Текст книги "Ледовый десант"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

5

С командного пункта уже разошлись генералы, командующие армиями и дивизиями, а Николай Федорович Ватутин все еще смотрел, по давней привычке штабиста, на карту, взвешивал, все ли учтено на Лютежском плацдарме.

О готовности к бою 38-й армии докладывал командующий Москаленко, которому только вчера было присвоено звание генерал-полковника. В состав 38-й армии входят четыре стрелковых корпуса, 7-й артиллерийский корпус прорыва и 1-я Отдельная Чехословацкая бригада. Этим силам надлежало прорвать оборону немцев на четырнадцатикилометровом рубеже по фронту от Вышгорода до села Мощун и нанести удар по Пуще-Водице, Святошину и станции Жуляны. Когда фронт будет прорван, в наступление пойдут 3-я гвардейская армия, рокированная с Букринского плацдарма, и кавалерийский корпус.

Ватутин остановил взгляд на стрелках, охватывавших Киев с запада и направленных на Васильков, Фастов, Гребинки. Туда по его приказу должны ринуться танки 3-й армии и 5-го гвардейского танкового корпуса.

Николай Федорович представил себя на месте противника. Какие силы у него? На фронте от устья Ирпеня до Триполья девять пехотных, две танковые дивизии, части артиллерии резерва командования. Сил не так уж и много. Однако у генерала Гота есть четырнадцать пехотных, пять танковых и две моторизованные дивизии, расположенные от Киева в нескольких часах хода. Из этих дивизий можно послать на Лютежский плацдарм значительное подкрепление.

– Темп и только темп в наступлении! Дорожить каждым часом, каждой минутой! – повторил вслух Ватутин свой приказ командующим 38-й и 3-й танковой армиями. – Лесистая местность будет сковывать наши возможности в наступлении и будет выгодной генералу Готу, если он перебросит сюда резервы… Да и в междуречье Вздвыжа и Ирпеня группировка немцев является достаточно серьезной угрозой Лютежскому плацдарму. Это междуречье – полоса действий 1-го Белорусского фронта. Но обезлички на стыке между двумя фронтами вы, господа немцы, не дождетесь! В междуречье вольются войска 60-й армии генерала Черняховского и прикроют наш правый фланг. А как же иначе! Черняховский даже письмо написал Сталину о том, что хочет принять участие в Киевской операции. Вот ему и выпала честь. А он мой выдвиженец, сталинградец. На такого можно надеяться!

На карте стрелы, большие и маленькие, «подковы», обозначающие места дислокации воинских частей, треугольнички и квадратики с флажками – штабы, силуэты танков и цифровые названия дивизий, корпусов, армий, отдельных бригад, полков, дивизионов. За всеми этими пометками – десятки тысяч красноармейцев, тысячи офицеров, двадцать генералов, сотни самолетов, тысячи орудий и минометов, тысячи тягачей и автомашин.

Ватутин представил это огромное количество техники и людей, покачал головой.

– Возьмем Киев! Обязательно возьмем! – прошептал он уверенно и посмотрел на часы.

Было 4 часа 55 минут.

Николай Федорович поправил шарф, подворотничок кителя, пришитый ординарцем Митей несколько часов назад, застегнул на все пуговицы шинель, надел фуражку с позолоченным козырьком. Собранный, подтянутый, в начищенных до блеска сапогах, Ватутин направился к выходу с командного пункта.

Небо было усеяно звездами, что не так часто случается в начале ноября. Звезды большие, и казалось, что они висят очень низко над землей. На восточном небосклоне серебрился серп месяца, рога его были повернуты на юг, в сторону Киева.

Под ногами командующего хрустнули комки замерзшей земли. Неподалеку виднелась высокая полынь, покрытая изморозью. Всюду следы морозца.

«Наверное, будет погожий день, – подумал Ватутин. – Значит, будет возможность поработать летчикам воздушной армии генерала Красовского».

Николай Федорович полной грудью вдохнул чистый, морозный воздух, который казался каким-то целительным, бодрящим, словно был настоян на этих ясных звездах, на серебристом месяце, на предрассветной мгле. Откуда-то издалека донесся гул моторов. Ватутин прислушался.

