Текст книги "Долгорукова"

Автор книги: Руфин Гордин

Соавторы: Валентин Азерников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

   – А кто он?

   – Товарищ министра путей сообщения. Мы строим новую железную дорогу.

   – Ой, Сашенька, хорошо ты напомнил. Нам предложили акции этой дороги. Мне и Мише. И Варе.

   – Фон Мекк?

   – Нет, другой претендент, Ефимович.

   – Да? Что ж ты не сказала раньше. Министерство уже рекомендовало отдать концессию фон Мекку. И Комитет министров поддержал.

   – И ты?

   – Я не возражал. Отчего же?

   – Сашенька, а нельзя переменить дело? Чтоб этому отдать – Ефимовичу.

   – А тебе-то что за разница, Катенька?

   – Ну как, Саша, он акции нам даёт и комиссионные.

   – Ну что за беда, ты разве нуждаешься. Скажи, сколько тебе нужно...

   – Ах, нет, Саша, это не то. Это на будущее, мало ли что. А потом не только мне, но и Мише, и Варе. Они же так преданы нам. Если б не их помощь... Ну да ты сам знаешь, они весьма стеснены в средствах, и для них эти комиссионные... Ладно? – Она поднялась в постели и, стоя на коленях, смотрела на Александра. Он приблизился, прижался лицом к её груди. – Пусти, ты щекочешь. Ну так что – решено? Сделаешь?

   – Но как, Катя, как? Я только что дал согласие на фон Мекка. Государь не может менять свои решения каждый день...

25 июня 1871 года. Сад виллы «Петит Элизе».

Катя, Варя и Александр играли в беседке в карты. Варя сделала ход и сказала:

   – А если бы Ваше величество сказали, что у вас появились новые сведения о личности этого фон Мекка и, учитывая открывшиеся обстоятельства, вы не можете доверить ему такое важное дело?

   – Какие обстоятельства, Варвара Игнатьевна, – Александр положил карту.

   – Ваша бита, Ваше величество, – сказала Варя. – Да любые обстоятельства. Ну, скажем, агенты господина Потапова обнаружили его связи с немецкими банками. Он же из немцев?

   – Ну и что с того, любезная Варвара Игнатьевна, – Александр сделал новый ход. – Я тоже из немцев, как вы говорите. Моя матушка, как вы знаете, была немецкой принцессой. Так и меня теперь заменить прикажете?

   – О нет, что вы, Ваше величество! У меня и в мыслях не было ничего подобного.

   – Вот видишь, Катенька, – Александр обратился к молчавшей до сих пор Кате, – когда я говорил тебе, что у женщин словам не всегда предшествуют мысли, ты спорила. Теперь ты видишь, что я был прав? Твой ход.

   – Какой ты противный, – сказала Катя, кладя карту, – Варя просто неудачно выразилась.

   – Вот-вот, я об этом и говорю. Нет уж, мои любезные дамы, в картах можно взять ход назад, – Александр бросил карты на стол, – да и то вы мне не даёте, а в государственных делах... Никак невозможно.

Варя выразительно поглядела на Катю и сказала:

   – Я пойду лимонаду принесу, что-то пить хочется, – и она пошла в дом.

Катя подождала, пока она скрылась, и сказала недовольно:

   – Саша, ты меня ставишь в такое положение перед всеми...

   – Перед кем – всеми, ангел мой?

   – Да хоть даже и перед Варей. Не желаешь исполнить мою просьбу и ещё выставляешь меня дурой.

   – Да что ты, Катенька, не о тебе же речь шла – вообще о женщинах, да и потом, я в шутку это сказал.

   – Конечно, разве это серьёзно – моё будущее, будущее людей, которые тебе служат верой и правдой, хоть и навлекают этим на себя всеобщее презрение. И ты не хочешь им подарить... да нет, не подарить даже, это не от тебя лично и не от казны, это чужие деньги. Не всё ли тебе равно, кто будет строить эту дорогу.

   – Я полагаюсь на рекомендацию министра путей сообщения.

   – Вот-вот, видишь. Ему не всё равно, потому что он лично заинтересован в Мекке. Значит, министру можно получать комиссию, а нам нельзя.

   – С чего ты взяла это, Катя? Что за вздор огульно обвинять человека?

   – А то ты не знаешь, что твои министры берут взятки.

   – Да тут весь Комитет министров поддержал проект фон Мекка.

