Текст книги "Сашенька"
Автор книги: Саймон Джонатан Себаг-Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)
4
На следующее утро после «английского завтрака» – тосты, мармелад и жареный бекон с помидорами, – Катенька увидела в коридоре бритоголового русского, который с плохо скрываемым презрением разглядывал ее. Значит, это и есть Артем, решила она, когда он кивком указал на дверь, а выйдя на улицу, повел ее к большому черному «мерседесу», который восхитительно пах новой кожей и полиролью.
Артем словно нехотя забрался на сиденье прямо перед ней; она услышала щелчок: заблокировались все четыре двери. Водитель агрессивно ворвался в поток машин, Катеньку отбросило назад, и «мерседес» помчался в неизвестность. Катенька с дурным предчувствием рассматривала массивные плечи и мускулистую шею шофера. Она ощутила себя маленькой и беззащитной и не могла отделаться от мысли: неужели ее отец, над которым она совсем недавно посмеивалась, прав и она окажется в руках торговцев женщинами?
А вдруг все ее путешествие – это только западня, устроенная каким-нибудь криминальным авторитетом?
И теперь ее продадут в публичный дом? С другой стороны, с какой стати какому-то вору в законе обращаться к академику Белякову и заставлять автора капитального труда «Законодательство и государственное строительство в эпоху Екатерины ІІ.
Комиссия по законоуложениям» разместить для него объявление в газете гуманитарных факультетов МГУ?
Ведь Белякова просили выделить для предполагаемого исследования лучшего выпускника исторического факультета. Зачем же бандиту искать историка, коль скоро улицы Москвы кишмя кишат покладистыми девицами в сапогах и мини-юбках, и эти девицы просто мечтают, чтобы их продали в Лондон или Нью-Йорк?
– Куда мы едем? – поинтересовалась она у Артема.
– Домой, – пробормотал Артем, как будто даже этот ответ дался ему с большим трудом.
– А кто меня ждет?
– Хозяин, – это слово стоило ему невероятных усилий.
– Мистер Гетман? – уточнила она. Артем не отвечал.
– Артем, он очень богат?
Артем небрежно, с чувством превосходства, хмыкнул и нажал клавишу кондиционера на приборной доске с таким видом, будто управлял по меньшей мере сверхзвуковым истребителем Миг.
– Как вы попали к нему на работу?
– Я служил в спецназе в Афганистане, – ответил он.
Его слова позабавили Катеньку, поскольку каждый головорез и громила в ночном клубе клянется, что воевал в спецназе в Афганистане. Если бы они все говорили правду, Россия победила бы в той войне.
– Мистер Гетман – олигарх?
Повисла еще одна долгая пауза, наполненная презрением; «мерседес» выехал с внутреннего кольца Риджент-парка на обособленную подъездную аллею.
Высокие ворота задрожали и медленно отворились.
Катенька услышала, как автомобиль прошуршал колесами по гравию, и открыла рот от красоты и величия дома – идеально спланированного особняка времен королевы Анны, расположенного в угодьях Риджент-парка, прямо в центре Лондона, в одном из укромных местечек, принадлежавших (как она убеждала себя позже) легендарным миллионерам прошлого, которые исчезли неизвестно куда.
Артем обошел автомобиль и открыл Катеньке дверь.
– Сюда, девушка, – произнес он, не глядя на нее.
Затем повернулся и широко зашагал по ступенькам.
Катенька, немного нервничая, проследовала за ним в черно-белый холл, где пахло свежей краской и полиролью, где висели портреты румяных английских графов в мешковатых панталонах и бархатных камзолах. Они пристально смотрели на Катеньку. На широкой лестнице с блестящими дубовыми перилами ее взгляд привлекла еще одна картина: всадник в красном мундире на всем скаку простирает вперед руку с саблей, словно увлекая за собой в атаку отряд.
Но где же Артем? Катенька огляделась по сторонам: дом казался тихим и заброшенным. Она открыла одну из дверей, которая качалась на петлях, и увидела широкую спину Артема. Он поворачивал за угол.
