Текст книги "Еще шла война"

Автор книги: Петр Чебалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Шугай встретил Королева вопросом:

– Слыхал про ДПД, парторг?

Королеву еще до войны было известно это «мероприятие». По обыкновению, в дни повышенной добычи план перевыполнялся, но для этого «всех свистали вниз», прекращали работу подсобные цеха, даже конторские служащие. Вслед за таким сверхрывком, как правило, наступал спад, лавы расстраивались, шахту лихорадило.

– Слыхал, а что?

Шугай протянул ему узенький листок. Это была директива за подписью управляющего трестом. В ней рекомендовалось два раза в месяц организовывать дни повышенной добычи.

– Ну, и что ты решил? – спросил Королев.

– Мне решать нечего, за меня Чернобай решил. Мое дело выполнять то, что… рекомендуют, – и усмехнулся: – Ты обратил внимание: «рекомендовать два раза в месяц»… Хитер, ничего не скажешь. Мол, если наломаете дров – моя хата с краю: я не приказывал, а только рекомендовал.

После горячего душа лицо его лоснилось, лишь веки были черные от несмытой угольной пыли.

– Ну а в шахте, брат, дела – табак, – вздохнув, сказал Шугай. – В лаве воды прибавилось. Вылез из нее – нитки на мне сухой не сыщешь. Тяжело забойщицам. Считай, все без спецовок работают, – он нахмурился, о чем-то подумал и продолжал: – Перед твоим приходом вызывал кладовщика. Поступили жалобы: новые брезентовые спецовки и ватники выписываются не по назначению. Проверил по списку – так и есть. Ватники выписал бухгалтер себе и почти всей своей конторской братии, – Шугай посмотрел в список, лежавший перед ним, – три спецовки у работников лесосклада, две – у слесарей. Ну, слесари – это еще куда ни шло. А вот еще какая птаха ватник носит – заведующая столовой Гусакова. – И бросил список так, что он взмыл над поверхностью стола. – Не знаю, как ты посмотришь на мои действия, парторг, но я уже принял решение: посдираю со всей этой братии незаконную спецодежду.

– Так-таки и посдираешь? – усмехнулся Королев.

– И посдираю!

В это время кто-то постучался в дверь.

– Вот сейчас увидишь, как это делается, – понизив голос, сказал он и крикнул: – Не закрыто, можно!

Вошел и остановился у двери чисто выбритый пожилой человек – бухгалтер, в стареньком брезентовом плаще и шапке-ушанке.

– Заходи, присаживайся, Пантелей Семенович, – с натянутой вежливостью сказал Шугай.

Вслед за бухгалтером в кабинет ввалился огромный детина в заячьей папахе, в новенькой стеганке, перехваченной ремнем ниже живота, – заведующий лесным складом Одлыга. За ним протиснулись в комнату еще несколько человек. Последней пришла заведующая столовой Гусакова – уже немолодая кругловидая женщина. Она обежала всех быстрым удивленным взглядом, спросила:

– Мне-то здесь что делать, Николай Архипович?

Шугай иронически приподнял брови.

– Если разобраться, Капитолина Павловна, то здесь тебе действительно делать нечего, а вот в шахте работенка подыщется.

Гусакова растерянно смотрела на него.

– А у меня борщ остался недоваренный, Николай Архипович. И вообще, куда мне в таком виде в шахту, – и оглядела себя со всех сторон.

Все рассмеялись. Не выдержал, улыбнулся и Шугай. Затем поднял напряженно собранное лицо, сказал:

– Ну хватит! Не для балачек собрал вас спозаранку. – И спросил неожиданно: – Все в спецовках явились?

Никто не ответил, только недоуменно переглянулись.

– Вижу, в аккурат все, – констатировал Шугай, – теперь слушайте, что скажу. – Он вышел из-за стола и, как командир перед выстроившимися солдатами, зашагал по кабинету. – Спецодежду вы получили незаконно, сами это знаете.

– Как это незаконно, по ордеру, – возмутился кто-то.

Шугай резко остановился, поискал глазами того, кто сказал, и, не найдя, проговорил язвительно:

– Значит, считаете, что спецовки получили законно?

Все молчали.