«Это эскадрильи из армии Красовского. Получили приказ бомбардировать немецкую оборону на Лютежском плацдарме. А на Букринском уже полтора суток, как армии Трофименко и Жмаченко ведут наступательные действия, чтобы еще крепче приковать к себе главные силы Гота, приковать и внимание Манштейна. Вчера Трофименко и Жмаченко сообщили, что будто бы «клюнуло». Манштейн дал распоряжение дополнительно укрепить свои силы на букринской «подкове» еще двумя пехотными дивизиями и танковой дивизией СС «Рейх». Кажется, старик уверился, что я снова избрал Букринский плацдарм как основной для наступления на Киев. Ну что ж, пусть хитрая лиса и дальше думает, что его оборона надежна, русские не прорвут ее…»

У немецкого командования были основания не нервничать. На позициях, что замыкали Букринский плацдарм, Манштейн сосредоточил 18 пехотных, 5 танковых и 2 моторизованные дивизии.

После рокировки танковой армии и сосредоточения артиллерийского корпуса прорыва на Лютежском плацдарме соотношение сил изменилось, особенно в танках и орудиях, в пользу 1-го Украинского фронта. Но 4-ю армию Гота обслуживало 700 самолетов, да и маневрировать он мог еще тремястами танками и самоходками. Поэтому надо было действовать на Букринском плацдарме, чтобы приковать к себе главные силы немцев.

Ватутин вздохнул: «А полковник Сильченко предлагает еще и третий плацдарм – острова на южной окраине Киева. Удалось бы батальонам перерезать шоссе Киев – Пирогов – Кагарлык!»

Николай Федорович волновался. Еще бы! На его плечах такой груз. Но ничего, выдержит. Плечи у него крепкие, солдатские. Он твердо стоит на земле. Никаким вышколенным в кадетских и гренадерских корпусах манштейнам и готам не сбить его с ног.

Перед глазами командующего предстала его мать Вера Ефимовна.

«Мама! Ты уже проснулась, не спишь. Всю жизнь ты привыкла вставать чуть свет, чтобы успеть похозяйничать во дворе, в хате, а потом засесть за любимый ткацкий станок и ткать полотна и рядна, лучше которых не было не только в селе Чепухино, но и во всем Валуйковском районе. Сейчас, наверное, вспоминаешь своих сыновей-воинов – пехотинца Афанасия, артиллериста Павла, танкиста Семена и меня, командующего 1-м Украинским фронтом. Нелегко в окопах Афанасию – он повредил себе грудь еще до войны, когда упал с дерева. И Павлу и Семену тоже нелегко. Но труднее всего, мама, наверное, все-таки мне. Ведь я отвечаю за тысячи солдат. Сколько их сегодня погибнет? Сколько будет раненых? Этого никто не знает. Но потери будут. И немалые. А я хочу, мама, всей душой хочу, чтобы меньше легло костьми людей на берегах Днепра, под Киевом в этой баталии… Милая моя Танюша! Ты сейчас, конечно, спишь. Что снится тебе в эту предутреннюю пору?..»

Ватутин не уловил момента, когда гул бомбардировщиков и штурмовиков вдруг усилился, стал грозным, зловещим. От мыслей о матери, жене его оторвала вспыхнувшая в небе ракета.

Началось…

Загрохотали тысячи орудий, минометов и «катюш». Вокруг стало светло, как днем.

Николай Федорович потер озябшие руки.

«Вот такую бы силу артогня в оборонных, тяжелых боях на южном фасе Курской дуги четыре месяца назад! Тогда бы немцы выдохнулись намного раньше».

В памяти всплыл недавний разговор на совещании командования фронта. Генерал-полковник Москаленко предложил сконцентрировать на шестикилометровом отрезке, где будет осуществляться прорыв, до четырехсот и даже более орудий на километр, не считая минометов и «катюш». Такой плотности артиллерии еще не знала военная стратегия в годы Великой Отечественной войны. Маршал Жуков высказал опасение: не рискованно ли оставлять остальные восемь километров фронта только с одной девятой частью орудий? Но Москаленко верил в свой замысел. Поверил в него и он, Ватутин. Поддержал Москаленко. Встал, сказал: «Надо всегда делать то, что противник считает невозможным. Сбитый с толку враг – это заявка на успех. А от внезапного удивления до испуга – один-два шага. Суворов учил своих военачальников: кто испугался, тот уже наполовину разбит!..»

