Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 70 страниц)

– Кэрол? – В телефонной будке было жарко и душно.

– Да, – ответила она.

– Господи, дорогая, неужели ты забыла?

– Нет.

Поездка до Нортпорта на такси была утомительнейшим путешествием мимо засыпанных снегом деревьев и лужаек, с остановками перед каждым светофором, с грохотом колесных цепей по серым от слякоти улицам. Она говорила по телефону таким убийственно спокойным тоном. «Нет, я не больна. Линда немного простужена. Джон в порядке. Не смогла найти няню». Холодок нехорошего предчувствия беспокоил его.

Наконец-то дом. Он представлял его именно таким, молчаливо стоящим среди голых деревьев, со снежной мантией на крыше, со струйкой дыма, спиралью уходящей из трубы в небеса. Он дрожащими руками отдал водителю деньги и развернулся, надеясь увидеть распахнутую дверь. Дверь была закрыта. Он ждал, но его так никто и не вышел встретить.

Он прочитал письмо, которое она в итоге ему дала. «Дорогая миссис Кроули, – начиналось оно, – мне кажется, вам следует знать…» Его глаза отыскали сделанную детским почерком подпись внизу. «Кора Бейли».

– Зачем эта грязная маленькая… – Он не смог завершить фразу, что-то его удержало.

– Боже мой. – Она стояла перед окном и дрожала, – До самого этого мига я молилась, чтобы это оказалось ложью. Но теперь…

Она передернулась от его прикосновения.

– Не надо.

– Ты не поехала со мной, – обвиняюще произнес он. – Ты не поехала.

– И в этом твое оправдание?

– Что мне делать? – спрашивал он заплетающимся языком, сидя над четырнадцатой порцией виски с содовой. – Что? Я не хочу ее потерять, Арти. Я не хочу потерять ее и детей. Что же мне делать?

– Не знаю, дружище.

– Эта грязная маленькая… – забормотал Оуэн, – Если бы не она…

– Не вини в этом глупую потаскушку. Она всего лишь приправа. А кашу заварил ты сам.

– Что мне теперь делать?

– Ну, во-первых, – сказал Арти, – начни более активно участвовать в жизни. Это же не пьеса, которую тебе показывают. Ты сам на сцене, ты один из героев спектакля. Либо ты действуешь сам, либо тебя передвигают как пешку. Никто не собирается сочинять диалоги или играть вместо тебя, Оуэн. Ты сам за себя. Запомни это.

– Любопытно, – произнес Оуэн. Тогда и позже, в тишине гостиничного номера.

Неделя, две недели. Бесчисленные прогулки по Манхэттену, в шуме и одиночестве. Фильмы в кинотеатрах, обеды в забегаловках, бессонные ночи, попытки утопить горе в вине. Наконец отчаянный телефонный звонок.

– Кэрол, забери меня обратно, пожалуйста, забери меня обратно.

– О, милый. Возвращайся домой.

Еще одна поездка на такси, на этот раз полная радости. Свет над крыльцом, распахнутая дверь, выбегающая навстречу Кэрол. Они обнимаются, вместе входят в дом.

Большой вояж! Калейдоскопическая смена мест и событий. Туманная Англия весной, широкие и узкие улицы Парижа, оживленный, разделенный Шпрее Берлин и разделенная Роной Женева. Милан в Ломбардии, сотни островов Венеции с их осыпающимися дворцами, сокровища Флоренции, обнимающий море Марсель, защищенная горами Ривьера, древний Дижон. Второй медовый месяц, доводящая до головокружения череда нового, наполовину увиденного, наполовину прочувствованного, словно вспышки лихорадочного жара в окутывающей темноте.

Они лежали на берегу реки. Солнечные лучи покрывали воду сверкающими монетками, рыбины лениво плескались в теплой влаге. Содержимое корзины для пикников было почти истреблено. Кэрол лежала головой на его руке, он чувствовал грудью ее теплое дыхание.

– Куда уходит время? – спрашивал Оуэн. Не у нее, не у кого-то еще – у небес.

– Дорогой, ты чем-то расстроен, – Она поднялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Именно. Ты помнишь тот вечер, когда мы смотрели «Мгновенье или вечность»? Помнишь, что я тогда сказал?

– Нет.

Он рассказал ей и о том своем желании, и о невнятной угрозе, какую он иногда ощущает.

