355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ричард Мэтисон (Матесон) » Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник) » Текст книги (страница 65)
Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:34

Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"


Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 70 страниц)

Сеанс, начавшийся в два

© Перевод И. Иванова

Прорыв произошел в два часа сорок одну минуту. До этого времени Морин, как и прежде, долго и нудно перечисляла обиды, нанесенные ей родителями и братом.

– Мне не для чего жить, – вдруг сказала она. – Абсолютно не для чего.

Доктор Фолькер не ответил, но ощутил волнующий трепет. Он ждал этого момента.

Он смотрел на молодую женщину, лежащую на кушетке в его кабинете. Женщина глядела в потолок. «О чем она сейчас думает?» – спрашивал себя доктор. И помалкивал – не хотел нарушать ее мысли, какими бы они ни были.

Наконец Морин вновь заговорила:

– Думаю, вы не слышали моих слов.

– Слышал, – возразил Фолькер.

– И никакой реакции? – В ее голосе появилась враждебность, – Никаких глубокомысленных комментариев?

– Вроде чего?

– Боже, не затевайте все это снова, – сказала она. – Мне нужен ответ, а не дурацкий вопрос.

– Простите, – пробормотал Фолькер. – У меня не было намерения вас сердить.

– Ваши слова меня уже рассердили! От них я…

Ее голос дрогнул, сменившись каким-то жутким горловым звуком.

– Вам ведь наплевать, – через некоторое время сказала Морин.

– Нет, мне не наплевать, – возразил Фолькер, – Что именно заставляет вас думать, будто мне наплевать?

– Я вам сказала: мне не для чего жить. – Голос Морин звучал язвительно.

– И?

– Что значит это ваше «и»? – огрызнулась она.

– И что заставляет вас испытывать такое чувство?

Молодая женщина заметалась по кушетке, лицо перекосилось от злости.

– Я невольно ощущаю себя дерьмом! – сказала она. – Этого точного определения вам достаточно, черт вас побери? Я чувствую себя дерьмом! Не хочу жить!

«Уже ближе», – подумал Фолькер, и по его коже пробежала приятная дрожь. Хорошо, что пациентка лежала к нему спиной. Врачу не хотелось, чтобы она видела его чувства.

– И? – снова спросил он.

– Убирайтесь к черту! – закричала Морин. – Это все, что вы можете сказать?

– Вы слышали, о чем говорили? – с максимальным спокойствием спросил Фолькер.

– О чем? О том, что мне не для чего жить? О желании умереть?

– Прежде вы не произносили слово «умереть», – поправил ее доктор.

– Велика важность! – воскликнула она, – Прошу прошения! Я сказала, что не хочу жить. Из этих слов любой способен сделать вывод, что я хочу умереть! Любой, но только не вы!

– А почему вы хотите умереть? – спросил Фолькер и тут же вздрогнул.

Он не должен был задавать этот вопрос.

Молчание Морин подтвердило его оплошность. В кабинете стало настолько тихо, что сюда долетал шум катившихся по бульвару машин. Доктор прочистил горло, надеясь, что он все же не сделал крупной ошибки и не упустил момент.

Ему хотелось заговорить с пациенткой, но он понимал: нужно обождать. Фолькер смотрел на застывшую молодую женщину. «Только не закройся от меня, – думал он. – Оставайся в таком состоянии. Прошу тебя. Я так долго ждал этого момента».

Морин устало вздохнула и закрыла глаза.

– Вам больше нечего сказать? – спросил он.

Ее глаза распахнулись. Морин повернулась и сердито уставилась на доктора.

– Скажи я то, что хотела сказать, у вас бы волосы поседели, – почти прорычала она.

– Морин, – тоном, исполненным терпения, произнес доктор.

– Чего еще?

– Мои волосы и так почти седые.

Она рассмеялась. Бесстрастно, просто оценив шутку.

– Да, почти седые, – сказала она. – Вы старый. И дряхлый.

– А вы молодая? – спросил доктор.

– Молодая и… – Она задумалась. – Молодая и несчастная. Молодая и потерянная. Молодая и пустая. Молодая и холодная, без всяких надежд… О боже! – с болью воскликнула она. – Я хочу умереть! Я хочу умереть! Я хочу узнать, как это происходит!

В горле у доктора Фолькера стало сухо.

– Что именно вы хотите узнать? – спросил он.

– Черт вас подери! Вы дурак или прикидываетесь? – Ее вопрос напоминал удар плетью. – Вы понимаете нормальный английский язык?