– Какой же это, растуды его мать, закон, когда забойщицы в мокрой лаве, извините, чуть ли не голышом ползают, а вы здесь, на поверхности, в брезентовых штанах да новеньких ватниках щеголяете. А ведь это их законная спецодежда.

– Да разве бы сами взяли, Николай Архипович, – виноватым голосом начал было заведующий лесоскладом.

– Не самолично, знаю, – не меняя резкого тона, продолжал Шугай, – с тех, кто выдал вам ордера, у меня особый спрос, – сурово покосился он на бухгалтера. Тот помялся и опустил глаза. – Но у вас-то у самих есть совесть? – Он опять заходил по комнате и, как будто немного успокоившись, уже ровным голосом продолжал: – Одним словом, вот что: скидывайте ватники, брезентовые куртки и складывайте вот в тот угол. А при ком имеются еще и брезентовые штаны, завтра донесете, – и пошел к себе за стол. Обернулся, предупредил: – Сегодня читайте приказ: завтра с утра всем в шахту. Лишней спецовки у меня для вас пока что нет. Один день можно в любой одежонке отработать.

К Шугаю быстренько подкатилась Гусакова.

– Николай Архипович, а как же поступите со мной? Ведь у меня на кухне, сами знаете, работа не совсем чистая, без спецовки просто немыслимо.

– Вот и хорошо, чистоту лучше будешь блюсти.

– А в чем же мне на работу ходить? – совсем упала духом Капитолина Павловна.

– В шубке.

– В шубке?! В какой шубке? – удивилась она.

– В которой ты у заведующего лесоскладом Одлыги Новый год встречала, – невозмутимо ответил Шугай.

Капитолина Павловна замялась, покраснела. Одлыга отвернулся и стал нехотя стягивать с себя новенький ватник.

Когда шли в нарядную, Шугай спросил у Королева:

– Ну, как тебе мой метод обработки, парторг, понравился?

– Грубовато, Николай Архипович. Не они же главные виновники. А вообще – правильно.

– Вот и пойми тебя, – развел руками Шугай, – по-твоему, выходит, и правильно и вроде бы неправильно. А по-моему – правильно! – рубанул он по воздуху рукой. – Каждый болеет за свою шкуру, а другой – пропадай, руки не подаст. Нечего жалеть! – сурово заключил он и рванул примерзшую дверь.

В нарядной было многолюдно, густо накурено, как всегда, на стыке двух смен. У обледенелого окна тесной группкой стояли забойщицы. Когда Шугай и Королев приблизились к ним, некоторые поспешно попрятали зеркальца.

– Глядитесь, глядитесь, девчата. Это не запрещается, – добродушно сказал Шугай.

Подошел к бригадиру, спросил:

– У кого из твоих штанов не хватает, Былова?

Варя удивленно посмотрела на него.

Шугай досадливо поморщился.

– Я о брезентовых штанах, про спецодежду.

– Фу ты, – улыбнулась Былова, – спецовок получили всего две. На меня выписали да на тетку Пелагею. Свою я отдала Зинаиде Постыловой, – показала она на невысокую худую женщину. Брезентовая куртка на ней висела, как на жердине, – совсем поизносилась, – а у меня спецовочка еще ничего себе. – И, как бы приглашая всех оглядеть ее убогий наряд, крутнулась на месте. Все рассмеялись.

– Вот что, Былова, – не переставая хмуриться, сказал Шугай, – после смены зайдешь ко мне, получишь спецовки. – Он подумал и с сожалением добавил: – Правда, может, не на всех хватит, да что поделаешь, – и, махнув рукой, заторопился из нарядной.

Королев посмотрел ему вслед: «Оказывается, ты и такой бываешь, начальник…»

II

Шугай до глубокой ночи просидел с главным инженером и десятниками у себя в кабинете: искали резервы. Было решено дать не меньше двух норм планового задания. Шугай поручил старому опытному горному мастеру Кузьме Соловьеву сформировать бригаду из опытных забойщиков-ветеранов и попытаться дать уголь из заброшенных забоев.

– Уголь там так отжало, что его только тюкни обушком, сам станет валиться, – говорил Шугай.

– А какая там кровля? – поинтересовался кто-то.

– Как железобетон, – заверил Соловьев, – вчера заглядывал туда и плевался от досады: уму непостижимо, чтоб такими целиками разбрасываться. Там не уголь – чистое золото.