– Я ведь хотел, чтобы быстро прошла только первая часть, а не вся жизнь.

– Милый, милый, – Кэрол старалась не улыбаться, – боюсь, это проклятие богатого воображения. Оуэн, прошло семь лет с лишним. Семь лет.

Оуэн вскинул руку с часами.

– Или пятьдесят семь минут, – сказал он.

Снова дом. Лето, осень, зима. «Ветер с юга» переделали в фильм, который принес сто тысяч долларов. Оуэн отказался писать сценарий. Старый дом, выходящий на залив. Им пришлось нанять домоправительницу, миссис Холси. Джон поступил в военную академию, Линда отправилась в частную школу. Закономерным результатом поездки по Европе в один прекрасный мартовский день явился Джордж.

Еще год. И еще. Пять лет, десять. Книги уверенным потоком лились из-под его пера. «Исход старинной легенды», «Уничтожение сатиры», «Стрекоза». Прошло десятилетие, еще одно. Национальная премия за «Не умирай, и не будет могилы». Пулитцеровская премия за «Ночи Бахуса».

Он стоял перед окном в отделанном панелями кабинете, стараясь забыть хотя бы какую-нибудь деталь другого отделанного панелями кабинета, в котором побывал однажды, кабинета издателя, где подписал свой первый контракт. Но он не мог забыть ничего, ни единая мелочь не желала покидать его память. Словно это было не двадцать три года назад, а вчера. Как же он может помнить это с такой ясностью, если только…

– Папа?

Он обернулся и ощутил, как ледяной капкан захлопнулся на сердце. По комнате прошагал Джон.

– Я уже уезжаю, – сказал сын.

– Как? Уезжаешь? – Оуэн уставился на него, на этого рослого незнакомца, молодого человека в военной форме, который называл его папой.

– Отец, – засмеялся Джон. Он хлопнул папашу по плечу, – ты как всегда думаешь о новой книге?

И только тогда, будто жест сына запустил какой-то механизм, Оуэн понял. В Европе опять война, а Джон служит в армии, он отправляется за океан. Оуэн стоял, глядя на сына, говоря не своим голосом, наблюдая, как уходят секунды. Откуда взялась эта война? Какие чудовищные махинации вызвали ее к жизни? И куда делся его маленький мальчик? Он ведь точно не этот незнакомец, который жмет ему руку и говорит «до свиданья». Ледяной капкан сжался сильнее. Оуэн заплакал.

Но в комнате было пусто. Он заморгал. Неужели все это сон, просто вспышки в больном мозгу? Ступая свинцовыми ногами, он доковылял до окна и увидел, как такси поглотило его сына и увезло прочь.

– Прощай, – прошептал он, – да хранит тебя Господь.

«Никто не ведет с тобой диалог», – подумал он, но его ли это мысль?

Зазвонил колокольчик, и Кэрол пошла открывать. Вот повернулась ручка двери его кабинета, на пороге замерла жена, лицо побелевшее, в руке телеграмма. Оуэну показалось, что он не может дышать.

– Нет, – пробормотал он, затем, охнув, кинулся к Кэрол: она беззвучно покачнулась и упала в дверях.

– По меньшей мере неделю в постели, – говорил ему врач. – Покой, как можно больше отдыхать. Потрясение было слишком сильным.

Он бродил по дюнам, онемевший, ничего не чувствующий. Ветер полосовал его бритвой, сдирал одежду, рвал седеющие волосы. Потухший взгляд следил, как пенные барашки бегут по заливу. Только вчера Джон отправился на войну, думал он, только вчера он вернулся домой из академии, гордый своей новенькой формой, только вчера он бегал в детский сад, только вчера он проносился по дому, наполняя его звонким смехом, только вчера он родился и ветер заметал лужайку снегом…

Господи боже мой! Погиб. Погиб! Еще нет и двадцати одного, и погиб, вся его жизнь – какое-то мгновение, воспоминание, которое уже ускользает от него.

– Я верну обратно! – Испуганный крик метнулся к бушующему небу. – Я верну все обратно, я этого не хотел!

Он упал, взрывая руками песок, и стал оплакивать сына, одновременно пытаясь понять, а был ли у него сын.

– Внимание, дамы и господа, Ницца!