– Помогите понять, – попросил доктор Фолькер.

У него участился пульс. «Я близко, совсем близко».

Ответом было молчание. «Боже милосердный, неужели я опять ее потерял? – подумал он. – Сколько сеансов будет повторяться одно и то же?»

Придется рискнуть.

– Что вы хотите узнать? – осторожно спросил он.

Пациентка глядела в потолок.

– Морин, что вы хотите узнать? – повторил Фолькер.

– Оставьте меня в покое, – упавшим голосом ответила она. – Вы ничем не лучше остальных. Отца. Матери. Брата.

О господи! Фолькер стиснул зубы. Что угодно, только не новый круг ее жалоб!

– Вы знаете, что отец меня изнасиловал? – спросила Морин. – Я рассказывала об этом? Говорила, что мне было всего семь, когда это случилось? Говорила, что мать и пальцем не пошевелила, когда узнала? Говорила, как брат смеялся надо мной, когда я ему рассказала? Я говорила вам обо всем этом?

Фолькер закрыл глаза. «Почти тысячу раз подряд», – подумал он.

Доктор заставил себя открыть глаза.

– Морин, несколько раньше вы говорили о другом, – сказал он.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась она.

«Нет, нельзя», – подумал он, ощущая, как похолодела спина. Но остановиться он уже не мог.

– Вы говорили, что хотите умереть. Вы говорили…

Молодая женщина на кушетке содрогнулась всем телом. Потом ее голова запрокинулась на правый край подушки, и она закрыла глаза.

– Нет!

Фолькер ударил кулаком по спинке стула.

Еще одна неудача.

Когда молодая женщина поднялась и села, он подал стакан воды.

Джейн Уинслоу выпила всю воду практически залпом, после чего вернула доктору пустой стакан.

– Чего-нибудь добились? – спросила она.

– Эх!.. – Доктор устало выдохнул. – Как всегда. Мы добираемся до вершины, а потом она соскальзывает вниз. Она не в состоянии взглянуть в глаза своим страхам.

Фолькер покачал головой.

– Бедная Морин. Боюсь, мне понадобится еще много времени, прежде чем она осмелеет и сможет двинуться дальше.

Он сокрушенно вздохнул.

– Вы готовы к следующему сеансу?

Она кивнула.

В три часа она снова легла на кушетку. Некоторое время она глубоко дышала, потом ее затрясло. Наконец она вытянулась и замерла.

– Артур, – обратился к ней доктор Фолькер.

Джейн Уинслоу открыла глаза.

– Как вы сегодня?

– А каким я должен быть сегодня? – с горечью спросил Артур.

Доктор устало потер глаза. Помогать им было тяжело. Еще как тяжело. Но он не должен оставлять усилий. У него нет иного выбора.

– И как же жизнь обходится с вами, Артур? – спросил доктор Фолькер.

Узник

© Перевод И. Иванова

Проснувшись, он обнаружил, что лежит на правом боку. Грубое шерстяное одеяло кусало ему щеку. Перед глазами была металлическая стена.

Мертвая тишина. Он напряг слух, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Звуков не было.

Ему стало страшно. Лоб прочертили морщины.

Приподнявшись на локте, он огляделся. Кожа на его худощавом лице натянулась и побледнела. Он подвинулся к краю койки, повернулся и с усилием опустил ноги на пол.

Рядом с койкой стоял табурет, а на табурете – поднос с недоеденной пищей. Жареная курица осталась нетронутой, в застывшем комке картофельного пюре виднелись борозды от вилки. В лужице растаявшего масла, больше похожего на жир, застряли крошки от печенья. Тут же стояла пустая чашка. Его ноздри наполнились запахом холодной еды.

Потом он огляделся. Окошко с решеткой. Такая же зарешеченная дверь. Увиденное заставило его испуганно вскрикнуть.

Пошатываясь, он встал. Его ботинки шаркали по жесткому полу. Прислонившись к стене, схватился за прутья оконной решетки. Окно было выше головы, и он ничего не увидел.

Он разжал пальцы и, ощущая дрожь в теле, переместил поднос на койку. Потом подтащил табурет к стене и кое-как влез сам.

Выглянул в окошко.

Серое небо, стены, окна с решетками, большие черные ободья прожекторов и далеко внизу – двор. Лил дождь, струи напоминали колышущийся занавес.

Его язык зашевелился. Глаза округлились от ужаса.

– Где я? – чуть слышно пробормотал он.