Целик, о котором шла речь, был в свое время оставлен для поддержания лавы. Разрабатывать его сейчас – значит идти на явный риск, и Круглова запротестовала.

– А если я с управляющим согласую, разрешишь, Татьяна Григорьевна? – с иронической полуулыбкой посмотрел на нее Шугай.

– Не разрешу, нет! – заявила она, – в противном случае слагаю с себя ответственность.

– Ого! – сделал вид, будто испугался, Шугай и тут же успокоил ее: «Ладно, целик не будем трогать, у нас достаточно других резервов.

– А я б на вашем месте, Николай Архипович, ни в коем разе не согласился с нашим главным, – сказал Соловьев. – Если на то пошло, разрешите мне возглавить бригаду, – заявил он решительно, – наша главная испужалась, слагает с себя всякую ответственность, а я ее на себя сполна беру.

Шугай сказал серьезно:

– Ладно, Кузьма, прекратим этот разговор. Решили: целик не трогать.

Еще задолго до рассвета на площадке у шахтной клети стали собираться люди. Некоторые из них впервые спускались в шахту и на клеть смотрели с недоверием и опаской. Клетьевой, одноногий старик Прокоп Дудка подшучивал над «свеженькими»:

– Бабоньки, а вы подушки с собой прихватили?

– На кой они, спать в шахте собираемся, что ли?

– Зачем спать, – степенно возражал старик, лукаво играя бровью, – спать в шахте законом воспрещается. Я про то говорю, в случае оборвется клеть, чтоб было на что мягонько приземлиться.

Одни смеялись, другие недовольно косились на клетьевого: дьявол старый, тут и без того поджилки трясутся, а он со своими шутками.

Когда подоспела пора спускаться в шахту, Прокоп Дудка, прежде чем впустить в клеть, принялся тщательно обшаривать каждого. Для тех, кто работал в шахте, дело это было привычное. Подходя к клетьевому, они поднимали руки, и каждый по-своему шутил:

– Хоть наизнанку всего меня выверни, дед, все равно спичек не обнаружишь. Они у меня в тайном месте.

– Ты меня, деда, до того щекотно каждый день щупаешь, что по ночам стал сниться, – шутила какая-нибудь молодица.

– Тьфу на тебя, бесстыжая, – вроде бы сердился старик.

А иная просила:

– Ну еще, еще, дедушка… Хорошо, ух как хорошо!..

Новенькие, наоборот, сопротивлялись, не подпускали к себе старика. Тогда Дудка становился на принципиальную ногу:

– Не пущу в шахту, раз капризничаете.

– Начальнику будем жаловаться на твое нахальство.

– Хоть самому дьяволу, а не пущу. Мне приказано каждого дня всех вас щупать, какого бы вы полу ни были. Потому как, окроме того, что клетью командую, хожу в должности табакотруса. А это не шутейная профессия – отвечать за каждого поджигателя.

– Да какие с нас поджигатели, мы же не курим! – сопротивлялись свеженькие.

– Это не резон, что не курите, – стоял на своем Дудка. – Хотя в теперешнее время некоторые бабы дымят похлеще за мужиков. Может, иные и не курят, не спорю, а табачок и спички, извините, в кармане содержат. А с какой целью, спросите? Отвечаю – для своего любезного дружка. Случалось такое: обшаришь человека, что называется, с головы до пят, все вроде б в порядке, а в шахте табачищем несет. Узнал про такое, прихожу к Шугаю. Разреши, говорю, Николай Архипович, баб наших щупать. А он перекрестил меня шутейно и молвит: опомнись, Прокопий, не опоздал ли ты для такого ответственного дела. Ничего, отвечаю, справлюсь. И рассказал ему про мои подозрения. Выслушал и благословил: валяй, говорит, Прокопий, помогай тебе господь. И что ж вы думаете, того ж дня в вечерней смене обнаружил у одной девицы табачок и спички. Для своего любезного дружка контрабандой пронести хотела. С той поры и щупаю весь ваш род подряд с согласия начальства. И ничего – привыкли. Одним словом, распахивайте свои одежонки, приступим.

Спустя некоторое время у клети стоял сплошной визг и хохот. Входя в клеть, зарумянившаяся молодая женщина пожаловалась:

– Вот дьявол старый, ущипнул-то как. Не иначе, синяк оставил, – и потянулась рукой пониже спины. – А вдруг мужик повернется, что ему скажу…

Шугай ни на минуту не выходил из своего кабинета. Звонил в шахту, узнавал, как идут дела, отвечал на звонки из треста. Он знал, что на многих шахтах проводился день повышенной добычи. Сгорая от нетерпеливого любопытства, Николай Архипович иногда просил, чтобы незаметно подключили его к телефону Чернобая, когда тот разговаривал с какой-нибудь шахтой. И хотя «Коммунар» с первых же часов стал давать высокую добычу, на душе у Шугая не было спокойно. Уж он знал Чернобая. Тот найдет, к чему придраться. Один только раз позвонил управляющий на «Коммунар». Спросил, как идут дела, и когда Шугай назвал ему цифру добычи, Чернобай помолчал, видимо, взвешивая результаты всего треста, потом сказал:

– Неплохо сработали, только не зазнавайся.

– Ясно, Егор Трифонович.

– И вот еще что имей в виду: добытый уголь без промедления выдавай на-гора. Тот, который остается в шахте, не в счет.

– Понял, товарищ управляющий, – отвечал Шугай, а про себя думал: «А, дудки, Егор Трифонович. Ты хитер, и я не промах. Все равно весь уголек не получишь сегодня. У меня еще впереди будут несладкие денечки. Небось завтра спросишь: ну, как дела? Ответь тебе, что неважнецки, ястребом накинешься: выходит, штурманули без расчета, без соответствующей подготовки, а теперь лихоманка вас бьет. А так я свой запасец приплюсую, и тебе и мне покойно».

Когда в лаве не ладилось – не вовремя подвозили лес, угрожал неожиданный приток воды – Шугаю не терпелось сейчас же спуститься в шахту. Но всякий раз сдерживал себя, понимая, что там он затеряется: займется лавой, упустит другое – транспорт, лесосклад. А отсюда, из кабинета, ему, как на господствующей высотке: где что делается – все видно.

Горный мастер Кузьма Соловьев звонил Шугаю, упрашивал, чтоб разрешил померяться с заброшенным целиком.

– Один, что ли, решил меряться с ним? – недоумевал Шугай.

– Зачем же один, – доносился из трубки хрипловатый удивленный голос, – человек пять боевитых забойщиков при мне. – И называл хорошо известные всей шахте фамилии шахтеров-пенсионеров. – Нудятся, считай, от безделья, канавки чистят да в иных местах в штреке крепь подлечивают. Не ихняя это работа, Николай Архипович. Лучше б, говорят, и в шахту не спущались, дома сидели, чем такой срам терпеть.

– А чем же рубать уголь собираетесь, – интересовался Шугай, – обушки у вас есть?

– Все как есть при обушках, – кричал Соловьев, – что ж то за горняк, если он в шахту без обушка спускается.

Соблазн был велик. Дела в шахте шли любо как хорошо: уголь все прибывал, и страсть как хотелось, чтоб поток его с каждым часом возрастал. Занять в этот день передовое, гвардейское, как любил говорить Чернобай, место в тресте для Шугая было бы исполнением самого заветного желания. Но он не решался отважиться на такой шаг, зная на этот счет мнение Кругловой.

– Ты, Кузьма, у главного проси разрешения, она у вас там хозяйка, ей виднее, – без всякой охоты советовал он и в ответ слышал, как тот недовольно сопел, что-то невнятное бормотал, видимо, ругался. Затем обиженно говорил:

– Измываешься ты над ветеранами, Николай Архипович. Дамочке, выходит, веришь, а мы вроде новички, первый день в шахту опустились…

Когда Соловьев позвонил второй раз, Шугай вспомнил о разговоре с управляющим и, решив, что он может нежданно нагрянуть и на «Коммунар», подогретый успехом, сказал:

– Делай, Кузьма, как считаешь нужным, только учти: ты со мной не разговаривал насчет целика и никаких распоряжений я тебе не давал. Понятно?