Вздохнув с облегчением, она побежала за ним по длинному мрачному коридору, вдоль стен которого висели старинные английские гобелены, и открыла черную дверь. Ее тут же ослепил яркий свет, лившийся из череды окон. Прикрыв глаза рукой, она прищурилась и попыталась собраться.
Она стояла в самой большой кухне, какую ей только доводилось видеть. Все поверхности были из черного мрамора. Хромированный холодильник до самого потолка.
Плита, стиральные машины казались огромными, как автомобили, а их панели управления напоминали не столько о кухонных принадлежностях, сколько о космических полетах.
Она не туда забрела? Может быть, ей следовало скромно ожидать в холле? Катенька уже хотела было повернуть назад и уйти, когда заметила стройную седовласую женщину, которая с широкой улыбкой встала из-за соснового стола. Катенька остановилась, Артем направился к алому креслу с высокой спинкой – чуть ли не папскому престолу, на котором сидел крупный мужчина со встрепанными вьющимися волосами. Он смотрел в телевизор, занимавший всю стену, на экране которого были видны разные комнаты и подъездные аллеи к дому.
– Хозяин, – обратился Артем, останавливаясь у «папского престола». – Вот девушка. Куда ее проводить?
«Это чудовищная ошибка», – билось у Катеньки в мозгу, она тут же захотела обратно домой, беспокоясь лишь о том, как добраться в аэропорт. Но неряшливый мужчина в индийском льняном полосатом пиджаке при этих словах подпрыгнул и протянул руки, радушно приветствуя ее.
– Вы, должно быть, Катенька Винская? Добро пожаловать, проходите! Мы с нетерпением ждали вас!
– Он говорил по-русски с сильным одесским акцентом, который она слышала лишь в старых фильмах. – Спасибо, что приехали встретиться с нами! С нами? С кем это – с нами? Хозяин обратился к шоферу:
– Ладно, Артем, до одиннадцати ты свободен.
Похоже, что Артема это огорчило: он вышел из кухни тяжелыми шагами, резко толкнув дверь. Но после его ухода Катенька почувствовала себя свободнее.
– Проходите, располагайтесь, – пригласил неряшливый господин. – Я Паша Гетман.
«Ага, – подумала Катенька, – вот, значит, как выглядит настоящий олигарх, миллиардер, который небрежно разгуливает по коридорам и кабинетам самого Кремля!» Но хозяин отвлек ее от этих мыслей – он подставил ей стул.
– Мама, иди сюда. Неси медовик. Он готов? – Затем повернулся к Катеньке.
– Какой чай предпочитаете? А молоко какое? Приступим?
Павел, казалось, ни минуты не мог усидеть на месте.
В нем так и бурлила энергия. Его перебил телефонный звонок, Павел ответил по-русски, потом перешел на английский. Казалось, он обсуждает цены на нефть.
Потом, прикрыв трубку огромной мягкой ладонью, он сказал:
– Катенька, познакомьтесь с моей мамой, Розой Гетман.
«Значит, – подумала Катенька, – это и есть мои работодатели». Она внимательнее посмотрела на женщину, которая приближалась к ней с серебряным подносом в руках. Из голубого фарфорового чайника шел пар. На тарелке были разложены медовики и куски яблочного штруделя, а чашки из сервиза были расставлены на блюдечках. Поставив поднос на стол, Роза Гетман принялась разливать чай.
– Паша вечно куда-то спешит, – объяснила она Катеньке, посмотрев на сына с улыбкой.
– Нет времени на пустяки, жизнь и так коротка, а мои враги хотят сделать ее еще короче. Поймешь это – поймешь все, – объяснил Павел, который, казалось, мог вести несколько разговоров одновременно.
Катенька не знала что и думать об этих одесситах, которые казались такими высокомерными, такими умными, такими нерусскими (из жалоб дедушки она знала, что большинство олигархов – евреи), что она чувствовала себя рядом с ними жалкой провинциалкой.
Но тут, когда ее настроение снова упало, Роза подала ей тарелку.
– Попробуйте медовик. Вы такая худенькая, мы должны вас откормить. Скажите, дорогая, как прошел полет? Вам понравился отель?
