Текст книги "Крёстный сын"
Автор книги: С. Алесько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
– Буду знать, как домой ездить, – проворчал Шон. – Крюк, конечно, зато спокойно.
***
Хьюго разбирал бумаги в кабинете, завершая последние приготовления к поездке, когда караульный доложил, что к нему посланница от леди Евангелины. Правитель распорядился впустить.
Служанка, молодая женщина явно скромного нрава, не смела взглянуть на главу государства.
– Что у тебя? – спросил Хьюго.
– Ваше величество, ее высочество заболели, – на миг вскинула на лорда глаза, в которых блеснули слезы. – Худо им... Просили вас известить...
– Ступай, передай леди, что я скоро приду, – Правитель махнул рукой, выпроваживая зашмыгавшую носом особу.
Как только дверь за служанкой закрылась, он откинулся в кресле, сжал кулаки и стукнул по подлокотникам. Выезжать нужно послезавтра, а дрянная девчонка, похоже, затеяла какую-то игру. Какую-то? Очень простую: ей не хочется ехать с ним, вот и решила разыграть болезнь. Считает его недоумком? Полагает, что он не пригласит лекаря для проверки? Или придворный врачеватель подкуплен? Но можно послать за любым из города... Да и зачем дочери увиливать от поездки? Хочет сбежать? Момент удобный – его не будет в столице не менее двух недель, а то и дольше. С другой стороны, удрать можно и по дороге. И зачем Евангелине бежать? Освобождать любовника? Как? Соблазнив надзирающего за копями барона Витби?
Стоп, хватит. Слишком много вопросов, ответы на них – бесконечные варианты, порождающие еще больше неясностей. Для начала нужно выяснить, подлинна болезнь или нет. Если да – пусть дочь остается во дворце и поправляется, нет – выпороть прямо сейчас, не на конюшне, конечно, а в ее покоях, собственноручно, ножнами от меча. Так, чтобы сидеть не могла. Тогда придется брать в поездку карету, не закидывать же мерзавку поперек седла... Тьфу, ну что за наказание!
Правитель застал Евангелину лежащей в постели и, казалось, спящей. Девушка дышала хрипло, с трудом, была смертельно бледна, только на скулах нарисованным румянцем пылали два ярких пятна. Волосы на лбу и висках слиплись от пота.
Хьюго подошел к кровати, наклонился, коснулся губами покрытого испариной лба. Горячий, а девчонку бьет озноб. М-да, притворством тут, кажется, не пахнет... На всякий случай провел пальцами по нездорово алевшей коже, поднес руку к глазам – чисто, ни следа грима.
– Отец? – Евангелина открыла глаза, покрасневшие и мутные.
– Что с тобой?
– Не знаю, – проговорила с трудом, едва не клацая зубами. – Никогда такого не было... Только б не нервная горячка...
– С чего бы?
– Я боюсь за Филипа. Отец, прикажите отпустить его, пожалуйста...
– Не раньше, чем ты выйдешь замуж и покинешь Алтон. Вам нельзя встречаться.
– Вы сказали, замуж скоро не получится... А теперь еще и болезнь. Лучше мне умереть...
– Не смей говорить о смерти! – одернул дочь Правитель. – Берта все твердила о ней, вот и... – замолчал, не закончив.
У Евангелины из глаз хлынули слезы, Хьюго, неожиданно размякший, сел на край кровати, осторожно погладил больную по плечу.
– Ну-ну, перестань. Раньше никогда не ревела, по крайней мере, при мне. За лекарем уже послали. Посмотрит, скажет, как лечить...
– Не верите, что я действительно больна? – шмыгнула носом. – Я знаю, чем лечиться, мои снадобья лучше. Пошлите за Бесси, кормилицей, она живет...
– Мне известно, где она живет. Пошлю, пусть ходит за тобой. А лекарь... Проверка не помешает. Притворяться, как выяснилось, ты умеешь отменно.
– Вы еще палача пригласите для надежности, – фыркнула девица. – Вырвет мне пару ногтей, плеснет на раны уксуса, и я сознаюсь во всем, в чем захотите.
– Будешь шутки шутить, непременно пошлю, – нахмурился Хьюго, про себя досадуя, что дочь набралась от крестника дури, будто своей не хватало.
