Текст книги "Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 70 страниц)

– Замолчи! – крикнул Росс.

Микки бросился на койку и уткнулся лицом в перегородку. Он ничего не говорил, а только тяжело дышал. Мощные плечи его ходили то вверх, то вниз, пальцы теребили и комкали одеяло.

Росс метался по помещению, беспрестанно ударяя себя кулаком по ладони. Сжимая и разжимая зубы, он с силой встряхивал головой всякий раз, когда у него в уме рассыпался очередной довод за или против. Вдруг он замер, взглянул на Мэйсона, но тут же зашагал снова. Один раз он даже включил наружный прожектор, чтобы убедиться, что ему это не чудится.

Яркий свет озарил разбитый корпус корабля. Он загадочно светился и напоминал гигантское надгробие. С громким стоном Росс щелкнул выключателем и повернулся к Микки и Мэйсону. Грудь его вздымалась как в лихорадке.

– Ну что ж, отлично, – сказал он, – это, конечно, и ваши жизни. За вас я решать не могу. Будем голосовать. Но учтите – та штуковина снаружи может оказаться совсем не тем, за что мы ее принимаем. Если вы оба решите, что надо рискнуть жизнью и подняться, то… то мы поднимемся.

Росс пожал плечами.

– Итак, голосуем. Я за то, чтобы остаться здесь.

– Я считаю – надо лететь, – сказал Мэйсон.

Оба посмотрели на Микки.

– Картер, – обратился к нему Росс, – твое мнение?

Микки уныло уставился через плечо и молчал.

– Голосуй же, – настаивал Росс.

– Лететь, – произнес Микки, – надо лететь. Я скорее погибну, чем останусь здесь.

Сжатые губы Росса побледнели. Он глубоко вздохнул, расправил плечи и спокойно сказал:

– Ну хорошо, мы взлетаем.

– Боже, сохрани нас и защити, – побормотал Микки, наблюдая, как Росс усаживается за пульт управления.

Несколько секунд капитан сидел неподвижно, потом включил двигатели. Зажигание. Мощные газовые струи вырывались из хвостовой части корабля, сотрясая его огромное тело. Рев двигателей показался Мэйсону успокаивающим. Он пребывал в каком-то состоянии безразличия. Как и Микки, он хотел испытать судьбу. Несколько часов прошло с момента их посадки на планету, а казалось, все это было год назад. Медленно тянулось время, минута за минутой. Гнетущее воспоминание о только что пережигом не отставало. Мысленно они все еще были там, в разбитом звездолете, рядом с тремя мертвыми телами, но одновременно не могли не думать и о Земле, которой, кто знает, может быть, никогда больше не увидят, о родителях, о женах и детях и всех им дорогих и близких, с кем, возможно, они расстались навеки. Но нет, они попробуют к ним вернуться. Сидеть и ждать – всегда было самым трудным для человека. Человек не создан для этого.

Мэйсон сел к своему пульту. Он напряженно ждал. Он слышал, как включил и перешел к панели управления двигателями Микки.

– Я постараюсь взлететь как можно мягче, – сказал Росс, – не вижу пока никакого повода для… беспокойства.

Он что-то еще хотел сказать, но замолчал. Микки и Мэйсон повернулись к нему в нетерпеливом ожидании.

– Вы готовы? – спросил Росс.

– Давай вверх, – ответил за обоих Микки.

Росс стиснул зубы и нажал кнопку с надписью «Вертикальный взлет».

Корабль затрясся, затем приподнялся, завис над поверхностью и с нарастающей скоростью пошел вверх. Мэйсон прильнул к заднему обзорнику. Темная поверхность планеты уходила все дальше вниз. Он старался не смотреть на блестящее белое пятнышко в углу экрана.

– Пятьсот… – считывал он показания шкалы, – семьсот пятьдесят… тысяча… тысяча пятьсот…

Каждую секунду он ждал, что что-нибудь произойдет. Ждал взрыва. Или отказа двигателя. Ждал, что корабль остановится.

Но набор высоты продолжался.

– Три тысячи, – сказал Мэйсон.

В голосе его появились нотки усиливающегося ликования. Планета стремительно уносилась назад. Тот, другой корабль был сейчас не более чем воспоминанием. Мэйсон взглянул на Микки. Тот сидел, застыв с полуоткрытым ртом, готовый во всю глотку кричать: «Быстрее! Быстрее!», но молчал, потому что боялся лишний раз искушать судьбу.

