Текст книги "Сашенька"
Автор книги: Саймон Джонатан Себаг-Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)
11
Через два дня Катеньку разбудил звонок телефона в маленьком тесном номере в недрах колоссального здания гостиницы «Москва». Кровать, прикроватная тумбочка, торшер и стол были здесь единственной мебелью. Покрывало на кровати, как и ковер, и шторы на окнах – все было одинакового желтого цвета. Ей снилась Сашенька, женщина с фотографии обращалась к ней: «Не сдавайся! Дави на Сатинова…» Почему Сатинов так упирается? Он согласится встретиться еще раз? Она еще не совсем проснулась, когда схватила телефонную трубку.
– Слушаю. – Она думала, что это звонят ее родители или Роза Гетман, которая регулярно справлялась о том, как продвигается исследование. «Катенька, привет, нашла в пыли самородок?» – этой фразой Роза обычно начинала разговор.
– Это полковник Лентин. – Катенька изумилась: звонил «павиан» из архивов КГБ. – Хотите посмотреть документы?
– Конечно, – воскликнула Катенька; сердце учащенно заколотилось в груди. – Было бы замечательно.
– Замечательно? Да, верно, замечательно. Вы такая энтузиастка. Встретимся в кафе-баре «Пианино» на Патриарших. В два часа дня.
Катенька натянула сапоги и джинсовую мини-юбку с блестками. Впервые в жизни она сама зарабатывала деньги, но все не могла привыкнуть к мысли, что это именно ее деньги. Она заплатила 80 долларов за номер, но больше не потратила ни копейки. Она повторяла себе, что делает все это исключительно ради Розы – чтобы у той, как и у самой Катеньки, была семья.
Лифтом она спустилась в вестибюль из серого мрамора, пропахший крысами, прошла через него в другой, меньший, там поднялась по ступенькам, свернула по коридору налево, затем направо, приподняла красную занавесь и оказалась в маленьком уютном буфете на три столика. Ее встретили аппетитный запах масла и шипение яиц на сковороде.
В крошечной кухне хлопотала старушка. Молодой журналист-англичанин и древний старик-армянин сидели за столиками на своих обычных местах и потягивали кофе эспрессо.
– Доброго утро, сеньорита, – с сильным акцентом проговорила старушка в синем переднике. Ее смуглое лицо с выдающейся вперед челюстью было покрыто сплошной сетью морщин. – Омлет по-испански?
– Как обычно, – ответила ей Катенька. Старая повариха была испанкой и утверждала, что работает здесь еще со времен гражданской войны в Испании.
– В Москве нет повара лучше! – воскликнул армянин, посылая старушке воздушный поцелуй.
Через час Катенька медленно шла по Тверской, как теперь стали называть улицу Горького, пока не свернула налево – под арку, которая вела на Патриаршие пруды. Посреди площади был большой сквер, где зелень деревьев обрамляла два маленьких озерца. Здесь поблизости, как ей было известно, жил Михаил Булгаков, когда создавал свой шедевр – «Мастера и Маргариту».
В летнем кафе она купила порцию мороженого и сидела на лавочке, наблюдая за гуляющими парочками, играющими детишками, за старичками, которые, в свою очередь, разглядывали ее. Интересно, почему «павиан» решил назначить ей встречу именно здесь, а не у себя на Лубянке? Он что, принесет документы прямо сюда?
Быть не может! Тогда в чем дело? Она не доверяла ни ему, ни его «конторе».
Ровно в два часа Катенька вышла с площади и огляделась. Вот оно – черно-белая вывеска: «Кафебар “Пианино”». Она вошла. Из динамиков доносилась песня Рода Стюарта. Небольшой бар был пуст, если не считать худого как призрак седовласого бармена, который курил сигарету, разливая по трем рюмкам водку, и двух мужчин за хромированным столиком.
Один из них был «павиан» – полковник Лентин в зеленом спортивном блейзере с теннисным уимблдонским галстуком. Он встал и протянул руку.
– Проходите, присаживайтесь. – Он провел ее к свободному стулу. – Позвольте вам представить моего товарища, Олега Сергеевича Трофимского.
– Польщен, Катенька, польщен. Присаживайтесь!
