Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 70 страниц)

Сеанс, начавшийся в два

_{© Перевод И. Иванова}

Прорыв произошел в два часа сорок одну минуту. До этого времени Морин, как и прежде, долго и нудно перечисляла обиды, нанесенные ей родителями и братом.

– Мне не для чего жить, – вдруг сказала она. – Абсолютно не для чего.

Доктор Фолькер не ответил, но ощутил волнующий трепет. Он ждал этого момента.

Он смотрел на молодую женщину, лежащую на кушетке в его кабинете. Женщина глядела в потолок. «О чем она сейчас думает?» – спрашивал себя доктор. И помалкивал – не хотел нарушать ее мысли, какими бы они ни были.

Наконец Морин вновь заговорила:

– Думаю, вы не слышали моих слов.

– Слышал, – возразил Фолькер.

– И никакой реакции? – В ее голосе появилась враждебность, – Никаких глубокомысленных комментариев?

– Вроде чего?

– Боже, не затевайте все это снова, – сказала она. – Мне нужен ответ, а не дурацкий вопрос.

– Простите, – пробормотал Фолькер. – У меня не было намерения вас сердить.

– Ваши слова меня уже рассердили! От них я…

Ее голос дрогнул, сменившись каким-то жутким горловым звуком.

– Вам ведь наплевать, – через некоторое время сказала Морин.

– Нет, мне не наплевать, – возразил Фолькер, – Что именно заставляет вас думать, будто мне наплевать?

– Я вам сказала: мне не для чего жить. – Голос Морин звучал язвительно.

– И?

– Что значит это ваше «и»? – огрызнулась она.

– И что заставляет вас испытывать такое чувство?

Молодая женщина заметалась по кушетке, лицо перекосилось от злости.

– Я невольно ощущаю себя дерьмом! – сказала она. – Этого точного определения вам достаточно, черт вас побери? Я чувствую себя дерьмом! Не хочу жить!

«Уже ближе», – подумал Фолькер, и по его коже пробежала приятная дрожь. Хорошо, что пациентка лежала к нему спиной. Врачу не хотелось, чтобы она видела его чувства.

– И? – снова спросил он.

– Убирайтесь к черту! – закричала Морин. – Это все, что вы можете сказать?

– Вы слышали, о чем говорили? – с максимальным спокойствием спросил Фолькер.

– О чем? О том, что мне не для чего жить? О желании умереть?

– Прежде вы не произносили слово «умереть», – поправил ее доктор.

– Велика важность! – воскликнула она, – Прошу прошения! Я сказала, что не хочу жить. Из этих слов любой способен сделать вывод, что я хочу умереть! Любой, но только не вы!

– А почему вы хотите умереть? – спросил Фолькер и тут же вздрогнул.

Он не должен был задавать этот вопрос.

Молчание Морин подтвердило его оплошность. В кабинете стало настолько тихо, что сюда долетал шум катившихся по бульвару машин. Доктор прочистил горло, надеясь, что он все же не сделал крупной ошибки и не упустил момент.

Ему хотелось заговорить с пациенткой, но он понимал: нужно обождать. Фолькер смотрел на застывшую молодую женщину. «Только не закройся от меня, – думал он. – Оставайся в таком состоянии. Прошу тебя. Я так долго ждал этого момента».

Морин устало вздохнула и закрыла глаза.

– Вам больше нечего сказать? – спросил он.

Ее глаза распахнулись. Морин повернулась и сердито уставилась на доктора.

– Скажи я то, что хотела сказать, у вас бы волосы поседели, – почти прорычала она.

– Морин, – тоном, исполненным терпения, произнес доктор.

– Чего еще?

– Мои волосы и так почти седые.

Она рассмеялась. Бесстрастно, просто оценив шутку.

– Да, почти седые, – сказала она. – Вы старый. И дряхлый.

– А вы молодая? – спросил доктор.

– Молодая и… – Она задумалась. – Молодая и несчастная. Молодая и потерянная. Молодая и пустая. Молодая и холодная, без всяких надежд… О боже! – с болью воскликнула она. – Я хочу умереть! Я хочу умереть! Я хочу узнать, как это происходит!

В горле у доктора Фолькера стало сухо.

– Что именно вы хотите узнать? – спросил он.

– Черт вас подери! Вы дурак или прикидываетесь? – Ее вопрос напоминал удар плетью. – Вы понимаете нормальный английский язык?

– Помогите понять, – попросил доктор Фолькер.

У него участился пульс. «Я близко, совсем близко».