Ватутин поднес к глазам бинокль. Над немецкими позициями то и дело вспыхивали огни. В воздух взлетали обломки дзотов, дотов, блиндажей.

Николай Федорович улыбнулся. «Что, товарищ Сталин, теперь опять скажете по телефону, что Ватутин и Жуков не знают, где у них «правая сторона», а где «левая»? Наша тактическая ошибка уже превращается в победу не только в битве за Киев, но и в стратегическую победу на всем Правобережье Украины».

Над обороной немцев появились краснозвездные штурмовики и бомбардировщики.

– Настал твой черед, товарищ Красовский, – прошептал Ватутин. – Доканчивай то, что не удалось артиллеристам. И начнем штурм.

Ватутин спустился в траншею и направился на КП, где его ждали сообщения с передовых позиций.

6

Затихло.

Смолкли орудия. Улетели самолеты.

Заряжающий Андрей Стоколос взглянул на замкового Живицу. В ушах Андрея гудело и грохотало.

– Терентий! – крикнул он.

Но Живица не ответил.

«И этот тоже как тетерев», – подумал Андрей.

Он выпрямился. Болела спина, болели руки. Жгли кровяные мозоли. Поднял руки к губам, начал дуть на них. Глухота стала проходить. Андрей уже слышал грозное «Ура!» пехотинцев, которые пошли в атаку.

«Да, на совесть мы поработали, – вздохнул облегченно Стоколос. – Хорошо прошлись по вражеским позициям железной метлой».

Артиллеристы капитана Зарубы ждали, когда красноармейцы займут передовые рубежи немецкой обороны, чтобы перекатить орудия на новые позиции и оттуда поддерживать прямой наводкой пехоту.

На батарее, где служили бывшие пограничники Колотуха, Стоколос и Живица, появилась Маргарита Григорьевна.

– Кто тут ранен?

– Пока что нет таких. Вы бы шли на медпункт, – посоветовал капитан Заруба. – У нас есть санитары мужчины. Это и моя просьба, и хлопцев с заставы, и, я уверен, полковника Сильченко.

– Смотрите, – сказала в ответ Маргарита Григорьевна. – Пехотинцы уже достигли переднего края!

– О, действительно! Молодцы! – воскликнул Стоколос. – Сейчас нам снова придется поработать.

Танки батальона капитана Тернистого занимали исходную позицию – она находилась неподалеку от расположения артбатарей капитана Зарубы. «КВ» и «Т-34», казалось, плыли, то утопая в небольших низинах, то вновь показываясь на пригорках. На танках сидели мотострелки. Они что-то выкрикивали, подняв вверх автоматы.

Первым остановился «КВ» «Капитан Тулин», следом за ним – остальные машины. Надо было подождать, пока подойдут еще две танковые роты.

– Братцы! Да это же наши! На башне написано: «Капитан Тулин»! – закричал Колотуха. – Это танки комбрига Майборского!

К «КВ» подбежал Андрей Стоколос.

– Гнат! Привет! Не узнаешь?

Тернистый спрыгнул на землю, обнял Стоколоса.

– Здорово, дружище! Я знал, что ты где-то здесь. Везет нам. Уже второй раз за время войны встречаемся. То под Сталинградом, то вот теперь под Киевом.

Андрей отступил на шаг, окинул взглядом фигуру Тернистого.

– Ты такой важный, уже капитан.

– А что? – улыбнулся Гнат. – Чуть было даже не женился на девушке с Черниговщины. С первого взгляда влюбился. Зиной звать. Обязательно женюсь, как только вернусь с войны. А у тебя есть девушка?

– Только что с нею говорил. Видишь вон ту звезду? – Андрей запрокинул голову к небу. – То не просто небесное светило, то звезда моей девушки. И моя тоже – звезда Надежда. А остальные три уже погасли. Светает…

– Романтик ты, как и бабка София Шаблий… Устин и Шмиль рассказывали… Подожди-ка. Вот беспамятный! Они же у нас на броне! Мотострелки!