   – Ну значит, он всем им дал. Им ты позволяешь думать о своём будущем, а нам нет, хотя их будущее и так обеспечено.

   – Но твоё будущее...

   – Ах, оставь, Саша, это ты сейчас так говоришь. А бросишь меня...

   – Катюша, да разве это возможно?

   – А другим, другим ты что говорил?

   – Что говорил?

   – Ты что им говорил в самом начале: я вас скоро оставлю? Вот потанцуем немного, и оставлю? Ты говорил так?

   – Нет, естественно.

   – Естественно...

   – Но что ж ты сравниваешь – их и себя.

   – А ты, ты разве не сравниваешь нас?

   – Я?

   – Когда ты говоришь, что я лучше всех, что ты так никогда никого не любил...

   – Но это всё правда, только при чём тут железная дорога?

   – Ты опять всё к шутке сводишь. Тебе забавно видеть, как кто-то заботится о своём будущем, тогда как твоё предопределено свыше от рождения. Да?

Александр встал.

   – Что-то я сегодня всё время в проигрыше. Пойдём, поднимемся к тебе.

   – Нет, я не хочу. У меня голова болит. Хочу побыть на воздухе.

   – Но здесь неудобно говорить. Вон Варя идёт.

   – А что говорить, Саша? Ты всё сказал: тебе твои министры дороже меня. Ну вот с ними и уединяйся...

26 июня 1871 года. Эмс. Отель «Катр-Тур».

В своих апартаментах Александр беседовал с бароном Дельвигом.

   – Барон, скажите господину Бобринскому, что я решил отменить своё решение по поводу концессии и более склоняюсь отдать предпочтение заявке господина Ефимовича.

   – Но господин фон Мекк уже уведомлен, что Ваше величество соизволили высочайше одобрить его представление.

   – Ну так извинитесь перед ним за этот раз, мы найдём способ компенсировать его потери.

   – Я непременно тотчас же по приезде доложу господину министру Ваше высочайшее указание, но, боюсь, я не смогу объяснить ему, чем оно вызвано. В техническом и финансовом отношениях проект господина Мекка заметно предпочтительней.

   – Вы полагаете, барон, что я во всех случаях обязан объяснять причины своих решений?

   – Нет, Ваше величество, я далёк от этой мысли. Более того, я полагаю, что такие случаи могут иметь место. Но я также думаю, что в этих случаях преданные слуги Вашего величества, коими являемся, я и мой министр, могут расценить это как знак недоверия себе и скрытое пожелание Вашего величества, чтобы мы подали в отставку.

   – Ну что ж, барон... Если вы и господин Бобринский ставите свою преданность Государю в зависимость от какого-то подрядчика, то я не смею удерживать вас от этого шага...

В этот же день, часом позже. Вилла «Петит Элизе».

Коляска Александра подкатила к дому. Ему навстречу вышла Варя и сказала:

   – А Кати нету.

   – Как нет? – изумился Александр. – А где же она? Она в это время всегда дома.

   – Она в салоне, платье мерит.

   – Платье? Она мне ничего не говорила про это.

   – Она, верно, хотела сделать вам сюрприз.

   – А как скоро она вернётся?

   – Не знаю, Ваше величество. Я уж и сама беспокоюсь.

В это же время. Аллея у источника.

По аллее шла Катя в новом платье. Рядом с ней шёл X. Вдали слышалась музыка, играл духовой оркестр. Катя торопилась, но X. пытался её задержать.

   – Погодите, Катя, не уходите, я ещё не сказал вам самого главного.

   – Я не хочу ничего слышать. Я ещё раньше сказала вам...

   – Но вы же не знаете, зачем я здесь, на что пошёл, чтобы иметь возможность видеть вас, какие унижения стерпел и терплю только ради того, чтобы мельком увидеть вас.

   – Я не желаю знать ваших обстоятельств, увольте меня от них. Один раз вы навязали мне своё общество, чтобы обманом поставить меня в ужасное положение. Тогда ваш план не вышел, вы хотите снова повторить его...

   – Это не мой план, я и не знал, с какой целью мною воспользовались.

   – Ну так скажите тому, кто вас снова послал, что второй раз...

   – Меня никто не посылал. К вам – никто. Я взял на себя некую обязанность здесь, чтобы иметь возможность приехать сюда, мои обстоятельства не позволяли мне этого, а ждать, пока вы вернётесь, было выше моих сил. Да и здесь нам легче видеться. Там я вынужден скрываться, я сменил имя, живу по подложному паспорту, вот и внешность пришлось... Меня могут искаться коли нашли бы...