Табурет опрокинулся, и он полетел вниз. Правое колено ударилось о пол. Он оцарапал щеку, задев за холодную металлическую стенку. И тогда закричал от страха и боли.

Он доплелся до койки и рухнул на ее жесткую поверхность. Снаружи послышались шаги. Потом кто-то крикнул:

– Заткнись!

К двери подошел толстый человек в синей униформе. Вид у него был сердитый. Он смотрел на узника сквозь прутья.

– Чего еще у тебя стряслось? – прорычал он.

Узник тоже смотрел, открыв рот и роняя на пол слюну.

– Так, так, так, – злорадно улыбаясь, произнес толстый. – Что, наконец тебя вдарило?

Он запрокинул толстую голову и загоготал. Он смеялся над узником.

– Эй, Мак! – крикнул он кому-то. – Двигай сюда. Это надо видеть.

Послышались шаги. Узник вскочил с койки и подбежал к двери.

– Что я здесь делаю? – спросил он. – Почему я здесь?

Толстяк загоготал еще громче.

– Ха-ха! – трясся от смеха он. – Парень, да ты сломался.

– Вы там заткнетесь? – послышался чей-то раздраженный голос.

– Сам заткнись! – крикнул в ответ толстяк.

К решетчатой двери подошел тот, кого звали Маком. Он был постарше толстяка, и в его волосах блестела седина. Маку стало любопытно. Он заглянул внутрь и увидел узника с бледным лицом, вцепившегося в прутья решетки. Узник так сжал пальцы, что побелели костяшки.

– Что тут? – спросил Мак.

– Большой мальчик хряснулся, – ответил Чарли, – Большой мальчик хряснулся по полной.

– О чем вы говорите? – не понял узник. Его глаза метались между лицами надзирателей. – Где я? Умоляю, скажите, где я?

Чарли покатывался со смеху. Мак не смеялся. Он внимательно посмотрел на узника. Глаза Мака сощурились.

– Ты же знаешь, сынок, где находишься, – негромко сказал Мак. – Прекрати смеяться, Чарли.

Чарли давился от смеха.

– Рад бы, да не могу. Как этот красавчик был уверен, что он-то не сломается. «Я не такой», – передразнивая кого-то, не своим голосом произнес надзиратель, – «Я усядусь на этот чертов стул с улыбкой на лице».

Узник разлепил землистые губы.

– Что? – насторожился он. – Что вы сказали?

Чарли отвернулся. Он потягивался и гримасничал, хлопая себя по брюху.

– Всю сонливость мне снял, – заявил он узнику.

– Какой еще стул? – крикнул узник. – О чем вы тут говорите?

Живот Чарли заколыхался в новом приступе смеха.

– Честное слово, такой начинки я еще не пробовал, – признался он. – Гуще, чем в рождественском пироге.

Мак приблизился к решетке. Заглянул узнику в глаза.

– Не пытайся нас дурачить, Джон Райли.

– Дурачить?

Чувствовалось, узник не верит своим ушам.

– О чем вы говорите? Я вовсе не Джон Райли.

Надзиратели переглянулись, затем Чарли потопал по коридору, удивленно что-то бормоча себе под нос.

Мак отошел.

– Нет! – окликнул его узник. – Не уходите.

Мак вернулся.

– Что за комедию ты тут разыгрываешь? – спросил он. – Неужели думаешь, что сумеешь нас провести?

Узник непонимающе глядел на него.

– Вы скажете мне, где я? Умоляю, скажите.

– Сам знаешь.

– Говорю вам…

– Прекрати, Райли! – оборвал его Мак. – Ты понапрасну теряешь время.

– Но я не Райли! – закричал узник. – Да поймите же, что я – не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Мак медленно качал головой.

– И ты еще собирался быть редким храбрецом, – сказал он.

Узник поперхнулся. По нему было видно, что он хочет сказать множество важных вещей, но в горле все они слиплись в один комок.

– Хочешь снова увидеть священника? – спросил Мак.

– Снова? – удивился узник.

Мак подошел к прутьям и заглянул в камеру.

– Ты что, заболел? – спросил он.

Узник не отвечал. Мак перевел взгляд на поднос.

– Смотрю, у тебя и аппетит пропал, – сказал он. – Сам же просил. Мы тут подсуетились, а ты не стал есть. Чего ж так?

Узник посмотрел на поднос, на Мака, затем снова на поднос. Его грудь затряслась от рыданий.

– Что я здесь делаю? – всхлипнул он. – Я же не преступник. Я…

– Ради всего святого, заткни свою пасть! – крикнул ему узник из другой камеры.