К ним подбежали Шмиль и Устин, Колотуха и Живица. Начали обниматься.

– Во! Мои соколики обнимаются с вашими! – кивнул Зарубе командир роты мотострелков старший лейтенант Сероштан. – Настоящее тебе братание танкистов с артиллеристами на войне!

– Не с немецкими же, а со своими, – пошутил Заруба.

– Да… Тут ваших орудий командующий фронтом наставил сотнями на километр, – покачал головой Сероштан и с гордостью добавил: – А я товарища Ватутина, нашего славного генерала, знаю лично. Вот так, как сейчас с вами, капитан, разговаривал с ним. И по делу. А потом еще скрепляли мы дружбу, когда стояли в окопе, а над нами ползло днище танка. Так и несло от него горячим маслом, раскаленным железом. А генерал Ватутин говорит: «Не закрывай глаза! Всем потом доложишь, какое пузо у танка!» Понял, капитан?

– Ясное дело, – кивнул Заруба. – Генерал Ватутин из ваших душ страх выгонял, чтобы вы не боялись танков вблизи.

– Верно. Тренировались под своими танками, чтобы не страшно было пропустить немецкие, а потом влепить им по корме и по бензобакам!

– И какое же пузо у танка? Например, у желтого «тигра», присланного сюда Гитлером из Африки?

– И у желтого «тигра» пузо черное, в пузырях. Вот так! Будем знакомы, товарищ капитан. Я – комроты Павло Сероштан. От самой Курской дуги иду вместе с Николаем Федоровичем. Он говорил, что не против пройти со мной и до Берлина.

Заруба назвал себя. Подумал: «Скромности этому Сероштану не занимать. Но парень, видать, боевой. В танковые десантники командовать ротой слабаков не посылают…»

Маргарита Григорьевна была растрогана неожиданной встречей с Устином и Шмилем. А когда увидела надписи на танках «Капитан Тулин» и «5-я застава», глаза ее наполнились слезами. Об этих танках она слышала не раз. И вот наконец увидела. Выходит, воюет ее Павел Германович Тулин, воплотившись в тяжелый танк «КВ».

К горлу Маргариты Григорьевны подкатил терпкий, давящий клубок. Ей стало стыдно перед памятью мужа. «Зачем я согласилась выйти замуж?.. Что скажут, что подумают обо мне и Шмиль, и Гутыря, и все хлопцы Пятой заставы?..»

– Мы с Лесей были на этом плацдарме. Не знаете, где она сейчас? – спросил Шмиль.

– Она уже в партизанах. На Волыни, под Ровно, – тихим голосом ответила Маргарита Григорьевна.

К исходной позиции подошли еще две танковые роты. Теперь весь отряд был в сборе.

– Нам пора! – крикнул капитан Тернистый. – Времени маловато на такую встречу. Но не будем жалеть. Правда, Андрей? Ведь Киев идем брать… По ма-ши-нам!

Будто оглушенные взрывом снаряда, стояли пограничники и смотрели вслед Гнату Тернистому, Шмилю и Устину. Все же случаются радостные, волнующие минуты на войне.

Артиллеристы капитана Зарубы покатили гаубицы по следу, оставленному танками батальона Тернистого. Над недавними позициями фашистов еще висели клубы дыма и поднятой пыли. Доты и блиндажи разрушены. Земля вокруг была словно вспахана глубокими лемехами.

Пехотинцы, минометчики и артиллеристы частей 38-й армии генерал-полковника Москаленко, расширяя прорыв во вражеской обороне, шли вперед. Но уже через два километра передовые роты пехотинцев и танковые батальоны были встречены плотным артиллерийским и минометным огнем. Вдоль шоссе Киев – Новые Петривцы немцы бросили в бой до семидесяти танков.

Отчаянное сопротивление противник оказал и вблизи древнего Вышгорода, пытаясь удержать его высотки, с которых и Киев, и левый берег Днепра, и голубая Десна, вливавшая в него свои воды, были видны как на ладони.

