Текст книги "Ледовый десант"

Автор книги: Павел Автомонов

Километров за десять от берега минеров встретили три грузовые машины, высланные навстречу командованием батальона, чтобы забрать раненых и обессиленных. От шоферов бойцы узнали, что накануне фашистские самолеты сбросили бомбы на рыбаков. Троих тяжелораненых отправили в госпиталь.

Прибыв на берег, командиры боевых групп доложили о выполнении задания, а старший сержант Михалюта передал в штаб батальона обер-лейтенанта Беккера, немца-пулеметчика и румына Ионеску.

Ионеску сразу же заявил:

– Я все расскажу.

– Есть хочешь? – спросил его Мотыльков.

Ионеску кивнул.

– Ничего, сейчас вас всех покормят, напоят чаем, согреетесь.

Пленных увели.

– Что это? – спросил Веденский, листая блокнот, переданный ему Михалютой.

– Записи одного немецкого инженер-майора. Там есть схемы, рисунки и формулы. Я кое-что понял. Этот Фридрих Францевич часто употребляет слово «эрзац», то есть заменитель. Инженер занят поисками замены взрывчатых веществ.

– Где же он хочет найти этот эрзац?

– В атомном ядре. Заменить взрывчатые вещества должна энергия атома. Некоторые из этих формул знакомы мне еще по институту.

– Вон как. Выходит, блокнот этого Фридриха слишком серьезный.

– У меня в дороге было время подумать… Его идея меня испугала. В институте я учил, что энергия атома будет направлена служению человечеству. А тут идут поиски взрывчатых веществ в энергии атома, чтобы уничтожать людей. Блокнот надо передать нашим ученым.

– Мы передадим его в Государственный комитет обороны. Пусть ознакомятся наши специалисты. Ты сам отвезешь блокнот и пленных в штаб армии.

– Пусть прихватит и карты, на которые нанесены огневые точки фашистов на побережье, – добавил Мотыльков. – Молодцы! Весь вражеский берег разворошили.

– А что скажет об этом блокноте обер-лейтенант Беккер? – обратился Илья Гаврилович к пленному офицеру.

– Майор прибыл из Берлин на металлургический заводы. Вчера вечером он находился в Мариуполь, а завтра должен быть в Таганрог. Интересуется какими-то шлаками, – ответил Беккер.

– В его планшете есть и слитки шлака, – кивнул Михалюта.

– Я не специалист по энергетика. Мой дело артиллерия и связь. Но инженер-майор говорил еще и о поиск в этих краях какой-то тяжелый элемент.

– Жаль, что вы не прихватили с собой этого Фридриха, – вздохнул Веденский.

– Он случайно остановился в селе. Хорошо, что Колокольцев наткнулся на планшет, – сказал Михалюта. – Помните, Илья Гаврилович, еще в Воронеже мы говорили с вами о том, что физики многих стран бьются над тем, чтобы извлечь энергию из атома? Незадолго до начала войны сообщения во всех журналах на эту тему вдруг прекратились. Наверно, потому, что эти поиски пошли в другом направлении. Теперь их цель – извлечение энергии из атома для военных нужд.

– Как ведет себя муж Наташи? – после паузы спросил Веденский.

– Подлец он! Даже не признался, что Наташа ушла на наш берег. Видимо, боится, что мы начнем ее искать. Но согласился быть нашим информатором, договорились о связи.

– А верить ему можно?

– Можно, пока обстоятельства будут в нашу пользу. Такие люди готовы служить кому угодно, лишь бы не подставлять свою голову под пули. – Михалюта помолчал и неуверенно добавил: – Хотя этого и не поручали мне, но я все же решил узнать, возьмет ли он меня на квартиру с рацией. Хотя бы на неделю. Согласился.

– Да ты что! – скептически усмехнулся Мотыльков. – Как только явишься к нему, он тут же продаст тебя гестапо. Лучше бы послал его в разведку на Кривую Косу. Там, говорят, стоит большой гарнизон. Надо разведать. Если это так, мы бы договорились с морячками и ударили бы вместе по Кривой Косе.

– Интересная мысль, – поддержал комбата Илья Гаврилович.

– Неужели он не догадывается, что его жена у нас? – пожал плечами Мотыльков.