   – Я же просила вас не посвящать меня в ваши обстоятельства. Они мне вовсе не интересны.

   – Но они же и ваши обстоятельства. И ваши.

   – Мои? С какой стати?

   – С той, что кто-то ведь тогда хотел причинить вам зло. С моей помощью, винюсь, и всю жизнь буду молить прощения, но этот кто-то ведь и сейчас опасен вам, и даже более, чем тогда, раз тот план не удался... И кто знает, может, сейчас, в эти минуты, делается что-то ещё, чтоб погубить вас? А вас некому защитить.

   – Меня есть кому защитить.

   – О, нет, вы заблуждаетесь. Если вы думаете, что вас может защитить тот, кто невольно является причиной вашей опасности, вы очень заблуждаетесь. Он слишком высоко, а подлость творится внизу. И я умоляю вас позволить мне защитить вас... Если я не прав, если вам ничего не грозит, тем лучше. Но если хоть в малой степени мои опасения окажутся справедливы...

   – То я обойдусь без вас, – перебила его Катя. – И прошу вас никогда больше не приближаться ко мне и не вынуждать меня обращаться к помощи тех, кто сможет меня от этого наверняка уберечь.

   – Вы мне грозите?

   – Я вас предупреждаю.

   – Ну что ж... Тогда и я предупреждаю вас: мы всё равно ещё увидимся. Но если обстоятельства, при которых это произойдёт, вам покажутся ужасными, пеняйте только на себя – я хотел иного...

2 июля 1871 года. Эмс. Вилла «Петит Элизе».

Варя ворвалась в комнату Кати – возбуждённая, помолодевшая.

   – Ну, слава Богу, всё решилось.

   – Что решилось?

   – С концессией. Пусть будет фон Мекк, нам теперь всё равно.

   – Что так?

   – Он нам даёт те же условия, что и Ефимович – полтора миллиона и акции. Так что можешь ни о чём не просить Государя.

   – Но он уже переиграл всё.

   – Ну и что? Мы-то в выигрыше в любом случае.

   – Но как же так? Я же просила его, унижалась. Да и ему отменить своё прежнее решение...

   – Господи, что за нежности. Он же император, что ему стоит сделать такой пустяк.

   – Ты неверно судишь о нём. Любому чиновнику нарушить правила – это одно, а Государю...

   – Знаешь, дорогая моя, что я тебе скажу. Если ты будешь так понимать своё положение, что ещё и жалеть станешь не себя, а его, ты знаешь, что с тобой будет? Вон пойди погляди на всех этих фрейлин, из бывших «умилений». Без семьи, без детей, без средств к самостоятельному существованию – на казённой милости. Выгони их завтра из Зимнего – куда они денутся, кому нужны? Этого ты себе хочешь? Доживать век в воспоминаниях?

   – Александр Николаевич очень добр ко мне и щедр.

   – Да, да, слышала. И вижу. Но он на тридцать лет старше, милая, ты это понимаешь? Хорошо, что Господь дал ему счастье быть здоровым до его лет. Но он не вечен. Романовы вообще долго не живут.

   – Я не хочу вообще об этом думать, зачем ты?

   – Затем, что я люблю тебя и не хочу, чтоб ты повторила судьбу многих.

   – У меня своя судьба.

   – Особая?

   – Особая.

   – Ну хорошо бы так. А коли нет?

   – Ну, значит, такова Божья воля.

   – Ты поговорку знаешь: на Бога надейся...

   – Ну, а ты-то сама, что ж ты оплошала?

   – Потому что тоже дура была, тоже думала, что всё это вечно и что у меня особая судьба. Вот и додумалась – в приживалках у другой такой дуры хожу.

   – Варя, как ты можешь! Ты как сестра мне. Маша даже ревнует, говорит, я с тобой ближе, чем с ней. И верно – разве она знает обо мне всё, что ты знаешь? И не смей говорить так никогда. И думать даже так не смей. Обещаешь?

   – Ладно, ладно.

   – Нет, обещаешь?

   – Ну, хорошо – обняла Варя её, – обещаю. Я хотела сказать тебе, – она шёпотом произнесла это в самое ухо, – ты не будешь против, если я сегодня вечером уйду?

   – Нет, конечно, – Катя отстранилась и посмотрела на неё. – А куда, если не секрет?

   – А если секрет?