– Вот ведь, уже, – произнесла Кэрол. – Быстро в этот раз, правда, дети?

Оуэн заморгал. Он посмотрел на грузную седую женщину, которая сидела через проход от него. Она улыбнулась. Она его знает?

– Что? – переспросил он.

– И зачем я вообще с тобой разговариваю? – заворчала она. – Вечно ты в своих мыслях, все в своих мыслях.

Она с кряхтением встала и сняла с полки плетеную корзину. Это что, какой-то розыгрыш?

– Ух ты, смотри, папа!

Оуэн разинул рот, уставившись на подростка рядом с собой. А это еще кто такой? Оуэн Кроули помотал головой. Огляделся кругом. Ницца? Снова Франция? А как же война?

Поезд погрузился в темноту.

– Проклятье! – выругалась Линда, сидевшая по другую сторону.

Она снова чиркнула спичкой, и в огоньке пламени Оуэн увидел отражение в стекле, черты еще одного незнакомца, и этот незнакомец был он сам. Настоящее нахлынуло на него. Война кончилась, он с семьей за границей. Линда, двадцать один год, в разводе, разочарована жизнью, попивает; Джордж, пятнадцать лет, пухлый подросток, застрявший на пути между детскими конструкторами и девушками; Кэрол, сорок шесть, только что выбравшаяся из могилы менопаузы, раздражительная, несколько наскучившая; и он сам, сорок девять, преуспевающий, холодный, импозантный, до сих пор гадающий, состоит ли жизнь из лет или секунд. Все это пронеслось в голове, прежде чем солнце Ривьеры снова затопило купе.

На террасе было темнее и попрохладней. Оуэн курил и глядел, как сияют в небесах алмазные точки. Голоса игроков доносились изнутри, словно далекий гул пчелиного роя.

– Здравствуйте, мистер Кроули.

Она стояла в тени, одетая во что-то светлое, был только голос, жест.

– Вы меня знаете? – спросил он.

– Но вы же знаменитость.

Ему почудилось в ней что-то знакомое. От вымученной лести клубных дам у него не раз сводило живот. Но затем она выскользнула из тьмы, он увидел лицо и понял, что никогда ее не видел. Руки и плечи в лунном свете казались кремовыми, глаза ярко блестели.

– Меня зовут Элисон, – сказала она, – Вы рады со мной познакомиться?

Полированный катер заложил крутой вираж, его нос летел над водой, поднимая вокруг них водяной туман, в котором дрожали радуги.

– Ты, маленькая идиотка! – засмеялся он. – Ты нас утопишь!

– Только мы с тобой! – прокричала она в ответ, – И вокруг бездонное море! Мне нравится, а тебе?

Он улыбнулся ей, дотронулся до ее горящей щеки. Она поцеловала его ладонь, поймала взгляд. Я люблю тебя. Беззвучно. Одними губами. Он повернул голову и посмотрел на сверкающее бриллиантами Средиземное море. «Только мчись вперед, – думал он. – Никуда не сворачивай. Гони, пока океан не поглотит нас. Обратно я не вернусь!»

Элисон включила автопилот, затем обхватила его сзади теплыми руками за пояс и прижалась всем телом.

– Ты снова отключился. Где ты, дорогой?

Он посмотрел на нее.

– Сколько мы уже знакомы? – спросил он.

– Мгновенье или вечность, какая разница, – отозвалась она, покусывая мочку его уха.

– Мгновенье или вечность, – проговорил он. – Да.

– Что?

– Ничего. Просто задумался о власти времени.

– Если уж это так тебя беспокоит, милый, – сказала она, рывком открывая дверь каюты, – тогда не будем терять ни секунды.

Катер с гудением мчался по тихому морю.

– Что, турпоход? – воскликнула Кэрол, – В твоем возрасте?

– Пусть тебя это не волнует, – едко ответил Оуэн. – Я, по крайней мере, еще не готов записываться в старики.

– Ах, так значит, это я старуха!

– Прошу тебя, – скривился он.

– Она считает, что ты стар? – изумилась Элисон, – Господи, как плохо знает тебя эта женщина!

Походы, лыжи, гребля, плавание, прогулки верхом, танцы, пока солнце не прогонит ночь. Он говорил Кэрол, что занят исследованиями для нового романа, не зная, верит ли она ему, и не особенно этим интересуясь. Недели и недели в ожидании неумолимой смерти.