– У Трофимского была широкая, неправильной формы голова, напоминающая чем-то ядро, каким стреляли из средневековых мортир, а его вилообразная борода делала его похожим на стареющего колдуна. Бармен принес водку и поставил стопки на стол.
– Нет-нет, – запротестовал «колдун». – Дима, подай нам своего старого шотландского виски. Эта молодая девушка слишком культурная, чтобы хлестать водку.
Бармен пожал плечами и вернулся к стойке бара.
– Дима когда-то работал у нас, – объяснил «колдун» Катеньке, – поэтому – скажем так – мы опекаем его заведение. Он знает мои вкусы, верно, Дима?
Бармен округлил глаза и принес янтарную жидкость.
– Пейте осторожно. Это виски пятьдесят лет выдерживали в дубовых бочках на островах Шотландии. Как называется? «Лафрей». Попробуйте: понравилось? Чувствуете привкус торфа? В тамошней почве много торфа. Когда я работал в нашем посольстве в Англии – о самой работе, с вашего позволения, распространяться не буду, – я часто бывал на островах Каледонии. Британская королевская семья пьет лишь такое виски, когда наезжает поохотиться в Шотландию. Ну же! Пейте!
Катенька сделала маленький глоток.
– Вы историк, верно? – спросил «колдун», пощипывая свою бородку.
– Я специализируюсь на восемнадцатом веке.
– Я сам занимался историей, детально изучил Бархатную книгу геральдики: династия Романовых, Саксен-Кобурги, даже побочные линии. Это мое, так сказать, хобби. Но теперь, когда я вам кое-что рассказал о том, как живут цивилизованные люди, давайте перейдем сразу к делу. Вы занимаетесь чем-то совершенно другим? Культом личности?
– Да, историей одной семьи, – обтекаемо ответила Катенька.
– Знаю, знаю, полковник Лентин мне рассказывал. И вас не удовлетворили те документы, которые вам показали?
– Я бы хотела увидеть остальные, – ответила она.
– Это можно устроить. Вы их увидите.
– Спасибо, – удивилась Катенька. – Когда?
– Мы приспосабливаемся к изменившимся условиям жизни, верно, полковник Лентин? С распростертыми объятиями встречаем новую эру! Но остаемся патриотами. Не хотим быть американцами. Не сомневайтесь, девушка, мы, компетентные органы, – совесть страны. Мы снова сделаем ее сильной державой!
– А что насчет документов? Когда я их увижу?
– Вы молодая, торопитесь. Скажем, завтра?
– Да, пожалуйста. – Катенька чувствовала какой-то подвох.
– Мы можем решить все завтра, товарищ полковник? – спросил «колдун».
– Понадобится дня три, – ответил «павиан», явно вторая скрипка в этом дуэте. – Может, неделя.
– Неделя так неделя, – сказал «колдун». – Это будет стоить не слишком дорого.
– Не слишком дорого? – переспросила Катенька. – Но…
– Ой, посмотрите на нее! – театрально воскликнул «павиан».
– Только посмотрите на это озабоченное личико! Хаха! Вы недавно в Москве, как слепой котенок в большом городе. Да, все имеет свою цену, мы с полковником приспосабливаемся к новым условиям! Дима, еще виски. Давайте за это выпьем!
12
На следующий день пополудни Катенька входила под высокие своды нового ГУМа. У нее была назначена встреча в ресторане «Боско», где стройные, загорелые, длинноногие девицы в сапогах и мини-юбках, с блестящими цепочками от Версаче на шеях сидели за столиками с низенькими толстяками в итальянских костюмах.
Воздух был пропитан ароматами молотого кофе и дорогих духов. Это заведение было таким шикарным, что Катенька легко могла вообразить, будто бы она в Венеции или Нью-Йорке, хотя до сих пор нигде не была, кроме Лондона.
– Боже, как здесь здорово! – воскликнула она, не замечая метрдотеля, татарина, старавшегося выглядеть итальянцем. Он хмуро оглядывал ее платье с блестками и белые сапоги. – Вы только посмотрите! Какой вид!
Она задохнулась от восторга, любуясь огромной, во всю стену, панорамой Кремля.