– Шесть тысяч… семь тысяч… есть! – объявил Мэйсон торжествующим тоном. – Мы выбрались!

Микки с облегчением вздохнул и широко ухмыльнулся. Он поднес руку ко лбу, крупные капли пота упали на пол.

– О боже, – простонал он, – о милосердный боже!

Мэйсон пододвинулся к креслу Росса и хлопнул командира по плечу.

– Все в порядке, – сказал он, – отличный взлет.

Росс казался раздраженным.

– Нам не надо было улетать, – проворчал он. – Все это было несерьезно с самого начала. А теперь придется искать другую планету, – Он покачал головой и добавил: – Зря улетели.

Мэйсон пристально посмотрел на капитана и отвернулся. Он думал…

Никто не выиграл.

– Но если опять что-нибудь где-нибудь сверкнет, – заметил он вслух, – я буду держать язык за зубами. К чертям все другие цивилизации!

Все замолчали. Он вернулся к своему месту и стал изучать карту. Обстоятельно и не торопясь. «Пусть теперь Росс за все отвечает, – подумал Мэйсон, – мне наплевать». Все снова вернулось на свои места. Однако мысли упорно возвращались к тому, что осталось внизу.

Несколько минут спустя он украдкой взглянул на Росса.

Росс тоже о чем-то задумался. Губы его были плотно сжаты. Иногда он что-то бормотал себе под нос. Неожиданно их глаза встретились.

– Мэйсон.

– Что?

– Другие цивилизации, ты сказал?

У Мэйсона холодок пробежал по спине. Он видел, как знакомый большой подбородок снова решительно опустился вниз. Что за дикая мысль? Росс этого не сделает! Только чтобы успокоить уязвленное самолюбие? Или сделает?

– Я не… – начал было Мэйсон, заметив краешком глаза, что Микки тоже следит за командиром.

– Послушайте, – сказал Росс, – сейчас я вам расскажу, что произошло там внизу. Я вам покажу, что там было.

Оба уставились на капитана, замерев от страха. Росс развернул корабль и направил его обратно.

– Что ты делаешь! – закричал Микки.

– Послушайте же, – ответил Росс, – неужели вы меня не поняли? Разве вы не видите, что нас одурачили?

Они непонимающе смотрели на командира. Микки сделал шаг в его сторону.

– Другая цивилизация, – сказал Росс, – в этом-то и суть. Пространственно-временные связи тут ни при чем. Сейчас я вам объясню, в чем дело. Итак, мы улетели оттуда. И каково же сейчас наше первое желание? Доложить, что планета необитаема? Нет, мы пойдем дальше. Мы вообще не сообщим об этой планете.

– Но, Росс, ты что, намерен вернуться туда? – воскликнул Мэйсон, вскакивая на ноги и вновь испытывая ужас предыдущих часов.

– Именно это я и делаю, – ответил командир. Он был странно возбужден.

– Но ты же спятил! – заорал Микки, угрожающе приближаясь и сжимая кулаки.

– Слушай меня! – закричал Росс в ответ. – Кто выигрывает оттого, что мы не сообщим об этой планете?

Ответа не было. Микки сделал еще один шаг.

– Дураки! Разве не ясно? Там, внизу, есть жизнь. Но они не могут нас убить или выгнать силой. И что им остается делать? А нас у себя они не хотят. Ну так что же им остается делать?

Он задавал вопросы тоном учителя, который потерял всякую надежду получить правильный ответ от двух последних классных болванов.

Микки подозрительно смотрел исподлобья. Ему, конечно, было любопытно узнать, что задумал капитан, но он его все-таки всегда немного побаивался. Он признавал авторитет Росса и восставать против его решения не считал возможным, даже если бы он и вел их к гибели. Микки перевел взгляд на экран обзорного устройства и смотрел, как снизу наступает огромной темной массой угрожающая земля.

– Мы живы, – сказал Росс, – мы осмелились заявить, что никакого корабля внизу никогда и не было. Да, мы видели его. Да, мы его трогали. Но можно увидеть что угодно, если сильно захотеть. Чувства будут говорить о том, что там что-то есть, в то время как на самом деле вокруг одни только голые камни. Главное, что здесь требуется, – это верить в то, что видишь.