– Может быть, и догадывается, но не подает виду. Поэтому, наверное, и хочет нам угодить.

– Чужая душа – темный лес, да еще у отступника. Думаю, тебе не следует говорить об этой встрече с Наталкой.

– А зачем ей говорить? Она и так все уже сказала.

Гнату снова вспомнилась заброшенная железнодорожная колея. Наташа на рельсах. Он вздохнул, посмотрел в окно.

Веденский заметил его волнение.

– Что тебя, Гнат, беспокоит: посещение старосты или записки немецкого инженера?

– Блокнот немца. Формулы в нем беспокоят.

– Так, – полковник задумался. – И меня тоже. В тридцать третьем году в Ленинграде проходил конгресс физиков. Я присутствовал на заключительном заседании. Как раз выступал французский ученый Жолио-Кюри. Он сказал, что последние исследования физиков могут использовать фашисты, которые уже дорвались до власти в Германии, господствуют в Италии. Ты, Гнат, представляешь?

– Что, Илья Гаврилович?

– Если какой-то инженер-майор фашистской армии вынюхивает на юге Украины руды тяжелых элементов, собирает шлаки на металлургических заводах, то чем тогда занимаются физики в самой Германии?

Известно чем. Поэт Павло Тычина в том же тридцать третьем году вот что написал:

 
Мы тревожим стратосферу,
атомное ядро и сферу —
о прекрасный час!
Неповторимый час!
 

– Прозорливый поэт. «Мы тревожим стратосферу, атомное ядро и сферу». К этому идет. Наши радиомины в Харькове свидетельствуют о том, что с помощью радио можно на огромном расстоянии управлять не только взрывами.

– А мне до сих пор верится, что мина в Харькове могла быть подорвана и сигналами из обычной, маломощной рации.

– Надо было подстраховать себя, – признался Веденский. – Я ведь говорил тебе, что у нашей мины много противников. Они считали наш замысел фантастическим, даже авантюрным… Но теперь это позади. Нам надо делать свое дело. Сегодня твоя группа получила благодарность за отличную работу в тылу врага. Колокольцев, которого Нудьга считал «ночником», подал заявление в комсомол. Люди растут. И не только как специалисты минирования. Вот что важно, Гнат.

Веденский достал из нагрудного кармана кителя письмо, положил его в планшетку.

– От дочери, – улыбнулся Илья Гаврилович. – Уже в шестом классе. А кажется, совсем недавно ей было восемь лет. Кажется, совсем недавно она провожала на Белорусском вокзале свою мать в Испанию… Пишет, что скучает по мне и маме. – Веденский помолчал. Вздохнул. – Ты, Гнат, проведай Наталку. Ей сейчас так нужна твоя поддержка! Что молчишь? Блокнот немецкого майора до сих пор не дает покоя?

– Рельсы и шпалы, – задумчиво произнес Михалюта и начал пальцем что-то выписывать в воздухе. – В голове железная дорога, по которой до войны ходил поезд Мариуполь – Ленинград и привозил Наталку из родного села в Харьков!

– Не понял, – развел руками Веденский.

– Пока что мы минировали шоссейную дорогу, военные объекты, – поднял Гнат указательный палец. – Разрешите, я пойду с группой к железной дороге Волноваха – Мариуполь. Если за ночь не успеем, останемся на вторую. А десяток мин замедленного действия под рельсы поставим. Немцы там непуганые. Нудьга и Мусафиров говорили мне, что у них руки чешутся поработать на железной дороге. У меня тоже. Это интереснее, чем на шоссе, и надежнее! Колеса паровоза не свернут в сторону, не объедут мину.

– Значит, ты уже думал об этом? Но до железной дороги больше пятидесяти километров, – Илья Гаврилович посмотрел на карту.

– Поэтому и надо нам три ночи, чтобы надежно было.