– Как ясный день, Николай Архипович, – обрадованно кричал в трубку Соловьев. – Как ясный день…

С того времени вот уже более двух часов не слышал он голоса десятника и никто не докладывал, как идут дела у ветеранов. Не стряслось бы беды…

Узнав, что в целике работает бригада Соловьева, Круглова возмутилась и позвонила Шугаю:

– Мы же договорились, Николай Архипович, целик не трогать, а что получается?!

– А что получается? – удивленно переспросил Шугай.

– То, что Соловьев со своими дружками вот уже несколько часов долбят там уголь.

– Вы с ними говорили, Татьяна Григорьевна? – спокойно спрашивал Шугай.

– Они и слушать не хотят. Не буду же я их силой тянуть из забоя.

– Хорошо, я сейчас спущусь в шахту.

Шугай пришел уже в конце смены. С трудом преодолевая насыпи угля, которым была завалена порядочная часть штрека, он полез в забой и вскоре появился оттуда со всей бригадой. Круглова слышала, как он кого-то ругал, что-то доказывал, а десятник Соловьев, как заведенный, повторял одно и то же:

– Да разве мы во вред, мы же для фронта, Николай Архипович…

Когда забойщики ушли, Шугай осветил аккумулятором гору угля, сказал, не в силах скрыть радостного волнения:

– Ой молодцы!.. Смотри, как тряхнули стариной. Как думаешь, Татьяна Григорьевна, тонн двадцать будет?

– За такое самовольство надо отдавать под суд, – не отвечая на его вопрос, сказала Круглова.

– Судить их, ясное дело, никто не станет. Старость у нас не судят, но какую-нибудь меру наказания я им придумаю, – пообещал он.

– Чтобы я их больше в шахте не видела!

– Не надо нервничать, Татьяна Григорьевна, – успокаивающе положил он ей на плечо руку, – все обошлось – и ладно. А теперь давайте подумаем, как вывезти отсюда уголек.

– Это не так просто, – сказала Круглова, – чтобы погрузить уголь в вагонетки, надо настелить метров двадцать рельсов или весь его перелопатить.

Участок был обречен на самообрушение, поэтому отсюда убрали узкоколейку.

– Добро, Татьяна Григорьевна, – согласился Шугай. – Сегодня не будем рушить уголек. Займемся им в другой раз.

Он знал, когда пустить уголь в дело. Это его неприкосновенный запас и в случае срыва производственного задания – надежный спасательный круг.

А на другой день штрек сам по себе обрушился и навсегда похоронил под обвалом породы уголь, добытый бригадой Соловьева.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

Шугай все с большей раздражительностью и подозрением относился к главному инженеру. Ему казалось, что она следит за каждым его шагом. Почти все его распоряжения Круглова подвергала критике. Черт его дернул разрешить Соловьеву добывать уголь в заброшенной выработке. Хотел как лучше, а все обернулось против него самого. Круглова каким-то образом узнала о его разговоре по телефону с Соловьевым и теперь подсовывала ему этот злополучный случай, как препротивную понюшку.

В последнее время она все настойчивее наседала на Шугая, требуя ускорить пуск второго нижнего горизонта. Николай Архипович сам отлично понимал такую необходимость. Но трест пока что не отпустил средств для этой цели. На его базе не было мощных насосов, а без них скоро не выхлебаешь воду из затопленных выработок. Но Кругловой это будто не касалось.

Однажды, войдя к нему в кабинет, она развернула на столе какой-то чертеж, сказала:

– Это сегодняшний и завтрашний день нашей шахты. – Шугай, посмотрел на чертеж, покачал головой, усмехнулся:

– Вы все о том же…

– А о чем же еще, – упрямо возразила она. Подошла к нему сбоку, склонилась над чертежом, принялась рассказывать. Выходило так, что угольный пласт верхнего горизонта приближается к своей роковой черте. Как оказалось, во всем ей помогли разобраться геологи треста.

– А на сколько хватит нам верхнего горизонта, они не сказали? – поинтересовался Шугай.

– На год, не больше, – не подозревая подвоха, ответила Круглова.

