Текст книги "Ледовый десант"

Автор книги: Павел Автомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

3

Уже вторую ночь полковник Веденский почти не спал, хотя на наблюдательном пункте, расположенном на самом берегу залива, бойцы отдали ему одни нары. Он переживал за минеров старшего сержанта Михалюты, на этот раз ушедших на задание так далеко.

Илья Гаврилович бродил над обрывом, заложив руки за сниму, и через каждые двадцать – тридцать минут спрашивал у дежурного на наблюдательном пункте:

– Ну что там?

– Никаких сигналов, никаких признаков, – отвечал каждый раз одно и то же дежурный.

И вдруг среди ночи на вражеском берегу взметнулись два фонтана огня. Пальцы полковника впились в светящийся циферблат. Стрелка обежала круг, проскочила двадцать семь точек, и Веденский услышал два приглушенных взрыва.

– Это Гнат подорвал баржи! Хотя бы все обошлось благополучно, – прошептал он.

Илья Гаврилович представил, как нелегко сейчас бойцам Михалюты. По ним бьют пулеметы и минометы. Бежать по льду опасно – много полыней, особенно возле берега, где лед исклеван артиллерийскими снарядами. Один неосторожный шаг – и все! Конец! Окажешься на дне залива.

– Дежурный! – повернулся полковник к наблюдательной вышке. – Передайте, чтобы готовили обоз. Как только начнет светать, надо будет выехать навстречу группам.

– Из колхоза только что позвонили: обоз готов. Можно ехать хоть сейчас.

Когда развиднелось, вдали, на ледяном поле, появились темные точки. Вскоре они приобрели очертания человеческих фигур. Минеры возвращались без маскировочных халатов, чтобы скорее заметили свои.

Навстречу им помчались сани.

Через полчаса Доминго, Гаспар, другие бойцы уже выпрыгивали из саней. Они дрожали от холода. Одежда на них смерзлась. Лицо Ангела Гаспара почернело, он еле держался на ногах.

– Что случилось? – с тревогой спросил полковник.

– Хол-лод-дно, – ответил Ангел, стуча зубами.

– Он искупался, – пояснил Доминго. – На льду появилось много промоина.

– Сейчас же идите греться! Смените белье.

Доминго поднял руку:

– Докладывай. Минер моей группа подорвали мост на шоссе и поставил семь мин! – Доминго помолчал и, вздохнув, добавил: – Мадридцы все знают. Но кто баржа без нас уничтожили!

– Си-и… Без нас, – обиженно добавил Ангел Гаспар, еле шевеля языком.

– Минеры старшего сержанта Михалюты, – ответил Веденский.

Доминго улыбнулся.

– Камарадо Михалюта… А договорились вместе… Не хорошо.

Вскоре к берегу подъехала группа Михалюты. Гнат доложил Веденскому о выполнении задания.

– Молодцы, спасибо! – поблагодарил полковник минеров. – Готовься, Гнат, к поездке в Ростов. Тебя вызывают в штаб фронта.

– Зачем? – удивился Михалюта.

– Не знаю, – пожал плечами Илья Гаврилович.

Гнат однажды уже ездил в Ростов – отвозил планшет немецкого инженера и сопровождал пленных. Тогда в разведотделе штаба фронта он сказал о намерении полковника Веденского послать разведчика с радиостанцией на северный берег Таганрогского залива. «Может, в этом и кроется причина вызова?» – подумал Гнат.

4

Подрывники полковника Веденского работали без сбоев, четко по графику. Одни группы ставили мины, другие в это время готовились к походу, третьи, вернувшиеся с задания, отдыхали.

Днем и ночью гремели взрывы на северном берегу – взлетали в воздух склады с боеприпасами, превращались в груду металла эшелоны с танками, орудиями и другой техникой. Движение транспорта на шоссе Мариуполь – Таганрог иногда прекращалось на несколько часов. Не помогли немцам и «тралы» – нагруженные песком сани, которые бронетранспортеры толкали впереди себя. Узнав о «тралении» дороги, подрывники начали ставить мины замедленного действия с таким расчетом, чтобы они взрывались не под первым наездом на них, а под вторым, четвертым и даже десятым.

Гитлеровцы стали минировать свое побережье. На их минах в первые ночи подорвалось четыре минера. Но уже на третью ночь бойцы Веденского наловчились не только обезвреживать вражеские мины, но и переставлять их в другие места – гитлеровцы начали подрываться на своих же минах.

Фашисты прорубили у самого берега длинные полыньи. Но и эта акция не остановила минеров. Они стали брать с собой доски и по ним переползать через проруби.