Ответом было молчание. «Боже милосердный, неужели я опять ее потерял? – подумал он. – Сколько сеансов будет повторяться одно и то же?»

Придется рискнуть.

– Что вы хотите узнать? – осторожно спросил он.

Пациентка глядела в потолок.

– Морин, что вы хотите узнать? – повторил Фолькер.

– Оставьте меня в покое, – упавшим голосом ответила она. – Вы ничем не лучше остальных. Отца. Матери. Брата.

О господи! Фолькер стиснул зубы. Что угодно, только не новый круг ее жалоб!

– Вы знаете, что отец меня изнасиловал? – спросила Морин. – Я рассказывала об этом? Говорила, что мне было всего семь, когда это случилось? Говорила, что мать и пальцем не пошевелила, когда узнала? Говорила, как брат смеялся надо мной, когда я ему рассказала? Я говорила вам обо всем этом?

Фолькер закрыл глаза. «Почти тысячу раз подряд», – подумал он.

Доктор заставил себя открыть глаза.

– Морин, несколько раньше вы говорили о другом, – сказал он.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась она.

«Нет, нельзя», – подумал он, ощущая, как похолодела спина. Но остановиться он уже не мог.

– Вы говорили, что хотите умереть. Вы говорили…

Молодая женщина на кушетке содрогнулась всем телом. Потом ее голова запрокинулась на правый край подушки, и она закрыла глаза.

– Нет!

Фолькер ударил кулаком по спинке стула.

Еще одна неудача.

Когда молодая женщина поднялась и села, он подал стакан воды.

Джейн Уинслоу выпила всю воду практически залпом, после чего вернула доктору пустой стакан.

– Чего-нибудь добились? – спросила она.

– Эх!.. – Доктор устало выдохнул. – Как всегда. Мы добираемся до вершины, а потом она соскальзывает вниз. Она не в состоянии взглянуть в глаза своим страхам.

Фолькер покачал головой.

– Бедная Морин. Боюсь, мне понадобится еще много времени, прежде чем она осмелеет и сможет двинуться дальше.

Он сокрушенно вздохнул.

– Вы готовы к следующему сеансу?

Она кивнула.

В три часа она снова легла на кушетку. Некоторое время она глубоко дышала, потом ее затрясло. Наконец она вытянулась и замерла.

– Артур, – обратился к ней доктор Фолькер.

Джейн Уинслоу открыла глаза.

– Как вы сегодня?

– А каким я должен быть сегодня? – с горечью спросил Артур.

Доктор устало потер глаза. Помогать им было тяжело. Еще как тяжело. Но он не должен оставлять усилий. У него нет иного выбора.

– И как же жизнь обходится с вами, Артур? – спросил доктор Фолькер.

Узник

_{© Перевод И. Иванова}

Проснувшись, он обнаружил, что лежит на правом боку. Грубое шерстяное одеяло кусало ему щеку. Перед глазами была металлическая стена.

Мертвая тишина. Он напряг слух, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Звуков не было.

Ему стало страшно. Лоб прочертили морщины.

Приподнявшись на локте, он огляделся. Кожа на его худощавом лице натянулась и побледнела. Он подвинулся к краю койки, повернулся и с усилием опустил ноги на пол.

Рядом с койкой стоял табурет, а на табурете – поднос с недоеденной пищей. Жареная курица осталась нетронутой, в застывшем комке картофельного пюре виднелись борозды от вилки. В лужице растаявшего масла, больше похожего на жир, застряли крошки от печенья. Тут же стояла пустая чашка. Его ноздри наполнились запахом холодной еды.

Потом он огляделся. Окошко с решеткой. Такая же зарешеченная дверь. Увиденное заставило его испуганно вскрикнуть.

Пошатываясь, он встал. Его ботинки шаркали по жесткому полу. Прислонившись к стене, схватился за прутья оконной решетки. Окно было выше головы, и он ничего не увидел.

Он разжал пальцы и, ощущая дрожь в теле, переместил поднос на койку. Потом подтащил табурет к стене и кое-как влез сам.

Выглянул в окошко.

Серое небо, стены, окна с решетками, большие черные ободья прожекторов и далеко внизу – двор. Лил дождь, струи напоминали колышущийся занавес.

Его язык зашевелился. Глаза округлились от ужаса.

– Где я? – чуть слышно пробормотал он.

Табурет опрокинулся, и он полетел вниз. Правое колено ударилось о пол. Он оцарапал щеку, задев за холодную металлическую стенку. И тогда закричал от страха и боли.