Он стоял на залитом солнцем балконе в номере Элисон. Она, раскинув руки цвета слоновой кости, спала внутри, словно утомившийся от игры ребенок. Тело Оуэна изнывало, каждый хилый мускул молил о пощаде, но в данный момент он думал не об этом. Он размышлял о кое-чем ином: лежа рядом с ней, он натолкнулся на подсказку.

За всю свою жизнь у него, кажется, не сохранилось ни одного отчетливого воспоминания о физической любви. Все подробности моментов, ведущих к акту, были живы, однако самого акта не было. И точно так же были затемнены и шатки воспоминания о том, чтобы он ругался вслух.

Именно такие эпизоды цензор обычно вырезает из фильма.

– Оуэн?

И шорох простыней. Она снова звала его, вкрадчиво, но властно. Он обернулся. «Только позволь мне запомнить это, – подумал он. – Пусть каждая секунда останется со мной, каждый миг пылающей страсти, все требования плоти, упоительное, исступленное помешательство». Взволнованный, он шагнул в дверь.

День. Он шел по берегу, вглядываясь в зеркально плоскую синеву моря. Значит, так и есть. Не осталось никаких отчетливых воспоминаний. С той самой секунды, как он вошел в дверь, и до сего момента – абсолютная пустота. Да, это правда! Теперь он знал. Промежуток времени ничем не был наполнен, время увлекало его к назначенному концу. Он играл сам, как и сказал Арти, только пьеса уже была написана заранее.

Оуэн сидел в темном купе поезда, глядя в окно. Далеко внизу спали залитая лунным светом Ницца и Элисон, через проход от него спали Джордж и Линда, беспокойно ворочалась Кэрол. Какое зло их взяло, когда он объявил, что они немедленно возвращаются домой.

Опять, думал он, опять провал. Он поднес к глазам часы и посмотрел на светящиеся стрелки. Семьдесят четыре минуты.

Сколько осталось?

– Ты знаешь, Джордж, – сказал он, – когда я был молод, хотя и не так молод, как ты, меня посетила одна фантазия. Мне показалось, что жизнь проносится мимо, словно движущиеся картинки. Полной уверенности, заметь, не было, всего лишь подозрение, однако оно мучило меня, и очень сильно. Пока в один день, не так давно, меня осенило, что все питают невольное отвращение к собственной смертной природе. В особенности такие старики, как я, Джордж. И мы постепенно склоняемся к мысли, что время каким-то образом нас надувает, заставляет нас на мгновение отвернуться в сторону и, пока никто не видит, стремглав проносится мимо, унося на своих жутких плечах наши жизни.

– Да, я понимаю, – произнес Джордж и снова закурил трубку.

Оуэн Кроули хихикнул.

– Джордж, Джордж. Ну отнесись с юмором к своему чокнутому папаше. Он уже недолго пробудет с тобой.

– Перестань уже болтать, – сказала Кэрол, которая вязала у огня. – Прекрати эти глупые разговоры.

– Кэрол? – позвал он. – Дорогая? – Ветер с юга заглушил его дрожащий голос. Он огляделся по сторонам. – Где ты? Где?

Сиделка привычно приподнялась на подушке.

– Ну-ну, мистер Кроули, – заворчала она. – Не надо так напрягаться.

– Где моя жена? Ради бога, приведите ее. Я не могу…

– Тише, мистер Кроули, не начинайте все сначала.

Он уставился на нее, на эту усатую грубую женщину, которая все время суетилась и увещевала его.

– Что? – пробормотал он. – Что?

И вдруг кто-то отодвинул завесу, и он понял. Линда разводилась в четвертый раз, снуя между конторой адвоката и коктейльными вечеринками, Джордж работал корреспондентом в Японии, в какой-то мере оправдывая то, что носит ту же фамилию, что и автор превозносимых критикой романов. А Кэрол, что с Кэрол?

Умерла.

– Нет, – сказал он совсем тихо. – Нет, нет, это неправда. Говорю вам, приведите ее сюда.

Постепенно чернота расступилась, превратилась в серый туман. Потом проявилась комната, крошечный огонек за каминной решеткой, врач у постели совещается с сиделкой, у изножья Линда, застывшая угрюмым призраком.