– Боже, прекрасно, – ответила Катенька. – Я раньше никогда не летала, а отель просто великолепен. Этот завтрак, пушистые полотенца…
Катенька осеклась и вспыхнула, вновь почувствовав себя провинциалкой.
Роза наклонилась вперед и коснулась ее руки.
– Я так рада, – сказала она с тем же одесским акцентом, что и у Паши. Она была одета с неброской элегантностью; Катенька с восхищением рассматривала ее шелковый шарф. Ее некогда белокурые, а теперь седые волосы были завиты на манер кинодив пятидесятых. На ней были блузка из кремового шелка, непритязательная плиссированная юбка, а из драгоценностей – только лишь обручальное кольцо и брошь в виде бабочки, украшавшая кашемировый кардиган. Но более всего на Катеньку произвело впечатление ее некогда красивое – нет, до сих пор очень красивое – лицо, бледная кожа, теплые голубые глаза самого необычного оттенка, какой ей только доводилось встречать.
Паша закончил разговор, но почти тут же зазвонил большой телефон на столе. Он нажал кнопку и начал по-русски вести беседу о художественном аукционе.
– Мама, начинайте без меня, – произнес он, вновь прикрывая трубку ладонью. Теперь Катенька могла сосредоточить все внимание на этой незнакомке, немолодой, но почему-то очень симпатичной ей женщине, у которой – Катенька вдруг это поняла – было все, только счастья не было.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала Роза. – Мы хотим провести историческое исследование, поэтому я обратилась к академику Белякову.
– Вы специалист по восемнадцатому веку? – серьезно спросила Катенька, доставая из рюкзака записную книжку.
– Нет, конечно же! – вмешался Павел, опуская трубку телефона. – Я начинал в Одессе с продажи билетов на концерт – с того момента размах увеличился. Сначала торговал металлами, потом машинами, потом нефтью и никелем, но о восемнадцатом веке я не знаю ничего. Мама тоже…
– Паша, не будь таким напыщенным индюком, – сказала Роза. – Катенька, нам нужен лучший историк – профессор порекомендовал вас. Вам же доводилось проводить исследования? Вы работали в архивах?
– Да, в государственном архиве, над законодательными инициативами Екатерины Второй, а недавно над своей диссертацией «Влияние на местные органы власти и управления указа Екатерины Второй от 1775 года…»
– Отлично, – воскликнула Роза, – потому что мы хотим, чтобы вы провели генеалогическое исследование.
– Хотим раскопать историю нашей семьи, – добавил Павел.
– Выяснить происхождение вашей семьи начиная с восемнадцатого века?
– Нет, дорогая, – ответила Роза, – только с двадцатого. Мы хорошо заплатим. Пятьсот долларов в месяц вас устроит?
У Катеньки по спине пробежал холодок. Она расправила плечи.
– Нет-нет, не стоит. – Предложенная сумма вызвала тревогу, это было больше чем слишком много, а значит, что-то было нечисто. Что бы сказал ее отец? Что касается Клопа, то он относился к этим олигархам как к антихристам. – Думаю, эта работа не для меня. Я специалист только по восемнадцатому веку.
– Другими словами, вы отказываетесь от этой работы? – Павел посмотрел на мать, взял чашку чая.
– Паша! – одернула сына Роза. – Не дави на нее. Она вправе задавать вопросы.
Она повернулась к Катеньке.
– Это ваша первая работа, не так ли?
Первая работа, первая поездка за границу, первый олигарх, первый дворец – все первое. Катенька кивнула.
– Слушайте, – сказал Павел. – Вы работали с одними архивами, почему бы не поработать с другими? Какая разница? Екатерининские архивы, сталинские архивы…
Катенька напряглась. Сталинская эпоха! Еще один тревожный звоночек! Вот в эту эпоху заглядывать никак не следовало! «Никогда не спрашивай у людей, чем занимались их деды», – как-то сказал ей отец.
«Почему?» – «Потому что одни деды доносили на других!» Однако ее многоуважаемый руководитель, академик Беляков, бросил же ее в этот серпентарий.
Она преодолела немалый путь – как ей теперь уезжать?
Она глубоко вздохнула, чувствуя полнейшую неуверенность.