Он доплелся до койки и рухнул на ее жесткую поверхность. Снаружи послышались шаги. Потом кто-то крикнул:

– Заткнись!

К двери подошел толстый человек в синей униформе. Вид у него был сердитый. Он смотрел на узника сквозь прутья.

– Чего еще у тебя стряслось? – прорычал он.

Узник тоже смотрел, открыв рот и роняя на пол слюну.

– Так, так, так, – злорадно улыбаясь, произнес толстый. – Что, наконец тебя вдарило?

Он запрокинул толстую голову и загоготал. Он смеялся над узником.

– Эй, Мак! – крикнул он кому-то. – Двигай сюда. Это надо видеть.

Послышались шаги. Узник вскочил с койки и подбежал к двери.

– Что я здесь делаю? – спросил он. – Почему я здесь?

Толстяк загоготал еще громче.

– Ха-ха! – трясся от смеха он. – Парень, да ты сломался.

– Вы там заткнетесь? – послышался чей-то раздраженный голос.

– Сам заткнись! – крикнул в ответ толстяк.

К решетчатой двери подошел тот, кого звали Маком. Он был постарше толстяка, и в его волосах блестела седина. Маку стало любопытно. Он заглянул внутрь и увидел узника с бледным лицом, вцепившегося в прутья решетки. Узник так сжал пальцы, что побелели костяшки.

– Что тут? – спросил Мак.

– Большой мальчик хряснулся, – ответил Чарли, – Большой мальчик хряснулся по полной.

– О чем вы говорите? – не понял узник. Его глаза метались между лицами надзирателей. – Где я? Умоляю, скажите, где я?

Чарли покатывался со смеху. Мак не смеялся. Он внимательно посмотрел на узника. Глаза Мака сощурились.

– Ты же знаешь, сынок, где находишься, – негромко сказал Мак. – Прекрати смеяться, Чарли.

Чарли давился от смеха.

– Рад бы, да не могу. Как этот красавчик был уверен, что он-то не сломается. «Я не такой», – передразнивая кого-то, не своим голосом произнес надзиратель, – «Я усядусь на этот чертов стул с улыбкой на лице».

Узник разлепил землистые губы.

– Что? – насторожился он. – Что вы сказали?

Чарли отвернулся. Он потягивался и гримасничал, хлопая себя по брюху.

– Всю сонливость мне снял, – заявил он узнику.

– Какой еще стул? – крикнул узник. – О чем вы тут говорите?

Живот Чарли заколыхался в новом приступе смеха.

– Честное слово, такой начинки я еще не пробовал, – признался он. – Гуще, чем в рождественском пироге.

Мак приблизился к решетке. Заглянул узнику в глаза.

– Не пытайся нас дурачить, Джон Райли.

– Дурачить?

Чувствовалось, узник не верит своим ушам.

– О чем вы говорите? Я вовсе не Джон Райли.

Надзиратели переглянулись, затем Чарли потопал по коридору, удивленно что-то бормоча себе под нос.

Мак отошел.

– Нет! – окликнул его узник. – Не уходите.

Мак вернулся.

– Что за комедию ты тут разыгрываешь? – спросил он. – Неужели думаешь, что сумеешь нас провести?

Узник непонимающе глядел на него.

– Вы скажете мне, где я? Умоляю, скажите.

– Сам знаешь.

– Говорю вам…

– Прекрати, Райли! – оборвал его Мак. – Ты понапрасну теряешь время.

– Но я не Райли! – закричал узник. – Да поймите же, что я – не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Мак медленно качал головой.

– И ты еще собирался быть редким храбрецом, – сказал он.

Узник поперхнулся. По нему было видно, что он хочет сказать множество важных вещей, но в горле все они слиплись в один комок.

– Хочешь снова увидеть священника? – спросил Мак.

– Снова? – удивился узник.

Мак подошел к прутьям и заглянул в камеру.

– Ты что, заболел? – спросил он.

Узник не отвечал. Мак перевел взгляд на поднос.

– Смотрю, у тебя и аппетит пропал, – сказал он. – Сам же просил. Мы тут подсуетились, а ты не стал есть. Чего ж так?

Узник посмотрел на поднос, на Мака, затем снова на поднос. Его грудь затряслась от рыданий.

– Что я здесь делаю? – всхлипнул он. – Я же не преступник. Я…

– Ради всего святого, заткни свою пасть! – крикнул ему узник из другой камеры.