– Сам разберусь, а ты прикрути громкость, – крикнул в ответ Мак.

– А что это с ним? – насмешливо спросил другой узник. – Никак большой мальчик намочил штанишки?

Раздался смех. Узник поднял глаза на Мака.

– Мы можете меня выслушать? – дрожащим голосом спросил он.

– Что, Райли, не думал, каково тебе будет? – вместо ответа спросил надзиратель.

– Я вовсе не Райли! – закричал узник. – Моя фамилия Джонсон.

Он припал к решетчатой двери. Лицо выражало мучительную решимость.

– Послушайте, – сказал узник, облизывая пересохшие губы. – Я – ученый.

Мак печально улыбнулся и снова покачал головой.

– Что, не можешь принять свою участь как мужчина? – спросил он. – Выделывался тут, бахвалился, а получается, ты такой же, как все.

Узник беспомощно глядел на него.

– Послушайте, – хрипло повторил он.

– Нет, это ты меня послушай, – оборвал его Мак. – У тебя, Райли, осталось два часа.

– Я же сказал вам. Я не…

– Прекрати! У тебя есть два часа. Вот и посмотрим, сумеешь ли ты за эти два часа превратиться из скулящего пса в человека.

В лице узника не было ни кровинки.

– Так ты хочешь снова увидеться со священником? – спросил Мак.

– Нет. Я… – начал узник и вдруг умолк. Казалось, ему сдавило горло, – Да, я хочу поговорить со священником. Прошу вас, позовите его.

Мак кивнул.

– Схожу за ним. А ты пока сиди тихо и не разевай пасть.

Узник побрел к койке. Там он сел и уставился в пол.

Мак немного понаблюдал за ним и исчез в глубине коридора.

– Что за беда? – раздался чей-то насмешливый голос, – Большой мальчик намочил штаны?

Остальные узники громко захохотали. Их смех плыл волнами над оцепеневшим узником.

Он встал и начал расхаживать по камере. Задрал голову, глядя на кусок серого неба в окне. Подошел к двери, вглядываясь, насколько возможно, в коридор.

Вдруг он нервно улыбнулся.

– Отлично, – крикнул он. – Замечательно. Получилось очень смешно. Я ценю вашу шутку. А теперь выпустите меня из этой крысоловки.

Кто-то застонал. Кто-то другой крикнул:

– Заткнись, Райли!

Он наморщил лоб.

– Шутка есть шутка, – громко произнес он. – А теперь мне нужно…

Он замолчал, услышав в коридоре торопливые шаги. Это Чарли перемешал свое грузное, нескладное тело. Подойдя к двери камеры, он остановился.

– Ты заткнешься? – угрожающе спросил Чарли, выпячивая мясистые губы. – Или вколоть успокоительного?

Узник попытался улыбнуться.

– Ну хорошо, – сказал он. – Ладно. Я подчиняюсь. А теперь хватит. Выпустите меня отсюда.

Последнюю фразу он произнес уже громче.

– Еще вякнешь, всажу шприц, – предупредил Чарли и отвернулся.

– Всегда знал, что ты трус, – добавил надзиратель.

– Да выслушайте наконец! – потребовал узник. – Меня зовут Филип Джонсон. Я физик-ядерщик.

Чарли повернул голову и дико расхохотался. Жирное тело затряслось.

– Я… ядедеррр…

Голос утонул в тяжелых, с присвистом, всплесках смеха.

– Я правду говорю! – крикнул узник.

Чарли притворно застонал. Потом толстой ладонью хлопнул себя по лбу.

– Еще чего наврешь?

Его голос разнесся по всему коридору.

– Да заткнитесь же вы там! – завопил кто-то из заключенных.

– Сам заткнись! – велел ему Чарли.

Улыбка покинула лицо надзирателя, сменившись сердитой гримасой.

– А священник уже идет? – услышал он новый вопрос неугомонного узника.

– «А священник уже идет? Уже идет?» – передразнил Чарли.

Со злости он ударил кулаком по столу, после чего плюхнулся на вертящийся стул. Стул жалобно скрипнул. Чарли со стоном привалился к стене.

– Еще раз меня разбудишь – шприц тебе в задницу! – пообещал он.

– Заткнись ты, надзирала! – опять крикнули из другой камеры.

– Сам заткнись! – рявкнул Чарли.

Узник вскарабкался на табурет. Он смотрел в окошко. Смотрел на падающий дождь.

– Где это я?

