Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 70 страниц)

Он открыл глаза и заморгал в темноте. Что, ради всего святого, происходит? Он уставился на конторку и увидел силуэты пальто и шляпы. Снова закрыл глаза. Нужно расслабиться. В Чикаго предстоит встреча с крупными клиентами.

«Холодно», – подумал он раздраженно и поерзал, чтобы вытащить из-под раздобревшего тела покрывало. По коже бегали мурашки. Он понял, что прислушивается, хотя стояла абсолютная тишина, если не считать его собственного сиплого дыхания. Он неловко повернулся, гадая, с чего вдруг ему стало так зябко. Наверное, простуда.

Он перекатился на спину и открыл глаза.

Мгновенно его полностью парализовало, и все звуки намертво застряли в горле.

Склонившись прямо над ним, в воздухе висело белое лицо, дышавшее такой ненавистью, какой он не видел ни разу в жизни.

Он лежал, глядя в оцепенелом, неприкрытом ужасе на это лицо.

– Убирайся, – произнесло лицо, и в скрипучем голосе звучала угроза, – Убирайся отсюда. Ты не можешь вернуться.

Прошло много времени после того, как лицо исчезло, а Джонсон так и лежал, едва в силах дышать, руки сжались в кулаки, округлившиеся глаза устремлены в пустоту. Он пытался размышлять, однако стоило вспомнить лицо, и все мысли в голове сковывал лед.

Он не стал медлить. Как только к нему вернулись силы, он встал и сумел выбраться из дому, не привлекая внимания хозяйки. Быстро выехал из городка, весь побелевший, способный думать лишь о том, что видел.

Самого себя.

Это было лицо его тогдашнего, когда он учился в колледже. Его юная ипостась возненавидела нарушителя, грубо вторгшегося туда, где ему нельзя было оказываться снова. И молодой человек в «Золотом кампусе» тоже был его юношеское «я». И студент, прошедший мимо в кафе кампуса, был он сам. И студент в коридоре, и некто, чье постоянное присутствие он ощущал, бродя по кампусу, некто, ненавидевший его за то, что он вернулся и ворошит прошлое, – все это был он сам.

Он больше ни разу не навещал город и никому не рассказывал о том, что произошло. И когда, в крайне редкие моменты, он заговаривал о студенческих годах, то всегда делал это, пожимая плечами и цинически усмехаясь, чтобы показать, как мало эти годы для него значат.

Распространитель

_{© Перевод Е. Королевой}

20 июля

Пора переезжать.

Он присмотрел небольшой меблированный домик на Силмар-стрит. В субботу утром он въехал и отправился знакомиться с соседями.

– Доброе утро, – поздоровался он с пожилым мужчиной, который подстригал плющ возле соседнего дома. – Меня зовут Теодор Гордон. Я только что переехал.

Пожилой мужчина распрямился и пожал Теодору руку.

– Приятно познакомиться, – произнес он. Его звали Джозеф Альстон.

С крыльца сбежала собака и принялась обнюхивать брюки Теодора.

– Хочет составить о вас мнение, – пояснил сосед.

– Как мило, – отозвался Теодор.

На другой стороне улицы жила Инес Феррел. Она вышла открыть дверь в халате, худенькая женщина лет под сорок. Теодор извинился за беспокойство.

– О, ничего страшного, – улыбнулась она. У нее полно свободного времени, пока муж в разъездах по работе.

– Думаю, мы станем добрыми соседями, – выразил надежду Теодор.

– Уверена в этом.

Она смотрела в окно, пока он удалялся.

В следующий дом, стоявший прямо напротив его собственного, он постучался осторожно: на двери висела табличка: «Тихо! Спит работник ночной смены». Ему открыла Дороти Бакус, миниатюрная, замкнутая с виду женщина лет тридцати пяти.

– Я так счастлив с вами познакомиться, – сказал Теодор.

В следующем доме жил Уолтер Мортон. Когда Теодор шел по дорожке, он услышал, как Бьянка Мортон громко отчитывает их сына, Уолтера-младшего.

– Ты недостаточно взрослый, чтобы гулять до трех утра! Тем более с такой маленькой девочкой, как Кэтрин Маккэнн.

Теодор постучал, и мистер Мортон (пятьдесят два года, обширная лысина) открыл дверь.

– Я только что переехал в дом напротив, – сообщил Теодор, улыбаясь.