– Я не могу этим заняться. Я не знаю этот период и не хочу ввязываться в то, что имеет отношение к партии и органам безопасности, – ответила она с горящими щеками. – Я плохо знаю Москву и не могу принять этот непомерный гонорар. Вы обратились не к тому человеку. Я чувствую свою вину, потому что вы оплатили мне перелет и отель, но обещаю, я возмещу все расходы…
– Вот те на! – Павел со стуком поставил чашку на стол, чай пролился. Хозяин пробормотал что-то вроде: «Провинциалка с советским менталитетом».
Катеньку шокировала его вспышка, она уже хотела встать и откланяться, когда одновременно зазвонили оба телефона: мобильный и стационарный.
– Павел, поговори у себя в кабинете, – тут же велела Роза, – или я выброшу твои телефоны в окно.
Когда он ушел, она взяла Катенькины руки в свои ладони.
– Прошу прошения. Теперь мы можем побеседовать.
– Она замолчала и испытующе посмотрела на Катеньку.
– Пожалуйста, поймите, дело не в простом тщеславии или любопытстве. И дело не в Пашиных деньгах. Дело во мне.
– Но мистер Гетман прав, – сказала Катенька. – Я не могу этого сделать. Я ничего не знаю о двадцатом веке.
– Выслушайте меня, и если все же решите уехать, я пойму. В любом случае, я хочу, чтобы вы посмотрели Лондон перед тем, как улетите домой. Но если бы вы могли нам помочь… – Ее глубокие голубые глаза затуманились. – Катенька, я выросла с пустотой в душе, я никогда не могла об этом ни с кем поговорить, я даже не позволяла себе об этом думать. Я знаю, что не одинока. В России много таких, как я, – людей, которые ничего не знают о своих родителях. Мы ничем не отличаемся от остальных, мы вступаем в брак, рожаем детей, стареем, но я никогда не смогу быть спокойной, я ношу это чувство в себе. Вероятно, именно поэтому я воспитала Пашу таким уверенным в себе экстравертом – я не хочу, чтобы он прожил жизнь так, как я.
Она нахмурилась и засмеялась – Катеньке показалось, что зазвенели колокольчики.
– Я никогда не говорила об этом со своим покойным мужем и даже с Пашей. Но недавно Паша захотел сделать мне подарок. Я призналась, что мое единственное желание – узнать, кто мои родители. Он ответил: «Мама, коммунистов больше нет, КГБ кануло в Лету, я заплачу любые деньги, чтобы тебе угодить». Поэтому вы здесь.
– Вы… сирота? – спросила Катенька. Она не представляла себе, каково это – быть сиротой.
– Даже не знаю, – ответила Роза. – Где мои родители? Кто они? Я не знаю, кто я. Никогда не знала. Относитесь к этой работе как хотите – как к вызову, историческому проекту, подработке на время каникул или просто как к доброму делу. Это мой последний шанс. Прошу вас, прошу, скажите мне, что вы поможете выяснить, что случилось с моей семьей!
5
В новой, бешеной Москве стояла весна. Этот беспощадный, залитый неоном город стал восточным мегаполисом на американский лад, со всеми его БМВ, «Ладами», коммунистами и олигархами, чиновниками и шлюхами.
С украшенных лепниной алых карнизов дома на улице Грановского свисали сосульки. Время от времени они со звоном падали на землю, и дворники на этой маленькой уединенной улочке отгородили часть тротуара забором ради безопасности пешеходов.
Между тем весна была уже не за горами – набухали почки сирени и жасмина.
На стоянке у дома было припарковано несколько престижных иномарок. Отыскивая первый подъезд, Катенька медленно шла вдоль стены и читала надписи на мемориальных досках. Было время, когда здесь жили видные советские деятели: маршалы и наркомы, вожди партии и руководители органов госбезопасности, имена из прошлого, которое теперь старались не вспоминать. Ей снова захотелось бросить все и убежать. Она не справится, ей вообще не стоило браться за это дело – и тем не менее она пришла сюда.
