355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ричард Мэтисон (Матесон) » Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник) » Текст книги (страница 49)
Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 21:34

Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"


Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)



сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 70 страниц)

– Пожалуйста! – крикнул Питер.

После того как инъекция дала эффект, Ланг повалился на спину, его лицо и шея покрылись испариной. «Спасибо», – пробормотал он. Его бледные губы дрогнули и улыбнулись, когда Патриция села рядом с ним на диван и вытерла ему досуха лицо полотенцем. «Спасибо, моя любовь», – прошептал он. Она была не в силах говорить. Питер взглянул на мисс Хауэлл.

– Хорошо, простите меня, я очень измучен, – мягко сказал он ей. – Спасибо вам за то, что вы пришли, но я не верю, что можно что-то сделать.

– Тогда что с вами творится, как по-вашему? – спросила Лорис.

– Но я и сам толком не знаю, что случилось! – воскликнул Ланг.

– А я думаю, что вы все знаете, – с силой сказала Лорис, – и я сама все знаю! Джу-джу – это самое сильное языческое колдовство во всем мире. Люди веками верили в то, что джу-джу обладает разрушительной силой, и оно правда имеет такую силу. А вы, мистер Ланг, должны это прекрасно чувствовать!

– И откуда же вы все так хорошо знаете, мисс Хауэлл? – поинтересовался Питер.

– Когда мне было двадцать два года, – ответила она, – я провела в Зулу целый год, и жила я в деревне, где занималась сбором сведений для своей работы. Так вот, когда я жила там, одной старой нгомбо я очень понравилась, и она обучила меня всему, что знала сама!

– Нгомбо? – переспросила Пэт.

– Ну да, деревенской колдунье, – с отвращением ответил Питер.

– А я-то думал, что колдунами бывают только мужчины, – заметил Дженнингс.

– Нет, большинство из них – женщины, – сказала Лорис, – мудрые, добрые женщины, которые знают свое дело и трудятся не покладая рук.

– Мошенницы, – сказал Питер.

Лорис улыбнулась ему.

– Да, – сказала она. – Да, они обманщицы, мошенницы, бездельницы, шарлатанки. И еще, – ее улыбка стала не безмятежной, а беспощадной, – как вы думаете, Питер, что заставляет вас чувствовать, будто тысячи пауков покрывают все в этой комнате, покрывают вас самого, все ваше тело?

В первый раз за все время с тех пор, как он попал в эту квартиру, доктор Дженнингс увидел на лице Питера страх.

– Ты знаешь об этом? – спросил Питер девушку.

– Я знаю обо всем, что вам пришлось испытать, – сказала Лорис, – я сама прошла через это.

– Когда? – удивился Ланг. В его голосе больше не было неприязненной насмешки.

– В тот самый год, – сказала доктор Хауэлл. – Колдун из соседней деревни наслал на меня смертельное заклятие, джу-джу, а старая нгомбо Куринга спасла меня от этого заклятия.

– Расскажи мне об этом, – попросил Питер, дотрагиваясь до девушки.

Дженнингс заметил, что дыхание Ланга учащается. Это значило, что эффект второй инъекции подходит к концу.

– О чем вам рассказать? – спросила Лорис, – О пальцах с длинными когтями, которые разрывают ваши внутренности? Об ощущении, что вы тяжелый шар, потому что иначе нельзя раздавить змей?

Питер во все глаза смотрел на Лорис.

– О чувстве, будто ваша кровь превратилась в жгучую кислоту, а кости высосаны и пусты и вы рассыплетесь, если пошевелитесь?

Губы Питера задрожали.

– Или о том, как стаи голодных крыс поедают ваш мозг? Грязных, голодных крыс? Или о том, что глаза ваши расплавились и вот-вот потекут по вашим щекам, как студень? Или…

– Хватит. – Тело Ланга тряслось, как при спазмах.