Евангелина закрыла глаза, из-под век покатились слезы. Правителю стало не по себе. Прежде дочь никогда не позволяла себе слабости, даже в кабинете, ожидая решения участи любовника, вела себя в целом неплохо, а тут будто подменили. Похоже, и впрямь больна.
Один из лучших столичных лекарей осмотрел высокородную пациентку и озабоченно покачал головой.
– Нервная горячка, ваше величество. Леди требуется постоянный уход и покой, снадобья пришлю сегодня же.
– Прости, что заподозрил в притворстве, – Хьюго взял безвольную руку дочери в свои, на лице Евангелины промелькнуло удивление. – Теперь о поездке со мной не может быть и речи. Потайную дверь в твоей гостиной я распоряжусь заделать, у входа в башню поставлю круглосуточный пост, выход в сад временно заколотят. Для твоего же блага, чтобы не забивала голову мыслями о побеге, а лежала и поправлялась. Когда вернусь, всерьез проверю, как разбираешься в политической ситуации, и иногда стану проводить с тобой время в Тренировочном зале.
– Я уже в бреду? – произнесла девушка, глядя в потолок.
– Похоже на то, – проворчал Правитель. – Несешь глупости.
– Кто из нас этим занимается? – слабо улыбнулась Евангелина. – Верните крестника, беседуйте с ним о политике и проводите время в Тренировочном зале. К чему тратить драгоценные часы на какую-то гусыню?
– Да ты еще и злопамятна, – миролюбиво заметил Хьюго, вставая. – Совсем как я, – погладил дочь по щеке и вышел из комнаты.
***
Правитель уехал в назначенный срок, оставив Ив во дворце. На душе было неспокойно: заболела девчонка серьезно, то и дело проваливалась в забытье и временами что-то бессвязно бормотала. Хорошо, ее старая кормилица оказалась под рукой – мало ли что Евангелина выболтает в бреду. Может раскрыться не только ее связь с Филипом, но и славное прошлое крестника.
Девушка выбралась из дворца сразу после отъезда Хьюго. Мужская одежда сидела отлично – худоба, усилившаяся за время «болезни», оказалась на руку. Перетянутая полотняной полосой грудь стала совсем незаметной, аккуратная попка не выглядела излишне аппетитной, а ноги и в лучшие времена были стройными. Волосы пришлось обрезать чуть выше плеч, но огорчаться по столь пустячному поводу Ив не собиралась – отрастут.
Зато старенькая кормилица попричитала вдоволь: и по волосам, и по «бедной моей леди-сиротинушке» и по ее жениху, несправедливо сосланному «злобным извергом» в родной замок. Рассказывать доброй женщине о подлинном положении вещей Ив не стала, и вовсе не потому, что пеклась о репутации герцога Адингтона. Старая Бесси крепко невзлюбила Правителя еще в те далекие времена, когда Хьюго отправил жену с новорожденной дочерью из столицы. Правда о жестокой расправе с крестником не уронит его ниже, ибо некуда. А вот рассказывать кому-либо о прошлом Филипа у Евангелины нет никакого права.
Выйдя из потайного хода, девушка оказалась в крошечном тупичке, щели, заваленной мусором, между дворцовой стеной и городским домом. Был ли выход из потайного хода задуман так изначально, или здание возвели много позже, Ив не ведала, но теперешнее положение оказалось весьма удобным. До «Слизня и салата», постоялого двора, куда частенько захаживали выпить гвардейцы, и где ее должны были ждать сегодня Шон, Кайл и лошадь, было минут пять хода. Немалое преимущество, учитывая, что дорожные сумки уже оттянули плечо.
Евангелина заметила место встречи издали: яркая вывеска над входом привлекала внимание. На грубо намалеванной картинке был изображен похожий на зеленую кляксу лист салата и плотоядно косящийся на него слизень ужасного вида, лиловый, как свежий синяк. Подойдя ближе, Ив с удовольствием полюбовалась на зверскую физиономию и зубастую пасть прожорливой твари.