Мак и священник остановились возле камеры. Мак махнул Чарли, тот нажал кнопку на пульте, и зарешеченная дверь отодвинулась.

– Входите, святой отец, – сказал Мак.

Священник вошел. Он был невысоким и полным, с красным лицом и доброй улыбкой.

– Святой отец, вас не затруднит передать мне поднос? – спросил Мак.

Священник молча кивнул, взял поднос и подал надзирателю.

– Благодарю, святой отец.

– Не стоит благодарности.

Дверь снова закрылась. Мак не уходил.

– Если он опять начнет хулиганить, крикните нам.

– Уверен, что не начнет, – сказал отец Шейн и улыбнулся узнику.

Тот стоял, подпирая стену, и ждал, когда уйдет Мак.

Мак продолжал стоять у двери.

– Держи себя в руках, Райли, – велел он узнику и только тогда отошел.

Отец Шейн невольно вздрогнул, увидев шагнувшего к нему узника..

– Прошу вас, сын мой… – начал священник.

– Не бойтесь, я не собираюсь на вас нападать, – сказал узник. – Выслушайте меня, святой отец.

– Давайте вначале сядем и успокоимся, – предложил отец Шейн.

– Что? Да, разумеется. Вы правы.

Узник сел на койку. Священник приблизился с табуретом в руках и осторожно опустил его на пол напротив узника.

– Выслушайте меня, – начат узник.

Отец Шейн предостерегающе поднял палец. Достав из сутаны большой белый носовой платок, тщательно вытер поверхность табурета. Узник беспокойно перебирал руками.

– Ради бога, – умоляюще начал узник.

– Да, – улыбнулся священник. – Именно ради Него.

Отец Шейн опустился на табурет. Там поместилась лишь средняя часть грузного тела; все остальное просто свисало по краям.

– Итак, – ободряюще произнес священник.

Узник закусил нижнюю губу.

– Выслушайте меня, – сказал он через несколько секунд.

– Да, Джон.

– Меня не Джоном зовут, – раздраженно бросил узник.

Священник недоуменно глядел на него.

– Но… – начал было он.

– Мое настоящее имя Филип Джонсон.

На мгновение священник оторопел, затем печально улыбнулся.

– Зачем вы сопротивляетесь, сын мой? Почему бы вам..

– Говорю вам: меня зовут Филип Джонсон. Вы будете слушать или нет?

– Но, сын мой…

– Да или нет?

Отец Шейн в тревоге отпрянул.

– Вы когда-нибудь заткнете глотку этому недомерку? – медленно и громко спросили из соседней камеры.

Послышались шаги.

– Пожалуйста, не уходите, – взмолился узник.

– Останусь, если вы пообещаете говорить тихо и не тревожить покой других несчастных душ.

Возле двери появился Мак.

– Обещаю, обещаю, – прошептал узник.

– Что там опять? – спросил Мак, испытующе глядя на священника. – Может, желаете уйти, святой отец?

– Нет, нет, – возразил отец Шейн. – У нас все будет тихо. Райли пообещал…

– Я же вам сказал, что я не…

Узник осекся.

– Вы меня о чем-то спросили? – поинтересовался отец Шейн.

– Нет, это я так. Пожалуйста, скажите надзирателю, чтобы ушел.

Священник повернул голову к Маку, кивнул, и на его румяных щеках обозначились ямочки.

Мак ушел. Узник поднял голову.

– Скажите, сын мой, – заговорил священник, – отчего так взбудоражена ваша душа? Вы ищете способа покаяться?

Узник беспокойно передернул плечами.

– Выслушайте, – сказал он. – Вы можете просто выслушать меня? Выслушать, не вставляя своих реплик?

– Конечно, сын мой, – ответил священник. – За тем я и пришел. Однако…

– Отлично.

Узник подался вперед. Его лицо напряглось.

– Выслушайте меня, – снова сказал он. – Я не Джон Райли. Мое имя Филип Джонсон.

Священник болезненно поморщился.

– Сын мой…

– Вы обещали выслушать, – напомнил ему узник. Священник опустил веки. На лице появилась печать мученичества.

– Что ж, говорите.

– Я – физик-ядерщик.

Узник умолк, потом вдруг спросил:

– Который сейчас год?

Священник открыл глаза и вяло улыбнулся.

– Но вы наверняка…

– Умоляю, скажите.

Чувствовалось, беседа слегка раздосадовала святого отца. Он пожал сутулыми плечами.

– Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый.

– Что? – встрепенулся узник. – Вы не шутите?

Он пристально глядел на священника.