«Сейчас», – понял Оуэн. Вот сейчас пора. «Моя жизнь, – думал он, – была коротким представлением, чередой картинок на чьей-то гигантской сетчатке. На чьей же?» Он подумал о Джоне, о Линде Карсон, об Арти, Мортоне Цукерсмите и Коре, о Джордже, Лииде и Элисон, о Кэрол, о целом легионе людей, которые прошли мимо него за это представление. Все они теперь ушли, и лица их почти стерлись.

– Который… час? – спросил он.

Врач достал часы.

– Четыре часа восемь минут. Утра.

Ну конечно. Оуэн улыбнулся. Наконец-то он все понял. Сухость в горле превратила смех в сиплый шепот. Они стояли, глядя на него.

– Восемьдесят пять минут, – проговорил он. – Отличный хронометраж. Да, прекрасный хронометраж.

И затем, уже закрывая глаза, он увидел их, буквы, плывущие в воздухе, написанные на их липах и стенах комнаты. И напоследок появилось большое слово, слово в зеркальном отображении, белое и неподвижное.

Или ему это всего лишь померещилось?

Затемнение.

Никаких вампиров не существует!

_{© Перевод Р. Шидфара}

Проснувшись теплым осенним утром, Алекса, супруга доктора Герии, почувствовала приступ страшной слабости. Несколько минут она неподвижно лежала на спине, уставившись в потолок затуманенными темными глазами. Господи, ее словно выжали! Руки и ноги, казалось, налились свинцом. Может быть, она заболела? Надо сказать Петре, пусть осмотрит ее.

Сделав осторожный вдох, Алекса медленно приподнялась на локте. Рубашка сползла до пояса, обнажив грудь. Странно, как могли развязаться бретельки, подумала она, опустив глаза вниз.

И сразу же закричала.

Внизу, в столовой, доктор Петра Герия, вздрогнув, оторвался от утренней газеты. Резко отодвинув стул, он бросил на стол салфетку и через несколько секунд уже мчался по устланному широким ковром коридору, затем – вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.

В спальне он увидел до смерти испуганную жену, которая сидела на краю постели и с ужасом смотрела на свою грудь. На белоснежной коже ярко выделялось еще не засохшее кровавое пятно.

Доктор отослал горничную, которая застыла на пороге, широко открытыми глазами уставившись на хозяйку. Он запер дверь и быстро вернулся к жене.

– О, Петра, – всхлипнула она.

– Тихонько, тихонько. – Он помог ей снова опуститься на запятнанную, кровавую подушку.

– Петра, скажи, что со мной?

– Лежи спокойно, дорогая.

Его руки быстрыми привычными движениями ощупывали ее грудь. Вдруг у доктора перехватило дыхание. Осторожно повернув ее голову, он ошеломленно смотрел на две крошечные ранки на шее, на тонкую полоску полусвернувшейся крови, стекавшей на грудь.

– Горло, – прошептала Алекса.

– Нет, это… – Доктор Герия не договорил. Он прекрасно знал, что это такое. Алекса задрожала. – О боже мой…

Доктор поднялся и, с трудом передвигая ноги, подошел к тазу и кувшину с водой. Вернувшись к жене, он смыл кровь; теперь на коже ясно виднелись ранки – две крошечные красные точки возле яремной вены. Поморщившись, доктор прикоснулся к распухшей, покрасневшей коже вокруг них. Алекса мучительно застонала и отвернулась, пряча лило.

– Послушай меня, дорогая, – нарочито спокойно произнес Герия, – Мы не будем слепо поддаваться нелепым суевериям и впадать в панику, ты меня слышишь? Можно найти сколько угодно рациональных объяснений…

– Я обречена, – сказала она едва слышно.

– Алекса, ты поняла, что я сказал? – Он сжал ее плечи.

Повернувшись, она смотрела на него пустыми глазами.

– Ты знаешь, что произошло.

Доктор судорожно глотнул. Во рту все еще чувствовался вкус утреннего кофе.

– Я знаю, на что это похоже, – сказал он осторожно, – и, разумеется, мы не будем упускать из виду даже такую возможность. Однако…

– Я обречена, – повторила она.

– Алекса! – Доктор Герия порывисто сжал ее руку. – Я никому тебя не отдам! – решительно произнес он.