В полутемном, заставленном столами и стульями зале было по-утреннему безлюдно. Одинокий посетитель облокотился о стойку и о чем-то беседовал с вальяжным усатым хозяином. Евангелина замешкалась на мгновение – ее должны были ждать двое, потом разглядела пшеничную шевелюру Шона, подошла к гвардейцу и по-свойски хлопнула его по плечу.
– Давно ждешь, ранняя пташка? – девушка старалась, чтобы голос звучал как можно ниже. – А Кайла добудиться не сумел?
Шон обернулся и уставился не то с беспокойством, не то с удивлением, кабатчик глядел на обоих с ехидцей.
– Ты чего-то совсем прозрачный стал.
– Прихворнул, – подмигнула гвардейцу Ив. – Не беспокойся, это не заразно, – с издевкой глянула на хозяина.
– Присядем, – Шон кивнул в сторону столов. – Саймон, распорядись насчет лошади, – обратился к кабатчику. – Мой друг спешит.
– Да, мой лорд. Вам что-нибудь принести, молодой господин? – хозяин смотрел на Ив с едва заметной усмешкой. – Час ранний, дорога дальняя...
– Не вздумай молоко предлагать, милейший, – девушка одарила непрошенного собеседника сердитым взглядом. – Любимая шутка вашего брата, когда видите кого-то в штанах, но без щетины на подбородке. Если я еще не бреюсь, это не значит, что не умею меч в руках держать!
– Да ты, никак, не с той ноги встал? – Шон с трудом подавил смех. Дочь Старикана весьма неплохо изобразила задиристого мальчишку.
Евангелина не ответила, направилась к столу подальше от стойки, устало поправив на плече дорожные сумки. Кабатчик проводил странного посетителя удивленным взглядом, покачал головой и вышел распорядиться насчет лошади.
– Ну, ты загнул, – Шон уселся напротив Евангелины. – От Филипа набрался?
– Сказал бы я, чего от Филипа набраться можно, – усмехнулась Ив. – Хотя, правды ради, следует признать, ваш друг многому меня научил. А осаживать бойких на язык я давным-давно умею. Отцовская школа. – Гвардеец рассмеялся, девушка не разделяла его веселья. – Почему ты один?
– Кайл просил передать тысячу извинений и пожелание удачи, – Шон посерьезнел. – Его внезапно отправили с поручением. Ну, ты понимаешь...
– А-а, та самая служба, куда вы намереваетесь перейти? Часом, не за мной следить приставили?
– Что ты! Кайл никогда не станет вредить вам с Филипом, поверь, – Шон понизил голос едва ли не до шепота. – Мальчишка давно на тебе помешан. Ну, знаешь, по-рыцарски так, без грязи. Если еще доведется с ним встретиться, ты уж помягче с парнем...
– Я знаю, как Кайл ко мне относится, – невольно улыбнулась Ив. – При встрече он имеет полное право рассчитывать на благодарность и признательность. Шон, как моя внешность?.. – прошептала чуть слышно. – Не слишком заметно, что я девушка?
– Нет, – помотал головой гвардеец. – Вон, Саймон поначалу вроде бы почуял неладное, но после твоих слов насчет молока сильно усомнился в своих подозрениях. А тебе большего и не надо. Пускай встречные головы ломают, кто перед ними. Проверять-то вряд ли полезут. Я б не полез – себе дороже. Если девица при мече и такие штуки откалывает, лучше держаться подальше. А смазливые мальчики – это и вовсе не по моей части.
– Успокоил, спасибо.
– Всегда рад помочь, и остальные ребята тоже. И тебе, и Филипу. Запомни это, пожалуйста, и ему передай.
– Обязательно. Мы оба ваши должники.
– Мы бы предпочли быть вам не кредиторами, а друзьями.
Евангелина улыбнулась и пожала руку Шона, тот ответил крепко, по-мужски.
– Мне пора, – проговорила девушка, вставая.
Гвардеец хотел было подхватить ее сумки, но и сам опомнился, и Евангелина чуть качнула головой. Что ж, правильно. Раз взялась прикидываться мальчиком, вести себя нужно соответственно в любой ситуации.
Лошадь ждала у коновязи. Пристроив дорожные сумки (здесь помощь друга была уместна и с благодарностью принята), Ив без лишних проволочек вскочила в седло.