Следующую дверь открыла Пэтти Джефферсон. Разговаривая с ней, Теодор увидел сквозь застекленную заднюю дверь, как ее муж, Артур, наполняет водой резиновый бассейн для сына и дочери.

– Дети так любят плескаться в этом бассейне, – усмехнувшись, пояснила Пэтги.

– Ничего удивительного, – сказал Теодор. Уходя от Джефферсонов, он заметил, что дом рядом с ними пустует.

На другой стороне улицы, напротив Джефферсонов, жили Маккэнны и их четырнадцатилетняя дочь Кэтрин. Когда Теодор подходил к двери, он услышал, как Джеймс Маккэнн громко ворчит:

– Да он просто чокнутый. С чего это я должен ровнять края его лужайки? Только потому, что я пару раз одалживал паршивую газонокосилку?

– Милый, прошу тебя, – произнесла Фэй Маккэнн, – Я должна подготовиться к следующему заседанию совета.

– Только потому что Кэти встречается с его паршивым сынком… – не унимался супруг.

Теодор постучал в дверь и представился. Немного поболтав с ними, он заверил миссис Маккэнн, что, конечно же, с радостью поучаствует в работе Национального совета христиан и иудеев. Это действительно стоящая организация.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Маккэнн.

– Я распространитель.

Возле следующего дома двое мальчишек косили лужайку и сгребали траву, а рядом резвилась собака.

– Привет, ребята, – крикнул Теодор. Они пробурчали что-то в ответ, глядя, как он направляется к крыльцу. Собака не обратила на него никакого внимания.

– Я всего лишь его предупредил, – раздавался из окна гостиной голос Генри Путнама. – Пусть только возьмет ниггера в мой отдел, и я уйду. Я все сказал.

– Да, дорогой, – отозвалась миссис Ирма Путнам.

На стук Теодора дверь открыл мистер Путнам в майке. Его жена лежала на диване. Больное сердце, пояснил мистер Путнам.

– О, как жаль, – посочувствовал Теодор.

В последнем доме проживали Горсы.

– Я только что поселился по соседству, – сообщил Теодор. Он пожал худенькую ладошку Элеоноры Горс, и та сказала, что отец на работе.

– Это он? – Теодор указал на портрет человека с суровым лицом, висевший над каминной полкой; та была заставлена разнообразными предметами культа.

– Да, – ответила Элеонора, тридцать четыре года, дурнушка.

– Что ж, надеюсь, мы станем добрыми соседями.

Тем же днем Теодор отправился в свою новую контору и принялся обустраивать комнату для проявки.

23 июля

Утром, прежде чем отправиться в контору, он заглянул в телефонный справочник и отыскал четыре номера. Набрал первый из них.

– Не могли бы вы прислать такси к дому двенадцать ноль пятьдесят семь по Силмар-стрит? – попросил он. – Благодарю.

Он набрал второй номер.

– Не могли бы вы прислать телемастера ко мне на дом. У меня пропало изображение. Дом двенадцать ноль семьдесят, Силмар-стрит.

Третий номер.

– Хочу дать объявление в воскресный номер. «Форд» пятьдесят седьмого года выпуска. В отличном состоянии. Семьсот восемьдесят девять долларов. Да, все верно, семьсот восемьдесят девять. Мой телефон четыреста четырнадцать семьдесят четыре ноль восемь.

Он сделал четвертый звонок и назначил встречу с мистером Джеремайей Осборном. Потом подождал у окна гостиной, пока к дому Бакусов не подкатило такси.

Когда он отъезжал от дома, мимо него проехала машина телевизионного мастера. Теодор оглянулся и увидел, как она притормозила у дома Генри Путнама.

«Дорогой сэр, – отпечатал он позже в конторе, – прошу прислать мне десять буклетов, за которые я вношу плату в размере ста долларов». Он написал имя и адрес.

Конверт упал в коробку «Исходящие».

27 июля

Когда вечером Инес Феррел покинула дом, Теодор поехал за ней на машине. В деловой части города миссис Феррел вышла из автобуса и отправилась в бар под названием «Ирландский фонарь». Припарковавшись, Теодор осторожно проник в бар и проскользнул в темный кабинет.

Инес Феррел сидела в глубине зала, взгромоздившись на барный стул. Она сняла пиджак, демонстрируя облегающий желтый свитер. Теодор пробежал взглядом по выставленному напоказ бюсту.