Шугай оживился:

– На год, говорите? – переспросил он. – Дай бог, Татьяна Григорьевна, дожить нам до той поры! К тому времени не один, а целых два новых горизонта откроем. И война, надо полагать, закончится. – Выбрался из-за стола и нетерпеливо зашагал по кабинету. – Мой вам совет, милейшая, – продолжал он, – оставьте пока что в покое этот ваш второй горизонт. Качаем потихоньку воду из него, и ладно. В данный момент давайте нажимать на то, что имеем в наличии.

Пока он говорил, Круглова, не глядя на него, молча свертывала чертеж и, выждав паузу, сказала раздраженно:

– Вы так рассуждаете, будто шахта нам нужна только до окончания войны, а там – хоть трава не расти.

Шугай остановился, серьезно посмотрел на нее.

– Уголь нужен сейчас, Татьяна Григорьевна, в данный момент. Без него нам скоро не добить фашиста.

– К чему эти прописные истины, – болезненно поморщилась она, – фронту нужно в два, в три раза больше угля, нежели мы даем. Но разве это значит, что мы должны брать только то, что под рукой, что ближе лежит, не заботясь о том, где возьмем уголь завтра. А ведь он нужен будет и после войны и, пожалуй, побольше, чем теперь.

Шугай чему-то улыбнулся.

– Вот вы, Татьяна Григорьевна, считаете, что я страдаю близорукостью, а у вас, на мой взгляд, сильно прогрессирует дальнозоркость. А ведь это тоже болезнь. Смотрите далеко, а то, что поблизости, извините, под самым носом, не видите или не хотите видеть. Так не мудрено споткнуться и лоб расшибить, – и довольный, что ему удалось подкузьмить главного, неестественно громко рассмеялся.

Круглова, нисколько не смутившись, спокойно возразила:

– Я, Николай Архипович, за то, чтобы видеть, что, как вы выразились, лежит под носом и что значительно дальше, чего близорукие не видят.

На том и закончился тогда их спор, еще больше настроивший друг против друга.

Спустя несколько дней Круглова принесла наряд на мощный насос, подписанный главным инженером треста.

– Надо сегодня же забрать, а то как бы не перехватили другие, – сказала она и поспешно вышла, сделав вид, что торопится.

Шугай с явным удивлением смотрел на листок с печатью. Сколько он ни просил насос в тресте, ему отказывали. А она сумела добиться. Но машину за насосом все же послал. А сегодня утром, перед сменой, когда Круглова зашла к Шугаю, он преподнес ей сюрприз.

– Я распорядился временно перебросить стволовых рабочих в шахту. Валится добыча, – сказал он, хмурясь и не глядя на нее.

В стволе второго горизонта работало человек десять слесарей и рабочих по ремонту. По мере того как уровень воды в нем снижался, чтобы предупредить обрушение, ствол закрепляли лесом, облицовывали цементом.

Круглова побледнела:

– Как это «временно»?

– Ну на день, от силы на два, – спокойно ответил он.

– Ведь за это время там может все обрушиться!

Шугай успокаивающе приподнял над столом руку, натянуто улыбнулся:

– Не паникуйте, Татьяна Григорьевна, два дня – не два месяца, ничего не случится.

– Я инженер, мне лучше знать…

– А я начальник шахты, прошу не забывать, – как бы приноравливаясь к ее повышенному тону, медленно выговорил Шугай, – я делаю то, что считаю нужным. – Он поднялся, опираясь раздвинутыми пальцами о стол. – А вообще, сообщил вам об этом для сведения, чтоб знали, где находится бригада ремонтников.

Круглова, сдерживая негодование, с трудом выговорила:

– Вам не шахтой, а «мышеловкой» руководить! – хотела еще что-то добавить, но Шугай круто оборвал ее:

– Не тебе судить, милейшая, чем мне руководить. Не по себе дерево рубишь. Я за эту шахту жизнью рисковал, из-под мушки у фашиста не выходил. – Он резко ударил ладонью по столу. – Будешь делать, как я скажу, а не будешь – скатертью дорожка.

У Кругловой до удушья сжало горло. Чувствуя, что не в силах что-либо ответить, она рванулась к двери.

II

Было морозно и ветрено. Улицу наискосок переметала похожая на густой сизый дымок поземка. Как всегда после утренней смены, когда одни ушли на работу, а те, кто остался дома, не решались выходить из натопленных жилищ, было тихо и пустынно.