Фашистское командование подключило к борьбе с подрывниками Веденского авиацию. Немцы хорошо знали, что минеры выходят на задание вечером, когда еще светит солнце, и возвращаются на свой берег поздним утром. Над заливом стали появляться группы «хейнкелей» и «мессершмиттов». Полковник Веденский обратился к командующему фронтом за помощью – в схватку с вражескими самолетами вступили краснозвездные истребители. В небе над побережьем и Азовским морем начались жестокие воздушные бои.

Такой была обстановка в середине сорок второго года на берегах Таганрогского залива.

Староста Анатолий ни днем, ни ночью не знал покоя. Он чувствовал себя между двух огней: с одной стороны – немцы, которым служил, с другой – «белые привидения» с южного берега, которые побывали у него три недели назад.

Свое слово, данное минерам, он держал – консервная банка, спрятанная в яру, не пустовала. В последние дни он все чаще жаловался, что жить в селе ему теперь опасно. Немцы начали догадываться, что в окрестностях села имеются агенты партизан и минеров. Подозревали в шпионаже даже старост и некоторых начальников полицейских участков. А тут еще взрыв барж с боеприпасами. Наказаны многие офицеры за неумение бороться с советскими подрывниками. А что ж тогда ожидать после такого фейерверка ему, старосте села, вблизи которого все это происходит?..

Ранним февральским утром красноармейцы, патрулировавшие на берегу, заметили на льду залива двух неизвестных. Это были начальник полиции Назаров и староста Анатолий.

– Стой! Кто такие?

– Ведите к своим командирам, – сказал Назаров. – Я начальник полиции.

– А я староста, – буркнул Анатолий. – Мы принесли ценные сведения.

Красноармейцы повели их в штаб батальона. За ними увязались мальчишки.

– Полицаев ведут!

– Полицаев поймали! – кричали они, перебивая друг друга, и швыряли в перебежчиков снежками.

К мальчишкам присоединились женщины – раскрасневшиеся, разгневанные. Узнав, что пленные не немцы, а предатели, некоторые хватали палки и рогачи. Шум и крик поднялся на всю улицу.

– Что за гвалт, Варвара Ивановна? – спросила Наташа у хозяйки, вошедшей в хату.

– Полицая и старосту из поселка, что на том берегу, ведут.

Наташа бросилась к окну. Процессия как раз находилась против хаты. Наташа узнала высокого, съежившегося Анатолия и низкого, щуплого Назарова.

«Какой позор! До чего я дожила?.. Гнат, милый, прости меня! Прошу! Я не буду жить с ним. Но сейчас… – Наташа выскочила на улицу, даже не набросив на плечи платка. Услышала ругань, проклятия. – И меня проклинайте, люди! И меня!..»

Крики были такими грозными, что на акациях закаркало воронье, поднялось в небо, закружилось, будто хотело посмотреть, чем же это заняты люди.

Анатолий мысленно прощался с жизнью. Он надеялся переждать в селе Наташи огненный смерч войны. Жить тихо, мирно. Но ничего из этого не получилось. Хотя сначала все вроде бы шло хорошо. Но потом…

Первым потрясением был побег Наташи на советский берег. Будь он тогда дома, убил бы на месте. Казнил себя, что до конца ее не узнал, не раскусил. «Пусть замерзает, если ей не хочется жить, если не понимает, что к чему на войне! – утешал он себя той ночью. – Может быть, дошла, а может?.. Такой ветрище!..»

Другим потрясением, свалившимся как гром среди ясного неба, был приход «белых привидений» во главе с Гнатом Михалютой. Злая судьба свела их с глазу на глаз не только как соперников, любивших одну девушку, но и как врагов.

Надо было спасать себя, и он согласился быть информатором. Он был бы им и дальше, и немцы, возможно, ничего не узнали бы. Но ведь Михалюта сказал, что придет к нему с рацией. А это уже страшно. Это значит смерть. Сигналы рации услышат немцы, засекут, а потом на виселицу и радиста, и того, у кого он скрывался.

«Нет, надо идти на тот берег, так будет лучше. Может быть, свои не расстреляют. Все-таки я им служил, – тешил он себя мыслью. – Да и Наташа, наверно, там. И она замолвит за меня словечко. Ведь мы ребенка ждем! А дитя не виновато, что клокочет такая страшная война и не поймешь, кто кого побеждает и чей будет верх…»

Он решил поговорить об этом с начальником полиции Назаровым. Если бы тот согласился. Ну, посадят в тюрьму. Но ведь не расстреляют же. Посидит, а там видно будет. Если победят немцы, то обязательно выпустят, если возьмут верх свои, учтут, конечно, что он был информатором минеров, и простят все грехи.

