Текст книги "Полосатый катафалк (сборник)"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 46 страниц)

Глава IX

Адрес Теодора Мандевилла я отыскал в телефонной книге на вокзале в Атертоне. Жил он в самом центре Пало-Альто, в огромном здании гостиничного типа с колоннами, галереей и небольшим, обтянутым ситцем холлом, где нежный аромат лаванды боролся с грубым запахом табака.

Сидящая за столиком консьержка – от нее, по-видимому, и исходил запах лаванды – сообщила мне, что капитан Мандевилл дома. Она позвонила ему по внутреннему телефону, после чего сказала, что капитан ждет меня наверху.

Когда я вышел из лифта, он уже стоял в дверях: сухопарый черноглазый старик с седой шевелюрой, усами и кустистыми бровями, похожими на вторые усы. На нем был серый махровый халат, надетый поверх отутюженной рубашки с черным галстуком.

– Я – капитан Мандевилл. Что вам угодно, сэр?

Я вкратце рассказал ему, кто я такой и кого ищу.

– Я обратился к вам в надежде, что вы сможете рассказать мне о семье этой девушки. Ее зовут Феба Уичерли.

– Дочь Кэтрин Уичерли?

– Да. Насколько мне известно, вы вступили с миссис Уичерли в деловые отношения?

– Да, к сожалению. Но лично я ее не знаю и дочку тоже никогда не видал. Так вы говорите, она пропала?

– Два месяца назад Феба исчезла из колледжа. Последний раз ее видели вечером второго ноября: она сошла с парохода на пристань и села вместе со своей матерью в такси. Любые сведения о ее матери…

– Не хотите же вы сказать, что мать похитила собственную дочь? – перебил он меня.

– Нет, это маловероятно. Но она может знать, где девушка.

– Что касается дочери, то ничем вам помочь не могу, а вот где находится мамаша, знаю.

– Пожалуйста, расскажите.

– Она живет в Сакраменто в гостинице – место, прямо скажем, не самое лучшее – во всяком случае, для женщины ее положения. К несчастью, название гостиницы выпало у меня из головы. Где-то я его записал. Войдите, я поищу.

Он повел меня по коридору к себе в квартиру. Небольшая гостиная была увешана фотографиями. На одной из них мечтательно улыбалась черноволосая красавица, а на всех остальных бороздили моря военные корабли, от миноносцев времен германской войны до линкора второй мировой. Линкор был сфотографирован с самолета и сверху напоминал наконечник копья, лежащий на серой волнистой поверхности моря.

Когда капитан Мандевилл вернулся, я с интересом рассматривал линкор.

– На этом корабле я закончил службу, – пояснил он. – Мой сын, лейтенант Мандевилл, сфотографировал линкор всего за несколько дней до смерти – парня сбили над Окинавой. Хорош корабль, а?

– Очень хорош. Я был на Окинаве.

– Правда? Любопытно. – С этими словами капитан вручил мне вырванный из блокнота разлинованный листок бумаги, на котором карандашом было написано: отель «Чемпион». – Адрес гостиницы я куда-то задевал, но вы ее отыщете без труда. Я ведь не сыщик, и то сразу нашел.

– Последнее время вы поддерживали связь с миссис Уичерли?

– Я пытался с ней увидеться, однако она упорно избегала встречи со мной. Она упрямая и, по-моему, недалекая женщина. – От ярости у старика задрожали губы, а черные глаза под белыми кустистыми бровями вспыхнули, точно раскаленные угли.

– Вы не могли бы рассказать о ней поподробнее? Я не хочу вмешиваться не в свое дело, но мне важно знать, чем последнее время занималась миссис Уичерли. И история с продажей вашего дома тоже остается для меня неясной.

– История длинная и, признаться, довольно гадкая. Я и сам не вполне понимаю, что произошло с моим домом, поэтому и нанял адвоката. Это, впрочем, надо было сделать еще полгода назад.