– Сам разберусь, а ты прикрути громкость, – крикнул в ответ Мак.

– А что это с ним? – насмешливо спросил другой узник. – Никак большой мальчик намочил штанишки?

Раздался смех. Узник поднял глаза на Мака.

– Мы можете меня выслушать? – дрожащим голосом спросил он.

– Что, Райли, не думал, каково тебе будет? – вместо ответа спросил надзиратель.

– Я вовсе не Райли! – закричал узник. – Моя фамилия Джонсон.

Он припал к решетчатой двери. Лицо выражало мучительную решимость.

– Послушайте, – сказал узник, облизывая пересохшие губы. – Я – ученый.

Мак печально улыбнулся и снова покачал головой.

– Что, не можешь принять свою участь как мужчина? – спросил он. – Выделывался тут, бахвалился, а получается, ты такой же, как все.

Узник беспомощно глядел на него.

– Послушайте, – хрипло повторил он.

– Нет, это ты меня послушай, – оборвал его Мак. – У тебя, Райли, осталось два часа.

– Я же сказал вам. Я не…

– Прекрати! У тебя есть два часа. Вот и посмотрим, сумеешь ли ты за эти два часа превратиться из скулящего пса в человека.

В лице узника не было ни кровинки.

– Так ты хочешь снова увидеться со священником? – спросил Мак.

– Нет. Я… – начал узник и вдруг умолк. Казалось, ему сдавило горло, – Да, я хочу поговорить со священником. Прошу вас, позовите его.

Мак кивнул.

– Схожу за ним. А ты пока сиди тихо и не разевай пасть.

Узник побрел к койке. Там он сел и уставился в пол.

Мак немного понаблюдал за ним и исчез в глубине коридора.

– Что за беда? – раздался чей-то насмешливый голос, – Большой мальчик намочил штаны?

Остальные узники громко захохотали. Их смех плыл волнами над оцепеневшим узником.

Он встал и начал расхаживать по камере. Задрал голову, глядя на кусок серого неба в окне. Подошел к двери, вглядываясь, насколько возможно, в коридор.

Вдруг он нервно улыбнулся.

– Отлично, – крикнул он. – Замечательно. Получилось очень смешно. Я ценю вашу шутку. А теперь выпустите меня из этой крысоловки.

Кто-то застонал. Кто-то другой крикнул:

– Заткнись, Райли!

Он наморщил лоб.

– Шутка есть шутка, – громко произнес он. – А теперь мне нужно…

Он замолчал, услышав в коридоре торопливые шаги. Это Чарли перемешал свое грузное, нескладное тело. Подойдя к двери камеры, он остановился.

– Ты заткнешься? – угрожающе спросил Чарли, выпячивая мясистые губы. – Или вколоть успокоительного?

Узник попытался улыбнуться.

– Ну хорошо, – сказал он. – Ладно. Я подчиняюсь. А теперь хватит. Выпустите меня отсюда.

Последнюю фразу он произнес уже громче.

– Еще вякнешь, всажу шприц, – предупредил Чарли и отвернулся.

– Всегда знал, что ты трус, – добавил надзиратель.

– Да выслушайте наконец! – потребовал узник. – Меня зовут Филип Джонсон. Я физик-ядерщик.

Чарли повернул голову и дико расхохотался. Жирное тело затряслось.

– Я… ядедеррр…

Голос утонул в тяжелых, с присвистом, всплесках смеха.

– Я правду говорю! – крикнул узник.

Чарли притворно застонал. Потом толстой ладонью хлопнул себя по лбу.

– Еще чего наврешь?

Его голос разнесся по всему коридору.

– Да заткнитесь же вы там! – завопил кто-то из заключенных.

– Сам заткнись! – велел ему Чарли.

Улыбка покинула лицо надзирателя, сменившись сердитой гримасой.

– А священник уже идет? – услышал он новый вопрос неугомонного узника.

– «А священник уже идет? Уже идет?» – передразнил Чарли.

Со злости он ударил кулаком по столу, после чего плюхнулся на вертящийся стул. Стул жалобно скрипнул. Чарли со стоном привалился к стене.

– Еще раз меня разбудишь – шприц тебе в задницу! – пообещал он.

– Заткнись ты, надзирала! – опять крикнули из другой камеры.

– Сам заткнись! – рявкнул Чарли.

Узник вскарабкался на табурет. Он смотрел в окошко. Смотрел на падающий дождь.

– Где это я?

Мак и священник остановились возле камеры. Мак махнул Чарли, тот нажал кнопку на пульте, и зарешеченная дверь отодвинулась.