– Заманчиво! – воскликнул комбат Мотыльков. – Волноваха – Мариуполь – одна из двух железнодорожных веток, питающих прибрежные войска фашистов всем необходимым. Эта ветка имеет стратегическое значение для противника. Я – «за»! Но чтобы было, как ты говоришь, надежно, твоим минерам надо хорошенько потренироваться. Ближайшая от нас железнодорожная станция Ейск. Туда и пойдете дня на три. С вами поедет в Ейск младший лейтенант медслужбы Нина Аркадьевна. Дадим вам бойцов для прикрытия и охраны с двумя ручными пулеметами. Жалко, конечно, что там нет леса. Но что поделаешь…

– Так это хорошо, что нет леса, – прервал комбата Веденский. – Мины замедленного действия пока не очень-то приживаются в партизанских отрядах. Там отдают преимущество минам мгновенного действия. Они срабатывают на глазах, и виден результат работы. Но это хорошо в условиях, когда железная дорога проходит через лесной массив и когда она не очень сильно патрулируется. А вражеские эшелоны надо подрывать не только в зонах, где есть лес, но и в степи. И твоя, Гнат, группа должна это доказать. Значит, Волноваха – Мариуполь. Та самая железная дорога, по которой ездила Наталка?

– Та самая.

– Зайди к Наталке и передай привет от меня. Скажи, что она тоже наш боец… Почему помрачнел?

– Да как-то неудобно идти к ней.

– Будь мужчиной, Гнат! Она порвала все нити со своим мужем-старостой, многим нам помогла. Это – наш человек. Поверь мне. В людях я немного разбираюсь.

– Хорошо, Илья Гаврилович. Я зайду, чтобы… чтобы расспросить, как лучше подобраться к баржам, тем, что стоят у берега.

– Что-что? – насторожился Веденский.

– В первый наш выход Бельду, Колокольцева и меня немцы встретили огнем, когда мы шли с моря. Значит, к ним можно подобраться незамеченными с суши.

– Вон оно что? У тебя сегодня какое-то озарение. Идеи так и сыплются из головы. Подойти к баржам с берега. Интересно. Согласен с тобой. Обдумай хорошенько эту операцию. И мы ее потом обсудим.

Михалюта вышел из штаба. Низко над заливом в сторону вражеского берега летели краснозвездные штурмовики. Гнат улыбнулся. «Скоро вы, соколы, будете точно знать, где расположены артиллерийские и минометные позиции фашистов. Клюнули гансы на приманку Ильи Гавриловича».

Ему вдруг вспомнилось, как полковник говорил про свою дочурку-шестиклассницу. «Свою! – Гнат прикусил губу. – Но ведь она же не родная его дочь…»

Михалюта шел по знакомым улицам села и удивлялся: почему полковник так высоко ценит Наташу? Ведь она же изменщица.

К нему подошли Нина и Дмитро Нудьга.

– Что ты, как конь, понурил голову? – скуластое лицо Нудьги расплылось в улыбке.

– Думу думает большую, – пошутила Нина и лукаво повела глазами в сторону хаты, где жила Наташа. – У Наталки скоро крестины. Наверно, кумом будете, Гнат?

Нудьга тут же нахмурился:

– Зачем так, Нина!

Гнат с нарочитым безразличием заметил:

– Вы, Нина Аркадьевна, наверное, уже проведали Наталку? А что касается кумовьев…

– Прошу прощения. Я не хотела вас обидеть, – покраснела фельдшерица. – Просто нечаянно сорвалось.

– Хорошо. Не будем об этом, – примирительно сказал Михалюта. – Я только что от полковника. Наша группа командируется в Ейск на три дня. Вы, Нина, тоже едете с нами.

– Значит, разрешили! – радостно воскликнул Нудьга.

– Тогда я побежала собираться. До встречи! – Нина повернулась и быстро зашагала к санитарному пункту.

– Как у тебя с нею? – спросил Гнат, когда фельдшерица была уже далеко.

– Вроде бы нашли общий язык. Но мне кажется, что она в тебя влюблена.

– Брось ты! Нина мне не нравится.

– Правда? – Нудьга схватил Гната за руку, крепко сжал ее. – Вот спасибо. А я думал… Ты сходил бы к Наталке. Проведал бы ее. Тем более, она хорошо знает местность возле железной дороги.

– И ты о том же?

– А кто еще?

– Полковник. Да и Нина… Тебе, Дмитро, советую в Ейске не отходить от нее ни на шаг. Там знаешь сколько моряков! А они – хлопцы будь здоров!

– Учту твое пожелание, Гнат, – кивнул Нудьга. – Теперь, когда я узнал, что ты не соперник мне, предложу ей руку и сердце.