– Когда миссис Уичерли купила у вас дом?

– В том-то все и дело, что она его у меня не покупала. Я бы ей двадцать пять тысяч долларов никогда не уступил. Такие деньги, сами понимаете, на дороге не валяются. На двадцать пять тысяч нагрела меня не она, а один жулик, агент по продаже недвижимости Мерримен.

– А миссис Уичерли не могла приложить к этому руку?

– Нет, она тут ни при чем. Скорей всего, она стала такой же жертвой Мерримена, как и я. Вместе с тем помочь мне она не пожелала. Пришлось узнавать ее адрес в компании по продаже недвижимости и специально ехать к ней в Сакраменто, чтобы заручиться ее поддержкой. Но она, как я уже говорил, наотрез отказалась со мной встретиться. – Его голос задрожал от еле сдерживаемой ярости. – История темная, и вникать в нее у меня нет никакой охоты. Ясно одно: я свалял дурака, а в моем возрасте сознавать это очень тяжело.

– Как же вас все-таки обманули, капитан?

– Я вряд ли смогу толково объяснить, как было дело. Вам надо бы обратиться к моему адвокату, но в данный момент дело рассматривается судебной комиссией по продаже недвижимости, и он едва ли захочет беседовать с вами на эту тему. В любом случае к пропавшей девушке все это отношения не имеет.

– Я в этом не уверен.

– Что ж, если вы так настаиваете, могу рассказать. Да вы садитесь.

Он снял со стула раскрытый журнал «Яхты», пригласил меня сесть, а сам сел напротив.

– Поскольку прошлой весной у меня умерла жена, а вскоре после ее смерти ушла экономка – вероятно, переносить мой нрав без миссис Мандевилл ей стало совсем невмоготу, – я решил продать дом в Атертоне и перебраться в город. Уж не знаю каким образом, но этот прохвост Мерримен пронюхал про мои планы и предложил мне свои услуги, пообещав продать дом, да еще с пятидесятипроцентной выгодой. Я не бизнесмен, поэтому мне даже в голову не пришло, что подобное предложение само по себе является незаконным. «Старые моряки должны помогать друг другу», – сказал мне Мерримен: во время войны он тоже служил на флоте – правда, резервистом.

Как выяснилось, Мерримен всегда был проходимцем, впоследствии один мой знакомый из управления личного состава рассказывал, что в 1945 году Мерримену пришлось подать в отставку: в то время он занимал пост начальника хозяйственного снабжения в Одиннадцатом округе и, используя свое положение, продавал военнослужащим срочной службы участки земли в Сан-Диего. Ко всему прочему за ним водились карточные долги – Мерримен ведь ужасно азартен.

Тогда, к сожалению, я ничего этого не знал и согласился воспользоваться услугами Мерримена. По моему приглашению он явился ко мне, осмотрел дом и сделал вид, что остался им не слишком доволен; больше того, Мерримен стал говорить, что дом в неважном состоянии, водопроводная система устарела, необходим большой ремонт и так далее. Уходя, он заявил, что, учитывая напряженность денежного рынка, пятьдесят тысяч – самая большая сумма, на какую я могу рассчитывать.

Цифра эта показалась мне вполне приемлемой, ведь в свое время, лет тридцать назад, дом этот вместе с землей обошелся мне всего в двадцать пять тысяч. Неважно разбираясь в ценах на недвижимость, я решил, что стопроцентная прибыль – это совсем не так уж плохо.

Кроме того, – добавил капитан, – мне очень хотелось поскорее уехать из тех мест. Дом ведь строился для миссис Мандевилл, и после ее смерти я не находил себе места: каждая мелочь напоминала мне о покойной. В результате я продал его первому же покупателю. Он предложил пятьдесят тысяч, и мы тут же ударили по рукам.

– Кто это был?