– Входите, святой отец, – сказал Мак.

Священник вошел. Он был невысоким и полным, с красным лицом и доброй улыбкой.

– Святой отец, вас не затруднит передать мне поднос? – спросил Мак.

Священник молча кивнул, взял поднос и подал надзирателю.

– Благодарю, святой отец.

– Не стоит благодарности.

Дверь снова закрылась. Мак не уходил.

– Если он опять начнет хулиганить, крикните нам.

– Уверен, что не начнет, – сказал отец Шейн и улыбнулся узнику.

Тот стоял, подпирая стену, и ждал, когда уйдет Мак.

Мак продолжал стоять у двери.

– Держи себя в руках, Райли, – велел он узнику и только тогда отошел.

Отец Шейн невольно вздрогнул, увидев шагнувшего к нему узника..

– Прошу вас, сын мой… – начал священник.

– Не бойтесь, я не собираюсь на вас нападать, – сказал узник. – Выслушайте меня, святой отец.

– Давайте вначале сядем и успокоимся, – предложил отец Шейн.

– Что? Да, разумеется. Вы правы.

Узник сел на койку. Священник приблизился с табуретом в руках и осторожно опустил его на пол напротив узника.

– Выслушайте меня, – начат узник.

Отец Шейн предостерегающе поднял палец. Достав из сутаны большой белый носовой платок, тщательно вытер поверхность табурета. Узник беспокойно перебирал руками.

– Ради бога, – умоляюще начал узник.

– Да, – улыбнулся священник. – Именно ради Него.

Отец Шейн опустился на табурет. Там поместилась лишь средняя часть грузного тела; все остальное просто свисало по краям.

– Итак, – ободряюще произнес священник.

Узник закусил нижнюю губу.

– Выслушайте меня, – сказал он через несколько секунд.

– Да, Джон.

– Меня не Джоном зовут, – раздраженно бросил узник.

Священник недоуменно глядел на него.

– Но… – начал было он.

– Мое настоящее имя Филип Джонсон.

На мгновение священник оторопел, затем печально улыбнулся.

– Зачем вы сопротивляетесь, сын мой? Почему бы вам..

– Говорю вам: меня зовут Филип Джонсон. Вы будете слушать или нет?

– Но, сын мой…

– Да или нет?

Отец Шейн в тревоге отпрянул.

– Вы когда-нибудь заткнете глотку этому недомерку? – медленно и громко спросили из соседней камеры.

Послышались шаги.

– Пожалуйста, не уходите, – взмолился узник.

– Останусь, если вы пообещаете говорить тихо и не тревожить покой других несчастных душ.

Возле двери появился Мак.

– Обещаю, обещаю, – прошептал узник.

– Что там опять? – спросил Мак, испытующе глядя на священника. – Может, желаете уйти, святой отец?

– Нет, нет, – возразил отец Шейн. – У нас все будет тихо. Райли пообещал…

– Я же вам сказал, что я не…

Узник осекся.

– Вы меня о чем-то спросили? – поинтересовался отец Шейн.

– Нет, это я так. Пожалуйста, скажите надзирателю, чтобы ушел.

Священник повернул голову к Маку, кивнул, и на его румяных щеках обозначились ямочки.

Мак ушел. Узник поднял голову.

– Скажите, сын мой, – заговорил священник, – отчего так взбудоражена ваша душа? Вы ищете способа покаяться?

Узник беспокойно передернул плечами.

– Выслушайте, – сказал он. – Вы можете просто выслушать меня? Выслушать, не вставляя своих реплик?

– Конечно, сын мой, – ответил священник. – За тем я и пришел. Однако…

– Отлично.

Узник подался вперед. Его лицо напряглось.

– Выслушайте меня, – снова сказал он. – Я не Джон Райли. Мое имя Филип Джонсон.

Священник болезненно поморщился.

– Сын мой…

– Вы обещали выслушать, – напомнил ему узник. Священник опустил веки. На лице появилась печать мученичества.

– Что ж, говорите.

– Я – физик-ядерщик.

Узник умолк, потом вдруг спросил:

– Который сейчас год?

Священник открыл глаза и вяло улыбнулся.

– Но вы наверняка…

– Умоляю, скажите.

Чувствовалось, беседа слегка раздосадовала святого отца. Он пожал сутулыми плечами.

– Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый.

– Что? – встрепенулся узник. – Вы не шутите?

Он пристально глядел на священника.