…В Ейске на Нину действительно заглядывались моряки Азовской флотилии. Но Дмитро Нудьга не спускал с нее глаз, был надежным телохранителем.

Гнат никому не давал поблажки. Шестнадцать бойцов до поздней ночи ползали по железнодорожной колее, копали под рельсами ямки, относили на плащ-палатке землю, ставили мины, маскировали их.

На четвертый день группа Михалюты вернулась из Ейска в Шабельск.

РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ

К торосам минеры Гната Михалюты, как всегда, доехали на санях. От них известными только им стежками-дорожками зашагали к берегу. Вскоре без каких-либо приключений переползли шоссе и направились в степь.

Впереди дозор – Колокольцев и Мусафиров. В ста метрах от них – основная группа.

За два часа прошли с десяток километров. Так далеко они еще ни разу не забирались в тыл врага. В селах, скрывавшихся в балках, мигали огоньки, гудели машины. Иногда поднималась стрельба.

– Может, передохнем? – нарушил молчание Воскобойников. – Определенно, все устали.

– Нет, – возразил Михалюта. – Пока не найдем место, где можно будет провести день, – никакого отдыха.

Время от времени к Михалюте подходили Колокольцев и Мусафиров, чтобы сверить маршрут с картой. Их обступали бойцы, кто-нибудь включал фонарик.

Ориентирами минерам служили балки и древние курганы. Где-то в этих степях находилась и Савур-могила. И снова Гнату пришли на память слова о побеге трех братьев из Азова:

 
Став найменший брат до Савур-могили доходжати,
Став же буйний вітер повівати,
Із козацьких молоденьких його ніг валяти.
«Що перше горе – безвіддя,
Друге – безхліб'я…
Уже ж мені своїх братів не наганяти.
Уже ж мені в отцевському дворі не бувати,
Уже ж мені свого отця-неньку у вічі не видати.
Наслідував мені господь
У турецькій, у бусурменській у великій неволі
На Савур-могилі смертю постраждати…»
Стали найстаршого сина із двору зсилати,
Стали його обществом-народом
До розстрілу випроводжати.
Став найстарший брат
Гірко плакати-ридати,
Свого брата найменшого
Пішого піхотинця споминати…
 

Гнат мечтательно вздохнул.

– Об этой степи Чехов написал повесть. Возможно, он видел эти самые места. Только это была летняя степь.

– А весной тут, конечно, настоящая красота! Цветут тюльпаны, маки, как море плещется ковыль! – восторженно произнес Нудьга. – А с курганов, наверное, и море видно.

Михалюта остановился.

– Смотрите, луна всходит.

Луна только что выглянула из-за вершины кургана и казалась его серебряной короной. Минеры стояли в тени, а вокруг мириадами алмазов поблескивал снег.

– Какая сказочная картина! – покачал головой Михалюта.

– Стоять бы вот так рядом с любимой девушкой и смотреть без конца на это чудо. – Нудьга положил руку на плечо Михалюты. – Эх, Гнат, когда только кончится эта проклятая война! Как хочется тишины, покоя, девичьей ласки.

– Кончится, Дмитро, когда-нибудь кончится, – грустно улыбнулся Гнат. – И мы еще попляшем и на твоей, и на моей свадьбе. Ну что, хлопцы, пошли дальше?

Уже перед рассветом минеры переползли речку Кальмиус – идти по тонкому льду было опасно. Провалишься в воду – что делать? Ни обсушиться, ни обогреться негде.

Когда в степи начала заниматься заря, остановились. Пора искать место, где можно было бы пересидеть до вечера.

Михалюта и Нудьга поднесли к глазам бинокли и стали рассматривать степь. Неподалеку увидели кошару с дырявой крышей. Рядом была криница с журавлем.

– Кошара брошена, наверно, осенью, – сказал Нудьга. – Как? Заселим? Да и железная дорога всего в каком-то полукилометре. А от сел и хуторов клуня довольно далеко.

– Согласен, – коротко ответил Михалюта.

Подрывники зашли в кошару. Сняли с чердака остатки сена, пахнувшего полынью, притрусили пол.