– К чему ты клонишь? – коротко спросил Мэйсон. Ему стало страшно, Как и несколько минут назад, он не отрываясь следил за высотомером. – Тысяча восемьсот… тысяча семьсот… тысяча шестьсот пятьдесят…

– Телепатия! – торжествующе объявил Росс. – Эти существа внизу, не знаю, как их назвать, заметили наше приближение. Но мы им чем-то не понравились. Они каким-то образом проникли в наше сознание и обнаружили там страх смерти. Тогда они решили, что лучший способ от нас избавиться – это напугать нас. Они показали нам наш корабль терпящим катастрофу и нас самих… мертвых. И это сработало. Но…

– Действительно сработало! – взорвался Мэйсон. – Ты что, хочешь еще раз попытать счастья, разобьемся мы или нет? И все это ради твоей чертовой теории?

– Дело здесь не только в моей теории, – огрызнулся Росс и добавил, как бы защищая свою репутацию: – У меня приказ брать образцы с каждой планеты. Я всегда неукоснительно выполнял приказы. И черт побери, выполню и на этот раз!

– Но ты же видел, как там холодно, – возразил Мэйсон, – ни о какой жизни не может быть и речи. Ты только подумай как следует.

– К черту! Капитан этого корабля пока я! И приказания отдаю я!

Микки бросился к Россу.

– Но не тогда, когда от этого зависит наша жизнь!

– Назад! – приказал Росс.

В этот момент один из двигателей остановился и замолк. Корабль резко повалился на бок.

– Идиот! – не контролируя себя, заорал Микки. – Ты этого добился! Ты этого добился!

Густая темнота залепила иллюминаторы.

Корабль сильно трясло. «Предсказание сбылось», – единственное, о чем мог думать Мэйсон. Все, что он представил себе: вопли, крики, леденящий страх, напрасные мольбы и просьбы к глухим небесам, – все сбылось. Через пару минут их корабль превратится в груду обломков. И те три тела окажутся…

– Пропади все пропадом! – заорал он что было сил, в бессильной ярости проклиная Росса за упрямое желание вернуться и встретить наконец свою страшную судьбу. Дурацкое тщеславие!

– Нет, они нас не обманут! – кричал Росс, уцепившись за свою мысль, как умирающий бульдог за ногу врага.

Он отчаянно манипулировал ручками управления, пытаясь выровнять корабль. Но падение продолжалось. Корабль несся вниз, увеличивая скорость. Гироскоп не справлялся с резкими толчками и наклонами, кабину бросало из стороны в сторону, удержаться на ногах на ходящей ходуном палубе было невозможно.

– Резервный двигатель! – прокричал Росс.

– Бесполезно! – ответил ему Микки.

– Проклятье!

Цепляясь за что попало, Росс добрался до пульта управления двигателями. Кабину сильно швырнуло вправо. Трясущимися пальцами он один за другим начал проверять переключатели.

Внезапно на заднем обзорном экране Мэйсон увидел вспышку. Вслед за ней появилось ровное пламя. Корабль выровнялся, тряска прекратилась, кабина установилась горизонтально. Они продолжали спуск как ни в чем не бывало.

Росс грохнулся в кресло и с ожесточением ухватился за панель. В следующее мгновение он уже опять управлял кораблем. Он был очень бледен. Мэйсон тоже следил за действиями Росса, боясь заговорить.

– А сейчас заткнитесь и помалкивайте, – ни на кого не глядя, презрительно проворчал Росс, как будто разговаривал с провинившимися сыновьями, – Когда мы сядем, вы увидите, что все, что я вам говорил, – правда. Никакого корабля там не окажется. И мы попробуем поймать за хвост тех негодяев, которые внушили нам эту чушь.

По мере того как корабль спускался все ниже, Микки и Мэйсон робко наблюдали за командиром, за его руками, уверенно скользящими по элементам управления. Уверенность в капитане вернулась к Мэйсону. Он больше не волновался, а спокойно стоял на палубе и ждал посадки. Микки поднялся с пола и встал рядом.

Наконец корабль коснулся поверхности. Двигатели замерли. Итак, они снова сели, и ничего с ними не произошло…

– Включите прожектора! – раздалась команда.