Сейчас, когда его вели, будто вора, пойманного с поличным, когда разгневанные женщины, мальчишки толкали в спину, плечи, обзывали грязными словами, он уже каялся, что отважился перейти на этот берег, жалел, что Назаров согласился, – один он не пошел бы. Он проклинал себя, Гната, Наталку. Конечно, можно было бы остаться и там. Но все побережье уже лихорадило. Немцы не таясь говорили, что среди полицаев есть большевистский лазутчик, а может быть, замешан в диверсиях и сам староста, чья жена так неожиданно и бесследно исчезла. Особенно поднялся шум, когда за одну ночь были взорваны два моста, когда от взрыва мины погибло четыре офицера и немецкий инженер, прибывший из Берлина.

Вот тогда-то он и не выдержал, поделился своими мыслями с начальником полиции.

«Как быть? – переспросил Назаров, хитровато прищурившись. – С кручи да в море! Ведь на суше, если не убежим, все равно найдут и повесят. Выход один – на тот берег. Может, простят… Немцы уже бегут от Москвы. Пошли, пока не поздно…»

Он все думал, с какого боку подойти к Назарову, а оказалось, начальник полиции сам искал выход для своего спасения.

– Простите!.. Смилуйтесь, люди! – упал на колени Анатолий.

Вдруг на всю улицу раздался крик:

– Это мой муж! Не убивайте его!

– Наши мужья и сыновья на фронте!..

– А эти гады!.. – зашумели в ответ женщины.

Наташа еле протиснулась в середину толпы.

– Убейте и меня! Это мой муж! – крикнула она так решительно, словно и в самом деле готова была умереть за Анатолия.

Сельчане удивленно посмотрели на нее. Заметили на красивом лице рыжеватые пятна. Застыли в нерешительности…

5

Задержанных допрашивал старший лейтенант Мотыльков в присутствии полковника Веденского.

– Скажите, с какой целью вы перешли на наш берег?

– Мы пришли к вам искупить свою вину, – ответил Назаров, понурив голову.

– А Михалюта еще хотел у старосты поселиться с рацией, – с насмешкой в голосе заметил Мотыльков полковнику. И снова обратился к задержанным: – Чем вы можете это доказать? Где гарантия, что вы пришли не как шпионы?

– Клянусь, нет! – вскинул Назаров голову.

– А может быть, вы надеялись затеряться в нашем тылу, сменить фамилии и продолжать жизнь, словно и не служили немцам? – спросил Веденский. – Что скажете на это, господин Анатоль?

Услышав свое имя да еще с прибавкой «господин», Анатолий вздрогнул.

– Понимаю, я не заслуживаю доверия. Но я не шпионить пришел, – залепетал он. – Мне угрожала виселица. Вдруг не стало жены, немцы решили, что она ушла к партизанам. А тут еще эти взрывы. Меня вчера вызывали в Бердянск, в гестапо.

– И вы пошли на этот берег с надеждой, что наш народ милосердный?

Анатолий вобрал голову в плечи, стиснул зубы.

– Дайте мне возможность кровью искупить свой позор! – воскликнул Назаров. – Пошлите меня за «языком», и я вам его приведу. Хотите, забросаю гранатами комендатуру! Только поверьте мне!

– А староста приведет «языка»? – спросил Мотыльков.

– Нет, у него не хватит духа, – ответил Назаров. – Приведу я! Он до смерти испугался, когда на нас набросились женщины и мальчишки. Если бы не Наталка, он, наверное, умер бы от страха.

– А может, от стыда и позора?

Анатолий выпил стакан воды, еще больше втянул голову в плечи.

– Я служил у немцев, – продолжал Назаров, – но я не убил ни одного человека. Дайте мне возможность искупить вину своей кровью в бою, а не у стенки. Уверяю вас…

– Не убил, потому что не хватило времени, – прервал его Мотыльков. – Попав в окружение, старшина Назаров спрятался. Не попытался перейти линию фронта или найти партизан. Превратился в послушную овечку. Немцы приказали ему стать на учет, и он стал. Приказали служить в полиции, и он стал полицаем. Так?

– Так, – буркнул Назаров. – Тогда я не верил, что немцев можно остановить. Моя вина. Расстреляйте меня! Только не пишите об этом матери.

– Ишь, мать он вспомнил! – покачал головой Веденский. – Что же ты раньше о ней не подумал?

– Очень прошу вас, не пишите матери, что меня расстреляли свои, – повторил Назаров. – Пусть я буду среди тех, кто пропал без вести.

Мотыльков закурил папиросу, прошелся по комнате:

– Сколько солдат в гарнизоне вашего села?