К счастью, попутку не пришлось долго ждать. Усевшись в кабину «газика» рядом с шофером, Татьяна спросила:

– Вы в город или на «Северную»?

Дорога на шахту «Северная» сворачивала неподалеку от Красногвардейска. Шофер, лет семнадцати паренек, недоуменно взглянул на нее.

– А вам, собственно, куда?

– В город.

– А если бы я ехал не в город, тогда что? – стараясь быть строгим, сказал он. – Спрашивать надо, а то, как маленькие, – и, сдвинув брови, обидчиво умолк.

Чтобы видеть дорогу, Татьяна провела рукой по заиндевевшему ветровому стеклу. Почувствовала обжигающий холодок, быстро натянула варежку. Ей надо было что-нибудь делать, лишь бы не думать о разговоре с Шугаем, но это было не в ее силах. «Угробит шахту… Изведет людей», – с ожесточением твердила она про себя.

На переезде машину жестко тряхнуло. «Наверно, недавно взял руль в руки», – шевельнув ушибленным плечом, подумала Круглова о шофере. И спросила:

– Мы не проедем?

– А вам куда? – опять скосил на нее сердитый взгляд парень.

– В трест.

Шофер резко затормозил.

– Ну как маленькие дети, ей-право, – снисходительно улыбнулся он. – Слезайте, уже приехали.

Татьяна хотела уплатить за проезд и сунула было руку в карман, но шофер резко захлопнул перед ней дверцу и с места включил третью скорость.

Когда Круглова вошла в приемную, секретарь что-то строчила на машинке.

– Я не могу видеть товарища Чернобая? – неожиданно для самой себя громко спросила Татьяна.

– Садитесь, пожалуйста, – не отрываясь от работы и даже не взглянув на посетительницу, сказала девушка. Круглова неприязненно покосилась на пустовавшие у стены откидные стулья и не села. Ей не терпелось сейчас же встретиться с управляющим. Татьяне казалось, что все разрешится без особенных осложнений и проволочек. Да и какие еще могут быть проволочки! Таким людям, как Шугай, нельзя доверять шахту.

Девушка поднялась, положила на стол напечатанный лист, поставила штамп на нем и только тогда посмотрела на посетительницу каким-то распахнутым взглядом по-детски голубых глаз.

– Вы, наверное, в грузовике ехали, да? – нотки сочувствия прозвучали в ее голосе, – я вам налью чаю, хотите? – И тут же сняла чайник с электрической печки, налила в кружку, подала Кругловой. – Пейте, пожалуйста. Только сахара нет, за это уж извините. Закончится война, тогда и сахаром и печеньем всех посетителей будем потчевать, – и чуть застенчиво улыбнулась.

«Болтушка», – подумала Татьяна.

– Я приехала не чаевничать, дорогое дитя, – как можно сдержаннее сказала она, – мне по срочному делу к товарищу Чернобаю.

Та посмотрела на нее с доброй улыбкой, как иной раз смотрит взрослый умный человек на смешную выходку подростка.

– Я вас понимаю, но, что поделаешь, Егор Трифонович еще не приходил, придется подождать, – и уже вполголоса, почти таинственно: – У меня для вас конфетка найдется. – Порылась в столе и протянула конфету в цветной обертке.

Круглова немного смутилась за свою горячность, молча взяла конфету и присела на стул.

– Егор Трифонович иногда запаздывает, – между тем говорила секретарша, – потому что часто приходится ночевать на какой-нибудь отстающей шахте. А оттуда иной раз, не заезжая домой, едет на другую. И так, считайте, целые сутки, а то и больше…

Татьяна встревожилась: может быть, Чернобай и сегодня будет мотаться по шахтам весь день? Девушка, казалось, разгадала ее мысли и поторопилась успокоить:

– Вы не волнуйтесь, Егор Трифонович звонил, он только на минутку заехал на «Коммунар» и скоро будет.

Когда Татьяна допила чай, девушка предложила ей еще. Наливая, она запросто спросила:

– Вам приходилось когда-нибудь обращаться к Егору Трифоновичу?

Круглова вопросительно посмотрела на нее.

– Нет, не приходилось.

Секретарша нахмурила свои бесцветные, почти невидимые бровки и негромко, словно по секрету, предупредила:

– Раз так, имейте в виду: Егор Трифонович бывает вспыльчив и даже способен нагрубить.