– Не шутите? – снова спросил узник.

– Сын мой, нет смысла шутить.

– Значит, тысяча девятьсот пятьдесят четвертый?

Священник раздраженно поглядел на него и кивнул.

– Да, сын мой.

– Тогда все объясняется, – сказал узник.

– Что, сын мой?

– Выслушайте и постарайтесь поверить, – попросил узник. – Я физик-ядерщик. Во всяком случае, был им в тысяча девятьсот сорок четвертом году.

– Не понимаю, – признался священник.

– Я работал в секретной атомной лаборатории, которая находилась в недрах Скалистых гор.

– В Скалистых горах? – недоверчиво спросил священник.

– Об этом никто не знает, – продолжал узник. – Сведения о ней не публиковались. Завод построили в сорок третьем для экспериментов с расщеплением атомного ядра.

– Мы знаем об Окридже [66]66
  Окридж – городок на востоке штата Теннесси. Благодаря удаленности и наличию дешевой электроэнергии от гидростанций был избран местом осуществления «Манхэттенского проекта» – проекта по созданию американской атомной бомбы, работы над которым велись в 1942–1945 гг. (Прим. перев.)


[Закрыть]
,– сказал священник.

– Наша лаборатория была небольшой и строго засекреченной. За ее пределами лишь немногие знали, над чем там работают.

– Но…

– Слушайте дальше. Мы работали с ураном двести тридцать восемь.

Священник сделал новую попытку заговорить.

– Это изотоп урана. Природный уран на девяносто девять процентов состоит из этого изотопа. Однако способа расщепления урана никто не знал. Мы пытались найти этот способ и заставить уран расщепляться. Понимаете?

Лицо священника выражало полное замешательство.

– Впрочем, вам незачем это понимать, – поспешно добавил узник. – Важны не технические детали. Важно то, что произошел взрыв.

– Вз…

– Да, взрыв.

– Однако… – попробовал возразить священник.

– Это было в тысяча девятьсот сорок четвертом, – сказал узник. – То есть… десять лет назад. И вот я просыпаюсь и обнаруживаю, что нахожусь… Кстати, где мы находимся?

– В государственном исправительном учреждении, – привычно отбарабанил священник.

– Штата Колорадо?

Священник покачал головой.

– Нет, штата Нью-Йорк.

Узник поднес ко лбу левую руку и нервно запустил пальцы в волосы.

– Две тысячи миль, – пробормотал он, – Десять лет.

– Сын мой…

Узник взглянул на священника.

– Вы не верите?

Священник грустно улыбнулся. Узник беспомощно развел руками.

– Что мне сделать, чтобы вы поверили? Понимаю, это звучит как выдумка. Оказаться переброшенным через пространство и время.

Он нахмурил брови.

– Быть может, вместо переброски через пространство и время меня вышвырнуло из собственного разума. Возможно, я стал кем-то другим. Наверное…

– Выслушайте меня, Райли.

Узник сердито поморщился.

– Я же вам говорил. Я не Райли.

Священник опустил голову.

– Вам нужны эти ухищрения? – спросил он. – Вам так нужно пытаться избежать правосудия?

– Правосудия? – воскликнул узник, – Я не преступник. Я даже не являюсь человеком, именем которого вы упорно меня называете.

– Полагаю, нам было бы лучше вместе помолиться, – сказал священник.

Узник отчаянно оглядывался по сторонам. Потом наклонился и схватил священника за плечи.

– Не смейте…

– Не бойтесь, я не причиню вреда, – скороговоркой произнес узник. – Просто расскажите про этого Райли. Кто он такой?.. Хорошо, хорошо, – пошел на попятную узник, заметив умоляющий взгляд священника. – Кто я такой? Каково мое происхождение?

– Сын мой, зачем вам понадобилось…

– Прошу вас, расскажите. Ради бога. Меня же должны каз… Да? Это так?

Священник непроизвольно кивнул.

– И двух часов не пройдет… Почему бы вам не сделать то, о чем я прошу?

Священник вздохнул.

– Какое у меня образование? – спросил узник.

– Не знаю, – ответил отец Шейн. – Мне ничего не известно о вашем образовании, происхождении, семье и…

– Но согласитесь, что Джон Райли не может обладать познаниями в ядерной физике, – торопливо проговорил узник. – Разве такое возможно?

Священник осторожно пожал плечами.

– Полагаю, что нет, – сказал он.

– Что он… что я натворил?

Священник закрыл глаза.

– Прошу вас, – прошептал он.