– Не шутите? – снова спросил узник.

– Сын мой, нет смысла шутить.

– Значит, тысяча девятьсот пятьдесят четвертый?

Священник раздраженно поглядел на него и кивнул.

– Да, сын мой.

– Тогда все объясняется, – сказал узник.

– Что, сын мой?

– Выслушайте и постарайтесь поверить, – попросил узник. – Я физик-ядерщик. Во всяком случае, был им в тысяча девятьсот сорок четвертом году.

– Не понимаю, – признался священник.

– Я работал в секретной атомной лаборатории, которая находилась в недрах Скалистых гор.

– В Скалистых горах? – недоверчиво спросил священник.

– Об этом никто не знает, – продолжал узник. – Сведения о ней не публиковались. Завод построили в сорок третьем для экспериментов с расщеплением атомного ядра.

– Мы знаем об Окридже [66]66
  Окридж – городок на востоке штата Теннесси. Благодаря удаленности и наличию дешевой электроэнергии от гидростанций был избран местом осуществления «Манхэттенского проекта» – проекта по созданию американской атомной бомбы, работы над которым велись в 1942–1945 гг. (Прим. перев.)


[Закрыть],– сказал священник.

– Наша лаборатория была небольшой и строго засекреченной. За ее пределами лишь немногие знали, над чем там работают.

– Но…

– Слушайте дальше. Мы работали с ураном двести тридцать восемь.

Священник сделал новую попытку заговорить.

– Это изотоп урана. Природный уран на девяносто девять процентов состоит из этого изотопа. Однако способа расщепления урана никто не знал. Мы пытались найти этот способ и заставить уран расщепляться. Понимаете?

Лицо священника выражало полное замешательство.

– Впрочем, вам незачем это понимать, – поспешно добавил узник. – Важны не технические детали. Важно то, что произошел взрыв.

– Вз…

– Да, взрыв.

– Однако… – попробовал возразить священник.

– Это было в тысяча девятьсот сорок четвертом, – сказал узник. – То есть… десять лет назад. И вот я просыпаюсь и обнаруживаю, что нахожусь… Кстати, где мы находимся?

– В государственном исправительном учреждении, – привычно отбарабанил священник.

– Штата Колорадо?

Священник покачал головой.

– Нет, штата Нью-Йорк.

Узник поднес ко лбу левую руку и нервно запустил пальцы в волосы.

– Две тысячи миль, – пробормотал он, – Десять лет.

– Сын мой…

Узник взглянул на священника.

– Вы не верите?

Священник грустно улыбнулся. Узник беспомощно развел руками.

– Что мне сделать, чтобы вы поверили? Понимаю, это звучит как выдумка. Оказаться переброшенным через пространство и время.

Он нахмурил брови.

– Быть может, вместо переброски через пространство и время меня вышвырнуло из собственного разума. Возможно, я стал кем-то другим. Наверное…

– Выслушайте меня, Райли.

Узник сердито поморщился.

– Я же вам говорил. Я не Райли.

Священник опустил голову.

– Вам нужны эти ухищрения? – спросил он. – Вам так нужно пытаться избежать правосудия?

– Правосудия? – воскликнул узник, – Я не преступник. Я даже не являюсь человеком, именем которого вы упорно меня называете.

– Полагаю, нам было бы лучше вместе помолиться, – сказал священник.

Узник отчаянно оглядывался по сторонам. Потом наклонился и схватил священника за плечи.

– Не смейте…

– Не бойтесь, я не причиню вреда, – скороговоркой произнес узник. – Просто расскажите про этого Райли. Кто он такой?.. Хорошо, хорошо, – пошел на попятную узник, заметив умоляющий взгляд священника. – Кто я такой? Каково мое происхождение?

– Сын мой, зачем вам понадобилось…

– Прошу вас, расскажите. Ради бога. Меня же должны каз… Да? Это так?

Священник непроизвольно кивнул.

– И двух часов не пройдет… Почему бы вам не сделать то, о чем я прошу?

Священник вздохнул.

– Какое у меня образование? – спросил узник.

– Не знаю, – ответил отец Шейн. – Мне ничего не известно о вашем образовании, происхождении, семье и…

– Но согласитесь, что Джон Райли не может обладать познаниями в ядерной физике, – торопливо проговорил узник. – Разве такое возможно?

Священник осторожно пожал плечами.

– Полагаю, что нет, – сказал он.

– Что он… что я натворил?

Священник закрыл глаза.

– Прошу вас, – прошептал он.