Деревня Солта, в которой жила примерно тысяча человек, располагалась у подножия гор Вихор, в глухом уголке Румынии. Здесь властвовали древние суеверия. Заслышав, как вдалеке воют волки, крестьяне сразу же осеняли себя крестным знамением; дети собирали и приносили домой побеги молодого чеснока, как в других местах – полевые цветы, чтобы повесить на окна. На каждой двери был нарисован крест, каждый носил металлический крестик на шее. Бояться укуса вампира считалось таким же естественным, как какой-нибудь смертельной заразной болезни. Этот страх пронизывал всю жизнь деревни.

Подобные мысли проносились в мозгу у доктора Герни, пока он наглухо закрывал окна в комнате Алексы. Заходящее солнце окрасило цветом расплавленного металла небо над вершинами гор. Скоро придет ночь; жители Солты будут спать тревожным сном, огражденные от непрошеных гостей надежными запорами и гирляндами чеснока на окнах. Он не сомневался, что теперь все в деревне узнали, что случилось с его женой. Повар и горничная, ставшая свидетельницей происшедшего, уже попросили расчета. Только железная рука управляющего Карела удерживала их от соблазна сразу бросить работу. Но вскоре даже это не поможет. Страх перед вампиром превращает человека в охваченное паникой существо, не подчиняющееся доводам рассудка.

Он ясно видел признаки подобного поведения сегодня утром, когда по его приказу комната Алексы была перерыта сверху донизу в поисках ядовитых насекомых или грызунов. Слуги ступали по полу так осторожно, как будто он был усеян осколками стекла, их глаза округлились от страха, пальцы то и дело судорожно тянулись к крестам, висевшим на шее. Они заранее знали, что никаких следов насекомых или крыс найдено не будет. Герия сам прекрасно понимал это. Все же, разъяренный тупостью слуг, доктор постоянно понукал их и в результате напугал еще больше.

Он с улыбкой повернул голову.

– Ну вот. Сегодня ночью ни одно живое существо сюда не проникнет.

В глазах жены мелькнул ужас, и доктор сразу же спохватился.

– Вообще ничего не проникнет, дорогая, – поправился он.

Алекса неподвижно сидела на кровати; тонкая, белая, словно фарфоровая, рука прижата к груди, пальцы сжимали стершийся серебряный крестик, который она сегодня достала из шкатулки и надела. Алекса не надевала его с тех пор, как они поженились и он подарил ей другой, усыпанный бриллиантами. Как это типично для девушки, выросшей в деревне: в момент смертельной опасности надеяться на защиту невзрачного крестика, который ей надели в здешней церкви как символ приобщения к Христу! Какой же она еще ребенок! Герия нежно улыбнулся, глядя на жену.

– Это тебе не понадобится, дорогая моя, – сказал он, – сегодня ночью ты будешь в полной безопасности.

Ее пальцы еще теснее сомкнулись вокруг креста.

– Нет-нет, если желаешь – носи его, – торопливо продолжил он. – Я имел в виду, что буду рядом всю ночь.

– Ты останешься здесь, со мной?

Он сел на кровать и взял ее за руку.

– Неужели ты думаешь, что я могу оставить тебя хоть на миг? – произнес он.

Через полчаса Алекса крепко спала. Герия придвинул к постели стул и сел поудобнее, приготовившись провести бессонную ночь. Он снял очки, помассировал переносицу. Затем, тяжело вздохнув, перевел взгляд на жену. Господи, какая удивительная красавица! У доктора перехватило дыхание.

– Никаких вампиров не существует, – шепнул он сам себе.

Глухой размеренный стук… Герия что-то пробормотал во сне, рука непроизвольно дернулась. Стук стал громче; затем откуда-то из темноты послышался встревоженный голос… «Доктор, доктор!» – настойчиво звал его кто-то.

Герия подскочил на стуле, протирая глаза. Какое-то мгновение он растерянно смотрел на запертую дверь.

– Доктор Герия! – снова позвал его Карел.

– Что? Что такое?

– Все в порядке?

– Да-да, все в по…

Герия повернулся к кровати и хрипло вскрикнул. Ночная рубашка Алексы снова была порвана на груди. Кровавые капли чудовищной росой покрывали ее шею и грудь.

Карел покачал головой.

– Закрытые окна не спасут от этой твари, господин, – сказал он.