– Удачи вам обоим! – гвардеец хлопнул Евангелину по колену будто своего товарища-гвардейца. – От меня, Кайла и от всех ребят.
– Спасибо. Она мне понадобится.
– Уверен, что у тебя получится задуманное. И страху на окружающих нагнать умеешь, и улестить, когда нужно, – подбодрил Шон.
– Дурная наследственность, – Ив скорчила гримаску, заставив гвардейца ухмыльнутся.
Девушка махнула рукой на прощание и тронула лошадь. Шон постоял, проследил, пока всадник не скрылся за углом, и отправился восвояси. Свою часть работы он выполнил, теперь дело за Кайлом и удачей. В игру снова придется вступить, лишь если что-то пойдет не так.
II
Выехав из города, Ив оказалась в одиночестве. Жители окрестных сел приезжали в столицу рано утром, к открытию ворот, и не успевали сбыть плоды своих трудов до полудня. Каторжники покидали Валмер еще раньше, перед восходом солнца, причем далеко не каждый день, а лишь тогда, когда скапливалась достаточно большая группа осужденных. Сейчас серая дорога, устремлявшаяся на юг через поля и небольшие перелески, была пустынна.
Евангелина вздохнула полной грудью и пустила лошадь рысью. Губы сами растягивались в улыбку: наконец-то свободна! И Филипа освободит, непременно, по-другому просто быть не может.
Дул свежий ветер, по осеннему небу неслись редкие клочья облаков, то и дело ненадолго скрывая солнце. После полудня налетел быстрый ливень. Девушка остановилась переждать непогоду под кроной мощного дуба, который не спешил расставаться с лиственным убором, уже изрядно тронутым желто-бронзовыми мазками. За шорохом капель Ив не расслышала приближения всадников, обернулась, когда мужчины поравнялись с ее укрытием. Разглядела на плащах серую гончую – эмблему алтонских стражников, и успокоилась. Один из тех самых дорожных разъездов, о которых когда-то говорил Филип.
Солдаты тоже решили переждать дождь, благо тот обещал быть коротким.
– Куда направляешься? – спросил от нечего делать их командир у настороженного парнишки (или переодетой девицы? Уж больно мордашка смазливая).
– Сначала в Свонидж, а оттуда на Архипелаг, – ничуть не смутившись, заявила Евангелина. За полтора месяца подготовки к побегу несложно было измыслить годную ложь на любой вкус.
– На Архипела-аг? – усмехнулся один из солдат, рыжий здоровяк. – Мамочка-то отпустила?
– Она умерла, – печаль в голосе прозвучала непритворная. – А ее брат решил женить меня на единственной дочери богатого торговца...
– Тебя? Женить? – загоготали сразу несколько солдат. – Да ты сам за девку сойдешь, если в платье одеть!
– Вот и я считаю, что рановато мне в хомут, – последовал невозмутимый ответ. – К тому же невеста уже женихов ждала, когда я в пеленках лежал, страшна, как адово порождение, и вдобавок избалована и ревнива. Я ей приглянулся, как и вам, – Ив одарила усмешкой чернобородого солдата, предлагавшего одеть незнакомца в платье. – Вот и приходится бежать аж на Архипелаг. В Алтоне-то ее отец и мой дядя меня из-под земли достанут.
Мужчины недоуменно переглянулись. Юный путешественник сильно смахивал на девчонку, но вряд ли какая-нибудь из них вела б себя столь бойко в присутствии полудюжины незнакомцев воинственного вида.
– А отец твой что же? – спросил командир. – Или тоже умер?
– Отцу я не нужен. У него теперь законный сын есть. Мечом научил владеть, и на том спасибо, – буркнула девушка.
– Не покажешь, чему он тебя научил? – не выдержал чернобородый, глянув на главного и получив одобрительный кивок.
Евангелина охотно продемонстрировала свои умения, вполне удовлетворившие солдат. Сражался мальчишка неплохо, хотя сил и опыта пока не хватало, ну, да это дело наживное. Дальше девушка ехала с разъездом, развлекая мужчин придворными сплетнями, в которых сын дворцовой служанки и лорда несомненно должен был знать толк. Попутчики не тяготили, наоборот, давали ощущение полной безопасности, но Ив была несказанно рада, когда вечером рассталась с солдатами, оставшись ночевать на постоялом дворе. Бравых вояк из всех дворцовых пересудов едва ли не больше всего интересовали разговорчики о дочери Правителя и герцоге Олкрофте.
Хозяин и постояльцы «Ленивой черепахи» с любопытством поглядывали на переодетую девушку, но Евангелина напустила на себя надменно-мрачный вид, лишивший кого бы то ни было желания приставать с вопросами или иными вольностями к непонятному путешественнику с мечом на поясе.
В последующие дни дорога оставалась такой же спокойной, полностью оправдывая и слова Филипа о Южном тракте, и рассказы недавних попутчиков-солдат. Попались навстречу обоз с углем да несколько одиноких путников, направлявшихся в столицу. Довелось встретиться и с другими разъездами: первый, судя по ухмылкам, знал от товарищей о беглом сиротинушке, второй просто не обратил на девушку внимания.
Ив не раз мысленно благодарила Шона с Кайлом, которые и лошадь подобрали хорошую, но не отличавшуюся внешними статями, и с одеждой да снаряжением помогли. Вещи были добротные, хоть и подержанные, и подходили не столько дворянину, сколько горожанину-простолюдину из необремененных излишним достатком. Неприметность облика играла на руку: и интереса ни у кого не вызывала, и не запоминалась. Оставлять за собой заметный след Евангелина не хотела назло отцу.
В пути девушка не вспоминала о Хьюго, пока не столкнулась с колонной каторжников, бредущих, звеня цепями, по раскисшей от недавнего дождя дороге. Ив поспешила проехать мимо, и после все чаще пришпоривала лошадь. Филип молод и силен, ему приходилось не так трудно, как тому еле передвигающему ноги старику (что он мог натворить в столь преклонном возрасте, чтобы попасть в подобную процессию? Фальшивомонетчик?) или его соседу-мальчишке. Только отвык ее ненаглядный в бытность свою разбойничьим предводителем от унизительного обращения, да и с тычками, кои получал в родном замке, не мирился безропотно. Любимый же крестный во второй раз приговорил к наказанию, невыносимому для дворянина. Хорошо, что прощаясь, Филип обещал дождаться. Слова он не нарушит, как бы туго ни пришлось, но захочет ли после видеть ту, по чьей милости угодил в подобную переделку?
***
Ив въехала в ворота Свониджа спустя пару часов после полудня. Городок напоминал разросшееся селение: окружен не стеной, а деревянным тыном, большинство строений глинобитные, с соломенными крышами. Каменной кладкой могли похвастаться лишь небольшой храм, да несколько домов поблизости. Из боковой улицы выступили было пяток гусей, заметили всадника, остановились и сердито загоготали. Что еще за нежданная помеха их процессии? Чуть впереди в луже валялась пятнистая не то от грязи, не то от природы свинья. Очаровательное местечко, подумалось дочери Правителя. Ее персона непременно оставила бы по себе долгую память, если б не привычка местных жителей к подозрительным чужакам.
Скалистое побережье с пещерами, что открывались прямо в море, будто нарочно было создано для контрабандистов. Они возили с Архипелага дурь, дешевые вина и разные диковинки, частенько, поговаривали, магического свойства, за пользование которыми в Алтоне грозило суровое наказание. Тайная служба боролась с нарушителями, но искоренить доходное занятие не могла.
Девушка быстро нашла постоялый двор – приземистое каменное строение без вывески, но с коновязью, сейчас пустовавшей. Зал тоже пребывал в ожидании посетителей, просторный и чистый, он располагал к отдыху и застольной беседе. Хозяин, протиравший за стойкой кубки, не слишком соответствовал благополучному на вид заведению. Худощавый мужчина средних лет глянул на первого гостя чересчур настороженно и тут же принялся нервно покусывать ус.
– Доброго дня, хозяин, – Ив уверенно подошла к стойке. – Я издалека, дорожу временем, поэтому спрошу о деле сразу. Мне нужен дней на пять-шесть уединенный домик в Свонидже, а еще лучше – неподалеку. За платой не постою.
– Домик найдется, добрый господин, коли монеты есть, – кабатчик, если и заподозрил в посетителе госпожу, виду не подал. Он частенько имел дело с темными личностями и привык не только не задавать лишних вопросов, но и не забивать ими голову. – Теща моя как раз на отшибе проживает. Погостит у меня недельку, за два десятка золотых потерплю. Только уговор, молодой господин: если кто спросит, вы мне всего семь заплатили.
– Идет, – кивнула девушка. – Жилье осмотрю сейчас. Мне нужно, чтобы там был порядок, в достатке хорошей еды и корм для лошади.
Хозяин кликнул сына, мальчишку лет пятнадцати-шестнадцати, объяснил, что требуется передать бабушке, и велел проводить посетителя. Кабатчик отлично понял – с заезжим юнцом не все чисто, но его это не касалось, пока сулило наживу. Может, парень – подручный контрабандистов. Те не гнушаются любыми помощниками, будь то зеленый пацан или бедовая старушка-вдова. Кто бы ни был этот незнакомец, хоть девица переодетая, любовница какого-нибудь головореза, главное – денежки платит. Может, конечно, и из Тайной службы человечек, так опять же, какое Тощему Билли дело? Спросили жилье, Билли подсуетился. Не задарма, понятное дело. Кто ж задарма станет у себя дома тещу цельную неделю терпеть?
Домом Евангелина осталась довольна. Он стоял не просто на отшибе, а в некотором удалении от городского тына, огороженный глухим забором, окна защищали прочные ставни. Комнаты были довольно чистыми и просторными, имелась купальня с немалых размеров котлом для подогрева воды. Хозяйка, вопреки мрачному снаружи жилищу, оказалась милой старушкой, мало интересовавшейся постояльцем, и очень сильно – платой за постой. Девушка на ее глазах отсчитала сыну кабатчика семь золотых, бабуля воодушевилась и обещала гостю свежую постель и роскошный ужин.
– Если в купальне будет достаточно воды и дров, накину еще золотой, лично тебе, хозяйка, – Евангелина подкинула блестящую монетку на ладони.
– О, будет-будет, добрый господин, – защебетала старушка, сурово зыркая на внука. Мол, берись за ведра, бездельник! – Только какие у нас дрова? Мы углем топим.
Ив милостиво кивнула, соглашаясь на каменное топливо. Ну вот, Филип хоть чуть-чуть поработал на себя. Ох, только бы он не был изувечен... В копях, говорят, случаются обвалы, работающие там люди могут потерять руку или ногу, а то и вовсе погибнуть. Отец Небесный, о чем она думает накануне его спасения? Не может с ним случиться ничего плохого, не может, и все!
Прогнать грызущие мысли удалось, но беспокойство в душе осталось. Евангелина отлично знала, как от него избавиться: нужно действовать, ехать сейчас же, пока не стемнело, к надзирающему за каторжными копями барону Витби. Договориться о выкупе, чтобы ночью или завтра утром Филип оказался здесь, с ней, свободный.
Распрощавшись со старушкой, девушка вскочила в седло и направилась к каторжному поселению, поворот к которому проезжала совсем недавно. До высокого, в два человеческих роста, частокола из бревен с заостренными верхушками, добралась быстро. Внушительная городьба, не чета хлипкому свониджскому тыну, опоясывала немалое пространство, на котором размещались бараки для каторжников и копи. Домики охраны и резиденция барона Витби находились за пределами частокола.
К жилищу надзирателя прилегал немалый кусок земли, где, наверное, нашлось место и саду, и хозяйственным постройкам. Настоящее поместье, подумалось дочери Правителя, пока она ехала вдоль казавшейся бесконечной каменной ограды. С внутренней стороны стены сплошным рядом стояли темно-зеленые колонны туй, удачно скрывая от взоров обитателей усадьбы частокол и унылую равнину, раскинувшуюся вокруг.
Наконец Евангелина завидела впереди два каменных столба с вычурными фигурами то ли птиц, то ли иных крылатых тварей на верхушках. Ворота смотрели в сторону моря, створки, к удивлению девушки, оказались ажурными, коваными, а не сплошными, деревянными. Усадьба и без учета полупрозрачных ворот не тянула на крепость, но дочери Правителя, выросшей в замке, а после жившей во дворце старинной постройки, железные кружева казались в высшей степени непрактичными. С другой стороны, они давали возможность разглядеть находившихся по ту сторону стражников, которые охраняли вход, лениво привалившись каждый к своему столбу. Солдаты тоже заметили всадника, отлепили спины от каменных опор и для порядка положили руки на рукояти мечей, хотя выражение лиц оставалось скучающим, едва ли не сонным.
– Мне нужно видеть барона Витби, – Ив цедила слова надменно, всем своим видом давая понять, что людям ее происхождения лишних вопросов не задают.
Один из стражников, с изрядно тронутыми сединой усами, привычно принялся распутывать цепь, связывавшую створки. Юнец за воротами, несмотря на помятый вид, неказистую лошадь и одежонку выговор имел самый что ни на есть благородный. Второй солдат, помоложе, все же решился спросить:
– Как о вас доложить, мой лорд?
– Никак. Я не собираюсь называться. К барону у меня важное дело. Вот, – Евангелина кинула усатому золотую бляху с гербом Правителей Алтона – претенциозным нагромождением всяческой геральдической символики. Подобными знаками снабжали посланцев, выполняющих поручения главы государства. В одном из запертых ящиков письменного стола в кабинете Хьюго этого добра было навалом, а позаимствовать ключ у спящего родителя ничего не стоило. Он держал его не во рту, как бывает в сказках, а на столике у кровати.
Караульный поймал блестящий предмет, глянул, и с еще большим рвением стал распутывать цепь. Через минуту ворота распахнулись, Евангелина тронула лошадь, взяла протянутую бляху и направилась к видневшемуся за деревьями каменному дому.
Солдаты смотрели вслед юному посетителю. Что-то новенькое: из столицы стали мальчишек присылать.
– Может, зря пустили без доклада? – молодой солдат еще не утратил окончательно интереса к службе.
– Это посланца-то со знаком Правителей? – хмыкнул усатый. – Не-ет, мы правильно поступили, а лорденышу еще в дверь стучаться и с Фергюсом объясняться. Сам знаешь – зверь, а не кастелян. Есть у меня подозрение, что желторотик очень скоро вернется на поджавшей хвост лошадке и отправит одного из нас с докладом, по всем правилам.
– Поспорим? – загорелся напарник. – Со знаком Фергюс пропустит.
– Тебе б только спорить! Ну давай, забавы ради, на ужин, только без выпивки.
Караульные ударили по рукам.
Евангелина ехала неспеша, стараясь получше разглядеть усадьбу, дабы составить хоть какое-то представление о бароне. Широкая подъездная аллея, по обеим сторонам обсаженная стройными кипарисами, ухоженный сад и дом с затейливыми башенками да балкончиками лишь укрепили подозрения, зародившиеся при виде стены туй и решетки ворот. Похоже, Витби тщеславен и любит пускать пыль в глаза. Возможно, считает себя утонченной натурой и ценителем прекрасного. Почему бы и нет? Должность-то у него незавидная – тюремщик, надзирающий за каторжниками. Дворян не принято принуждать к подобным занятиям. Хьюго, скорее всего, соблазнил не слишком родовитого барона деньгами, почему бы дочери герцога Адингтона не использовать ту же слабость?
Привязав лошадь к коновязи у дома, девушка взошла по ступеням и постучала в массивную дубовую дверь с коваными фигурными петлями. Ждать пришлось недолго, тяжелая створка распахнулась, но обнаружившийся за ней слуга не успел выслушать посетителя. Отодвинувший его мужчина с чрезвычайно надменным лицом осведомился, кто смеет беспокоить лорда без доклада. Ив не привыкла тушеваться перед слугами. Да, герб Правителей тут же усмирил бы зарвавшегося кастеляна, но она и сама отлично может сбить с него спесь. Ледяным, не терпящим возражений тоном девушка заявила, что ей необходимо срочно переговорить с бароном Витби, дополнив слова для пущей действенности убийственным взглядом.
Загородивший вход мужчина моргнул и несколько мгновений смотрел на безусого мальчишку, который вел себя так, будто приходитлся родней Правителю, не меньше. Выговор у юнца и впрямь чистый, да и зыркает, словно готов мечом проткнуть, если что не по нем. Нет, с таким задираться себе дороже, придется доложить лорду, тот после обеда в благодушном настроении, может, и примет.
Кастелян поклонился и пригласил гостя в дом, попросив подождать, пока господин барон узнает о его прибытии.
– Я спешу, – Евангелина с усмешкой показала золотую бляху, добивая укрощенного слугу.
Герб ускорил дело: необходимости спрашивать лорда, соизволит ли он принять посланца Правителя, не было.
Внутренее убранство дома добавляло уверенности в легком успехе: по стенам в изобилии висело богато разукрашенное оружие вперемежку с гобеленами неплохой работы. Попалось и несколько картин современных мастеров. Дочь Правителя хорошо знала стиль модных живописцев, на ее вкус помпезный и аляповатый. Во дворце их творения украшали почти все парадные залы, а один из художников писал несколько лет назад портрет первой красавицы Алтона. На всю эту показную роскошь надзирателю требовались деньги, и немалые.
Кастелян довел гостя до нужной двери, постучал, и, получив разрешение войти, хотел доложить о посланнике, но наглый юнец отпихнул его и прошел в кабинет лорда, резко захлопнув за собой тяжелую створку.
Ив поспешила, ибо не хотела пугать Витби именем Правителя. Подобное прикрытие полезно, чтобы приструнить караульных или зарвавшихся слуг, с дворянином начинать разговор следует по-другому.
Оказавшись в кабинете барона, девушка тут же изобразила любезнейшую улыбку, отвесила глубокий поклон и произнесла положенные приветствия. Надзиратель, тучный мужчина средних лет, в первое мгновение опешил, но, увидев, что гость груб лишь со слугами, поднялся из-за письменного стола и вполне радушно ответил юноше, предложив тому сесть. Обед сегодня был особенно хорош, почему бы не выслушать этого мальчика, судя по манерам и выговору, происходящего из знатного рода, даром что одетого не лучше среднего горожанина.
– Как вас зовут, молодой человек? – осведомился барон.
– Не сочтите за дерзость, мой лорд, но я вынужден сохранить свое имя в тайне. Покорнейше прошу прощения и надеюсь, это, – Евангелина протянула хозяину знак посланца, – убедит вас, что родом ваш гость не из придорожной канавы.
– О, ваше происхождение не вызывает у меня сомнений! – любезно улыбнулся Витби, слегка обеспокоенный гербовой бляхой. – Но почему посланец Правителя не может назвать свое имя?
– Я не посланец, мой лорд. Этот знак был пожалован его величеством герцогом Адингтоном моему отцу за особые заслуги перед Алтоном. Я предъявил его, дабы исключить сомнения в моем происхождении, которое не могу раскрыть. Дело, что привело меня сюда, барон, довольно щекотливое, к тому же личного свойства, – девушка замялась, изображая смущение. – Могу ли я рассчитывать, что оно останется между нами?
– Безусловно! – надзиратель был заинтригован, но старался не подавать вида. Получалось плохо, и Евангелина в душе потирала руки.
– Я принадлежу к одному весьма известному роду, который недавно постигло несчастье, – дочь Правителя начала заблаговременно подготовленную и отрепетированную перед зеркалом душераздирающую повесть.
Сжигаемый любопытством барон попытался изобразить на лице понимание и сочувствие, гримаса оказалась столь неудачной, что Ив пришлось прикусить щеку изнутри, борясь со смехом.
– Единственную дочь моего отца, любимую сестру несчастного, что сидит перед вами, похитил один негодяй...
Во время репетиций Евангелина поначалу не могла сдержать смех, ибо звучало повествование необычайно глупо и заезжено. Постепенно она нашла подходящий образ – напыщенного недалекого юнца, помешанного на родовой чести. Тут же пришли правильные фразы и интонации – примерно как в высокой трагедии, оторванной от настоящей жизни и обыденной речи. Звучит нелепо, но она знала по крайней мере двух придворных кавалеров, которые именно так и изъяснялись. Что до истории – в ней должно быть поменьше вычурности и побольше намеков на непристойности. Скучающий в глуши барон непременно клюнет, на такое и столичные жители охотно ведутся. А главная составлющая, конечно, искренность. Прерывающийся от волнения голос, слезы на глазах – и сочувствие обеспечено.