Три дня Катенька с Розой Гетман пили чай, прогуливались по Риджент-парку, беседовали о детстве Розы, о ее приемных родителях, об отголосках первых воспоминаний. И Катенька согласилась. Вопреки своему природному чутью, вопреки папиным советам, она была здесь, в Москве, – ради Розы. Катенька подошла к дубовым дверям с окошками, вдавила кнопку старомодного звонка – квартира № 4. Она стояла долго, никто не открывал, и она уже хотела было уйти, когда наконец послышался старческий голос. Мужчина откашлялся.
– Слушаю! – сипло произнес он.
Катенька невольно улыбнулась тому повелительному тону, в котором обычно разговаривали старые бюрократы.
– Это Екатерина Винская. Историк-исследователь. Я звонила, и вы назначили мне встречу.
Повисло молчание. Слышалось лишь тяжелое дыхание, потом замок щелкнул. Катенька вошла в вестибюль, увидела еще одну дверь, открыла ее, поднялась по загаженной, но некогда великолепной мраморной лестнице к следующей двери с усиленными замками. Она собиралась постучать, но дверь распахнулась – пред нею предстал блестящий коридор с рядами сапог и туфель.
– Есть здесь кто-нибудь? – позвала она.
– Кто вы? – спросила темноволосая женщина средних лет, с длинным носом, в потрепанной черной одежде. По ее манерам Катенька сразу поняла, что женщина получила хорошее образование.
– Я историк, мне назначена встреча с маршалом.
– Он вас ожидает, – ответила женщина, указывая на блестящий паркетом коридор, ведущий на кухню.
– Снимайте туфли! – добавил старческий голос. – Идите сюда! Где вы застряли?
Катенька сняла обувь, надела какие-то пожелтевшие тапочки и пошла на звук голоса. Значит, вот как живут начальники! Она никогда не бывала в подобных квартирах. С высоких потолков свисали люстры; стены были отделаны карельской сосной, мебель в стиле ардеко тридцатых годов тоже была сосновой. В Г-образный коридор выходило множество дверей, но Катенька вошла в комнату для посетителей. Дерзкое весеннее солнце, проникавшее сквозь четыре окна, на мгновение ее ослепило, но потом глаза привыкли, и Катенька увидела пианино, заставленное семейными фотографиями, на одной стене – трехметровый портрет Ленина на Финляндском вокзале, на другой – портрет самого маршала, кисти Герасимова: красивый, с резкими чертами лица военный при полном параде, с золотыми погонами, вся грудь в медалях и орденах.
Справа Катенька увидела стол с кипой советских и зарубежных журналов; новехонький мобильный телефон заряжался на подоконнике, проигрыватель компакт-дисков «Сони» играл Концертную симфонию Моцарта. По четырем углам комнаты размещались колонки. Катенька была поражена: правду говорят, руководители советского государства и в самом деле жили как цари.
В глубоком кожаном кресле, спиной к окну, сидел достойный представитель ископаемых «хомо советикус».
– Здравствуйте, девушка, проходите! – Катенька ожидала, что у маршала будет прилизанная прическа, землистый цвет лица и брюшко, характерное для пожилых людей. Но этот «экспонат», худой, с точеными чертами лица, сидел с прямой спиной, в синем советском костюме, с единственным орденом Красного Знамени за мужество, проявленное во время Великой Отечественной войны.
У него были коротко стриженные густые волосы, а орлиный нос делал его похожим на персидского шаха.
Катенька тут же узнала в сморщенном оригинале красавца маршала на портрете.
Оригинал встал, поклонился, указал рукой на стул напротив, снова сел.
– Прошу, присаживайтесь! Вот так. Девушка…
– Екатерина, – представилась она, опускаясь на предложенный стул.
– Екатерина, чем могу быть полезен?
Катенька достала свою тетрадь, карандаш; руки немного дрожали.
– Ираклий Александрович… – Она перевернула слишком много страниц, уронила карандаш, подняла его, растерялась, всей кожей чувствуя, как его голубые глаза изучающе смотрят на нее.