– Я говорила вам все это только для того, чтобы вы поверили мне, – сказала Лорис, – я помню свою боль так же ясно, как если бы я пережила ее вчера вечером, а не пять лет тому назад. Я помогу вам, если вы хотите этого. Забудьте о своем недоверии. Или вы не верите мне, или вы здоровы и полны сил, разве вы не понимаете этого?

– Милый, пожалуйста, – сказала Патриция.

Питер посмотрел на нее, потом снова на мисс Хауэлл.

– Ждать больше нельзя, мистер Ланг, – сказала мисс Хауэлл.

– Хорошо! – Он закрыл глаза, – Хорошо, попробуйте. Я уверен, что хуже мне уже не будет.

– Быстрее же! – умоляюше сказала Пэт.

– Хорошо, – Лорис Хауэлл повернулась и подошла к своей красивой вместительной сумке, стоящей на полу.

Дженнингс успел заметить, что в сумке лежит что-то очень странное и яркое. Лорис взглянула на доктора и его дочь.

– Пэт, можно тебя на минутку? – спросила Лорис.

Они отошли в сторону и стали о чем-то говорить. Дженнингс заметил, что обе посматривали на Ланга. Молодой мужчина снова начал дрожать. «Начинается», – подумал Дженнингс. «Джу-джу – это самое сильное языческое колдовство во всем мире», – пронеслось в его голове.

– Что? – послышался голос Пэт.

Дженнингс взглянул на девушек. Пэт в шоке смотрела на мисс Хауэлл.

– Прости меня, я не сказала тебе об этом с самого начала, но никакой другой возможности спасти его нет.

Пэт подумала.

– Так значит, по-другому нельзя? – спросила она.

– Нельзя, – грустно подтвердила доктор Хауэлл.

Патриция вопросительно посмотрела на Питера. Затем медленно кивнула.

– Хорошо, только поскорее, – сказала она.

Без единого слова Лорис Хауэлл прошла в спальню со своей сумкой. Дженнингс заметил, что Пэт напряженно смотрит на дверь, за которой скрылась негритянка. Он ничего не понимал. Но ему было ясно, что Пэт боится чего-то совсем другого – не того, что раньше.

Дверь спальни отворилась, и оттуда вышла доктор Хауэлл. Дженнингс, повернувшись к ней, чуть было не задохнулся. Лорис была обнажена до пояса, а вместо юбки на ней красовалось нечто вроде нескольких ярких платков, связанных вместе. Ее стройные длинные ноги были открыты, а ступни – босы. Дженнингс оторопело уставился на молодую женщину. Юбка и блузка, в которых она появилась здесь, скрывали и ее красивую, чувственную грудь, и ее женственные, округлые бедра. Неожиданно смутившись собственной бесцеремонности, Дженнингс перевел взгляд на Пэт. Теперь стало понятно, что за страхи одолевали его дочь – та ревниво смотрела на Лорис.

Дженнингс взглянул на Питера. Его лицо было сплошной маской боли, никакие другие чувства Лангу не были доступны.

– Пожалуйста, поймите меня правильно, – разбила напряженное молчание Лорис, – я никогда раньше не делала ничего подобного.

– Мы все понимаем, – ответил Дженнингс, не в силах отвести от нее взгляд.

На каждой ее щеке было нарисовано по ярко-красному кружочку, а блестящие смоляные кудри венчал диковинный головной убор – маленькая шапочка с пышным плюмажем из павлиньих перьев, и на каждом пере – переливающийся глазок. На ее шее и груди висели ожерелья – из разноцветных бусин, ракушек, блестящего металла, цветных кусочков кожи и зубов каких-то животных. На ее левом предплечье был маленький шит, опушенный по краям мехом и чудесно разрисованный.

Контраст между современной сумкой и ее содержимым был достаточно разительным. Эффект необыкновенного преображения Лорис в манхэттенской квартире вызвал в докторе Дженнингсе двойственное чувство: зыбкий страх перед чем-то неизвестным и восхищение. Она вышла из спальни с робким, почти что детским вызовом – словно ее стыдливость уравновешивалась сознанием того, что она молода, красива и здорова. Дженнингс заметил, что ее тело татуировано: сотни тонких красных точек вокруг ее пупка образовывали узор из концентрических кругов.