– Две сотни, – ответил Назаров.

– И… комендатура в школе, – добавил приглушенным голосом Анатолий. – За высоким забором с колючей проволокой.

– Две сотни, говорите? И комендатура в школе? – переспросил Мотыльков.

– Да, – кивнул Назаров. – Я хорошо знаю и подходы к штабу полка на Кривой Косе. Не раз там бывал.

Мотыльков повернулся к конвоиру.

– Уведите их!

Назаров и Анатолий встали.

– Могу я встретиться со своей женой? – спросил Анатолий.

– Наташа не хочет с вами встречаться, – ответил Мотыльков.

– Не может быть! – воскликнул Анатолий. – Ведь она спасла меня, собой рисковала.

– Может быть, потому и не хочет, что спасла. Идите!

Когда Анатолия и Назарова вывели, Мотыльков вопросительно посмотрел на полковника:

– Я сам поведу бойцов в село и разгромлю комендатуру.

– Согласен, – ответил Веденский. – Мне кажется, что этот второй, Назаров, в разговоре был более откровенным. А староста идет куда ветер дует. Но в этой ситуации именно он должен провести наших бойцов в село. Так надо для него самого.

Настроение у Анатолия было угнетенным. Где же Михалюта? Должен же подтвердить, что он, Анатолий, передавал минерам сведения о немцах. А может, это и хорошо, что его нет? Скажет, что не выдержал староста, оставил свой пост, назовет трусом.

И еще одно мучило Анатолия – Наташино поведение! Отказалась от встречи с ним. А он радовался, что она жива, верил, что любит, ведь только любовь может толкнуть женщину на такой поступок. Другая бы сказала: «Так ему и надо, получай по заслугам!» А Наташа защитила его от разозленных женщин, взяла позор, бесчестье и на себя. В те жуткие минуты она была для него ангелом. Но почему же теперь не хочет его видеть?

И вдруг Анатолий понял: причиной всего является все тот же Гнат Михалюта. Он, как привидение, преследует его с тех нор, как они расстались с ним на Южном вокзале в Харькове…

– Ты что скрежещешь зубами? – нарушил молчание Назаров. – Кого ты так пережевываешь?

– Тебе еще и смешно? – вспыхнул Анатолий.

– Нет, не смешно. Я все думаю, как нам надежнее комендатуру разгромить. Без этого мы здесь не нужны… А ты, конечно, боишься?

– Да, боюсь, потому что родился для другого дела.

– Хочешь быть директором завода? Министром? Похвально! Однако ты не забывай, что сейчас война… Ты как себе хочешь, а я поведу минеров на тот берег. Не использовать такой шанс – значит быть совсем дураком. Это единственная возможность спастись от расстрела. А твоя Наталка – женщина что надо. Таких еще поискать! Ты не стоишь и мизинца ее…

– Не мели чепухи! – оборвал Назарова Анатолий.

– Правду говорю. Наталка – святая женщина. Молись на нее. Ты совсем ей не пара. Понял? – Назаров сплюнул под ноги, лег на нары, повернулся лицом к стене.

6

Гнат вернулся из Ростова через пять дней. С ним прибыл и представитель Азовской флотилии капитан третьего ранга Багатолетко.

Увидев свет в окнах школы и услышав сквозь открытые форточки бодрую мелодию, Михалюта попросил шофера остановиться.

– Разрешите, товарищ капитан третьего ранга, мне здесь выйти? Водитель отвезет вас к полковнику. Я скоро приду.

– Хорошо. Можете быть свободны, – кивнул Багатолетко.

Газик помчался дальше, а Михалюта направился к школе.

В окно он увидел группу бойцов и девчат. Возле Зины Головатой стоял с гитарой Марьяно Чико. «Значит, вернулся из госпиталя, – улыбнулся Гнат. – Это хорошо».

Зина склонилась к Марьяно, что-то сказала ему. Он кивнул, ударил по струнам гитары. Минеры и девчата дружно захлопали в ладони, отбивая ритм мелодии. Нина пригласила на танец Дмитра Нудьгу.

«Ведь как бывает в жизни, – покачал головой Гнат. – Живут парень с девушкой рядом или служат в одной части, и девушка не знает, что парень любит ее, вздыхает по ней украдкой. Но стоит подсказать ей, и, глядишь, появилась на свете еще одна счастливая пара… Вышла бы Наташа замуж за такого, как Нудьга, слова бы ей не сказал в упрек. А то нашла вьюна, пескаря скользкого. Эх, Наталка-Наталка…»

Гнат хорошо понимал, что Анатолий пришел не за тем, чтобы искупить свой позор. Он побоялся прятать его с рацией в хате. А план – поселиться на той стороне залива – одобрили в разведотделах армии и фронта. И вот этот слизняк так подвел, приплелся в расположение батальона минеров.

С моря дул теплый, влажный ветер. Не за горами весна. Скоро растает лед в заливе. И тогда у минеров кончится здесь работа, батальон, конечно, передислоцируют на другой участок фронта. Подрывники оставят знакомых девчат, а кто и жену. Не все доживут до Дня Победы. Не все вернутся к своим родным, женам, любимым. Что поделаешь? Война есть война…

Бойцы-украинцы сильными голосами запели известную украинскую песню:

 
Розпрягайте, хлопці, коней,
Та й лягайте спочивать,
А я піду в сад зелений,
В сад криниченьку копать.
 

Весь батальон подхватил уже по-русски:

 
Раз… Два… Калина,
Чернявая дивчина,
В саду ягодку рвала…
 

В штабе батальона Михалюта застал полковника Веденского, комбата Мотылькова и капитана третьего ранга Багатолетко.

– Взятый вашими минерами в плен обер-лейтенант Беккер, – сказал Багатолетко, – дал ценные сведения о гарнизоне на Кривой Косе. Пока что там расположены три артиллерийские и три минометные батареи, осветительные установки и десять смонтированных на автомашинах радиостанций. Я сказал «пока что» неслучайно. Наличие стольких передвижных радиостанций свидетельствует о намерении немцев прислать на Кривую Косу еще воинские части. Сборным батальоном поручено командовать мне.

– Что ж, это хорошо, – кивнул Веденский, и добавил, посмотрев на Михалюту: – Некоторые наши минеры уже подружились с вашими моряками в Ейске.

– Ваше командование угадало наше желание – ударить сообща по Кривой Косе, – улыбнулся Мотыльков. – Встретим праздник Красной Армии и Флота вместе с вами! Сварим на Кривой Косе отличную уху!

– Сварим! – улыбнулся и Багатолетко. – Но надо спешить, пока немцы сами не ударили с Кривой Косы и пока лед не стал хрупким.

Мотыльков обратился к Михалюте:

– Рассказывай, что там в разведотделе?

– Наверное, заберут меня от вас. Пошлют с рацией на тот берег. Не надо было в штабе показываться на глаза, – невесело произнес Гнат.

Все притихли. Гнат понимал, что и капитан третьего ранга, и старший лейтенант, и полковник сейчас думают о нем. Может быть, сочувствуют ему. Ведь работать в тылу, где нет лесов, а только степь и море, где села и города забиты немцами, нелегкое дело.

– Товарищ старший лейтенант, а как ведут себя перебежчики? – после долгой паузы спросил Гнат.

– Ты опоздал с вопросом. Пока ты находился в Ростове, я водил бойцов на разгром комендатуры. Проводниками были перебежчики, – сказал Мотыльков.

– И что же? – заинтересовался Михалюта.

– До берега и поселка мы прошли незамеченными: проводники оказались надежными. Местность и расположение немцев знали хорошо. Назаров еще и прикончил часового возле комендатуры. Мы заминировали объект. Мины загремели, когда мы спустились с кручи на лед. В небе вспыхнули ракеты, нас обнаружили. Без боя не обошлось. Тогда и был убит Назаров, а Анатолий ранен в плечо.

– Пролил, значит, Анатолий Петрович кровь в бою, – задумчиво произнес Михалюта. – Снял с себя вину и перед Наталкой…

– Я еще не сказал вам об одной просьбе, – обратился капитан третьего ранга к Веденскому. – Командующий флотилией просит прислать к нам минеров-инструкторов, чтобы подучить моряков вашей специальности для действий в тылу противника. Скоро весна, корабли смогут выйти в море, наши десанты будут действовать на суше.

– Мы откомандируем к вам испанцев – Доминго и Чико. И еще кого-нибудь из наших, – ответил Веденский.

– Заранее благодарю. Без мин на вражеском берегу нам нечего делать.

– Да, это так, – согласился Веденский. – Без мин на войне не обойтись. – И задумчиво добавил: – Особенно без мин замедленного действия и мин, управляемых по радио.

Михалюта вышел из штаба.

Ночь была звездная. Воздух чистый, морозный. Дышалось легко.

Внизу, под кручей, – полоска берега и море, закованное льдом, с озерцами воды. Ранняя весна! Небо с каждым днем становилось все синей и синей, а ночью – темным, аж черным.

Гнат запрокинул голову.

«Сколько же этих звезд! Сверкают себе, и нет им никакого дела до наших земных забот, до наших бед и страданий…»