Она никогда раньше не встречалась с такими важными людьми. Маршал был лично знаком со всеми советскими руководителями начиная с Ленина и заканчивая Андроповым. Провинциальная скромность дочери врача из Безнадежной, опасливо-подозрительное отношение советских людей к чиновникам, москвичам, особенно чекистам, боязнь власти как таковой, – все это снедало Катеньку. Она вспомнила рассказы Розы Гетман и как раз хотела кое о чем спросить маршала, но он первым задал ей вопрос.
– Сколько, вы полагаете, мне лет?
– Я знаю, сколько вам лет, – ответила она, решив придать себе более решительный вид. – Вы ровесник века.
– Правильно! – засмеялся маршал. – Неплохо сохранился для своих 94 лет? Знаете, я все еще в состоянии танцевать! Марико! Это моя дочь Марико, она ухаживает за мной. Поставь лезгинку, дорогая!
В дверях с подносом в руках появилась уже знакомая ей женщина. Катенька решила, что в старом маршале гораздо больше жизни, чем в его дочери.
Марико поставила поднос на стол у окна и поменяла диск.
– Папа, не переусердствуй. У тебя уже одышка. Никаких сигарет! Смотри не обожгись, чай горячий! – предупредила она, бросила взгляд на Катеньку и удалилась.
Когда раздались первые аккорды лезгинки, маршал Сатинов встал, поклонился, затем с неожиданной грацией принял классическую позу кавказского танцора: руки на поясе, одна нога отставлена, другая – на пуантах. Катенька вынуждена была признать, что он все еще сохраняет отличную физическую форму.
Сатинов сделал несколько па, потом снова сел, улыбнулся.
– Значит… Екатерина… Винская… я правильно запомнил? Вы историк?
– Я пишу кандидатскую у академика Белякова – по указам Екатерины Второй.
– Вы ученая красавица, да? Цветочек из провинции? – Катенька зарделась. Как удачно, что она надела свою лучшую юбку с блестками и большим разрезом. – Что ж, я сам советская история. И место мне в музее. Спрашивайте, что хотели, пока я перевожу дыхание.
– Я занимаюсь необычным исследованием, – начала она. – Вам что-нибудь говорит фамилия Гетман?
Внезапно голубые глаза вновь пронзительно посмотрели на Катеньку, хотя выражение лица маршала не изменилось.
– Богатый банкир… как там принято сейчас говорить? Олигарх.
– Да, Павел Гетман. Он нанял меня, чтобы я выяснила историю его семьи.
– Генеалогическое древо для нуворишей? Уверен, князья Долгорукие и Юсуповы занимались тем же в царской России. Гетман – необычная фамилия, возможно, еврейская. Думаю, из Одессы, но выходцы они из Галиции, вероятно, из Львова, из семьи интеллигентов…
– Вы правы, они из Одессы. Но вы знакомы с кем-то из семьи Гетманов лично?
Повисло неловкое молчание.
– Моя память уже не та, что раньше… но нет, я с такими не знаком, – наконец произнес Сатинов.
Катенька сделала пометку в своей записной книжке.
– Исследование семейной истории инициировала мать Павла Гетмана.
– На его деньги.
– Разумеется.
– Да, когда у вас есть деньги, можно кое-что узнать. Но эта фамилия мне ничего не говорит. Кого она пытается разыскать?
– Саму себя, – ответила Катенька, не сводя с маршала глаз.
– Ее девичья фамилия Либергарт. Никаких ассоциаций, товарищ маршал?
На лицо Сатинова легла тень.
– Не припоминаю… Я в своей жизни помог стольким людям, но фамилии… – Он вздохнул, заерзал в кресле. – Рассказывайте дальше…
Катенька тоже вздохнула.
– Мать Павла Гетмана зовут Роза. Единственное, что ей известно: отец, профессор теории музыки в Одесской консерватории, и его жена, преподаватель литературы, удочерили ее в конце тридцатых годов. Их фамилия Либергарт, Енох и Перла Либергарт. Они поженились уже немолодыми, собственных детей заводить было поздно, поэтому они удочерили пятилетнюю девочку. У нее были светлые кудряшки, поэтому они ее называли «зильберкинд» – серебряное дитя.
– А до этого? – спросил Сатинов.