Отсюда яркие игрушечные купола Василия Блаженного казались скорее татарскими, чем русскими. Вот у самой кремлевской стены высится похожий на египетские гробницы Мавзолей из красного гранита – там покоится Ленин. А вон там, чуть дальше, почти незаметный на фоне кремлевской стены – мраморный бюст самого Сталина, тело которого было при Хрущеве беспардонно вынесено из Мавзолея.
Катенька не могла не восторгаться этой русской жемчужиной – Кремлем с его православными церквями, зелеными с золотом царскими палатами, знаменитыми красными звездами.
Она видела накрытое зеленоватым куполом здание Президиума Верховного Совета СССР, где в свое время работали Ленин и Сталин, а теперь сидел президент Ельцин.
Александра Цейтлина-Палицына знавала Ленина и Сталина в самые первые годы советской власти, подумала Катенька и вдруг ощутила некое беспокойство: она словно говорила с женщиной, которую знала только по фотографии в следственном «деле».
– Чем могу служить, мадемуазель? – спросил метрдотель. – Столик с видом на Москву?
– Она со мной, – раздался голос позади нее. Павел Гетман в своем клетчатом пиджаке, голубой в полоску рубашке, мятых черных брюках и мокасинах неуклюжей походкой направился к Катеньке. Брюки были слишком мешковатыми, рубашка без воротника, застегнута не нате пуговицы, однако он излучал уверенность космополита с оттенком высокомерия одессита.
После вчерашнего свидания с «колдуном» и «павианом» Катенька позвонила Розе, та попросила ее посоветоваться с Павлом, который тут же согласился с ней встретиться. Катеньке показалось, что сейчас Павел бросится к ней обниматься, но в последнее мгновение он остановился и протянул руку. Катенька вспыхнула, но тут ей на помощь пришел метрдотель.
– Господин Гетман, добро пожаловать! Ваш столик, как обычно. Господа, мадемуазель! Прошу следовать за мной!
Три бритоголовых телохранителя Гетмана, голубые наколки которых проглядывали из-под аккуратных воротничков, сели за соседний столик. Катенька прошла вслед за Пашей, отметив про себя, что ходит он словно дрессированный медведь, чьи громадные руки-лапы готовы вот-вот схватить шарики, которые ему бросает дрессировщик.
– У меня мало времени, – сообщил Павел, когда они сели за стол.
– Я не знала, что вы в Москве. Я думала, вы в Лондоне.
– Воды? – Павел потянулся за водой и разлил ее. Официанты поспешили на помощь, но, казалось, Павел не придал этому ни малейшего значения. – Я вернулся домой. Скоро выборы. Президенту нужна наша помощь – нельзя допустить коммунистов к власти. Мама сейчас летит сюда. Вы понимаете, это ее последний шанс узнать, кто она на самом деле. Представьте, Катенька, каково это – не знать? Сколько я ее помню, у нее в душе всегда была такая пустота. Вы ведь знаете своих родителей?
– Разумеется.
– Счастливое детство?
Она кивнула, не в силах скрыть удовольствия при одной мысли о своих родителях.
– Мой отец врач. Родители очень меня любят, мы живем с дедушкой и бабушкой в их старом доме.
– Нам с вами так повезло. Я знаю, что вы разговаривали с мамой, но я бы тоже хотел знать, что вы откопали.
Пока Катенька объясняла, у Павла не переставая звонил мобильный. На один звонок ответили телохранители и сообщили ему суть. Рыжая девушка в кожаной мини-юбке, сапогах и поясе от Шанель поздоровалась с Павлом.
Подходили знакомые бизнесмены – обменяться рукопожатием. Но Катенька преодолела все эти вторжения и сумела довести свой рассказ до конца. Павел нагнулся к Катеньке и внимательно слушал, вперив в нее свои проницательные темные глаза.
– Значит, Сатинову что-то известно, но он слишком стар и загадочен. Типично для того поколения, для которого таинственность стала фетишем. Вы многое узнали!
Катенька зарделась от удовольствия.
– Но в тех делах было не все, я встречалась с гэбистами, чтобы поговорить об остальных документах. Мне так неловко… Я, разумеется, сказала, что это невозможно, но они попросили…
– Что?
– Деньги! Это отвратительно!
– Сколько? – поинтересовался Павел.
– Я сказала им, что это просто смешно.
