Текст книги "Ледовый десант"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

5

На следующий день полтора десятка бойцов и командиров спецбатальона на «эмке» и грузовике выехали из Ростова в Шабельск. Это село находится в Краснодарском крае. Оно должно было стать базой во время рейдов подрывников на вражеский берег.

Группу возглавил полковник Веденский. Кроме минеров и разведчиков он взял с собой еще и интендантов. Они должны были позаботиться о жилье, о топливе, которое не так легко досталось в этом безлесном краю, о добавочных пищевых пайках из местных ресурсов.

…После обеда полковник Веденский, капитан Доминго, инструктор-минер Чико, старший сержант Михалюта и сержант Нудьга отправились к заливу ознакомиться с условиями, в которых придется осуществлять ледовые десанты после того, как минеры закончат обучение и станет толще лед.

Перед ними до самого горизонта простиралась белая бескрайняя равнина. Если бы солнце не светило в глаза, то, как заверяют местные рыбаки, можно было бы увидеть и противоположный, вражеский берег залива.

Минеры спустились на лед прорезанной в круче дорогой, по которой рыбаки подвозят на берег снасти, а обратно везут на подводах тюльку, бычков, камбалу, лещей, судаков, осетров, иногда и белуг, тяжелых, как откормленные свиньи, – корма в заливе и во всем Азовском море вдоволь, на дне лежат десятки затопленных барж с зерном. Подошли к рыбакам, вооруженным пешнями, жердинами-прогонами, похожими на казацкие пики, которыми вытаскивают из прорубей сети или заводят их в воду.

Среди рыбаков были и хозяева хаты, где остановились полковник Веденский и капитан Доминго, – дед Федор Семенович Головатый и его румянощекая чернявая внучка Зина. Она была обута в валенки, «подкованные» большими подковами на шипах, – их здесь называют бузлуками. Гнат заметил, что Зина смущенно поглядывает на Марьяно Чико, а тот улыбается ей и подмигивает. «И когда только успели познакомиться?» – удивился он.

Илья Гаврилович перекинулся несколькими словами с дедом Федором Семеновичем, и минеры пошли дальше.

Солнце и лед слепили глаза, идти было тяжело. И сапоги, и валенки скользили. Ног не поднимали, а двигали ими, будто шли на лыжах.

Через три часа бойцы совсем обессилели, а добрались только до середины залива. Как же нелегко будет выполнять задание боевым группам! Ведь им придется еще столько пройти до вражеского берега, поставить там мины и возвратиться назад!

– На сапоги и валенки надо надевать бузлуки, – сказал Нудьга. – Иначе будем скользить, как козлы на льду.

– Где же ты раньше был со своим предложением? – поддел его Михалюта. – Туда и назад можно и на санях. Для лошадей сошьем белые накидки. Надо снаряжать целый обоз.

– А сани и коней можно маскировать вон в тех торосах, – подхватил Веденский. – Посмотрите, там будто ледокол прошел. Это ветер так взвихрил лед.

Лучи солнца преломлялись в прозрачных, немного припорошенных снегом льдинах, отчего они казались разноцветными и светились по-праздничному торжественно, словно хрусталь.

– Друзья, – обратился Илья Гаврилович к испанцам, – могли бы вы увидеть такое чудо у себя на Средиземном море?

Доминго и Марьяно, пританцовывая от холода, одобрительно закивали.

– Вытанцовываете, как на фиесте, – пошутил Веденский. – Надо было обуть валенки.

– Да, – засмеялся Доминго. – Танцуй русский «барыня»…

Возвращаться назад было еще труднее. Нестерпимо болели ноги, ветер швырял в лицо снежную крупу. Когда вдали показался берег, минеры уже чуть не падали от усталости.

Гнат представил этот нелегкий путь десантников к врагу и обратно. «Бедные наши ноги! Выдержат ли они? И кони тут едва ли помогут, будут скользить, падать на льду, как ты их ни подковывай. Может, попробовать приспособить аэросани?»