– Что я натворил? – снова спросил узник.

Священник стиснул зубы.

– Вы воровали, – сказал он, – и убивали.

Узник в полном недоумении глядел на святого отца. У него сперло дыхание. Он сжал кулаки и даже не заметил, как из них закапала кровь.

– Хорошо, – упавшим голосом продолжал узник. – Если я… если он все это сделал, может ли он быть образованным физиком?

– Райли, я…

– Может или нет?

– Нет. Думаю, что не может. Но какой смысл в ваших вопросах?

– Кое-что я вам уже рассказал. Могу сообщить и другие факты из области ядерной физики. И вы согласитесь: Райли бы этого никогда не рассказал.

Священник тяжело вздохнул.

– Слушайте, – поспешно начал объяснять узник, – наши сложности проистекали от несовпадения теории и фактов. Теоретически, уран двести тридцать восемь захватывает нейтрон и превращается в новый изотоп, уран двести тридцать девять, поскольку нейтрон всего лишь увеличивает массу…

– Сын мой, это бесполезно.

– Почему? – воскликнул узник, – Почему? Я вас спрашиваю. Вы же согласились, что Райли таких вещей знать не может. Но яих знаю. Разве это не доказывает, что я не являюсь Райли? А если я вдруг стал Райли, то лишь из-за потери памяти. Причиной был взрыв, произошедший десять лет назад. Тогда стихия вырвалась из-под нашего контроля.

Вид у отца Шейна был мрачный. Он качал головой.

– Разве вы не ощущаете правоты моих слов?

– Вы могли где-нибудь прочитать об этом, – сказал священник. – А потом, в состоянии необычайного напряжения, вдруг вспомнили прочитанное. Поймите, я не обвиняю вас в…

– Я сказал правду!

– Вы должны справиться с этим унизительным малодушием, – сказал отец Шейн. – Думаете, мне непонятен ваш страх смерти? Он присущ всем. Это…

– Боже мой, неужели такое возможно? – простонал узник. – Неужели возможно?

Священник склонил голову.

– Меня не могут казнить! – вдруг сказал узник, цепляясь за темную сутану святого отца. – Говорю вам, я не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Священник молчал. Не делал попыток вырваться. Узник дергал за сутану, а священник молился.

Потом узник отпустил его и шумно привалился к стене.

– Боже, – пробормотал он. – Боже, неужели никто меня здесь не слышит?

Священник поднял голову.

– Вас слышит Бог, – сказал он. – Так позвольте Ему упокоить вас на Его груди. Молитесь о прощении.

Узник тупо глядел на него.

– Вам этого не понять, – бесцветным голосом произнес он. – Меня же казнят.

У него задрожали губы.

– Вы мне не верите, – снова начал он. – Вы думаете, я лгу. И все думают, что я лгу.

Вдруг он вскинул голову.

– Мэри! – воскликнул он. – Моя жена. Как насчет моей жены?

– У вас нет жены, Райли.

– Нет жены? И вы говорите мне, что у меня нет жены?

– Сын мой, бесполезно продолжать все это.

Узник вскочил на ноги и в отчаянии схватился за виски.

– Господи, есть тут хоть кто-то, способный выслушать?

– Есть, – тихо ответил священник.

В коридоре снова послышались шаги и громкий ропот других заключенных.

У двери появился Чарли.

– Вам лучше уйти, святой отец, – сказал он. – Это бесполезно. Ему не нужна ваша помощь.

– Я не имею права бросать несчастную душу в таком состоянии.

Узник подбежал к решетчатой двери. Чарли невольно отпрянул.

– Осторожнее, парень, – предупредил он.

– Вы можете позвонить моей жене? – попросил узник. – Ну пожалуйста. Мы живем в Сент-Луисе, штат Миссури. Номер такой…

– Заткни глотку.

– Вы не понимаете. Моя жена все объяснит. Она вам скажет, кто я на самом деле.

Чарли заухмылялся.

– Честное слово, это лучший цирк из всего, что я видел, – тоном знатока произнес он.

– Так вы ей позвоните? – спросил узник.

– Отвали от двери.

Узник отошел. Чарли махнул рукой. Дверь отъехала, отец Шейн вышел в коридор. Он глядел себе под ноги.

– Я вернусь, – пообещал он.

– Ну почему вы отказываетесь позвонить моей жене? – умоляюще спросил узник.

Священник колебался. Затем он вздохнул и достал блокнотик с карандашом.

– Какой номер? – устало спросил он.

Узник подбежал к двери.