7

В это утро фельдмаршал фон Манштейн начал разговор с командующим 4-й танковой армией генерал-полковником Готом не по расписанию. В его голосе теперь уже не было, как прежде, бесстрастного спокойствия, уверенности.

– Что представляет собой прорыв Ватутиным фронта с Лютежского плацдарма? – спросил Манштейн у Гота. – Красные пытаются взять Киев? Или ведут бои за расширение плацдарма, за выход к железной дороге Киев – Коростень?

– Судя по вчерашним сведениям разведчиков, есть основание утверждать, что танковая армия Рыбалко осталась на Букринском плацдарме. Значит, на север от Киева началась вспомогательная операция. Есть сведения, что здесь действуют танки бывшего чекиста-пограничника полковника Майборского.

– Приготовьте для передислокации сто двадцать пять танков и самоходных установок из Корсуня и Белой Церкви к Киеву. Какое положение на шоссе Киев – Новые Петривцы?

– Я бросил туда семьдесят танков. Наши части оказывают сопротивление в районе Вышгорода. Русские во время ураганной артподготовки миновали наши артиллерийские батареи, что находились на лесных опушках.

– Остановите продвижение Тридцать восьмой армии красных. Как можно быстрей перебросьте к Киеву танки из-под Белой Церкви и Корсуня.

– Есть, господин фельдмаршал! Храни вас бог!

Манштейн положил телефонную трубку, задумался.

– Неужели поражение? – осмелился спросить полковник Вассерман. – Неужели Сталин втайне от нашей разведки прислал Ватутину на Лютежский плацдарм танковые корпуса?

– Запомните, господин полковник, немецкая армия не знает поражений! «Тайфун» сорок первого, Сталинград сорок второго, «Цитадель» сорок третьего, потеря Запорожья, Днепропетровска и Кременчуга – все это лишь наши утраченные победы. В нашей ставке не могут прочитать внимательно даже текст речи плутократа Черчилля, с которой он выступил по радио. Русские уже два года и пять месяцев ждут открытия второго фронта во Франции, Нидерландах. А его не будет еще год. Об этом заявил сам Черчилль. Плевать ему на русских! Дует каждый день по бутылке армянского коньяка и выдает себя перед сопливыми англичанами за первого каменщика Британии – строит и снова разрушает кирпичную стену вокруг своей усадьбы, – фельдмаршал усмехнулся. – Для укрепления мускулатуры на животе.

– Но ведь фюрер прислал на Украину три десятка дивизий с Запада, – напомнил Вассерман.

– Этого мало.

Вассерман пожал плечами.

– Многие генералы так же, как и фюрер, считают, что операция «Морской лев» – высадка немецких войск на Британских островах – дала бы русским возможность укрепить оборону и подготовиться к нашему вторжению в Советский Союз.

– Я не согласен с этими генералами, – возразил Манштейн и уже хотел было назвать их «невеждами в стратегии», но передумал, поскольку Вассерман назвал вместе с ними и фюрера.

– Если бы войну с Советским Союзом мы начали на год позже, то сколько бы за год заводы Харькова, Сталинграда, Челябинска, Ленинграда построили танков «КВ» и «Т-34»! Первые «катюши» появились в июле сорок первого года под Оршей. А сколько было бы их у русских в июле сорок второго? Представьте, что эти несколько тысяч «катюш» и танков «Т-34» и «КВ» Красная Армия имела бы в начале нашего наступления. Представьте, что «катюши» ударили бы по нашим войскам еще вблизи границы. Жертвы. Низкое моральное состояние солдат. Откуда у русских, этих неполноценных славян, такое оружие?

– Что с вами? – удивился таким смелым суждениям Вассермана фельдмаршал.

– Я сказал только то, что слышал от наших генералов. Они полностью одобряют своевременное выступление фюрера против России.

– Знаю вашу преданность фюреру, – кивнул Манштейн. – Я тоже предан ему. Но как стратег имею и свое мнение.

– Фюрер всегда к вам прислушивается, – польстил Вассерман фельдмаршалу.

– Если бы всегда, – не без спеси произнес Манштейн. – Неосуществленная верховным командованием операция «Морской лев» – наша потерянная победа. Великобританию и Америку, как и Францию, мы поставили бы на колени за несколько месяцев. Советский Союз не успел бы много построить своих танков и «катюш». А мы бы вели войну теперь лишь на одном фронте, Восточном… Какие еще есть сообщения с левого крыла нашего фронта?

– На Лютежском плацдарме красные сконцентрировали на участке прорыва сотни орудий на один километр.

– Что, Сталин прислал так много артиллерии Ватутину? – удивился Манштейн.

– Наша разведка не засекла передвижений артиллерийских частей противника. Наверное, генерал Москаленко стянул орудия на участок прорыва со всего плацдарма, – высказал предположение Вассерман.

– Считаете, что это разумное решение?

– Об этом мы скоро узнаем, господин фельдмаршал.

– Такая мощная артиллерийская подготовка… Как бы в прорыв не пошли танковые корпуса, – задумчиво произнес Манштейн.

– Откуда им взяться? – пожал плечами Вассерман. – Хотя… – Он умолк, заметив, что фельдмаршал недовольно поджал губы.

День прошел в тревожном ожидании новых сообщений с киевского направления. Узнав, что русские ведут наступление без большого количества танков, Манштейн немного успокоился.

…На следующее утро четвертого ноября фельдмаршал пришел в свой бункер усталый – почти всю ночь не спал. Сел в обитое кожей кресло за стол, пододвинул ближе к себе письменный прибор с родовым гербом. Взял телефонную трубку.

– Господин Гот? Я вас слушаю.

– Господин фельдмаршал, случилось непредвиденное! Ватутин ввел в прорыв танковую армию и отдельный танковый корпус!

Манштейн скрипнул зубами.

– Вы утверждали, что танки…

– Я утверждал согласно данным армейской и воздушной разведок, – виноватым голосом ответил Гот.

– Танковая армия и отдельный корпус? – переспросил Манштейн.

– Да, господин фельдмаршал. Похоже на то, что… – генерал не договорил.

– Где Ватутин мог взять столько танков для одновременного наступления на Букринском и Лютежском плацдармах? Вы же вчера утверждали, что танков на Букрине стало больше, чем было раньше. Откуда взялась танковая армия под Киевом? Неужели русские перебросили танки самолетами? Это фантастика! «Данные разведки являются основой для принятия решения командования». Это ваши слова? – в сердцах выкрикнул Манштейн.

– Мои… Мы уже кое-что выяснили. Танковая армия Рыбалко пытается обойти Киев с запада и юго-запада и прорваться к Василькову и Фастову…

– Вон как! Вспомните, что вы мне говорили. Танки – не иголка в стоге сена… Танки в оврагах и балках на Букринском плацдарме… Никакие эшелоны с танками к Дарнице не шли… Наша разведка… Наша контрразведка… – со злостью произнес Манштейн.

– Я сам видел фотоснимки. Танки находились вблизи Зарубенцев и Григорьевки. Но, оказывается, это были лишь макеты танков, изготовленные русскими…

– Еще одна новость! – прервал Гота Манштейн. – Красные занимаются маскарадом! Когда же танки успели «перелететь» за двести километров через три водных рубежа! У меня не укладывается все это в голове!

– Господин фельдмаршал! Судя по документам, взятым у погибших советских танкистов, с Лютежского плацдарма наступают гвардейская танковая армия генерал-лейтенанта Рыбалко и отдельный мотомехкорпус.

– Как же могли танки русских так быстро и неожиданно передислоцироваться?

– Маршал Жуков и генерал Ватутин осуществляли рокировку танковой армии и больших сил артиллерии ночью. Потому так дымило над Днепром и на левом берегу.

– Вот кому вы посвятили свой афоризм о марше моторизованных колонн, по которому можно судить о дисциплине особого склада и способностях командования! Услышал бы это фюрер. Уже завтра бы вы не командовали четвертой армией!

– Воля ваша, господин фельдмаршал!

– Наша разведка никуда не годится! О том, что Ватутин осуществил на наших глазах рокировку танковой армии, тысяч автомашин и сотен орудий, мы узнали, когда фактически русские битву за Киев уже выиграли! – Манштейн передохнул. – Где эти сто двадцать пять танков и самоходок, о которых мы говорили вчера?