Во время похода бойцы проголодались. Поэтому все тут же начали доставать из вещмешков хлеб, тарань, жареную рыбу. Воскобойников вынул оладьи, испеченные из жмыха и дерти, которые дала ему на дорогу какая-то молодица. Мусафиров предложил «пирог» из перетертой и пережаренной вместе с высевками тюльки.

Нудьга обвел взглядом «стол», облизал губы и проговорил грустным голосом:

– Ешь – не хочу. А представьте себе, как сейчас хотят есть ленинградцы: и наш брат, и гражданские? Когда я слушаю передачи из Ленинграда, кровь в жилах застывает. Сколько там уже умерло людей от голода! Кто сосчитает?

Минеры тут же притихли, помрачнели.

После обеда все улеглись спать. На страже остались два подрывника. Не спал и Гнат Михалюта. Он лежал на чердаке и следил за железнодорожной колеей, расположенной неподалеку от кошары. Его внимание привлекла насыпь, описывавшая дугу на краю балки.

«Там и будем ставить мины», – решил Гнат.

Он начал обдумывать предстоящую операцию, распределять силы минеров.

«Охрана и прикрытие – четыре бойца со стороны Волновахи и столько же с мариупольского направления. Остальные занимаются минированием: двое устанавливают заряды, третий относит землю, маскирует мины. Надо наготовить веников. Курящих заставим вывернуть свои карманы – посыплем заминированные места табачком, чтобы собаки не вынюхали след. Один будет следить за сигналами бойцов прикрытия! Каждая тройка должна поставить самое малое две мины. Расстояние между минами – сто шагов. Фашистам и в голову не взбредет, что так густо может быть заминирован участок длиной всего в полтора километра! Электролиты надо настраивать от восьмого эшелона через каждые три или четыре. – Михалюта улыбнулся. – Вот сутолока будет!..»

Из-за поворота выехала дрезина с тремя солдатами. Ехала она медленно. Это насторожило Гната: «Следят, нет ли чего подозрительного на колее».

Через несколько минут из Волновахи на Мариуполь прошел поезд. На платформах стояли танки, орудия. Было и четыре пассажирских вагона.

Михалюта стиснул зубы. «Это тебе не машина на шоссе! Один такой эшелон чего стоит, если полетит с насыпи…»

Из-за тучи выглянуло солнце. Гнат, прищурившись, смотрел на блестящие рельсы, которые тянулись к самому горизонту и где-то там, далеко-далеко, казалось, протыкали хмурое небо.

«Это ж и Наташа ездила здесь. И, наверное, думала о наших встречах на станции Основа?.. Да, все в жизни взаимосвязано…»

Михалюта взглянул на Дмитра Нудьгу, спавшего рядом. Сержант улыбался во сне.

– Счастливый… – прошептал Гнат.

Нудьга, будто услышав его голос, тут же проснулся…

– Отдохни, Гнат! А я послежу и за часовыми, и за обстановкой. Покемарь. Ночь будет напряженная.

– До нее еще дожить надо.

– Доживем. Никуда от нас не денется эта ночь.

– Ты во сне улыбался, словно после поцелуя с Ниной.

– Она и в самом деле мне снилась. Видишь, даже во сне не расстаюсь с ней.

– Половина дня уже тю-тю. По всему видно, что мы прошли сюда незамеченными. Только бы в кошару кто-нибудь не забрел.

– Если кто-то заглянет, задержим до ночи.

Но никто минеров за день не потревожил. Все обошлось благополучно. И вечером они начали готовиться к выходу на железнодорожное полотно.

Более двух часов с перерывами (прошло три поезда) работали уже минеры. Бойцы выдалбливали под рельсами ямки для восьмикилограммовых зарядов и мин, относили с насыпи песок и землю, осторожно, словно хрусталь, опускали в ямки смертоносный груз.

Подрывники хотя и тренировались на рельсах в Ейске, все-таки нервничали, волновались. Особенно нелегко было Михалюте, Нудьге, Колокольцеву и Мусафирову – они настраивали химический электролит на заранее назначенный срок взрыва, ставили «ловушки», которые подорвут заряд, если немцы, обнаружив мины, начнут их обезвреживать.

Когда поставили последнюю – четырнадцатую мину, Михалюта подошел к Нудьге:

– Дмитро, ты как-то говорил про НЗ на берегу залива. Он еще там?

– Конечно. Этот НЗ ждет удобного случая. А почему ты спросил?

– Да та-ак… Потом скажу. Сейчас хлопцы все устали, измучились.

– Это верно… Люди все как выкрученные мочалки, – согласился Нудьга. – Но я, кажется, догадываюсь, что ты задумал.

– Помолчи пока, – предупредил Михалюта. – Дойдем до залива, тогда я все и скажу.

Возвращались подрывники к берегу той же дорогой. Навстречу дул влажный теплый ветер, который нес уже весну. И хотя тяжелые вещмешки опустели (в них не было тротила и мин, запасов продуктов), бойцы шли медленно. Не слышно было ни смеха, ни шуток. Десятки километров, пройденные ими, давали о себе знать.

Через четыре часа минеры наконец добрались до прибрежной полосы. Нудьга вывел группу прямо к кустам, где был спрятан тротил, завернутый в водонепроницаемую ткань.

– После такой каторжной работы и перехода я приказывать не хочу, – сказал тихо Михалюта. – Но у меня есть один план: надо подорвать баржи с боеприпасами, с которых мы были обстреляны. За Мануэля Бельду.

Минеры начали перешептываться. Все знали, что испанцы давно собираются покончить с этими баржами, отомстить за смерть своего земляка.

– Почему раньше не предупредил об этом! Хлопцы уже расслабились. Определенно, – высказал недовольство Воскобойников.

– Нужно всего шесть-семь минеров. Надо снять часовых, взобраться на палубы и там поставить заряды.

– По мне стреляли с этих барж, я и пойду снимать часовых! – вышел вперед Сергей Колокольцев.

– Я тоже пойду! – стал рядом с Колокольцевым Мусафиров.

– А мы что, хуже вас?..

– Ишь, герои…

– Мы тоже пойдем! – послышались голоса.

– Хорошо, – повеселел Михалюта. – Пошли. А те, кто совсем обессилел, пусть не спеша идут к своему берегу. Мы догоним.

Забрав из тайника взрывчатку, подрывники взобрались на кручу, переползли шоссе.

Вскоре они добрались до затона, где стояли неподалеку от берега похожие на длинные скирды две баржи, превращенные немцами в склады боеприпасов.

Ползти по льду было неприятно, то и дело попадались лужи. Многие минеры промокли. Утешала всех одна мысль – отсюда, со стороны берега, враг их не ждет, пулеметы на баржах нацелены в глубь залива.

У барж были выставлены двое часовых. Один прохаживался, постукивал ногой об ногу. Другой дремал, прислонившись к трапу.

В дело пошли финские ножи. Часовые были сняты без шума.

Подрывникам хватило десять минут, чтобы на обеих баржах поставить мины замедленного действия на самый короткий срок, – им не надо было копать лунки, относить землю, возиться с электролитом. Тут все делалось без всякой маскировки, да еще и при ясной луне.

Спустившись по трапам с барж, минеры побежали в сторону южного берега. Бежали из последних сил, скользили, падали в лужи.

– Быстрее! Быстрее! – торопил бойцов Михалюта. – Вот-вот сработают мины.

– Дьяволы, а не люди! Определенно, дьяволы! – кричал Воскобойников, упав на лед. – Где же взять столько сил? Не могу! Вы что? В одну ночь хотите всю вражескую армию разбить?

Над ним склонился Колокольцев.

– Вас ист дас? Сейчас здесь будет такой ад, какого ни один черт не видел. Вставай, батя! И…

Он не договорил.

На барже, стоявшей ближе к берегу, вспыхнул огонь. А через секунду залив вздрогнул от взрыва. Под ногами минеров затрещал лед. В небо взметнулось пламя. Баржа разломилась пополам, корма и нос стали быстро погружаться в воду.

На берегу застрочили пулеметы. Луч прожектора скользнул по заливу и замер на второй барже. И тут же сработала, будто ждала этого мига, вторая мина. В небо снова взметнулся огненный смерч. От грохота взрывов боеприпасов у минеров заложило уши.

Огонь и дым застлали весь вражеский берег.

Воскобойников улыбнулся.

– Ты прав, Сергей! Определенно, ад! Побежали! Теперь у меня столько сил, что я, кажется, до самого берега без передышки смогу добежать…