– Не тратьте впустую ваше драгоценное время, святой отец, – сказал Чарли.

Торопливым голосом узник продиктовал священнику телефонный номер.

– Вы уверены, что правильно записали? – спросил узник. – Вы ничего не перепутали?

Он повторил номер. Священник кивнул.

– Скажите ей, что я… скажите ей, что со мной все в порядке. Я здоров и вернусь домой, как только… скорее! Времени мало. Пусть она свяжется с начальником тюрьмы или с кем-нибудь из властей.

Священник опустил руку на дрожащее плечо узника.

– А если на мой звонок никто не ответит? – спросил он. – Если по этому номеру никого не окажется, вы прекратите свои речи?

– Вам ответят. Она дома. Я знаю, она дома и ответит на звонок.

– А если нет?

– Вы ее застанете.

Священник убрал руку с его плеча и медленно зашагал по коридору. Проходя мимо камер, он кивал узникам. Узник, называвший себя Филипом Джонсоном, провожал его взглядом, пока священник не скрылся из поля зрения.

Чарли смотрел на него и усмехался.

– Да, ты точно лучший из всех, – сказал надзиратель.

Узник молчал.

– Был тут у нас один парень, – вспомнил Чарли. – Утверждал, что проглотил бомбу. Грозил: если мы его усадим на электрический стул, тюрьма взлетит к чертям собачьим.

Надзиратель хихикнул.

– Мы просветили его рентгеном. Ничего он не глотал. А потом ему пришлось проглотить хорошую порцию электричества.

Узник отвернулся и пошел к койке. Сел.

– Второй был похлеще первого, – продолжал Чарли. Он нарочно повысил голос, чтобы слышали и другие узники. – Этот назвался Христом. Говорил, что его невозможно убить. Пообещал через три дня воскреснуть и пройти сквозь стену.

Надзиратель кулаком почесал себе нос.

– Больше мы о нем не слыхали. Но я на всякий случай присматриваю за стеной.

Грудь Чарли затряслась от хохота.

– А теперь и третий выискался.

Узник ответил ему взглядом, полным жгучей ненависти. Чарли пожал плечами и отошел от камеры. Сделав несколько шагов, он вернулся.

– Да, скоро мы будем тебя стричь, – крикнул он узнику. – Есть пожелания насчет фасона?

– Убирайся.

– Может, оставить бачки? – сощурился Чарли, словно предвкушая удовольствие.

Узник отвернулся к окну.

– А как насчет челки? – засмеялся Чарли. – Эй, Мак, не сделать ли нам большому мальчику челочку?

Узник согнулся и закрыл трясущимися ладонями лицо.

Дверь камеры отъезжала вбок.

Услышав звук, узник вздрогнул и поднял голову. Он оцепенело взглянул на Мака, Чарли и третьего. Третий что-то держал в руках.

– Что вам надо? – осипшим голосом спросил он.

Чарли усмехнулся.

– Парень, это просто шикарно, – сказал он. – Ты не знаешь, что нам надо?

Усмешка сделалась язвительной.

– Решили подстричь большому мальчику волосики.

– Где священник?

– Священствует где-то.

– Заткнись, – раздраженно оборвал его Мак.

– Сынок, я надеюсь, ты не доставишь нам хлопот, – сказал узнику третий.

Узник почувствовал, как у него на затылке натянулась кожа. Он уперся головой в стену.

– Постойте, – боязливо проговорил он. – Вы схватили совсем другого человека.

Чарли поперхнулся от смеха и протянул к нему руки. Узник отполз к стене.

– Нет! – закричал он. – Где священник?

– Хватит! – прикрикнул на него Чарли.

Глаза узника метались между Маком и третьим тюремщиком.

– Вы не понимаете, – истерично закричал он. – Священник звонит моей жене в Сент-Луис. Она скажет вам, кто я на самом деле. Я не Райли. Я Филип Джонсон.

– Довольно, Райли, – сказал ему Мак.

– Джонсон! Джонсон!

– Джонсон, Джонсон, надо стричься. Джонсон, Джонсон, наголо, – затянул нараспев Чарли, хватая узника за руку.

– Пусти меня!

Чарли рывком сдернул узника с койки и заломил ему руку. Лицо надзирателя раскраснелось от злости.

– Хватай за другую, – процедил он Маку.

Мак схватил узника за другую руку.

– Ну как еще мне вас убедить? – вопил узник, извиваясь между двух надзирателей. – Я не Джонсон. То есть я хотел сказать – не Райли.