Мэйсон щелкнул выключателем, и все кинулись к иллюминаторам. На какое-то мгновение он подумал: а как это Росс мог снова опуститься на то же самое место? Он вроде бы даже не заглядывал в данные, выдаваемые компьютером во время предыдущей посадки.

Они выглянули наружу.

У Микки оборвалось дыхание. Росс замер с открытым ртом.

Разбившийся звездолет по-прежнему лежал, где они его и оставили.

Они опустились точно в ту же точку и обнаружили тот же разбившийся корабль. Мэйсон отвернулся и отошел. Он чувствовал себя жертвой какой-то дьявольской проделки, всеми проклятым и позабытым.

– А ты говорил… – обратился он к командиру, но не смог закончить фразу.

Не веря своим глазам, Росс стоял и молча смотрел перед собой.

– Сейчас мы опять взлетим, – Микки заскрежетал зубами, – и на этот раз уже разобьемся наверняка. И мы все погибнем. Как и они… эти люди…

Росс не произнес ни звука. Там, прямо перед ними, находилось убедительное опровержение его последней слабой надежды. Внутри осталась неприятная пустота. Вся вера во что-то разумное исчезла.

И тут заговорил Мэйсон.

– Мы не разобьемся, – угрюмо произнес он, – никогда.

– Что?

Микки посмотрел на Мэйсона. Росс тоже обернулся к нему.

– Хватит нам друг друга дурачить, – продолжал Мэйсон, – мы же все знаем, что это такое, не так ли?

Он сейчас думал о том, о чем минуту назад говорил Росс. О чувствах, дающих ощущение того, во что веришь. Даже если на самом деле там ничего и нет…

И, зная это, он в следующее мгновение посмотрел и снова увидел Росса, увидел Картера. Такими, какими они были. Затем он отрывисто вздохнул в последний раз перед тем, как иллюзия, их окружавшая, вновь обретет материальные формы.

– Ну что ж, это прогресс, – горько заметил он. Голос его болезненным шепотом разнесся по казавшемуся призраком кораблю. – «Летучий голландец» выходит на просторы Вселенной.

Акт исчезновения

_{© Перевод Е. Королевой}

Приведенные ниже записи взяты из школьной тетради, обнаруженной две недели назад в кондитерской в Бруклине. Рядом с тетрадью стояла недопитая чашка кофе. Владелец кондитерской заявил, что к моменту обнаружения им тетради в заведение никто не заходил по меньшей мере три часа.

Суббота, раннее утро

Мне не следует этого писать. Вдруг Мэри увидит? Что тогда? Конец, вот что, пять лет жизни псу под хвост.

Однако я обязан зафиксировать происходящее. Я слишком долго занимался писательством. Мне не будет покоя, пока я не запишу все на бумаге. Я должен изложить факты и освободить разум. Только это так сложно – все упростить, и так легко все усложнить.

Вернемся на несколько месяцев назад.

С чего все это началось? С ссоры, разумеется. Должно быть, их были тысячи с тех пор, как мы поженились. И всегда по одному и тому же поводу, вот в чем ужас.

Деньги.

– Речь идет не о вере в твои писательские таланты. – говорила Мэри. – Речь идет о счетах и о том, оплатим мы их или нет.

– Счетах за что? – говорил я. – За жизненно необходимые вещи? Нет. За вещи, которые нам даже не нужны.

– Ах, не нужны! – И дальше в том же духе.

Господи, жизнь без денег совершенно невозможна. Никто не сможет так жить, деньги – это все, когда у тебя есть хоть что-нибудь. И как я могу спокойно писать, вечно переживая о деньгах, деньгах, деньгах? Телевизор, холодильник, посудомоечная машина – и за все это до сих пор не выплачен кредит. А еще кровать, которую она присмотрела…

Но, несмотря на все это, я – я сам – с упорством идиота продолжал усугублять ситуацию.

Зачем мне понадобилось убегать из дома тогда, в тот первый раз? Мы поссорились, это точно, но мы ссорились и раньше. Тщеславие, вот в чем дело. После семи лет – семи! – писательской деятельности я заработал своими произведениями триста шестнадцать долларов. И я по-прежнему подрабатывал по вечерам на паршивой работе, занимаясь за полставки машинописью. И Мэри приходилось работать там же вместе со мной. Видит бог, у нее было полное право жаловаться. Полное право настаивать, чтобы я согласился на целый рабочий день в журнале, место, которое неоднократно предлагал мне Джим.