   – Да? Ой, Варя, я так рада за тебя. А то мне даже неловко было. Я тут... – она смущённо улыбнулась, – а ты всё одна, да одна. А кто он? Из наших? Или иностранец?

   – Наш, наш.

   – А кто такой?

   – Да сама ещё не поняла.

   – Ну ладно, дай Бог тебе. А в чём ты пойдёшь? Возьми моё новое платье. Он тогда положительно не устоит.

5 июля 1871 года. Эмс.

Варя торопилась, шла по парку к видневшейся вдали гостинице. Навстречу ей проехала карета. Вдруг она остановилась, и Варя услышал голос Александра: «Катя!» Она обернулась – из кареты вышел Государь.

   – Ах, это вы, Варвара Игнатьевна... Я обознался, думал Катя. Платье, похоже.

   – Ах, да, да... я заказала себе такое же.

   – На прогулку?

   – Да, Ваше величество.

   – Ну что ж, желаю приятно провести время.

И карета уехала.

Этой же ночью. Вилла «Петит Элизе».

Варя сидела на постели около Кати. Та была со сна, но, видя, что Варе необходимо выговориться, пыталась прогнать сон.

   – ...Он такой странный, – шёпотом почему-то говорила Варя. – Представляешь, не позволил снять платье. Не могла же я сказать, что оно не моё. Ты не сердись, я завтра поглажу, будет как новое.

   – Ну и что, Саша тоже иногда...

   – Их разве угадаешь. Одному темноту подавай, другому – чтоб все свечи горели.

   – Ты у него была?

   – В гостинице.

   – А который час теперь?

   – Заполночь. Я разбудила тебя? Извини.

   – Не важно. Я ждала, ждала и... – Катя зевнула.

   – А Александр Николаевич не приезжал разве? Я видела его, он ехал в эту сторону.

   – У него приём сегодня в честь Бисмарка.

   – А я есть хочу – как сто волков. Ты не хочешь за компанию?

   – Нет, я поздно ужинала. Думала, ты вот-вот придёшь.

   – Ну уж дай погулять от души.

   – А он хорош собой?

   – Да, очень. Один недостаток – молод. Моложе меня.

   – Сильно?

   – Вечером ещё ничего, а как днём меня увидит...

   – Вздор, ты прелесть как хороша. Завтра же позовём парикмахера. Вы завтра опять встречаетесь?

   – Да, вечером. Если я не нужна тебе.

   – Нет, нет, иди конечно же. А в другой раз позови его к нам.

   – Ты думаешь, удобно?

   – Когда Саши не будет.

7 июля 1871 года. Вилла «Петит Элизе».

Варя накрывала на стол к чаю.

   – Я пирожных купила, – сказала она Кате. – Будем толстеть.

   – Нет, ты знаешь, я пирожные не буду. Саша так неравнодушен к моей фигуре.

   – Выпьешь английской соли.

   – Ну что за резон: наслаждаться, чтоб потом страдать?

   – А, по-твоему, лучше совсем ничего, да? Ни наслаждений, ни страданий?

   – Ну, есть другие наслаждения кроме гастрономических.

   – Но и страдания при них свои есть тоже. Тебе просто пока везёт, что ты избежала последствий.

   – Везёт?

   – Конечно, ты знаешь, сколько женщин после родов теряют фигуру или вообще болеть начинают. Ты сейчас для него совершенство – и молода, и хороша. А родила бы... Больная и усохшая у него уже есть.

   – Фу, какая ты злая. – Зазвонил колокольчик. – Это он?

   – Да, наверное. А где же фрау Минх?

   – Я отпустила её до завтра.

   – Я тогда открою. – Варя вышла из комнаты.

Из коридора донеслись голоса. Катя у зеркала поправила волосы. В зеркале она увидела, как вернулась Варя вместе с каким-то мужчиной, но разглядеть его Катя не могла – Варя заслоняла его.

   – Вот, – сказала Варя, – позволь тебе, Катюша, представить нашего соотечественника. – Варя чуть отошла в сторону, и Катя увидела X. Тот смотрел на её отражение в зеркале, чуть усмехаясь. Катя словно онемела, не решаясь повернуться. Ты чего, Катя? – удивилась Варя.

Катя справилась с собой и повернулась к ним.

   – А это моя подруга, – сказала Варя X. – Но раз вы не желаете говорить своего имени... Представляешь, – сообщила она Кате, – упорно не говорит, как его зовут. Икс – говорит. Ну да ладно, а ты тогда К. будешь. Вот ему. Господин X., позвольте представить вас госпоже К. А я тогда буду госпожа В. Вот, и давайте играть в алфавит. Господин Икс, не желаете ли выпить ч.?

   – С удовольствием, дорогая В. И ч. и п. они очень аппетитны, – X. поглядел на пирожные. – А я, как вы уже знаете, сластёна.

Варя разлила чай.

   – А тебе, моя дорогая К., налить? – спросила она у Кати.

   – Нет, спасибо, у меня что-то голова вдруг... Мигрень, верно.

   – Вот видите, противный X., как вы действуете на незнакомых женщин – сразу мигрень.

   – Я пойду к себе, лягу. Вы извините меня.

Катя обращалась подчёркнуто к Варе. Не дожидаясь ответа, она вышла.

Варя посмотрела на X.

   – Вы что, знакомы с ней?

   – Нет, отчего ты так решила?

   – Как-то странно она себя вдруг повела.

   – А я всегда так на женщин действую: или сразу нравлюсь, или сразу мигрень.

   – Ну, мне ты не сразу понравился, хотя и мигрени не вызвал.

   – Это хороший признак, значит – надолго.

   – До чего же ты самоуверен.

   – Отнюдь, я скорее уверен в тебе. – Он привлёк её к себе и поцеловал. Она отстранилась.

   – Не надо, она может вернуться.

   – Пойдём тогда к тебе.

   – Нет, неудобно. Лучше знаешь как? Ты уходи, а потом тихонько вернёшься. Я дверь не закрою.

В это же время. Комната Кати.

Катя лежала на постели в платье, повернувшись лицом к стене. Варя тихо постучала, приоткрыла дверь, заглянула. Шёпотом спросила:

   – Ты спишь?

Катя, закрыв глаза, не отвечала.

Варя постояла немного и тихо вышла.

Чуть позже. Комната Кати.

Катя лежала в постели, но уснуть не могла. Сверху, с мансарды, слышались приглушённые голоса – мужской и женский. Затем они смолкли, но послышались стоны, сначала короткие, потом всё протяжней и протяжней... Катя накрыла голову подушкой, спряталась под одеяло, но потом вдруг резко села, взяла с тумбочки пузырёк с лекарством, вылила его на пол. И стала стучать кулаком в стену и звать громко:

   – Варя! Варя!

Наверху все звуки смолкли. Потом послышались шаги по лестнице и в дверь вошла Варя – в халате, встрёпанная.

   – Ты что, Катя? Ты звала?

   – Мне нехорошо, Варя. А лекарство пролилось. Руки не держат. Сходи, пожалуйста, в аптеку, попроси новых капель.

Но теперь ночь.

   – Разбуди аптекаря, он там же живёт, наверху. Объясни – приступ мигрени. Я прошу тебя. – Последнюю фразу Катя произнесла тоном приказа, а не просьбы.

   – Хорошо, Катя, ладно. Я только оденусь.

Слышно было, как хлопнула входная дверь. Катя подошла к окну. В слабом свете газовых фонарей виднелась удаляющаяся фигура Вари. Катя накинула халат, открыла свою дверь и прислушалась.

В это же время. Комната Вари.

X. сидел в Вариной постели по-турецки и курил папиросу. Вдруг, скрипнув, медленно открылась дверь и в проёме появилась женская фигура. Сначала она лишь угадывалась в темноте, но потом оказалась в полосе света, падающего из окна. X. узнал Катю.

   – Зачем ты пришёл? – тихо спросила она.

   – Увидеть тебя. Я же обещал.

   – Ты знал, что мы с Варей вместе? – Он не ответил. – Знал. Зачем ты это, – она сделала ударение на слове «это», – сделал?

   – Чтобы ты пришла ко мне. Сама. Не я к тебе, а ты ко мне.

   – Негодяй.

   – И ты пришла.

   – Зачем ты Варю обманул? Она-то тебе что сделала?

   – Она не внакладе.

   – Негодяй, – повторила Катя. – Какой же ты негодяй.

Чуть позже. Вилла «Петит Элизе».

Варя вошла в дом, прислушалась. Всё было тихо. Она открыла дверь в Катину комнату – та лежала к ней спиной. Она подошла, заглянула ей в лицо. Катя, похоже, спала.

Варя поставила на тумбочку пузырёк с лекарством и вышла из комнаты.

Открыв свою дверь, она увидела, что постель пуста...

10 июля 1871 года. Эмс. Окрестности.