– Имя его я забыл. Мне он сказал, что работает на радио и что его перевели из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. Как выяснилось, не столько перевели, сколько выгнали, – угрюмо хмыкнул старик. – Уже потом я узнал, что этот тип был ведущим музыкальных программ в какой-то захудалой радиокомпании на юге Калифорнии, а выгнали его за то, что он брал взятки со студий звукозаписи. На Полуострове он околачивался уже довольно давно, сидел без работы и снюхался с Меррименом – их часто видели вместе.

– Откуда вы все это знаете?

– От друзей, у меня их много. Я стал – увы, с опозданием – наводить справки и обнаружил, что, купив у меня дом за пятьдесят тысяч, этот прохвост – разумеется, при посредстве Мерримена – продал его миссис Уичерли за семьдесят пять. Мерримен таким образом, сделал «дуплет», как это у них называется.

– Как вы думаете, ваш покупатель действовал по инициативе Мерримена?

– Весьма вероятно. Мы с моим адвокатом решили обратиться в судебную комиссию по продаже недвижимости. Тяжб я никогда не любил, но когда у тебя из-под носа крадут треть суммы… – От бешенства он не смог закончить фразы.

– А кто ваш адвокат, капитан?

– Джон Бернс, человек абсолютно надежный. Я знаю его уже много лет по яхт-клубу. По словам Бернса, Мерримена не первый раз уличают в мошенничестве, но, надеюсь, в последний.

– По мнению Бернса, у вас есть шансы получить назад деньги?

– Бернс полагает, что шансы есть, если только воры эти деньги уже не спустили. С этими жуликами трудно иметь дело, однако мы намереваемся с помощью закона приструнить Мерримена: если он не выплатит мне разницы, то лишится патента. Может, хотя бы это на него подействует.

– А сам Мерримен об этом знает?

– Скорее всего. Я сообщил об этом его жене; неделю назад я пошел к нему домой – хотел с ним поговорить, но прохвост сбежал через черный ход. Его жена пыталась убедить меня, что мой дом действительно стоит никак не больше пятидесяти тысяч, а продать его за семьдесят пять мог только такой опытный агент, как ее муж. Но совершенно случайно мне стало известно, что на прошлой неделе мой бывший дом опять выставлен на продажу – на этот раз за восемьдесят тысяч!

Он в сердцах стукнул себя по колену своим жилистым кулаком.

– Будь они прокляты, эти мерзавцы! Торгаши, барышники, нелюди – всю страну к рукам прибрали! – Лицо капитана побагровело. – Зря я об этом заговорил. Волнуюсь – сосуды ни к черту! Пусть уж закон разбирается с такими, как Мерримен и его шайка.

– А вам не приходило в голову самому с ним рассчитаться?

Глаза капитана из горящих углей мгновенно превратились в ледышки:

– Я вас не понимаю, сэр.

– Я слышал, что вы угрожали Мерримену пистолетом.

– Да, этого я не отрицаю. Мне хотелось его припугнуть, но он побоялся говорить со мной с глазу на глаз. Спрятался, скотина, под юбкой у жены…

– Вы его сегодня видели, капитан Мандевилл?

– Нет, я уже довольно давно его не видал. Большого удовольствия от встречи с ним я не получаю, да и мой адвокат посоветовал мне держаться от него подальше.

– И вы послушали своего адвоката?

– Конечно. А на что вы, собственно, намекаете?

– Примерно три часа назад Мерримен был избит до смерти в вашем бывшем доме на Уайтокс-драйв.

Капитан изменился в лице.

– Избит до смерти? Такого конца никому не пожелаешь, но я бы не сказал, что вы меня очень огорчили.

– Скажите, капитан, это не ваших рук дело?

– Моих рук дело?! Да как вы смеете!

– А вдова Мерримена подозревает в убийстве вас. Так что не удивляйтесь, если в самое ближайшее время к вам нагрянет полиция. У вас есть алиби?

– Ваш вопрос неуместен.

– И тем не менее я обязан его вам задать.

– Зато я не обязан вам отвечать.