Через некоторое время с ней заговорил какой-то мужчина, они поболтали, посмеялись, чуть-чуть посидели вместе. Теодор наблюдал, как они выходят, держась за руки. Заплатив за кофе, он пошел за парочкой. Путь оказался недолгим – миссис Феррел и мужчина исчезли в дверях гостиницы, находившейся в соседнем квартале.

Теодор поехал домой, насвистывая.

На следующее утро, когда Элеонора Горс и ее отец отправились куда-то вместе с миссис Бакус, Теодор последовал за ними.

Он встретил их на выходе из церкви по окончании службы. Ну разве не чудесное совпадение, сказал Теодор, что он тоже баптист? И он потряс жесткую руку Дональда Горса.

Когда они вышли на солнечный свет, Теодор спросил, не разделят ли они с ним воскресную трапезу. Миссис Бакус слабо улыбнулась и пробормотала что-то насчет мужа. Дональд Горс, похоже, сомневался.

– О, прошу вас, – взмолился Теодор, – осчастливьте одинокого вдовца.

– Вдовца, – задумчиво повторил мистер Горс.

– Уже много лет, – Теодор повесил голову. – Пневмония.

– Давно вы баптист? – поинтересовался мистер Горс.

– С рождения, – с жаром ответствовал Теодор. – В этом мое единственное утешение.

На обед он подал бараньи отбивные, бобы и печеную картошку. В качестве десерта – яблочный пирог и кофе.

– Я так рад, что вы разделили со мной эту скромную пищу. Воистину, возлюбили ближнего своего, как самого себя, – Теодор улыбнулся Элеоноре, которая неуверенно улыбнулась в ответ.

Вечером, когда уже стемнело, Теодор отправился на прогулку. Проходя мимо дома Маккэннов, он услышал, как зазвонил телефон, и мистер Джеймс Маккэнн заорал в трубку:

– Это ошибка, черт побери! Какого лешего я должен продавать какой-то паршивый «форд» пятьдесят седьмого года за семьсот восемьдесят девять баксов?!

Трубка с грохотом упала на рычаг.

– Проклятье! – выкрикнул Джеймс Маккэнн.

– Милый, будь спокойнее! – попросила жена.

Снова послышался звонок телефона.

Теодор двинулся дальше.

1 августа

Ровно в два пятнадцать ночи Теодор выскользнул на улицу, выдрал один из обожаемых плющей Джозефа Альстона и бросил его на дорожке.

Утром, выходя из дома, он увидел, что Уолтер Мортон-младший направляется к дому Маккэннов с покрывалом, полотенцем и портативным приемником. Старый Альстон стоял, держа в руках плюш.

– Его что, вырвали? – спросил Теодор.

Джозеф Альстон проворчал что-то утвердительное.

– Значит, так и есть, – обронил Теодор.

– Как – так? – уставился на него старик.

– Вчера вечером снаружи был какой-то шум. Я выглянул и увидел пару мальчишек.

– Вы рассмотрели их лица? – Альстон напрягся.

– Нет, было слишком темно. Но я бы сказал, что они были примерно возраста мальчиков Путнама. Хотя, разумеется, это не они.

Джо Альстон медленно кивнул, оглядывая улицу.

Теодор доехал до бульвара и остановился. Прошло двадцать минут, и Уолтер Мортон-младший с Кэтрин Маккэнн сели в автобус.

На пляже Теодор расположился в нескольких метрах позади них.

– Ну этот Мак и тип, – услышал он слова Уолтера Мортона. – У него зудит в одном месте, и он отправляется в Тихуану, только чтобы перепихнуться.

Через некоторое время Мортон с девушкой, громко смеясь, побежали купаться. Теодор встал и дошел до телефонной будки.

– Я хочу, чтобы на следующей неделе у меня на заднем дворе установили бассейн, – сказал он. И объяснил все подробно.

Вернувшись на пляж, он терпеливо дождался, пока Уолтер Мортон с девушкой не улеглись загорать, обнявшись. Время от времени он щелкал затвором шпионского фотоаппарата. Сняв достаточно, он вернулся в машину и застегнул рубашку на груди, пряча крошечный объектив, По дороге в контору он остановился у магазина стройтоваров, где купил кисть и черную краску.

Весь день ушел на возню с фотографиями. Он напечатал их так, чтобы казалось, будто все происходит ночью и парочка занимается вовсе не тем, что было на самом деле.

Конверт мягко шлепнулся в коробку «Исходящие».