Все зависело от меня одного. Немного везения, верный шаг, и все разрешилось бы. Больше никакой вечерней работы. Мэри могла бы сидеть дома в свое удовольствие, как и следовало. Один верный шаг, и все.

Но я сделал неверный. Господи, у меня голова идет кругом.

Я ходил развлекаться вместе с Майком. Мы, два кретина с остекленевшими глазами, познакомились как-то с Джин и Салли. И встречались с ними несколько месяцев, отмахиваясь от того очевидного факта, что ведем себя как полные идиоты. Отдавались новым ощущениям. Играли в дурацкую игру в поисках совершенства.

И вот вчера вечером мы, двое женатых мужчин, отправились с ними в их клубный дом и…

Смогу ли я признаться? Я боюсь или слишком слаб? Дурак!

Прелюбодей.

Как же можно смешивать подобные понятия? Я люблю Мэри. Очень люблю. Однако же я все равно сделал это.

И чтобы уж совершенно все усложнить: мне это понравилось. Джин прелестная, понимающая, пылкая, просто воплощение утерянных идеалов. Это было чудесно. Не могу сказать, что не было.

Но как же плохое может быть чудесным? Как жестокость может вселять радость? Все это порочно, запутанно, сложно и лико.

Суббота, день

Она простила меня, слава богу. Я больше никогда не стану видеться с Джин. Все у нас теперь будет хорошо.

Этим утром я пришел и сел на кровать, Мэри проснулась. Она посмотрела на меня, потом на часы. Она плакала.

– Где ты был? – спросила она голоском маленькой девочки, который появляется у нее, когда она напугана.

– С Майком, – сказал я. – Мы всю ночь пили и трепались.

Она еще секунду смотрела на меня. Потом медленно взяла мою руку и прижала к своей щеке.

– Прости меня, – сказала она, и слезы навернулись ей на глаза.

Мне пришлось прижаться к ней головой, чтобы она не видела моего лица.

– О, Мэри, – произнес я. – И ты меня прости.

Я так и не рассказал ей. Она значит для меня слишком много. Я не в силах ее потерять.

Суббота, вечер

Днем мы пошли в «Мебельный магазин Манделя» и выбрали новую кровать.

– Мы не можем ее себе позволить, милый, – сказала Мэри.

– Ничего страшного, – сказал я. – Ты же знаешь, что старая никуда не годится. Я хочу, чтобы моя девочка спала как королева.

Она радостно поцеловала меня в щеку. Попрыгала на кровати, как развеселившийся ребенок.

– Ой, смотри, какая мягкая! – сказала она.

Все было прекрасно. Все, кроме новой стопки счетов, пришедшей с сегодняшней почтой. Все, кроме моего нового рассказа, который не желает начинаться. Все, кроме моего романа, который отвергали уже пять раз. «Берни Хаус» должен взять. Они уже долго его держат. Я очень на них рассчитываю. Разные мысли приходят в голову, пока я пишу. Все время приходят. Все чаще и чаще у меня появляется ощущение, будто я сжатая пружина.

Что ж, Мэри довольна.

Воскресенье, вечер

Новые неприятности. Очередная ссора. Я даже не понял, из-за чего. Она дуется. Я закипаю. Я не могу писать, когда расстроен. И она это знает.

Мне хочется позвонить Джин. Она хотя бы интересуется моим творчеством. Мне хочется послать все к черту. Напиться, спрыгнуть с моста – все, что угодно. Неудивительно, что дети счастливы. Жизнь им кажется простой. Иногда хочется есть, иногда холодно, иногда пугает темнота. Вот и все. К чему утруждать себя и расти? Жизнь после этого делается слишком сложной.

Мэри только что позвала меня ужинать. Есть мне не хочется. Мне даже не хочется оставаться дома. Может быть, попозже я позвоню Джин. Просто сказать «привет».

Понедельник, утро

Черт, черт, черт!

Мало того, что они держали рукопись три месяца. Это было бы не плохо, вовсе нет! Но они залили все страницы кофе и прислали мне отпечатанныйна полоске бумаги отказ, приклеенный к титульному листу. Я готов их убить! Хотелось бы мне знать, понимают ли они, что делают?