– Послушайте, – перебил Павел, – не хочу показаться… Я старше вас… Извините, что в Лондоне я вспылил. Мама уже меня отругала. Но вы не от мира сего. Я встречал много жадных девушек. Я вижу, что вы на них совсем не похожи. Мама говорит, что вы делаете все не ради денег, просто искренне хотите нам помочь. Поэтому я надеюсь, что вы и дальше будете нам помогать. Сколько они хотят?
– Но мы не обязаны им платить, – запротестовала Катенька.
– Не органам же! Они непорядочные люди.
– Просто скажите, сколько они запросили?
– Они упомянули… Это огромные деньги, это преступление, они мафиози… – вздохнула она. – Пятнадцать тысяч долларов! Какой грех! Что стало с Россией?
Павел пожал плечами и развел руками.
– Что ж, это мой подарок маме. Правда, дорого стоит. Но я думаю, что семья дороже любых денег. Поймешь это – поймешь все. Я заплачу.
– Нет.
– Перестаньте указывать, что мне делать! – зарычал он, комкая скатерть, чуть не сбросив на пол все чашки. – Это мои деньги, а мне нужна информация!
– Ладно, хорошо… – наконец сдалась Катенька.
– И еще одно. Сатинов сказал, что я должна увидеться с этим человеком и не тянуть со встречей.
Она передала Павлу клочок бумаги.
– Это тбилисский номер.
– Да.
– Тогда чего вы ждете? Поезжайте, Катенька, не откладывая.
– Прямо сейчас?
– Конечно, заберите свои документы и вещи из гостиницы. А когда вернетесь, я дам вам денег, и вы встретитесь с жуликами-гэбистами. – Он набрал номер на своем мобильном. – Это я. Забронируйте билет на самолет до Тбилиси на сегодня. На четыре часа? Отлично. На имя Екатерины Винской. Поселите ее в гостинице «Метехи». Всего доброго.
Он повернулся к соседнему столику.
– Эй, Тигр! – Неуклюже ступая, к ним подошел один из телохранителей. – Отвези Катеньку в гостиницу, оттуда в Шереметьево. Прямо сейчас.
13
Уже стемнело, когда Катенька приземлилась в аэропорту Тбилиси – настоящем базаре с крикливыми таксистами, торговцами, солдатами, вооруженными людьми и мужчинами, похожими на разбойников. Но ее ожидал водитель с табличкой «Винская» в руках и его «Волга», которую, казалось, не так-то легко будет сдвинуть с места. Когда они въехали в город, стали слышны выстрелы на полутемных улицах: маленькая страна находилась в горниле гражданской войны. Гостиница «Метехский замок» оказалась уродливым сооружением современной австрийской постройки: большой открытый вестибюль с рядами металлических балконов, уходивших вверх, к невообразимо высокой стеклянной крыше, стеклянные кабинки лифтов. Вокруг здания расхаживали боевики с блестящими портупеями и видавшими виды автоматами.
Оставив вещи в гостиничном номере, Катенька взяла такси и направилась в центр города, минуя блокпосты с вооруженными людьми в пестрой форме, – вероятно, служащими некоего частного охранного подразделения. Сами полицейские в собственном городе выглядели помятыми и какими-то потерянными.
Величественные старинные здания приходили в упадок, но в городе явно чувствовался восточный колорит.
Катенька никогда раньше не бывала в Грузии: семья свой отпуск проводила на Черном море, в Сочи. Но у нее были привычные ассоциации: корзины фруктов и бочонки вина, легко нажитые капиталы, знаменитые курорты… В СССР Грузия считалась своеобразной жемчужиной: она славилась богатейшими урожаями винограда и овощей, целебной водой «Боржоми» в известных всякому темно-зеленых бутылках, великолепными красными винами. Знали и о другой стороне медали: о коррупции в верхах республики, стремившихся жить с восточной роскошью, о не в меру строптивой интеллигенции, о горячих и самоуверенных грузинских любовниках, не уступающих Казанове. Грузия подарила миру Сталина и Берию и других известных коммунистов с такими немного забавными грузинскими именами: Серго Орджоникидзе, Абель Енукидзе, а еще – маршал Ираклий Сатинов.