– Что верно, то верно.

Когда капитан Мандевилл вставал со стула, у него дрожали руки.

– Извольте уйти. Если придут представители закона, я охотно дам показания.

«Так они тебе и поверили», – подумал я, уходя.

Глава X

До реки Сакраменто шоссе шло по залитой лунным светом, похожей на прерию равнине. При свете луны мост через реку напоминал въезд в средневековую крепость, хотя вместо старинных башен и крепостной стены на противоположном берегу маячили трущобы современного городка, а крадущиеся по ночным улицам проститутки и застывшие в подъездах подозрительные типы походили на призраки.

Отель «Чемпион» мало чем выделялся среди окружавших его трущоб; это было узкое шестиэтажное здание конца прошлого века с закопченным каменным фасадом, в котором когда-то, должно быть, размещался почтенный семейный пансион и которое теперь имело вид второразрядной гостиницы, где можно снять дешевый номер без удобств – за удобства ведь надо платить – и где останавливаются либо на ночь, либо навсегда.

В гриль-баре по соседству пели хором «Старую дружбу»[13]13
  Шотландская народная песня в обработке Роберта Бернса.


[Закрыть], а у дверей «Чемпиона» с суровым видом, будто от постояльцев отбоя не было, стоял небритый старик в выцветшем бордовом мундире. Увидав машину, он отделился от двери и мелкими шажками засеменил в мою сторону. Из-за старческих мозолей туфли у него были разрезаны в подъеме, да и сам он, маленький, высохший, с резким писклявым голоском, был похож на мозоль.

– Здесь стоянка запрещена, мистер. Если вам в отель нужно, заезжайте за угол – стоянка там. Хотите у нас переночевать?

– Почему бы и нет?

– Тогда – за угол и налево. Направо, впрочем, все равно нельзя: эта улица уже лет пять с односторонним движением. – Последнюю фразу швейцар произнес таким тоном, словно всю жизнь люто ненавидел одностороннее движение. – Машину лучше заприте, а вернуться в гостиницу можно переулком – так короче. Я включу свет над боковым входом. Взять ваш чемодан?

– Спасибо, он у меня легкий, – сказал я, а про себя подумал: «Легче не бывает».

Стоянка представляла собой прямоугольный дворик, со всех сторон окруженный высокими стенами опустевших на ночь контор. Прихватив с собой – исключительно для вида – портфель, я прошел переулком к боковой двери, где старик уже ждал меня. При ярком свете висящей над входом голой лампочки лицо его приобрело лимонно-желтый оттенок. Портфель он взял у меня как-то нехотя, словно на чаевые не рассчитывал.

В пустом холле за конторкой сидела женщина с глазами навыкате и дряблыми щеками. Она предложила мне на выбор комнату с ванной за два пятьдесят или без ванны – за два доллара. Ночевать мне здесь, по правде говоря, не хотелось – уж больно неуютный, жалкий вид был у этого заведения.

«Капитан, скорее всего, ошибся, а может, и обманул меня: едва ли миссис Уичерли могла остановиться в этой дыре», – подумал я и решил сначала попытаться что-нибудь про Кэтрин разузнать, а уж потом, если понадобится, коротать здесь ночь.

Женщина ощупывала меня своими выпученными глазами, мучительно соображая: то ли я слишком разборчив, то ли просто без гроша в кармане.

– Ну? Хотите с ванной за два пятьдесят или без ванны за два? Деньги вперед, – добавила она, метнув наметанный взгляд на мой потрепанный портфель, с которым застыл старый швейцар.

– Я готов заплатить вперед, но мне вдруг пришло в голову, что моя жена уже въехала в люкс.

– Ваша жена остановилась в «Чемпионе»?

– Должна была.

– А как ее… ваша фамилия?

– Уичерли.

Толстая женщина и небритый старик обменялись взглядами, значение которых осталось для меня неясным.