Высокий и стройный, Карел возвышался над кухонным столом, где лежало столовое серебро, которое управляющий чистил, когда вошел его хозяин.

– Вампир способен превратить себя в пар и проникнуть в любое, самое крошечное, отверстие.

– Но ведь там был крест! – выкрикнул Герия. – Он до сих пор висит у нее на шее; никаких следов на нем… Кроме крови, – добавил он дрогнувшим голосом.

– Этого я понять не могу, – мрачно произнес Карел. – Крест должен был защитить ее.

– Но почему я ничего не заметил?

– Вампир одурманил вас своими дьявольскими чарами, господин. Радуйтесь еще, что он не тронул и вас.

– Мне нечему радоваться! – Герия стукнул кулаком по раскрытой ладони; лицо его исказилось. – Что мне делать?

– Повесьте в комнате чеснок, – ответил старик. – На окнах, над дверью. Всюду, где есть даже маленькое отверстие.

Герия, погруженный в мрачные мысли, машинально кивнул.

– Никогда в жизни не видел я никаких вампиров, даже представить себе не мог… – сказал он прерывающимся от отчаяния голосом. – А теперь моя собственная жена…

– Я видел вампира, – произнес управляющий, – и однажды собственными руками отправил в ад чудовище, вставшее из могилы.

– С помощью кола?.. – На лице Герии смешались ужас и отвращение.

Старик медленно наклонил голову.

Герия с трудом глотнул.

– Дай бог тебе силы справиться и с этим чудовищем, – сказал он наконец.

– Петра?

Она стала еще слабее, голос был едва слышен. Герия склонился над женой:

– Что, дорогая?

– Сегодня ночью он придет снова, – произнесла она.

– Нет. – Доктор покачал головой. – Это невозможно. Чеснок защитит от него.

– Мой крест не защитил. И ты тоже не смог.

– Чеснок – верное средство, – сказал Герия, – И еще, посмотри-ка сюда. Видишь? – Он указал на столик рядом с кроватью. – Я приказал принести кофе. Сегодня ночью я не усну.

Алекса закрыла глаза. Ее осунувшееся лицо исказилось, словно от боли.

– Я не хочу умирать, – сказала она. – Пожалуйста, не дай мне умереть, Петра.

– Ты не умрешь. Даю слово: чудовище будет уничтожено.

По телу Алексы пробежала слабая дрожь.

– Но ведь сделать ничего нельзя, – шепнула она.

– Безнадежных положений не бывает, – ответил он.

Снаружи непроглядный мрак окутал дом тяжелым ледяным покрывалом. Доктор Герия сел у постели жены и стал ждать. Спустя час Алекса забылась тяжелым сном. Герия осторожно отпустил ее руку и налил в чашку дымящийся кофе. Отпивая обжигающе-горький напиток, он медленно обвел глазами комнату. Дверь заперта, окна закрыты наглухо, все отверстия завешены чесноком, на шее Алексы – крест. Он медленно кивнул. Да, его алан должен сработать. Мерзкое чудовище будет наказано.

Он терпеливо ждал, прислушиваясь к собственному дыханию.

Герия распахнул дверь после первого же стука.

– Михаил! – Он порывисто обнял молодого человека, стоявшего на пороге. – Михаил, дорогой мой, я знал, что ты приедешь!

Он, торопясь, повел доктора Вареса в свой кабинет. За окном опускались сумерки.

– А куда подевались все здешние жители? – спросил Варес. – Честное слово, когда проезжал деревню, не заметил ни единой живой души!

– Закрылись в своих лачугах, дрожа от страха, – ответил Герия. – И мои слуги – тоже. Все, кроме одного.

– Кто же это?

– Мой управляющий, Карел. Он не открыл тебе дверь, потому что сейчас спит. Бедняга, он ведь глубокий старик, а работал за пятерых все это время. – Он крепко сжал руку Вареса. – Милый Михаил. Ты даже представить себе не можешь, как я рад тебя видеть.

Варес обеспокоенно оглядел его.

– Я отправился в путь, как только получил твое письмо.

– И поверь, я способен оценить это, – отозвался Герия, – Я знаю, как трудна и длинна дорога от Клужа до наших мест.

– Но что случилось? – спросил Варес. – В письме только говорилось…

Герия быстро посвятил его в события минувшей недели.