– Идут по двум шоссе на Киев.

– Приложите все усилия, чтобы остановить прорыв танков противника на Фастов. Это важнее, чем удержать город. Не допустите, Гот, чтобы вас окружили в Киеве. Ватутин на это надеется. Спасать надо не Киев, а наши войска от нового Сталинграда. Я подумаю о контрнаступлении на Киев.

– Есть, господин фельдмаршал! Я сделаю все возможное. Я убью сразу двух зайцев – не дам себя окружить и сдержу натиск войск Ватутина, – пообещал Гот.

– Желаю успеха, – буркнул Манштейн и повесил трубку.

Глаза фельдмаршала уставились в родовой герб. Он покачал головой, вздохнул. «Меч у нашего милого пуделя затупился. Жаль, очень жаль…»

Вошел Хорст Вассерман.

– Какие будут указания, господин фельдмаршал?

– Вы, кажется, хотели скрестить шпаги с полковником Майборским, врагом вашего рода? Такой случай представился. Возглавьте танковый полк.

Вассерман почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Да, он просился на фронт. Но просился, зная наперед, что Манштейн не разрешит. А теперь…

Хорст Вассерман щелкнул каблуками.

– Спасибо за честь, мой фельдмаршал! Неужели под Киевом мы терпим поражение?

Манштейн встал.

– Мы теряем добытую в сорок первом Гудерианом и Клейстом победу. Думаю, у вас будет возможность увидеть под Киевом и сослуживцев вашего брата, опекающих украинскую пленницу.

– Разрешите, мой фельдмаршал, идти готовиться к вылету в штаб генерал-полковника Гота?

– Идите, готовьтесь, – махнул рукой Манштейн. – Наш штаб тоже сейчас будет собираться в дорогу. Мы передислоцируемся из Кировограда в Проскуров.

Связной самолет с Хорстом Вассерманом приземлился неподалеку от Белой Церкви. Здесь дислоцировалась одна из дивизий. Она должна была отправиться к Киеву, и половиной этих танков будет командовать он, полковник Вассерман.

На аэродроме Хорста ждал «опель» и представитель из штаба 4-й танковой армии. С генералом Готом у Вассермана не было особого желания встречаться. Эта встреча была бы похожа на беседу студента с профессором, возомнившим себя великим теоретиком и большим полководцем.

На всякий случай Вассерман перед вылетом выписал в свой блокнот отдельные высказывания танкового стратега Гота и классиков немецкого воинского искусства. Сейчас, сидя в машине, он раскрыл свой блокнот и стал просматривать эти записи.

Гот утверждает:

«По маршу моторизованной части, который осуществляется колонной, можно судить о дисциплине особого склада и способностях командира…»

Сегодня ночью он, полковник Вассерман, поведет свой танковый полк на фронт. Вассерман задумался: «По какой же стратегии и тактике воюет танковый генерал Рыбалко?»

Его взгляд снова остановился на высказываниях генерал-полковника Гота:

«Своевременное и безопасное снабжение – одно из важнейших условий успеха для принятия решения командования… Боевая охрана войск необходима на отдыхе, на марше и, до определенной меры, в бою…»

Вассерман усмехнулся: все-таки он оказался предусмотрительным. Не зря выписал высказывания танковых стратегов рейха. Знанием этих постулатов можно сразу завоевать симпатию у командующего 4-й танковой армии. Прибыв на место, он сразу же поинтересуется обеспечением дивизии и данными разведки в районе Фастова, куда направляет его сам командующий группой армий «Юг» Манштейн. Это должно произвести впечатление на Гота.

Надо узнать, как относится Гот к другому танковому гению – Роммелю. Если между этими теоретиками отношения нормальные, то можно будет при случае вспомнить африканского «гростигра»:

«Лучших результатов добивается тот командир, решения которого основываются на данных конкретной обстановки, а не на абстрактных размышлениях и ранее построенных схемах».

Почти те же слова, что и у Гота о значении разведки. Кто же из них высказался первым? Чтобы не попасть впросак, надо выяснить.