– У Розы лишь отрывочные воспоминания о раннем детстве, – сообщила Катенька, восстанавливая в памяти недавние беседы в пьянящем воздухе лондонской весны. – Смех красивой женщины в твидовом костюме с прелестным белым воротником, красивый мужчина в мундире; помнит, как играла с другими детьми, помнит путешествия, вокзалы, потом приемных родителей…
– Обычная история для тех времен, – перебил Сатинов. – Дети часто терялись и устраивались в другие семьи, было допущено много ошибок, пережито много трагедий. Но, может, она выдумала эту историю? Такое тоже часто случается, особенно когда газеты пестрят небылицами о том времени.
Голубые глаза цинично дразнили ее.
– Ну, доверять ей моя работа, да… я ей верю. Либергарты никогда не поощряли ее желания копаться в прошлом, потому что полюбили ее как свою собственную дочь. Они не хотели потерять Розу – и боялись привлечь внимание. Удочерением руководил кто-то из высших чиновников, все в те дни было покрыто тайной.
– Но, конечно, после смерти Сталина…
– Да, – продолжала Катенька, – после смерти Сталина Роза настояла на том, чтобы Либергарты сделали официальный запрос. Они сообщили Розе, что ее родители погибли во время Великой Отечественной войны – это примерно соответствовало времени, когда Розу удочерили.
Сатинов развел руками.
– И она поверила?
– Она верила в это десятилетиями. Она любила своих приемных родителей. Енох умер еще в 1979 году, но Перла до недавнего времени была жива. Она умерла уже после свержения социализма. И только тогда Перла призналась Розе, что они ей солгали. Либергарты не делали официального запроса, потому что никогда не знали фамилии настоящих родителей.
– Скажите, Катенька, эти Либергарты… хорошие, добрые люди? – спросил Сатинов, внезапно подаваясь вперед.
Катенька почувствовала, что ступает на очень зыбкую почву. Она с грустью подумала о своих привычных занятиях: о документах эпохи правления Екатерины Второй в РГАДА [14]14
Российский государственный архив древних актов.
[Закрыть], о благородных временах «золотого века» России. Но все же она – историк, а какой же историк откажется от захватывающей возможности лично встретиться с живой реликвией, такой как Сатинов? Ведь это дыхание недавней истории – к тому же истории, во многом скрытой под покровом тайны!
– Роза говорит, что они были оторванными от мира сего учеными, не способными заботиться о детях. Профессор Либергарт не мог даже сварить яйцо и не умел водить автомобиль. Роза рассказывала, что однажды он пошел на работу, надев туфли не на ту ногу. Перла была «синим чулком», тучной женщиной, не умевшей готовить, шить и застилать кровать. Никогда не пользовалась косметикой, не делала прическу. Она всю жизнь посвятила переводам сонетов Шекспира на русский язык. Поэтому Роза росла как маленькая взрослая, сама заботилась о своих эксцентричных пожилых родителях. Она помнила ужасы войны: осаду Одессы, массовые расправы немцев и румын над одесскими евреями. Но несмотря ни на что, они любили ее той беззаветной любовью пожилых родителей, которым Господь дал ребенка, когда они уже и не ждали.
Сатинов положил себе в чай немного сливового варенья и облизал ложечку. Затем, удостоверившись, что за дверью никого нет, достал пачку сигарет «Люкс», вынул сигарету и лихо, как юноша, прикурил ее от серебряной зажигалки.
– Мне запрещают курить, да ладно – изыди, сатана!
Он глубоко затянулся, прикрыв глаза от удовольствия.
– Так все же, что вы от меня-то хотите?
– Когда Розе в подростковом возрасте понадобилась операция, ее родители так взволновались, что позвонили кому-то в Москву. Этот человек все устроил.
– Вероятно, дядя?
– Однажды в Одессе проходило большое партийное совещание. Розе кажется, где-то в пятидесятых годах. В город приехало много начальства. Однажды она увидела во дворе школы черный «ЗИЛ-лимузин», в нем сидел человек в форме, большая «шишка». У нее появилось чувство – ей просто показалось, что ждал он именно ее. Всю неделю, каждое утро, он ждал ее у школы. Я не знаю, кто был этот человек, маршал Сатинов.