– Михаил, еще немного – и, чувствую, рассудок покинет меня! Все бесполезно! Чеснок, волчья ягода, проточная вода – ничего не помогает! Нет, прошу тебя, ни слова! Это не выдумки или суеверия, не плод больного воображения: это происходит на самом деле! Моя жена стала жертвой вампира! С каждым днем она все глубже и глубже погружается в это страшное… страшное оцепенение, и вскоре… – Герия сжал руки. – И все же я не в силах понять… – пробормотал он прерывающимся голосом. – Просто не в силах понять все это.

– Ну полно, полно, сядь. – Доктор Варес усадил своего старшего коллегу в кресло и поморщился, заметив, как тот исхудал и побледнел. Его пальцы осторожно сжали запястье Герин в поисках пульса.

– Не надо, оставь меня! – протестующе воскликнул Герия. – Алекса, вот кому мы должны помочь! – Он прижал дрожащую руку к глазам, – Но как?

Он позволил своему гостю расстегнуть воротник и обследовать шею.

– И ты тоже, – произнес Варес ошеломленно.

– Какое это имеет теперь значение? – Герия схватил молодого врача за руку, – Друг мой, верный друг, – воскликнул он, – скажи, что это не я! Скажи: ведь это не я создание, которое медленно убивает Алексу?

Варес выглядел совершенно сбитым с толку.

– Ты? – произнес он, – Но каким образом…

– Да-да, я знаю, – сказал Герия, – Я сам подвергся нападению вампира. И все же тут все непонятно, Михаил! Что это за исчадие ада, неведомое дитя тьмы, которое ничем нельзя отвадить? Откуда, из какого богом проклятого места оно выходит? По моему приказу осмотрели каждую пядь земли в округе, прочесали все кладбища, проверили все могилы! Я сам осмотрел каждый дом в деревне! Говорю тебе, Михаил: мы ничего не нашли. Однако существует что-то неведомое, и оно появляется здесь, раз за разом, отнимая часть нашей жизни. Все крестьяне охвачены ужасом – и я тоже! Я ни разу не видел чудовище, не слышал его шагов! И все же каждое утро нахожу свою любимую жену…

Лицо Вареса вытянулось. Он не отрываясь смотрел на своего коллегу.

– Что я должен делать, друг мой? – Голос Герии звучал умоляюще. – Как мне спасти ее?

Варес не знал ответа на этот вопрос.

– И давно она в таком состоянии? – спросил Варес. Он не мог оторвать потрясенного взгляда от мертвенно-бледного лица Алексы.

– Несколько дней, – ответил Герия. – Ей становится все хуже и хуже.

Доктор Варес опустил безжизненно-вялую руку Алексы.

– Почему ты не вызвал меня раньше?

– Мне казалось, что можно что-то сделать, – слабо отозвался Герия, – Но теперь я знаю, что… что все бесполезно.

Варес содрогнулся.

– Но ведь… – начал он.

– Мы испробовали все средства, абсолютно все! – Герия проковылял к окну и невидящими глазами уставился в стекло. Становилось все темнее. – Снова приходит ночь, – прошептал он, – и мы бессильны перед тем, что принесет она с собой.

– Нет, Петра, не бессильны. – Варес растянул губы в фальшивой улыбке и положил руку на плечо Герии. – Сегодня ночью я буду сторожить в ее комнате.

– Бесполезно.

– Вовсе нет, друг мой, – быстро произнес Варес. – А теперь ты должен хоть немного поспать.

– Я не оставлю ее.

– Но тебе необходим отдых.

– Я не могу уйти, – сказал Герия, – Ничто не разлучит нас.

Варес кивнул.

– Да, конечно, – сказал он. – Мы с тобой будем дежурить по очереди, хорошо?

Герия вздохнул.

– Что ж, попробуем, – сказал он без всякой надежды в голосе.

Через полчаса он вернулся в комнату Алексы, держа целый кофейник с дымящимся кипятком, аромат которого едва пробивался сквозь густой запах чеснока, пропитавший все вокруг. Подойдя к кровати, Герия поставил поднос на столик. Доктор Варес придвинул стул поближе.

– Я буду дежурить первым, – сказал он. – А ты поспи, Петра.

– Нет, я не смогу, – отозвался Герия.

Он наклонил кофейник, и его содержимое медленно, словно расплавленная смола, потекло оттуда.