5 августа

Улица была тиха и пуста. Беззвучно ступая ногами в теннисных туфлях, Теодор перешел на противоположную сторону.

Он нашел на заднем дворе Мортонов газонокосилку. Тихонько оторвав ее от земли, перенес на другую сторону улицы, к гаражу Маккэйна. Осторожно подняв ворота гаража, он закатил газонокосилку за верстак. Конверт с фотографиями положил за ящик с гвоздями.

Вернувшись в дом, он позвонил Джеймсу Маккэнну и придушенным голосом спросил, продается ли все еще «форд».

Утром почтальон бросил на крыльцо Торсов пухлый конверт. Элеонора Горс вышла и вскрыла его, изнутри выпал один из журнальчиков. Теодор наблюдал, как она воровато огляделась по сторонам, как темный румянец залил ее лицо.

Когда вечером того же дня он косил лужайку, то видел, как Уолтер Мортон-старший промаршировал через улицу к Джеймсу Маккэнну, который как раз подстригал кусты. Он услышал, как они громко спорят о чем-то. Наконец оба пошли в гараж Маккэнна, откуда Мортон вытолкал свою газонокосилку, ничего не отвечая на сердитые протесты Маккэнна.

На другой стороне улицы, напротив Маккэннов, входил в дом вернувшийся с работы Артур Джефферсон. Проехали мальчики Путнама на велосипедах, их пес мчался следом.

Потом дверь напротив дома Теодора хлопнула. Он повернул голову и увидел, как мистер Бакус в рабочей одежде устремился к своей машине, возмущенно бормоча себе под нос:

– Бассейн!

Теодор поглядел на соседний дом: Инес Феррел металась по гостиной.

Он улыбнулся и принялся толкать газонокосилку вдоль стены своего дома, заглядывая в спальню Элеоноры Горс. Та сидела спиной к окну и что-то читала. Услышав стрекотание газонокосилки, она поднялась и, убрав пухлый конверт в ящик бюро, вышла из спальни.

15 августа

Дверь открыл Генри Путнам.

– Добрый вечер, – поздоровался Теодор. – Надеюсь, я не помешал.

– Нет, мы просто болтаем с родителями Ирмы. Они утром уезжают в Нью-Йорк.

– Правда? Ну, я всего на минутку, – Теодор протянул ему два воздушных ружья, – Фабрика, продукцию которой я распространяю, избавляется от товара. Я подумал, может, вашим мальчикам понравится.

– Еще бы, – ответил Путнам. Он пошел в комнату, чтобы позвать сыновей.

Когда папаша скрылся с глаз, Теодор прихватил пару спичечных коробков с надписью «Вина и крепкие напитки Путнама». Он успел опустить их в карман раньше, чем мальчики вышли сказать спасибо.

– Как это мило с вашей стороны, – поблагодарил Путнам, стоя в дверях. – Я вам очень признателен.

– Всегда рад, – ответил Теодор.

Вернувшись домой, он поставил звонок на пятнадцать минут четвертого и лег спать. Когда будильник сработал, он вышел на безмолвную улицу и вырвал сорок семь плющей, разбросав их по дорожке Альстона.

– О нет! – ужаснулся он, встретив утром Альстона.

Джозеф Альстон ничего не отвечал. Он с ненавистью озирал улицу.

– Позвольте мне помочь вам, – предложил Теодор.

Старик отказался, но Теодор настоял. Съездив в ближайшую теплицу, он привез два пакета торфа, а потом сидел на корточках рядом с Альстоном, помогая тому заново сажать растения.

– Вы ничего не слышали прошлой ночью? – спросил его старик.

– А вы думаете, это снова были те мальчишки? – От изумления Теодор приоткрыл рот.

– Безусловно, – не усомнился Альстон.

Позже Теодор съездил в деловой квартал и купил дюжину фотооткрыток.

«Дорогой Уолт, – размашисто написал он на одной из них, – снял это в Тихуане. Как тебе, достаточно горячо?» Он надписал адрес на конверте, забыв прибавить «младший» к имени Уолтер Мортон.

В коробку «Исходящие».

23 августа

– Миссис Феррел!

Она вздрогнула на своем барном стуле.

– А, мистер…

– Гордон, – подсказал он, улыбаясь. – Как я рад снова видеть вас.

– Да. – Она поджала губы и опять вздрогнула.

– Вы часто сюда заходите?