– Что я натворил? – снова спросил узник.

Священник стиснул зубы.

– Вы воровали, – сказал он, – и убивали.

Узник в полном недоумении глядел на святого отца. У него сперло дыхание. Он сжал кулаки и даже не заметил, как из них закапала кровь.

– Хорошо, – упавшим голосом продолжал узник. – Если я… если он все это сделал, может ли он быть образованным физиком?

– Райли, я…

– Может или нет?

– Нет. Думаю, что не может. Но какой смысл в ваших вопросах?

– Кое-что я вам уже рассказал. Могу сообщить и другие факты из области ядерной физики. И вы согласитесь: Райли бы этого никогда не рассказал.

Священник тяжело вздохнул.

– Слушайте, – поспешно начал объяснять узник, – наши сложности проистекали от несовпадения теории и фактов. Теоретически, уран двести тридцать восемь захватывает нейтрон и превращается в новый изотоп, уран двести тридцать девять, поскольку нейтрон всего лишь увеличивает массу…

– Сын мой, это бесполезно.

– Почему? – воскликнул узник, – Почему? Я вас спрашиваю. Вы же согласились, что Райли таких вещей знать не может. Но яих знаю. Разве это не доказывает, что я не являюсь Райли? А если я вдруг стал Райли, то лишь из-за потери памяти. Причиной был взрыв, произошедший десять лет назад. Тогда стихия вырвалась из-под нашего контроля.

Вид у отца Шейна был мрачный. Он качал головой.

– Разве вы не ощущаете правоты моих слов?

– Вы могли где-нибудь прочитать об этом, – сказал священник. – А потом, в состоянии необычайного напряжения, вдруг вспомнили прочитанное. Поймите, я не обвиняю вас в…

– Я сказал правду!

– Вы должны справиться с этим унизительным малодушием, – сказал отец Шейн. – Думаете, мне непонятен ваш страх смерти? Он присущ всем. Это…

– Боже мой, неужели такое возможно? – простонал узник. – Неужели возможно?

Священник склонил голову.

– Меня не могут казнить! – вдруг сказал узник, цепляясь за темную сутану святого отца. – Говорю вам, я не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Священник молчал. Не делал попыток вырваться. Узник дергал за сутану, а священник молился.

Потом узник отпустил его и шумно привалился к стене.

– Боже, – пробормотал он. – Боже, неужели никто меня здесь не слышит?

Священник поднял голову.

– Вас слышит Бог, – сказал он. – Так позвольте Ему упокоить вас на Его груди. Молитесь о прощении.

Узник тупо глядел на него.

– Вам этого не понять, – бесцветным голосом произнес он. – Меня же казнят.

У него задрожали губы.

– Вы мне не верите, – снова начал он. – Вы думаете, я лгу. И все думают, что я лгу.

Вдруг он вскинул голову.

– Мэри! – воскликнул он. – Моя жена. Как насчет моей жены?

– У вас нет жены, Райли.

– Нет жены? И вы говорите мне, что у меня нет жены?

– Сын мой, бесполезно продолжать все это.

Узник вскочил на ноги и в отчаянии схватился за виски.

– Господи, есть тут хоть кто-то, способный выслушать?

– Есть, – тихо ответил священник.

В коридоре снова послышались шаги и громкий ропот других заключенных.

У двери появился Чарли.

– Вам лучше уйти, святой отец, – сказал он. – Это бесполезно. Ему не нужна ваша помощь.

– Я не имею права бросать несчастную душу в таком состоянии.

Узник подбежал к решетчатой двери. Чарли невольно отпрянул.

– Осторожнее, парень, – предупредил он.

– Вы можете позвонить моей жене? – попросил узник. – Ну пожалуйста. Мы живем в Сент-Луисе, штат Миссури. Номер такой…

– Заткни глотку.

– Вы не понимаете. Моя жена все объяснит. Она вам скажет, кто я на самом деле.

Чарли заухмылялся.

– Честное слово, это лучший цирк из всего, что я видел, – тоном знатока произнес он.

– Так вы ей позвоните? – спросил узник.

– Отвали от двери.

Узник отошел. Чарли махнул рукой. Дверь отъехала, отец Шейн вышел в коридор. Он глядел себе под ноги.

– Я вернусь, – пообещал он.

– Ну почему вы отказываетесь позвонить моей жене? – умоляюще спросил узник.

Священник колебался. Затем он вздохнул и достал блокнотик с карандашом.

– Какой номер? – устало спросил он.

Узник подбежал к двери.