«Скорость движения танков зависит не только от двигателей, но и от способности командиров…»

Слова Крювеля.

А вот и Гудериан:

«Сомнения возникают постоянно. Вопреки всем сомнениям успеха добивается лишь тот, кто способен действовать в любых обстоятельствах. Потомки скорее простят ошибочные действия, чем полное бездействие».

Вассерман облегченно вздохнул: «Тут есть даже оправдание своего поражения. Это хорошо».

Еще один афоризм Гудериана:

«Нет безвыходных ситуаций, а есть люди, охваченные отчаянием…»

Машина вскочила в выбоину. Вассермана подбросило на сиденье, блокнот выпал из его рук.

«Вся земля вокруг искорежена взрывами бомб и снарядов. Удивительно. Мы, немцы, имеем таких теоретиков танковой войны и не смогли победить под Сталинградом и на Курской дуге. Неизвестно, победим ли и здесь, на Днепре…»

Вассерман нагнулся, поднял блокнот, снова уставился в него.

«Для достижения решительного успеха в бою необходима хорошая организация войск», —

слова фон Шелля, его теперешнего соседа по маршруту Белая Церковь – Фастов – Киев.

«Но ведь это известно из воинских уставов всех армий мира! Если доведется встретиться с фон Шеллем, можно будет напомнить его же слова:

«Танкист должен применять свое оружие с такой скоростью и ловкостью, как пехотинец времен Фридриха Великого!»

Так писал еще и барон фон Швеппенбург. Но неужели русский солдат времен Суворова не мог тоже быстро применить оружие?.. А полковник Майборский на правом берегу Днепра так применил танковое оружие, что фон Шелль еле спасся, оставив на поле боя десятки подбитых машин…»

«Опель» ехал по улицам старинного города, основанного на берегу реки Рось. Вассерман спрятал блокнот в планшет, задумался.

Возможно, его танкам действительно придется встретиться в бою с бригадой Майборского. Разведка доложила, что подтвердилось и данными танкистов: под Святошином действуют танки «5-я застава» и «Капитан Тулин». Впервые с этими танками он встречался под Сталинградом. Второй раз на Белгородско-Харьковском плацдарме под Прохоровкой. Там, на поле, усеянном бело-желтыми ромашками и синими васильками, двенадцатого июля его танковый полк был полностью разгромлен бригадой Майборского, танкисты которого отважились на таранный удар.

В тот июльский день на одном ромашко-васильковом поле Манштейн и Гот потеряли триста восемьдесят танков и самоходных артиллерийских установок. Командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин и командующий 5-й танковой армией генерал Ротмистров так организовали глубокоэшелонированную оборону, так обеспечили оборону противотанковыми средствами, что отборные дивизии немцев на южном фасе Курской дуги «Адольф Гитлер», «Викинг», «Великая Германия», «Райх» и «Мертвая голова» за неделю боев уже были обескровлены. К тому же русские имели в резерве новую танковую армию.

Это была великая «утраченная победа» фон Манштейна. А потом – Днепр и Киев…

Мысли полковника Вассермана сосредоточились на другом. Перед вылетом из Кировограда он дал телеграмму Бремку и Магеру, чтобы те немедленно ехали в Белую Церковь со своей пленницей. Телеграмма была закодированная. О коде договорились раньше, в письмах.

Думая о предстоящем свидании с пленницей, Вассерман был уверен, что она признается ему, где спрятана реликвия. Он возьмет ту саблю, чтобы подарить ее фельдмаршалу Манштейну, а пленнице скажет, что берет для музея Великой Германии. Он обратится к ней по имени. Ведь те эсэсовские псы наверняка не называют ее по имени и обращаются с ней, как с рабыней. Потому она и молчит. Здесь надо быть психологом.

Марш танковой дивизии начнется поздно вечером – днем самолеты 1-го Украинского фронта носятся вдоль дорог, ведущих к Киеву, бомбят скопление техники и войск. Особенно «илы» – «черная смерть». До вечера еще есть время – он успеет поговорить с глазу на глаз с этой девицей, которая конечно же знает, где спрятана драгоценная реликвия предков партизанского генерала Шаблия.