Но эту мысль он тут же отбросил. Аэросани поднимут такой шум, что его услышат не только немцы в Таганроге и Мариуполе, но и турки в Арзеруме!.. Да, не зря об этих краях народ когда-то сложил думу:

 
Не дрібні дощі накрапали,
Коли три брати із города Азова,
З турецької бусурманської
Великої неволі утікали…
Став найменший брат до Савур-могили доходжати,
Став же буйний вітер повівати,
Із козацьких молодецьких його ніг валяти…
 

«Как вот и нас валит», – вздохнул Михалюта.

Через час ветер заметно утих – берег становился все ближе. Уже виднелись черными пятнышками рыбаки на льду. С каждым шагом они становились все больше и больше, а вскоре можно было уже и отличить по шапкам и платкам мужчин от женщин.

Дед Федор Семенович насмешливо встретил минеров:

– Кто ж выходит на лед без бузлуков!

– Промашка вышла, – признался Илья Гаврилович. – На ошибках учимся.

– Зачем на них учиться, когда можно и без них обойтись, – заметил Федор Семенович, беря в руки корзину с рыбой. – Зима, возьми пешню, прогон…

На помощь им кинулись Чико, Нудьга и Михалюта.

– Подожди, подожди, ты чего так раскраснелся? – подошел Федор Семенович к испанцу. – Заболел?

– Но, но… – отрицательно покачал головой Марьяно.

Федор Семенович снял кожух и подал испанцу:

– Давай поменяемся на куфайку!

– Но, но…

– Да меняйся уж! – вмешалась Зина, взглянув на Марьяно черными глазами из-под белого, низко надвинутого на лоб платка.

Чико неохотно стал снимать стеганку.

– Мы с Зиной приглашаем всех на уху, – сказал Федор Семенович. – Илья Гаврилович и Доминго знают, где я живу, а вы… – обратился он к Михалюте, Нудьге и Чико, – спросите любого, где находится Федь Головатый, каждый скажет. Ведь намерзлись же?

– Есть немного, – признался Михалюта. – Мы еще никогда не ели ухи из морской рыбы.

– У нас тут не только морская, но и речная, – похвалился Федор Семенович. – Есть и царская рыба.

Зинины глаза искрились, темные дуги бровей из-под белого платка лукаво поднялись вверх и опустились, на румяных щеках образовались ямочки.

Бойцы побрели к берегу. Марьяно все оглядывался. Но Зина делала вид, что не замечает этого.

Хата Федора Семеновича стояла на круче. Стены побелены известью, крыша покрыта тростником. Три окна выходили на улицу. На подворье – хлев, погребки. Огород, спускавшийся с кручи к морю, от соленых морских ветров защищал невысокий тын.

На кухне возле печи лежала охапка колючего курая и несколько кусков кизяка. Курай и кизяк – самое распространенное топливо в степной приморской стороне. Но уху варили на огороде, возле самого обрыва, в огромном казане, принесенном Федором Семеновичем и Марьяно. Чико все время улыбался, не отходил от старого рыбака, во всем помогал ему.

– Чико за кожух старается, – сказал Михалюта Доминго.

– Хочет понравиться не только одной Зина, но и падре Федор, – подморгнул капитан.

Вошли в хату. Зина поставила на стол огромную миску с квашеными красными помидорами и графин с вином.

– Садитесь, милости просим, – пригласил Федор Семенович гостей к столу, ставя перед каждым рюмку.

Гнат подозрительно посмотрел на полковника: Илья Гаврилович грозился, что во время вылазок на вражеский берег никакой «наркомовской» нормы не будет. «У минера, – сказал он, – должна быть ясная голова, холодный ум, а греет его пусть собственное сердце».

Но сейчас Илья Гаврилович вместе со всеми выпил рюмку вина.

Зина подала каждому алюминиевую миску с ухой. Уха парила, запах щекотал ноздри.

– Не каждая рыба годится в уху. Из морской для нее подходит бычок, кусок белуги, кефаль… Вот ты, хлопче, белугу как раз и ешь, – повернулся Федор Семенович к Гнату, – Такой рыбы, как у нас, на Азове, не водится ни в одном море. Разве что на Каспии.

– Вкусная уха! – похвалил Михалюта.

Старик стал рассказывать, как варится двойная, тройная уха из морской и речной рыбы, о своем крае. В его глазах светилась гордость за родную степь, раскинувшуюся вблизи моря и пламенеющую весной тюльпанами и маками.

– Когда цветут жердели, вишни, а потом и яблони, то прибрежные села кажутся облитыми белой пеной. И вся эта благодать от солнца, от земли и моря, от усилий рук человеческих, – Федор Семенович подозвал внучку. – Угости-ка нас еще и кавунами.

– Из той бочки, что с яблоками? Или из той, что с капустой? А, – махнула Зина рукой. – Я принесу из обеих, – и выбежала из хаты, сопровождаемая ласковым взглядом Марьяно.

Веденский и Доминго стали вспоминать дни борьбы с фашизмом в Испании. Им было что рассказать и серьезного и смешного.

Республиканцы хорошо знали, что за Веденским следят франкистские лазутчики. Поэтому Илью-Рудольфа и его жену Анну надо было поселить в такую квартиру, которая не вызывала бы подозрения. «Мадридцы всё знают!..» – сказал тогда капитан Доминго и поселил супругов в домике сельского падре.

Милая, интеллигентная, скромная пара понравилась падре. Особенно Анна, в ее голубых глазах он видел покорность души, смиренность. Падре как-то раз сравнил ее со святой Луизой. С тех пор она и стала Анной-Луизой.

Тогда минеры Ильи-Рудольфа и капитана Доминго изготовляли мины-сюрпризы. Поэтому почти в каждой хижине, кошаре, в хлевах, где квартировали бойцы, находился спрятанный от чужих глаз динамит. Два чемодана с тротилом хранились и в комнате Ильи Гавриловича и Анны, под их кроватями.

Однажды Илья Гаврилович был на боевом задании с партизанами. На городок налетели немецкие бомбардировщики. Две бомбы упали во дворе священника. Перепуганный, бледный, с молитвой на устах падре вбежал в комнату, забрался под кровать Анны, схватил чемодан и заслонился им от осколков.

Но крышка вдруг открылась, и из чемодана посыпались плитки тротила.

Такие плитки падре уже видел в домах и укорял людей за вмешательство в мирские дела. Священник так был поражен тем, что пара добропорядочных квартирантов обманула его, что забыл о страхе.

Возле крыльца взорвалась еще одна бомба, и осколки со свистом влетели в комнату сквозь открытую дверь. Один попал в чемодан с тротилом, стоявшим под кроватью Ильи-Рудольфа. Запахло горелым.

В комнату вбежала Анна. Поняв, что произошло, она схватила чемодан и выскочила с ним во двор. Побежав к колодцу, высыпала в него взрывчатку. Одна плитка упала на землю и взорвалась, окутав Анну черным дымом.

Падре поблагодарил Анну-Луизу за то, что спасла ему жизнь, и велел, чтобы она, не ожидая своего мужа-коммерсанта, покинула дом…

Веденский и Доминго переглянулись. Капитан улыбнулся:

– Я знаю, что вы, Илья Гаврилович, женился на Анна. Я еще тогда сказал нашему Мануэлю Бельде: «Эти русский – влюбленные. Поженятся и на война. Мадридцы все знают!» Но Бельда мне, правда, не поверил.

– Разве можно было думать о любви и женитьбе, когда мы еще не дошли до фронта, а уже погиб один доброволец из Канады? – сказал, вздохнув, Веденский.

– Это вы про земляка Пабло Цимбалюка? Бельда часто потом вспоминал тот трагический случай. Позже Пабло научил его словам той песня…

Доминго и Бельда были проводниками большой группы добровольцев, которые шли из Франции в Испанию.

Переход границы был назначен, когда на посту стояли французские солдаты, сочувствующие народному фронту. Поэтому на границе особенно трудностей не возникло.

Шли по узкой тропинке. Вскоре начался дождь. Тропинка стала скользкой. Впереди кто-то поскользнулся и сорвался в пропасть. Отчаянный предсмертный крик разорвал тишину:

– А-а-а!

От этого крика Анна вздрогнула, оступилась. Еще какое-то мгновение, и она тоже сорвалась бы в пропасть. Но Доминго успел схватить ее за руку.

Погиб доброволец-украинец из Канады. Это была первая жертва – еще до того, как бойцы добрались до фронта.

Все спустились на дно ущелья, нашли изуродованное тело добровольца. Там его и похоронили. Когда лег на могилу последний камень, кто-то из добровольцев тихо запел «Заповіт» Шевченко:

 
Поховайте та вставайте,
Кайдани порвіте…
 

Потом долгие часы шли молча. Анна не выпускала руки Ильи Гавриловича. Не тогда ли, на той тропинке в Пиренеях, он почувствовал, что Анна – его судьба? Он верил, что не сорвется в пропасть, как канадский украинец, не погибнет в Испании, потому что любит Анну и должен жить, чтобы эта любовь расцвела, принесла свои плоды…

Зина принесла три зеленоватых, с темными полосками кавуна, с которых еще стекал рассол. Доминго разрезал их, причмокнул языком:

– Вкусно! Мадридцы все знают!

– А откуда у вас такая фамилия? – спросил у хозяина Михалюта.

– Давнее дело, – тряхнул седой головой Федор Семенович. – Наши предки-запорожцы пришли сюда с Южного Буга еще в восемнадцатом столетии. К этому берегу пристало несколько десятков казацких челнов и яхта кошевого атамана Захара Чепиги. Пришли обозы и по суше – их привел полковник Савва Белый. Еще был с ними и войсковой судья Антон Головатый с грамотой царицы на эти земли. Старые люди рассказывали, что Головатый, когда выпьет, любил говорить: «Ой, хватит, братья, нам печалиться! Теперь мы, милые братья, забудем про нужду, будем жить вольно, да верно служить царице-государыне, кордон охранять, рыбу ловить, горилку пить, да будем богатыми селянами…»

– Вон как! – вырвалось у Михалюты. – «Забудем про нужду… Будем богатыми селянами…»

– Ты угадал, хлопче! Богатыми тут люди не стали, потому что быстро появились помещики Щабельские, которые меняли людей даже на борзых собак… А войсковой судья Головатый вскоре умер от малярии.

– Пограничником, значит, был ваш предок? – по-своему рассудил сержант Нудьга.

– Похоже, что так. А в гражданскую я в красной коннице служил. Как же казаку без сабли!

Потом речь зашла о ледовых десантах. Федор Семенович посоветовал на полозы саней набить подрезы, чтобы те не ходили из стороны в сторону по льду, а шли ровно.

– Не забудьте и о бузлуках для коней, – напомнил он.

У Михалюты было уютно на сердце – от тепла, вкусной еды, вина. Он сидел разомлевший и вслушивался в тиканье маятника на стенных часах, отсчитывавших секунды и минуты, которые уже никогда не вернутся, как не вернется в море волна, что выплеснулась на берег, принеся с собой песчинки и камушки.

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

1

Колхозники рыболовецкой артели пообещали дать минерам лошадей и сани, набить на полозы подрезы, позаботиться о бузлуках.

Бойцы днем и ночью учились закладывать мины на дороге с твердым покрытием, возле строений. Вскоре всем выдали стеганки, маскировочные халаты, саперные ножи, кусачки, комплект инструментов для работы с минами, гранаты Ф-1.

Полковник Веденский побывал в штабе Азовской флотилии – с нею спецбатальон должен будет держать постоянную связь. Встретился с командующим армией, в тылу которой будут базироваться минеры. И моряки, и армейцы просили, чтобы боевые диверсионные группы приводили с северного берега «языков», наносили на карту дислокацию вражеских войск и огневые точки, узнавали, по каким дорогам движется техника немцев.

Что касается разведки, у Ильи Гавриловича был свой план. Он предусматривал использовать для сбора сведений о противнике рацию старшего сержанта Михалюты, которую тот взял с собой, когда ехали сюда, с разрешения полковника Шаблия. Чтобы скорее найти общий язык с разведотделами, полковник Веденский посещал штабы армий и Азовской флотилии вместе со старшим сержантом.

Но вот все споры и сомнения остались позади. Спецбатальон минеров, преодолев нелегкие сто тридцать километров, прибыл на берег залива, на место наиболее вероятной возможности вторжения фашистских моторизованных сил.

Уставшие бойцы были рады жилью, уже приготовленному для них интендантами. Казармами стали молокопункт (коров еще осенью, когда немцы взяли Ростов, погнали дальше, в глубь Северного Кавказа), а также классные комнаты в школе, стоявшей у самого обрыва. Это было старое здание из красного кирпича, с широкими окнами, на высоком фундаменте. Классы были пусты – начались зимние каникулы. Еще один взвод разместился внизу, под кручей, в помещении правления рыболовецкого колхоза. Командиров расселили по хатам.

Группа Михалюты заняла самый большой класс. Дежурные затопили печь. Повеяло теплом, домашним уютом.

Гнат лег на соломенный матрац, закрыл глаза. Стал вспоминать пройденную нелегкую дорогу.

Из Азова вышли перед рассветом. Над бескрайней степью висел молодой месяц. Через полтора часа оказались у моря. Оно таинственно поблескивало льдом. В лучах солнца пламенели зубчатые верхушки торосов, темнели проруби, пробитые рыбаками. Слева – степь, припорошенная снежной крупой. И в степи, и на море снег не держался – сдувало ветром. Но в балочки и низины его столько намело, что можно было утонуть с головой.

Впереди шла боевая охрана, за нею на санях командование батальона, потом минеры, построенные по взводам и ротам, а в хвосте колонны – походная кухня.

Полковник Веденский время от времени останавливал свою машину и ждал, пока пройдет весь батальон. В шеренгах плечом к плечу с красноармейцами шагали и бойцы-испанцы.

Кажется, на третий день пути он увидел Нину и рядом с ней сержанта Дмитрия Нудьгу. Улыбнулся, вспомнив слова капитана Доминго: «Мадридцы все знают!..»

Он смотрел на Нину и сержанта, а думал о Наташе. «Где ты теперь? Как живется тебе? Помнишь ли меня? Не забыла?..»

Он и сейчас будто воочию увидел заросшую бурьяном железнодорожную колею, рельсы, поблескивавшие в лучах заходящего солнца, пахнущие смолой шпалы.

Услышал опять немного самоуверенный, кокетливый голос Наташи: «Мой адрес? Село на берегу Азовского моря, крайняя хата над яром возле моста…»

Гнат вдруг рывком поднялся. «Что же это получается? Наташино село находится на крутом берегу Таганрогского залива. Его пересекает шоссейная дорога, ведущая из Мариуполя на Таганрог, дорога, имеющая для немцев большое стратегическое значение. Одно из заданий у нас – ставить мины на шоссе. Несомненно, в том селе есть гарнизон, поскольку оно чуть ли не самое большое между Мариуполем и Таганрогом. А если так, то почему бы… – у Гната перехватило дыхание: – Если Наташа вернулась домой, то она, конечно, поможет нам…»

В классе было шумно. Мануэль Бельда что-то наигрывал на мандолине, а Сергей Колокольцев выбивал на ложках ритмы зажигательной мелодии. Несколько бойцов притопывали в такт ногами. Но вот все притихли: вошел дежурный и сообщил, что завтра три группы, в том числе и группа старшего сержанта Михалюты, отправляются на тот берег.

– Вас ист дас?.. Выходим в море! На катерах? – нарушил первым молчание Колокольцев.

– А мне определенно что-то погода не нравится. Как бы не потеплело, – озабоченно обронил самый старший по возрасту в группе Степан Воскобойников.

– Что? Твой барометр показывает к оттепели? В носу закрутило? – пошутил Колокольцев, – Так ты подбрось в него табаку, как вон Цимбалюк подбрасывает топливо в печь! И твой нос покажет «добро» на выход.

Воскобойников был человеком незлобивым и в ответ на подобные шутки прикладывал обычно большой палец к виску, а остальными четырьмя выразительно помахивал, произнося при этом лишь одно слово: «определенно».

– Сергей, прекрати выступление не по делу! – оборвал Колокольцева Нудьга.

Михалюта подошел к окну. Опершись на подоконник, стал смотреть на небо. Оно было чистым, дымы из труб поднимались ввысь, слегка покачиваясь. Ветра почти не было, и он подумал, что предположение Воскобойникова едва ли оправдается. Спросил у дежурного:

– Обоз готов?

– Да. Колхозники рыбартелей помогли. И сани приготовили, и попоны для лошадей пошили. – Дежурный, козырнув, вышел.

Цимбалюк поставил на стол казан с чаем.

– Жалко, кофе нет. В Испании мы каждый день пили кофе.

– Вас ист дас? А мясо вы там ели? – спросил Колокольцев. – Я читал про знаменитого рыцаря Дон Кихота. Однажды он врезался в отару овец. Вот где было мяса на шашлыки!

– Мясо мы ели. В Испании достаточно мулов и буйволов. А бараниной нас угощали крестьяне, когда мы им помогали во время сева или во время жатвы, – ответил Цимбалюк. – Чудно как у них сеют кукурузу – зерна втаптывают пятками в землю.

– В горах иначе не можно сеять, – пояснил Чико. – Зерна надо втаптывать, чтобы с террас не смыл дождь.

Дневальные принесли термос с кулешом. Нудьга разрезал буханку на равные доли, попросил Воскобойникова раздать бойцам. Колокольцев насадил свой кусок на нож и принялся поджаривать на огне. Хлеб станет легче, уменьшится в размере, но зато будет хрустеть на зубах и пахнуть дымком.

Съев миску кулеша и выпив кружку чая, Гнат лег на матрац, задумался. С кем же завтра пойти ему к хате Наташи? Все бойцы вроде бы надежные парни. Никто из них в трудную минуту не бросит товарища в беде. Но тут важно, чтобы об этом визите не узнало преждевременно начальство. Сначала надо все разузнать, а потом уж докладывать. Если Наташа дома, неужели она не уговорит мать где-нибудь спрятать его с рацией на два-три дня?

В классе тихо зазвучала песня.

 
Зашуміла та біла береза,
Та ще й калинові гаї.
Не завдавай, молода дівчино,
Мому серцю туги…
 

Гнат знал, что с этой песней восемь лет назад Павло Цимбалюк пересек Атлантический океан. В Канаду его позвал отец, который годом раньше уехал туда на заработки. Эту песню слышали и канадские леса, где Павло и отец вместе с такими же бедняками, как они (финнами, французами, поляками, сербами), работали на лесоразработках.

– Я думаю, что у каждого человека есть своя задушевная песня, – вздохнул Воскобойников.

– Си… Да… – послышался голос всегда молчаливого Мануэля Бельды.

В класс вошел высокий, немного неуклюжий в кожухе деда Федора Семеновича Марьяно Чико. Улыбаясь, достал из полевой сумки белый пушистый шарф и такие же белые шерстяные носки.

– Зина подарок, – похвастался он.

– Вас ист дас? Старик подарил кожух, а внучка – шарф! Везет же людям! Дай-ка… – Колокольцев не договорил – по радио начали передавать сводку Совинформбюро.

На запад и северо-запад от Москвы Красная Армия продолжает наступательные бои. Диктор перечислял освобожденные селения, большинство названий которых бойцы слышали впервые. Под Ростовом, под Ржевом и под Тихвином – без перемен. На Ленинградском фронте бои местного значения, немцы обстреливают осажденный город и сбрасывают на Ленинград бомбы.

Когда диктор умолк, Гнат перевернулся на правый бок, подложил руку под щеку и закрыл глаза.

Где-то на улице завыла собака. Мануэль Бельда вдруг вскочил с матраца и прошептал:

– Это Пират.

– Какой Пират? – удивился Михалюта.

– Встретил тут собака. Такой доверчивый.

– Ну и Мануэль…

– Я люблю собак. А завтра в море…

– Ты так говоришь, будто мы уходим на подводных лодках.

– Я ненавижу подводный лодка, – сморщился Бельда.

Он с минуту помолчал и стал рассказывать об одной страшной трагедии.

…В мае 1937 года Мануэлю довелось сопровождать добровольцев из Франции на одном из барселонских судов. Оно отчаливало из Марселя. Ночью тайком от полиции Бельда провел добровольцев на корабль. В трюме собралось около двухсот пятидесяти человек. Но обо всем пронюхали шпионы. Утром на судно ворвались французские жандармы. Матросы начали с ними драку, не пускали их в трюм. Видимо, жандармы не очень-то и старались исполнить свои обязанности. Помахав кулаками, они вскоре ушли.

В трюме было тесно. Не хватало воздуха. Люди задыхались.

Наконец отчалили.

Через несколько часов патрульный катер сообщил, что поблизости находится фашистская подводная лодка. Но капитан не испугался и дал команду следовать дальше. Появился республиканский самолет, помахал крыльями. Настроение у пассажиров улучшилось.

Мануэль Бельда вышел на палубу, стал любоваться морем. Еще час, и покажется Барселона.

Вдруг всплыла подводная лодка, выпустила две торпеды. Одна прошла мимо, другая попала в заднюю часть судна. Несколько человек было убито, многих ранило. Все начали спешно надевать спасательные пояса.

Судно стало тонуть.

«Вот она, моя смерть! – подумал Мануэль. – Даже могилы не будет!»

Матросы и бойцы-добровольцы начали торопливо отвязывать спасательные лодки и спускать на воду. Возле одной из них оказался Мануэль, стал помогать матросам. Лодка повисла на канате. Наконец пассажиры уселись. Когда до воды оставалось метра два, лодка опрокинулась, люди очутились в море.

Вода вокруг корабля была багряной от крови. Кто не умел плавать, хватались за доски, за бочки, за все, что попадалось под руку.

Рядом сел гидроплан, его облепили люди, будто пчелы свои соты. Мануэль был далеко от гидроплана и уже начал захлебываться водой. Он снова стал прощаться с жизнью. Никто над ним не заплачет, не запоет, как над тем парнем:

 
Як умру, то поховайте
Мене на могилі
Серед степу широкого…
 

– С тех пор я и ненавижу подводный лодка, – закончил свой рассказ Мануэль.

В классе воцарилась тишина.

– А как же ты остался в живых? Кто тебя спас? – нарушил наконец молчание Нудьга.

– Нас пришли подобрать две моторный лодка. Еще десять лодка выслал рыбаки. В одну втащил меня. Скоро я пришел в себя. Кто-то протянул бутылка рома…

– И сколько же тогда людей утонуло? – спросил тихо Гнат.

– Человек семьдесят… Нас переодели в сухой одежда, а вечером поезд поехал в Барселона. В вагоне я встретил еще один «утопленник» – Пабло Цимбалюк.

– Вот, значит, когда вы стали братьями. Поэтому Цимбалюк и просился быть вместе с тобой.

– Си… Да, камарадо Гнат!

Мысли Михалюты снова унеслись на вражеский берег. Встретит ли он в селе Наташу? А если ее нет, то, может быть, мать не откажется им помочь… Скорей бы наступило это завтра! Говорить командирам о Наталке он пока не будет. Зачем ловить рыбу впереди невода?..

Где-то неподалеку опять завыла собака. Бельда вздрогнул, резко поднял голову. Долго прислушивался. Потом тяжело вздохнул и, ни слова не сказав, ткнулся головой в подушку.