– Ваша жена недолго жила здесь, – вкрадчивым голосом сказала администратор, словно бы утешая, даже жалея меня. – Но сегодня вечером, всего час назад, она уехала.

– Куда?

– К сожалению, своего адреса она нам не оставила.

– Она уехала из города?

– Простите, сэр, но нам это неизвестно. – Судя по всему, администраторша говорила правду. – Комнату брать надумали или нет?

– Я возьму номер с ванной, – сказал я. – Всю жизнь мечтал принять ванну.

– Пожалуйста, – невозмутимо отозвалась она. – Я поселю вас в 506-м. Распишитесь.

Я поставил подпись Гомера Уичерли – в конце концов он же оплачивал расходы – и вручил администратору пятидесятидолларовый банкнот, разменять который оказалось делом непростым. Пересчитывая сдачу, я поймал на себе плотоядный взгляд швейцара.

Когда мы со стариком, поднявшись на пятый этаж, остались одни в комнате, он поднял окно и в ожидании – возможно, напрасном – чаевых сказал:

– Я, может быть, смогу помочь вам найти вашу супругу.

– Ты знаешь, где она?

– Я этого не говорил. Я сказал «может быть». Глаза и уши ведь у меня имеются. – Он ткнул пальцем в свой слезящийся глаз и подмигнул.

– Что же подсказывают тебе твои глаза и уши?

– Так прямо вам все и расскажи. Вы ведь ей как-никак муж, а я ей вреда не хочу. Она, бедняжка, и без того натерпелась. Да вы сами знаете, жена-то она ваша, не моя.

– Я ей тоже зла не желаю.

– И на том спасибо. Ей зла в жизни хватает. Впрочем, это вы тоже знаете, так ведь?

– Какая разница, что знаю я. Лучше расскажи, что ты знаешь!

– Я никому вредить не хочу. – Его подслеповатые глаза скользнули по портфелю, который он поставил на плетеную подставку у стены. – У вас там случайно пистолета нет? На ощупь вроде бы есть. А я стрельбы страх как не люблю.

– Никакой стрельбы не будет. Мне нужно только найти миссис Уичерли и поговорить с ней.

Я уже начинал жалеть, что решил выдать себя за Гомера Уичерли. Я-то надеялся, что таким образом кое-что узнаю про его жену, а на меня свалилась масса совершенно не нужных сведений.

– Вам пистолет не понадобится, – сказал старик, пятясь к двери. – Джерри Дингмен плохого не сделает.

– Пойми, я прихватил пистолет, потому что у меня с собой много денег.

– Правда? – Старик замер.

– Я готов заплатить тебе за информацию, Джерри.

Он опустил голову и уставился на свои разрезанные туфли, из которых, точно крупные картофелины, выступали распухшие пальцы ног.

– Мне пришел счет на пятнадцать долларов от доктора Броха, который лечит мне ноги, а заплатить нечем.

– Я этот счет оплачу, не беспокойся.

– Вот спасибо, сынок, – с чувством сказал швейцар. – И много ты мне заплатишь?

– Чем больше расскажешь, тем больше заплачу. Деньги у меня есть, ты же сам видел. Куда она поехала, Джерри?

– По тому, что говорилось, пока я укладывал вещи в машину, получается, что в отель «Гасиенда». Во всяком случае, она спросила своего спутника, хорошо ли там, а он ей ответил, что место хорошее, только далеко ехать, и это чистая правда. «Гасиенда» – роскошный курортный отель за городом, – пояснил старик.

– Стало быть, она поехала туда не одна.

– Эх, черт, проговорился. Вот что значит длинный язык.

– Опиши-ка мне ее спутника.

– Да я его толком не рассмотрел. В машине он сидел отвернувшись: не хотел, наверно, чтобы его видели. А до этого он поднялся к ней по черной лестнице, лифтом не воспользовался, да и в отель вошел потихоньку, не через центральный вход, а сбоку. Я сразу сообразил, что он у нас не живет, и пошел за ним следом – мало ли что он там задумал. Поднимается он по лестнице, стучится к ней, входит, слышу – он ее нежно так, нараспев, по имени называет. Ну, думаю, значит, все в порядке. Знаете, я даже подумал, что он и есть ее муж.