Такси везло Катеньку в самый центр города, через площадь Свободы (которая при царе называлась площадью Эриванского, потом площадью Берии, еще позднее – площадью Ленина), затем по широкому красивому проспекту Руставели, в царское время Головинскому проспекту, с его театрами и дворцами.
Водитель не знал, как проехать к нужному дому, спрашивал у прохожих. Выяснив что нужно, он круто развернул машину, не обращая ни малейшего внимания на правила уличного движения, и мимоходом указал Катеньке на обгоревший скелет гостиницы «Тбилиси» – некогда самой большой и шикарной к югу от Москвы. Наконец они остановились у крутой, выложенной брусчаткой дорожки, ведущей к церкви с круглыми башенками, характерными для грузинских православных церквей, и кивнул в темноту:
– Приехали!
Катенька расплатилась долларами и осторожно стала спускаться по темной улице. Дома между высокими стенами были увиты виноградом, на каскадах балконов, которыми как гроздьями были увешаны здешние дома, висели фонари, раздавался смех. Седой как лунь бородатый мужчина с густыми волосами – казалось, грузины никогда не лысеют – посветил фонариком.
– Куда направляетесь? Заблудились? – Катенька заметила у него пистолет, но не испугалась.
– Ищу кафе «Библиотека».
– Пошли! – Он говорил по-русски плохо, однако взял ее за руку и повел по булыжной улочке, пока они не подошли к дому, полностью утопающему в винограднике. Он открыл двойные дубовые двери, и они оказались в вестибюле, отделанном потрескавшимися мраморными плитами и освещенном свечкой. Справа была огромная дверь с облупившейся краской – добровольный проводник толкнул ее, быстро крича что-то по-грузински. Ружье грозно дыбилось у него за плечами, и казалось, оно вот-вот потребуется.
– Проходите! Это кафе «Библиотека»!
Раскрыв рот от удивления, Катенька вошла в кафе.
Там пахло великолепно: ткемали, имбирем, яблоками и миндалем. Это была старая библиотека, между столами и за стойкой бара стояли книжные полки.
Стены были увешаны географическими картами; знаменами царских гвардейских полков, грузинских меньшевистских войск и отрядов Красной армии; многочисленными рисунками как религиозного, так и порнографического толка; живописными полотнами, иконами, принадлежностями традиционного грузинского национального костюма, кинжалами и саблями. Здесь же стояли бюсты Сталина, Моцарта, царицы Тамары и какого-то древнеримского сенатора.
Некоторые из полок прогнили и упали, бесценные старинные тома разлетелись по полу, где и лежали веером, разбросав свои желтые пергаментные страницы.
За низеньким столиком при неярком свете лампы сидел, читая, пожилой мужчина в берете; американские туристы в желтых футболках и широких шортах, с кошельками на поясах, выставленными напоказ для вящего соблазна всевозможных проходимцев, чокались грузинским вином; два седовласых грузина громко спорили о политике.
– Шеварднадзе – предатель, агент КГБ! – кричал один.
– Звиад – псих, агент КГБ! – возражал его собеседник.
– Нужен столик? Вина? Поужинаете? – спросил высокий худой грузин в голубом берете, в черкеске с газырями – талия туго-туго затянута поясом, на поясе кинжал. Он поклонился. – Вы выглядите усталой.
– Вы знаете Одри Цейтлину? Я хочу с ней поговорить.
– Старую англичанку? Она наша икона, наш счастливый талисман! Мы каждый день приносим ей еду: она проработала в этом кафе много лет, учила нас и наших детей английскому! Прошу наверх! Катенька последовала за ним на второй этаж и дальше – к маленькой комнатке в конце коридора. Он постучал в дверь.
– Ануко! – позвал он.
«Ох уж эти грузины с их уменьшительными именами!» – подумала Катенька.
– Ануко! К тебе гостья. Никто не отвечал.
Напряженно вглядываясь в полутьму, он открыл дверь.
14
– Я всегда надеялась, что вы приедете, – сказала Лала сдавленным голосом пожилого человека. Поверх ночной сорочки она накинула халат, длинные седые волосы были распущены. От нее остались лишь кожа да кости. Она была такой бледной, что казалась почти прозрачной. По ее глазам, таким огромным сияющим омутам, Катенька поняла, что в этом тщедушном теле живет дерзкий, несгибаемый дух. – Я ждала вас пятьдесят лет. Почему вы так долго?