– Эту татуировку мне сделала Куринга, – ответила Лорис, когда Дженнингс спросил ее об этом, – так я заплатила ей за то, что узнала все ее секреты, – Она легко улыбнулась. – Но в самый решительный момент мне удалось уговорить ее не спиливать мои зубы.

Дженнингс почувствовал, что Лорис смущена, но девушка была полна решимости. Она открыла свою сумку и стала вынимать из нее еще какие-то предметы.

– Такой узор получается, если немного проколоть кожу и в каждый укол втереть особенную пасту.

Она выложила на кофейный столик пузырек с какой-то темной жидкостью и горсть тонких отполированных косточек, принадлежавших ранее некоему зверьку.

– А эту особую пасту я должна была сделать сама. Пришлось голыми руками поймать краба и оторвать ему одну клешню. Клешню завернуть в кожицу, снятую с живой лягушки, и еще прибавить ко всему этому обезьянью челюсть. – Лорис выложила на столик связку тонких инструментов, похожих более всего на тонкие хирургические ланцеты, – И вот из клешни, шкурки и челюсти, растертых вместе с еще кое-какими растительными компонентами, получилась эта паста.

Дженнингс в изумлении заметил, что Лорис вынимает из своей сумки небольшой магнитофон и ставит его на столик перед ним.

– Как только я скажу: «Пора!» – доктор, пожалуйста, включите магнитофон – вот эта кнопка.

Дженнингс машинально кивнул, зачарованно глядя на нее. Казалось, что она совершенно уверена в том, что делает. Не обращая никакого внимания на прищуренные глаза Ланга, на неопределенную выжидательность Патриции, Лорис принялась рисовать на полу странные линии и круги. Когда она присела на корточки, Пэт не сдержала изумленного вздоха: по-видимому, под юбочкой из пестрых платков на Лорис ничего не было.

– Ну я, может быть, и помру, – заявил совершенно бледный Питер, – но похоже, что в моей смерти будет немало очаровательного!

Лорис перебила его.

– В кругу должны находиться только трое, – сказала она спокойно.

Строгий звук ее голоса прозвучал так странно! Дженнингсу казалось, что ее губы – это губы языческой богини, и он, удивляясь про себя, подошел поближе к Лангу, чтобы помогать Лорис.

Питер сделал попытку подняться на ноги, но вместо этого страшно дернулся и рухнул на пол как подкошенный. Его тело сотрясалось, локти и колени судорожно сжимались. Неожиданно он неестественно выгнулся дугой, опираясь головой о пол, изо рта у него потекла слюна, а дико вытаращенные глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

– Лорис! – воскликнула Пэт.

– Мы ничего не сможем сделать, пока приступ не пройдет, – откликнулась негритянка.

Она с тревогой смотрела на Питера. Купальный халат Питера развязался, и мужчина стал судорожно биться на полу. Лорис отвернулась, но лицо ее было видно Дженнингсу, и доктор, к своему ужасу, понял, что она тоже очень испугана. Дженнингс и Пэт бросились к Лангу, пытаясь удержать его, но судорога продолжались.

– Оставьте его, – сказала Лорис. – С этим вы ничего не сможете поделать.

Патриция враждебно взглянула на нее. После того как тело Питера дернулось в последний раз и застыло, Пэт запахнула полы его халата и завязала на нем пояс.

– Ну, за круг, быстро, – сказала Лорис, очистив себя от какого-то внутреннего страха. – Нет, пусть он сидит один, – добавила она, потому что Пэт крепко обнимала Питера, поддерживая его спину.

– Он же упадет, – сказала Пэт с нескрываемым негодованием в голосе.

– Патриция, если ты хочешь, чтобы я вам помогла…

Взгляд Пэт скользнул по корчившейся от боли фигуре Питера и тут же переместился на выразительное лицо Лорис. Пэт сдержалась, поднялась и вышла из круга.

– Скрестите, пожалуйста, нога, – обратилась Лорис к Лангу и Дженнингсу.

Питер хмыкнул с полузакрытыми глазами.

– Во время церемонии, мистер Ланг, я должна буду принять от вас плату – какая-нибудь нестоящая личная вешь вполне подойдет. Вы также должны будете принять плату от меня.

Питер кивнул.

– Хорошо, оставим это, – сказал он, – я не возьму с вас слишком много.

Грудь Лорис приподнялась, точно от глубокого вздоха.

– Теперь нельзя разговаривать, – прошептала она.

Она в волнении сидела напротив Питера, наклонив голову. В комнате стояла мертвая тишина, которую нарушало только прерывистое дыхание Ланга. Дженнингс мог различить далекие звуки гудков и шум машин внизу, на улице. Он до сих пор не мог поверить в происходящее: таинственный магический ритуал, который происходит в городской квартире в центре Манхэттена.

Дженнингс постарался отвлечься от опасений и дурных предчувствий, Он не верил самому себе. Но он сидел здесь, в этой комнате, и его скрещенные ноги немного ныли с непривычки. Здесь же, в полубессознательном состоянии и точно в такой же позе, сидел Питер Ланг, человек, близкий к смерти, без каких бы то ни было симптомов заболевания. Здесь находилась и его дочь Пэт, измученная и испуганная ведьмой, которую сама же и пригласила. И самое странное заключалось в том, что в этой же комнате присутствовала – нет. не доктор Хауэлл, интеллигентная профессорша антропологии, культурная, образованная женщина, но полуголая африканская колдунья, со всеми атрибутами варварской магии.

Раздался негромкий перестук. Дженнингс очнулся и взглянул на Лорис. В левой ее руке были тонкие инструменты вроде ланцетов, в правой она держала горсть мелких отполированных косточек. Она подбросила их на ладони, как игральные кости, и разбросала на коврике, внимательно следя за их падением.

Некоторое время она всматривалась в понятный ей одной узор, потом бросила кости еще раз. Дыхание Питера участилось. Что, если у него сейчас снова начнется припадок? Дженнингс разволновался. Что, если церемония будет нарушена, не успев начаться?

Он вздрогнул, потому что Лорис оборвала молчание.

– Зачем ты пришел сюда? – грозно спросила она. Она холодно и даже недовольно смотрела на Питера, – Зачем ты тревожишь меня? Может быть, болен кто-то из твоих родственников? Поэтому ты пришел ко мне? – спросила Лорис повелительным голосом.

Дженнингс понял, что Лорис сейчас колдунья и что она вопрошает своего клиента соответственно порядку и своему положению.

– Может быть, болен ты? – с нажимом подсказала Питеру Лорис, ее плечи откинулись назад.

Дженнингс невольно взглянул на свою дочь. Пэт сидела прямо, точно каменная статуя, с бледными щеками, со сжатыми губами, с бескровными стиснутыми руками.

– Говори, мужчина! – приказала Лорис, приказала уже как нгомбо.

– Да! Я болен! – Из груди Питера вырвался тяжелый вздох, – Я болен.

– Теперь расскажи мне об этом, – сказала Лорис. – Расскажи мне о том, как ты заболел.

То ли Питеру было так больно, что он уже перестал ощущать боль, то ли он был зачарован присутствием Лорис, а может быть, и то и другое (так подумал Дженнингс), но Ланг заговорил. Его голос звучал ровно, взгляд не отрывался от горящих глаз Лорис.

– Однажды ночью тот человек пробрался в наш лагерь, – заговорил Ланг. – Он пытался стащить что-нибудь съестное. Когда я поймал его, он обозлился на меня и проклял меня. Он сказал, что убьет меня.

Дженнингс подумал, что девушка загипнотизировала Питера, потому что его голос звучал бесстрастно и механически.

– И тот человек принес в мешке… – Голос Лорис был определенно голосом опытного гипнотизера.

– Он принес куклу, – продолжал Питер, его горло дрожало при каждом вдохе. – Кукла говорила со мной.

– Фетиш говорил с тобой, – сказала Лорис. – Что сказал тебе фетиш?

– Кукла сказала мне, что я умру. Она сказала, что когда луна станет круглой, то я умру.

Питер вздрогнул и закрыл глаза. Лорис снова бросила кости и принялась их разглядывать. Потом она бросила на ковер свои тонкие ланцеты.

– Это не Мбвири и не Хебизо, – сказала она. – Это не Атандо, не Фуофуо и не Сови. Это не Кунди и не Собла. Не лесной дух терзает тебя. Тебя терзает злой дух, которого призвал обиженный нгомбо. Злой дух, слуга нгомбо, напал на тебя, чтобы отомстить за своего хозяина. Ты понимаешь меня?

Питер почти не мог говорить. Он кивнул.

– Да, – прошептал он.

– Скажи: да, я понимаю.

– Да, – он вздрогнул, – я понимаю.

– Теперь плати мне, – сказала Лорис.

Питер несколько секунд молча смотрел на нее, потом опустил глаза. Его дрожащие пальцы шарили в карманах халата и ничего не могли там отыскать. Неожиданно Питер стал задыхаться, его плечи передернулись от боли, которая поднималась в нем. Он снова начал шарить в карманах, словно не понимая, что в них пусто. Потом Питер стал стягивать со среднего пальца левой руки золотое обручальное кольцо. Дженнингс взглянул на свою дочь. Ее лицо оставалось бесстрастным, когда Питер протянул негритянке подарок Пэт.

– Пора, – сказала Лорис.

Дженнингс вскочил на ноги и, преодолевая боль в онемевших суставах, подошел к столику и включил магнитофон.

Когда он вернулся в круг и уселся на свое место, музыка уже зазвучала.

В одну секунду комната наполнилась шумом барабанов, пением и редкими хлопками в ладоши. Дженнингс смотрел на Лорис, он уже не видел предметов, которые его окружали, и комнату, в которой он находился. В смутном и неверном свете видна была только девушка.

Она бросила на пол свой маленький шит и поднесла к губам пузырек, который до этого держала в руке. Лорис замерла на минуту и одним глотком выпила содержимое пузырька. Зачарованный таинственностью происходящего, ослепленный игрой воображения, Дженнингс находился в полном неведении относительно того, что она выпила.

Лорис начала свой танец.

Сначала только ее руки и плечи стали медленно и плавно изгибаться в такт ударам барабанов. Дженнингс смотрел на нее не отрываясь, и ему казалось, что его сердце стучит в одном ритме с барабанами. Жесты ее рук были по-змеиному гибкими, ожерелья и браслеты на ней позванивали, время и пространство вокруг нее исчезли. Дженнингс сидел где-то в джунглях, на поляне, и смотрел на завораживающий танец колдуньи.

– Хлопайте в ладоши, – приказала нгомбо.

Дженнингс стал хлопать в ладоши в такт ритму. Затем взглянул на Пэт – она тоже хлопала и тоже неотрывно смотрела на Лорис. Только Питер сидел неподвижно, напряженно глядя вверх, его рот подрагивал, как если бы он изо всех сил сжимал зубы. На короткий миг Дженнингс снова превратился в доктора, наблюдающего за своим пациентом, но скоро он опять поддался безотчетному очарованию танца.

Удары барабанов стали громче и чаще. Лорис двигалась по кругу, медленно поворачиваясь, ее руки и плечи стали живее и выразительнее. Без всякой на то причины ее глаза то и дело обращались к Питеру, и Дженнингс понял, что она танцует только для Ланга – она обращалась к нему с энергичными, призывающими жестами, словно приглашала его тоже потанцевать.

Неожиданно она изогнулась, колыхнув станом, затем снова выпрямилась. Она двигалась точно в жару, движения стали откровенно страстными, и дикое ее лицо обратилось в сторону Питера. Дженнингс вздрогнул, когда Лорис, продолжая танцевать, подошла вплотную к Питеру и стала гладить его щеки своими розовыми, как лепестки, ладонями. Потом Лорис отстранилась и стала содрогаться в неистовом танце, ее зубы поблескивали в полумраке, а лицо стало по-животному исступленным. Вот она снова повернулась лицом к своему клиенту.

Она кружилась и изгибалась перед Питером, точно кошка, она тяжело дышала и постанывала. Краем глаза Дженнингс глянул на свою дочь. Патриция подалась вперед, неотрывно следя за Лорис, и выражение ее лица испугало доктора.

Губы Патриции приоткрылись, точно в беззвучном крике, и Дженнингс посмотрел на нгомбо. Подойдя вплотную к Питеру, негритянка сжала руками свою грудь и поднесла ее к самому лицу молодого мужчины. Питер смотрел на женщину блестящими глазами, его тело трепетало. Монотонно напевая, Лорис отвернулась от Питера. Дженнингсу на миг показалось, что она вот-вот сорвет с себя свою яркую юбочку, потому что Лорис стала приподнимать ее и крутить, танцуя перед Питером. Неожиданно доктор понял, что выпила Лорис из маленького пузырька.

– Нет!

Тонкий и слабый голос Патриции заставил его вздрогнуть. Он обернулся; Патриция вскочила на ноги. Сердце у него учащенно забилось.

– Пэт! – воскликнул он.

Пэт посмотрела на него; на некоторое время они замерли, глядя в глаза друг другу. Затем, с безудержной дрожью, Патриция опустилась на пол, и Дженнингс отвернулся от нее.

Теперь Лорис стояла перед Питером на коленях, откидываясь назад, изящно изгибая руки и снова выпрямляясь. Она задыхалась. Ее полуоткрытый рот выпускал воздух вместе со стонами. На черных щеках выступили блестящие капельки пота, и такие же капельки покрывали плечи и спину. «Нет!» – подумал он. Он увидел, что руки Лорис снова протянулись к Питеру. «Нет!» От этого слова по его спине бежали мурашки. Он продолжал следить за Лорис, опасаясь того, что могло произойти, и уже точно зная, что это неизбежно. Барабанные удары участились и слились в сплошной оглушительный грохот в его ушах, его сердце бешено колотилось. «Нет!»

Руки Лорис опустились и потянулись к халату Питера. Дыхание Патриции за спиной доктора стало хриплым и судорожным. Дженнингс искоса взглянул на лицо Пэт, перекошенное от муки, и снова обратил все свое внимание на Лорис. Учащенный шум барабанных ударов, хор поющих голосов, хлопки в ладоши смешались в его ушах, его голова шла кругом, комната расплывалась перед глазами. В полубреду он видел, как Лорис ласкала Питера, а дикое лицо молодого человека было исполнено такой муки и боли, точно он агонизировал. Лорис придвинулась ближе к Лангу. Еще ближе. Теперь красивое расслабленное тело девушки приникло к телу Питера, а ее руки крепко его обнимали.

– Иди ко мне, – ее голос звучал развратно и влекуще, – иди ко мне!

– Прочь от него! – дико закричала Пафиция, рванувшись со своего места.

Стряхнув оцепенение, Дженнингс увидел, что Патриция тянется к Лорис, которая в это время приникла к Питеру.

Дженнингс схватил Пэт, сам не понимая, почему он так поступает, и стал оттаскивать ее прочь – он чувствовал, что должен поступить именно так. Патриция билась в его руках, ее щеки горели, она шумно дышала и тряслась от ярости.

– Прочь от него! – снова закричала она Лорис, – Убери от него свои руки!

– Патриция!

– Дай мне уйти отсюда!