– Почему ты так решил? Из их разговора?

– Какой там разговор! Я слышал только, что он, войдя, назвал ее «Кэтрин» и голос у него вроде бы очень ласковый был. А потом дверь закрылась, и больше я ничего не слышал. Минут через двадцать она пошла выписываться, а он спустился к машине.

– Какая у них была машина?

– Новый «шевроле», кажется.

– А она охотно с ним поехала?

– Не то слово. Я ни разу не видал ее такой счастливой, как в тот вечер. Раньше-то она понурая ходила, как в воду опущенная. В жизни не встречал женщины несчастней.

– И сколько же времени она прожила здесь?

– Недели две. Честно говоря, странно было ее здесь видеть. Отель у нас вполне приличный, но такие, как она, обычно в нем не останавливаются. У нее ведь и туалетов полно, и чемоданы дорогие. Да вы это и сами знаете.

– А что она здесь делала, как по-твоему?

– Пряталась от вас, надо думать, – хмыкнул он. – Уж вы меня извините.

– Извиняю. И все же попробуй описать мне ее спутника.

– Сейчас, дайте вспомнить. Крупный мужчина, не такой, правда, как вы, но гораздо больше меня. Одет хорошо: темный пиджак, шляпа. Шляпу-то он на нос надвинул, а сам – я уже говорил – отвернулся, поэтому я его не разглядел.

– На этого человека похож? – спросил я и описал старику внешность Гомера Уичерли.

– Есть сходство, но не поручусь.

– Какого он возраста?

– В летах. Вас постарше будет. Но зато моложе того старикана, который навещал ее на прошлой неделе. Его-то я хорошо запомнил.

– Худой старик с седыми усами?

– Он самый. Его вы, выходит, знаете. Я поднял его на лифте, проводил до ее двери, но она его не пустила. Даже дверь не открыла. Он крик поднял на всю гостиницу, но мне на чай дать не забыл, – мечтательно добавил Джерри. – Кстати, кто-то, кажется, обещал мне пятнадцать долларов.

– Не волнуйся, получишь. У миссис Уичерли были еще посетители?

– Послушайте, мистер, вы меня тоже поймите: не могу ж я с вами всю ночь тут языки чесать. Надо и в холле появиться, а то миссис Силвадо, наш администратор, живьем меня съест.

– Ты не ответил на мой вопрос. У миссис Уичерли были еще посетители?

– Одного помню, но о нем я вам после расскажу, а сейчас спущусь вниз – пусть миссис Силвадо видит, что я не отлыниваю. Вернусь, как только смогу. Только уж вы мне сейчас заплатите.

Я протянул ему двадцать долларов, он вцепился в банкнот своими скрюченными пальцами и тут же переправил его в бездонный карман выцветшего мундира.

– Премного благодарен. Когда вернусь, принесу сдачу.

– Лишнюю пятерку тоже можешь оставить себе. У меня будет к тебе еще одна просьба. Какую комнату занимала моя жена?

– В конце коридора, на третьем этаже. Номер 323.

– Эта комната сейчас занята?

– Нет, такие номера сдаются у нас только на всю неделю. Его еще даже не убирали.

– Пустишь меня внутрь?

– Господь с вами, мистер! Да меня же за это выгнать могут. Я ведь тут без малого сорок лет работаю, с тех самых пор, как из-за лишнего веса пришлось из жокеев уходить. Они только и ждут, как меня на пенсию выставить.

– Будет тебе, Джерри. Никто ведь не узнает.

Но старик так энергично замотал головой, что из-под фуражки выбились седые лохмы.

– Нет, сэр, и не просите. Я в номера пускаю только тех, кому ключ выдали.

– Но ты же можешь забыть свою отмычку. Оставь ее у меня на комоде.

– Нет, сэр, не полагается.

Но отмычку он все же оставил. Чего не сделаешь ради чаевых за сорок лет работы в гостинице! Впрочем, и двадцать лет работы сыщиком тоже не проходят бесследно.

Я спустился по пожарной лестнице и вошел в номер 323. Такая же комната, как моя: стандартные ванна, кровать с торшером, комод, письменный стол у окна, плетеная подставка для чемоданов. И еще – гнетущая атмосфера несчастья и остановившегося времени.

Дверцы комода были распахнуты, с пустой полки одиноко свешивался нейлоновый чулок со спущенной петлей. В стенном шкафу, пол которого был усыпан дустом от мышей, висели лишь витые проволочные плечики. На полке в ванной я обнаружил рассыпанную пудру и зеленую склянку с таблеткой аспирина на дне. Полотенца были еще влажные.

За кроватью я нашел корзину для мусора, забитую скомканными газетами и салфетками с пятнами розовой помады. Рядом с корзиной на полу стояла бутылка, на донышке которой плескались остатки виски.

Я вытащил из корзины газеты и просмотрел их. Развернув самый свежий, двухдневной давности номер «Пчелы из Сакраменто», я обратил внимание, что в колонке объявлений было обведено карандашом сообщение о том, что на следующий день в гавань Сан-Франциско прибывает «Президент Джексон» – как видно, Кэтрин Уичерли с нетерпением ждала возвращения мужа.

И о дочери она, судя по всему, тоже не забывала, ибо, когда я встал с кровати, свет от торшера упал на окно, и я увидел какую-то надпись на пыльном стекле. Окно выходило в переулок, напротив подымалась глухая кирпичная стена, на фоне которой нацарапанное крупными буквами слово «Феба» казалось выбитым на надгробии.

От темного окна повеяло неизвестностью, мне стало как-то не по себе, учащенно забилось сердце, но тут отдававшееся в ушах сердцебиение потонуло в шуме лифта, который зарокотал в недрах здания, словно проснувшийся вулкан.

Я закрыл дверь бывшего номера бывшей миссис Уичерли и со всех ног помчался наверх по пожарной лестнице, чтобы не отстать от лифта – такого же нерасторопного и старого, как и подымавшийся в нем швейцар. Когда Джерри Дингмен постучал в дверь, я уже был на месте.

В руках он держал бутылку пива.

– Что делается внизу? – спросил я.

– Все тихо. Я сказал миссис Силвадо, что вы хотите пива, а то бы она меня не отпустила. За пивом пришлось идти в соседний бар – это обойдется вам в лишние пятьдесят центов, мистер. – При этом он посмотрел на меня с такой нескрываемой тревогой, как будто от пятидесяти центов зависела вся его дальнейшая жизнь.

– Хорошо.

Он облегченно вздохнул.

– Ничего не поделаешь, надо с пивом завязывать. – Джерри поставил бутылку на комод и вороватым движением спрятал в карман отмычку. – А вы пиво любите?

– Конечно. Я с тобой поделюсь.

– Мне нельзя.

– Пустяки. Садись. Сейчас стакан принесу.

Швейцар сделал неуверенный шаг вперед и со вздохом присел на краешек кровати. Я принес из ванны стакан, налил ему пива, а сам отхлебнул прямо из бутылки.

– Вы, помнится, о чем-то еще меня спрашивали. Забыл только, о чем, – сказал старик, смахнув пену с небритого подбородка.

– У меня мало времени. Я хочу выехать в «Гасиенду» до поднятия разводного моста.

– Да нет там никакого моста, мистер Уичерли. Там ведь реки и в помине нет. Вот площадка для гольфа – есть. Своя собственная. И аэродром – тоже свой. Все свое. У них там все есть. Хорошее пиво. – И он громко причмокнул, захмелев от первого же глотка.

– Ты собирался рассказать мне о других посетителях.

– Посетителе, – поправил он. – Да, был еще один. Он и до этого пару раз к ней приходил.

– До чего «до этого»?

– До вчерашнего дня, когда у них скандал вышел. Мне даже послышалось, что он ей пару пощечин влепил. Я уж думал полицию вызвать, но миссис Силвадо была против. Если, говорит, всякий раз, когда гости между собой отношения выясняют, полицию вызывать, то от этих легавых отбою не будет. И то сказать, скандал продолжался недолго.

– Кто у нее был?

– Имени его я не знаю. – Он почесал свою плешивую голову. – Высокий, одет с иголочки. Все время улыбается. Но глаза его мне не понравились.

– Чем?

– Сам не знаю. На меня он смотрел сверху вниз – как будто я шелудивый пес какой, а он – сам господь бог. Нос у него вздернутый, водит им, словно что-то вынюхивает. – Чтобы изобразить курносый нос, Джерри нажал пальцем на кончик своего длинного вислого носа.

Я достал блокнот Мерримена с его фотографией и показал ее старику.

– Этот?

Джерри поднял блокнот на свет.

– Он. Ишь, улыбается. – Швейцар медленно, по слогам прочел надпись под фотографией: «Выгодно и надежно». – Как это понимать?

– Шутка. – Как теперь оказалось, не самая веселая. – Когда он вчера был здесь?

– Пришел часов в девять вечера, а через полчаса ушел. Когда спускался вниз, тоже улыбался. А сегодня смотрю – на ней темные очки. Видать, синяк ей подставил.

– Ты что же, за всеми гостями следишь?

– Да нет, выборочно. Просто я за вашу супругу беспокоился. Да и сейчас, честно говоря, беспокоюсь. Вы бы уж поскорей ехали в «Гасиенду», мистер Уичерли. А то ей без вас плохо.

– Она хотя бы раз обо мне говорила?

– Нет, она вообще ни с кем ни о чем не говорила – сидела целыми днями у себя в номере, и все.

– А чем занималась?

– В основном ела и выпивала. За прошлую неделю много всего выпила – я-то знаю, сам ей бутылки носил.

Я решил использовать свой последний козырь, то бишь фотографию Фебы в желтой блузке с теннисной ракеткой в руке.

– Не помнишь, эта девушка к ней приходила? Не торопись, посмотри внимательно и подумай.

Старик долго, не отрываясь смотрел на фотографию, держа ее перед собой на вытянутой руке.

– Это дочка миссис Уичерли?

– Да. Ты видел ее, Джерри?

– Что-то не припоминаю. Я же не круглые сутки дежурю. Но лицо знакомое. Накиньте двадцать годков и двадцать фунтов веса – и получится вылитая мать. У меня ведь глаз наметанный. – Выпив полпинты пива, старик разговорился. – Скажите честно, от вас и дочка тоже сбежала? – доверительно спросил он, смотря на меня в упор, словно старый сторожевой пес. – Я же вижу, у вас в семье непорядок.

– Все-то ты видишь, – буркнул я, а про себя подумал: «Хорошо все-таки, что я не Уичерли»; в то же время я чувствовал, что постепенно проникаюсь его горем, как будто, присвоив себе его имя, я – таинственным образом – присвоил себе заодно и его судьбу. – Так ты уверен, что никогда не видел этой девушки?

– Могу поручиться. Вашу супругу навещали только двое: старик, которого она к себе не пустила, и тот, курносый, «надежный и выгодный».

– Ты еще забыл третьего, с которым она сегодня вечером укатила.

– Верно. И он тоже. – Старик встал, качая головой. – Только вы в него, уж пожалуйста, не стреляйте, послушайтесь совета Джерри Дингмена.

– За совет спасибо. И за пиво тоже.

Когда старик, шаркая, вышел из комнаты, я вынул из спрятанной под пиджаком кобуры пистолет и взвел курок.