– Не тратьте впустую ваше драгоценное время, святой отец, – сказал Чарли.

Торопливым голосом узник продиктовал священнику телефонный номер.

– Вы уверены, что правильно записали? – спросил узник. – Вы ничего не перепутали?

Он повторил номер. Священник кивнул.

– Скажите ей, что я… скажите ей, что со мной все в порядке. Я здоров и вернусь домой, как только… скорее! Времени мало. Пусть она свяжется с начальником тюрьмы или с кем-нибудь из властей.

Священник опустил руку на дрожащее плечо узника.

– А если на мой звонок никто не ответит? – спросил он. – Если по этому номеру никого не окажется, вы прекратите свои речи?

– Вам ответят. Она дома. Я знаю, она дома и ответит на звонок.

– А если нет?

– Вы ее застанете.

Священник убрал руку с его плеча и медленно зашагал по коридору. Проходя мимо камер, он кивал узникам. Узник, называвший себя Филипом Джонсоном, провожал его взглядом, пока священник не скрылся из поля зрения.

Чарли смотрел на него и усмехался.

– Да, ты точно лучший из всех, – сказал надзиратель.

Узник молчал.

– Был тут у нас один парень, – вспомнил Чарли. – Утверждал, что проглотил бомбу. Грозил: если мы его усадим на электрический стул, тюрьма взлетит к чертям собачьим.

Надзиратель хихикнул.

– Мы просветили его рентгеном. Ничего он не глотал. А потом ему пришлось проглотить хорошую порцию электричества.

Узник отвернулся и пошел к койке. Сел.

– Второй был похлеще первого, – продолжал Чарли. Он нарочно повысил голос, чтобы слышали и другие узники. – Этот назвался Христом. Говорил, что его невозможно убить. Пообещал через три дня воскреснуть и пройти сквозь стену.

Надзиратель кулаком почесал себе нос.

– Больше мы о нем не слыхали. Но я на всякий случай присматриваю за стеной.

Грудь Чарли затряслась от хохота.

– А теперь и третий выискался.

Узник ответил ему взглядом, полным жгучей ненависти. Чарли пожал плечами и отошел от камеры. Сделав несколько шагов, он вернулся.

– Да, скоро мы будем тебя стричь, – крикнул он узнику. – Есть пожелания насчет фасона?

– Убирайся.

– Может, оставить бачки? – сощурился Чарли, словно предвкушая удовольствие.

Узник отвернулся к окну.

– А как насчет челки? – засмеялся Чарли. – Эй, Мак, не сделать ли нам большому мальчику челочку?

Узник согнулся и закрыл трясущимися ладонями лицо.

Дверь камеры отъезжала вбок.

Услышав звук, узник вздрогнул и поднял голову. Он оцепенело взглянул на Мака, Чарли и третьего. Третий что-то держал в руках.

– Что вам надо? – осипшим голосом спросил он.

Чарли усмехнулся.

– Парень, это просто шикарно, – сказал он. – Ты не знаешь, что нам надо?

Усмешка сделалась язвительной.

– Решили подстричь большому мальчику волосики.

– Где священник?

– Священствует где-то.

– Заткнись, – раздраженно оборвал его Мак.

– Сынок, я надеюсь, ты не доставишь нам хлопот, – сказал узнику третий.

Узник почувствовал, как у него на затылке натянулась кожа. Он уперся головой в стену.

– Постойте, – боязливо проговорил он. – Вы схватили совсем другого человека.

Чарли поперхнулся от смеха и протянул к нему руки. Узник отполз к стене.

– Нет! – закричал он. – Где священник?

– Хватит! – прикрикнул на него Чарли.

Глаза узника метались между Маком и третьим тюремщиком.

– Вы не понимаете, – истерично закричал он. – Священник звонит моей жене в Сент-Луис. Она скажет вам, кто я на самом деле. Я не Райли. Я Филип Джонсон.

– Довольно, Райли, – сказал ему Мак.

– Джонсон! Джонсон!

– Джонсон, Джонсон, надо стричься. Джонсон, Джонсон, наголо, – затянул нараспев Чарли, хватая узника за руку.

– Пусти меня!

Чарли рывком сдернул узника с койки и заломил ему руку. Лицо надзирателя раскраснелось от злости.

– Хватай за другую, – процедил он Маку.

Мак схватил узника за другую руку.

– Ну как еще мне вас убедить? – вопил узник, извиваясь между двух надзирателей. – Я не Джонсон. То есть я хотел сказать – не Райли.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю