне, и я не могу не думать, что так или иначе, все это ведет обратно к ее секрету.
– Но зачем? – Рори опрокидывает коробку с шурупами, проходя мимо. – Зачем Рен? Это же Рен, ради всего святого.
Темная волна раздражения опаляет мою кожу, и не потому, что она топает к моему шкафу с инструментами.
Я сделал это, потому что она не могла сказать мне, что бы она сделала, если бы кто–то попытался причинить ей вред.
Потому что звук этого гребаного свистка сорвал мой единственный и последний нерв.
Потому что я не засунул ее в свой багажник после взрыва, и мне нужно было доказать себе, что я могу.
– Я же выпустил ее, разве нет?
– Да, ну… – Рори фыркает, протягивая руку к молотку. – Ты заставил ее плакать, так что теперь я заставлю плакать тебя. – Она вкладывает в удар столько энергии, но так мало силы, что столкновение даже не треснуло кирпичи.
Я бы рассмеялся, если бы Она не вывела меня из себя так сильно.
Прошлой ночью был редкий момент слабости.
Тишина была слишком громкой. Ее голос – еще громче. Ни один грех, доносившийся по горячей линии, не был достаточно плох, чтобы заглушить ощущение ее веса на моих руках или вид ее платья, задиравшегося по бедру.
Так что я сделал то, чему сопротивлялся все эти чертовы три года: я погуглил ее.
Провожу зубами по нижней губе, и в груди закипает горечь.
Оказывается, неведение и вправду блаженство. Единственное, что хуже, чем найти что–то, – это не найти ничего.
Никаких новостных статей. Никакого генеалогического древа, по которому можно было бы полазить.
Никакого секрета.
В интернете о ней почти не осталось следов. На самом деле, ввод ее имени выдает лишь один результат: ее профиль в Инстаграме.
Ей повезло, что прошлой ночью я был не в своем уме. Пока я увеличивал глупые селфи, читал каждую подпись, набитую каламбурами, и закатывал глаза на фотографии каждой еды, кофе и коктейля, которые эта девчонка когда–либо запихивала в свой ебучий рот, она выложила новый пост.
Это была еще одна ее фотография. В публичном профиле Инстаграма. И если этого было недостаточно для глупости, она отметила свое местоположение.
И ясно, что я был не единственным мужчиной с дурными намерениями, кто воспользовался этим.
Мои мысли чернеют при воспоминании. Стоя под разбитым фонарем в переулке между баром «Мудис» и ирландским пабом, я наблюдал, как он втюхивал ей представление, которое и пятилетний ребенок раскусил бы. Затем я с неверием смотрел, как он повел ее к телефонной будке и проскользнул внутрь следом.
Я скрежещу зубами и тянусь к коробку спичек на боковой полке, чтобы прикурить сигарету. Затем Рори сдается в попытках разбить замок на оружейном шкафу и вместо этого переворачивает канистру, так что я передумываю.
– Ой, воробушек, – бормочет она, когда масло брызгает на манжеты ее спортивных штанов. Она поднимает взгляд на меня и тяжело вздыхает.
– Закончила?
– Нет, я делаю перерыв. – Она проводит рукой по лбу и снова смотрит на меня с упреком. – Ты извинишься.
Я смеюсь. Раньше, чем ад замерзнет, из моих уст сорвется какое–либо извинение.
– Я совершенно серьезна. Ты же знаешь, что она боится машин, да?
Знакомый зуд ползет по мне. Свежий струп, который я ковырял прошлой ночью, начинает трескаться. Он покрывает рану трехлетней глубины, которая просто не хочет заживать.
Поиск в Гугле не излечил ее. Нахождение ее аккаунта в Инстаграме лишь рассекло ее шире.
Нет. Не могу. Не должен.
– Почему?
Черт побери. Я поворачиваюсь и настраиваю сверлильный станок, чтобы Рори не заметила, как самоотвращение сжимает мою челюсть.
– Я не уверена – она не говорит нам. Она просто везде ходит пешком.
– Я в курсе, – сквозь зубы говорю я. – Она сама напрашивается на похищение.
– Габ. Это Рен.
Вот опять, она снова произносит ее чертово имя. И в одном предложении с моим. Она говорит это так, словно одно ее имя – объяснение. Идеальная причина, по которой она может одна ходить по улицам без последствий.
Позади меня что–то металлическое и тяжелое с глухим стуком падает на пол.
– Эта девчонка – обуза, – сквозь зубы говорю я, сжимая в руке старую тряпку.
– Нет. Она, типа, самый добрый человек на планете. Это как негласное правило здесь, все оставляют Рен в покое.
– Кроме того мужчины, который последовал за ней в телефонную будку.
Рори замирает на мгновение дольше положенного. Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как удивление мелькает на ее лице.
Интересно. Маленький ангел забыла упомянуть эту часть, когда ябедничала.
– О, – бормочет Рори, роняя молоток на пол. – Она не рассказала мне эту часть. Ну, и кто это был?
Какой–то неудачник, приехавший в Бухту в командировку. Чистая биография. Это все, что я знаю, потому что ударить его слишком сильно и слишком быстро было второй ошибкой, которую я совершил прошлой ночью. Его голова отскочила от тротуара, как теннисный мяч, и он отправился к праотцам, прежде чем я успел затащить его в пещеру, подвесить и немного позабавиться с ним.
Пользуясь ее замешательством, я упираюсь ладонями в верстак и смотрю на нее ровно.
– У нас, блять, война, Рори. Твоя подружка – слабое звено. Если Данте или любой другой, на кого мы наехали, захочет добраться до тебя, он сделает это через нее.
Она кусает губу.
– Справедливо. Ладно, я скажу ей быть осторожнее.
– Нет, ты скажешь ей перестать ходить домой поздно ночью. Ты скажешь ей перестать заниматься волонтерством в Бухте. – Я впиваюсь пальцами в столешницу. – Ты скажешь ей перестать выкладывать свое ебучее местоположение в Инстаграме.
Рори смотрит на меня, ее брови сходятся.
– Ты следишь за ее Инстаграмои? Как? Ты едва умеешь пользоваться телефоном.
Игнорируя жар, разгорающийся у меня под воротником от слова «следишь», я настаиваю.
– Я слежу за всеми вашими аккаунтами в Инстаграме. Я проверяю всех в нашем внешнем круге, и она – слабое звено.
Затем, не успев себя остановить, добавляю:
– Расскажи мне все, что знаешь о ней.
Требование срывается с моих губ с привкусом сожаления, но чем дольше оно висит в воздухе, тем легче его оправдать.
Я, блять, Консильери. Я был помещен на эту грешную землю по одной причине – чтобы охранять свою семью. Узнать о ней больше – это не то, чего я могу избежать, это требование работы.
– Э–э. – Рори в задумчивости почесывает нос. – Она переехала сюда из Сиэтла в шестом классе. Живет на Клубничной ферме со своим дядей Финном, который раньше был адвокатом. Она тоже собирается стать адвокатом – в конце концов. – Она смотрит на меня. – Она уже дважды откладывала поступление в колледж, но больше откладывать нельзя, так что ей придется поступить в следующем сентябре.
Ничего из того, что она сама не рассказала мне в ночь взрыва, кроме части с откладыванием колледжа.
Я беру полировщик и принимаюсь наводить лоск на свое последнее изобретение.
– А ее родители?
– Она никогда не знала отца, но ее мама мертва.
Мои плечи напрягаются.
– Как?
– Это все, что она когда–либо говорила, и я не давила. – Она поджимает губы. – Я не такая любопытная, как ты.
Я игнорирую ее не слишком тонкий укол, потому что теперь мой мозг заработал. Мертвая мать. С этим можно работать.
– Как звали ее мать?
Рори качает головой.
– Фамилия? Работа? Гребанная дата рождения?
Она пожимает плечами.
– Почему она не пьет? – сквозь зубы говорю я.