Мэри увидела бумажку.

– И что теперь? – спросила она издевательским тоном.

– Теперь? – переспросил я.

Я старался не взорваться.

– Все еще считаешь, что можешь писать? – спросила она.

И я взорвался.

– А они-то, конечно, истина в последней инстанции? – бушевал я. – Они имеют право выносить окончательный приговор моему творчеству?

– Ты пишешь уже семь лет, – сказала она. – И ничего не происходит.

– И буду писать еще семь, – сказал я. – Сотню, тысячу!

– Значит, ты не согласишься на работу в журнале Джима?

– Нет, не соглашусь.

– Ты сказал, что возьмешь ее, если с книгой ничего не выйдет.

– У меня есть работа, – заявил я, – и у тебя есть работа, все идет как надо и будет идти так и впредь.

– Только мне впредь этого не надо! – отрезала она.

Она может меня бросить. Плевать! Все равно мне все это осточертело. Счета, счета. Писанина, писанина. Отказы, отказы, отказы! А добрая старая жизнь все коптит, возводит свои миленькие мозголомные сложности, словно идиот, громоздящий башню из кубиков.

Ты! Тот, который правит миром, который вертит вселенную. Если там, наверху, меня кто-нибудь слышит, сделайте этот мир попроще! Я ни во что не верю, но я отдал бы… что-нибудь! Если бы только…

Но какая разница? Мне уже на все наплевать.

Вечером позвоню Джин.

Понедельник, день

Я только что ходил звонить Джин, договориться насчет субботы. Мэри в субботу собирается в гости к сестре. Она не заговаривала о том, что я должен поехать вместе с ней, а сам-то я об этом уж точно не заикнусь.

Я звонил Джин вчера вечером, но телефонистка на коммутаторе в клубном доме «Стэнли» сказала, что Джин вышла. Я решил, что смогу дозвониться днем ей на работу.

Поэтому я пошел в кондитерскую на углу узнать номер. Наверное, я уже успел об этом упомянуть. Я звонил ей довольно часто. Но до сих пор как-то не удосуживался запомнить номер. Какого черта, ведь есть же телефонные книги.

Она работает в журнале, который называется «Руководство по дизайну» или «Руководство дизайнера», что-то в этом роде. Странно, этого я тоже так и не запомнил. Наверное, никогда особенно не задумывался о сути.

Хотя я прекрасно помню, где расположено ее издательство. Я заходил туда несколько месяцев назад, когда приглашал ее на обед. Кажется, в тот день я сказал Мэри, что иду в библиотеку.

Так вот, насколько я помнил, телефон конторы Джин помешался в верхнем правом углу нечетной страницы справочника. Я смотрел его дюжины раз и всегда его находил.

Но не сегодня.

Я отыскал слово «руководство» и кучу начинавшихся с него названий. Но все они помещались в левом нижнем углу четной страницы, то есть в совершенно противоположном месте. И я так и не смог отыскать ни одного названия, которое бы показалось мне знакомым. Обычно, наталкиваясь на название ее журнала, я думал: «Ага, вот оно». После чего смотрел номер телефона. Сегодня не произошло ничего подобного.

Я искал и искал, водил пальцем по листу, но не мог найти ничего похожего на «Руководство по дизайну». В итоге я остановился на телефоне «Журнала дизайна», однако меня не покидало ощущение, что это совсем не тот номер, который мне нужен.

Я… я допишу это позже. Мэри только что позвала меня обедать, ужинать, черт его знает. В общем, на главную трапезу дня, поскольку мы оба работаем по ночам.

Несколько позже

Обед был отличный. Мэри, могу поклясться, здорово готовит. Если бы еще мы не ссорились. Интересно, умеет ли готовить Джин.

В любом случае, еда немного подкрепила меня. Я в ней нуждался. Я несколько перенервничал из-за этого телефонного звонка.

Я набрал номер. Ответил женский голос.

– «Журнал дизайна», – произнесла секретарша.

– Я хотел бы поговорить с мисс Лейн, – сказал я.

– С кем?

– Мисс Лейн.

– Минутку, – произнесла она. И я уже знал, что это не тот номер. Каждый раз, когда я звонил раньше, женский голос произносил: «Соединяю» – и сейчас же соединял меня с Джин.