– О нет, не часто, – замялась Инес Феррел. – Я просто… хотела встретиться сегодня вечером с подругой.

– А, понятно. Что ж, не будет ли позволено одинокому холостяку составить вам компанию, пока подруга не пришла?

– Ну… – Миссис Феррел пожала плечами, – Почему нет.

Ее губы выделялись ярким пятном на фоне алебастрового лица. Свитер плотно обтягивал выдающийся вперед бюст.

Минуло некоторое время, подруга миссис Феррел все не появлялась, и они переместились в темный кабинет. Там Теодор воспользовался моментом, когда миссис Феррел отошла попудрить носик, и подсыпал в ее бокал порошок без вкуса и без запаха. Вернувшись, она выпила коктейль и через минуту здорово захмелела. Она улыбнулась Теодору.

– Вы мне нрав’сь, миср Г’рдн, – призналась она. Слова толпились, путаясь ногами в языке.

Вскоре он довел ее, спотыкающуюся и хихикающую, к своей машине и отвез в мотель. В номере он помог ей раздеться до чулок с поясом и туфель, и, пока она позировала в пьяном упоении, Теодор сделал несколько фотографий со вспышкой.

Когда в два ночи она рухнула, Теодор одел ее и отвез домой. Там он положил ее, полностью одетую, на кровать. После чего вышел на улицу и полил заново посаженные плющи Альстона концентрированным гербицидом.

Вернувшись домой, он набрал номер Джефферсона.

– Да? – раздраженно произнес Артур Джефферсон.

– Переезжай отсюда, а не то пожалеешь, – прошептал Теодор и повесил трубку.

Утром он пришел к дому миссис Феррел и позвонил в дверь.

– Привет, – вежливо произнес он. – Вам уже лучше?

Она смотрела на него непонимающим взглядом, пока он рассказывал, как накануне вечером ей вдруг стало очень плохо и как он отвез ее из бара домой.

– Надеюсь, теперь вам уже лучше, – завершил он.

– Да, – она смутилась, – я… в полном порядке.

Уходя от нее, он заметил, как Джеймс Маккэнн с багровым лицом движется, зажав в руке конверт, по направлению к дому Мортонов. Рядом семенила встревоженная миссис Маккэнн.

– Мы должны проявлять терпение, Джим, – услышал ее слова Теодор.

31 августа

В два пятнадцать ночи Теодор взял кисть и банку краски и вышел на улицу.

Дойдя до дома Джефферсона, он поставил банку на землю и коряво написал на двери: «НИГГЕР».

После чего перешел на другую сторону улицы, позволив по пути упасть нескольким каплям краски. Банку он оставил под задним крыльцом Генри Путнама, случайно перевернув при этом собачью миску. К счастью, собака Путнамов ночевала в доме.

Потом он еще раз полил плющи Альстона гербицидом.

Утром, когда Дональд Горс ушел на работу, Теодор взял тяжелый конверт и отправился навестить Элеонору Горс.

– Взгляните-ка, – Он вытряхнул из конверта порнографический журнал. – Я получил это сегодня по почте. Только посмотрите! – Он сунул журнал ей в руки.

Она держала его так, словно это был ядовитый паук.

– Разве не ужас! – негодовал Теодор.

– Возмутительно. – Она скорчила гримасу.

– Я подумал, надо поговорить с вами и другими соседями, прежде чем звонить в полицию. Вы тоже получали такую мерзость?

– С чего бы, – ощетинилась Элеонора Горс, – мне получать такое?

Старика он застал склонившимся над плющами.

– И как они поживают? – поинтересовался Теодор.

– Они умирают.

– Как такое возможно?!

– О. – Альстон покачал головой, – Это просто кошмар.

Теодор пошел дальше, хихикая на ходу. Возвращаясь домой, он заметил, что Артур Джефферсон отмывает дверь, а Генри Путнам, стоя напротив, внимательно за ним наблюдает.

Она ждала его на пороге.

– Миссис Маккэнн! Я так рад вас видеть.

– Едва ли вас обрадует то, что я скажу, – произнесла она Горсстно.

– Вот как? – удивился Теодор.

Они вошли в дом.

– Чрезвычайно много разных… событий происходит на нашей улице с тех пор, как вы здесь поселились, – сказала миссис Маккэнн, когда они устроились в гостиной.

– Событий? – переспросил Теодор.