Вошел Чернобай, ссутулившийся, небритый, в мешковатом брезентовом плаще поверх пальто. Не поднимая опущенных глаз, скрылся за высокой, под самый потолок, дверью, обитой черным дерматином.

Девушка негромко спросила Круглову:

– Как доложить о вас Егору Трифоновичу?

– Скажите – главный инженер шахты «Коммунар», – поднимаясь со стула, сказала Татьяна.

Девушка на секунду задержала на ней свой взгляд, как бы говоря самой себе: «Ох, вот вы кто»… – и, не стучась, вошла в кабинет.

Татьяна Григорьевна знала, что ей предстоит нелегкий разговор, но отступать от задуманного не собиралась. Когда она вошла, Чернобай стоял у окна, отхлебывая чай из кружки, держа ее на ладони.

– Заходите, товарищ Круглова, – сказал он устало и как будто безразлично. Сразу он показался Татьяне не похожим на того Чернобая, с каким ей приходилось встречаться. Это был спокойный с виду, с внимательным, откровенным взглядом человек. Тот же, которого она знала, был непоседлив, нетерпелив в движениях и подчеркнуто суров. Когда он говорил, казалось, не видел, не замечал других.

Чернобай поставил кружку на подоконник, уселся в жесткое кресло, взглядом предложив Кругловой стул напротив.

– Я только что с «Коммунара», – спокойно начал он, – мне все известно, что у вас произошло с Шугаем. Вот так.

– Тогда, может быть, мне и не следует докладывать? – выжидающе взглянув на него, также спокойно сказала Татьяна.

Чернобай отвалился на спинку кресла и, медленно разглаживая локотники, некоторое время как-то безнадежно иронически смотрел на нее.

– Валяйте, докладывайте, – наконец милостиво сказал он.

Татьяна некоторое время колебалась: рассказать или лучше уйти? Уйти?! Тогда зачем было приезжать, к чему весь этот сыр-бор. И она рассказала все, что думала и знала о начальнике шахты. Выслушав ее, Чернобай все тем же бесстрастным голосом заговорил:

– То, что Шугай не ахти какой грамотей в горном деле, мне известно. А где взять лучшего? – коротко развел он руками и, подумав, добавил: – Есть, конечно, да беда в том, что все они на войне. – Он вдруг резко оторвался от спинки кресла, навалился грудью на стол. Лицо его напряглось. – Учтите, я с чертом готов работать, лишь бы он делал дело. А Шугай исполнительный руководитель, отлично понимает, что фронту нужен уголь, и дает его полной мерой. А сейчас это главное. Вот так.

Круглова решила не уступать своего.

– Как бы вы, товарищ управляющий, высоко ни ценили его исполнительность, но учтите, нам может когда-нибудь дорогой ценой обойтись штурмовщина.

– Во имя победы мы обязаны добывать уголь любой ценой, – веско выговорил он, – как здесь ни трудно, там, на фронте, во сто крат труднее.

– Я с вами не согласна, – не снижая наступательного тона, сказала Круглова. – По-вашему выходит, только один он…

– Вот как! – остановил ее Чернобай, – не согласны. Что же вы в таком случае предлагаете? Снять Шугая с работы?

Она заметила, как его жесткие брови все ниже оседают на холодные глаза.

– Я все сказала, а теперь сами решайте, – и неожиданно для самой себя, чуть ли не в отчаянии добавила: – В такой обстановке я не могу работать, лучше уйду на фронт.

– Вот как!.. Ну это уже конкретный разговор. Только я не понимаю, почему вам обязательно уходить на фронт?

Татьяна не стала объяснять, промолчала. Молчал некоторое время и управляющий.

– На фронт вас все равно не отпустят, – убежденно начал он. – У нас с вами свой фронт – угольный. А вот у меня в тресте припасена для вас вакантная должность, – интригующе подмигнул он бровью и сделал паузу. Круглова быстро, в смятении посмотрела на него.

– Для меня?.. Должность?..

Чернобай поторопился успокоить ее.

– Именно для вас. Не пыльная, и заработок приличный – технический консультант треста.

– Я пришла не за тем, чтобы просить должность. Я не безработная.