Александр и Катя ехали в открытой коляске по лесной дороге. Александр правил лошадьми сам. Сзади ехала вторая коляска с охраной и императорским кучером.

   – Но что случилось вдруг? – спросил Александр Катю. – Вчера нельзя к тебе, сегодня нельзя...

   – Я же сказала – Варя заболела.

   – Ну так она на другом этаже.

   – Там всё слышно.

   – Не знаю, как-то странно всё. Ну хорошо, она заболела, но ты-то что такая?

   – Какая?

   – Не такая как всегда. Сторонишься меня.

   – Я же с тобой сейчас.

   – Внутри себя. Я ощущаю это. Ты третий день даже не дотронулась до меня. Я тебя что, чем-то обидел?

   – Да нет, – она отвечала вяло, нехотя.

   – Так в чём же дело?

   – Да ни в чём. Ну просто... Ну может же быть у меня настроение, отличное от твоего.

   – Может, конечно.

   – Или нездоровье?

   – Может. И бывало. Но ты никогда при этом не сторонилась меня.

   – Саша, ну что ты мучаешь себя и меня. У тебя же тоже есть здесь и дела свои, и обязанности. И ты бываешь в разном настроении. Ну что за претензии...

   – Помилуй, Катенька, у меня нет никаких претензий. Но мы придумали поехать сюда, чтобы быть вместе...

   – Да, тайком, как шпионы, по чужому паспорту.

   – Для нашей же пользы.

   – Там всем врала, что еду в Ригу, здесь всем вру, что я рижская гражданка...

   – Но, Катя...

   – Должна усылать Варю из дому...

   – Но это ведь...

   – А ты не приходишь, и я сижу вечерами одна.

   – Это было один раз.

   – А потом ты удивляешься, почему я такая, а не такая. Я вообще удивляюсь, что я какая-то. Мне иногда хочется закрыть глаза и не открывать их больше. И не видеть все эти взгляды – сочувствующие, презрительные, жалостливые, злые... На тебя так не смотрят, поди-ка попробуй, а на меня можно – за двоих. Тебе одни удовольствия, а платить за них мне одной.

   – Но это вздор, Катя. И я не понимаю, почему ты вдруг, ни с того ни с сего...

   – Я устала, Саша.

   – От меня?

   – И от себя, и от Вари, и от этой жизни...

   – И от меня?

Она не успела ответить. Они в это время проезжали мимо придорожной таверны, где столики стояли прямо на траве под цветными зонтами, и за одним из столиков сидели Варя и X. Они повернулись, увидав коляску, и улыбнулись им. Александр с удивлением посмотрел на Катю.

   – Но, позволь... Ты же сказала, она больна? – Катя молчала. – А кто этот человек? Он знаком тебе? – Катя покачала головой. – Но он посмотрел на тебя так, словно вы хорошо знакомы, на незнакомых так фамильярно не смотрят. – Катя молчала, отвернувшись. – Катя, что это всё значит? Не молчи. Что за странности сопровождают последнее время наши отношения? То история с брошью, теперь вот болезнь Вари... Знаешь, я всегда очень чувствую неправду, фальшь, и вот здесь мне что-то говорит, что что-то здесь не так, ты мне что-то недоговариваешь или говоришь неправду... Объясни, Катя...

Она вдруг заплакала.

   – Хочу домой... Домой... К своим, к Маше хочу... Я уеду, отпусти меня...

   – Но мы скоро уже едем вместе, неделя осталась.

   – Не хочу этих красот украдкой, прогулок подальше от города, чтоб, не дай Бог, не увидел никто... Хочу ходить, куда я хочу, с кем хочу...

   – А со мной не хочешь?

   – Пусти. Останови. Я сойду.

   – Куда ты пойдёшь? До города же...

   – Останови, или я выпрыгну!

   – О, Господи, что с тобой? – Александр остановил коляску. Катя вышла и пошла назад. Когда она проходила мимо второй коляски, сидящие там мужчины как по команде стали смотреть в другую сторону. Кучер слез и побежал к царской коляске.

А потом Катя и Александр шли по лесу вдоль дороги, а на почтительном расстоянии от них медленно ехали два экипажа...

7 октября 1871 года. Петергоф.

Александр и Катя стояли у кромки залива.

   – Я долго думал над тем, что ты мне говорила в Эмсе. – Александр чертил носком сапога узоры на песке и говорил медленно, обращаясь скорее к себе самому, чем к Кате. – И пришёл к печальному выводу, что ты права. Я и впрямь не должен более удерживать тебя подле себя... Лишать тебя будущего... нормальной семьи... детей... Я говорил тебе, что и у нас семья, это верно, я и сейчас так думаю, но, конечно же, особого рода, и ты вправе не считать её полноценной. И верно, я был слишком эгоистичен, когда считал, что ты должна быть счастлива потому, что счастлив я... – Он стер носком рисунок и принялся чертить новый. – И очень жаль, что это не так. Мне было трудно решиться – ты для меня смысл жизни, но, если наш разрыв неизбежен, лучше это сделать сейчас, пока ещё есть для этого силы... – Он замолчал, потом повернулся к ней. – Я куплю тебе дом, обеспечу тебя, ты будешь вполне завидной невестой.

   – Господи, – отстранилась от него Катя, – как же вы смеете так говорить?!

   – Как?

   – Кто же возьмёт меня после... Да нет человека, кто бы не знал о нас, на мне это как клеймо...

   – И что? Ты думаешь, это умаляет твою репутацию? Я думаю – напротив. Да коль захочешь, это и не твоей заботой будет.

   – Боже, Боже, какая пошлость... Ваше величество, что же вы так невеличественны ко мне... Сбыть меня как уценённый товар какой, как вещь, бывшую в употреблении и ставшую ненужной... И говорить об этом так спокойно, словно в торговых рядах...

   – Катя!

   – Я-то думала, что вы хоть сколько любите меня, а оказывается, такая пошлость...

   – Катя!

   – Сколько же вы за меня приплатите, Ваше величество, чтобы сбыть с рук? И чтоб не внакладе остаться?

   – Катюша...

   – Ну так вот что я вам скажу, Ваше величество. Вы рискуете сильно потратиться, потому что сбывать вам меня придётся не одну.

   – Что значит не одну? С кем же? С Варей?

   – С ребёнком, Ваше величество.

   – С ребёнком? – шёпотом переспросил Александр. – Ты ждёшь ребёнка?

   – Испугались? – Катя нехорошо засмеялась.

   – Катя! – он шагнул к ней, она отодвинулась от него, почти вступив в воду. – Ты уверена?

   – Представляете, как повезёт кому-то – уже и ребёночек готовый, Государь обо всём позаботился, – Катя говорила ломким голосом, она плакала, но слёзы срывал с лица ветер.

   – Катя, замолчи! – Александр схватил её за руки и сильно встряхнул.

   – Что? Что? – она подняла к нему искажённое рыданиями лицо. – Что прекратить? Жить? Прикажите, я же ваша подданная. А нет, так Шувалов рад будет услужить...

   – Катя! – он зажал ей рот рукой, рука стала мокрой от слёз. – В уме ли ты? Что ты говоришь...

Она плакала уже навзрыд, став некрасивой, слёзы мешались с солёными брызгами, она размазывала их по лицу. Александр разводил её руки, целовал лицо, ощущая солёность слёз и моря. Она вздрагивала всем телом, пыталась что-то сказать, но вырывались только отдельные слова:

   – Говорил... вечно... всегда... пять лет... дура... кончено... – Это слово она повторила как заклинание: – Кончено... Кончено...

   – Катенька, любовь моя, что кончено, всё только начинается. Кончено только плохое, что было меж нами. Я не знаю, что это было, и не хочу теперь знать. Тебе теперь надо успокоиться и беречь себя. И его... или её... И нас. Мы теперь повязаны с тобой навечно...

8 октября 1871 года. Санкт-Петербург. Мраморный дворец.

Александр взволнованно ходил по кабинету, его брат, Константин Николаевич[10]10
  Константин Николаевич (1827-1892) – великий князь, второй сын Николая I, генерал-адмирал. С 1853 по 1881 г. руководил Морским министерством. Либерал, провёл ряд прогрессивных реформ.


[Закрыть], сидя на диване, только головой вращал, следя за ним.

   – Да как же не волноваться, Костя, когда через несколько месяцев свидетельство её... – он махнул рукой, – будет предъявлено для всеобщего обозрения.

   – А то так никто не знает.

   – Одно дело догадываться, а другое – иметь доказательство.