– Думаю, вы знаете, о чем я говорю. Однако это… эта расистская надпись на двери мистера Джефферсона, это уже слишком, мистер Гордон, слишком.

Теодор беспомощно взмахнул рукой.

– Но я не понимаю.

– Прошу вас, не надо все усложнять. Я обращусь к властям, если эти безобразия не прекратятся, мистер Гордон. Мне очень не хотелось бы этого делать, но…

– Властям? – Теодор выглядел испуганным до смерти.

– Ничего подобного не случалось, пока вы сюда не переехали, мистер Гордон. Поверьте, мне нелегко это говорить, но у меня просто нет выбора. Тот факт, что ничего похожего никогда не происходило на нашей улице, пока вы…

Она внезапно замолчала, когда из груди Теодора вырвалось рыдание. Миссис Маккэнн смотрела на него с изумлением.

– Мистер Гордон… – начала она неуверенно.

– Я не знаю, о каких событиях вы говорите, – голос Теодора дрожал, – но я бы лучше убил себя, чем причинил бы кому-нибудь вред, миссис Маккэнн.

Он огляделся по сторонам, словно проверяя, нет ли кого рядом.

– Я хочу сказать вам кое-что, чего не говорил ни одной живой душе.

Теодор утер слезы.

– Моя фамилия не Гордон. Я Готлиб. Я еврей. Провел год в Дахау [50]50
  Дахау – концентрационный лагерь в фашистской Германии. (Прим. ред.)


[Закрыть].

Рот миссис Маккэнн шевельнулся, но она ничего не сказала. Лицо ее начала заливать краска.

– Я вышел оттуда сломанным человеком, – продолжал Теодор. – Мне недолго осталось жить, миссис Маккэнн. Моя жена умерла, трое детей умерли. Я совершенно один на свете. И всего лишь хочу жить в мире… в маленьком мирке, как этот, среди людей, как вы. Быть соседом, другом…

– Мистер… Готлиб… – Она еле могла справиться с потрясением.

После ее ухода Теодор некоторое время постоят посреди гостиной, упираясь в бока побелевшими кулаками. Затем отправился на кухню: он должен был себя наказать.

– Доброе утро, миссис Бакус, – произносил он часом позже, когда миниатюрная женщина открыла ему дверь, – простите, не могу ли я задать вам несколько вопросов по поводу нашей церкви?

– Церкви? Да, конечно, – Она неуверенно отступила назад. – Не хотите… войти?

– Я буду вести себя очень тихо, чтобы не разбудить вашего мужа, – зашептал Теодор. Он увидел, как она покосилась на его перевязанную руку. – Обжегся, – пояснил он, – Так вот, насчет церкви… Ой, слышите, кто-то стучит в заднюю дверь.

– Неужели?

Когда она ушла в кухню, Теодор открыл стенной шкаф и кинул несколько фотографий за кучу садовых галош и инструментов. К ее возвращению дверца шкафа была закрыта.

– Там никого не было.

– Я мог бы поклясться… – Он извиняюще улыбнулся, поглядел на круглый чехол на полу. – О, мистер Бакус играет в кегли?

– По средам и пятницам, после смены. На Вестерн-авеню есть круглосуточный кегельбан.

– Я тоже люблю покидать шары, – сказал Теодор.

Он задал свои вопросы по поводу церкви, а потом распрощался. Когда он шел по дорожке, то услышал голоса из дома Мортонов.

– Как будто мало было истории с Кэтрин Маккэнн и тех кошмарных фотографий! – вопил мистер Мортон. – Теперь еще и эта… грязь.

– Но, мама! – кричал Уолтер-младший.

14 сентября

Теодор проснулся и выключил будильник. Поднявшись, он опустил в карман пузырек с серым порошком и выскользнул из дома. Добравшись до места, он насыпал порошка в миску с водой и помешал пальцем, чтобы порошок растворился.

По возвращении домой он нацарапал несколько писем, в которых говорилось: «Артур Джефферсон пытается нарушить „цветной“ барьер. Он мой кузен и должен признавать, что такой же черный, как и все мы. Я сообщаю об этом только потому, что желаю ему добра».

Он подписал письмо именем Джон Томас Джефферсон и адресовал три конверта Дональду Горсу, Мортонам и мистеру Генри Путнаму.

Закончив, он увидел в окно, что по бульвару идет миссис Бакус, и последовал за ней.

– Можно вас проводить?

– О, – произнесла она. – Конечно.

– Вчера вечером упустил вашего мужа.