– Здравствуйте, – нерешительно поздоровалась Катенька, опасаясь, что пришла не туда, и удивляясь: пожилая женщина, казалось, знала, кто она. – Меня к вам прислал маршал Сатинов.
– А, Сатинов. Он был нашим спасителем, нашим ангелом-хранителем. Он, конечно, уже старик. Хотя я еще старше. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Катенька села в мягкое кресло в углу маленькой комнаты, где пахло старостью: нафталином, кремом для рук и заплесневелыми простынями. Возле кровати стояла единственная свеча; Катя увидела пожелтевшие фотографии вельмож в белых крахмальных воротничках и шляпах времен короля Эдуарда, а также высокомерной школьницы в белом переднике и много-много книг.
– Девушка, подоткните под меня подушку и принесите стаканчик вина. Попросите внизу у Лаши, он нальет. Потом мы сможем поговорить. Будем разговаривать всю ночь. Когда тебе столько лет, спишь мало. Кто захочет дожить до такого возраста? Мне больше ста лет. Вы мне верите? Посмотрите мой паспорт. Это ужасно. Все мои друзья умерли. А это не смешно! Мой муж умер сорок лет назад. Но я продолжала ждать. Я ждала вас, милое дитя! И вот вы приехали, вас прислал маршал Сатинов. Он хочет, чтобы вы нашли моих пропавших детей, так ведь? Вы записываете, дорогая?
Как во сне Катенька полезла в сумочку и достала записную книжку и ручку.
– Я расскажу вам о Сашеньке, Снегурочке и Карло.
– Подождите, Сашеньку я знаю, но кто такие Снегурочка и…
– Неужели вы ничего не знаете, дорогая? Снегурочка и Карло – Сашенькины дети. Их настоящие имена – Воля и Карлмаркс. Я сейчас расскажу их историю, но сперва открой окно, пожалуйста.
Катенька с большой радостью впустила в комнату напоенный ароматами свежий воздух. За окном цвел сказочный сад. Сквозь щели стареньких ставен в комнату сочились запахи фиалок, роз и этот особый миндально-яблочный аромат цветов ткемали. Внизу на кухне кипели котлы, источавшие запах хачапури, щедро приправленных имбирем и мускатным орехом.
И вот тут-то, потягивая вино и наслаждаясь ломтиками хачапури, доставленными воинственным грузином из кафе, Катенька отправилась в путешествие во времени: в ту невообразимо далекую эпоху, когда жил в Петрограде, в собственном доме на Большой Морской улице, богатый банкир-еврей со своей легкомысленной женой. Они растили маленькую дочурку, а помогала им в этом нянюшка-англичанка, родители которой держали таверну «Живи сам и не мешай жить другим!» в деревушке Пегсдон недалеко от городка Хитчин, что в графстве Хартфордшир.
Казалось, что Лала Льюис, как назвала ее девочка («И вы, Катенька, тоже должны меня так называть!»), знала все-все о семье Цейтлиных. Она подробно описала грустную нескладную девочку-подростка, которую обижала и презирала собственная мать, отстраненно любил отец и холила-лелеяла преданная нянюшка.
Лала своим рассказом словно оживляла волшебную картину: чудесные автомобили, сверкающие хромированными фарами, обитые кожей и драгоценным тиковым деревом; кареты и сани с форейторами, одетыми в овчинные тулупы и меховые шапки. Постепенно все смешалось: миллионеры и революционеры, графы, дядюшки и шоферы, всплески страстей и самоубийства…
– Я влюбилась в барона Цейтлина давным-давно в этом самом доме в Тбилиси – он когда-то принадлежал Цейтлиным.
Лала рассказала Катеньке, как позже он попросил ее выйти за него замуж в кабинете ресторана «Донон» в Петербурге.
– Самуил все потерял в 1917-м, но он заново начал свою карьеру при советском режиме, однако опять все потерял в 1929-м, и мы вернулись сюда. Мы думали, что будем здесь в безопасности. Мы чувствовали, что у нас мало времени, поэтому не стали терять его даром, – рассказывала она. – Мы любили друг друга. У нас каждый день был медовым месяцем, каждый поцелуй как дар. В Москве Сашенька и Ваня (так все называли ее мужа) сделали карьеру. Они всех знали, были знакомы с самим Сталиным. Сашенька работала редактором журнала, а Ваня в НКВД. Может, он и был убийцей, но казался веселым, общительным парнем.
Мы очень хотели к ним поехать: я любила Сашеньку так же сильно, как и Самуил. Понимаете, именно наша любовь к Сашеньке свела нас вместе. Потом НКВД арестовало Самуила, его осудили; я ждала, когда придут и за мной. Я продолжала работать в кафе, преподавала английский, присматривала за детьми, стала лучшей учительницей английского в городе. Я учила детей начальства и до сих пор преподаю – в свои-то годы! Но я забегаю вперед. Когда арестовали Самуила, я долго горевала. Письма и деньги, которые я отправляла, возвращались обратно: это означало, что он умер. Потом арестовали Сашеньку и Ваню. Тогда я и вовсе отчаялась. И представьте мое изумление, когда Самуил вернулся. Поэтому я поклялась, что буду ждать и Сашеньку.
– Лала, вы устали? – спросила Катенька, беспокоясь о здоровье Лалы, но жаждала продолжения рассказа.
– Хотите немного поспать?
Она заметила, как по щекам пожилой женщины текут слезы.
– Я устала, но я так долго ждала этого разговора.
Понимаете, когда Самуил был в лагере, мне позвонил товарищ Сатинов с предложением, от которого я не могла отказаться. Слушайте меня, Катенька. У меня хватит сил лишь на один рассказ.
– Я слушаю, слушаю.
* * *
– Ираклий Сатинов был нашим героем. У него была молодая жена и маленький ребенок – и все привилегии, какие давало ему служебное положение.
Его могли бы расстрелять за то, что он помог Сашенькиным детям, но он все устроил. Когда все были подхалимами, негодяями и убийцами, он один отважился остаться порядочным человеком. Если вы записываете, отметьте это!
– Обязательно, – заверила Катенька, вспоминая хитрюгу маршала и его притворную болезнь, стоило ей спросить о Сашеньке и ее детях.
– В бывшем дворце наместника – тогда там располагался штаб коммунистов – Сатинов рассказал мне, что с Сашенькой и Ваней случилось ужасное и я должна позаботиться об их детях. Он велел мне ехать в Ростов на вокзал, где я нашла в столовой детей и их няню Каролину. Они были усталыми, голодными и грязными, но я тут же их полюбила всем сердцем.
Мне казалось, что это я сама их вырастила, – ведь о них заботилась Сашенька. Заботилась так, как в свое время я о ней! Снегурочка так напомнила мне Сашеньку, что я расцеловала ее тут же и увидела, что она оттаяла в моих объятиях!
Карло был очаровательным, смелым и веселым, как и его отец, но глаза и улыбка у него были дедушкины, даже ямочка как у Самуила. Они тут же доверились мне – кто знает почему: может, почувствовали, что я не чужой человек их матери. Ой, это было так трогательно! Сперва их лишили отца, потом матери, потом Каролины – она была им почти матерью. Я покинула гостиничный номер, пока Каролина спала, – я все еще чувствую свою вину перед ней. Но, надеюсь, она меня поняла, потому что тоже рисковала жизнью ради их спасения.
– Что с ней произошло? – спросила Катенька, но пожилая женщина не останавливалась, как будто боясь растратить хоть толику сил на посторонние вещи.
Катенька внезапно поняла, что Лала рассказывает ей историю, которую сам Сатинов не мог ей поведать.
Лала отхлебнула красного вина, пролив несколько капель на сорочку. Дрожащей старческой рукой она не смогла нащупать пятно, чтобы вытереть, и вскоре оставила бесплодные попытки.
– Я умоляла оставить детей со мной, но он сказал, что меня могут арестовать – и что тогда? Я поняла, что получаю детей на кратчайшее время – значит, надо использовать его максимально! Наши пять дней и ночей, проведенных вместе, были волшебно счастливыми. Я потеряла Самуила, но обрела внуков.
Сатинов дал мне достаточно денег, выправил метрики, поэтому мы могли передвигаться открыто и есть от пуза. Я была для них семьей. «Где мама? Когда она вернется?» – спрашивали дети, но Сатинов велел мне сказать, что их родители погибли в результате несчастного случая. Это был ужасный момент. Больше, чем обычно, они льнули ко мне; подушка, эта нелепая подушка заменила Снегурочке отца и мать, а Карло по ночам обнимал своего розового кролика. Мне хотелось целовать этих детей, баловать, утешать, излечить душевные раны, я хотела окружить их любовью. Но я не могла их подпускать слишком близко, потому что знала, что скоро должна исчезнуть. Они спали в моей постели – да, в этой самой постели, – я наслаждалась каждой минутой, каждой секундой, когда лежала между ними, плакала из-за них и Сашеньки, но я не могла пошевелиться и беззвучно рыдала. Будто подземный ручеек. По утрам подушка была вся мокрая.
Однажды утром Снегурочка меня поцеловала.
– Лала, мы поедем домой? Где сейчас мамочка? – спросила она.
– Я думаю, она за нами наблюдает.
– Как звездочки с неба?
– Да, как звездочки. Она смотрит на вас, дорогая!
– Почему она ушла и оставила нас?
– Она не хотела, дорогая. Я знаю, она любит тебя и Карло больше всех на земле, а по ночам, где бы вы ни были, она целует вас в лобик – вот так, чтобы вы не проснулись. Но сегодня утром ты почувствуешь легкое дыхание ветерка и узнаешь, что она приходила.
– А папочка?
– А папочка по ночам целует вас в лобик с другой стороны.
– Ты будешь для нас как мамочка? Ой, Катенька, дорогая, можете представить, что это был за разговор? Сначала я должна была отвезти их в детский дом за город. Адское место. Даже одно посещение оставляло неприятные воспоминания. Но в их метриках стояло направление в детский дом неподалеку от места жительства их приемных родителей. Сатинов просчитал все до мелочей, в метриках нигде не было сказано, что они дети врагов народа, обычные сироты. Как ему удалось, не знаю. Я не хотела с ними расставаться, я полюбила их всей душой, Снегурочку и Карло. Дорогое дитя, я и сейчас чувствую запах их кожи, вижу их глаза, слышу их голоса… Я должна была их оставить, но хуже всего – я должна была разлучить брата с сестрой. Они больше никогда не встретятся. Удар за ударом!
Слезы заструились по щекам Лалы, Катенька тоже так растрогалась, что расплакалась, молча опустилась на кровать и обняла пожилую женщину. Наконец Лала, сделав глоток вина, откусила хачапури и откашлялась.
– Вы в состоянии продолжать? – спросила Катенька.
– Да. А ты – слушать? – спросила пожилая женщина, вытирая глаза и переходя на «ты». – Я неплохо выгляжу для своего возраста, верно?
– А кто их усыновил? Можете припомнить?
– Я никогда не знала фамилий. Сатинов об этом позаботился. Знал только он. Но я помню тот день, когда встретилась с ними, как будто это было только вчера. Какая мука! Карло играл паровозиками в комнате детдома им. Л. П. Берии. Снегурочка устраивала обед для подушек. Потом пришли приемные родители. Вероятно, они были хорошими людьми, но совсем не походили ни на меня, ни на Сашеньку – не такие приятные. Еврейская пара – они не говорили, но я поняла, что они откуда-то с Черноморского побережья, из Одессы или Николаева – люди добрые, но не способные иметь своих детей.
Ему уже было за сорок – непослушные вьющиеся волосы, какой-то ученый; она – типичный «синий чулок». Я хотела рассказать им, что мама Снегурочки тоже еврейка, поэтому, можно сказать, они родня. Я рассказала о любимых игрушках и играх Снегурочки, и они стали играть с ней. Это позже послужило мне утешением. Они приходили два-три дня подряд, играли со мной и Карло, потом я оставила их вместе со Снегурочкой, надеясь, что они получше узнают друг друга. Но этого не произошло. Снегурочка постоянно прибегала ко мне. «Где Лала? – кричала она. – Лала, ты же нас не бросишь, правда? Где Карло, я хочу остаться с Карло! Карло!»