Катенька посмотрела Сатинову прямо в глаза, тот заерзал в кресле.
– Роза простила Либергартам их ложь, но она молила, чтобы мать назвала имя. Перед смертью Перла призналась Розе, что москвичом, которому они звонили, были вы. Вы помогали ей с операцией. Может, вы и были человеком в лимузине?
Сатинов вытащил еще одну сигарету. Катенька видела, что маршал ее внимательно слушает.
– Выдумки это все, – сказал он.
Внезапно Катенька ощутила раздражение. Она наклонилась вперед в своем неудобном кресле.
– Мы с Розой хотим знать, почему вы помогли ей, товарищ маршал. Она убеждена, что вам известно, кто были ее родители.
Сатинов казался рассерженным, он отрицательно покачал головой.
– Девушка, вы хоть понимаете, сколько так называемых «историков» звонят мне и задают неуместные вопросы? Лишь потому, что я стар, они ожидают, что я помогу им опровергнуть величайшие достижения ХХ века: строительство социализма, победу в Великой Отечественной войне, дело всей моей жизни.
– Он встал.
– Спасибо, Катенька, что навестили меня. Прежде чем вы уйдете, позвольте подарить вам автобиографию.
Он передал ей книгу, на обложке которой красовался сам маршал при полном параде. Книга называлась: «На службе Великого Октября. Великая Отечественная война. Строительство социализма. Воспоминания, дневники и речи Маршала Советского Союза И. А. Сатинова».
Катенька поняла, что ее выпроваживают. Она была уверена, что маршал что-то скрывает.
– Вы подпишете ее на память? – спросила она, чуть запыхавшись, настроенная стоять на своем.
– С удовольствием. – Катенька подошла к его креслу. Она инстинктивно почувствовала, что нравится маршалу, поэтому наклонилась поближе, тряхнув головой, чтобы убрать волосы.
Игриво похлопав ее по ладошке, он написал: «Прекрасной искательнице правды. Ираклий».
– Книга опубликована на многих языках: на польском, чешском, – гордо заявил маршал, передавая ей книгу. – Даже на монгольском.
– Спасибо, товарищ маршал. Вы первый известный герой войны, с которым я встречаюсь, и я уверена, вы бы помогли мне, если бы это было в ваших силах. Существует вероятность, что родители Розы погибли во время войны. А может, их репрессировали еще до войны? Если так, должны были остаться документы в архивах КГБ. Теперь родственникам репрессированных разрешено знакомиться с этими документами, но кого мы будем искать вслепую? Вы могли бы нам помочь?
– Я люблю красивых женщин, несмотря на то что я старая развалина. – Сатинов усмехнулся, откровенно любуясь ею.
– Должно быть, вам довелось обнимать не одну, – сказала Катенька.
Наступило молчание.
– Что ж, у меня остались кое-какие связи, хотя большинство моих друзей отправились к Ленину.
– Куда?
– В небесное политбюро. Вы же не коммунистка, как я понимаю?
– Нет, но мои родители настоящие коммунисты.
– Я стал марксистом в шестнадцать и ни разу не пожалел о своем выборе.
Он ей ничего не скажет, поняла Катенька, внезапно ощущая подавленность. Она едва ухватилась за единственную ниточку, ведущую к прошлому Гетманов, и уже подвела Розу! Должно быть, разочарование отразилось на ее лице, потому что Сатинов взял ее руку и крепко сжал в своих ладонях.
– Катенька, в нашей стране прошлое – это тайна за семью печатями. Вероятно, вы не найдете стариков, но займитесь молодежью! Обращайтесь к молодым, они заслуживают внимания! Вы знаете о дворе Екатерины Второй, но ничегошеньки не знаете обо мне и моей работе. Если вы хотите до чего-то докопаться, вам необходимо погрузиться в эпоху социалистического строительства. Поговорите с теми исследователями, которые роются в архивах. Копайте глубже, ищите ниточки. Все происходило как бы за кулисами, но что-то выходило и на поверхность. Если найдете имя, которое вас заинтересует, путеводную ниточку, приходите ко мне снова – я постараюсь вам помочь.