– Как, простите, вы сказали? – переспросила она.

– Мисс Лейн. Если вы ее не знаете, должно быть, я ошибся номером.

– Наверное, вам нужна мисс Пейн.

– Нет, нет. Обычно, когда я звонил, секретарь всегда сразу знала, о ком идет речь. Я ошибся номером. Извините.

Я повесил трубку. Я был здорово раздражен. Я столько раз видел этот номер, и вот пожалуйста.

Теперь я не могу его найти.

Естественно, сначала я решил не оставлять это дело просто так. Я подумал, может быть, в кондитерской старый справочник. Поэтому я дошел до аптеки. В аптеке был точно такой же справочник.

Ладно, придется позвонить ей вечером с работы. Но ведь я хотел встретиться с ней после обеда, чтобы наверняка договориться на субботу.

Я тут прямо сейчас кое-что понял. Та секретарша. Ее голос. Это был тот же самый голос, который отвечал мне в «Руководстве дизайнера».

Однако… О, я сплю.

Понедельник, вечер

Я позвонил Джин домой, пока Мэри выходила из конторы, чтобы принести кофе.

Я сказал телефонистке на коммутаторе то же самое, что говорил ей дюжины раз.

– Не могли бы вы соединить с квартирой мисс Лейн?

– Да, сэр, одну минутку.

Последовала долгая пауза. Я начал терять терпение. Но тут трубка снова ожила.

– Как, вы сказали, ее фамилия? – переспросила телефонистка.

– Мисс Лейн. Лейн —повторил я. – Я звонил ей сюда неоднократно.

– Я еще раз просмотрю список жильцов, – сказала она.

Я еще немного подождал. Потом снова услышал ее голос.

– Прошу прощения. Но в списке нет никого с таким именем.

– Но я же звонил ей по этому номеру много раз.

– Вы уверены, что набрали правильный номер?

– Да, да. Уверен. Это же клубный дом «Стэнли», верно?

– Да, верно.

– Ну так туда я и звоню.

– Даже не знаю, что вам ответить, – произнесла она. – Все, что я могу сказать: я совершенно уверена, что у нас нет ни одного жильца с такой фамилией.

– Но я же звонил сюда вчера вечером! Вы сказали, что ее нет дома.

– Прошу прощения, я не помню.

– Вы уверены? Совершенно уверены?

– Ну, если хотите, я еще раз просмотрю список жильцов. Но в нем нет такой фамилии, я совершенно точно знаю.

– И никто с такой фамилией не съезжал от вас в последние дни?

– У нас уже год нет свободных квартир. В Нью-Йорке, знаете ли, не так-то просто найти жилье.

– Знаю, – сказал я и повесил трубку.

Вернулся обратно за стол. Мэри пришла из аптеки. Сказала мне, что мой кофе уже остыл. Я сказал, что звонил Джиму поблагодарить за заботу. Убогая ложь. Теперь она снова заведется.

Я выпил кофе и немного попечатал. Но я не соображал, что делаю. Я изо всех сил старался привести мозги в порядок.

Должна же она где-нибудь найтись, думал я. Я же знаю, что все это мне не приснилось. Я знаю, что не мог придумать все те сложности, которые держу в тайне от Мэри. И я знаю, что Майк и Салли не…

Салли! Салли ведь тоже живет в «Стэнли».

Я сказал Мэри, что у меня болит голова и я схожу за аспирином. Она сказала, что аспирин должен быть в мужской уборной, в шкафчике. Я сказал, что там такой аспирин, который я терпеть не могу. Я все больше увязаю во лжи!

Я почти бегом добрался до ближайшей аптеки. Разумеется, я не хотел снова звонить с рабочего телефона.

На мой звонок ответила та же телефонистка.

– А мисс Нортон дома? – спросил я. – Салли Нортон.

– Минутку, пожалуйста, – сказал она, и я ощутил, как все мои внутренности сжались.

Она всегда сразу же узнавала имена давних жильцов. А Салли с Джин жили в этом доме не меньше двух лет.

– Прошу прощения, – сказала она. – В списке не значится никого с таким именем.

Я застонал.

– О господи!

– Что-то случилось? – поинтересовалась она.

– Ни Джин Лейн, ни Салли Нортон здесь не живут?

– Так это вы звонили сюда только что?

– Да.

– Слушайте. Если это какой-то розыгрыш…

– Розыгрыш! Вчера вечером я звонил вам, вы сказали мне, что мисс Лейн вышла, спросили, не хочу ли я что-нибудь передать. Я отказался. И вот я звоню сегодня вечером, а вы утверждаете, что у вас нет никого с такой фамилией.

– Прошу прошения. Не знаю, что вам сказать. Вчера вечером было мое дежурство, но я не помню, чтобы разговаривала с вами. Если хотите, могу соединить вас с управляющим.

– Нет, не стоит, – сказал я и повесил трубку.

После чего набрал номер Майка. Но его не было дома. Трубку взяла его жена, Глэдис, она сказала мне, что Майк отправился в кегельбан.

Я был несколько взбудоражен и сморозил:

– С парнями?

– Да, надеюсь, что так, – ответила она несколько высокомерно.

Мне стало не по себе.

Вторник, вечер

Сегодня вечером я снова звонил Майку. Спросил его о Салли.

– Кто?

– Салли.

– Какая Салли? – спросил он.

– Ты и сам прекрасно знаешь какая, ты, двуличный тип!

– Слушай, это что, розыгрыш? – спросил он.

– Может, и так, – согласился я. – Но давай все-таки поговорим откровенно.

– Давай начнем с самого начала, – предложил он. – Кто такая, черт побери, эта Салли?

– Ты не знаешь Салли Нортон?

– Нет. А кто это?

– Ты никогда не ужинал с ней, с Джин Лейн и со мной?

– Джин Лейн! О ком ты вообще говоришь?

– Так ты и Джин Лейн не знаешь?

– Нет, лично я не знаю, и все это уже не смешно. Теряюсь в догадках, что ты имел в виду под откровенным разговором. Мы с тобой двое женатых мужчин и…

– Слушай! – Я почти орал в телефон. – Где ты был три недели назад в субботу?

Он секунду помолчал.

– Ты имеешь в виду тот вечер, когда мы с тобой устроили небольшой мальчишник, потому что Мэри с Глэдис отправились на показ мод в…

– Мальчишник! И с нами никого больше не было?

– Кого?

– Не было девушек? Салли? Джин?

– О господи, снова началось, – простонал он. – Слушай, дружище, что с тобой творится? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Я ударил ногой по стенке телефонной будки.

– Нет, – прошептал я слабо. – Нет.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? Голос у тебя чертовски расстроенный.

Я повесил трубку. Я и был чертовски расстроен. У меня было такое ощущение, будто бы я умираю с голоду, а во всем мире не осталось ни единой крошки еды, чтобы его утолить.

В чем же дело?

Среда, день

Был только один способ установить, действительно ли исчезли Салли и Джин.

Я познакомился с Джин через парня, с которым дружил в колледже. Он живет в Чикаго, это мой друг Дейв. Именно он дал мне ее нью-йоркский адрес, адрес клубного дома «Стэнли». Естественно, я не стал говорить Дейву, что женат.

Вот так я познакомился с Джин и стал встречаться с ней, а Майк стал встречаться с ее подругой Салли. Вот так все было. Я точно знаю, что так было.

И вот сегодня я написал Дейву письмо. Рассказал ему, что случилось. Умолял его проверить, дома ли она, и сейчас же написать мне, объяснить, что это: розыгрыш или же нелепая череда совпадений. После чего я достал свою записную книжку.

Адрес Дейва исчез из книжки.

Неужели я действительно схожу с ума? Я совершенно точно знаю, что адрес там был. Я помню вечер, много лет назад, когда сам старательно записал его, потому что не хотел потерять с Дейвом связь после колледжа. Я даже помню чернильное пятно, которое посадил, потому что у меня подтекала ручка.

Страница пуста.

Я помню его фамилию, как он выглядит, как он говорит, все, что мы делали вместе, лекции, на которые вместе ходили.

У меня даже сохранилось письмо от него, присланное на пасхальных каникулах, на которые я оставался в колледже. Помню, мы с Майком жили тогда в одной комнате. Поскольку мы были из Нью-Йорка, нам не было смысла уезжать домой, ведь пасхальные каникулы длились всего несколько дней.