Она непонимающе заморгала.

– Думал, встречу его в кегельбане, но, наверное, он снова заболел.

– Заболел?

– Я спросил тамошнего работника, и он сказал, что мистер Бакус перестал ходить, потому что все время болеет.

– Вот как… – Голос миссис Бакус сделался тоненьким.

– Ну, может, увижу его в следующую пятницу.

Позже, снова вернувшись домой, он заметил, как к коттеджу Генри Путнама подъехал закрытый фургон. С их заднего двора вышел мужчина, неся завернутое в одеяло тело, которое он затем положил в машину. Мальчики Путнама плакали, глядя ей вслед.

Артур Джефферсон открыл дверь. Теодор показал письмо Джефферсону и его жене.

– Пришло сегодня утром, – сказал он.

– Это просто чудовищно, – возмутился Джефферсон, прочитав письмо.

– Именно так, – согласился Теодор.

Пока они разговаривали, Джефферсон поглядывал в окно на дом Путнама.

15 сентября

Бледный утренний туман затягивал Силмар-стрит. Теодор тихо шел по улице. Дойдя до дома Джефферсона, он положил под заднее крыльцо пачку бумаги и поджег ее. Когда она задымила, Теодор прошел через двор и одним ударом ножа проткнул резиновый бассейн. Спешно удаляясь, он слышал, как вода толчками выплескивается на траву. В переулке он выбросил коробок спичек с надписью «Вина и крепкие напитки Путнама».

Вскоре после шести утра его разбудил вой сирен. Маленький дом будто подпрыгивал, когда мимо проезжали тяжелые машины. Повернувшись на бок, он зевнул и пробормотал:

– Превосходно.

17 сентября

Дверь на стук открыла бледная как смерть Дороти Бакус.

– Может быть, подвезти вас до церкви? – спросил Теодор.

– Я… я, кажется, неважно себя чувствую, – проговорила миссис Бакус.

– Как жаль.

Теодор заметил, что из кармана ее фартука торчат уголки фотографий.

Выйдя от нее, он увидел, как Мортоны грузятся в машину, молчащая Бьянка и смущенные Уолтеры. Чуть дальше по улице, у дома Артура Джефферсона, притормозил полицейский автомобиль.

Теодор отправился в церковь с Дональдом Горсом, который сказал, что Элеонора приболела.

– Очень печально, – посочувствовал Теодор.

После обеда он провел некоторое время с Джефферсоном, помогая ему очищать закопченное заднее крыльцо. Увидев пропоротый бассейн, он немедленно поехал в магазин и купил точно такой же.

– Но ведь дети любят этот бассейн, – сказал Теодор, когда Пэтти Джефферсон начала протестовать, – Вы сами говорили.

Он ободряюще подмигнул Артуру Джефферсону, но тот был явно не в настроении.

23 сентября

Ранним вечером Теодор заметил, как улицу перебегает собака Альстона. Он схватил свое воздушное ружье, осторожно высунул в окно спальни и выстрелил. Собака яростно вцепилась себе в бок и завертелась волчком. Потом, поскуливая, припустила домой.

Прошло несколько минут, Теодор вышел на улицу и начал поднимать ворота гаража. Из переулка выбежал старик, неся на руках собаку.

– Что случилось? – спросил Теодор.

– Не знаю, – ответил Альстон безжизненным, испуганным голосом. – У него что-то болит.

– Быстрее! – воскликнул Теодор. – Садитесь в машину!

Он повез Альстона с собакой к ближайшему ветеринару, проскакивая на красные светофоры и стеная каждый раз, когда старик отрывал трясущуюся руку от бока собаки:

– Кровь!

Три часа Теодор просидел в приемной ветеринара, пока дверь не открылась; старик, пошатываясь, вышел из кабинета, его лицо приобрело пепельный оттенок.

– Нет! – Теодор вскочил на ноги.

Он проводил обливающегося слезами старика до машины и отвез домой. Потом Альстон сказал, что ему лучше побыть одному, и Теодор удалился. Вскоре черно-белая полицейская машина остановилась у дома Альстона, и старик провел двух полицейских мимо дома Теодора.

Теодор некоторое время прислушивался к гневным крикам с улицы. Они звучали еще долго.

27 сентября

– Добрый вечер. – Теодор поклонился.

Элеонора Горс слабо кивнула.