Дикий крик боли, который издала Лорис, парализовал их. Она упала навзничь. Ее руки и ноги судорожно сжимались и разжимались, тело выгибалось. Дженнингс пришел в сильнейшее смятение. Он взглянул на лицо Питера и понял, что мучения оставили молодого человека. Только изумление и замешательство были теперь на лице Ланга.

– Что это? – спросила Патриция.

Голос Дженнингса стал глухим и тихим.

– Она забрала себе его боль, – ответил он.

– Ох, боже мой. – Пораженная Патриция в испуге смотрела на свою подругу.

«О чувстве, что вы должны проглотить тяжелый шар, потому что иначе нельзя раздавить змей, шевелящихся в ваших внутренностях…» – вспомнилось Дженнингсу. Он смотрел на корчившееся от боли тело Лорис, на спазмы, на судороги ее ног. Магнитофон на столике щелкнул и замолчал, и в тишине, которая так внезапно наступила, Дженнингс услышал страшное дыхание и стоны боли, которые вырывались с хрипом из горла Лорис. «Ощущение, что ваша кровь стала едкой кислотой, что вы разваливаетесь на части, если пошевельнетесь, потому что ваши кости пусты, из них все вынуто…» Распахнутыми глазами Дженнингс следил за агонией Лорис, которая спасала Питера от мучений. «Чувство, что ваш мозг глодают гадкие голодные крысы, что глаза ваши расплавились и сейчас потекут по щекам…» Ноги Лорис снова дернулись, она выгнула спину и несколько раз вздрогнула. Ее плечи ходили ходуном.

Ее ноги стучали по полу от резкой дрожи, пока не замерли безвольно. Ее бедра сжимались, грудь дрожала, дыхание было тяжелым и жутким.

– Питер!

Испуганный голос Патриции заставил Дженнингса обернуться. Питер блестящими глазами смотрел на Лорис. Он опустился на колени, потом – на четвереньки; в его фигуре не было ничего человеческого. Он пополз к Лорис. Дженнингс схватил его за плечи, но с Питером теперь было не так-то легко справиться. Он продолжал тянуться к негритянке.

– Питер!

Ланг старался оттолкнуть доктора в сторону, но Дженнингс вцепился в него изо всех сил.

– Питер, ради бога!

Горячее дыхание Ланга обожгло щеку доктора. Дженнингс отчаянно схватил Питера за волосы и так крутанул его голову, что лицо молодого человека скривилось от боли.

– Не сходи с ума, ты же человек! – крикнул Дженнингс. – Ты же человек!

Питер мигнул. Потом он уставился на доктора глазами только что народившегося на свет младенца. Дженнингс отпустил его волосы и быстро оттащил Ланга в сторону.

Лорис неподвижно лежала на спине, ее черные глаза глядели в потолок. Со вздохом Дженнингс наклонился над ней и взял ее за руку. Он не услышал пульса. Он снова заглянул в глаза девушки. Они были остекленевшими, точно у трупа. Доктор в ужасе и отчаянии смотрел на нее. Внезапно веки Лорис опустились, и она глубоко и прерывисто вздохнула Все ее тело вздрогнуло. Дженнингс замер, раскрыв рот. «Нет, это невозможно, она не может…»

– Лорис! – закричал он, не помня себя. Негритянка открыла глаза и посмотрела на него.

Через несколько мгновений губы ее вздрогнули, и она едва слышно прошептала:

– Ну вот и все, – и попыталась улыбнуться.

Машина ехала по Седьмой авеню, шины шуршали по мокрому асфальту. Рядом с Дженнингсом на сиденье полулежала доктор Хауэлл – неподвижная, слабая, измученная. Пристыженная, полная раскаяния Пэт вымыла и одела ее, а после Дженнингс помог негритянке спуститься к его машине. Перед тем как они вышли из квартиры, Питер попытался сказать Лорис что-то благодарное, но так и не нашел слов – просто поцеловал ей руку и в молчании вышел из комнаты.

Дженнингс взглянул на Лорис.

– Знаете что, если бы я не увидел этого своими глазами, то ни за что бы не поверил! Я и сейчас не уверен, было ли все это на самом деле!

– Что ж теперь поделаешь, вам придется верить, – сказала она.

Дженнингс молча вел машину, пока не отважился через некоторое время снова заговорить.

– Доктор Хауэлл?

– Да?

– Это было очень опасно, почему вы отважились на это?

– Если бы я не отважилась, ваш будущий зять к ночи бы умер. Вы просто не знаете, как на самом деле он был близок к смерти.

– Спасибо вам, – сказал Дженнингс, – но я имел в виду другое: вы взяли себе его боль, а это ведь очень опасно!

– По-другому нельзя, – пояснила Лорис, – мистер Ланг сам не смог бы избавиться от боли, только я могла избавить его. Это очень простой закон. Другой способ мог бы оказаться еще более опасным.

– Так выходит, это что-то вроде ящика Пандоры?

– Да, вроде этого, – ответила Лорис. – Я очень боялась, но помочь по-другому было невозможно.

– Вы предупреждали Патрицию о том, что должно было случиться?

– Нет, – отозвалась Лорис. – Я не сказала ей всего. Я немного предостерегла ее, предупредила, чтобы она ничего не боялась, но всего не сказала. Она бы могла испугаться и отказаться от моей помощи, и тогда ее жених не дожил бы до утра.

– А в том пузырьке был афродизиак, верно?

– Да, – ответила Лорис, – мне было необходимо забыть себя. Если бы я этого не сделала, внутренние запреты помешали бы мне выполнить все необходимое.

– А что произошло с Питером? – спросил Дженнингс.

– Вы имеете в виду его внезапное стремление ко мне? – спросила Лорис, – Ну, это было минутным помрачением. Боль вдруг покинула его, но сознание вернулось еще не вполне, он был слегка не в себе. Меня желало животное, а не человек. Вы и сами это заметили, потому и приказали ему вспомнить о том, что он человек. Тогда он пришел в себя.

– Да, но в человеке есть это животное, – мрачно проговорил Дженнингс.

– Да, в человеке всегда живет зверь, которого надо укрощать, – сказала доктор Хауэлл. – Страшно, что люди иногда забывают о том, что они люди.

Минуту спустя Дженнингс припарковал машину возле дома, в котором жила доктор Хауэлл. Ему хотелось еще поговорить с ней.

– Я думаю о том, от чего вам сегодня пришлось избавить Питера и избавиться самой.

– Думаю, что мы избавились от этого навсегда, – сказала Лорис. – Не за себя… – Она мило улыбнулась, – «Не за себя я молюсь, а за мой…» – продекламировала она. – Вам знакомы эти строки?

– Боюсь, что нет.

Он послушал, как Лорис прочла ему все четверостишие. Потом, заметив, что он тоже собирается выходить из машины, она удержала его и сказала:

– Пожалуйста, не нужно! Я уже прекрасно себя чувствую.

Распахнув дверцу, девушка вышла на улицу. Они посмотрели друг на друга. Затем Дженнингс высунулся из машины, пожал ей руку и сказал:

– Доброй ночи, моя дорогая.

Лорис Хауэлл снова улыбнулась:

– Доброй ночи, доктор.

Она закрыла дверцу и повернулась, чтобы уйти. Дженнингс смотрел, как она идет по дорожке к своему многоквартирному дому. Потом он завел машину, развернулся и поехал на Седьмую авеню. Всю дорогу он вспоминал стихи Кунти Куллен, которые прочитала ему Лорис:

 
Не за себя я молюсь, а за мой
черный народ, за его вину,
за всех, кто из мест, покрытых тьмой,
руки к причастию протянул.
 

Пальцы Дженнингса крепко вцепились в руль.

– Не сходи с ума, ты же человек! – сказал он себе. – Ты же человек.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю