Текст книги "Ледовый десант"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

2

Полковник Веденский и старший лейтенант Мотыльков провожали три диверсионные группы в первый рейд. Минеры были одеты в маскхалаты, лошадей ездовые покрыли белыми накидками. На санях – мины, вязанки сена, мешок с овсом, ранцы с патронами, сухарями и вяленой рыбой. Были здесь и лопаты, ломы, кайла, без которых не обойтись во время работы на замерзшем грунте.

Пожатия рук, слова напутствий: в случае непогоды минеры должны были вернуться даже с середины залива.

На круче стояли женщины и девчата. Каждая что-нибудь принесла на дорогу бойцам.

Провожала минеров и Нина. Она сразу же подошла к группе Михалюты и, к удивлению Колокольцева, подала руку Нудьге.

Сергей толкнул локтем в бок Мануэля, стоявшего рядом.

– Видел? – кивнул он в сторону Нудьги и Нины. – Вас ист дас? Что сказал бы твой капитан Доминго?

– Доминго сказал бы, что мадридцы все знают!

– Даже Пират и тот с завистью поглядывает на них! – Колокольцев наклонился к собаке, которая терлась возле ног Мануэля. – Пошел вон, Пират! Бузлуки на твои лапы не наденешь, и если ты побежишь за нами, то назад не вернешься.

Бельда засмеялся и стал гладить пса.

Наконец лошади, запряженные в сани, тронулись. Ледовый десант быстро удалялся. Вскоре его уже не было видно с берега.

Цокали конские копыта, отбивая кусочки прозрачного льда. Впивались в лед шипы бузлуков, надетые на сапоги. Посвистывали надрезы на санях, полосуя лед, будто остро заточенные коньки. Фыркали лошади, выдыхая клубы сизого воздуха.

Вечером группы разделились, как и было предусмотрено. До вражеского берега оставалось километров восемь – десять.

Михалюта посмотрел на часы. Без двадцати минут пять.

Смерклось. Небо стало тяжелым, покрылось тучами. Неожиданно подул ветер, пошел густой снег. Северный, бьющий в лицо. Лошади остановились – глаза залепливало снегом. Как ни уговаривали их ездовые, как ни кричали на них – они ни с места. Пришлось вести под уздцы.

Преодолели еще километров пять. По подсчетам Михалюты, уже должны были быть торосы, а от них до вражеского берега не больше двух-трех километров. Но торосов не было видно.

– А не сбились ли мы с пути? – встревожился Воскобойников. – Определенно.

– Вас ист дас? Имея компас, разве можно заблудиться? – возразил Колокольцев.

В эту минуту внезапный шквал сбросил с саней вязанку сена, и она покатилась по льду. Колокольцев тут же побежал за ней. Несколько раз упал, но все же догнал ее, принес и положил обратно на сани.

Прошел еще час. Лошади ступали тяжело. Груз был нелегким. На санях не только мины, но и много взрывчатки. Ее решили перенести на вражеский берег с первого же выхода и где-нибудь спрятать, чтобы в следующий раз добираться «налегке», лишь с одними минами.

– Может, все-таки сбил нас с курса ветер? – снова забеспокоился Степан.

– Еще, не дай бог, в Турцию занесет через Керченский пролив! – воскликнул Колокольцев.

– Определенно, мелешь такое! Все же не зря крутило в коленях.

– В правую или в левую сторону? – засмеялся Колокольцев. – Попроси Нудьгу, он раскрутит.

Сержант Нудьга никак не среагировал на эти слова. У него одно в голове – Нина. Молодец-таки Гнат, замолвил словечко. Нина стала теплее относиться к нему. А что? Разве он хуже других? Разве она не знает, что в пограничники всегда отбирают самых достойных людей?.. А достоин тот, кто предал Родине, честен, смел и не без царя в голове. Об этом говорили еще на границе и Шаблий и Веденский. Разве не он, Дмитрий, догадался применить против захватчиков мины-«ведра»?..

На сердце у Дмитрия тепло. Когда покидали берег, к нему подошла Нина, подала свою маленькую руку, улыбнулась. Эта улыбка и греет сейчас его душу.

Что нужно человеку для счастья? Точно так же Нина прощалась с Михалютой, Колокольцевым, Цимбалюком, со всеми минерами. Ну и что? К Нудьге-то она подошла первой. Он это хорошо знает. И счастлив этим.

Вскоре минеры наткнулись на глыбы льда с острыми вершинами. Это и были долгожданные торосы, где бойцы должны оставить лошадей и ездовых и дальше, к берегу, добираться уже пешком.

– Ну что, товарищ командир? – потер руки Нудьга. – Будем готовиться к вылазке.

– Будем, – кивнул Михалюта. – Не забывайте о разведке. Запоминайте хорошо дорогу. Подмечайте каждый бугорок, тропку, овраг, каждый сугроб снега. Я пойду в сторону поселка, а ты, Нудьга, прямо по стрелке компаса.

– Хорошо. Мусафиров, Бабаян! Забирайте с саней пакеты. А вы, – обратился Нудьга еще к трем бойцам, – берите лопаты, кайла и все остальные причиндалы.

– Есть взять «заказные бандероли»! – прогудел в ответ Мусафиров и начал складывать в вещмешок замотанные в материю, не пропускавшую воду, плитки тротила.

– Определенно, я и Цимбалюк с лошадьми будем ждать вас в торосах, – ни к кому не обращаясь, вздохнул Воскобойников.

– Да, вы будете ждать нас здесь, – сказал Михалюта и добавил сочувственно. – Кому-то же надо… Со мной пойдут двое.

– Я, товарищ командир! – шагнул к Гнату Мануэль Бельда.

– И я! – поднял руку, словно школьник на уроке, Сергей Колокольцев. – И никаких там «Вас ист дас?»!

– Согласен. Со мной пойдут Бельда и Колокольцев!

Торосы остались позади. Михалюта, Бельда и Колокольцев шли теперь по ровному льду. Иногда встречались небольшие сугробы – верная примета, что берег близко.

Здесь был финиш восточных ветров. Но сегодня дул северный. Сейчас он притих, обессилел, будто сказочный дракон, которому отрубили все головы. На небе ни луны, ни звезд. Вокруг – белая тьма.

3

Дмитрий Нудьга знал, что не только в группе, но и во всем батальоне его считают опытным минером, бесстрашным солдатом, закаленным еще в мирное время на границе. Знает об этом и младший лейтенант медслужбы Нина. А какая девушка может быть равнодушной к воину, которого другие солдаты называют отчаянным, смелым? С далекого Урала, из Кирова, Ярославля девчата, даже не видя в глаза красноармейцев, пишут им искренние, ласковые слова. Нину, конечно, храбростью не удивишь: она сама находится на фронте. И все-таки… К нему первому подошла, когда провожали их в этот рейд. Да и не такой уж он и храбрый, отчаянный. Обычный солдат, как все. Можно подумать, что он не боится смерти, что ему на все наплевать. Так уж и не боится! Конечно, боится. Кто же не боится этой смерти?..

Ему вспомнилась служба на границе. Приходилось задерживать и лазутчиков, диверсантов. Но сейчас он сам для немцев и диверсант, и лазутчик. И они, ясное дело, примут все меры, чтобы обезвредить его. С ним будет лишь пятеро своих, а рядом – целые фашистские дивизии. Поэтому каждый шаг, каждое движение должны быть хорошо продуманы, всесторонне взвешены.

– Будьте осторожными, – шепотом предупредил минеров Нудьга, когда подошли к берегу. – Со мной – Мусафиров и Бабаян. Остальные ждут здесь.

Берег был крутой, обрывистый. Промерзшая земля – словно камень. Кое-где росли кусты терна, глода. Руки натыкались на высохший бурьян. Мусафиров тихо ойкнул, наткнувшись на чертополох, – колючки достали до пальцев даже сквозь рукавицы.

Наконец вскарабкались наверх. Им повезло. На круче огневой точки не было.

Несколько минут лежали, отдыхали.

– Запоминайте каждую былинку, – сказал Нудьга, вглядываясь прищуренными глазами в белую равнину, раскинувшуюся перед ними.

В нескольких десятках метров едва различимо поблескивало шоссе Таганрог – Мариуполь. Это и есть их объект. За шоссе – степь. Там виднелись, словно маленькие копешки сена, кусты терна и боярышника, вдали, слева, сквозь негустой снегопад мерцали огни. Там населенный пункт. И конечно же гарнизон немцев – рыбаки в своих хатах не станут жечь глубокой ночью ни ламп, ни каганцов. Справа шоссе, убегая от моря, круто изгибалось. Это как раз то место, где надо ставить мины.

Нудьга встал.

– Добираемся вон до тех кустов, что на той стороне дороги.

Пригибаясь, побежали к шоссе. Но вскоре пришлось залечь – появился патруль.

Через несколько минут два солдата поравнялись с минерами. Воротники шинелей подняты, поверх шапок повязаны то ли женские платки, то ли башлыки.

Когда патруль растаял в снежной пелене, Нудьга поднял руку.

– Пошли дальше.

– А может, давайте ползком? – предложил Мусафиров.

– Правильно. Так будет безопасней, – согласился Нудьга.

Переползли шоссе, забрались в кусты.

– Копайте, долбите яму, – приказал Нудьга. – Здесь будет наш склад. Посматривайте на шоссе. А я снова – на лед.

Когда он спустился с кручи в залив, к нему подбежали трое минеров.

– Ну как там?

– Пока все в порядке. Идите влево, в направлении населенного пункта, и ставьте мины. Один наблюдает, двое устанавливают. Постарайтесь без стрельбы. Сделайте свое дело, возвращайтесь сюда же! Возьмите тротила на три мины. Я заберу остаток.

И снова сержант Нудьга с тяжелым вещмешком за плечами стал карабкаться по обрывистому берегу наверх. За ним – трое десантников.

На круче минеры немного передохнули и поползли к дороге. Нудьга – прямо, остальные – влево.

По шоссе проходили патрульные солдаты. Время от времени светили по сторонам карманными фонариками.

Нудьга слышал негромкий разговор, смех гитлеровцев. Переговаривались они как-то устало. Видимо, патрулирование их подходило к концу и с минуты на минуту должна была прийти смена.

Снег уже еле сыпался, но ветер не утихал. Подул, казалось, еще сильнее. Нудьга вытащил из рукавиц руки, стал растирать исцелованное лютым декабрьским ветром лицо. «Как там Михалюта, Бельда и тот «ночник» – Колокольцев? А может, они напоролись на немцев и… Война есть война…»

Чтобы как-то отвлечься от этих тревожных мыслей, Дмитрий начал вспоминать свое детство.

Еще в шестом классе он решил, что станет пограничником, как Карацупа, – о нем писали в пионерских газетах. Отец работал тогда бригадиром поезда и два лета брал его с собой. Где только не побывал он: в Москве, Севастополе, Мурманске, Одессе, Ленинграде… А однажды даже ездил во Владивосток. С вокзала пошли к памятнику борцам революции на Дальнем Востоке. На высоком пьедестале – фигура красноармейца со знаменем. Ниже – с одной стороны группа бойцов первой русской революции, а с другой – отлитые из бронзы партизаны Приморья. Он смотрел на огромный памятник, и ему слышалась песня, которую часто пели в школе. Последние ее слова: «И на Тихом океане свой закончили поход» – звучали всегда как-то особенно, казалось, отзывались в самом сердце. Об этой поездке во Владивосток, о памятнике он написал заметку в школьную газету. И все мальчишки завидовали ему. А учительница Клавдия Васильевна похвалила его в классе при всех учениках…

Добравшись до кустов, Нудьга сбросил с плеч вещмешок.

– Принимайте еще одну «заказную бандероль»!

– Ого, целую гору приволок! – удивился Бабаян.

– Зато на льду теперь ничего не осталось.

Вдруг в небе над заливом вспыхнули ракеты, где-то вдали затрещали крупнокалиберные пулеметы.

Минеры замерли, будто каждого оглушили эти выстрелы, ослепили вспышки ракет.

– Чего они всполошились? – задумчиво произнес Нудьга. – Может, просто от страха? Подбадривают себя? Ладно, – махнул он рукой. – Бабаян, ты прикрывай нас, а мы с Мусафировым начнем ставить мину.

– Есть прикрывать! – ответил Бабаян.

Они уже не раз ставили мины «на шомпол», «на палочку», мины с упрощенным подрывателем «на шнур», а Нудьга даже мины-«ведра». Но это все нижний этап в минной войне. Сейчас у них – новинка, мины замедленного действия, обращению с которыми учил сам полковник Веденский и капитан Доминго.

«Неужели не успеем поставить до возвращения патруля? – тревожился Нудьга. – Должны! Обязаны успеть!»

Это была его первая мина замедленного действия. Взорвется она не под первой машиной, что проедет по ней, а под четвертой. Вторую мину он настроит на пятую машину. Третью – на седьмую… И так каждая группа! О, если все пройдет удачно, будет такой эффект!

Ямка готова. Теперь надо быть особенно осторожным. Ведь взрыватель – химический электролит. «Настройка» его на заданный срок – очень тонкая и опасная работа.

Наконец первая мина поставлена.

Бабаян никаких сигналов тревоги не подает, значит, можно спокойно заниматься своим делом.

Нудьга с Мусафировым отошли шагов на десять и стали копать новую ямку.

Когда поставили третью мину, подбежал Бабаян.

– Сюда едет машина, вдалеке мигнули фары.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Нудьга. – Сейчас поищем поблизости выбоину и поставим мину натяжного действия. Осталось еще пять килограммов тротила и взрывателей.

Выбоину нашли быстро. Немного углубили ее, положили заряд со взрывателем.

Нудьга вставил во взрыватель тонкую палочку, к ней привязали нитку от парашютной стропы, выкрашенную в серый цвет. (Даже на такую мелочь было обращено внимание во время подготовки к вылазке на вражеский берег.) Мусафиров осторожно вынул предохранительную чеку из взрывателя, а Бабаян засыпал выбоину и заложил ее камнями.

Нитку протянули через дорогу, вбили на обочине в мерзлую землю колышек и привязали к нему.

– Машина уже близко. Бежим к заливу! – приказал Нудьга.

– Вот и получат сейчас фрицы от нас подарочек, – потер озябшие руки Бабаян.

– Заказную бандероль с нашей печатью, – добавил Мусафиров.

– Бежим, бежим быстрее! – поторопил их Нудьга.

4

Осторожно, будто по битому стеклу, пробирались Михалюта, Колокольцев и Бельда к вражескому берегу.

Вдруг огненной змеей взлетела в небо ракета.

– Ложись! – крикнул Колокольцев, шедший немного впереди.

В сполохе ракеты Гнат увидел вмерзшие в лед судна. «Наверное, баржи!» – подумал он и упал на лед.

Застрочили пулеметы.

«Все ясно: на суднах живут в кубриках солдаты. Услышав сигнал тревоги, выскочили на палубу и начали стрелять, – догадался Михалюта. – Вот тебе, Гнат, и первое боевое задание».

Он закрыл голову руками, будто они могли защитить от вражеских пуль.

«Не может быть, чтобы фашисты нас заметили! – сверлила мозг беспокойная мысль. – Стреляют наугад. Для того чтобы спокойней потом спалось в позднюю ночь. А может, немецкие агенты предупредили командование, что на южном берегу дислоцируется батальон, готовящий к рейдам диверсионные группы?.. Если так, то… А я ведь еще хотел побывать в хате над обрывом, возле мосточка. Тот мосток надо взорвать…»

– Командир! – крикнул Колокольцев. – Мануэль убит!

– Убит? – вздрогнул Михалюта. – Да ты что…

– Наверно, слепая пуля, – Колокольцев приложил голову к груди испанца. – Сердце молчит.

Гнат подполз к Бельде.

– Мануэль?!

Увидел на льду кровь.

«Вот так. Сколько он воевал на своей земле, пришел помогать нам, и… погиб сын оливковой страны на льду Азовского моря. А вчера говорил про свое родное Средиземноморье, в котором четыре года назад чуть не утонул. И там море, и здесь море… И еще говорил с Цимбалюком о «Заповіте» Шевченко, что звучал над Пиренеями. Песню, обращенную к людям Украины, пели на границе Франции и Испании. Почему он так часто вспоминал эту песню? Боялся умереть в море? Боялся, что не будет на земле могилы? И все же погиб в море, хотя и скованном льдом…»

В небо взвилась еще одна ракета. С палуб судов снова застрочили пулеметы. Ракета погасла, и пулеметы смолкли.

«Что я скажу полковнику, испанцам? Что войны без жертв не бывает? Еще ни одной мины не поставил, а уже потеряли бойца. – Гнату вспомнился Пират, который терся возле ног Мануэля на берегу. – Возможно, собака предчувствовала беду? Бессмысленная смерть. Так мизерна цена жизни!»

Михалюта с Колокольцевым завернули неподвижное тело Мануэля в плащ-палатку, как заворачивают маленьких детей в одеяло, когда выносят их на улицу.

Что они знали о нем? Почти ничего. Ни Гнат, ни Сергей не были с Мануэлем в Испании. И вместе с тем знали много. Ведь Бельда воевал под командованием Ильи Гавриловича, ходил в тыл фалангистов, взрывал итальянские и немецкие машины и поезда. Мануэль с Сергеем часто играли по вечерам: один на мандолине, другой на гитаре. Теперь мандолина осиротела.

Положив тело Мануэля на спину, Михалюта тихо сказал:

– Пошли назад.

«И зачем я его взял с собой? – упрекал он себя. – Проклятые баржи! Надо обозначить их на карте».

– Командир! Баржи мы должны уничтожить! Этого требует смерть Мануэля, – сказал Колокольцев, будто догадавшись о мыслях Гната.

Путь к торосам был нелегким. Михалюта и Колокольцев то и дело обращались друг к другу: «Давай я понесу Мануэля! Ты устал!» Они не говорили «мертвого», «труп». Для них Бельда оставался живым.

Времени не замечали: хотелось скорее встретить своих. И в то же время побаивались этой встречи, ведь в торосах – Цимбалюк, боевой друг Мануэля. Это же он просил Гната взять Бельду в свою группу.

«Что теперь скажешь Павлу, испанцам?» – уже в который раз задавал себе этот мучительный вопрос Михалюта.

Впереди поблескивал чистый лед, по нему курился снег. Гнат достал спички. Огонек вспыхнул и тут же погас. Колокольцев поднял полы маскхалата, прикрыл руки Михалюты от ветра. Гнату удалось зажечь три спички. Когда они сгорели до конца, Сергей сказал сердито:

– Вас ист дас? Никакого ответа! Спят они, что ли?

– Нудьга со своими уже на берегу. А Цимбалюк и Воскобойников просто не заметили нашего сигнала, – спокойно произнес Михалюта. – А может, ты плохо смотрел?

– Я ночью хорошо вижу, – буркнул недовольно Колокольцев. – Нигде никакого огонька-ответа.

– Неужели мы свернули в сторону и прошли мимо нашего лагеря в торосах?

– Ни огонька! Только белые мухи перед глазами. Вот тебе и «Вас ист дас?»! – вздохнул Колокольцев.

Он стал испуганно смотреть по сторонам. Это не понравилось Михалюте. «Не зря Нудьга предупреждал, – подумал он. – Да, такой, наверно, может оставить товарища в беде. До вражеского берега рукой подать и не заблудишься».

Гнат посмотрел на съежившегося Колокольцева, утомленного тяжелой ношей, – тело Мануэля частенько лежало и на его неокрепших плечах.

«Вот и верь таким… Но я и Наташе верил… А разве сейчас не верю? Как же жить и воевать без веры?..»

– Мануэля понесу я! – решительно сказал Гнат. – И нести буду, пока не встретим своих!

– Свои могут быть километров за двадцать пять на том берегу залива.

– Ничего, донесу.

– А я? Так не годится! – рассердился Колокольцев.

– Ты слабее меня. Да еще такой ветер и мороз. Шагай и помалкивай. Так будет лучше.

Гнат старался ступать мелкими шагами, чтобы три шипа на бузлуках глубже входили в лед.

Вдруг ему послышался чей-то голос и как будто смех. Но разве сейчас до смеха? Он повернул голову, с тревогой спросил Колокольцева:

– Сергей, ты что-то сказал?

– Вас ист дас? Я молчу. Выполняю приказ.

Значит, все это померещилось. Ему просто вспомнилась ироническая, пренебрежительная ухмылка Анатолия Петровича на харьковском вокзале, когда провожал Наташу. Вспомнился ее голос. Эти воспоминания и породили галлюцинацию.

Уже более двух часов находятся они в пути, а торосов, где их ожидают Воскобойников и Цимбалюк, нигде не видно. У Гната онемела спина под тяжестью тела Мануэля. Ноги подкашиваются. Кажется, еще шаг, два – и все, дальше он не сможет идти.

– Слышишь, командир? – дернул его за рукав маскхалата Колокольцев.

Гнат остановился, присел, опустил на лед тело Бельды.

– Откуда у тебя силы берутся вот так идти без передышки? Думаешь, если мы у немецкого берега, так я оставлю тебя? Побегу к ним, и концы в воду?

– Если бы я в тебя не верил, не взял бы с собой. Было из кого выбирать, – ответил сердито Михалюта. – Случилось нежданное-негаданное. К тому же мы еще и заблудились.

– А может, дать короткую очередь из автомата? Или гранату бросить? Вдруг наши услышат?

– Давай.

Прозвучала короткая очередь. Прислушались. В ответ – тишина.

– Нам не донести Мануэля, – вздохнул Колокольцев.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Михалюта.

– До нашего берега километров двадцать, не меньше. Своих мы уже не застанем. Они уехали, чтобы их утром в торосах не накрыли немцы из минометов и орудий… У меня есть бечевка. Давай привяжем ее к плащ-палатке с телом Мануэля и потащим. Где перекат, сугроб, там перенесем. Иначе выбьемся из сил и замерзнем где-нибудь посредине моря.

– Ты молодец, – улыбнулся Михалюта. – Хорошая мысль. Давай так и сделаем.

Сколько они еще прошли? Километр, два? Остановились. Начали бить друг друга по коленям рукавицами, натирать друг другу снегом щеки.

Гнат упал. С его головы слетела шапка и покатилась по льду. Колокольцев кинулся за ней.

Когда вернулся, Михалюта лежал, уткнувшись лицом в снег.

Колокольцев склонился над ним.

– Вот шайка… В волосы набилось снегу. И он уже смерзся.

Где-то на севере прозвучали один за другим три взрыва.

– Это наши, – прошептал Михалюта.

– Какая-то машина уже подорвалась на мине. Или хлопцы саданули по мосту. За наши муки, командир… А шапку надо подвязать, а то еще раз слетит, не догонишь.

Взрывы на шоссе придали Михалюте и Колокольцеву сил. Они встали, побрели дальше.

Каждый шаг давался нелегко. Падали, вставали и снова падали. Снег забивался в валенки, в рукава, под шапку.

«Нет, неправду говорил Нудьга о Колокольцеве. Без Сергея я, наверное, давно бы замерз. Не надо было мне одному без передышки столько нести Мануэля… – Михалюта остановился и тут же упал. От его дыхания лед под щекою стал влажным. Гнат ощутил на языке привкус соли. Полежать бы минут десять, пять, даже минуту… Наверно, вот так же солоно и горько было Мануэлю, когда он тонул к своим родном море…»

И ушах Гната зазвучал «Заповіт» Шевченко: «Як умру, то поховайте мене на могилі…»