– Я принес вам с отцом жаркое, – Теодор, улыбаясь, протянул завернутую в полотенце керамическую кастрюльку.

Когда она сказала, что отец ушел в вечернюю смену, Теодор изумился, словно не видел, как пожилой господин уезжал сегодня после обеда.

– Ну что ж, тогда это лично для вас. С моими наилучшими пожеланиями.

Сойдя с крыльца, он увидел, что Артур Джефферсон и Генри Путнам стоят под фонарем чуть дальше по улице. Пока он смотрел, Джефферсон ударил Путнама, и спустя секунду оба уже катились в канаву. Теодор побежал к ним.

– Как вам не стыдно! – задыхался он, растаскивая противников.

– Не лезьте не в свое дело! – предупредил Джефферсон и выкрикнул, обращаясь к Путнаму: – Лучше скажи мне, как эта краска очутилась под твоим крыльцом! Полиция, может, и поверит, что твои спички случайно оказались у меня за домом, но только не я!

– Ничего я тебе не скажу, – с презрением отвечал Путнам. – Ниггер!

– Ниггер?! Ну естественно! Ты, конечно, первый этому поверил, придурок…

Теодор стоял между ними пять минут. И только когда Джефферсон случайно угодил ему по носу, напряжение спало. Джефферсон вежливо извинился и, бросив убийственный взгляд на Путнама, ушел.

– Мне жаль, что он вас ударил, – посочувствовал Путнам. – Проклятый ниггер!

– О, вы наверняка ошибаетесь, – сказал Теодор, зажимая ноздри, – Мистер Джефферсон говорил мне, как боится, что люди поверят этим сплетням, Это из-за стоимости двух его домов, ну, вы понимаете.

– Двух? – переспросил Путнам.

– Да, пустой дом рядом с ним тоже принадлежит ему. Я думал, вы знаете.

– Нет, – осторожно ответил Путнам.

– Так вот, дело в том, – продолжал Теодор, – что если пойдут разговоры, будто мистер Джефферсон негр, стоимость его домов упадет.

– Как и стоимость всех остальных домов, – Путаам сверкнул глазами. – Этот грязный сукин сын…

Теодор похлопал его по плечу и сменил тему.

– Как родители вашей жены проводят время в Нью-Йорке?

– Они уже возвращаются обратно.

– Отлично, отлично.

Он отправился домой и примерно час читал комиксы. Потом вышел из дому.

Дверь ему открыла Элеонора Горс. Лицо раскраснелось, халат был надет кое-как, глаза лихорадочно блестели.

– Можно мне забрать кастрюлю? – учтиво поинтересовался Теодор.

Она промямлила что-то и покачнулась, отступая назад. Проходя мимо, он коснулся ее руки. Она дернулась, словно от удара.

– Я смотрю, вы все съели, – сказал Теодор, заметив на дне кастрюли следы порошка. Он обернулся к ней. – А когда возвращается ваш отец?

Все ее тело напряглось.

– После полуночи.

Теодор шагнул к выключателю и погасил свет. Он услышал, как она ахнула в темноте.

– Нет, – прошептала она.

– Разве ты не этого хочешь, Элеонора? – Он властно схватил ее.

Ее объятие было бездумным и горячечным. Под халатом не оказалось ничего, кроме распаленного тела.

Позже, когда она лежала на полу кухни и спала, удовлетворенно посапывая, Теодор принес фотоаппарат, оставленный за дверью. Опустив шторы, он уложил Элеонору в подходящую позу, и сделал десяток фотографий. Потом пошел домой и вымыл кастрюлю.

Прежде чем отправиться спать, он набрал один номер.

– Служба «Вестерн Юнион», – представился Теодор. – У меня сообщение для миссис Ирмы Путнам, Силмар-стрит, двенадцать ноль семьдесят.

– Это я, – отозвалась она.

– «Сегодня днем ваши родители погибли в автокатастрофе. Ждем распоряжений по поводу отправки тел. Шеф полиции, Талса, Окла…»

На другом конце провода раздался придушенный хрип, удар, а потом крик Путнама: «Ирма!» И Теодор повесил трубку.

После того как уехала «скорая», он вышел на улицу и вырвал еще тридцать пять плющей Джозефа Альстона. В куче растений он оставил второй спичечный коробок Путнама.

28 сентября

Утром, когда Дональд Горс отправился на работу, Теодор вышел из дому. Элеонора попыталась закрыть перед ним дверь, но он все равно пролез внутрь.