   – Знаешь, вслух никто не посмеет. А шёпотом, шёпотом и так говорят. Ну и что с того? Когда моя забеременела и перестала танцевать и весь театр, и вся публика узнали – отчего, я тоже сначала переживал: как же её честь, моя честь, моя бедная Анна Иосифовна, ей уж, наверное, донесли эту весть... А потом гляжу: день проходит, два, неделя, месяц – ничего не происходит, как всё было, так и есть. А когда она родила и потом вернулась на сцену, все и вовсе всё забыли. Поохали и довольно. Жизнь всегда идёт своим чередом, это только нам кажется, что на нас свет клином сошёлся.

   – Тебе проще, Костя, ты не на троне, с тебя и спрос другой.

   – Ну да, ну да... Но всё же: с брата государева тоже не простой спрос. Всё, Саша, забудется, дай только Бог, чтобы она благополучно разрешилась.

   – Да, и это тоже. И вот ещё и фигура её – вдруг испортится? Станет как эти...

   – Почему обязательно станет? Вот моя – не стала же. И танцует даже снова. И потом – ты можешь что-нибудь изменить?

   – Нет. Да и не хочу, признаться. Она так счастлива этим, так горда, прямо светится вся.

– Ну и замечательно. Ты дал ей то, без чего любая женщина, как бы ни любила тебя, всё равно чувствовала бы себя обделённой. А так ты даёшь ей не только свою любовь, но и её доказательство...

17 января 1872 года. Зимний. Комната Николая I.

Александр в халате смотрел придирчиво на стоящую перед ним обнажённую Катю и командовал:

   – Повернись... Боком... Ну так где же он? Не видно ничего. Ты меня обманула.

   – Есть, Сашенька, есть. И он уже тукает там, я слышу.

   – А сколько же ещё? Когда же?

   – К концу апреля, Саша...

29 апреля 1872 года. Улицы Санкт-Петербурга.

Карета в сумерках ехала по городу, в сторону Зимнего. Подъехала к нему сбоку, остановилась у маленького подъезда. Из кареты вышла Катя, открыла своим ключом дверь и вошла во дворец.

В это же время. Кабинет Николая I.

Катя вошла в кабинет. Её лицо было покрыто капельками пота, видно, что ей плохо. Вслед за ней заглянул старый солдат.

   – Ваше сиятельство, прикажете доложить Его величеству?

   – Да, да, сходи, скажи. Скажи, я жду.

Катя легла на диван, обитый синим репсом, и закрыла глаза. Вбежал Александр.

   – Что? Уже?

   – Да, вроде... Не знаю. Я думала – вот-вот, но сейчас затихло. Я не знаю.

   – Всё будет хорошо, мой ангел. Ты лежи. Я посижу подле тебя.

Катя дремала. Александр поднялся, на цыпочках вышел из кабинета, сказал солдату:

   – Если что – сразу же буди меня. В любое время.

   – Слушаюсь, Ваше величество. Не извольте беспокоиться.

30 апреля 1872 года. Дворцовая площадь.

В 3 часа ночи Санкт-Петербург спал. Спал и Зимний. Только на первом этаже в одном из окон сквозь прикрытые неплотно шторы пробивался ровный огонёк лампы. Вдруг свет заколебался, переместился в соседнее окно, потом вспыхнул на втором этаже.

И распахнулись ворота дворца, и из них во весь опор вырвалась на площадь карета и понеслась в сторону Невского.

А потом она же столь же стремительно подкатила к боковому подъезду, из неё вышел доктор с чемоданчиком и повивальная бабка. Дверь тут же распахнулась – их ждали.

Несколько часов спустя. Часовня Зимнего дворца.

Александр, преклонив колени, молился. Рядом с ним стояла Мария Александровна, чуть сзади наследник с супругой, у дверей – граф Адлерберг и генерал Рылеев.

Александр беззвучно шевелил губами. Хор пел: «Господи, помилуй...» Но слышал Александр свой голос: «Доктор, если нужно, пожертвуйте ребёнком, но её спасите во что бы то ни стало...» А потом в памяти своей он услышал детский крик – первый крик новорождённого. А наяву слышался бас священника: «Да пресвятится имя Твоё, во веки веков... Аминь...»

Когда выходили из часовни, императрица спросила Александра:

   – Что с тобой, Саша? У тебя какой-то странный вид.

   – Нет, нет, всё хорошо. Я мало спал, должно быть.

   – Тебя тоже разбудили какие-то голоса? Я даже думала – у тебя.

   – Да? А я ничего не слышал...

2 мая 1872 года. Зимний. Кабинет Александра.

Александр посмотрел на стоящего перед столом Рылеева и не сразу проговорил: